Италія, Царство солнца, Италія, владычица міра, Италія, колыбель искусствъ и писменъ! о, сколько разъ человѣческій родъ тебѣ покорялся! сколько разъ былъ данникомъ твоимъ искусствамъ, твоему оружію и твоему сдадостному небу!
Нѣкій богъ покинулъ Олимпъ и въ поляхъ Авзоніи поселился; въ нихъ все питаетъ мечту о добродѣтеляхъ вѣка золотаго: счастливый смертный или не зналъ, или забылъ здѣсь о паденіи праотцевъ.
Геній Рима покорилъ вселенную, онъ властвовалъ свободою. Характеръ Римскій напечатлѣлся на лицѣ міра. Варвары разрушили Италію — и вселенная погрузилась во мракъ.
Но Италія воспрянула съ небесными дарами, принесенными въ нѣдра ея изгнанниками изъ Ахаіи; небо открыло ей законы свои, великодушная дерзость сыновъ ея открыла новый свѣтъ: такъ, Италія царствовала надъ областію мыслей; и что же? Оливовый скипетръ ея учинилъ неблагодарныхъ.
Но сила воображенія возвратила ей утраченный міръ: кисть и лира создали ей землю, Олимпъ, адъ и небо. И какой богъ похитилъ пламенникъ генія изъ рукъ Италіи, сего новаго Прометея?
Капитолій! за чѣмъ Корина въ стѣнахъ твоихъ? за чѣмъ смиренное чело женщины украшено вѣнкомъ Петрарка, вѣнкомъ неистлѣвшимъ на могильномъ кипарисѣ злополучнаго Тасса? За тѣмъ что вы любите славу, о сограждане мои! и награждаете служеніе оной наравнѣ съ успѣхами таланта.
Вы любите сію славу, которая часто приноситъ въ жертву вѣнчанныхъ ею, если вы обожаете славу, — то помыслите съ гордостію о вѣкахъ, возродившихъ искусства! Данте, Омиръ новыхъ временъ, священный органъ таинствъ религіи, герой мысли, Данте погрузилъ геній свой въ воды Стикса, чтобы безвредно сойти на берега тартара. И глубина души его неизмѣрима, какъ оныя бездны, имъ столь живо описанныя.
Италія воскресла вся въ Дантѣ, какъ во дни силы своей. Поетъ и воинъ Данте, одушевленный свободою, вдыхаетъ жизнь въ хладную область могилы, — и тѣни встаютъ и движутся и дѣйствуютъ сильнѣе, чѣмъ мы, обреченные смерти.
Ихъ преслѣдуютъ воспоминанія жизни; страсти безъ цѣли и направленія бушуютъ въ ихъ сердцахъ; все прошедшее воскресаетъ, и оно для нихъ непреложнѣе будущаго.
Намъ кажется, что Данте, изгнанный изъ земли своей, перенесъ въ область воображенія всю горесть и тоску, грызущія собственное его сердце. Тѣни его навѣдываются безперестанно о живыхъ, какъ поетъ вопрошалъ объ отечествѣ. Онъ изобразилъ адъ въ видѣ ужасной обители изгнанія.
Все въ очахъ его облекается въ одежду Флоренція; тѣни древнихъ являются ему Тосканцами. Не границы ума его стѣсняютъ міръ; нѣтъ! сила души его влечетъ вселенную въ область его мыслей.
По тайному Дедалу круговъ и сферъ онъ шествуетъ изъ ада въ чистилище, изъ чистилища въ рай небесный. Вѣрный повѣствователь чудеснаго видѣнія своего, онъ озаряетъ яркими лучами мрачнѣйшія области тартара — и міръ созданный имъ въ таинственной поемѣ его, есть міръ цѣлый, исполненный жизни, сіяющій какъ новая планета въ лазури небесной.
Онъ поетъ — и все на земли въ поезію обращается. Предметъ идеи, законъ, феномены составили по гласу его новый Олимпъ богами населенный. Но вся миѳологіа воображенія его изчезаетъ предъ сіяніемъ Рая, ceго океана свѣта, горящаго звѣздами, исполненнаго любви, мира и добра.
Волшебный языкъ нашего Данте есть призмъ Вселенной. Всѣ чудеса ея въ ономъ отражаются, раздѣляются и снова сочетаются. Звуки подражаютъ краскамъ, краски сливаются въ общую гармонію; рифма звонкая или странная, быстрая или медленная есть слѣдствіе піитическаго восторга, сего восторга, коего прозорливое око умѣетъ открывать въ природѣ всѣ сношенія ея съ сердцемъ человѣческимъ.
Данте надѣялся, что поема его положитъ конецъ изгнанію; онъ надѣялся, что слава будетъ посредницею между имъ и отчизною: но смерть лишила его желанной пальмы изъ рукъ признательной Флоренціи. Часто жизнь человѣческая истощевается въ бѣдствіяхъ; если слава и одержитъ побѣду, если мы и пристанемъ y счастливѣйшаго берега, то могила разверзается во пристанищѣ и судьба многовидная частію въ возвратѣ счастія таитъ конецъ жизни.
Подобная участъ постигла Тасса. Злополучный отъ первыхъ дней юности, прекрасный, чувствительной, рыцарь душою, исполненный мечтаній о славѣ, разлученный любовію, которую воспѣвалъ столь сладостію, Торквато приближался къ стѣнамъ Рима съ благоговѣніемъ и благодарностію, какъ древніе рыцари его приближались къ стѣнамъ Іерусалима; но смерть на канунѣ тріумфа потребовала жертву свою. Конечно небеса съ завистію взираютъ на землю: они неожиданно вызываютъ своихъ любимцевъ съ обманчивыхъ береговъ времени.
Въ лучшемъ, въ свободнѣйшемъ вѣкѣ, Петрарка былъ также пѣвцомъ вольности, независимости Италіянской. Одна любовь его славна въ земляхъ чуждыхъ; но здѣсь важныя воспоминанія окружаютъ его гробницу. Отечество лучше самой Лауры служило ему вдохновеніемъ.
Онъ воскресилъ древность трудами. Воображеніе не было ему преградою въ глубокой учености. Воображеніе, сія зиждительная сила, подчиняла ему времена будущія, и открыла таинство вѣковъ протекшихъ. Онъ испыталъ, что знаніе есть ключъ къ изобрѣтенію. Геній его былъ оригиналенъ, ибо, подобно Вѣчному, геній его былъ соприсутственъ всѣмъ временамъ, всѣмъ народамъ.
Голубое небо, легкій воздухъ, веселый климатъ нашей Италіи были вдохновеніями Аріоста. Онъ явился подобно радугѣ въ слѣдъ за бурями военными. Сіяющій, разнообразный, во всемъ подобный небесной вѣстницѣ, пророчицѣ ясныхъ дней, Аріостъ, кажется намъ, играетъ съ жизнію: веселость его легкая и кроткая; его улыбка Природа, а не улыбка смертнаго, сына печали и раскаянія.
Микель-Анжело, Рафаель, Перголозъ, Галилей, и вы неустрашимые странствователи, вы жадные созерцатели новыхъ земель, (хотя природа вамъ ни одной лучше Италіи не открыла)! слейте вашу славу со славою поетовъ! Художники, ученые и философы! вы всѣ, подобно поетамъ, сыны того же солнца, которые то пробуждаетъ воображеніе, сocpeдоточиваетъ мысли, вдыхаетъ смѣлость и терпѣніе, то усыпляетъ въ счастіи, ослѣпляетъ надеждою, или погружаетъ въ тихое забвеніе.
Знаете ли ту землю, гдѣ благоухаютъ лимоны, которую небо съ любовію надѣляетъ плодами? Слыхали ли томное бряцаніе Мандолины въ сладкой тишинѣ ясной и безвѣтренной ночи? упивались ли благовоніемъ цвѣтовъ, разлитымъ въ воздухѣ сладостномъ и прозрачномъ? Отвѣчайте? отвѣчайте мнѣ, иноземцы! природа въ земляхъ вашихъ столько ли прекрасна и благодѣтельна?
Ахъ! въ странахъ вашихъ, когда несчастіе начинаетъ терзать народы, смертные въ ужасѣ полагаютъ, что ихъ покинуло Божество. Но здѣсь мы всегда чувствуемъ благое покровительство Небесъ; здѣсь Небеса не перестаютъ лелѣять человѣка, лучшее, благороднѣйшее созданіе въ мірѣ.
Не одними класами и багрянымъ гроздіемъ вѣнчается наша природа; она изобильною рукою расточаетъ подъ стопами человѣка, какъ на празднествѣ древнихъ побѣдителей, тысячи яркихъ цвѣтовъ и растѣній — не на службу, на радость очамъ его!
И дары ее не напрасно разсыпаются. Мы умѣемъ наслаждаться ими; мы довольствуемся простою пищею: не упиваемся у источника вина, изобиліемъ источеннаго. Мы любимъ наше солнце, искусства, памятники; мы любимъ нашу землю, усѣянную обломками и прахомъ древности и цвѣтами весенними. Ни утонченныя удовольствія общества, ни грубое веселіе нарядовъ сѣверныхъ намъ не извѣстны.
Здѣсь всѣ чувства сливаются съ идеями; жизнь почерпается у одного общаго источника, и душа подобно воздуху носится, подъ небомъ яснымъ, надъ веселою землею. Здѣсь геній шествуетъ свободно; ибо мечтаніе его сладостно: и пускай не находитъ цѣли — за то находитъ тысячу мечтаній! и пускай люди его терзаютъ и преслѣдуютъ — но Природа принимаетъ его въ свои объятія!…
Сталь А.Л.Ж. де. Слава и блаженство Италии / Из г-жи Сталь; [Пер.] N. // Вестн. Европы. — 1817. — Ч. 94, N 15/16. — С. 197-204.