Эдгар Эллень-Поэ. Северо-американский поэт (Бодлер; Пантеон)/ДО: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 39:
На литературномъ поприщѣ часто встрѣчаются люди, у которыхъ какъ будто написано на лбу таинственное слово ''несчастiе''. Нѣсколько лѣтъ тому предъ судилище былъ приведенъ одинъ несчастный, у котораго была подобная-же надпись: «нѣтъ успѣха.» Эта надпись объясняла преимущественный характеръ его жизни, какъ заглавія книгъ объясняютъ сущность ихъ содержанія: по изслѣдованіи дѣла, судьи нашли, что жизнь этаго страннаго человѣка дѣйствительно согласовалась съ его ерлыкомъ. Въ литературномъ мірѣ, счастіе распредѣляется такимъ же образомъ. Чего не дѣлалъ Гофманъ, чтобы обезоружить судьбу? Чего не предпринималъ Бальзакъ, чтобы задобрить фортуну? И въ то самое время, когда Гофманъ уже могъ не чувствовать прежнихъ лишеній, когда, книгопродавцы наперерывъ старались пріобрѣтать его фантастическіе разсказы, когда онъ успѣлъ составить себѣ библіотеку, о которой такъ давно мечталъ, въ то самое время онъ содѣлался жертвою лютой болѣзни. Бальзакъ стремился всю жизнь къ достиженію трехъ вещей: во первыхъ, ему хотѣлось сдѣлать правильное и полное изданіе своихъ сочиненій; во вторыхъ онъ желалъ расплатиться съ долгами и въ третьихъ, онъ постоянно услаждалъ себя мыслію о вступленіи въ бракъ съ любимою женщиною: наконецъ, благодаря неимовѣрнымъ трудамъ, которые своею громадностію могли бы устрашить людей самыхъ трудолюбивыхъ и честолюбивыхъ, Бальзакъ достигъ желаемыхъ цѣлей: сочиненія его были изданы, долги — уплачены, бракъ — состоялся. Безъ всякаго сомнѣнія, Бальзакъ былъ на верху счастія. Но долго-ли онъ наслаждался полнымъ успѣхомъ? Послѣ долгой и мучительной болѣзни Бальзакъ умеръ.
 
Такимъ образомъ, одни изъ этихъ людей, которыхъ мрачный и отчаянный геній наводитъ на васъ невольный страхъ, какъ будто, съ преднамѣреніемъ были брошены случаемъ среди самыхъ враждебныхъ элементовъ. Другіе, съ душою нѣжной и чувствительной, упоительные Вовенарги, медленно развиваютъ свои болѣзненныя силы среди удушливой атмосферы труда и заботъ. Не рѣдко серцасердца, пламенѣющія любовію къ природѣ, къ чистому воздуху, должны изнывать за тяжелыми затворами. А сколько комическихъ, смѣтливыхъ талантовъ, которыхъ смѣхъ впрочемъ иногда походитъ на судорожную икоту или на плачь, были посажены судьбою за письменный столъ какой нибудь конторы, рядомъ съ посредственностію? И такъ, неужели эти свѣтлыя души, посвящающія все свое стремленіе на пользу общую, должны на пути своемъ постоянно приносить самихъ себя въ жертву? Тщетны усилія ихъ къ собственной оборонѣ, тщетны ихъ предосторожности, тщетно благоразуміе. Запремъ плотнѣе всѣ входы, замкнемъ двери на двойной замокъ, закупоримъ окна; но мы забыли приэтомъ задѣлать скважину въ замкѣ, и духъ зла уже проникъ въ наше убѣжище.
 
Leur chien meme les mord et leur donne la rage.
Строка 49:
Не много ранѣе того времени, какъ Бальзакъ, жалуясь на судьбу, лишающую его возможности довершить похвальныя намѣренія, сошелъ въ могилу, Эдгаръ Поэ, имѣвшій много общаго съ Бальзакомъ, также сдѣлался жертвою самой лютой смерти. Франція потеряла въ Бальзакѣ одного изъ величайшихъ геніевъ, Америка утратила въ Поэ романиста, критика, философа, который былъ созданъ не для нея. Многiе еще не слыхали о кончинѣ Эдгара Поэ, другіе представляютъ его себѣ молодымъ фельетонистомъ, который брался за перо только въ минуты праздныхъ отдохновеній, и зналъ литературную жизнь только со стороны самаго полнаго и блистательнаго успѣха. Между тѣмъ, на самомъ дѣлѣ было совершенно противное.
 
Г. Поэ принадлежалъ къ семейству чрезвычайно уважаемому и извѣстному въ городѣ Бальтиморѣ. Отецъ его былъ quarter-master-general<ref>Начальникъ Главнаго Штаба и Интендантъ.</ref>. Лафайеттъ питалъ къ нему особенное уваженіе и дружбу. Въ послѣдній пріѣздъ его въ городъ Бальтиморъ, онъ посѣтилъ вдову Поэ и увѣрялъ ее въ своей дружбѣ и признательности за тѣ услуги, какія оказалъ ему ея покойный мужъ. Прадѣдъ Поэ былъ женатьженатъ на дочери англійскаго адмирала Макъ-Брида. Отецъ Поэ получилъ обширное образованіе. Пламенно влюбившись въ молодую, прелестную актрису, онъ увезъ ее и женился на ней. Чтобы еще ближе связать судьбу свою съ нею, онъ также рѣшнлсярѣшился посвятить себя театру. Но какъ они оба не имѣли дарованій для сцены, то должны были проводить жизнь въ нуждѣ и лишеніяхъ. Жена его еще имѣла то преимущество, что она была красавица, и публика, восхищаясь ея красотою, забывала недостатки ея игры. Въ одну изъ своихъ поѣздокъ, они прибыли въ городъ Ричмондъ и оба тамъ умерли, несколько дней спустя одинъ послѣ другаго. Чрезмѣрныя лишенія и крайняя нищета были причиною ихъ смерти.
 
Вотъ какимъ образомъ Эдгаръ Поэ, этотъ маленькій несчастливецъ, остался на произволъ судьбы, безъ хлѣба, безъ пристанища, безъ покровителей, хотя природа щедро надѣлила его своими дарами. Богатый негоціантъ города Бальтимора, г. Элленъ, сжалился надъ бѣднымъ малюткой: плѣнившись красотою маленькаго Эдгара, онъ взялъ его въ свой домъ, и наконецъ рѣшился усыновить. Эдгаръ Поэ воспитывался въ полномъ довольствѣ и получилъ самое блестящее образованіе.
Строка 55:
Въ 1816 году онъ послѣдовалъ за своимъ благодѣтелемъ въ Англію, Ирландію, Шотландію. На возвратномъ пути Элленъ оставилъ его у доктора Брандсбея, содержавшего обширное воспитательное заведеніе въ ''Стокъ-Невингтонѣ'', невдалекѣ отъ Лондона. Въ этомъ заведеніи Эдгаръ оставался безъ малаго пять лѣтъ.
 
Всѣ, кто только размышлялъ о собственной жизни, или переносился мыслію въ прошедшее, для того, чтобы сличать его съ настоящімъ, всѢвсѣ тѣ, которые усвоили себѣ привычку психологически изслѣдовать движенія собственной души, легко согласятся, что образованіе генія во многомъ зависитъ отъ впечатленій молодости. Эти впечатленія глубоко запечатлѣваются въ юномъ и воспріимчивомъ воображеніи; въ дѣтствѣ всѣ краски кажутся яркими и каждый звукъ отзывается чѣмъ-то таинственнымъ.
 
Характеръ, дарованіе, слогъ писателя вполнѣ образуются подъ вліяніемьвліяніемъ этихъ впечатленій, повидимому, очень, обыкновенныхъ. Если-бы всѣ люди, игравшіе не послѣднюю роль на поприщѣ міра, вели журналы впечатленіямъ ихъ дѣтства, то мы имѣли-бы превосходнѣйшій психологическій словарь. Образы и мысли Эдгара Поэ выпукло оттѣняются между произведеніями американской литературы. Соотечественники почти не признаютъ его американцемъ, а между тѣмъ, положительно можно сказать, что онъ не англичанинъ. Вотъ почему мы должны съ удовольствіемъ сообщить читателю о сдѣланномъ нами открытіи одного изъ его разсказовъ, въ числѣ множества другихъ. Этотъ разсказъ, подъ заглавіемъ ''Вилльямъ Вильсонъ'' (William Wilson), заключаетъ въ себѣ замѣчательное повѣствованіе о пребываніи Поэ въ ''Стокъ-Невингтонской'' школѣ. Всѣ разсказы Эдгара Поэ имѣютъ характеръ біографическій. Въ его произвѣденіяхъ всегда отражается онъ самъ. Опісываемыя имъ событія и лица составляютъ только обстановку его собственныхъ воспоминаній. Названный нами разсказъ мы представляемъ здѣсь въ переводѣ.
 
"Самыя цвѣтущія воспоминанія о моей школьной жизни тѣсно переплетаются съ представленіемъ обширнаго дома въ Елисаветинскомъ стилѣ, въ одной изъ туманныхъ деревень Англіи, гдѣ находится множество гигантскихъ и сучковатыхъ деревъ, и гдѣ всѣ дома отличаются глубокою дровностiюдревностiю. ДѣііствительноДѣйствительно, этотъ почтенный старинный городокъ имѣлъ видьвидъ фантасмагорическій и представлялся воображенiю, какъ мечта поэта. Мнѣ кажется, что и въ настоящую минуту я еще чувствую пріятную прохладу его тѣнистыхъ аллей, какъ будто впиваю въ себя ароматическую влагу испареній отъ пышныхъ лѣсовъ и садовъ, какъ будто вижу передъ собою величественную готическую колокольню, одѣтую мглою тумановъ и съ какимъ-то сладостнымъ трепетомъ прислушиваюсь къ гулу знакомаго колокола, который нѣкогда, каждый часъ, своими мѣрными и торжественными ударами, нарушалъ спокойную тишину живописной окрестности.
 
"Я съ особеннымъ наслажденіемъ предаюсь теперь этимъ мелочнымъ воспоминаніямъ о моей школьной жизни. Бѣдственное мое положеніе даетъ мнѣ право думать, что я не могу подлежать суду критики за то, что мое сердце находитъ отраду въ этихъ легкихъ и быстро мелькающихъ воспоминаніяхъ. Притомъ, какъ-бы они ни были ничтожны сами по себѣ, по моимъ понятіямъ, они заслуживаютъ особеннаго вниманія по причинѣ ихъ сродства съ послѣдующими обстоятельствами, имѣвшими вліяніе на пасмурную судьбу всей моей жизни. И такъ, позвольте-же мнѣ предаться моимъ воспоминаніямъ.
 
"Домъ, занимаемый нашимъ заведеніемъ, какъ я уже замѣтилъ, имѣлъ наружность ветхаго и неправильнаго строенія. Мѣстность его пригодьевъ была довольно обширна и со всѣхъ сторонъ обнесена каменною стѣною, покрытою сверху толстымъ слоемъ извести и толченаго стекла. За черту этого забора, никто изъ насъ не смѣлъ переступить: это была граница нашимъ прогулкамъ. Только три раза въ недѣлю мы вырывались изъ за этой ограды: во-первыхъ, каждую субботу намъ дозволялось общею гурьбою прогуливаться нопо сосѣднимъ дачамъ, подъ присмотромъ двухъ воспитателей. Потомъ, въ воскресенье утромъ и вечеромъ, мы отправлялись въ строгомъ порядкѣ, въ единственную церковь нашей деревни. Содержатель нашей школы былъ вмѣстѣ съ тѣмъ проповѣдникомъ этой церкви. Съ какимъ глубокимъ чувствомъ удивленія и недоумѣнія устремлялъ я на него мои взоры со смиренной скамьи, на которой обыкновенно насъ сажали, въ то время, когда онъ медленнымъ и торжественнымъ шагомъ переступалъ по ступенямъ каѳедры. Мнѣ казалось непостижимымъ, что этотъ почтенный старецъ, съ кроткою и важною наружностію, облеченный въ лоснящуюся и роскошно волнующуюся рясу, въ тщательно напудренномъ парикѣ, тотъ самый человѣкъ, который за часъ перёдъ этимъ, сидя въ классахъ, съ линейкою въ рукахъ приводилъ въ исполпеніеисполненіе Драконовы законы школы!
 
"Въ одномъ изъ угловъ капитальной стѣны нашего заточенія грозно рисовалась довольно массивная дверь; она была вся испещрена гвоздями и сдѣлана съ огромнымъ запоромъ и желѣзными иглами на верху. Какое-то непостижимое чувство страха невольно пробуждалось въ сердцахьсердцахъ при взглядѣ на эту дверь! Она была почти всегда заперта и отворялась только три раза въ недѣлю, для извѣстныхъ уже выходовъ и возвращеній. Всякій разъ, когда она скрипѣла на своихъ громадныхъ петляхъ, это скрипѣніе отзывалось чѣмъ-то таинственнымъ и въ душѣ возникалъ цѣлый міръ самыхъ величественныхъ и меланхолическихъ мечтанiй.
 
"Обширная ограда около нашего заведенія имѣла неправильную форму и раздѣлялась на многія части, изъ которыхъ три или четыре самый большія составляли садъ, предназначенпыйпредназначенный для нашихъ рекреаціонныхъ прогулокъ. Этотъ садъ былъ выровненъ довольно гладко и вымощенъ мелкимъ камнемъ. Я очень хорошо помню, что въ немъ не было ни деревьевъ, ни скамеекъ и ничего въ этомъ родѣ; онъ былъ расположенъ позади дома. Противъ фасадной стороны зданія находился небольшой паркъ, усаженный буковыми деревьями и другими кустарниками; но мы удостоивались проходить чрезъ этотъ завѣтный оазисъ въ весьма рѣдкихъ случаяхъ, какъ напримѣръ, при первоначальномъ прибытіи въ школу, или при выпускѣ или когда мы отправлялись къ роднымъ на праздникъ Рождества Христова, или на ваканціи около праздника Святаго Іоанна.
 
"Но что сказать о самомъ домѣ? О, какая это была чудная старинная архитектура! На мои глаза онъ представлялся какимъ-то волшебнымъ замкомъ. Казалось, нельзя было исчислить всѣхъ его затѣйливыхъ очертаній и поворотовъ. Съ перваго взгляда на зданіе нельзя было рѣшителыюрѣшительно сказать, который изъ его двухъ этажей опирался на другой. При переходѣ изъ одной комнаты въ другую на вѣрное можно было встрѣтить необходимость или подняться нѣсколько ступеней вверхъ или спуститься нѣсколько ступеней ниже. Боковые корридоры были безчисленны и совершенно непостижимы, они изгибались по разнымъ направленіямъ и потомъ часто извивались по обратному направленнонаправленiю, такъ, что имѣть полное и ясное понятіе о цѣломъ зданіи было такъ-же трудно, какъ имѣть ясное понятіе о безконечномъ пространствѣ. Въ продолженіе пяти лѣтъ моего постояннаго пребыванія въ заведеніи, я никогда не былъ въ силахъ съ точностію опредѣлить, въ какой части зданія находился маленькій дортуаръ, предназначенный для меня, вмѣстѣ съ восемнадцатью или двадцатью другими воспитанниками.
 
"Зала для занятій была самая обширная въ домѣ, и я нисколько не затрудняясь предполагалъ, что обширнѣе ея не могла быть ни одна зала въ мірѣ. Она была очень длинна, узка и отвратительно низка; окна въ ней имѣли стрѣльчатую форму, а потолокъ былъ сдѣланъ изъ дубоваго дерева. Въ отдаленномъ углу этой залы, находилась небольшая комнатка, имѣвшая квадратную форму и занимавшая отъ восьми до десяти футовъ пространства. Эта комнатка своею таинствениостіютаинственностію наводила на насъ невольный трепетъ. Въ ней нашъ начальникъ, почтенный докторъ Брандсбей иногда просиживалъ по нѣскольку часовъ. Комнатка эта запиралась довольно массивною дверью и въ отсутствие нашего содержателя мы-бы согласились лучше умереть самою лютою смертію, чѣмъ рѣшиться ее отворить. Въ другихъ мѣстахъ залы находились подобныя-же мѣста, однако далеко не внушавшія такого уваженія, какъ первое; хотя они также были предметомъ не меньшаго страха. Первое изъ этихъ двухъ мѣстъ была каѳедра учителя классическихъ наукъ, другое было предназначено для каѳедры учителя математики и англійскаго языка. Посреди залы въ безконечномъ безпорядкѣ находились скамейки и пюпитры, черные, старые, ветхіе, пострадавшіе подъ тяжестію книгькнигъ и подъ вліяніемъ перочиннаго ножа, начертившего на ихъ поверхности всевозможныя украшенія, начиная отъ заглавныхъ литеръ и оканчивая затѣйливыми фигурками, такъ, что и безъ того ихъ жалкая первоначальная форма совершенно теряла свое индивидуальное значеніе. Въ одномъ концѣ залы находилась огромная кадка съ водою, а въ другомъ стояли стѣнные часы, самого изумительнаго размѣра.
 
"Находясь въ стѣнахъ этой почтенной академіи, я проводилъ третіе пятилѣтіе моей жизни безъ малѣйшей скуки и отвращенія. Дѣтскій мозгъ такъ плодотворенъ, что ему не нужно искать развлеченія въ забавахъ міра, для того, чтобы находить пищу для занятій и для веселья. И повидимому монотонная жизнь въ школѣ, для меня была исполнена самыхъ сильныхъ побужденій къ разнородной дѣятельности, чего въ послѣдствіи, въ моей ранней молодости, я тщетно старался отыскать въ треволненіяхъ страсти и удовольствій, или въ зрѣломъ возрастѣ въ планахъ къ достижениедостиженiю счастія. И такъ, должно-ли предполагать, что мое умственное развитіе имѣло мало общаго съ обыкновенными условіями этого процесса, или что оно даже совершенно выходило изъ обыкновеннаго порядка. По большей части, происшествія дѣтства оставляютъ въ памяти человѣка, слабое впечатлѣніе, когда онъ уже достигнетъ зрѣлаго возраста. Они представляются его уму въ какомъ-то смутномъ видѣ, или имѣютъ характеръ едва мерцающихъ воспоминаній, или какого-то несвязнаго хаоса разнородныхъ удовольствій и фантасмагорическихъ видѣній. Со мною было не такьтакъ. Должно быть, еще ребенкомъ, я умѣльумѣлъ чувствовать съ энергіею взрослаго человѣка, потому-что всѣ впечатлѣнія этого отдаленнаго возраста такъ сильно и отчетливо запечатлѣлись въ моей памяти, что ихъ можно весьма правильно уподобить вырѣзкамъ на карѳагенскихъ медаляхъ.
 
"Если рассматривать эти происшествія дѣтства въ значеніи ''факта'' (я принимаю здѣсь слово ''фактъ'' въ томьтомъ ''ограниченномъ смыслѣ'', какъ понимаютъ его свѣтскіе люди), то какая бѣдная жатва представится для воспоминанія! утро, вечеръ, пробужденіе и часъ ложиться спать; заданные уроки, репетиціи, переодическіе отпуски, прогулки, рекреаціонные часы, неизбѣжныя распри съ товарищами, школьныя игры, интриги; но все это, уже давно забытое, по весьма естественному техническому закону, вмѣстѣ съ тѣмъ послужило къ тому, чтобы породить въ душѣ цѣлое море разнородныхъ ощущеній, цѣлый міръ фантастическихъ происшествій, цѣлый хаосъ многообразныхъ движеній души и самыхъ страстныхъ и лихорадочныхъ ея побужденій. «Oh! le beau temps que ce siècle de fer!»
 
Что вы скажите объ этомъ отрывкѣ? Не угадываете-ли вы изъ него, хотя приблизительно, характеръ этого необыкновеннаго человѣка? Что касается до насъ, то намъ кажется, что въ этомъ изображеніи школьной жизни таится содроганіе при воспоминаніи объ мрачныхъ годахъ затворничества. А между-тѣмъ, Эдгаръ Поэ пишетъ въ такомъ духѣ, какъ-будто онъ не испыталъ всей тяжести годовъ затворничества, всей болѣзнености несчастнаго и покинутаго дѣтства, непріятнаго ощущенія боязни, вражды товарищей, грустнаго сиротства сердца, однимъ словомъ, всѣхъ этихъ мучительныхъ страданій юныхъ лѣтъ. Столько причинъ къ грусти — и онѣ не могли его побѣдить. Будучи молодъ, онъ любитъ одиночество, или лучше сказать, онъ не чувствуетъ его; собственныя страсти доставляютъ ему наслажденіе. Плодотворный мозгъ ребенка-Поэ во всемъ видитъ одно пріятное, на все бросаетъ самый яркій колоритъ. Изъ этого тотчасъ можно заключить, что сила воли и самостоятельная гордость будутъ играть важную роль въ его жизни. Еше болѣе! Нельзя развѣ изъ его собственныхъ словъ замѣтить, что онъ любитъ ''страданіе'', что онъ какъ-будто вызываетъ къ себѣ будущую подругу своей жизни и выжидаетъ ея появленія съ какимъ-то упоительнымъ равнодушіемъ, какъ юный гладіаторъ? Бѣдный ребенокъ не имѣетъ ни отца, ни матери, а между-тѣмъ онъ счастливъ; онъ даже съ гордостію говоритъ, что воображеніе его полно впечатлѣній, какъ карѳагенская медаль.