Эдгар Эллень-Поэ. Северо-американский поэт (Бодлер; Пантеон)/ДО: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки |
Нет описания правки |
||
Строка 93:
При послѣднемъ посѣщеніи Ричмонда, Поэ два раза давалъ публичныя чтенія. Необходимо сказать пару словъ объ этихъ чтеніяхъ, потому-что они играютъ важную роль въ литературной жизни Соединенныхъ Штатовъ. Ни одинъ законъ не воспрещаетъ писателю, философу, поэту объявить, что онъ желаетъ публично прочесть диссертацію о какомъ-нибудь литературномъ предметѣ, или предметѣ философическомъ. Для этой цѣли нанимается особая зала, каждый желающій слушатъ чтеніе платитъ за входъ. Публика иногда собирается значительная, иногда ея вовсе нѣтъ. Въ послѣднемъ случаѣ, такое предпріятіе или лучше спекуляція считается неудачною, какъ и большая часть коммерческихъ случайныхъ спекуляцій. Однако, когда пронесется слухъ, это публичное чтеніе будетъ совершено лицомъ, извѣстнымъ въ литературѣ, тогда бываетъ сильный приливъ публики, и лекція походитъ на какое-то литературное торжество. Такое обыкновеніе въ Соединенныхъ Штатахъ даетъ право думать, что оно перешло туда изъ французскихъ школъ. Оно невольно заставляетъ вспомнить объ Андріе (Andrieu), Лагарпѣ, о Бур-Лорміанѣ (Baour-Lormian).
Эдгардъ
Тамъ можно встрѣтить и поэтовъ-гуманистовъ, и поэтовъ общественныхъ, и поэтовъ покровителей хлѣбопашества, и поэтовъ строителей для самихъ себя, work-houses. Поэ во время своихъ чтеній явно возсталъ противъ всѣхъ этихъ поэтовъ. Въ своихъ началахъ и доводахъ онъ вовсе не доказывалъ, подобно тѣмъ фанатическимъ раскольникамъ, которыхъ часто выводитъ на сцену Гёте, что ''все прекрасное не можетъ имѣть никакой пользы;'' но онъ только хотѣлъ опровергнуть то ложное ученіе, которое называетъ въ новѣйшее время ересью все то, что не приноситъ ''прямой практической пользы.'' Изъ этого можно усмотрѣть, что Поэ своимъ возрѣніемъ на поэзію оправдывалъ или одобрялъ романтическое направленіе французской литературы. Онъ говорилъ: «умъ нашъ обладаетъ элементарными способностями, которыхъ цѣли различны. Однѣ стремятся къ удовлетворенію разумичности, другія различаютъ оттѣнки и формы, третьи созидаютъ цѣлое. Логика, живопись, механика суть плоды этихъ способностей. Какъ мы имѣемъ нервы для ощущенія пріятнаго запаха, нервы для различенія превосходныхъ цвѣтовъ, и нервы доставляющіе намъ пріятное чувство отъ прикосновенія къ гладкому тѣлу, также точно намъ дана способность постигать ''прекрасное'', она имѣетъ свою цѣль и свои средства, ей собственно принадлежащія. Поэзія проистекаетъ изъ этой способности; она соглашается только съ понятіемъ о прекрасномъ, но ни съ какимъ другимъ. Значило-бы оскорблять ее подчинивъ вліянію другихъ способностей (c’est lai faire injure que de la soumettre au critérium des autres facultés). Поэзія также ни въ какомъ случаѣ не можетъ имѣть сродства ни съ какимъ другимъ элементомъ, кромѣ какъ съ тѣмъ, которое составляетъ пищу ума, потому-что она сама получала отъ него свое начало. Что поэзія дѣйствительно приноситъ пользу, объ этомъ никто не спорит], но пользы нельзя считать ея цѣлію; это уже неожиданная выгода, отъ нея получаемая. Никто, не будетъ удивляться, если какой-нибудь рынокъ, или пристань при всѣхъ условіяхъ коммерческаго удобства, будутъ имѣть красивую и даже изящную наружность, хотя это послѣднее условіе не составляло главной цѣли архитектора или инженера, строившаго ихъ.» — Поэ, для подтвержденiя своей темы, дѣлалъ критическій разборъ нѣкоторымъ мѣстамъ изъ американскихъ и англійскихъ поэтическихъ произведеній. Его просили, чтобы онъ прочелъ свое собственное сочиненіе подъ заглавіемъ «Воронъ». Америкаискіе критики превозносятъ эту поэму. Они говорятъ о ней, какъ о замѣчательномъ образчикѣ версификаціи; имъ нравится ея обширный и многосложный размѣръ, замысловатое сочетаніе рифмъ, пріятно действующее на ихъ національную гордость, которая должна была много пострадать при соревнованіи съ ловкостію европейскихъ писателей. Но кажется, что Поэ успѣлъ произвесть непріятное впечатленіе на своихъ слушателей неправильною декламаціей, отчего сочиненіе его потеряло свое значеніе. При довольно чистомъ выговорѣ, Поэ въ тоже время имѣлъ глухой голосъ, какую-то монотонность въ дикціи и совершенное невниманіе къ музыкальнымъ удареніямъ и эффектамъ, которые такъ правильно и искусно обозначены его талантливымъ перомъ. Все зто должно было непріятно поразить тѣхъ, которые, какъ праздника, ожидали услышать поэму изъ устъ самого автора. Мы этому ни мало не удивляемся. И какъ часто удавалось намъ заметить, что превосходнѣйшіе поэты бывали самыми жалкими актерами. Глубокомысленные писатели не могутъ быть ораторами.
Зала была наполнена множествомъ слушателей. Всѣ, кто не видѣлъ Эдгара Поэ со времени его бедственнаго положенія, теперь толпою спешили насладиться зрѣлищемъ славы своего соотечественника. Такой блистательный пріемъ наполнилъ сердце поэта давно незнакомою ему радостію. Въ немъ пробудилась весьма извинительная и такъ сказать заслуженная гордость. Онъ былъ такъ очарованъ, что хотѣлъ решительно поселиться въ Ричмондѣ. Пронесся слухъ, что будто онъ хочетъ вступить во второй бракъ. Всѣ взоры обратились на одну молодую вдову, которая была столько же красива, какъ богата; предположеніе казалось тѣмъ болѣе основательнымъ, что Поэ когда-то питалъ къ ней довольно сильную страсть, и даже подозревали, что эта дама была оригиналомъ его Леноры. Между-тѣмъ, ему необходимо было на нѣкоторое время отправиться въ Ныо-Іоркъ, чтобы выпустить новое изданіе своихъ повестей. Болѣе всего его подстрекало къ этому путешествію приглашеніе одного богатаго господина, просившаго его исправить стихотворенія его жены, написать къ нимъ примѣчанія, предисловіе и т. п.
Поэ выѣхалъ изъ Ричмонда; но въ-самомъ началѣ дороги сталъ жаловаться на лихорадку и слабость. Чувствуя себя все хуже, онъ прибылъ въ Бальтиморъ, и для подкрѣпленія силъ рѣшился принять небольшое количество алькооля. Уже много мѣсяцевъ прошло съ того времени, какъ Поэ решительно не прикасался къ спиртуознымъ напиткамъ, но этого новаго пріема было довольно, чтобы пробудить въ немъ усыпленнаго демона. Одинъ день невоздержанія воскресилъ въ немъ мучительные приступы delirium tremens, его стараго знакомца. Въ одно утро полиція подняла его на улице, безъ чувствъ. Такъ какъ у него не было ни денегъ, ни друзей, ни жилища, то его отнесли въ госпиталь, и тамъ-то окончилъ дни свои авторъ «Черной кошки» и «Ейреки», 7-го октября 1849 года, на тридцать седьмомъ году жизни.
После Эдгара Поэ изо всей его родни осталась только одна сестра его, которая живетъ въ Ричмондѣ. Какъ намъ известно жена, его умерла нѢсколько ранѣе, и они вовсе не имѣли дѣтей. Ея фамилія была Клеммъ и она даже была дальнею родственницею своего мужа. Мать ея пламенно любила Поэ. Она не оставляла его въ самыя трудныя минуты жизни и его преждевременная кончина поразила ее несказанною горестію: узы соединявшія ихъ души не расторглись смертію дочери. Такая преданность, такая благородная привязанность, такое постоянство дѣлаетъ честь самому Эдгару Поэ. Конечно, только добродѣтельный человѣкъ, и человѣкъ исполненный очарованія по умственнымъ своимъ достоинствамъ, могъ заслужить такую привязанность.
----
<references/>
| |||