Метценгерштейн (По; Уманец)/ДО: различия между версиями
| [досмотренная версия] | [досмотренная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Строка 59:
— Правда! — сухо согласился баронъ.
И въ эту самую минуту изъ замка выбѣжалъ, весь раскраснѣвшись, постельничій. Онъ шепнулъ на ухо барону о внезапномъ исчезновеніи куска обоевъ въ одной изъ комнатъ, которую онъ описалъ въ подробности. Несмотря на пониженный голосъ, которымъ онъ говорилъ, ничто не скрылось отъ возбужденнаго любопытства конюховъ.
Во время этого разговора Фридриха, повидимому, волновали различныя чувства. Однако онъ скоро овладѣлъ собой, и лицо его приняло выраженіе злобной рѣшимости, когда онъ приказалъ немедленно запереть на замокъ комнату, а ключъ отдать ему.
— А слышали вы о несчастьи съ старымъ охотнікомъ Берлифицингомъ? — спросилъ одинъ изъ слугъ барона, когда, послѣ ухода постельничьяго, огромный конь, признанный барономъ своею собственностью, поскакалъ сь удвоеннымъ бѣшенствомъ по аллеѣ, которая вела отъ замка къ конюшнямъ Метценгерштейна.
— НѢтъ, — отвѣчалъ баронъ, рѣзко поворачиваясь къ говорившему. — Ты говоришь, несчастье?
— Онъ умеръ, господинъ. Думаю, для васъ, какъ члена вашей семьи, извѣстіе не непріятное.
Усмѣшка скользнула по лицу слушателя.
— Какъ онъ умеръ?
— Стараясь спасти своихъ любимыхъ лошадей, онъ самь погибъ въ огнѣ.
— Вотъ ка-а-къ! — протянулъ юноша спокойно и вернулся какъ ни въ чемъ не бывало въ замокъ.
Съ этого дня въ поведеніи распутнаго барона Фридриха фон-Метценгерштейна произошла замѣчательная перемѣна. Онъ, въ самомъ дѣлѣ, разочаровалъ ожиданiе многихъ маменекъ, имѣвшихъ на него видъ; а въ своихъ нривычкахъ и образѣ жизни еще больше чѣмъ прежде сталъ расходиться съ жизнью сосѣдней аристократіи. Онъ никогда не переступалъ за предѣлы своего помѣстья и жилъ совершенно одиноко. Развѣ только таинственный бѣшеный рыжій конь, на которомъ онъ началъ постоянно ѣздить, могь имѣть нѣкоторое право называться его другомъ.
Однако баронъ получалъ ыногочисленныя приглашенія отъ сосѣдей.
— «Не почтитъ ли баронъ праздникъ своимъ присутствіемъ?» — «Не приметь ли баронъ участіе въ охотѣ на кабана?»
— «Метценгерштейнъ не охотится». — «Метценгерштейнъ не можетъ быть», — гласили лаконическіе отвѣты.
Съ такими постоянными оскорбленіями высокомѣрная аристократія не могла примириться. Приглашенія стали рѣже и менѣе любезны, и, наконецъ, совершенно прекратились. Вдова умершаго графа Берлифицинга даже высказала надежду: «что баронъ будетъ дома, когда не захочетъ быть дома, если онъ пренебрегаетъ обществомъ равныхъ себѣ; и будеть ѣздить, когда не захочетъ, если предпочитаетъ общество своей лошади».
Это, конечно, была вспышка наслѣдственной непріязни и доказывала только, какую безсмыслицу мы въ состояніи сказать, желая проявить особенную энергію.
Сострадательныя души приписывали перемѣну въ образѣ жизни барона естественной печали о безвременно погибшихъ родителяхъ, забывая его жестокости и распутство въ короткій періодъ, непосредственно слѣдовавшій за этимъ грустнымъ событіемъ. Нашлись и такіе, которые приписывали это черезчуръ развитому самомнѣнію и гордости. Третьи, между которыми слѣдуетъ упомянуть семью доктора, наконецъ намекали на черную меланхолію и на наследственную болѣзненность; вообще темные слухи подобнаго рода ходили въ массѣ.
Въ самомъ дѣлѣ, неестественная привязанность барона къ новому пріобрѣтенію, — привязанность, какъ будто усиливавшаяся съ каждой новой вспышкой бешеныхъ наклонностей дьявольскаго животнаго, начала принимать въ глазахъ всехь благоразумныхъ людей отвратительный и неестественный характеръ. Въ полдневный зной, въ мертвые ночные часы, здоровый или больной, въ тихую погоду или бурю, молодой Метценгерштейнъ казался прикованнымъ къ седлу гигантскаго коня, неукротимый нравъ котораго такъ подходилъ къ его собственному характеру.
Но были обстоятельства, которыя, въ связи съ событіями послѣдняго времепи, придали сверхъестественный и чудовищный характеръ маніи всадника и свойствамъ коня. Скачки послѣдняго тщательно измерялись, и оказалось, что они превзошли даже самыя невероятныя предположенія. Кроме того, баронъ не далъ имени животному, хотя всѣ прочія лошади его конюшни имели имена, характеризовавшiя нхъ. Конюшня коня находилась въ отдаленіи отъ прочихъ, а что касается конюховъ и прочей прислуги, то никто не смѣлъ ухаживать за нимъ, или подходить къ его стойлу. Ходилъ за нимъ самъ баронъ. И даже изъ тѣхъ трехъ конюховъ, которымъ удалось съ помощью узды и аркана изъ цепи задержать его во время бѣшеной скачки изъ Берлифицинга, ни одинъ не могъ сказать, чтобъ онъ действительно коснулся рукой тѣла животпаго. Проявленiе особеннаго ума въ лошади не возбуждали, конечно, особеннаго вниманія; но были обстоятельства, которыя невольно бросались въ глаза самымъ флегматичнымъ скептикамъ, а бывали случаи, когда толпа отшатывалась передъ его загадочными порывами, и даже самъ Метценгерштейнъ блѣднѣлъ и отступалъ передъ пытливымъ пристальнымъ выраженіемъ его глазъ съ человѣческимъ взглядомъ.
Между всѣми окружающими барона никто по сомнѣвался въ необыкновенной горячей привязанности молодого дворянина къ бѣшеному коню, никто, кромѣ одного незначительнаго и уродливаго пажа, безобразіе котораго всѣмъ мозолило глаза и мнѣніе котораго, конечно, не имѣло ни малѣйшаго значенія. Онъ имѣлъ смелость, если вообще смѣлъ имѣть какое-либо мнѣніе, утверждать, что его господинъ никогда не садится въ сѣдло безъ невольной, хотя почти незамѣтной дрожи, и что каждый разъ, по возвращеніи изъ продолжительной прогулки верхомъ, каждый мускулъ лица его дрожитъ отъ злобнаго торжества.
Въ одну бурную ночь Метценгерштейнъ, проснувшись оть тяжелой полудремоты, выбѣжалъ какъ сумасшедшій изъ комнаты и, вскочивъ на коня, помчался въ лѣсъ. Такое обычное событіе не привлекло ничьего особеннаго вниманія, но слуги ожидали съ безпокойствомъ его возвращенія, какъ вдругъ, послѣ нѣсколькихъ часовъ его отсутствія, неожиданный пожаръ отхватилъ всѣ роскошныя зданія замка, съ трескомъ проникая въ самыя основанія ихъ.
Такъ какъ пламя, когда его замѣтили, уже такъ распространилось, что попытки спасти какую-либо часть зданія были очевидно безполезны, то испуганные сосѣди стояли кругомъ, ничего не предпринимая и молча смотря на успехи огня. Но скоро новое ужасное зрѣлище привлекло ихъ вниманіе толпы и доказало, насколько сильнѣе впечатлѣніе, производимое видомъ человѣческаго страданія, чѣмъ самыхъ ужасныхъ зрѣлищъ, представляемыхъ неодушевленными предметами.
По длинной аллеѣ изъ старыхъ дубовъ, ведущей отъ лѣса къ главному выѣзду замка Метценгерштейнъ, скакалъ, точно гонимый самимъ демономъ бури, конь съ всадникомъ безъ шляпы я въ растерзанной одеждѣ.
Ясно было, что всадникъ уже не въ состояпіи управлять конемъ. Искаженное лицо и судорожныя движенія показывали сверхъестественныя усилія; но всего только одинъ крикъ вырвался изъ губъ, сжатыхъ ужасомъ. Минута — и рѣзкій стукъ копытъ заглушилъ ревъ пламени и свистъ вѣтра; другая — и, перемахнувъ однимъ прыжкомъ черезъ площадку, конь взлетѣлъ на качающіяся ступени лѣстницы замка и исчезъ съ всадникомъ въ вихрѣ бушующаго пламени.
Буря моментально стихла, и наступила мертвая тишина. Бѣлое пламя, будто саванъ, все еще обволакивало зданіе, и, высоко поднимаясь въ спокойномъ воздухѣ, распространяло сверхъестественный свѣтъ, между тѣмъ какъ облако дыма тяжело повисло надъ строеніями, принявъ явственно форму колоссальнаго коня.
[[Категория:Проза Эдгара Аллана По]]
[[Категория:Переводы с английского языка]]
| |||