Анна Снегина (Есенин): различия между версиями

[непроверенная версия][непроверенная версия]
Содержимое удалено Содержимое добавлено
Нет описания правки
Нет описания правки
Строка 33:
}}
 
{{poem|ЧёрныйАнна человекСнегина|<poem style='margin-left:4ex'>
 
<div style align="right">''А. Воронскому''</DIV>
 
{{poem|Анна Снегина|<poem style='margin-left:4ex'>
<center>1</center>
 
 
«Село, значит, наше — Радово,
Строка 606 ⟶ 602 :
 
<center>4</center>
 
 
 
Всё лето провел я в охоте.
 
Забыл её имя и лик.
 
Обиду мою
 
На болоте
 
Оплакал рыдальщик-кулик.
 
 
 
Бедна наша родина кроткая
 
В древесную цветень и сочь,
 
И лето такое короткое,
 
Как майская теплая ночь.
 
Заря холодней и багровей.
 
Туман припадает ниц.
 
Уже в облетевшей дуброве
 
Разносится звон синиц.
 
Мой мельник вовсю улыбается,
 
Какая-то веселость в нем.
 
«Теперь мы, Сергуха, по зайцам
 
За милую душу пальнём!»
 
Я рад и охоте…
 
Коль нечем
 
Развеять тоску и сон.
 
Сегодня ко мне под вечер,
 
Как месяц, вкатился Прон.
 
«Дружище!
 
С великим счастьем!
 
Настал ожидаемый час!
 
Приветствую с новой властью!
 
Теперь мы всех р-раз — и квас!
 
Мы пашни берём и леса.
 
В России теперь Советы
 
И Ленин — старшой комиссар.
 
Дружище!
 
Вот это номер!
 
Вот это почин так почин.
 
Я с радости чуть не помер,
 
А брат мой в штаны намочил.
 
Едри ж твою в бабушку плюнуть!
 
Гляди, голубарь, веселей!
 
Я первый сейчас же коммуну
 
Устрою в своем селе».
 
 
 
У Прона был брат Лабутя,
 
Мужик — что твой пятый туз:
 
При всякой опасной минуте
 
Хвальбишка и дьявольский трус.
 
Таких вы, конечно, видали.
Их рок болтовнёй наградил.
 
Их рок болтовней наградил.
 
Носил он две белых медали
 
С японской войны на груди.
 
И голосом хриплым и пьяным
 
Тянул, заходя в кабак:
 
«Прославленному под Ляояном
 
Ссудите на четвертак…»
 
Потом, насосавшись до дури,
 
Взволнованно и горячо
 
О сдавшемся Порт-Артуре
 
Соседу слезил на плечо.
 
«Голубчик! —
 
Кричал он. —
 
Петя!
 
Мне больно… Не думай, что пьян.
 
Отвагу мою на свете
 
Лишь знает один Ляоян».
 
 
 
Такие всегда на примете.
 
Живут, не мозоля рук.
 
И вот он, конечно, в Совете,
 
Медали запрятал в сундук.
 
Но с тою же важной осанкой,
 
Как некий седой ветеран,
 
Хрипел под сивушной банкой
 
Про Нерчинск и Турухан:
 
«Да, братец!
 
Мы горе видали,
 
Но нас не запугивал страх…»
 
 
 
. . . . . . . . . . . . . . . .
 
 
 
Медали, медали, медали
 
Звенели в его словах.
 
Он Прону вытягивал нервы,
 
И Прон материл не судом.
 
Но все ж тот поехал первый
 
Описывать снегинский дом.
 
 
 
В захвате всегда есть скорость:
 
—&nbsp;Даёшь! Разберем потом!
 
Весь хутор забрали в волость
 
С хозяйками и со скотом.
 
 
 
А мельник…
 
 
 
. . . . . . . . . . . . . . . .
 
 
 
Мой старый мельник
Хозяек привёз к себе,
 
Хозяек привез к себе,
 
Заставил меня, бездельник,
 
В чужой ковыряться судьбе.
 
И снова нахлынуло что-то…
 
Тогда я вся ночь напролёт
 
Смотрел на скривленный заботой
 
Красивый и чувственный рот.
 
 
 
Я помню —
 
Она говорила:
 
«Простите… Была не права…
 
Я мужа безумно любила.
 
Как вспомню… болит голова…
 
Но вас
 
Оскорбила случайно…
 
Жестокость была мой суд…
 
Была в том печальная тайна,
 
Что страстью преступной зовут.
 
Конечно,
 
До этой осени
 
Я знала б счастливую быль…
 
Потом бы меня вы бросили,
 
Как выпитую бутыль…
 
Поэтому было не надо…
 
Ни встреч… ни вобще продолжать…
 
Тем более с старыми взглядами
 
Могла я обидеть мать».
 
 
 
Но я перевел на другое,
 
Уставясь в её глаза,
 
И тело её тугое
 
Немного качнулось назад.
 
«Скажите,
 
Вам больно, Анна,
 
За ваш хуторской разор?»
 
Но как-то печально и странно
 
Она опустила свой взор.
 
 
 
. . . . . . . . . . . . . . . .
 
 
 
«Смотрите…
 
Уже светает.
 
Заря как пожар на снегу…
 
Мне что-то напоминает…
 
Но что?..
 
Я понять не могу…
 
Ах!.. Да…
 
Это было в детстве…
 
Другой… Не осенний рассвет…
 
Мы с вами сидели вместе…
 
Нам по шестнадцать лет…»
 
 
 
Потом, оглядев меня нежно
 
И лебедя выгнув рукой,
 
Сказала как будто небрежно:
 
«Ну, ладно…
 
Пора на покой…»
 
 
 
. . . . . . . . . . . . . . . .
 
 
 
Под вечер они уехали.
 
Куда?
 
Я не знаю куда.
 
В равнине, проложенной вехами,
 
Дорогу найдешь без труда.
 
 
 
Не помню тогдашних событий,
 
Не знаю, что сделал Прон.
 
Я быстро умчался в Питер
 
Развеять тоску и сон.
 
 
 
<center>4</center>
 
 
 
Суровые, грозные годы!
 
Но разве всего описать?
 
Слыхали дворцовые своды
 
Солдатскую крепкую «мать».
 
 
 
Эх, удаль!
 
Цветение в далях!
Недаром чумазый сброд