ЭСБЕ/Аристотелева философия: различия между версиями

[досмотренная версия][досмотренная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 1:
{{ЭСБЕ
|ВИКИПЕДИЯ=Аристотель
|ПРЕДЫДУЩИЙ=Аристотелев фонарь
|СЛЕДУЮЩИЙ=Аристотелево колесо
|СПИСОК=011
|ВИКИТЕКА=
|ВИКИСКЛАД=
Строка 18 ⟶ 15 :
}}
 
'''Аристотелева философия.''' — Философия А. выросла из платоновского учения об идеях, стремясь привести это учение в более тесную связь с эмпирическим знанием. Благодаря этому если, с одной стороны, [[../Аристотель|Аристотель]] пришел к иному взгляду на отношения идей к отдельным предметам, чем [[../Платон, философ|Платон]], если вследствие подробного исследования деятельности человеческого познавания он придал всей своей системе более глубокое психологическое основание, то, с другой стороны, следуя во всем указаниям эмпирического знания, он достиг такой широты понимания, которая не имеет себе подобной во всем древнем мире и делает из его системы полнейшее воплощение древней науки. И в этом отношении, точно так же, как по своему историческому положению, он представляет собою зрелое завершение национального научного развития греков, так как после него сама греческая наука принимает характер того слияния национальных культур, начало которому было положено деяниями его великого воспитанника Александра. Таким образом, в философии А. различные научные течения слились в одно величественное русло, чтобы отсюда, как органически целостная система научных начал, оказывать свое влияние на далекое будущее. — Ср. Бизе, «Die Philosophie des Aristoteles» (2 т.. Берлин, 1835—42), Брандис, «Uebersicht über das Aristotelische Lehrgebäude», его же, «Aristoteles, seine akademischen Zeitgenossen und nächsten Nachfolger» (Берлин, 1853, во 2 части его «Handbuch der Geschichte der griech-röm. Philosophie»); Льюис, «Aristotle, a Chapter from the history of science» (Лондон. 1864; Эд-Целлер, «Aristoteles und die alten Peripatetiker» (Тюб., 1860—62, во 2-й части его «Philosophie der Griechen», 2 изд.); Грант, «Aristotle» (Лондон, 1877). Русская литература указана в ст. [[../Аристотель|Аристотель]].
'''Аристотелева философия'''
 
Философия А. выросла из платоновского учения об идеях, стремясь привести это учение в более тесную связь с эмпирическим знанием. Благодаря этому если, с одной стороны, [[Аристотель]] пришел к иному взгляду на отношения идей к отдельным предметам, чем Платон, если вследствие подробного исследования деятельности человеческого познавания он придал всей своей системе более глубокое психологическое основание, то, с другой стороны, следуя во всем указаниям эмпирического знания, он достиг такой широты понимания, которая не имеет себе подобной во всем древнем мире и делает из его системы полнейшее воплощение древней науки. И в этом отношении, точно так же, как по своему историческому положению, он представляет собою зрелое завершение национального научного развития греков, так как после него сама греческая наука принимает характер того слияния национальных культур, начало которому было положено деяниями его великого воспитанника Александра. Таким образом, в философии А. различные научные течения слились в одно величественное русло, чтобы отсюда, как органически целостная система научных начал, оказывать свое влияние на далекое будущее. — Ср. Бизе, «Die Philosophie des Aristoteles» (2 т.. Берлин, 1835—42), Брандис, «Uebersicht über das Aristotelische Lehrgebäude», его же, «Aristoteles, seine akademischen Zeitgenossen und nächsten Nachfolger» (Берлин, 1853, во 2 части его «Handbuch der Geschichte der griech-röm. Philosophie»); Льюис, «Aristotle, a Chapter from the history of science» (Лондон. 1864; Эд-Целлер, «Aristoteles und die alten Peripatetiker» (Тюб., 1860—62, во 2-й части его «Philosophie der Griechen», 2 изд.); Грант, «Aristotle» (Лондон, 1877). Русская литература указана в ст. [[../Аристотель|Аристотель]].
 
Между тем как платоновская теория приписывала отдельным предметам только несовершенное участие в создании вечных и неизменных идей, А. выходил из того положения, что идеи не имеют самостоятельного существования вне отдельных предметов и представляют лишь внутренние, субъективные формы действительности. На этом основании самые глубокие и всеобъемлющие исследования А. имеют своим предметом преимущественно отношения общего к частному, и точным определением этих отношений он и сделался основателем логики. Рассматривая общее за истинную сущность того, что есть в отдельных предметах, он должен был поставить задачей науки объяснить это общее через «понятие» и закрепляющее его «определение», так как знать — значит понять. Понятие есть центр логической теории А.; он впервые разработал этот элемент мысли надлежащим образом и по возможности всесторонне. Он учил, что наши представления соответствуют формам существующего, и его «категории», которые он (по-видимому, не без влияния грамматических форм речи) признавал за высшие виды понятий, были для него в то же время «высшими формами бытия». Подобным же образом А. считал высказываемое в суждении положительное или отрицательное сочетание представлений за верное выражение соответственного сочетания реальных вещей и в этом смысле дал исследование о различных способах группировки понятий в суждениях, сделавшееся на долгие времена основой логики. Далее, он построил теорию силлогизмов, или умозаключений, как основанный на правильном соединении понятий способ достижения научной истины. В самом деле, когда понятия установились и разграничились, т. е. когда составились общие суждения, то за этим должен следовать вывод. Орудием к получению этого вывода и является умозаключение, имеющее своей задачей от какого-нибудь общего начала дойти до частностей, объяснить явление сведением его к общему положению, уже известному. Теория силлогистического доказательства А., если смотреть на нее не как на источник и основание наших знаний, как, по-видимому, думал сам А. и в особенности его позднейшие поклонники, но как на исследование законов, по которым ум выводит частное заключение из общего положения, и как на поверку частного вывода помощью общих начал, навсегда останется одним из величайших приобретений в области логики. Наконец, чтобы утвердить пользование логическим доказательством на прочном основании, А. не оставил без внимания и предварительного процесса мышления, т. е. составления первоначальных суждений. Наблюдение, опыт и наведение — вот источники, из которых человек черпает свои суждения о вещах. А. показал, как путем наведения наука восходит от воспринятого чувствами единичного факта к общему и затем развивается дальше силлогистическими заключениями. С другой стороны, так как никакое доказательство не может быть проведено обратно до бесконечности, то он указывает на необходимость для каждой отрасли известного числа основных начал и понятий, познаваемых непосредственно и интуитивно. Сам он указывает в этом отношении только на так называемые начала противоречия и исключенного третьего, которые не могут быть доказываемы, но находятся вне сомнения (А есть Б, след. А. не может быть не-Б; А есть или Б, или не-Б, след., среднее немыслимо). Ср. Ф. Ф. Кампе, «Die Erkenntnistheorie des Aristoteles» (Лейпциг, 1870); Р. Эйкен, «Die Methode der aristotelischen Forschung» (Берлин, 1872); Соттини, «Aristotile е il metodo scientifîco» (Пиза, 1873).
Строка 34 ⟶ 29 :
Что касается поэтической или технической философии, то, кроме риторики и замечаний о педагогике, заключающихся в 8-ой книге его «Политики», А. разработал только «поэтику». Независимо от занимательности и удовольствия он требует от искусства служения нравственному усовершенствованию человека путем умиротворения его страстей и душевных волнений. На этом основана его теория трагедии, высоко ценившаяся таким знатоком искусства, как Лессинг. Ср. Зуземиль, «Die Lehre des Aristoteles vom Wesen der schönen Künste» (Грейфсв., 1862); Тейхмюллер, «Aristotelische Forschungen» (2 т., Галле, 1867—69)
 
{{razr2|История А. философии}}. В отношении научной полноты и стройного распределения материала ни одна система древней философии не может идти в сравнение с аристотелизмом. Тем не менее, в последовавшую за тем эпоху греко-римского культурного развития учение А., державшееся вдали от практической жизни и полагавшее свой центр тяжести в знании, значительно отступало перед влиянием других учений — Платона, стоиков и эпикурейцев. Только в самой школе перипатетиков, не покидавшей места, где прежде раздавался голос учителя, учение его сохранилось в довольно чистом и неизмененном виде. Главы школы, между которыми громкое имя приобрели Феофраст, Эвдем и Аристоксен, либо занимались преимущественно специальными отраслями знания, либо развивали логические исследования А., как, напр., Феофраст, главным образом, разработал учение о силлогизме. При Стратоне Аристотелевское учение получило натуралистический характер, а в следующих поколениях, у представителей школы Ликона (около 250 до Р. Х.), Аристона (200), Критолая (бывшего в 155 в Риме), Стабея, Диодора и Кратиппа (около 50 до Р. Х.), которого особенно высоко ценит Цицерон, приняло в согласии с духом времени морализирующее направление. Ср. Мейрер, «Peripateticorum philosophia moralis secundum Stabaeum» (Вейм., 1859). В Риме сочинения А. сделались известными благодаря в особенности трудам Андроника из Родоса и Боэция, но и тут влияние аристотелизма решительно оставалось позади других систем, хотя следы этого влияния чувствуются в этических взглядах Цицерона, Варрона, Сенеки, Плиния Младшего и др. Ср. Штара, «Aristoteles bei den Römern» (Лейпц., 1834). Лишь после того, как на смену морализирующего направления явилась ученая эллинистическая философия, синкретизм новоплатоников снова привлек внимание к Аристотелю и он нашел себе целый ряд комментаторов в ученых александрийской школы. Между ними особенного внимания заслуживают Александр Афродизийский (около 200 п. Р. Х.) и в VI веке Симплиций (около 520). Наконец, сам неоплатонизм, основателю которого, Аммонию Саккасу, приписывается принятое потом афинской школой мнение о тождестве учений Платона и А., в момент своего наибольшего развития, у [[../Плотин|Плотина (см. это сл.)]], поставил аристотелизм на втором месте, рядом с платонизмом, и выводил из платоновской высшей идеи добра Аристотелевский мировой разум (νοϋς) — отношение, которое у систематического завершителя этого направления, [[../Прокл, философ|Прокла (см. это имя)]], сложилось еще больше в пользу А.
 
Что касается тогдашних учений отцов церкви, во многих отношениях проникнутых этим синкретизмом, то их религиозному чувству гораздо ближе были Платоновская метафизика и нравственное учение стоиков, хотя уже и в то время они начали знакомиться с логическими сочинениями А. как с формальным органом научного познавания и изложения. Зато тем могущественнее влияние А. сказалось, начиная с VIII века, в {{razr2|арабской философии}}. С одной стороны, строгий монотеизм магометанской религии с живостью ухватился за Аристотелевскую метафизику и учение о божестве как за научное подтверждение своих учений, а с другой стороны — араб. медицина находила себе обильную пищу в богатом, тщательно распределенном материале естественно-научных трудов А. И действительно, мы уже рано находим у них переводы сочинений А. и некоторых перипатетиков, выполненные преимущественно при посредстве сирийских ученых, между которыми в XIII ст. особенно выдавался Григорий Баргебреус (или Абульфарадж). Ср. Фенрих, «De auctorum graecorum versionibus et commentariis syriacis, arabicis, armeniads, persicis» (Лейпц., 1842); Ренан, «De philosophia peripatetica apud Syros» (Пар., 1852). Однако на первых порах с влиянием А. соперничал появившийся одновременно в арабских извлечениях неоплатонизм. Так, скоро после комментатора логических сочинений А., Алкенди, мы встречаем философа Альфараби (первая половина X ст.), который в своей метафизике стоит преимущественно на почве неоплатонической эманационной теории (теории истечения), хотя его логические исследования насквозь проникнуты влиянием А. Только у Авиценны (род. 980 п. Р. Х.) аристотелизм проложил себе путь и в метафизику, хотя все еще не совсем свободный от неоплатонических элементов. Логико-метафизическая форма, которую придал этот философ Аристотелевскому учению об отношении общих понятий к частному, имеет для нас тем большее значение, что уже в конце XII столетия благодаря латинским переводам комментариев Авиценны она получила доступ на Западе и там существенным образом определила собою учение схоластиков, в особенности Альберта Великого. Большим авторитетом как на Востоке, так и на Западе пользовались в течение многих столетий медицинские и естественно-научные сочинения Авиценны, тоже опиравшиеся на труды А. — Если на Востоке арабская философия стремилась при помощи учений А. теснее укрепить свою связь с магометанским правоверием — стремление, завершившееся в XI ст. у Алгацали полным отрицанием всяких философских попыток и проповедью строгой ортодоксии, — то в Испании под влиянием А. арабская наука приняла более свободное и самостоятельное развитие. Уже в начале XII ст. Авемпаце, известный, кроме своих трудов по логике, комментариями к естественно-философским сочинениям А., развивал, главным образом, мысль о постепенном, преемственном развитии человеческого духа из инстинктивного, животного состояния до участия в божественном разуме. Ту же мысль проводил потом Абубаср в виде явного протеста против положительной религии. Наконец, самый знаменитый из арабских философов, Аверроэс (1126—98), создал систему, близкую к пантеизму. Почти ко всем сочинениям А. он написал краткие или подробные парафразы и комментарии, излагая в то же время свое собственное учение в целом ряде важных трудов, направленных преимущественно против правоверия Алгацали. В логике он был последователем А. в толковании Авиценны, и главный вклад его в учение чистого аристотелизма сводится к мысли, что только в самом драгоценном достоянии человека, в знании, личность его является участницей в едином, вечном, истекающем из сущности божества и общем всему человечеству разуме и что это участие прекращается с угасанием органической жизни. Ср. Э. Ренан, «{{lang|fr|Averroès et l’Averroisme}}» (Пар., 1852). Если уже Аверроэсу и его сочинениям пришлось много терпеть от преследований самих магометан, то с сокрушением мавританского господства в Испании окончательно увяла и эта последняя отрасль арабской философии, имевшая свои корни в А. — Ср. Moxaммeд-aль-Шepecтaни, «Geschichte der religiösen und philos. Sekten bei den Arabern» (на нем. яз. Гаарбрюккером, 2 т., Галле, 1850—51); Вюстенфельд, «Die Akademien der Araber und ihre Lehre» (Геттинг., 1837); Шмельдерс, «{{lang|fr|Essai sur les écoles philosophiques chez les Arabes}}» (Пар., 1842); Равессон, «{{lang|fr|Mémoire sur la philosophie d’Aristote chez les Arabes}}» (Париж, 1844).
 
Не меньшую притягательную силу Аристотелевская метафизика и его учение о Божестве представляли для еврейского монотеизма, и после падения мавританского господства в Испании наследство арабских аристотеликов перешло к евреям. Ср. С. Мунк, «Mélanges de philosophie juive et arabe» (Пар., 1859). Если средневековый мистицизм евреев, нашедший себе воплощение в каббале, изобличает больше влияние неоплатонизма и религиозных систем Востока, то правоверное учение еврейства уже в IX и Х ст. стоит ближе к учению А. Однако уже учение Соломона-бен-Гебироля (1020—70), которого схоластики считали за араба под именем Авицеброна, заключает в себе смесь аристотелевских и неоплатонических учений. С другой стороны, около 1160 Абраам-бен-Давид из Толедо пытался привести учение А. в согласие с еврейской догматикой, а самый значительный из средневековых еврейских богословов, Моисей Маймонид (1135—1204), до такой степени находился под влиянием А., что позволял себе уклоняться от его незыблемого научного авторитета только там, где это безусловно требовалось богословской догмой, как, напр., в учении о создании мира во времени, и где применявшееся им с целью примирения разума с откровением аллегорическое толкование религиозных сказаний оказывалось недостаточным. Следует упомянуть еще жившего в начале XIV ст. Леви-бен-Гершона (Герсонида), ученого переводчика комментариев Аверроэса и самостоятельного представителя его интеллектуального пантеизма. Ср. Г. Грец, «Geschichte des Judentums» (т. 7-ой, 1863).