Жил отец с детьми, и он не ходил молиться в церковь, а уходил на гумно и молился во рью́[1]. Стали дети его уговаривать: «Что ж ты, батюшка, не ходишь в церковь, молишься во рью? Над тобой люди смеются, и нам совестно». Отец говорит: «Ладно, детушки, если вы хотите, я пойду в церковь». Пришло время, он и пошел в церковь (она была за озером), подошел к воде и пошел по озеру как по́-суху. Помолился в церкви, идет домой и по колено в воду погрузился. Пришел, говорит детям: «Видите, когда я молился во рью́, я угождал богу, стал молиться в церкви и не стал богу угоден». Вот стал старик уговаривать детей: «Построимте через озеро мост — сделаем доброе дело: всем будет короткая удобная дорога. У меня есть деньги, мне они не нужны, мне только бы руки на грудь положить и умереть в мире». Дети послушались, построили мост.
Стали люди ходить и ездить по этому мосту. Все восхваляют и благодарят старика. Жил тут же купец богатый, именитый, и стало ему досадно и завидно, что бедный старик имеет такую славу, которой он не имеет. Он послал своего приказчика постоять на мосту и узнать, правда ли, что о старике так много говорят. Приказчик пошел, стоит и слушает. Подходит к нему один старик и спрашивает: зачем он здесь стоит? Тот рассказал. Старик и сказал ему: «Пусть твой купец не гордится своим богатством. В такой-то деревне у такого-то мужика родится сын, и ему назначено владеть всем богатством твоего хозяина». Приказчик пришел и рассказал купцу все, что сказал ему старик. Купец стал думать, как этого ребенка сгубить. Когда женщина родила, купец обещал повивальной бабке[2] кучу золота, если она погубит ребенка. Бабка взяла новорожденного, отдала его подосланному от купца человеку, а матери, лежащей без чувства, обмазала уста кровью и объяснила народу, что она съела ребенка. Подосланный от купца получил приказ взять ребенка, зарезать его в овраге и к нему принести сердце ребенка на ноже. Тот находит на месте, куда он пришел, зайчонка, режет его и приносит к купцу на ноже сердце зайца. Ребенка он засовывает в рукав, оторванный от тулупа купца. Его подбирают и воспитывают добрые люди. Через три года он уже взрослый и умный юноша. Между тем мать его сидит в тюрьме и ожидает суда. Сын узнает свое происхождение, догадывается о матери и вступается в ее дело. Он едет в город, где будут судить его мать.
По дороге он приезжает к одной старушке и велит своей лошади дать вместо овса жару[3]. Она отказывается, но он настойчиво требует. Желание его исполнено, но лошадь, конечно, со страхом отвернулась от углей. Говорят об этом мальчику. Нельзя этому и поверить, чтобы лошадь ела горячие угли. «А как же вы верите, что мать съела своего ребенка!» В городе мать уже осуждена на «висельницу». Ее везут на казнь. Сын приезжает в то время, когда она приведена на место казни и повешена. Сын разгоняет лошадь, она сшибает виселицу — мать избавляется от смерти. Его схватывают и допрашивают: «Как ты смел это сделать?» Он говорит: «Я на лошади приехал, так дайте моей лошади жару!» Они ему в ответ: «Будет ли лошадь жар есть!» Он им в ответ: «Будет ли мать свово дитя есть». Он взял стебонул кнутком (вар.: плетью) сухресь-накресь[4].
Вдруг стоит коло его этот самый купец. «Посмотрите, говорит, в его в тулупе рукава нет — только что снизу». Посмотрели, нет рукава. Правенно!
«Вот в этом рукаве была моя скоронена жизень. Прикоренили[5] жись не мою, а зайцеву. Вот это моя мать.» Взял свою мать, прижал близко к сердцу, и поехали домой. А купца сказнили на этой висельнице.