На Луне (Циолковский)/ДО: различия между версиями
| [непроверенная версия] | [непроверенная версия] |
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки |
|||
Строка 102:
— Постой: довольно каламбурить… А что если свѣшать какой-нибудь предметъ на обыкновенныхъ рычажныхъ вѣсахъ,— замѣтно ли будетъ уменьшеніе тяжести?
— Нѣтъ, потому что взвѣшиваемый предметъ уменьшается въ вѣсѣ во столько же разъ, во сколько и гиря, положенная на другую чашку вѣсовъ; такъ что равновѣсіе не нарушается, несмотря па измѣненіе тяжести.
— Да, понимаю!
Тѣмъ не менѣе я все-таки пробую сломать палку, въ чаяніи обнаружить прибавленіе силы, что мнѣ впрочемъ не удается, хотя палка не толста и вчера еще хрустѣла у меня въ рукахъ.
— Этакій упрямецъ! брось, — сказалъ мой другъ физикъ. — Подумай лучше о томъ, что теперь, вѣроятно, весь міръ взволноваиъ перемѣнами…
— Ты правъ,— отвѣтилъ я, бросая палку: — я все забылъ; забылъ про существованіе человѣчества, съ которымъ и мнѣ, такъ же какъ и тебѣ, страстно хочется подѣлиться мыслями…
— Что-то стало съ нашими друзьями?.. Не было ли и другихъ переворотовъ?
Я открылъ уже ротъ и отдернулъ занавѣску (онѣ всѣ были опущены на ночь отъ луннаго свѣта, мѣшавшаго намъ спать), чтобы перемолвиться съ сосѣдомъ, но сейчасъ же поспѣшно отскочилъ. О ужасъ! небо было чернѣе самыхъ черныхъ чернилъ!
Гдѣ же городъ? Гдѣ люди?
Это какая-то дикая, невообразимая, ярко освѣщенная солнцемъ мѣстность!
Не перенеслись ли мы въ самомъ дѣлѣ на какую-нибудь пустынную планету?!
Все это я только подумалъ, — сказать же ничего не могъ и только безсвязно мычалъ.
Пріятель бросился было ко мнѣ, предполагая, что мнѣ дурно, но я указалъ ему на окно, и онъ сунулся туда и также онѣмѣлъ.
Если мы не упали въ обморокъ, то единственно благодаря малой тяжести, препятствовавшей излишнему приливу крови къ сердцу.
Мы оглянулись.
Окна были попрежнему занавѣшены; того, что насъ поражало, не было передъ глазами; обыкновенный же видъ комнаты и находившихся въ ней хорошо знакомыхъ предметовъ еще болѣе насъ успокоилъ.
Прижавшись съ нѣкоторой еще робостью другъ къ другу, мы сначала приподняли только край занавѣски, потомъ приподняли ихъ всѣ и, наконецъ, рѣшились выйти изъ дому для наблюденія траурнаго неба и окрестностей.
Несмотря на то, что мысли наши поглощены были предстоящей прогулкой, мы еще кой-что замѣчали. Такъ, когда мы шли по обширнымъ и высокимъ комнатамъ, намъ приходилось действовать своими грубыми мускулами крайне осторожно, — въ противномъ случаѣ подошва скользила по полу безполезно, что, однако, не угрожало паденіемъ, какъ это было бы на мокромъ снѣгу или на земномъ льду, — тѣло же при этомъ значительно подпрыгивало. Когда мы хотѣли сразу привести себя въ быстрое горизонтальное движеніе, то въ первый моментъ надо было замѣтно наклоняться впередъ, подобно тому, какъ лошадь наклоняется, если ее заставляютъ сдвинуть телѣгу съ непосильнымъ грузомъ; но это только такъ казалось, — на самомъ дѣлѣ всѣ движенія наши были крайне легки… Спускаться съ лѣстницы со ступеньки на ступеньку! — какъ это скучно! Движеніе шагомъ! — какъ это медленно! Скоро мы бросили всѣ эти церемоніи, пригодныя для земли и смѣшныя здѣсь. Двигаться выучились вскачь; спускаться и подыматься стали черезъ десять и болѣе ступеней, какъ самые отчаянные школяры; а то иной разъ прямо прыгали черезъ всю лѣстницу или изъ окна. Однимъ словомъ, сила обстоятельствъ заставила насъ превратиться въ скачущихъ животныхъ, въ родѣ кузнечиковъ или лягушекъ.
Итакъ, побѣгавъ по дому, мы выпрыгнули наружу и побѣжали вскачь по направленію къ одной изъ ближайшихъ горъ.
Солнце было ослѣпительно и казалось синеватымъ. Закрывъ глаза руками отъ солнца и блиставшихъ отраженнымъ свѣтомъ окрестностей, можно было видѣть звѣзды и планеты, также по большей части синеватыя. Ни тѣ ни другія не мерцали, что дѣлало ихъ похожими на вбитые въ черный сводъ гвозди съ серебряными головками.
А, вонъ и мѣсяцъ — послѣдняя четверть! Ну, онъ не могъ насъ не удивить, такъ какъ поперечникъ его казался раза въ 3 или 4 больше, нежели діаметръ прежде видѣннаго нами мѣсяца. Да и блестѣлъ онъ ярче, чѣмъ днемъ на землѣ, когда онъ представляется въ видѣ бѣлаго облачка… Тишина… ясная погода… безоблачное небо… Не видно ни растеній ни животныхъ… Пустыня съ чернымъ однообразнымъ сводомъ и съ синимъ солнцемъ-мертвецомъ… Ни озера ни рѣки и ни капли воды! Хоть бы горизонтъ бѣлѣлся — это указывало бы на присутствіе паровъ, но онъ также черенъ, какъ и зенитъ!
Нѣтъ вѣтра, который шелеститъ травой и качаетъ на землѣ вершинами деревьевъ… Не слышно стрекотанія кузнечиковъ… Не замѣтно ни птицъ ни разноцвѣтныхъ бабочекъ! Однѣ горы и горы, страншыя, высокія горы, вершины которыхъ однако не блестятъ отъ снѣга… Нигдѣ ни одной снѣжинки! Вонъ долины, равнины, плоскогорья!.. Сколько тамъ навалено камней… черные и бѣлые, большіе и малые, но всѣ острые, блестящіе, не закругленные, не смягченные волною, которой никогда здѣсь не было, которая не играла ими съ веселымъ шумомъ, не трудилась надъ ними!
А вотъ мѣсто совсѣмъ гладкое, хоть и волнистое: не видно ни одного камешка, только черныя трещины расползаются во всѣ стороны, какъ змѣи… Твердая почва—каменная… Нѣтъ мягкаго чернозема; нѣтъ ни песку ни глины.
Мрачная картина!.. Даже горы обнажены, безстыдно раздѣты, такъ какъ мы не видимъ на нихъ легкой вуали — прозрачной синеватой дымки, которую накидываетъ на зеленыя горы и отдаленные предметы воздухъ… Строгіе, поразительно отчетливые ландшафты!.. А тѣни! О, какія темныя!.. И какіе рѣзкіе переходы отъ мрака къ свѣту!.. Нѣтъ тѣхъ мягкихъ переливовъ, къ которымъ мы такъ привыкли и которые можетъ дать только атмосфера. Даже Сахара — и та показалась бы раемъ въ сравненiи съ тѣмъ, что мы видѣли тутъ. Мы жалѣли о ея скорпіонахъ, о саранчѣ, о вздымаемомъ сухимъ вѣтромъ раскаленномъ пескѣ, не говоря уже объ изрѣдка встрѣчаемой скудной растительности и финиковыхъ рощахъ… Надо было думать о возвращенiи. Почва была холодна и дышала холодомъ, такъ что ноги зябли, по солнце припекало. Въ общемъ чувствовалось непріятное ощущеніе холода. Это было похоже на то, когда озябшій человѣкъ грѣется передъ пылающимъ каминомъ и не можетъ соірѣться, такъ какъ въ комнатѣ черезъ чуръ холодно: по его кожѣ пробѣгаютъ пріятныя струи тепла, не могущія превозмочь ознобъ.
На обратномъ пути мы согрѣвались, перепрыгивая съ легкостью сернъ черезъ двухсаженныя каменныя груды… То были граниты, порфиры, сіениты, горные хрустали и разные прозрачные и непрозрачные кварцы и кремнеземы: все вулканическія породы. Потомъ, впрочемъ, мы замѣтили слѣды вулканической дѣятельности.
Вотъ мы и дома!
Въ комнатѣ чувствуешь себя хорошо: температура равномѣрнѣе. Это располагало насъ приступить къ новымъ опытамъ и обсужденію всего нами видѣннаго и замѣченнаго. Ясное дѣло, что мы находимся на какой-то другой планетѣ. На этой планетѣ нѣтъ воздуха, нѣтъ и никакой другой атмосферы.
Если бы былъ газъ, то мерцали бы звѣзды; если бы былъ воздухъ — небо было бы синимъ, и была бы дымка на отдаленныхъ горахъ. Но какимъ образомъ мы дышимъ и слышимъ другъ друга,—этого мы не понимали. Изъ множества явленій можно было видѣть отсутствіе воздуха и какого бы то ни было газа: такъ, намъ не удавалось закурить сигару, и сгоряча мы попортили здѣсь пропасть спичекъ; каучуковый закрытый и непроницаемый мѣшокъ сдавливался безъ малѣйшаго усилія, чего не было бы, если бы въ его пространствѣ находился какой-нибудь газъ. Это отсутствіе газовъ ученые доказывают и на лунѣ.
— Не на лунѣ ли и мы?
— Ты замѣтилъ, что отсюда солнце не кажется ни больше ни меньше, чѣмъ съ земли?! Такое явленіе можно наблюдать только съ земли да съ ея спутника, такъ какъ эти небесныя тѣла находятся почти на равномъ разстояніи отъ солнца. Съ другихъ же планетъ оно должно казаться или больше или меньше; такъ, съ Юпитера уголъ солнца разъ въ 5 меньше, съ Марса — раза въ полтора, а съ Венеры — наоборотъ, въ полтора раза больше: на Венерѣ солнце жжетъ вдвое сильнѣе, а на Марсѣ — вдвоѣ слабѣе. И такая разница съ двухъ ближайшихъ къ землѣ планетъ! На Юпитерѣ же, напримѣръ, солнце согрѣваетъ въ 25 разъ меньше, чѣмъ на землѣ. Ничего подобнаго мы здѣсь не видимъ, несмотря на то, что имѣемъ къ тому полнѣйшую возможность, благодаря запасу угломѣрныхъ и другихъ измѣрительныхъ приборовъ.
— Да, мы ну лунѣ: все говоритъ про это!
— Говоритъ объ этомъ даже размѣръ мѣсяца, который мы видѣли въ видѣ облака, и который есть, очевидно, покинутая нами, не по своей волѣ, планета. Жаль, что мы не можемъ разсмотрѣть теперь ея пятна, ея портрета и окончательно опредѣлить мѣсто своего нахожденія. Дождемся ночи…
— Какъ же ты говоришь, — замѣтилъ я своему другу, — что земля и луна находятся на равномъ разстояніи отъ солнца? А по-моему, такъ это разница весьма порядочная! Вѣдь она, сколько мнѣ извѣстно, равняется 360 тысячамъ верстъ.
— Я говорю: почти, такъ какъ эти 360 тысячъ составляюсь только одну четырехсотую часть всего разстоянія до солнца, — возразилъ физикъ. — Одной четырехсотой можно пренебречь.
== II ==
| |||