В одном неизвестном городе жил богач, занимаясь торговлей — крупной, огромной торговлей. У него был единственный сын, которому было не более восемнадцати лет, и по доверию отца он занимался в столичных городах также торговлей. Учитывая доверенных и прикащиков в свое́м [не «ё»] хозяйстве. Ну, как он был холост, отцу и матери было прискорбно, что он холост, так как они были преклонных лет жизни. Уговаривая его и склоняя его всеми, как это сказать, чувствами к супружеству. Ну, он им отвечал, что я не могу жениться до тех пор, пока не найду себе верную жену. Сколько они ему не предлагали, каких именитых, знатных, но он испытывал иху верность в любве́ и не находил в них ни в одной.
Итак, находяся он в столичных городах, поимел себе товарищей, равных как и самому себя. И вот, в одно прекрасное время, они разговорились, почему он не женится. Те были все женатые, а он холост. Он им ответил, что я потому не могу жить женатым, что я не нахожу в женском пока поле верности к супружеству. Ну, оне даже над ним сделали насмешку.
И вот, в одно прекрасное время, он задумал навестить своих родителей на короткое время. По прибытии домой стал он заниматься прогулкими, выезжал на рысаках и виноходах[1]. В одно прекрасное время, проезжая своим бедным городом, на краю города в полуразваленной избе, или хате, прямо сказать, в окне показалась ему красивая женская фигура. И в воспламенение молодой крови зашла ему мысль взглянуть ее. Заезжая к ней, к этой бедной избе или хате, входя в нее, не нашел он этое лицо, а лет восьмидесяти старуха лежит на печи одна. Он ее спросил: «А где же тут была молодая девица и кто она такая?» Она ему с печи отвечает: «Фадеевич, ведь это внучка моя!» Он ее просит, чтобы она взошла. И вот она просьбу ублаготворяет. Внучку эту в хату вкликает[2]. И когда она взошла, как раз, как огнем, кровь его зажгла. И он стал просить ее бабушку, чтобы поговорить с ней наедине. И она позволение им дала.
И вот когда оне вышли в отдельное помещение, и он начал ее склонять к супружеству, давая ей драгоценные подарки и уверяя, что она будет его женой. Ну, она этого не отрицала и всему верила и обожала [т. е. это ей нравилось, было приятно]. И когда был у них конец [т. е. когда они взаимно согласились на супружество], то он потребовал с нее непомерное условие. Прежде браку использовать ее. Ну, она отреклась и от подарок [подарков] и от всего — на то не соглашалась. Говорила, что лучше я с бабушкой буду кусками питаться, т. е. сбирать[3], по-нашему, но на то не соглашусь.
Когда уж он увидал в ней верность и неизменчивость, то он решил прислать к ней свата, как отца и мать. По приезду домой, тотчас же объявил отцу и матери, что нашел себе невесту. Невеста была оказанная[4] — бедная девица, которая собирает завсегда в городе милосты́ню. Отец и мать долго не соглашались. Не то, что от красоты девицы или от нищеты, а от конфузу, что она была бедна и нища. Ну, купеческий сын женится на такой девице — это ведь прискорбно! Ну, волю сына своего оне все-таки решили исполнить и отправились сватать. Ну, какое было сватанье! Тут, конечно, только было снарядить и приготовить все необходимо для свадьбы. Когда все было припасено, сделана была и свадьба.
По окончании свадьбы, проводя с молодою женою недолгое время, он ей объявил, что ему нужно ехать в те места, где у него находились доверенные и приказчики, так что как бы не нашлось там чего зряшнего. И обещал ей дать известие в коротком времени и взять ее туды. А в вознаграждение бабушки — ей построил новый дом и дал все необходимое для жизни. Попростившись с матерью и отцом и с нареченной своей женой, т. е. с новобрачной, я бай[5] с нареченной, и отправился.
По приезде на свое место увидал своих товарищей, собрал им пир и объявил, что он женат, и объявил, что он нашел себе верную жену. И вот во время этого пира у них завязался с одним товарищем спор. Товарищ говорит, что нет на свете ни одной женщины верных [так!] и при всей публике ји́хой он уверял, что я использоваю в измене любве́ его жене́ и привезу ему ясные доказательства. И сделали залог на все свое богатство: если он привезет, то лишается этот всего своего богатства, а если нет, то лишается и он также. Закрепили это условие всеми государственными, какие в то время были, делами [т. е. письменными актами]: как у нотариуста и так и всякими судебными. И дали сроку год и шесть месяцев той и другой стороне.
И вот когда он, мнимый этот товарищ, стал отправляться в јих город, нагрузил состав товару, разных товаров. И приезжая в их город, начал искать какой-нибудь порожний магазин и квартеру для себя. Ну, как он знал, что у его отца есть мага́зина и можно поместить квартеру, то первым долгом он пришел к ним и объявил себя иностранным торговцем и просил сдать им помещение под товар и под квартеру. Отец, не подозревая его лукавства, был доволен этим и дал ему помещение под товар и под квартеру. Когда он взошел в квартеру, то стал предлагать, чтобы была какая-нибудь слуга — подать пищу и чай, там завтрак, как это водится. Но взглянув в душу его снохе, т. е. товарищу его жене, он начал просить, чтобы она ему подавала. И обещал какую бы то цену не попросили, он был согласен дать. Ну, отец не решился на то. Отговаривая тем, что за не́й [у нее] есть прислуги, а не только что она кому-нибудь служила. Ну, она, услыхав этот разговор, сказала: «Папаша, неужели, говорит, нам мешают те деньги, которые он жаловает нам? Служанки приготовят, а я только ему подам». Отец на все и на это согласился.
Вот проходит месяц, два и три и даже до семи и до восьми. И стали жить как и одна семья. Ну, думает, нужно к делу приступать. Стал с ней в разговоры вступать, расспрашивая, где у ней супруг, какого она звания, и как она могла выйти за него замуж. Она, не подозревая его лукавства, все ему рассказала по душе. И вот, в одно прекрасное время, стал он ее уверять, что он [муж] ее бросит и оставит, так что у него много очень богатых и знатных жен. Ну, она думая, что хотя она была бедная, а теперь богатая, — ну, я буду довольна тем, что я пользовалась этим временем. И вот, в одно прекрасное время, в отсутствие отца и матери, оне были вдвоем, и он решил ей предложить — использовать ее и давая ей вознаграждение за то более ста тысяч рублей и плюс к этому разных нарядов, как бруслет, перстней и серег из чистого червонного золота.
И она, обдумывая себя, дала ему двухдневный срок, и в это время она вздумала сходить, как был у ней отец крестный протопоп. И в прибытии в его дом ей были весьма очень рады и начали ее упрекать, что долго она их не навещает, никогда к ним не приходит то есть, и предложили ей родные угощения. Ну, она ото всего от этого отказалась, а только объявила, что нужно мне поговорить по секрету с отцом крестным, на что и он согласился. И когда оне начали говорить, то она стала открывать ему всю правду: как ее оставил супруг долгое время, как ей проводить молодые годы, и как ей это трудно все перенести. И как к ней подкачиваются люди, так что ее смущает плоть. Ну, он страшно ее стал убеждать, что это великий есть грех. Ну, она выслушавши его: «Грех-то грех, да ведь денег-то много дают!» А он спросил ее: «Да сколько?» — «До ста тысяч, батюшка!» — «Ну, ладно, говорит, дочка, я пойду в церковь, посмотрю, у меня есть старая книга: не замолим ли мы этот грешок, только уделись и мне из этих денег». И ушел. Был ли, нет ли, ну, приходит в короткое время и говорит: «Можно, дочь моя, но только сорок обеден отслужить, и грех будет покрыт». Она подумала: «Дурак, говорит, ты», и пошла домой.
Придя домой, ну, жалко ей этих денег, думает: как мне их взять? Была у ней служанка — и она ей предложила: не желает ли она, чтобы ее использовал этот незнакомец. Но только, чтобы ее обрядить в ее платье и чтобы она пришла к нему тихо, в назначенное время, никаких слов не говорила, чтобы он ни делал, на что она и согласилась. Является к нему, и он с нетерпением ей предлагая прежние вопросы. Она соглашается на условиях тех, чтобы в двенадцать часов ночи в спальне его огня не было́, никаке́х разговоров и особых прихотей [т. е. затей, требований] не было́. Одно только — использовать ее. И тем дело решено. Денежки взяты. И вот к этому временю она обряжает свою прислужанку в свое́ дорогие пла́тья и надевает на руку ей именной свой перстень. И когда настало то время, то она к нему взошла. То он в радости и трепете все ее условия совершил. И во использовании ее к успеху дела поспешил. И в темноте взяв перочинный ножик и ущупывая ее палец со всей силой отрезал ей со всем перстнем. И служанка ни слова не сказала, и как бешеная ко мне[6] в комнату вбежала, и все мне объявила, но я ее утешила. Палец ей перевязала и в больнице лечить приказала. Сама себе палец тоже завязала.
Поутру стала завтрак подавать. Ему печальный вид [показала], сказала: «Нехорошо так делать!». Он мне в радости сказал, что я тебе прибавочку дам — да эщо тысяч пятьдесять ввалил. Она ему сказала, чтобы никому не говорил. Отец и мать приехали домой. И говорит: «А что у твоей служанки палец болит?» — «Да она, говорит, шила вот на машинке, да нечаянно занозила, и прикинулась болезнь — и вот мы лечи́м». Отец поверил ее лже [лжи] и не обратил никакого внимания на нее. Дело исполнил все; товарищ [т. е. купец, товарищ мужа] стал торопиться домой. Собрал все, честь-честью рассчитался, простился и отправился в путь.
По прибытии домой, все товарищи его ждали с нетерпением, и также он созвал вечер и во время пиршества́ он объявил всем во измене его жене́, т. е. этого товарища, его бы назвать хоть Ваней. [Пропущено о представлении доказательств]. Как оружием душу его поразило, но условие он не изменил, он все отдал богатство и взял только что есть у него на себе, и стал с великого горя такой пьяницею горькою. Скитался где ночь, где день. Просил копейку или пятак. Ходил голодный и холодный и проходил он до осене, до холодных времен.
И вот, в одно прекрасное время, вздумал он свою жись сохранить: где-нибудь в зиму хотя в работники наняться и прожить. И отправился из столицы большою дорогою. Пройдя две станции, нанялся на постоялый двор за дворника: чистить навоз, принимать постояльцев, ухаживать за скотиной, носить дрова и воду. Однем словом, что хозяин заставит. И за это ему была плата та: обули, одели и прокормили.
Теперь оборотимся назад, что его делает жена. Она и дествительно растосковалась об ним и не знает, почему он так ей не дает известия. И вот объясняет отцу и матери: «Папаша и мамаша, я очень скучаю о своем супруге». Оне ей тоже отвечают: «И мы, дескать, думаем то, но не смели тебя огорчить. Ну, зачем дело стало? Запряжем тройку лошадей, дадим кучера, соберем все необходимое и отправишься туда. Дадим тебе адреса магазин его, и ты его скоро найдешь». Все было готово. Отправилась в путь. Захватив с собою дареные деньги, мало того, что отец ей и так дал вдоволь. Не доезжая двух станций до места, уделила кучеру хорошую плату, так чтобы ему хватило обратно, и дала ему хороший наказ: не давать[7] отцу-матере этой тайне, что она его вернула, не доезжая места. А как будто бы была она встречена там радостными вестями. И как будто он очевидец, как он снял ее в объятиях с ее кареты. Кучер все обещал сохранить и исполнить. Простившись, поехал обратно, а она пошла пеш[8].
Приходя в именитый город, по адресам видя улицы и где должны быть его мага́зины, — вывески не те, а какого-то другого, как видать знаменитого человека. Не сознавая, отчего это все произошло, стала прибегать к хитростям. Пошла в отдаленный магазин. Купила себе парк[9] [!], купила себе поповскую свиту[10], скуфью[11] и, как полагается, все, что для попа. Зашла в номер, распустила свои косы, надела на себя парк и сделалась попом. И пошла опять обратно в те магазины, как вышеупомянутые его[12] мужа. Входя в магазин, его встретили швейцары и предлагая ему разных товаров, но он первым долгом спросил их: «Где такой-то вот здесь человек, находившийся в этих магазинах?» Ну, оне отвечают ему, что он пропившись до тла́ и все бродяжничал по городу и скрылся, не знай куда. А мальчик, отворяя двери, сказал: «Я знаю, где он». Я этого мальчика попросил, чтобы он ко мне в номер пришел и мне об нем рассказал. Мальчик не отказался. Отчас же час[13] пошел. Я его в номере спросил: «Что с ним случилось, что он в распутство пал?» Он мне всю правду сказал: как у них был с товарищем с этим спор из его супруги. Как он условие делал в споре. Как он ездил обманывать ее. Как он приехал с личными доказательствами, привез перстень с пальцем. И как он выгнал его из магазин, и лишился он всего богатства. И как скрылся, по слухам, по большой дороге, полураздетый и полуразутый, и голодный, и холодный. И более не мог ничего дать сведения. Он поблагодарил, вознаградил мальчика и разошлись.
Мнимый поп, недолго думал, нанимает тройку лошадей и отправляется по большой дороге. Проехали ста́ницу, подъезжает к другой, и настигает их ночь. Он приказывает ему ехать на постоялый двор. Кучер поворачивает ко двору, и вдруг удивление — вороты отворяются, в воротах он видит своего любезного мужа: в грязном полушубке, в валяных сапогах, в лохматой шапке, подпоясанный веревкой, за веревкой рукавицы. И так почтительно впускает кучера, и не обращая [внимания] на всадника, помогая кучеру выпрягать лошадей. Но я, не показавши виду своему дорогому мужу, прошла в дом постоялого двора, заказал [так!] чаю, обед превосходный и начала просить своего хозяина постоялого двора, — т. е. и начал: она попом. Так долгое время я был в городе — истопить мне баню. Предложил хорошую плату, хозяин не отказался.
Тут же работника заставил топить баню, нагреть воды, подать веничек и все приубрать. Работник все исполнил. Все было готово. Ну, я хозяину сказал, что одному мне идти неудобно. Попросил, чтобы проводил меня работник и помог мне подать водички, налить, помыться. Хозяин все разрешил. И вот они пошли. Я взяла платье для себя и для него, и когда мы взошли, работник взошел в баню, а я остановилась в друге́м помещении. Когда я разобрала́сь[14] и взошла к работнику, то он недоумевая сам себя: кто перед ним стоит? Но я не дала ему так долго думать, все ему объявила и рассказала все его [т. е. свое] происшествие. И мы недолго думая, переоделись и вышли домой.
Когда пришли, хозяин узнал об этой истории, долго жалел, что он так плохо водил работника в его жизни, т. е. когда он жил, плохо его почитал очень. И вернулись опять в город, к этому пошли [т. е. пришли, приступили] злодею, который выгнав его из его магазину и взявши его богатство, и предали его суду за несправедливое доказательство, и суд приговорил: вернуть ему все богатство и лишить того своим богатством [своего богатства]. А ее сделать [т. е. объявить, признать], как она была верная жена и умела сохранить верность, так и будет верная. И живут-поживают да богатство наживают. Конец.
Примечания
- ↑ Винохо́д — То же, что иноходец.
- ↑ Вклика́ть — Звать.
- ↑ Сбира́ть, сбира́ться — Нищенствовать, питаться подаянием, милостыней.
- ↑ Ока́занный — Названный, показанный.
- ↑ Ба́ять, ба́ить — Говорить, толковать, рассказывать.
- ↑ Рассказчик здесь и дальше сбивается на форму рассказа от 1-го лица и частию обнаруживает наклонность к стихотворному изложению.
- ↑ Дава́ть тайну — То же, что выдавать тайну.
- ↑ Пе́ш — Пешком.
- ↑ Парк — Здесь в значении маска.
- ↑ Сви́та — Верхняя длинная одежда.
- ↑ Скуфья́ — Коническая мягкая невысокая шапка черного или фиолетового цвета, один из головных уборов у православных служителей культа.
- ↑ Отсюда начинается рассказ о героине как о лице мужеского рода, что, впрочем, строго не выдерживается.
- ↑ Отчас же час — Тот же час.
- ↑ Разобрала́сь — Разделась.