Подготовка текста Е. И. Ванеевой
правитьИже убо тѣсное разума и недоумѣтелное языка моего свѣдый, на мнозѣх отлагах о семъ писаниемъ известити, иже в Велицей Росии ко спасению благородствию вашему, колику преславну и велику милость показа намъ Богъ нашь, Пресвятая и Пребезначалная Троица, — превеликое же и паче всякого слова и смысла бывше заступление Матере Слова Божиа, по обѣщанию своему преподобному игумену Сергию[4] чюдотворцу, и неотступное ея пребывание от обители его, и от коликих золъ избави нас Господь во обьстояние многихъ вой, молитвъ ради великих чюдотворцов, — глаголю же сего преподобнаго отца нашего великого чюдотворца Сергиа и ученика его, преподобнаго отца нашего Никона чюдотворца, — и колико чюдотворений показа нам Богъ угодники своими. И убояхся паки: зрях недостаточная внутренняго ми человѣка и многою молвою съмущаемъ во многих плищех в келарских службах и от многих тѣлесных изнемоганий великих, бывающих ми повсегда, к сему же и окаяньство свое свѣдый и недостоиньство и немощь любострасътну. Но понеже къ старости глубоцѣй уже преклонихся, и непщевах быти скорому отложению телесе моего, и убояхся казни раба оного, скрывшаго сребро господина своего и прикупа имъ несотворша, [5] и еже слышах бывшая чюдеса, ово же и очима своима видѣх, нужда ми бысть писати о содѣявших во обители чюдотворца молитвами его и возвѣстити вашей любви добрым торжником, «да нѣкое дарование духовно подамъ ко утѣшению вашему».[6]
Тогда бо ми не бывшу во обители во осадѣ, бывший от польских и литовских людей и руских измѣнниковъ, но в царствующем градѣ Москвѣ по повелѣнию державнаго, и пребывающу ми в дому чюдотворца на Троецком подвории в Богоявленском монастырѣ.[7] И аще и разстоянием далече, но близ бѣ милостию и посѣщением преподобный отецъ нашь Сергий. И тамо видѣх многа чюдеса, слышах о пришествии их въ царствующий град Москву со множеством хлѣбовъ на возилѣх и от стѣн текущий хлѣбъ, и умножение всяких потреб видѣх молитвами их в сущем ту Богоявлѣнском монастырѣ и ина многа чюдеса. О семъ убо въпреди слово изъявит. Егда же отступиша от обители полские и литовские люди и руские измѣнники со многим срамомъ, и от царствующаго града Москвы лжехристу со множеством студа бѣгству вдавшуся, [8] и бывшу ми паки в дому Живоначалныя Троица, и слышах бывшее великое заступление, и помощь над враги, и чудеса преподобных отецъ Сергия и Никона и испытах вся подробну со многим опасениемъ пред многими свѣдѣтели оставшихся иноковъ святолѣпных и доброразсудителных и от воинъ благоразумных и от прочих православных христьянъ о пришествии измѣнник ко обители, и о выласках, и о приступных боехъ, паче же о великих чюдотворениих преподобных отецъ и о пособлении их над враги. И от великих и преславных малаа избрах, яко от пучины морския горьсть воды почерпох, да поне мало напою жаждущая душа божественаго словесе. Написах сия о обьстоянии монастыря Троецкого вся по ряду, елико возмогохъ.
Да не позазрите ми о семъ, господие и братия, глаголюще, яко тщеславием или гордостию вознесохся, но поистиннѣ, по ревности Божии, грубостию же разума моего побѣждаем, коснухся дѣлу сему, Богу помогающу ми молитвъ ради чюдотворца. Много бо можетъ молитва праведнаго поспѣшествуема.
И яко всякъ разум книжный по своему сказанию не бывает, но еже слышахом и очима своима видѣхом, о семъ и свидѣтелствуем. Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати. Сие же изъясних писаниемъ на память намъ и предъидущим по нас родомъ, да не забвена будут чюдеса великих свѣтил, преподобных отецъ наших Сергиа и Никона о Христѣ Исусѣ, Господѣ нашем, Емуже слава во вѣки, аминь.
Наказуя убо Господь всегда нас не престает и прибѣгающих к нему приемлет, отвращающих же ся з долготерпѣнием ожидает. И сего ради попусти ны в самовластии быти, да, егда в сѣтех, не разсуждая о себѣ, увязнем, и ниоткуду помощи не обрѣтше, въскорѣ к Нему умнии очи возведем и оттуду помощь получимъ. Сице убо попусти Господь Богъ владѣтелствующих нами первѣе попрателя иноческому чину розстригу Григория Отрепиева, [9] возвавшагося царьским сыном Дмитриемъ Ивановичем всея Русии и на царьский степень возше: и не в долго время той Григорий, достойную месть прием от Бога, злѣ скончася.
Потом же в того мѣсто инъ назвася.[10] И достизает и до царствующаго града Москвы, но не приемлем бываетъ. Всюду же в Росии слух о немъ протече, и сего ради вси воры к нему собрашася: не на царский убо престолъ того возвести, но вся древняа царская сокровища истощити. Вся же Росия от ложных царей злѣ стражет, и богатьство от всѣх градовъ на цари отъемлемо бывает. Народ же от околних стран всюду мечь поядает. Росии убо всей царь Василий Ивановичь[11] нарицается, от тушинскаго же вора все Росийское государьство разоряется.
Мали же нѣцыи гради в Помории[12] не соблазнишася, и тии по крестному целованию правяще к Московскому государству. Инии же далняго ради отстояния крѣпостны быша врагом росийскимъ поляком и измѣнником сиверскимъ.[13] Труден же путь бывает отвсюду приходити к Москвѣ всѣмъ доброхотьствующимъ по правдѣ: облегоша бо врази царствующий град воокругъ, и на всѣхъ путѣх хотящеи к нему притекати побиваеми бываютъ. И ради неимѣниа всяких потребъ конечнѣ град Москва во озлоблении бывает. От него же избѣгающеи, и не хотяще, ко врагомъ прилагахуся, и надежно о семъ врази веселяхуся.
Немало же время способствующе граду приходящеи людие, яже от Троица Живоначалныя Сергиева монастыря, ово убо прямо, ово же преимаяся преко тѣсными стезями и лѣсы нужно проходяще даже и до самого царствующаго града и ту со избранными вои и со извѣстными хранители пред всѣмъ народом всегда обрѣтающеся. Лестцы же, отбѣгающеи от царя Василиа, всегда сицеваа вору с поляки возвѣщают, сих же врагов христианских на дом Пресвятыя Троица завистию сердца растлевают. Долго же время под Москвою стояще и хотяще ю себѣ покорити. Но всевидящему оку недовѣдомая изволившу сотворити. Всяко убо царь Василий симъ сопротивляяся; дани и оброки от царства своего приемля, по Троецкой дороги приходящая, вся воином раздавая. Измѣнницы же от его руки даемая приемаху и въскорѣ сребролюбиа ради и кровопролития ко врагом притекаху. Царствующий же град Москва сих ради измѣны всяко колеблется, но искусившися от Гриши[14] и от Петруши, [15] и того вора не приемлют. И прилежащеи убо отвсюду пути полских ради приходов затвержены бывают: поляки бо часто прихождаху, московские посылки побивающе.
Велика же тогда полза царствующему граду бысть от обители чюдотворца Сергия ради святыхъ его молитвъ. Иже бо к морю на полнощь живущии людие на краех Студеного моря и Окиана къ царству всякъ промыслъ возвѣщаютъ и способляют. От Великого бо Новаграда, и от Вологды, и по Двинѣ рѣцѣ до моря, и на востокъ вся Сибѣрская земля и яже за нею вси способствоваху к Москвѣ. Такоже и от Нижегородския земли и от Казани вси безизмѣнно служаще. И ис тѣх всѣх прежереченных мѣстъ егда кому нѣкуды минути, то вси во обитель чюдотворца притекаху.
Тогда же в той велицей лаврѣ архимариту Иасафу[16] и келарю старцу Аврамию Палицыну, и с прочими доброхотствующими къ царьствующему граду, со всѣмъ усердиемъ велико тщание о сем показующе. И великъ промыслъ бываше от обители чюдотворца всѣмъ людем, к Москвѣ правящим во всяких нужах и в провожениихъ: и всяку вѣсть тѣмъ подаваху и от них восприемляху, себе убо соблюдающе и тѣх сохраняюще, до конца монастырьскую казну истощеваху. Вся Росиа царствующему граду способствующе, понеже обща бѣда всѣмъ прииде. Людие же, окрестъ живущеи обители, не токмо в сѣлех, но и от градов, мнози притекше со всею домашнею чадию ко обители чюдотворца, вѣдяще ту молитвы чюдотворца извѣстное заступление. И вси обще къ царствующему граду в бѣдах спострадуют. Воиньствующии же людие вси питаеми бывают от трапезы преподобных чюдотворцов; и поелику мощно всяко на смерть предаахуся.
О дѣлѣ же братолюбнѣм созидаемѣм велми сердца враговъ завистию ужасахуся: боящеся окаяннии, да не како, на начальствующее свѣтило зряще, и прочии от них отступят и къ правдѣ имутъ прилагатися. К дому бо великого чюдотворца вся Росиа, яко къ солнцу, зряще, и на его молитвы концы росийстии надѣющеся, противу врагом крѣпляхуся. Но аще и мала искра огня любве Божиа во обители чюдотворца возгорѣся, но напослѣдокъ велик пламень добродѣтелный распалися. На всѣх убо путех злодѣйствующим доброхоты от обители уловляеми бывают. И того ради совѣтомъ их лукавым препона велика сострояется.
Царь же Василий Иванович вскорѣ посла тогда к западным и к полунощным странамъ — въ Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свѣйскую[17] о обидѣ своей на полскаго краля и на своихъ измѣнников с ложным царемъ их, помощи прося. Ему же отдалѣвшеи по морю посланьми и дары велицѣми способствуют. Свѣйской же король Арцы-Карлус, [18] яко близ предѣлу его сущу, и той по суху немало избраннаго воиньства на помощь присла. О сем же бѣднѣ и яростнѣ дышут сердца еретикъ злочестивых. И немедлено посылают к велику врагу христианску Александру, пану Лисовскому, [19] плѣнующу тогда землю Рязанскую, и Володимерскую, и Нижегородскую, и иныя мѣста, по Росии живущая, дабы со всѣми воиньствы к совѣту их и к поможению вскорѣ пришелъ. Еже и соверши въскорѣ: кровь пиай человѣческую и грядый со огнемъ по пути от Владимиря и от Переславля ударяется стѣнамъ дому чюдотворца. И еже не того ради шествуя сын тмы, нощь едину препроводивъ, мечем окровавливая руцѣ, утѣшается; первое зло къ богоносну мужу показавъ, — началный посад Клемянтѣево[20] и во округъ ту жилища человѣческа в воздух дымом разлия. По его же отшествии народ во обители к мукам уготовляется. Трапеза бо кровопролитная всѣмъ представляется и чаша смертная всѣмъ наливается.
Собравшу же ся сонмищу сатанину и отверзъшим псомъ уста своя, и соборуют тщетная беззаконнии, сицевая глаголющи: «О царю великий Димитрий Иванович! Доколѣ стужаютъ великому твоему благородству граворонове сии, вогнѣздившиися во гробъ каменный, и докуду сѣдатые пакосътвуют намъ повсюду? Не токмо убо на путѣх вѣстников нашихъ преемлют, от лѣсъ исходяще, яко звѣри, посылаемии ими, но и смертем лютым предают без щадости. Наипаче же повсюду имѣют многи совѣтники, и вся грады развращаютъ служащеи симъ и любящеи сих; и всѣх всяко укрѣпляютъ, еже не покарятися твоему величеству и небрещи о твоемъ благородии, но служити учатъ царю Шубину, [21] печатлѣют же всяко писание, с лестми глаголюще: „Да сохранят убо васъ всегда молитвы великих чюдотворцев Сергиа и Никона“. Кто же убо сеи Сергий и Никонъ? Се убо обияхомъ всѣхъ воедино, яко гнѣздо птичие, и вси стерты быша от нас, яко птенцы. А сии, что суть противу толика множества покоршихся нам? Тебѣ убо, о великий росийский браздодержателю, самому извѣстно, такоже и нам, яко и от самых царских полатъ мнози ту пречернившеся живут. И аще тако имаши небрещи их, могутъ всегда пакостная устрояти нам. Слух же истинен всѣмъ нам возвѣстися, яко ждутъ князя Михайла Скопу с черными псы, свѣйскими нѣмцы, [22] и Федора Шереметева с понизовскими людми.[23] И тако вкупѣ вси собравшеся и твердыню сию занявъше, могутъ над нами побѣдители показатися. И еще донелиже не укрѣпишася, да повелит твое благородие всяко смирити сих. И аще не обратятся, то разсыплемъ в воздух прахомъ вся жилища их».
Велехвално же емлется за се тезоименитый гугнивому[24] гетманъ Сапѣга[25] с подручными тому воиньствы и всегоркий Александръ Лисовский с воры рускими. И тако на путь злый поспѣшаются.
В лѣта 7117-ое, въ царство благовѣрнаго и христолюбиваго царя и великого князя Василия Ивановича всея Русии и при святѣйшем патриархе Ермогене[27] Московском и всея Русии, Пресвятыя же и Пребезначалныя Троица Сергиева монастыря при архимарите Иасафе и при келарѣ старцѣ Аврамии Палицыне, Богу попустившу за грѣхи наша, сентября въ 23 день, в Зачатие честнаго и славнаго пророка и предтечи крестителя Господня Иоанна, прииде под Троецкой Сергиевъ монастырь литовской гетман Петръ Сапѣга и панъ Александръ Лисовской с полскими и литовскими людми и с рускими измѣнники по Московской дорогѣ.
И бывшу ему на Клемянтѣевскомъ полѣ, осадные же люди, из града вышедше, конные и пѣшие, и с ними бой великъ сотвориша, и милостию Пребезначалныя Троица многих литовских людей побили, сами же во градъ здравы возвратишася.
Богоотступницы же, литовские люди и руские измѣнники, сия видѣвше, воскричаша нелѣпыми гласы, спѣшно и сурово обходяще со всѣх стран Троицкой Сергиевъ монастырь. Архимаритъ же Иасафъ и весь освященный соборъ со множествомъ народа вниде во святую церковь Святыя Живоначалныя Троица, и ко образу Пресвятыя Богородица и ко многоцѣлбоносным мощемъ великаго чюдотворца Сергиа молящеся со слезами о избавлении. Градстии же людие округ обители слободы и всякиа службы огню предаша, да не когда врагом жилище и тѣснота велия будетъ от них. Гетман же Сопѣга и Лисовъской, разсмотривше мѣстъ, идѣже имъ с воиньствы своими стати, и раздѣлившеся, начаша строити себѣ станы и поставиша два острога и в них крѣпости многие сотвориша и ко обители пути вся заняли, и никому минути мимо их невозможно ни в дом, ни из дому чюдотворца.
Осадные же воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастовъ, [28] и дворяне приговорили с архимаритом Иасафом и з соборными старцы, что покрѣпити бы град осадою и всѣх бы людей привести х крестному цѣлованию, и головамъ быти старцом и дворяномъ, и раздѣлити градския стѣны, и башни, и ворота, и наряд устроити по башням и в подошевных боехъ, да всяк кождо их вѣдает и хранитъ свою страну и мѣсто и вся яже на бранную потребу устрояютъ, и с приступными людми бьются со стены, а из града и на иную ни на которую службу да не исходят. А на выласку и въ прибавку къ приступнымъ мѣстом людей особь устрояют.
Празднику же свѣтло торжествуему память преподобнаго отца нашего Сергия чюдотворца, сентября въ 25 день, [29] и бѣ тоя нощи ничто же ино от градских людей слышати развѣ воздыхание и плачь, понеже от околних мнози прибѣгше и мнѣвше, яко вскорѣ преминется великая сия бѣда. И толика тѣснота бысть во обители, яко не бѣ мѣста праздна. Мнози же человѣцы и скоты бес покрова суще; и расхищаху всяка древеса и камение на создание кущь, понеже осени время наста и зимѣ приближающися. И друг друга рѣюще о вещи пометнѣй и от всяких потребъ неимущих всѣмъ изнемогающим; и жены чада раждаху пред всѣми человѣки. И не бѣ никому съ срамотою своею нигдѣ же скрытися. И всяко богатьство небрегомо и татми не крадомо; и всякъ смерти прося со слезами. И аще бы кто и камяно сердце имѣлъ, и той, видя сия тѣсноты и напасти, восплакался, яко исполнися на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваша свѣтлыа в плач преложу и в сѣтование, и веселие ваше в рыдание».[30]
Тогда же нѣцыи старцы и мнози людие видѣша знамение не во снѣ, но наявѣ. От них же единъ священноинокъ Пимин в ту нощь на память Сергия чюдотворца моляшеся Всемилостивому Спасу и Пречистѣй Богородици. И се во оконце келии его свѣт освѣти. Ему же позрѣвшу на монастырь, и видѣ свѣтло, яко пожаръ, и мнѣвъ, яко врази зажгоша монастырь. И в той час изшед на рундукъ келейной. И зрит над церковию святыя живоначалныя Троица над главою столпъ огнян[31] стоящъ даже до тверди небесныя. Священникъ же Пимин велми ужасеся страшному видѣнию и возва братию свою ис келии: диакона Иосифа да диакона Серапиона и из иных кѣлей старцов многих и мирян. Они же, видѣвше, чюдишася знамению тому. И помалѣ столпъ огненый начат низходити и свится вмѣсто, яко облако огнено, и вниде окном над дверми въ церковь Пресвятыя Троица.
Всенощному же славословию и молебном совершившимся, и абие собравшемся множество народа, и совѣтом началникъ и всѣх людей крестное цѣлование бысть, что сидѣти во осадѣ без измѣны. В первых воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастов, цѣловали Животворящий Крестъ Господень у чюдотворцовы раки, такоже и дворяне и дѣти бояръские, и слуги монастырские, [32] и стрѣлцы, и все христолюбивое воинство, и вси православные христиане. И оттолѣ бысть во градѣ братолюбство велие, и вси со усердиемъ без измѣны ратовахуся со враги. И тогда литовские люди уставиша сторожи многие около Троецкого монастыря, и не бысть проходу ни из града, ни во градъ.
Того же мѣсяца въ 29 день полские и литовъские люди и с первосовѣтники своими, рускими богомерскими отступники, всячески размышляюще и совѣтующе тщетная. «Коими образы, — глаголюще, — возможем взяти Троецкой Сергиевъ монастырь, или коею хитростию уловити можем?» И тако совѣт составляют: ово приступы взяти, яко некрѣпокъ глаголюще град и низкостѣненъ; инии же ласкою и грозою повелѣваху у воевод и у народу прошати монастыря. «Аще ли и сим не увѣщаемъ их, и мы коиждо свой подкопъ под городовую стѣну подведемъ и без крови можем градъ взяти». Сице же совѣт ихъ положенъ бысть. На себе бо уповаша, а не на Бога жива, царюющаго вѣки. Якоже писано есть: «Да не хвалится силный силою своею», [33] вси бо, надеющеися о силѣ своей, погибоша. Воистинну «всуе всяк человѣкъ»[34] и «суетно течение его».[35] И паки: «Избавлю избраннаго моего от оружиа люта» и «осѣню над главою его въ день брани».[36]
Сиа же они совѣтовавше и ничто же успѣша, но всуе трудишася, без Божия бо помощи ничто же может сотворити человѣкъ, Богъ бо есть творит, яко же хощет, и воли его кто противится? Совѣт же гетману Сапѣге и Лисовскому сице уложившем, и въ 29 день прислаша во град Троицкой Сергиевъ монастырь сына бояръсково Безсона Руготина с листомъ, такоже и архимариту з братьею з грозами, имѣющь образ сицевъ:
«От великого гетмана Петра Павловича Сапеги, маршалка и секретаря Кирепецкого и Трейсвяцкаго и старосты Киевскаго, да пана Александра Ивановича Лисовского во град Троецкой Сергиевъ монастырь воеводам, князю Григорию Борисовичю Долгорукому да Алексѣю Ивановичю Голохвастову, и дворяном, и дѣтем боярским, и слугам монастырьским, и стрѣлцом, и казаком, и всѣмъ осадным людемъ, множеству народу. Пишем к вамъ, милуючи и жалуючи вас: покоритеся великому государю вашему, царю Дмитрею Ивановичю, [37] здайте намъ град. Зѣло пожалованы будете от государя царя Дмитрея Ивановича. Аще ли не здадите, да вѣсте, яко не на то есмя пришли, не взявъ града, прочь не отойти. Наипаче же сами вѣсте, колицы гради царя вашего московскаго взяхом; и столица ваша Москва и царь вашь сѣдитъ во осадѣ. Мы же пишем к вамъ, снабдяще благородие ваше. Помилуйте сами себе: покоритеся великому имяни государю нашему и вашему. Да аще учините тако, будет милость и ласка к вам государя царя Дмитриа, яко ни единъ великих вас у вашего царя Василия Шуйского пожалован есть. Пощадите благородство свое, соблюдите свой разумъ до нас. Не предайте себе лютой и безвременной смерти; соблюдите себе, и паки — соблюдите сами себе и прочих. Аще же за сею ласкою увидите лице наше, а мы вам пишем царскимъ словомъ и со всѣми избранными паны заистинствуемъ, яко не токмо во градѣ Троецком намѣстники будете от государя нашего и вашего прирожденного, но и многие грады и села в вотчину вам подастъ, — аще здадите град Троецкой монастырь. Аще же ли и сему не покоритеся, милости нашей и ласки, и не здадите нам града, а дастъ Богъ возмем его, то ни един от вас во градѣ милости от нас узрит, но вси умрутъ злѣ».
Такоже и архимариту пишутъ: «А ты, святче Божий, старѣйшино мнихом, архимарит Иасаф, попомните жалование царя и великого князя Ивана Василиевича всея Русии, какову милость и ласку стяжалъ к Троецкому Сергиеву монастырю и к вамъ, мнихомъ, великое жалование. А вы, беззаконники, все то презрѣли, забыли есте сына его, государя царя Дмитриа Ивановича, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите во градѣ Троецком воинство и народ весь сопротивъ стояти государя царя Дмитрея Ивановича, и его позорити, и псовати неподобно, и царицу Марину Юрьевну[38] и насъ. И мы тебѣ, святче архимарит Иасафъ, засвидѣтелствуем и пишем словомъ царским: запрѣти попом и прочим мнихомъ, да не учат воиньства непокарятися царю Дмитрию, но молите за него Бога и за царицу Марину. А нам град отворите без всякия крови. Аще ли не покоритеся и града не здадите, и мы заразъ, взявъ замокъ вашъ, и васъ, беззаконниковъ, всѣх порубаемъ».
Архимарит же Иасафъ з братьею и воеводы и все воиньство, видѣвъше лукавую лесть, яко всячески хотятъ разорити дом Пресвятыя Троица, и вси вкупѣ со смиреномудрием, с плачемъ и рыданиемъ Господа Бога моляще о избавлении града, глаголюще сице: «Надежда наша и упование, Святая Живоначалная Троица, стѣна же наша и заступление и покров, Пренепорочная Владычица Богородица и Приснодева Мариа; способники же нам и молитвеници к Богу о насъ, преподобнии отцы наши, велицыи чюдотворцы Сергий и Никон!» Сими же словесы и благоумными совѣты въ богоспасаемомъ градѣ Троецком монастырѣ благодать Божия со упованиемъ всѣм сердца на подвигъ адаманта твердѣйша укрѣпи.
Воеводы же приговорили с архимаритом и с прочими соборными старцы и з дворяны, и со всѣми воинскими людми, противъ их льстивыя грамоты к Сопѣге и Лисовскому отписку учиниша сице:
«Да вѣсть ваше темное державство, гордии началницы Сапѣга и Лисовской и прочаа ваша дружина, вскую насъ прелщаете, Христово стадо православных христиан, богоборцы, мерзость запустѣниа. Да вѣсть, яко и десяти лѣт християнское отроча в Троецком Сергиеве монастырѣ посмѣется вашему безумству и совѣту. А о нихже есте к нам писасте, мы же, сиа приемше, оплевахом. Кая бо полза человѣку возлюбити тму паче свѣта и преложити лжу на истину и честь на безчестие, и свободу на горкую работу? Какоже вѣчную оставити нам святую истинную свою православную христьанскую вѣру греческаго закона и покоритися новым еретическим законом отпадшимъ християнския вѣры, иже проклятии быша от четырех вселенских патриархъ? Или кое приобрѣтение и почесть, иже оставити нам своего православнаго государя царя и покоритися ложному, врагу, вору и вам, латине, иновѣрным, и быти нам, яко жидом или и горши сих? Они бо, жидове, не познавше, Господа своего распяша, нам же, знающим своего православнаго государя, под ихже царскою християнскою властию от прародителей наших родихомся в виноградѣ истиннаго пастыря Христа, како оставити нам повелѣваете христианского царя? И ложною ласкою, и тщетною лестию, и суетным богатством прельстити нас хощете. Но ни всего мира не хощем богатства противу своего крестного цѣлования».
И тако с тѣми грамотами отпустивъше в табары.
Того же мѣсяца въ 30 день богоборъцы, Сапѣга и Лисовской, приимше отписку и видѣвше к ним непокорение градских людей, и исполнишася ярости и повелѣша всему своему литовскому и рускому воиньству приступати ко граду со всѣх стран и брань творити. Градстии же людие биющеся с ними крѣпко, Сапѣга же и Лисовской повелѣша туры прикатити и наряд поставити.[39] И той нощи туры многие прикатили и наряд поставили. Первые за прудом на Волкуше горѣ, другие за прудом же подлѣ Московской дорогѣ; третьие за прудом же на Терентѣевской рощи; четвертые на Крутой горѣ противъ мѣлниць, пятые туры поставили на Красной горѣ против Водяные башни; шестые поставили на Красной же горѣ против погребов и Пивново двора и келарѣвых кѣлей; седмые по Красной же горѣ против келарские и казенных полатъ; осмые из рощи на Красной же горѣ против Плотнишные башни; девятые туры поставили на Красной же горѣ подлѣ Глиняново врага, противъ башни Конюшенных воротъ.[40] И подлѣ туров ископаша ровъ великъ, из рощи от Келарева пруда и до Глиняново врага, и валъ высок насыпали, и по-за тому валу конные и пѣшие люди ходяще.
Мѣсяца октября въ 3 день начаша бити из-за всѣх туровъ, и биюще по граду шесть недѣль беспрестанно изо всего наряду и из верховых, и разженными желѣзными ядры. Обители же Пресвятыя и Живоначалныя Троица покровена бысть десницею вышняго Бога, и нигдѣ же не зажгоша. Ядра бо огненые падаху на празные мѣста, в пруды и въ ямы мотылныа, а разженые желѣзныя ядра из древяных храмин безпакостно изимающе. А иже увязнувших в стѣнах не узрят, тии сами устываху. Но воистинну убо дѣло се промыслъ бысть самого превѣчнаго Бога Вседеръжителя, яже творит преславная имиже вѣсть неизреченными своими судбами. Сущии же на стѣнахъ града людие, не могуще стояти, сохраняхуся за стѣны: изо рвов бо и изъ ямъ меж зубцов прицѣлены быша пищали. И тако людие стояще неотступно, ждуще приступу, и о сем едином и крѣпляхуся. А иже в башнях у наряду, и тѣм велика бѣда бысть и муки от стрѣляния. Стѣнам бо градным трясущимся, и камению разсыпающуся, и вси злѣ страждуще. Но дивно о сем строение Божие бѣ: во время бо стрѣляния зряще вси плинфы разсыпающеся и стрѣлницы и стѣны сътрясаемы, по единому бо мишеню от утра даже до вечера стрѣляние бываше, паки же стѣны нерушимы пребываху. Сповѣдающе же часто о сем врази, яко «зрим всегда в стрѣлянии огнь исходящь от стѣнъ и дивимся о сем, что не от камени, но от глины искры сыплются».
И бысть во градѣ тогда тѣснота велиа, и скорбь, и бѣды, и напасти. И всѣмъ тогда сущим во осадѣ кровию сердца кипяху, но от полезнаго дѣла, еже наченше, не престаху. Смерти же ожидаху, но на Господа Бога упование возлагаху и всяко ко врагом сопротивляхуся. Еще же блядяху богоборцы лютори и песьими своими языки богохулная и никоея же надежи на Господа Бога имѣти глаголюще. «И не возможете, — глаголюще, — избѣжати от рук наших никакоже». Такоже поругающеся имени великого чюдотворца Сергиа и ина многаа богохулная блядяху.
Боголюбивый же пастырь, архимарит Иасафъ, и весь освященный соборъ, и все православное христианьство стояще въ церкви Пресвятыя Живоначалныя Троица, со слезами восклицающе сице: «Господи Боже нашь, безсмертный и безначалный, Содѣтелю всея твари видимыя и невидимыя, иже нас ради неблагодарных и злонравных сшед с небесъ и воплотився от Дѣвица Пречистыя и кровь за ны пролиа, призри убо нынѣ, Владыко Царю, от святаго жилища твоего и приклони ухо твое и услыши глаголы наша, конѣчне погибающих. Согрѣшихом бо, Господи, согрѣшихом всячески студными дѣлы и нѣсмы достойни возрѣти на высоту славы твоея. Разгнѣвахом твоя щедроты, не послушающе твоих повелѣний, и яко неистови еже на нас милости твоея отвратихомся и на злодѣяние и беззаконие обратихомся, имиже далече от тебе отступихом. Вся сиа, яже наведе на ны и на обитель твою праведным и истиным судом, сотворил еси грѣх ради наших; и несть намъ отверсти устъ что глаголати; но убо, о всепѣтый и всеблагословенный Господи, не предаждь нас до конца врагомъ нашим, и не разори достояниа твоего, и не отстави милость твою от нас, но ослаби нам во время се. Самъ, Владыко, реклъ еси: „Не приидох праведных спасти, но грѣшники призвати на покаяние“[41] во еже обратитися и живымъ быти. Господи Исусе Христе, Царю Небесный, ослаби нам и не остави нынѣ Пресвятыя и Пречистыя ради Богоматере твоея и молитвъ ради святых праведных отецъ наших, теплых заступниковъ Сергия и Никона чюдотворцовъ, прежде благоугодивших твоему владычеству во святѣй обители сей».
Такоже и Пренепорочнѣй Богородици от среды сердца стонаниемъ и рыданиемъ по вся дни и нощи моляхуся сице: «Ты убо, о Всенепорочная Владычице Богородице, человѣколюбива естеством сущи, не остави святую обитель сию, иже обѣщася явлением своимъ святым преподобному отцу нашему чюдотворцу Сергию; и нынѣ, во время се, да увѣмы, Владычице, истинное твое неложное слово, яже обѣщася, но яко Мати Христа Бога и заступнице християнскому роду, сохрани и помилуй нас по велицей милости твоей, яко да возвеличится имя великолѣпиа твоего во вся вѣки, аминь!»
Архимарит же Иасафъ повелѣ всѣмъ священником наставляти дѣтей своих духовных на покаяние и чистоту имѣти и вся благия дѣтели. И тако вси люде исповѣдающеся Господеви и мнози Пречистых Христовых Тайнъ причащающеся. Литовские же люди и руские измѣнники промышляюще о градоемъствѣ по вся дни и нощи.
Того же мѣсяца октября въ 6 день поведоша ровъ ис подгорья от мелницы возлѣ надолоб на гору х Красным воротам[42] и к надолобам, слоняюще доски, и к нимъ сыпаху землю. И доведоша ровъ на гору против Круглые башни.
Того же мѣсяца въ 12 день ис того же рва повели подкопы под Круглую науголную башню противъ Подолного монастыря.
Того же мѣсяца въ 13 день Сопѣга сотвори пиръ великъ на все войско свое и на крестопреступников, руских измѣнников. И чрез весь день бѣсящеся, играюще и стрѣляюще, к вечеру же начаша скакати на бахматех своих многиа люди и з знамяны по всѣмъ полям по Клемянтиевъским и по монастырским около всего монастыря. По семъ Сапѣга из своих табар вышел с великими полки вооруженными и сталъ своим полкомъ у туровъ за земляным валомъ противъ погреба и Келарские и Плотнишные башни и до Благовѣщенского врага, [43] а Лисовъского Александра полцы — по Тѣрентѣевской рощи и до Сазанова врага и по Переславской и по Углецкой дорогѣ и за Воловию двору до Мишутина врага.[44] Из наряду же из-за всѣх туров, изо многих пушек и пищалей по граду бьюще беспрестани.
В нощи же той на первом часу множество пѣших людей, литовских и руских измѣнников, устремишася к монастырю со всѣх стран с лѣствицы и с щитами и с тарасы рублеными на колесех[45] и заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду. Граждане же бияхуся с ними с стѣн градных, такоже изо многих пушек и пищалей, и, елико можаху, много побиша литвы и руских измѣнниковъ. И тако милостию Пребезначалныя Троица и молитвъ ради великих чюдотворцов не даша имъ тогда близ града приступити и никоторой пакости граду учинити. Они же, пьяньством своим изгубивше своих много, отоидоша от града. Тарасы же, и щиты, и лѣствицы пометаша. На утриа же, из града вышедше, вся тая во град внесоша и, тѣм брашна строяще, огню предаша.
Литва же и руские измѣнници, паки тѣм же образом приходяще, стужаху гражданом, ратующе град за седмь дний без опочивания. Овогда же ко граду подъѣжжающе с великими грозами и прещениемъ, иногда же с лестию просяще града, и показующе множество вои, да убоятся граждане. И елико убо врази стужающе имъ, тогда сущии во градѣ паче укрѣпляхуся на них. И тако окаяннии лютори и рустии измѣнницы всуе трудишася и ничто же успѣша, но паче своихъ многих погубиша.
Архимарит же Иасафъ со всѣм освященнымъ собором в тѣ дни бяше во святей велицей церкви, со слезами моляста Бога и Пречистую его Богоматерь и призывающе в помощь великих чюдотворцов Сергиа и Никона о помощи и о укрѣплении на враги, со слезами глаголюще: «Господи Боже, помози нам, конечнѣ погибающим, и не отрини людий твоих до конца, и не дай же достояниа твоего в поношение злым еретикомъ, да не рекутъ: „Гдѣ есть надежа их, нань же уповают?“, но да познают, яко ты еси Богъ нашь, Господь Исус Христос, в славу Богу Отцу, аминь».
И вземше честныа кресты и чюдотворную икону Богоматере съ Превѣчным Младенцемъ и прочих святых иконы, обходяще по стѣнах всего града, молящеся со слезами.
Того же мѣсяца въ 19 день приидоша литовские люди на огород капусты имати. Из града же увидѣвши, яко немного людей литовских, и не по воеводскому велѣнию, но своимъ изволениемъ, спустившеся съ стѣн градных по ужищем, и литовъских людей побили, а иных переранили. И в то же время в литовские полки утече служень детина Оски Селевина.
Воеводы же, князь Григорей да Алексѣй, устроиша из монастыря на литовских людей выласку конными и пѣшими людми. Одинъ полкъ поиде на огород Капустной по плотинѣ горняго пруда къ Служнѣ слободѣ, другой полк — за токарню на Княже поле и за Конюшенной двор. Пѣшие же люди поидоша с конными на Красную гору за враг к туром. В то же время троецкой служка Оска Селевинъ, забывъ Господа Бога, утече в литовской полкъ. Литва же и измѣнники руские, видѣвше троецкое воиньство изшедших из града, и абие устремишася сурово. И от обою страну мнози пивше смертную чашу. У туров же у литовского наряду побили и поранили стрелцовъ, и казаков, и даточных людей немало, [46] и голову у них, троецкого слугу Василия Брехова, ранили, и еще жива в монастырь внесоша и с прочими битыми и ранеными. Архимарит же Иасаф живых пострищи повелѣ и причастити Святых Тайнъ, Тѣла и Крове Христа Бога нашего. И тако со исповѣданиемъ предаша душа своя в руцѣ Господеви. И, освященным собором отпѣвше надгробная, погребоша их честно.
В день недѣлный по утренем пѣнии пономарь Илинархъ сѣде почити и в забытии сна бысть. И абие видит в келию его вшедша великого чюдотворца Сергиа и рекша ему: «Скажи, брате, воеводам и ратнымъ людемъ: се къ Пивному двору приступъ будет зѣло тяжекъ, они же бы не ослабѣвали, но с надежею дерзали». И видѣ святаго ходяща по граду и по службам, кропяща святою водою монастырская строениа.
По извѣщении же чюдотворца, с недѣли на понедѣлникъ в третьем часу нощи, никому же чающу, возгрѣмѣша изо множества наряду, и многочисленое воиньство литвы со гласом многим устремишася к стѣнам градским со всѣх стран. Против же Пивного двора, вземше множество бремен дров, хврастия, соломы, смолу з бересты и з зелием, и зажегше острог у Пивного двора. И от того огня объявишася вси полцы. С стѣн же града и с Пивново двора из-за тарасов, ис пушек и ис пищалей много побиша литвы, и огни их угасиша, и острогу подсѣчи не даша. Такоже и по иным стѣнамъ града и з башен, козы со огнем спущающе, [47] и литовских людей многих побиша, понеже приидоша близ града.
Дни же наставшу память святаго великомученика Димитриа Селуньскаго, на первом часу дни архимарит Иасафъ со всѣм освященным собором и иноцы и весь народ, вземше честныя кресты и чюдотворныя иконы, обходяще по стѣнам града, творяще литию и моление возсылающе ко Всемогущему в Троицы славимому Богу и Пречистей Богоматери. Видѣвше же литовъские люди во рвѣх по стѣнам града ходящих множество людей, и нападе на них страх велик, и убояшася и побѣгоша изо рвов и из ямъ в табары своя.
Воеводы, князь Григорей и Алексѣй, со всѣм христолюбивым воинством, пѣвше молебенъ соборнѣ, учиниша выласку на Княже поле в Мишутинской враг на заставы рохмистра Брушевского и на Суму с товарыщи. И Божиею помощию заставу побили и рохмистра Брушевского Ивана взяли, а рохмистра Герасима на Княжом полѣ и роту его побили, а Сумину роту топтали до Благовѣщенского врага. Врази же, видѣвше своих падение, и вскорѣ приидоша многими полки конные и пѣшие. Градстии же людие, мало-помалу отходяще, внидоша вси во град здравы и ничим же вреждены. Архимарит же со освященным собором, пѣвше молебны съ звоном, благодарственныя хвалы воздающе Всемогущему Богу. Брушевъской же панъ в роспросе и с пытки сказал, что подлинно ведутъ подкопы под городовую стѣну и под башни. А под которое мѣсто ведут подкопы, того, сказал, не вѣдает. «А хвалятся дѣ наши гетманы, что взяти замок Сергиев монастырь и огнем выжечи, а церкви Божиа до основания разорити, а мнихов всякими различными муками мучити, а людей всѣх побити. А не взявъ монастыря, прочь не отхаживати. Аще и год стояти, или два, или три, а монастырь взяти и в запустѣние положити».
Богоборцы же тогда разъяришася велми и начаша гражданом стужати злѣ и залегоша по ямам и по плотинам прудовым, не дающе градским людем воды почерпсти, ни скота поити. И бѣ во градѣ тѣснота и скорбь велиа, и мятеж бѣ великъ осаднымъ людемъ.
Воеводы же, совѣтовавше с архимаритом Иасафом и з братиею и со всѣми воинскими людми, повелѣша во градѣ и под башнями и в киотѣх стѣнных копати землю и дѣлати частые слухи[48] троецкому слугѣ Власу Карсакову: той бо тому дѣлу зѣло искусенъ. И за се дѣло ятся. В внѣ града от Служни слободы повелѣша глубочайший ров копати. Литва же, видѣвше ровъ копающих, в началѣ перваго часа дни абие прискочивше ко рву множество людей пѣших вооружены зѣло и начаша побивати православных християн лютѣ. Из града же прицѣлены быша к тому мѣсту пушки и затинные многие и побиша литвы много. К сему же и из града поспешиша многие воинские люди и множество их побили и многих живых взяли и во град введоша. Литва же, не возлюбивше от града частых поминковъ, тыл показавше, вспять возвратишася.
Воеводы же новопоиманых языков повелѣша пытати и истязати распросы и пытками о думѣ их и о числѣ воинства их. Они же сказаша, что подлинно гетманы их надѣются град взяти подкопы и тяжкими приступы. А подкопы уже повели под башни и под городовую стѣну октября во 12 день. А которое мѣсто ведут, того не вѣдают. А пановъ радных: князь Констянтинъ Вишневецкой, да четыре брата Тишкѣвичи, панъ Талипской, панъ Велемоской, панъ Козоновской, панъ Костовской и иных 20 панов; а рохмистровъ: Сума, Будило, Стрѣла и иных 30 рохмистровъ; а воинских людей: с Сопѣгою полские и литовские люди, желныри, подолские люди, гусары руские, прузкие, жемоцкие, мозовецкие, а с Лисовским дворяне и дѣти боярские многих розных городов, тотарове многие, и черкасы запорозские, казаки донские, волоские, сѣверъские, астороханские. И всего войска с Сапѣгою и с Лисовским до 30 000,[49] кроме черни и полоняниковъ.
Мѣсяца ноября въ 1 день, на память святых безсребреник Козмы и Дамиана, во втором часу дни из града устроиша выласку конными и пѣшими людми на литовских людей. Богу попустившу грѣх ради наших, и сего ради охрабришася на нас врази и многих градских людей побили и поранили, подщавшихся положити главы своя за святую православную вѣру и за обитель преподобнаго отца нашего чюдотворца Сергия. И на том бою убили слугу нарочита Копоса Лодыгина ис пушки, и соверши его Богъ во иноческом чину преставитися. Тогда же на выласкѣ грѣх ради наших побили и поранили троецких всяких людей 190 человѣкъ, да въ языки взяли на подкопном рвѣ старца священника Левкию, да трех служних людей, да московского стрелца, да дву клемянтѣевскихъ крестьянских дѣтей.
Архимарит же раненых постричи повелѣ, и причастившеся Тѣла и Крове Христа Бога нашего, и преставишася в вѣчныя обители. И погребоша их честно, соборнѣ отпѣвше над ними надгробныя пѣсни. А живых раненых лечити повелѣ и покоити монастырскою казною. Еретическое же исчадие и измѣнницы руские горше перваго ратоваху град. Тогда же бысть во граде всѣмъ православным христианом скорбь велика, и плачь велик, и ужасть ради подкопов, понеже слух во ушеса всѣх людей разыдеся, что ведут литовские люди подкопы, а о том достигнути не могут, под которую стѣну или башню ведутъ. И тако вси смерть свою коиждо пред очима видяще, и вси притичюще къ церкви Живоначалныя Троица и к цѣлбоносным мощем теплых заступниковъ наших, великих чюдотворецъ Сергиа и Никона, и вси на покаяние к Богу обратишася, исповѣдающеся Господеви и отцемъ своим духовным. Ови же и причастишася Тѣла и Крови Господня, къ смерти готовящеся.
Добродѣтелнии же суще иноцы, обходяще по всему граду, молящеся христолюбивое воинство и всѣх людей, глаголюще: «Господие и братие, прииде час прославити Бога и Пречистую его Матерь, и святых великых чюдотворцовъ Сергия и Никона, и нашу православную христианскую вѣру! Мужайтеся и крѣпитеся и не ослабляйте в трудѣх, ни отпадайте надежею, яко да и нас помилуетъ и прославит Всещедрый Господь Бог! Не унывайте убо в скорбѣхъ и бѣдах, нашедших на ны! Но упование возложим на Бога и на молитвы великих наших заступников Сергиа и Никона, и узрим славу Божию! Той бо может избавити нас от рукъ всѣх врагов наших. Аще ли, братие, кто и постражет нынѣ во время се, той мученикъ будет Господеви своему, понеже пострада за превеликое его имя!» И тако укрѣпляюще всѣх православных христианъ, сущих на стѣнах града. И сего ради вси паче охрабришася, биющеся крѣпце со враги своими.
Воеводы же повелѣша стрелцом и всяким охочим людем исходити из града нощию тайно ради языковъ по ямом и во рвѣх, что они ископали близ града. И милостию Божиею языков много емлюще и водяще во град. Подкопнаго же мѣста никакоже возмогоша у них довѣдатися: вси глаголюще, что есть подкопъ, а под которое мѣсто ведут, того не вѣдают.
Того же мѣсяца въ 2 день въ 3-м часу нощи в литовских полцѣх бысть шум велик и заиграша во вся игры, поидоша на приступъ ко граду, яко и преже. Градские же людие бьяхуся с ними крѣпко, не дающе имъ ко граду приступити.
В то же время въ церкви Пресвятыя Троица архимариту Иасафу воздрѣмавшу, и се внезапу видит святаго и блаженнаго отца нашего Сергия, великаго чюдотворца, стояща против чюдотворного образа Святыя Живоначалныя Троица и руцѣ свои горѣ воздѣвша и молящася со слезами Святѣй Троицы. И обращся святый ко архимариту и глагола ему сице: «Брате, въстани, се время пѣнию и молитвѣ час, „бдите и молитеся, да не внидете в напасть“.[50] Господь Всесилный многих своих ради щедрот помилова вас и прочее время подастъ вамъ, да в покаянии поживете». Архимарит же Иасафъ о семъ явлении, одержим страхом многим, исповѣда всей братии.
Гордостию же надмени, литовские люди тяжко и беспрестанно ратующе град Троецкой, прокативше туры и тарасы многие ко граду. Из града же удариша изо многих пушекъ и пищалей по щитом и тарасом ихъ, которые быша близ града, и много литовских людей побили. Дню же наставшу, из града вышедше конные и пѣшие люди и от града литовских людей отогнаша. Они же побѣгоша, гонимы гнѣвом Божиим. Градстии же людие приступныя козни их вся огню предаша, а иныя во град внесоша.
В четвертый же день того же мѣсяца в нощи паки литва своим дѣлом промышляюще, но издалеча, а ко рву и къ стѣнам близко приходити не смѣюще. Из града же вышедше пѣшие люди к литовъским людем к Нагорнему пруду за надолобы близко подкопново рву. Литва же и руские измѣнницы восташа изо рвовъ и изъ ямъ, яко дѣмоны, нападоша на градских людей и сотвориша бой велик. На бою же том убили троецкого слугу Бориса Рогачева и многих слугъ, и стрѣлцов, и казаков поранили; тогда же емше казака Дѣдиловского ранена. Онъ же в роспросе и с пытки сказал, что подлинно подкопы поспѣвают, а на Михайлов день хотят подставливати под стѣны и под башни зелие.
Воеводы же водяще его по городовой стѣнѣ, он же все подлинно указал мѣста, под которую башню и под городовую стѣну подкопы ведут. И изнемогаше от многих ранъ и начат умирати. И вопияше великим гласомъ со слезами и рыданиемъ: «Сотворите мнѣ, винному и бѣдному человѣку, великую милость, дайте мнѣ, Бога ради, отца духовнаго, сподобите мя быти причастника Святым Христовым Тайнам!» Архимарит же Иасафъ повелѣ его, поновив, причастити Святых Христовыхъ Тайнъ.
Воеводы же во градѣ против подкопов от Подолныя стѣны до Святых ворот велѣли острог поставити и тарасы насыпати и наряд устроити.
Тоя же нощи прииде в Троецкой монастырь выходецъ из Лисовских табаръ казакъ Иван Рязанец станицы атамана Пантелѣймона Матерово, а сказал, что подкопы подлинно поспѣли под нижнюю под Круглую башню.
Да тот же казакъ Иванъ Рязанецъ сказал сицеву повѣсть: «Дѣялося де в прошлую нощь с суботы на недѣлю: было явление атаманомъ и казаком, а сказывал атаман нашъ Пантелѣймон Матерой, такоже и от нас мнози видѣли своима очима, и иных станицъ атаманы и казаки многие то же видѣние видѣли и глаголы старца слышели жестоки з запрещением. Видѣша бо около града по поясу ходящих дву старцов — брады сѣды, свѣтозарны образом, яко быти имъ по образу и по подобию великимъ чудотворцом Сергию и Никону. Един же в руцѣ имѣяше кадилницу злату, а над кадилницею Животворящий Крестъ и кадяще обитель свою и огражаше Честнымъ и Животворящим Крестомъ стѣны града. Другий же имѣяше в руцѣ своей правой кисть, яко кропило, въ другой же руцѣ чашу. И, кропя святою водою стѣны и прочая вся во обители и поюще своими усты велегласно тропарь „Спаси Господи, люди своя“, кондак „Вознесыйся на крестъ“, — оба до конца. И обращся к нашим полком преподобный, — от лица же его неизреченный свѣт сияше, яко огнь паля, — и глаголаше ярым гласомъ и жестоко претя: „О злодѣю законопреступницы! Почто стекостеся разорити дом Пресвятыя Троица, и в ней Божиа церкви осквернити, и иночествующих и всѣх православных христианъ погубити? Не дастъ вам жезла на жребий свой Господь!“ Нашим же окаянным казаком и литовским людем по них стрѣляющим из луковъ и из самопалов, стрѣлы же и пулки наши от них отскачюще, к нам возвращахуся и многих уязвляху; и многие люди ранены от тех пулекъ в наших полцех помроша на извѣщение и на болшее чюдо прославляющу Богу угодников своих». И тоя же нощи во снѣ явися преподобный чюдотворец Сергий атаманом и многим казаком.
Тѣм же образом явися и гетману и радным паном, и рохмистромъ, претя жестоко и глаголя сице: «Молбу на вас, злодѣевъ, сотворю Вышнему Царю, и во вѣки осуждени будете мучитися в геонских муках». И быша, яко молниа и громи страшни, и от востока истече рѣка велика, а от запада и полудне два езера велики, и снидошася вси трие во едино; и взыде вода, яко гора велика, и потопи всѣ полки литовския и всѣх безвѣстно сотвори. На утрия же сшедшеся Сопѣга и Лисовъской и со всѣми рускими измѣнники вкупѣ и сказывающим имъ сны своя друг другу и глаголюще: «Что се хощет быти? Воды многи потопиша полки наша!» Тогда же предстоя пред ними донской атаман Стефан Епифанец станицы Смаги Чертенского, имѣя под собою войска пятсотъ казаков, и глагола имъ: «Великиа гетманы, аз скажу вамъ: сны сия не на добро бывают. Се убо знамение являет преподобный Сергий чюдотворецъ: яко не водам повелѣваетъ потопити, но множество православных христианъ вооружитъ на нас. И велико падение нашим людемъ будет». Литовские же люди великою кручиною объяти бывъше, сиа слышавше, и совѣщаша его с казаки побити, глаголюще, яко «сей возмущает полки наша и ужасаетъ люди воиньскиа». Стефан же и казаки, увѣдевше сиа, и собравшеся вси пятьсотъ человѣкъ и тоя же нощи побѣгоша, обѣщавшеся ко Святѣй Живоначалнѣй Троицѣ и Пречистой Матери Божии и великим чюдотворцом Сергию и Никону потомъ таковаго зла не творити, ни царствующему граду, но с православными христианы стояти за один на иновѣрныя; и призывающе в помощъ великих чюдотворцов. Полцы же литовъскиа догнаша их в Троецкой волости в Вохне на рѣкѣ на Клязмѣ. Они же помиловани быша от Бога молитвъ ради преподобных отецъ Сергия и Никона, отоидоша от литовских людей ничим же невреждены. Такоже и Оку рѣку превезошася ниже Коломны и приидоша на Донъ к своему атаману вси здравы.
О сем же знамении и о Стефанѣ Епифанцѣ атаманѣ принесоша ми писаниицѣ оставшиися иноцы во обители чюдотворца, ово же словом повѣдающе ми о семъ. Аз же и сиа повелѣх здѣ вписати, аще истинна есть и сия, яко да не обрящуся от Бога раб нерадив и презоривъ о чюдесѣх преподобных отецъ. Сия же до здѣ.
Воеводы же совѣтовавше со архимаритом Иасафом и з старцы и со всѣми воиньскими людми, чтобы очистити испод городовыя стѣны в ров потайные ворота для скорые выласки. Каменосѣчцы же, сыскавше старой вылаз подлѣ Сушилныя башни, [51] и очистили и трои двери придѣлаша к ним желѣзные.
Того же мѣсяца въ 8 день на праздникъ собора святаго архистратига Михаила. День той пребысть плача и сѣтованиа, яко уже преиде 30 дней и 30 нощей и беспрестанно со всѣх стран из-за всѣх туров изо штидесят трех пищалей биюще по граду и из верховых.[52]
В той же день иде въ церковь Святыя Троица клирикъ Корнилей, и внезапу прилетѣ ядро пушечное и оторва ему правую ногу по колѣно, и внесоша его в паперть. И по Божественей литоргии причастися Животворящих Тайнъ Христовыхъ и глаголаше архимариту: «Се, отче, Господь Богъ архистратигом своимъ Михаилом отомстит кровь православныхъ християн». И сия рекъ старецъ Корнилей, преставися. Да того же дни убило ис пушки старицу, оторвало руку правую и с плечем.
Воеводы же и вси осадные люди во градѣ, избравше старцовъ добрых и воиских людей, которым ити на выласку и на подкопъные рвы, и разрядивше войско и учредиша по чину. В Михайлов же день святого архистратига поющим вечерню, и вси сущии во обители людие с воплем и рыданием и в перси биеньми просяще милости у Всещедраго Бога, и руцѣ воздвижуще горѣ и на небо взирающе и вопиюще: «Господи, спаси ны, погибающихъ, скоро предвари и избави нас от погибели сея имени твоего ради святаго. И не предай же достояниа твоего в руцѣ скверным симъ кровопийцам».
Врази же Святыя Троица дѣломъ своимъ коварствено промышляюще о градоемъствѣ и беспрестанно стрѣляюще изо многих пушек и пищалей. Во время же псалмопѣниа внезапу ядро удари в болшой колоколъ, и сплы во олтарное окно Святыа Троица, и проби в дѣисусѣ у образа архистратига Михаила[53] дску подлѣ праваго крыла; и ударися то ядро по столпу сколзь и сплы въ стѣну, отшибеся в насвѣщник пред образом Святыя Живоначалныя Троица и наязви свѣщник, и отразися в лѣвой крылос и развалися. В той же часъ иное ядро прорази желѣзныя двери с полуденныя страны у церкви Живоначалныя Троица и проби дску мѣстнаго образа[54] великого чюдотворца Николы выше лѣвого плеча подлѣ венца; за иконою же ядро не объявися.
Тогда убо в церкви Святыя Троица нападе страх великъ на вся предстоящая люди, и вси колеблющеся. И полианъ бысть мостъ церковной слезами, и пѣнию медлящу от множества плача. И воздѣюще руцѣ свои горѣ къ Пребезначалнѣй Троицѣ и ко Пречистѣй Богородици и великим чюдотворцом Сергию и Никону и молящеся о помощи и заступлении от враговъ.
Во время же стихеръ пѣниа архимарит Иасафъ в велицѣй печали сѣтуя и сведен бысть в забытие мало, и се видит великого архистратига Михаила; лице же его, яко свѣть, сиаше, и в руку своею имѣяше скипетръ и глаголаше к сопротивным: «О врази лютори! Се ваша, беззаконницы, дерзость и до моего образа доиде. Всесилный же Богъ воздастъ вам въскорѣ отмщение». И сия рекъ святый, невидим бысть. Архимарит же повѣда се видѣние всей братии. И облекошася во священныя ризы и пѣша молебны Всесилному Богу и архистратигу Михаилу.
На Терентѣевской же рощи бѣ у них пищаль люта зѣло, зовома Трещера. Воеводы же повелѣша стреляти на Терентѣевскую гору по литовскому наряду из башни Водяных ворот. Удариша по болшой их пищали по Трещерѣ и разбиша у нея зелейникъ. Такоже и от Святых ворот с Красныя башни удариша по той же пищали и разбиша у нея устие. И видѣша с Троицкого града сущии людие, благодариша Бога, яко разруши злый той сосуд.
Архимариту же Иасафу келейное правило[55] правящу и взирающу на образ Пресвятыя Богородица и со слезами прося помощи и заступления, и воздрѣма. И видит в келию вшедша преподобнаго отца нашего Сергиа и глаголюща: «Въстани, не скорби, но в радости молитвы приноси, предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодѣва Мариа со аггелскими лики и со всѣми святыми». Паки же и иныя старцы повѣдали различная знамения — священноинок Генадей, и священноинокъ Гурей, и священноинокъ Кипреян, и иныя мнози черноризцы и миряне, яко видѣша святаго Сергиа чюдотворца, ходяща по монастырю и будяща братию и глаголюща сице: «Идѣте, иноцы, немедлено во святую церковь и обрящете благодать». И потом видѣша вшедша въ церковь Святыя Троица Серапиона, архиепископа новгородскаго, во святительстей одежди и во святѣмъ олтари пред образом Святыя Богородица ставша. И обратився к нему святый чюдотворец Сергий, рече: «Отче Серапионе, почто умедлилъ еси принести моление ко Всесилному Богу и Пречистѣй Богородицы?» Святый же архиепископъ Серапионъ, воздѣвъ свои руцѣ, и возопи: «О Всепѣтая Мати, рождшиа всѣх святых святѣйшее Слово! Нынѣшнее приношение приемши, от всякия напасти избави всѣх и грядущая изми муки, вопиющая: аллилуйа!» И абие начаша благовѣстити к заутреннему пѣнию. Старцы же, сиа видѣвше, исповѣдаша архимариту и воеводам.
Сиа же старцы вси отидоша къ Богу еще во осадѣ тогда бывшии. Принесе же ми о сем писание диакон Маркел ризничей.[56] Аз же, исправив сие, повелѣх написати.
Воеводы, князь Григорей Борисович и Алексѣй, урядивше полки вылазных людей, приидоша в церковь Святыа Живоначалныя Троица, знаменавшеся к чюдотворным образомъ и къ целбоносным мощемъ преподобнаго отца нашего Сергиа чюдотворца. И пришедше ко вратом потайным, повелѣша выходити по малу и во рву укрыватися. В то же время с Пивного двора[57] вышли головы в воеводское мѣсто туляне Иванъ Есипов, Сила Марин, Юрьи Редриковъ переславецъ с своими сотнями и з даточными людми на Луковой огород и по плотине Красного пруда. Также и ис Конюшенных ворот вошли со многими знамены головы дворяне: Иванъ Ходыревъ олексинецъ, Иванъ Болоховской володимерецъ, переславцы Борис Зубовъ, Офонасей Редриков и иные сотники с сотнями, с ними же и старцы троецкие во всѣх полках.
И егда начаша из града выходити за три часа до свѣта, и абие наидоша облацы темныя, и омрачися небо нелѣпо, и бысть тма, яко ни человѣка видѣти. Таково Господь Богъ тогда и время устрои своими неизреченными судбами.
Людие же вышедше из града и ополчишася. И абие буря велика воста и прогна мрак и темныя облаки, и очисти воздух, и бысть свѣтло. И егда удариша в осадные колокола потрижды, тако бо повелѣно имъ вѣсть подати, Иван же Ходырев с товарыщы, призвавше на помощь Святую Троицу и крикнувше многими гласы, нарекше ясакъ Сергиево имя, и вкупѣ нападоша на литовских людей нагло и мужественно. Они же, услышавше ясакъ той, и абие возмятошася и, гнѣвом Божиимъ гонимы, побѣгоша.
В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков с товарыщы и со всѣми людмиприиде противъ подкоповъ на литовских людей, возвавше той же ясакъ, збивше литву и казаковъ под гору на Нижней монастырь и за мелницу.[58] А Иван Есипов с товарыщы своимъ полком бьющеся с литвою по Московъской дорогѣ по плотинѣ Красного пруда до Волкуши горы. Старцы же Сергиева монастыря ходяще в полкахъ, бьющеся с литвою, и укрѣпляюще люди не ослабляти в дѣлех. И тако вси охрабришася и бьяхуся крѣпко, глаголюще друг другу: «Умрем, братие, за вѣру христианскую!»
И благодатию Божиею тогда обрѣтоша устие подкопа. Въскочьше же тогда во глубину подкопа ради творимаго промысла крестьяне клемянтиевские Никон, зовомый Шилов, да Слота; и егда же зажгоша в подкопѣ зелие с калы и смолу, заткавше устие подкопа, и взорва подкопъ. Слота же и Никон ту же в подкопѣ згорѣша.
Градстии же людие приступающе крѣпко к Волкушѣ горѣ к наряду литовскому; они же стрѣляюще из-за туровъ. Тогда же ранили голову Ивана Есипова и троецких людей прогнали до Нижняго монастыря. Голова же Иванъ Внуковъ, обратився съ своими людми от Нижнево монастыря по плотинѣ и по пруду, и прогна литву и казаков на Терентѣевскую рощу и до Волкуши горы, побивающе ихъ нещадно. Троецкой же слуга Данило Селевинъ поносим бываше отъѣзда ради брата его Оски Селевина, и не хотяше измѣнничья имени на себѣ носити и рече пред всѣми людми: «Хощу за измѣну брата своего живот на смерть пременити!» И с сотнею своею прииде пѣшь к чюдотворцову Сергиеву кладязю[59] на измѣнника атамана Чику с казаки его. Данило же силенъ бяше и гораздъ саблею и посѣкая многих литовъских людей, к сему же и трех вооруженых на конех уби. Литвин же удари Данила копиемъ в груди, Данило же устремися на литвина того и уби его мечем, сам же от раны тоя начатъ изнемогати крѣпце. И вземше его, отведоша в монастырь, и преставися во иноческом образѣ.
Головы же Иванъ Ходыревъ, Борис Зубовъ со своими сотнями прогнаша литву и казаковъ за мелницу на лугъ. А Иван Внуков остася на Нижнем монастырѣ. Атаман же Чика уби Ивана Внукова из самопала. И отнесоша его в монастырь. И бысть троецким людем скорбь велиа о убитых дворянех и слугах, понеже быша мужествени и ратному дѣлу искусни.
Троецкое же воиньство паки исправяся убили дву полковников, дворян королевских, Юрья Мозовецкого да Стефана Угорскаго, да четырех рохмистровъ желнырьских и иных панов, и всяких людей многих побили и поранили. А живых поиманых языков во град введоша.
Того же дни градстии людие, овии убо от многаго труда во град внидоша, овым же еще дерущимся с литвою и с рускими измѣнники, нѣкоим же боголюбивым иноком вложи Богъ благую мысль, и приидоша на Пивной дворъ к чашнику старцу Нифонъту Змиеву глаголюще: «Отче Нифонте! Врази наши одолѣвают намъ, но Святая Троица дарова нам бѣдным велику помощь над враги: подкопы их отняли и зарушили; и к тебѣ сего ради приидохом: даждь намъ о сем совѣтъ, чтобы еще отняти у литовских людей на Красной горѣ туры и своему воиньству помощь и отраду сотворити». Старец же Нифонтъ, и с прочими старцы посовѣтовав, и вземше с собою двѣстѣ человѣк ратных и старцовъ тридесят и поидоша с Пивново двора на выласку; и прешедше прудовую ручевину, и взыдоша на Красную гору к туром и к наряду литовскому.
Вѣсть же в манастырѣ учинися, яко троецкое воиньство на литовской наряд поидоша. Осадные же люди скоро пришедше ко вратом градным х Конюшеннымъ и нужею воеводу Алексѣя Голохвастова и приставов вратных премогоша и градная врата сами отвориша и устрѣмишася спѣшно к туром, взыдоша на Красную же гору. Литва же и руские измѣнники из-за туров своих стрѣляюще изо многих пушек и пищалей и из мѣлково оружиа, и збиша людей троецких под гору к Пивному двору. Множество же народа паки второе устремишася нуждею и взыдоша ис-подгория великою силою, приступающе к туром, к наряду литовскому. Богоборцы же начаша стрѣляти изо многих пушекъ с Волкуши горы поперегъ троецкого воиства и в тыл с Терентиевъские рощи и мног мятеж учиниша и ужасть в троецких людех. Они же видѣвше, яко устрашишася троецкое воиньство от стрѣляниа их, и абие полки их литовские и руские измѣнники вси, въскорѣ вышедше из-за туров своих, и градских людей всѣх под гору согнаша. С стѣн же градских стрѣляюще по них, возвратиша их вспять. Они же возвращьшеся и заиграша во вся игры, яко градьских людей прогнаша от наряду своего.
Градские же люди совѣтовавше отоити во враги: в Благовѣщенской, да в Косой, да въ Глиняной враг, инѣм же троецким еще бьющемся с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И озрѣвшеся и не видѣвше градских людей на горѣ, ни у Пивного двора единого человѣка, и ужасошася, мнѣвше всѣх побитых от литовских людей, но токмо видяще у Святых ворот и на Нижнем монастырѣ перьвых людей вылазных дерущихся с литвою и с казаки.
Градские же люди утаившиися во врагѣх: в Благовѣщенском, и в Косом, и в Глиняном. От них же Иван Ходыревъ да троецкие слуги, Ананья Селевин с немногими людми, всѣдше на кони и устремившеся полем позади туров литовского наряду; и бѣ полчекъ их малъ зѣло, пред полчком же тѣм троецким, глаголют, видѣша з города многие люди воина вооружена, лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся. И в той час въскочивъ с людми троецкими в первые туры, такоже и во вторые, и в третие, и в четвертые, и в пятые, и обьявителна видѣша его Божиа посланника и помогающа православному христианству, дондеже и наряд взяша. И тако невидимъ бысть, даровав помощь и одолѣние на враги.
Троецкое же воиньство, конные и пѣшие, скрывшеися, вскорѣ изо враговъ вышедше, приступльше к первым туром к литовскому наряду. Литва же и казаки руские побѣгоша к другим туром. Градские же люди, побивающе их лютѣ, такоже из других и ис третьихъ выгнаша; о четвертых же и о пятых турах наряду своего литва и казаки укрѣпишася и бияхуся крѣпко. И ту под Борисом Зубовым убиша коня. Литва же многие люди скочьше хотяху Бориса жива взяти. Троецкой же слуга Ананья Селевин мужествен и с прочими воиньскими людми устремишася на литовских людей, и прогнаша их за туры. Вскоре же подоспѣша к ним многие люди, Иван Ходырев и с ним дѣти бояръские, и слуги, и все множество народа, и внидоша в четвертые и пятые туры к литовскому наряду. Слуга же Мерькурей Айгустов первѣе всѣх поспѣ к туром. Пушкарь же литвин уби Меркурья ис пищали. Тому же пушкарю отсѣкоша главу.
И тако помощию Живоначалныя Троица многих литовских людей побили и языков нарочитых панов живых взяли с литаврами и с трубками и со многими знамяны во град введоша. Да тут же взяли восмь пищалей полуторных и полковых и всякого оружиа литовского, затинных и изрядных сампопалов и рушницъ, копей же и кордовъ, палашей и сабель, пороху же бочки и ядеръ, и всяких запасов множество во град внесоша. Останцы же с турами и с тарасы и со оставшимся зелиемъ вся огню предаша. Людей же троецких убитых и раненых побраша и во град внесоша. Пламени же разливающуюся и поядающу зданиа еретикъ, гетман же Сапѣга, видѣвъ заимающася огнем твердѣйшая станища своя, побѣже в табары своя, такоже и злый еретикъ лютор Лисовской.
Вся же сиа содѣяся во един день в среду, мѣсяца ноября въ 9 день, на память святых мученикъ Анисифора и Порфириа. За три убо часа до свѣта начаша битися и до самого вечера кровь лияшеся. В той день подкопы зарушили и наряд литовской взяли. И благодатию Пресвятыя Троица бысть в Троецком Сергиеве монастырѣ радость и веселие всему православному христианьству о величии Божии, яже сотвори Богъ преславная в той день.
Боголюбивый же архимарит Иасаф с братиею повелѣ звонити даже и до полунощи. Сам же со освященным собором и со всею братьею в храмѣ Трисоставнаго Божества молебны поюще, хвалу и благодарение возсылающе Богу, и Пречистѣй Богородицы, и великим чюдотворцом, Сергию и Никону, и всѣм святымъ, иже от вѣка Богу угодившим.
Изочтоша же троецких всяких побитых людей того дни 174 человѣки да раненых 66 человѣкъ. Архимарит же убьенных погребе честно соборнѣ, а раненых постричи повелѣ. От них же первый Иван Внуковъ — во иноцех Иона, Иван Есиповъ — во иноцѣх Иосиф, Данило Дмитрѣевъ сынъ протопоповъ с Москвы от Покрова со рву — во иноцѣх Давыдъ, троецкие слуги Данило Селевин, Меркурей Айгустов — в иноцех Мефодей, и иные многие. И причастишася Святых Таинъ Христа Бога нашего, преставишася ко Господу.
Воеводы же и дворяне, и все воиньство Сергиева монастыря, изшедше за град соглядати трупиа мертвых литовских и руских измѣнников на Красной горѣ у наряду их во рву и въ ямах побитых, и у прудовъ у Клемянтѣевъсково, и у Келарева, и у Конюшенново, и у Круглово пруда, и около церквей Нижнево монастыря, и около мелницы, и против Красных ворот у подкопных рвовъ, и смѣтивше литвы и измѣнников болши полуторых тысяч, да сказали полоняники и выходцы, раненых до 500. Воеводы же и все христолюбивое воиньство приговорили со архимаритом и з братьею послати к Москвѣ къ государю съ еунчем сына бояръсково переславца Ждана Скоробогатово.
Гетман же Сапѣга и Лисовъской паки умыслиша совѣт лукав над троецким воиньством. В нощи заведоша множество ротъ конных и скрыша у рыбных садов и в Сазанове и в Мишутинѣ врагѣ, дабы имъ от града отъѣхати троецкое воиньство. И, приѣжжающе к надолобам, начаша манити людей из града. Людие же во градѣ, не вѣдуще безбожных лукаваго пронырства, и изшедше на выласку конные и пѣшие. Литва же лукавъствующе и на бѣгъство обратишася. Из града же людие за ними устремишася. Стражие же, увидѣвше с церкви заводных людей во врагах стоящих, начаша бити в осадной колоколъ. Тогда же возвратишася къ стѣнам градным. Видѣвше же лукавии, яко не улучиша желаемаго, и тако из лѣсов и изо враговъ, яко лютыя лвы ис пещер и из дубравъ, на православное христианство устремишася и притиснуша къ стѣнамъ градным. Градстии же людие тогда с стѣн многих литовских людей побили и живых взяли желныр четыри человѣки. Не возлюбиша же окаяннии из града частых подарков и ктому же приложиша близ стѣн приходити, и изо рвовъ своих и из ямъ, ископанных ими, разыдошася в табары своя.
Во един же от дний тѣх, еще убо тогда во градѣ Троецкомъ Сергиеве монастырѣ множество воиньства храбрьствующих на враги и борющеся, дни освѣтающу недѣлному, бысть велика мгла в зимнее время. Воеводы же паки устроиша выласку на заставы литовские, в Благовѣщеньской враг и на Нагорнюю заставу къ Благовѣщенскому лѣсу, [60] а иных людей послаша к Нагорнему пруду за сады на заставы руских измѣнниковъ. Изшедше же конные люди и заставу в Мишутинѣ врагѣ побили; вскорѣ же поспѣвше и на Нагорнюю заставу, и тое топташа по Красной горѣ вдоль и до Клемянтѣевского пруда и многих побили. Из Сопѣгиных же табаръ многие роты приидоша, и бысть бой великъ. Из града же вышедше на помощь многие люди, конные и пѣшие, и прогнаша литву паки до пруда Клемянтѣевского. Александръ же Лисовской, яко змий возсвиставъ со своими аспиды, хотя поглотити православных воиньство, и въскорѣ прииде с конными и с пѣшими людми и с рускими измѣнники с Терентѣевской рощи противъ Красных ворот на вылазных троецких людей, бьющихся с полком его, с рускими измѣнники, и, яко лютый левъ ревый, хотя всѣх поглотити. Троецкое же воиньство бьющеся с ними крѣпце, не могуще одолѣти, отоидоша от них в городовые рвы.
Литовских же людей с стѣн градныхъ многих побиша. Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, а голов с ними отпустили старцов Ферапонта Стогова, Малафѣя Ржевитина и прочих старцовъ двадесят человѣкъ. Они же изшедше и мужествено устремишася на литовских людей. К сим же поспѣвше с Красной горы бьющиися с литвою и с поляки, прочии же скрывшеся на Красной горѣ в Глиняном врагѣ. И преподобнаго и великаго аввы Сергиа и блаженнаго Никона молитвами их устраши Богъ, беззаконных. И видѣся Лисовскому, яко из монастыря тмочислено многое воиньство изшедших; и абие устрашися злый враг кровопийца и побѣже, гоним силою Божиею, со всѣм своим воиньством под гору за мелницу на лугъ и на Тѣрентеевскую рощу. Троецкое же воиньство побивающе их мужествено. Тогда же взяша жива рохмистра Мартьяша, славнаго ратоборца, и иных панов во оружии во град введоша.
Лисовской же ста в раздолии за горою за Волъкушею, к нему же приидоша вскорѣ Сопѣгины роты конные. Он же лукавый, яко змий меташеся, какъ бы срамоты своея избыти, не вѣдый, яко против Вышняго силы ратовашеся. И се видит еретик и с ним многия поляки, яко близ полку их ѣздит старецъ, имѣя в руцѣ своей мечь обнажен и претя ему жестоцѣ . И невидим бысть от очию их.
Гетман же Сапѣга прииде на Красную гору на троецких людей по всему Клемянтѣевскому полю всѣми своими полки; Лисовъской же о пришествии Сопѣгинѣ возвеселися и хотя совѣту одолѣти Господа Бога Вседержителя, и повелѣ в полку своемъ в трубки и в сурны играти, и в накры и по литаврам. А абие въскорѣ с Сопѣгою устремишася на Красную гору поперегъ всѣх троецких людей, хотяще во единъ час всѣх потребити. И согнаша троецких пѣших людей под гору к Пивному двору. И бѣ воистину чюдно видѣти милость Божию троецкому воиньству и заступление и помощь на враги молитвъ ради великих чудотворцовъ Сергия и Никона. И сотвори Господь преславная тогда. И нератницы охрабришася, и невѣжди и никогда же обычай ратных видѣвшеи, и ти убо исполинскою крѣпостию препоясашася. От них же единъ нѣкто даточных людей, села Молокова крестьянин, Суетою зовом, велик возрастом и силенъ велми, подсмѣваем же всегда неумѣниа ради в боех, и рече: «Се умру днесь или славу получю от всѣх!» В руках оружие держаше бердыш. И укрѣпи Господь Богъ того Суету, и даде ему безстрашие и храбрость; и нудяше православных христьян стати от бѣгъства и глаголя: «Не убоимся, братие, врагов Божиих, но вооружимся крѣпце на них!» И сѣчаше бердышем своимъ на обѣ страны врагов и удержавая полкъ Лисовъского Александра; и никто же против его стати не возможе. Скоро же скакаше, яко рысь, и многих тогда вооруженных и во бронях уязви. Мнози же крѣпцыи оружницы сташа на него за срамоту и жестоцѣ на него наступающе. Суета же сѣчаше на обѣ страны; не подающе же его пѣшие люди, иже от бѣгства своего укрѣпившиися о надолобах.
Беззаконный же Лисовской совашеся сюду и сюду, како бы что зло сотворити. И поворотився, окаянный, от того мѣста вдоль по горѣ Красной х Косому Глиняному врагу на заводных троецких людей. Тогда же с слугою с Пимином с Тененевым сущии людие сташа крѣпко против врагов на пригоркѣ у рву, бьюшеся с литвою и с казаки. Видѣвъ же мало троецкаго воиньства, злонравный люторъ Лисовской устремися жестоко на них, и смѣсившеся вси людие вмѣсто, литовские и троецкие, и бысть бой великъ близ врага Глиняново. Врази же, боящеся подсады, начаша отбѣгати. Троецкое же воинство помалу отходяще от литовских людей и скрывшеся в Косой Глиняной врагъ.
Александръ же Лисовской хотя во отводѣ жива взяти слугу Пимина Тененева, Пимин же обратився на Александра и устрѣли его из лука в лице по лѣвой скрании. Свирѣпый же Александръ свалися с коня своего. Полчане же его ухвативше и отвезоша в Сопѣгинъ полкъ. Троецкое же воинство удариша изо множества оружия по них, и ту побиша много литвы и казаков. Литва же видѣвше и скоро на бѣгъство устремишася врознь по Клемянтѣевъскому полю.
Сердца же кровию у многих закипѣша по Лисовском и на месть паки мнози воздвигнушася зань, яко лютыя волцы, литовские воеводы, князь Юрьи Горский да Иван Тишкѣевич, да рохмистръ Сума со многими гусары и желныри, и нападоша на сотника Силу Марина да на троецких слугъ, на Михаила да на Федора Павловых, и на все троецкое воинство. И бысть брань велика зѣло и люта. И сломльшии оружиа, емлющися другъ за друга, ножи рѣзахуся. И конечно отчаана та брань, понеже в троецком воинствѣ немного конных и не во бронѣх, но покровени милостию Живоначалныя Троица и молитвами великих свѣтил Сергиа и Никона; помощию же ихъ и заступлением многих вооруженых поляков и литвы побивающе. Слуга же Михайло Павлов, видѣ князя Юриа Горскаго усты меча ядуща неповинных, к прочим от брани преста, ловляше самого воеводу, и уби того князя Юрья Горскаго, и з бахматом его примча под город мертва. Много же ту отместниковъ поляков за тѣло его погибоша и не исхитиша его от руку Михайлову.
На том же бою мнози от литовских людей видѣша двою старцовъ, мещущих на них плиты и единемъ вержением многих поражающе, камение же из нѣдръемлюще, и не бѣ числа метанию их. От поляковъ же выходцы о сем возвѣстиша в дому чюдотворца.
Такову же погибель видяще поляки, яко князя Юрья лишишася и иных храбрых своихъ растесаных лежащих, и, гонимы гнѣвом Божиим, побѣгоша от троецкого воиньства. И тако разыдошася вси полци Сопѣгины и Лисовского. Троецкое же воинство внидоша во обитель с великою побѣдою.
По сем же окаяннии лютори заведоша многие роты в Мишютинской враг в рощу, вѣдаху бо всегда исходящих из града в тое рощу дровъ ради з бережатаи, с конными и пѣшими людми. По обычаю же вышедше из града многие люди в тое рощу ради дров. Внезапу же нападоша на них преже реченнии они литовские роты и руские измѣнники. Троецкое же воинство и всякие осадные люди сотвориша с ними бой великъ, и грѣх ради наших одолеша врази. И в той день убили литовские люди троецких всяких людей боле 40 человѣкъ и многих ранили, а инѣх в плѣн живых взяли. Тогда же взят бысть троецкой служебник нарочит Наумъ оконничникъ. Пребысть же у Сопѣги служа и до отшествиа от Троецкаго монастыря. И о сих во граде печаль бысть велика зѣло всѣм православным християномъ.
Обрѣтает же диаволъ сосудъ себѣ и научает гонити, якоже Саулъ Давида, неповинно, [61] или якоже телцу в пустыни поклонитися вмѣсто Питающаго манною, [62] или якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет.[63] Якоже не убояся Июда[64] давшаго власть немощным творити чюдеса неизреченная, такоже не устрашися Иосифъ[65] дивных явлений богоносна мужа и уподобися оному еретику черньцу, крыющу главу Предтечеву, [66] да не славится о ней имя Господне. И ни во что же вмѣняет сказумая тому от всѣх повсегдашняа заступлениа великого чюдотворца Сергиа, но невѣриемъ сый одержимъ и затыкаетъ уши свои, яко аспид глухий и небрегий Преславнаго славити, ниже писанию предаати, но хотящим неутаенная проповѣдати престати повелѣвая и ползы ради къ царствующему граду на утѣшение стражущим в скорбѣх восписовати прерѣкуя. От его же совѣта злаго старецъ Гурей Шишкин, саном диякон, весь бо ядъ, крыемый в нем, тому отрыгну, еже о предателствѣ дому чюдотворца. Таканием услаждься от Гуриа и надежен на подручных, яко по забралом ходя высоко, радовашеся и ждый в конецъ вещь злу произвести. Но якоже оселъ Валама обличаетъ, [67] тако и Гурей тайно лукавствуемая опроверзает, и якоже Ефесский Сина краснопѣвный не пѣсньми, но мучителством возносится. Нетерпѣливъ же в крѣпких явлься Иосифъ, вся по тонку умышленная изъявив. Страшно же бѣ слышати трѣснутиа думы июдскиа. Не туне бо Оска Селевинъ отскочив, но и четырех невѣглас поселян тамо же предпослав за нимъ, и к совѣту поляков весь уже отдася. Тѣми и инѣх немало прелсти. Его же лукавъству другии воевода Алексѣй Голохвастов покровитель бысть и ужѣ сослася нелестнѣ со враги Пресвятыя Троица и нарекъ день, в онже хотя привести жатели бѣсовския на Божию пшеницу. Послѣднее же стрегии, да егда изыдут агньцы братися с волки: он же хотя за ними затворити врата ограды Христовы, и ту готову снѣдь отдастъ звѣрем, кровь пиющим, и инѣм же входом присрочивъ сыновъ еретических и отступников православия ввести в гору Господню и стерти бес памяти холмы святаго Израиля.[68] Егда услышашася вся сицевая тайно крыемая и от всех устъ о ненадежных великий нашь заступникъ возвеличен бысть, и съ пророкомъ вкупѣ глаголюще о сих: «Аще не Господь сохранит градъ, всуе бдя стрегий», и «суетно спасение человѣческо».[69] Превышьша же хвалы человѣческиа суща невозможно кому восхвалити по достоиньству. Но разумѣша овца невидимаго волка видимо отгонима, и радостным плачемъ в того кровѣ веселяхуся всенадежно.
Ров же рыяй незлобивым и впадеся не въ яму, но в бездну мукъ и поноса, не от человѣкъ токмо, но и от Бога и прочим в наказание; да не дерзают з гонящими на Христа ратовати, но да претерпѣвают со Владыкою, якоже в мирѣ, тако и в гонениих. Благая бо от руки Господня приахом, злых ли не стерпим, на искус предложенных намъ? И не хотяй волею с плачющимися плакати, той неволею от радующихся подсмѣваемъ восплакася неполезно. И по таковѣм злопредательствѣ всезлобный от незлобивых вскорѣ на смерть не осудися, но дано бысть время тому на покаяние, иже недостоинъ сый жити едину черту.
Мнози убо злаго его совѣта утвержены крѣпости, писанием обличивше, на него предложиша; отмщение же даяй по правдѣ низпосылает на него судъ, якоже на Ирода: [70] и по недузѣ тяжцѣ живъ червьми изъяденъ бысть и прежде возвращениа в землю внутреняа проѣдена видяшеся. И от тайно надымаемаго сердца мысльми высокими на много пролитие крови, яко гнѣзда кипяху рогатыя плотоядцы. И нехотящаго Бога ради тружающихся помиловати, отирают блатолюбнѣ плачющеся, но и тии устрашающеся отскачют, диво бо во очию всѣх бываше. И кто не почюдится, такову муку зряй? Во един бо час червь малъ, яко муха, ползя по плоти, возрасте с перстъ человѣчь и рожцама естество тлѣнно извертѣвая. От ревѣния же того и вопля мнози, слышавше, сердцы сокрушахуся и, плачюще, поникше отхождаху. Промышляющеи же о нем вси уступиша и смрада немогуще обоневати, заткнувше ноздри, далече отстояху. Кости же от опухнутиа въ связании составѣх видими бываху. Не презрѣвшеи же моления того плачевнаго и рыдания и послужившеи в телеси потребных не на мал часъ зловониемъ посмраждахуся и, скаредствующе, пометахуся: от воздохновениа его захватаху си уста и обоняние. И всякъ глаголаше: «Воистинну от Господа попущение се». И тако злѣ скончася. И его же совѣта таинодѣйствуемаго способник Гриша Брюшина такоже злѣ скончася: утроба ему разсѣдеся.
Прельстиша же ся дѣти боярские переславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и на обычной выласки отскочьше от свѣта во тму, и приложишася ко врагом Божиимъ, к литвѣ и къ измѣнником; рекоша же сицевая гетману Сапѣге и лютору Лисовскому: «Что убо будетъ нам, аще повѣдаем вамъ, да вскорѣ возможете обитель Сергиеву приати без крови?» Началницы же злобѣ обѣщевающеся великим имѣнием одарити их и первѣйших въ славѣ вознести. Духу же диаволю тѣми усты дѣйствуему, рекоша: «Раскопайте, панове, берегъ пруда Верхнево и преимите от трубъ воду; то убо от жажди вскорѣ людие изнемогут и неволею покорятся вашей храбрости».
Обрадовани же бывше волцы от лисиц лукавых, и брань от стѣнъ уставляют, немедлено же промыслъ устрояютъ и, закрывающеся от града, дабы не видѣти тѣх творимаго умысла, хотѣние свое совершаху. Повелѣнием же Александра Лисовского разрыша плотину Верхнево пруда и пустиша воду в Служень врагъ в рѣчку Коншору.[71] Но молитвами великого Сергия чюдотворца немного истече тѣмъ раскопаннымъ мѣстом. Градстии же людие, дивящеся тѣх престатию ратованиа, исходяще к тѣмъ раздражению; врази же в гонбу не даахуся и непоступни же от мѣстъ бѣяху. Уже бо злодѣи вызнавше градских людей наукъ, яко подсадою часто от них языки восхищают, и того ради крѣпце стрегущеся, да не увѣсться зло творимое ими.
Нѣцыи же охотники, изшедше нощию из града, ползающе тихо и на сторожи литвина вземше, во град введоша, и все умышление врагов всѣм услышано бысть. И в той часъ всѣм народом докопавшеся до труб, введеных во обитель чюдотворца, и извертѣвше во многих мѣстѣх, и абие вода прудовая во град утече. Граждане же, паки изшедше из града в тое нощь, побиша всѣх сие зло дѣющих, литву и руских измѣнников, выпущающих воду. Воды же тоя нощи в монастырѣ пруды ископанныя наполнишася, и чрез монастырь протече вода на другую страну. И тако у литвы и измѣнников сий совѣт не збысться. На утрѣи же злодѣи, узрѣвше в прудѣ мало воды и своихъ избиенных, восплескавше руками.
В тое же нощь инъ сынъ боярской совѣту тѣх же злодѣевъ, иже зло сие умыслиша, и видя творимое в дому чюдотворца, и ужищемъ по стѣнѣ спустися, текий скоро ко врагом с вѣстию. Его же злодѣйствующа не попусти Господь, и ногы его десныя жилы от поясницы разорвашася, и начат лютѣ вопити окаянный. По его же гласу с стѣн слышавше и избѣгше, и взяша во град жива. От богопустныя же язвы в той час изверже душу свою.
Во время, в неже держими бѣяху всѣми злыми во обители чюдотворца, тогда вси плакахуся и рыдаху и злѣ сокрушахуся, долготерпяй же о нас, сотворивый вся, не хотяй смерти грѣшнику, но даяй время покаянию и призывая грѣшники во спасение, подаде во градѣ сущим во осадѣ отраду велику от руки оскорбляющих. Отступиша бо литовские полцы и руские измѣнницы далече от стѣн градных и ктому в своих жилищех в табарех пребывающе. Рвы же своя и ямы, ископанныя ими близ града, оставиша. Сущии же во граде воиньские люди и народное множество по вся дни из града исходяще, ово прохлаждения ради от великиа тѣсноты, овогда же дровъ ради и измытиа портъ, иногда же на выласку к польским и литовъским людем и к руским измѣнником. И в сраждениих с ними в повседневных здрави отхождаху во обитель чюдотворца; овогда же и побѣдители над ними показовахуся, молитвами чюдотворецъ Сергиа и Никона.
Егда же мало отдохнуша от великих бѣдъ, тогда забыша Спасающаго их и не помянуша пророка глаголюща: «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом».[72] Диаволъ же уразумѣ на ны просвѣщение лица Господня и тогда нудит насъ от славы Божиа отпасти, еже праздновати не духовно, но телесно, и торжествовати не в целомудрии, но в бестрашии, да тѣм Владыку в негодование на ся воздвигнем, якоже бо Ноя, [73] тако и Лота пианьством обруга, [74] и Давида[75] и Соломона в блудодѣйство низведе, [76] и люди израильтескиа, сквозѣ Чермное море прошедшая, чрез мѣру сытостию и игранием под землю низведе;[77] тако и здѣ сотвори лукавый.
Опоясующии бо ся мечем на радости часто вхождаху утѣшатися сладкими меды, от нихже породишася блудныа бѣды. От повседневных же вылазок всѣх приходящих по побѣдах и по крови пианьством утѣшаху, от того же вся страсти телесныя возрастаху. На трапезѣ же брацкой иноцы и простии воду пиаху и воинствующих чинъ престати моляху. Но вси о семъ небрежаху. Еще же и се зло приложиша сребролюбственое.
Тогда бо вси всегда питаеми от дому чюдотворца, взимающе бо хлѣбы по числу кождо на себе, овии на седмицу, инии же по вся дни, и отдающе сие на сребро, сами же всегда в трапезе питахуся. Нужда же бѣ тогда иноком в хлѣбне монастырстей строящим, и не можаху успевати на потребу ратным, и не имуще сна ни покоя день и нощь; и всегда от жара пещнаго и от дыму курениа очи тѣм истекаху. Такоже и меливо зѣло нужно бѣяше. Людей убо множество, жернов же мало; не чаяху бо людие на много сидѣнию быти и легцѣ сѣдоша во осаду. И дванадесят гривенъ от мелива от четверти дааху, и мало вземлющих. В день бо всегда из града исхождаху, в нощь же о стражи градстей трезствоваху. И ихже в плѣне имаху от руских измѣнников и от поселян, такоже и от християнских жен и от служних работниц оставшихся и от прочих, тѣ имъ мелцы бѣяху, но в нужах осадныхъ и тии помираху вборзѣ.
Неправдъствующих же во взятии хлѣбовъ монастырьских отець Иасаф много о сем моляше: «Престаните, господие и братие, — глаголаше, — от таковаго неразсуждениа и простоты и не взимайте чрез потребу свою. А иже вземлющеи от вас не истощевайте в пустошь, но со спасениемъ соблюдайте. Не вѣмы бо, господие, на колико протягнется сидѣниа нашего во осаде. И вам же кая полза истощити напрасно житницы чюдотворца?» И много о сем моляще. Они же небрегше и вопреки глаголаху: «Велико ли вам, еже взимаем излишнее? И аще пороко очима вашима, то престанем имати. Вы же с сопротивными, якоже хощете, да творите». И того ради умолчаша, рекше: «Да зрит се Сергий чюдотворецъ!»
И потом является чюдотворецъ Сергий, об руку стоя Никона, от датошных людей двѣма галицким казаком. И глагола имъ Никон чюдотворец: «Се прииде великий Сергий!» Тии же зрят чюдотворца, на посох поникша лицем, и глагола Никон има: «Возвѣстита всѣм во осадѣ сѣдящим, се глаголетъ Сергий и Никонъ: „Что лукавствуете к нам неправедно и почто, лишняа вземше, отдаете на помет сребра и на пианство? И что ругаетеся мучающимся у огня в пекарни? Или не смыслите сего, яко потъ тѣх кровь снѣдаете? Внимайте же себѣ, яко обругани имате быти чревом и от него вси злѣ скончаетеся“». Тии же галичане казаки всему воиньству вся сия возвестиста и с плачем моляста всѣх. И вси людие посмѣяшася има и проплюваша глаголы их. Они же от того дни и до отшествия враговъ в плачи и во унынии хожаста.
Хлѣбом же преизобилна тогда обитель чюдотворца. И аще и кровию дрова куповаху, но от пианьства не престаху. Блуду же и прочим злымъ умножавшимся всюду, увы, и того ради отчаяние многим внимашеся. В ров убо глубокъ блуда впадоша вси, от простых чадий даже и до священьствующих. Увы, о горе лютѣ, о напасть, и бѣда, и зло лютѣйшее! Труды без ползы, мучение без вѣнца, пождание несовершено! Терпѣние не до конца — аггеломъ слезы, Владыцѣ гнѣвъ, врагом радость.
Да идем нынѣ, братие, тонких бѣсовских запинаний ко обличителю[78] и да услышим того к нам глаголюща сице: «Которым нравом и образомъ нашего друга свяжем? Прежде даже свяжем, разрѣшается, и прежде суда с ним примириваемся и прежде утомлениа покаряемся. Како возненавидимъ, егоже естеством любити обыкохомъ? Како свободимся, емуже во вѣки связахомся? Како упраздним, иже с нами востающаго? Како покажем нетлѣнна, тлѣнно приемше естество? Что благо рцемъ иже благоприемшему извѣты? Аще свяжемъ воздержанием и осудим ближняго согрѣшающа, тому паки предани будем и сами в таяжде впадем. Аще осуждати престанем, то сего побѣдимъ. Возвысивше же ся сердцемъ низсведени сим от небесъ чистоты во адъ страстей. И споспѣшник есть и ратникъ нам, и помощник и соперникъ, и друг и навѣтник; и угодие приемля, ратует, и истааем, изнемогает, и упоковаемъ, безчинствует, и сокрушаем, не терпит; аще опечалим, то в бѣдѣ есмы, и аще уязвим, не имѣем с кимъ добродѣтели стяжати. И егоже отвращаемся, того и любим». Что се еже о нас таиньство? Како себѣ врази и друзи есмы? 0 семъ же да внимаемъ себѣ, како невоздержаниа ради начаша людие вси во истлѣние сходити.
И день от дне моръ начатъ множитися в дому чюдотворца. Благаго же и неизмѣннаго Владыки благий вѣрный раб неотступно о душах промышляа, давшихся ему. По обычаю убо своем поляки, и литва, и с рускими измѣнники, устроившеся к стѣнам обители святаго ударяются. Внезапному же возшумѣнию бывшу, и мужие оружницы к сопротивным исходят, и недовѣдомаго ради приближениа враговъ руцѣ правовѣрным трясущеся и лица тѣм изменяхуся. Исходящеи же с сомнѣниемъ зрят противу себе борзо шествующа иже на вратѣх от церкви святаго чюдотворца Сергиа, старца святолѣпна и сѣдинами совершена и глаголюща к нимъ: «Что трепещете? Аще и никто же от васъ не останется, не имат предати Богъ святаго мѣста сего, и не будет услышано во вразѣх, яко „пленихом обитель Пресвятыя Троица“. Мужайтеся, не ужасайтеся. Рцѣте же во обители всѣм, яко нечисто живущеи во святѣм мѣстѣ семъ погибнут. Не нечистыми Господь спасет мѣсто сие, но имени своего ради без оружиа избавит!» И невидим бысть.
И разумѣша людие самого чюдотворца. Сие же явление всѣм услышано бысть о сем. Но кто избавит человѣка от смерти телесныя и душевныя? Колико и сам Господь уча люди еврейския, но не послушаша и до конца погибоша. Тако-же и здѣ бысть непослушающимъ началниковъ святаго мѣста сего.
Ноября же от 17 дни явлься моръ в людех и протяшеся до пришествиа Давида Жеребцова.[79] Образ же тоя болѣзни в нужных осадах вѣдом, юже нарекоша врачеве цынга. Тѣсноты бо ради и недостатков сиа случаются, наипаче же от вод скверных, не имущих теплых зелий и корений поядающих ражающийся гной во утробах. И не имущихъ водокъ животных, распухневаху от ногъ даже и до главы, и зубы тѣм исторгахуся, и смрад зловонен изо устну исхождаше, руцѣ же и нозѣ корчахуся, жиламъ сводимым внутрь и внѣюду от язв кипящих. И теплицъ не имущим в пособь симъ телеса острупляхуся; и желудку необыкшу к нерастворению приятия затворяющуся, и непрестаненъ понос изнемогшим до конца и не могущим от мѣста на мѣсто преити, ни предвигнутися. И согниваху телеса их от кала измету и проядаше скверна даже до костей, и черви велицы гмизяху. И не бѣ служащих у многих ни жажду утолити, ни алчющих накормити, ни гнойным струпом пластыря приложити, ни превратити на страну, ни червиа отмыти, ни отгнати скотъ стужающий, ни вон извести прохладитися, ни подъяти, еже бы мало посидѣти, ни уста пропарити, ни лице, ни руцѣ умыти, ни от очию праха оттерьти. А иже еще воздвижущеи руцѣ и тии уста и очи нечистотою оскверневаху. И прежде смерти от стуку и от вѣтръ и от движений всяких мнози прахом посыпаны быша, и не бѣ познавати тѣх в видъ зрака. Имущеи же сребро или иныя вещи и отдаяху на купование нуж потребных, ястия и питиа. И колико на потребу, толико и за службу. И со слезами моляще таковѣх, но всякому до себе прииде, о прочих же не брежаху. И аще бы не истощили житницъ дому чюдотворца и погребов не испразднили, то и вси бы измерли во второе лѣто во осадѣ сѣдяще.
И тогда бѣ не едина бѣда и зло: внѣюду — мечь, внутрь же юду — смерть. И не вѣдуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стѣнъ градских соблюдати; или с любовными своими разставатися, или со враги полма разсѣкатися; или очи родителем цѣловати, пили своя зѣницы на извѣртение предаати. И неимущеи сродныя крове и тии от стѣн градных не исхождаху, но ту смерти от противных ожидаху, и един путь къ смерти, глаголюще, отовсюду. И единѣм токмо утѣшающеся ко врагом храбрым ратоборством, и друг друга на смерть поощряху, глаголюще: «Се, господие и братиа, не род ли нашь и други погребаются? Но и нам по них тамо же ити. И аще не умрем нынѣ о правдѣ и о истиннѣ, потом всяко умремъ же без ползы и не Бога ради».
И таковѣми всѣми злыми обьяти бывше вси, исперва по двадесяти и по тридесяти, и потом по пятидесяти и по сту умираху во един день. И умножися смерть в людех, и друг от друга от духу умираху. И великий храм Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успения по вся дни мертвых наполняшеся. От могил же исперва по рублю за выкопъ емлюще, и потомъ по два и по три, таже и по четыре и по пяти даяху, но не бѣ кому уже приимати, ни копати; и во едину могилу и яму погребаху по десяти и по двадесяти, и двоицею сугубо и вяще. И четыредесят дней бѣ мракъ теменъ и смрад золъ. И идѣже изношаху мертвых, и за ними плачющихся сонмы хождаху; от утра и до вечера бяше погребение мертвым. И не бѣ покоя, ни сна ни во дни, ни во нощи не токмо болным, но и здравым. Овы убо надумирающими плачюще, ови же над износимыми, инии над погребаемыми; и множество полкъ, кождо гдѣ стояще, плакахуся. И от непокойна сна аки шалны хождаху вси.
И преставишася тогда братии старых во обители 297 братов, а новопостригшихся тогда боле 500. Чинъ же священнический до конца изнеможе от многаго труда болных и умерших и умирающих. И очи иереомъ отяготѣни бысте, и держаще ихъ силою над немощъными. И тако вси иереи скончаша же ся, и мало от священнаго чина — на возвѣщение токмо — осташася. И воиньствующихъ чинъ уже начатъ изнемогати, и мали нѣцыи от смертнаго часа избавлени быша. И многыя сироты, дѣвы, и вдовицы, и отрочата осташася, а имиже мощно всяко промыслъ строити, тии помроша. И не к ползѣ же кои, но на хлѣб ѣдоки, осташася, и тии оздравливающеся въ претыкание бяху великого грѣха.
И бѣ же тогда зол смрад, не токмо в келиях, но и по всему монастырю, и в службах, и во святых церквах: ово от немощных человѣкъ, ово же и от скот умирающих; всяко бо животно не призираемо и растерзахуся между собою. И водотечныя трубы дождя ради и грязи костми животныхъ даже доселѣ зарушишася. И болѣ ста возовъ всякихъ портъ изо обители изведше и в ровъ ввергше. Дающе же от воза по полутора рубля, но мало вземлющих, вший ради и червей и смрада ради злаго. И сиа вся внѣ обители, с нужею извезше, сожигаху.
И всѣх у Живоначалной Троицы во осаде померло старцовъ, и ратных людей побито, и померло от осадные немощи слугъ, и служебников, и стрелцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и галичан, и датошных и служних людей 2125 человѣк, кромѣ женска полу и недорослей и маломощных и старых.
Воеводы же, видяще толик гнѣвъ от Бога належащий по обители чюдотворца, не вѣдуще, что сотворити, понеже неотступно бысть врагов обстояние и ратующе град непрестааху, во обители же от множества воиньских людей мало число оставшеся, и ниоткуду помощи чающе, и престаху исходити из града противу ратных во много время. И о семъ велика бысть радость врагом, литовским людем и руским измѣнником, видяще бо всегда погребаемых и слышаше плач великъ во градѣ о умирающих. Ови же, на древие восходяще высоко, с Терентиевские рощи сматряху во град и радовахуся о погибели христианьстей и веселяхуся и дерзостни быша на брань; и близ стѣнъ градных прискачюще, на брань зовуще, поносными глаголы, аки камением, мещуще на граждан. Извнутрь же града о сицевых в недоумѣнии быша.
И тако, совѣтовавше со архимаритом Иасафом и з старцы, посылают къ царствующему граду х келарю Аврамию. Старецъ же во отписках о обители видѣв ужасеся и напред хотящая не на добро збытися разумѣ и все предложивъ пред царя, да разсудит праведное; и моляще всегда, да не одолѣют врази дому чюдотворца. Скипетроносецъ же словом дая, дѣлом же не производя, понеже велика бѣда царствующий град тогда обдержа.
Старецъ же бояшеся напред злу уже содѣятися и совершеное оскудение людми дому святаго все изъявляа. И еще самодержецъ дни притязует скорби и пождания и по входѣх и исходѣх к молению старца не преклоняяся; кровь бо всегда пред стѣнами царствующаго града лияшеся. Келарь же братию царевых моляше, но и тѣми ничто же бысть полезных. И потом патриарха и всю полату царьскую подвиже, показуя тѣм пишемая от обители, яко по мѣсячнем времени конецъ будет от нужи прискорбных граду. Патриархъ же со всѣмъ освященным собором молят царя, глаголюще ему: «Аще, царю, взята будет обитель преподобнаго, то и весь предѣл Росийский до Окиана моря погибнет, конѣчне же Москвѣ тѣснота будет». И едва на слезы келаря преклонися. И в помощь посла атамана Сухана Останкова, а с ним казаков 60 человѣкъ, да зелиа 20 пудов, а келарь Аврамей отпустил троецких слуг 20 человѣкъ, Никифора Есипова с товарыщы.
И иже утѣшаяй въ скорбѣх великий чюдотворец Сергий паки является пономарю Илинарху и глагола ему: «Рцы братии и всѣм страждущим во осадѣ: почто унывают и ропщут на держащаго скипетръ? Азъ неотступно молю Христа Бога моего. А о людех не скорбите: людей к вам царь Василей пришлет».
И по малѣх днех послании от царя Василиа приидоша сквозѣ литовские полки, прежереченный атаманъ Сухан с товарыщы и з слугами троецкими, покровени молитвами чюдотворца, и ничим же вредими от противных здравии во обитель чюдотворца пришедше. Токмо четырех казаков его ухватиша. Лисовъской же повелѣ их казнити против града Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорей да Алексѣй, против тѣх четырех казаков повелѣвше вывести литовъских полоняников и казнити на горѣ старой токарни надо врагом 42 человѣка, а казаков противъ Лисовского табаръ у Верхнево пруда на взгорке 19 человѣкъ. Сего же ради литва и казаки Лисовъского приидоша убити, и избави его от смерти Сапѣга.
О семъ же злии ратоборцы острѣйши наостряют оружиа, и злѣйши тѣм разъяряющеся сердца; и нощь тѣм, яко день бываше, и другъ друга возбужаху и стрежаху толико крѣпце, яко никако же прополсти сквозѣ ихъ возможно. И боязнь их велика обдержаше о проходѣ Сухановѣ, и стрежаху, другъ друга держаще, дабы никакова вѣстника ни от града, ни во град не пропустити. Во осадѣ же печаль на печаль и скорбь на скорбь возлагашеся, и братиам всѣм во обители лица на землю преклонше, унынием одолѣвахуся, болѣзнем же и смерти во градѣ лютѣ належащи. Возрадовавше же ся мало о пришествии слугъ и казаков, но и тии мало-помалу начаша изнемогати и умираху. И мало сущи число осташася ихъ. И бысть во градѣ скорбь велика, утѣшениа же отвсюду не обрѣтаху, токмо имуще утешение милость Божию и чюдотворца молитвы.
Еще гнѣву Божию не преставшу и многим скорбию немощи одержимым, во едину от нощий во снѣ является великий чюдотворецъ Никонъ понамарю Илинарху, глаголя сице: «Повѣждь болящим людем: се падет снѣгъ в сию нощь, и хотящеи исцѣление получити да трутся тѣм новопадшимъ снѣгом. Рцы же всѣмъ людем, яко Никон сказа се». Илинархъ же воспрянувъ трепетен и наутрия повѣда всѣм людемъ. И по глаголу чюдотворца Никона паде новъ снѣгъ; и иже вѣру сему емшеи и тѣм снѣгомъ тершеся, и от тѣх мнози здравие получиша.
Стрегущим нѣкогда на церкви Духа Пресвятаго Сошествиа и спящимъ в пременении, един же стрежаше по обычаю и обзираше всюду, да не явится от коея страны ко граду внезапное пришествие врагов, и се слышит внезапу многих гласы поющих, мужескиа и отроческиа. Он же смотряше всюду, гдѣ поют, и разслыша воспѣвающих въ храмѣ велицем Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успениа. Той же сторож и прочих возбуди, да не соблазнится о сих. Нѣцыи же от них рѣша, яко по умерших пѣние се, всегда бо храм полнъ бяше мертвых отпѣваемых. Паки же глаголаша, яко никогда же нощию с вечера не отпѣвают умерших. «Или утренее пѣние начатся? Но не у приспѣ время утренняго пѣниа». И глаголюще: «Еда нѣкоея ради вещи собравшеся людие, и молебная исправляютъ. Но не по чину молебнов гласы исходят, и ни тако, якоже иноцы или яко же мирстии, но зѣло красно и множество поющих немолчно и безпрестанно и гласы громны». Таже рекше к себѣ: «Шедше, да увѣмы извѣстнѣе». И текше до дверей церковных къ храму Пресвятыа Богородица, и гласу не бысть. И усумнѣвшеся, борзо отидоша ко оставшимся на сторожи и снизу к высотѣ воскликнувше на храмѣ стоящим, глаголюще: «Се вси соблазнихомся: нѣсть пѣниа и никакова гласа въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица!» И долу стоящеи ужасахуся, гласы бо пѣниа пакы слышахуся имъ. Тии же с высоты глаголюще: «Что смущаете нас? Се не гласы ли пѣниа еще суть? И егда снидосте от нас, а пѣние гласов не преста». Снидоста же и тии с высоты и на глас идоста и пѣние слышаху, пришедше же къ дверем церковным, и ничто же не слышаша. И возвратившеся рѣша: «Не туне пѣние се, братие!»
Егда же отоидоша, паки слышаша пѣние. И шедше, возвѣстиша о семъ воеводѣ. И въскорѣ мнози пришедше, и не слышаша никакова гласа, ни шума. И ужас многих обият о семъ. Таже по обычаю ко утрени начаша благовѣстити.
Видяще же врази, яко не успѣваетъ совѣт их лукавый, но разрушается. Тѣм же и мнози многажды с лестию приѣждяюще и творящеся приятелствующе и многажды сказующе дѣемая и умышляемая ими. И истинно безо лжи тако бываше по их скаскѣ. И немощнии от пианьства просяще опохмелитися. Троецкое же воинство сиа возвѣщающе архимариту и воеводам, и повелѣниемъ их приемше от чашника с погреба меду, и исхождаху к паном с питиемъ, дабы кого чим уловити от них. Они же пивше и отхождаху. Иногда же нѣцыи от них, вино принесше, меду прошаху на него. И такова дружба без бѣды не бываше, обоимъ обманывающимся людем: или убо кого возмут въ языки, или убиютъ.
Сопѣге же окаянному бѣяше трубачей люторъ, Мартияшь именемъ, зѣло вѣрен, и той, укрѣплен от Сопѣге, посылается с похмельными ко обители чюдотворца опохмелитися просити меду. И по обычаю лщениа ятъ бысть и приведен во обитель святую готов врагъ, сам сый вдадеся. Приведену же бывшу к воеводам, и по научению Сопѣги повѣда за собою добрыя рѣчи и годны всѣмъ во осаде. И того ради не бысть убиенъ. И по днех преходящих вся збывахуся по его рѣчемъ. И впред инаа кая речет, то вся збывахуся. Извѣсти же о себѣ, яко и грамотѣ полской гораздъ, и переводити писание добрѣ свѣсть. О семъ угоденъ бысть воеводам. И поносяше злѣ емлемым во языцех и ругаяся вѣре своеи аки нелицемѣрно. Входя же и исходя пред воеводою, начат же на выласки исходити; и служа нелицемѣрно, бьяшеся крѣпко и от всѣх почитаемъ и любим бѣяше. И ходя с воеводою по граду и в башнях, и к пушкам и к пищалем, прицѣлей смотряше и правѣ прицѣли устрояше, и много пакости литовским людем и руским измѣнником от него бываше; и вопреки многажды с воеводы глаголаше, и на его словесѣх сбывашеся. Аще ли же когда кто ослушается его, то зло случашеся. Воевода же князь Григорей яко родителя своего почиташе и во единой храмине почиваше с ним. И ризами свѣтлыми одѣян бысть, и не бѣ слышати о немъ слова лукава, и мнози правдодѣяниа его ради стыдяхуся его. И всяко недобро творимое о промыслѣ ратном извѣщаше князю и, аки зѣло скорбя, лицемѣрствоваше. И уже начат князь и нощию посылати его досматривати стражбы, и никогда же солга воеводѣ ни в чем.
По нем же и другий панъ предадеся, нѣмъ сый и глух, егоже паны Мартьяшем же нарицаху. И той Мартьяшъ зѣло яростен и силен бѣ и послужи в дому Пресвятыя Троица якоже истиннии христиане. Толико же знаменитъ бѣ в поляках и во измѣнницех, яко и храбрии не смѣюще нань наступати. Нѣции же, именемъ его страшаще, прогоняху нечистивых, и пешь коннаго не бояшеся. Глухоты же ради своея на боех вертяшеся и обзираяся, дабы не убиенну быти откуду. На приступѣх же никто же поспѣшен таковъ явися камениемъ метати, якоже сей нѣмко; аще ли же оружием когда бияся, то жилы рукъ его скорчевахуся и едва разводящася, и не могий в руку своею держати ничтоже. Се же дивно бѣяше, яко нѣм сый и глух, но како разумѣ о велицем богоносном отцѣ нашем Сергии: приходяще бо къ церкви Пресвятыя Троица и не дерзая входити въ святую церковь, но противъ гробу чюдотворца едину половину двери отворяа и воздѣваа руцѣ и немуя велми с плачем, и ударяшеся о помостъ пред церковию. Невѣдомо же, по явлению или от смерти бѣгая предася, или просто случаем, един се Господь вѣсть. Той же Мартьяшь нѣмко вмѣсто глагола рукама розводя и нѣмуя, указуя персты о вещи какой, или о дѣлѣ творимом, или человѣка или животно сказуя, персты же начертая. И близ бѣ воевод, и все разумѣваху воеводы указание его в немовании.
Сима же двѣма литвяком случися быти на обѣдѣ у слуги Пимина Тененева, и по обѣдѣ начаша играти тонцы. Во игрании же том отскочи той нѣмко пан от Мартьяша и нача зубы скрежетати нань и плюваше к нему. Той же литвякъ, очима нань недобрѣ позрѣвъ, и искочи скоро вон. Прилучшии же ся ту не разумѣша между има бывшаго. Нѣмко же скоро побѣжа ко князю Григорию Борисовичю и прискочив слезен и ударися чрез обычай пред ним и начертая рукама взяти того пана повелѣвая. Князь же истязуя вины нань, он же по кулаку кулаком биаше и хватая рукама стѣны келейныя и на церкви и на службы монастырския и на стѣны градския указуя и начертая на воздух всему взметнутым быти, и воеводамъ указуя посѣченым быти и всѣм в обители сожженным быти. Сиа же князь разумѣ от него, и Мартьяша сохраншася поимаша и многими муками и огнем едва довѣдашася.
И повѣда той окаянный Мартьяшь всю измѣну свою. Хотя бо той злодѣй у пушекъ иззабити затравы, а порох прижещи; и еще сказа, яко и нощию с паны под стѣну приходящими часто бесѣдоваше, единым словомъ разум тѣм подавая на стрѣлах грамоты тѣм низпуская. В нощь же ту окаянный хотяше поляков на стѣну немногих впустити, с ними же пакость содѣяти наряду и зелию, а прочим присрочил къ приступу готовым быти. Но всещедрый Господь Богъ нашь, не нас ради окаянных, но имени своего ради святаго и за молитвъ угодников своих Сергиа и Никона, от таковаго тайнаго умышлениа избави нас. И воспѣвше тогда вси благодарьственыя пѣсни всѣх защитителю и Господу Богу и его угодником Сергию и Никону чюдотворцем.
Той же панъ нѣмко, не вѣмы, что ради, измѣнилъ, отоиде в литовскиа полки; или сего ради, яко обойдоша его на нижнем огороде пѣшие руские измѣнники. Онъ же видѣвъ, яко убиенну быти ему от них, замомотовав и шапкою махая, предася к ним. Они же ограбиша его, бѣша бо на нем ризы преже помянутаго Мартьяша трубача. И пребысть в станѣх литовских нѣколико дней, паки возвратися к дому чюдотворца и паче прежняго ратоваше по християнехъ на литву и на измѣнники руские.
Охрабри же тогда великий чюдотворец Сергий во осадѣ слугу Ананию Селевина, егда уже во обители чюдотворца храбрии и крѣпции мужие падоша, овии убо остриемъ меча от иновѣрных, инии же во градѣ прежереченною цѣнгою помроша. Той же Ананиа мужествен бѣ: 16 языков нарочитых во осадѣ тогда сущии во град приведе, и никто же от силных поляков и руских измѣнников смѣюще наступати нань, но издалече ловяще из оружиа убити. Вси бо знааху его и от прочих отлучающеся на того ополчевахуся. И по конѣ его мнози знающе, толик бо скоръ конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его. И с выше помянутым нѣмком во исходех на бранѣх часто исхождаху. Той бо нѣмко всегда с ним пѣшь на брань исхождаше, и роту копейных поляковъ они же два с луки вспять возвращаху. Александръ же Лисовской, нѣкогда видѣвъ того Ананию ратующа противу себе, и выйде против его, хотя его убити. Ананиа же борзо ударив конь свой и пострели Лисовского из лука в високъ лѣвой, с ухом прострелив, и опроверже его долу, сам же утече из среды полков казачихъ; бѣ бо из лука гораздъ, такоже и из самопала.
Прилучи же ся тому Анании чернь отимати от поляков в прутии, и от двою ротъ отторгаему уже от дружины его, и бѣгающу избавитися. Нѣмко же во пнѣх скрывся и зряше нестроениа Анании; имѣяше же лукъ в руку и колчанъ великъ стрѣлъ; и искочив, яко рысь, и стрѣляюще по литвякех и бияшеся злѣ. Литвяки же обратившеся на нѣмка, и абие Ананиа исторжеся к нему, и вкупѣ сташа. И многих поранивше самѣх и бахматов, отидоша здравы, токмо конь под Ананьею раниша.
Поляки же едино совѣтовавше, да убиютъ коня под Ананиею, вси бо вѣдяще, яко жива его не взяти. Егда же исхождаше Анания на брань, то вси по конѣ стрѣляюще. И тако на многих выласках конь его шестию раненъ бысть, и в седмый смерти предан. И начат Ананиа охуждатися на бранѣхъ. Потом же Ананию раниша ис пищали по нозѣ, по болшому персту, и всю плюсну раздробиша; и опухну вся нога его, но еще крѣпцѣ ратовашеся. И по седми днехъ по той же нозѣ по колѣну раненъ бысть. И тако крѣпкий муж возвратися вспять. И отече нога его до пояса, и по днѣх малѣх скончася ко Господу.
Пришедшу Александру Лисовскому с полком своимъ на вылазныя люди и ядущу усты меча, яко волку агньцы, в тѣх же гонимых московской стрѣлецъ, именем Нехорошко, с ним же клемянтѣевской крестьянин Никифор Шилов. И видѣвше Лисовского вооружена зѣло броньми, копие же в руку своею имѣя, и разгарающеся оба сердцем, страшающе же ся лютости его. И возрѣвше на храм Пресвятыя Троица, призывающе на помощь великаго Сергия чюдотворца, искочше на меринех своих: Никифоръ Шиловъ уби под Лисовским бахмата, Нехорошко же удари его копиемъ в бедру. Объяты же бывше от казаков троецким воиньством и от многих противных невредими быша молитвами великого чюдотворца Сергиа. Той же Никифор Шиловъ и Нехорошко вѣдомы бойцы бѣша, на многих выласках объявляющеся, бьющеся крѣпко.
Мѣсяца майа въ 7 день в четвертом часу нощи пришли в Троецкой Сергиевъ монастырь сходницы троецкие, каменосѣчцы Шулешь Шпаниковъ да Гаранька, присланы с Москвы з грамотами от келаря старца Аврамиа Палицына. А пишет в грамотах архимариту Иасафу з братьею и государевым воеводам и к воиньству и ко всем осадным людемъ, православному христианству, чтобы попомнили крестное цѣлование, стояли бы противъ невѣрных крѣпко и непоколебимо, жили бы неоплошно, берегли бы ся накрѣпко от литовских людей.
На память же святаго и всехвалнаго апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова, мѣсяца майа въ 8 день, архимарит Иасафъ и воеводы приговорили въ храмѣ Пресвятыя Богородица честнаго ея Успениа въ предѣле освящати храм во имя иже во святых отца нашего Николы чюдотворца, въ праздник его, майа въ 9 день, еже и сотвориша въ славу в Троицы славимому Богу. И от того дне дарова Господь Богъ нашь православным христианом милость свою. И мнози болныя начаша от недуг своих оздравливати, благодаряще Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, такоже и Всенепорочней Владычицѣ Богородице благодарственыя пѣсни возсылающе и восхваляюще святаго и великого апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова и великого архиереа чюдотворца Николу, и свѣтилникъ великих росийских, Сергиа и Никона чюдотворцов, яко святых ради молитвъ их исцѣление бысть болѣзнем злымъ и облегчение. И смертоносие от того же дне почася в людех преставати. Оставъшии же ся от смертоносиа здравии по вся дни ходяще из града на брань к литовскимъ людем, и бьяхуся со усердиемъ, и милость Господня помогаше им.
Мѣсяца майа въ 27 день паки в Сопѣгиных табарѣх и Лисовского бысть шум великъ, играюще во многиа игры и до полудни. С полудни же начаша литовския люди подъежжати под град, сматряюще стѣн и часто подзирающе. Такоже начаша готовити мѣста, гдѣ быти пушкам ихъ и пищалем. И скачюще на бахматѣх, машуще мечи своими на град, яко грозяще. К вечеру же начаша скакати конные многие люди и з знамены по всѣм полям Клемянтѣевским. По семъ же и Сопѣга вышелъ со многими полки вооруженными и паки скрышася в табары своа.
Оставшее же ся троецкое воинство, видяще на град лукавое позирание, уразумѣша лютый совѣт их къ пролитию крови и непщеваху быти приступу. И тако готовящеся на брань. Бѣша бо мали числом суще. И готовяху на стѣнах вар с калом, смолу, камение, и прочее, иже к тому времени пристрояюще, и подошевной бой очистиша.
И егда бысть вечеръ уже, окаяннии же литовские люди и руские измѣнники лукавствующе хотяще к стѣнам градным приити тайно и ползающе, аки змия по земли молком, везяху приступныя козни: щиты рубленые, и лѣстницы, и туры, и стѣнобитныя хитрости. Градстии людие вси взыдоша на стѣны, мужеска полу и женьска, и такожде западше, ждаху приступу.
И абие с Красной горы возгремѣша изъ огневово верхового наряду. И тако, воскричавше, все множество литовских людей и руских измѣнников и устрѣмишася на град со всѣх стран с лѣствицы, и щиты, и с тарасы, и со иными козньми стѣнобитными. И заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду всѣми силами, всякими дѣлы и хитростьми. Мняху бо окааннии во един часъ похитити град, вѣдяше же во граде зѣло мало людей и тии суть немощни, и сего ради крѣпце належаху на град.
Но благодатию Божиею подкрѣпляемо троецкое воинство бияхуся с стѣн градных крѣпко и мужествено. Литва же тщашеся вскорѣ на град взыти и придвигнуша щиты на колесѣх и лѣствицы многия, и нуждахуся силою приставити и взыти на стѣны. Христолюбивое же воинство и вси градстии людие не дающе им щитов и тарасовъ придвигнути и лѣствицъ присланивати, бьюще ис подошевново бою из многих пушек и пищалей, и в окна колюще, и камение мещуще, и вар с калом льюще, и сѣру и смолу зажигающе метаху, и известью засыпающе скверныя их очеса. И тако бьющеся чрез всю нощь.
Архимарит же Иасафъ со всѣм освященным собором вниде въ храм Пресвятыя Троица, молящеся Всещедрому в Троицы славимому Богу и Пресвятѣй Богородицы и великим чюдотворцом Сергию и Никону о избавлении града и о помощи над враги.
Егда же бысть день, видяще окаяннии, яко не успѣша ничтоже, но паче своихъ множество изгубиша, начаша со студомъ отступати от града. Градстии же людие вскорѣ отвориша град, овии же с стѣн скочивше, учиниша выласку на оставшихся ту литовъских людей у стѣнобитных хитростей своих. Инии же во рвѣх бродяще и не могуще изыти. И тако тѣх многих побили, а живых взяли пановъ и руских измѣнников 30 человѣкъ. И повелѣша имъ в жерновы играти, работающе на братию и на все троецкое воиньство и до отшествия врагов от града. И тако милостию Пребезначалныя Троица и заступлениемъ Пречистыя Богоматере и молитвъ ради великих чюдотворцовъ Сергиа и Никона побиша тогда множество приступных людей; и тарасы их, и щиты, и лѣствицы, и прочиа козни вземше, во град внесоша. Сами же вси здравы отшедше, яко победители над враги показашася.
По оскудѣнии же всего чина воинъскаго и еще тою злою болѣзнию мнози скончевающеся, зряще же остающии, не вѣдуще, что сотворити или что смыслити противу толика множества враговъ обстоящих ихъ: и яко воду морскую всюду зрят облиявшуся воокругъ Сергиева корабля. Надѣюще же ся на добраго кормъчию, на молитвы чюдотворца, и разумѣша в руку его держимо кормило оставших душъ ко спасению. И к тому «не надѣющеся на князя ни на сыны человѣческия, в нихже бо не бысть спасениа», [81] и прочая. И уже бо препростии вземлют оружиа, аки весла, и готовятся к великим волнамъ разсѣчению и исходят противу храбрых ратоборецъ растесанию. И разумѣша вси чюдотворца молитвы и поспѣх, и уже нази не боятся блещащихся доспѣх. И хотящеи дом Пресвятыа Троица гордостно низложити осадою всегда, обагряеми кровми, бѣгают от немощных низлагаеми подсадою. И ждущеи прияти различныя муки в руки своя приаша крѣпкия луки. И лениви быша к жерновом востающеи мелцы внезапу быша на сопротивных удалые стрѣлцы. Не часто уже ударяются к стѣнам носящеи на главах шлемы, смерти бо ищущеи во очеса тѣм верзающеся, яко пчелы. Къ язвам же сынове беззаконнии всегда суть терпки, но звѣрски низлагаются кормящимися серпы.
Что много глаголю? Толико Богъ охрабри оставшихся сидѣлцов троецких на противных: не тако бо сопротивнии исперва боящеся приходити близ града и ратовати его, егда бысть во градѣ множество всякого чина воинскаго и мужей ратоборецъ, якоже боящеся послѣдних малых числом сущих невѣждь. И якоже спасе Господь Авраама[82] и Гедеона[83] и град Иерусалимъ от руку асирян[84] не силою, ни бронми, ни твердыми стѣнами, но мышцею своею, такоже и дом Пресвятаго имени своего не крѣпкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не множайшими, но малѣйшими. И за гневъ мало порази, но за милость много возлюби, якоже въпреди явлено будет.
Ждуще же иже во осадѣ сѣдящеи в Троецком въ Сергиеве монастырѣ князя Михайла Васильевича Скопина. И се извѣстно бысть всѣм людем, яко собрашася вси вкупѣ от тушинского ложнаго царика, и Сопѣги ис под Троицы, и из ыных градов многия поляки и руские измѣнники поидоша против князя Михайла и против немѣцких людей. Богу же отмщающу кровь рабъ своих, вопиющих к нему день и нощь, и тако всеоружных сотре Господь силою своею, и возвенѣ о сем слух во всей Росии. И трезвы и вооружены поляки на одрѣх почити возлегаютъ и уже ктому другомъ своим, руским измѣнником, ни в чем не вѣрят, и разделѣнныя домы и имениа оставляют, и плѣненых жен и девицъ вся помещут, и в подарцѣх тѣх мнози не приимают, но вси ко брани оружиа очищают, готовящеся звѣрски к напитию крови. И оставляют ради задержаниа князь Михайлову воинству во градѣх надежных борзобѣгцов, сами же злѣйши от всего воинства отлучаются, изыскивающе, кто еще вѣренъ имъ от руских измѣнников; и с тѣми совѣт укрѣпляют о семъ, что, оставя прочая грады, взяти Троецкой монастырь: и всѣ пути к царствующему граду тѣм заимутся. Но смущающеся о том, занеже множество их погибло под Троецким Сергиевым монастырем.
Но что творитъ вселукавый? Влагает мысль руским сыновом от ближних градов, и о каковѣ безумии прелстишася и совѣтующе рекоша: «Аще убо стояще пребудем с поляки вкупѣ на Москву и на Троецкой монастырь, то помѣстья наши не будут разорены». О прелести вражиа! Тлѣнная имѣниа соблюдающе, нетлѣнныя же душа в вѣчныя муки отсылающе; богатство храняще, главы же своея не щадяще.
И тако совокупльшеся з Зборовским полком и с тушинскими литовъскими людми, и с рускими измѣнники и от многих градов дворяне и дѣти бояръские. И тако вси приидоша под Троецкой Сергиевъ монастырь и обьявивше множество силы своея избранныя и множеством богатства своего хвалящеся, играюще же во многие игры и посылающе ко обители чюдотворца руских людей, простую чадь, с вѣстью и научающе глаголати, что нѣмецъ и руских людей побили и воевод поимали, а князь Михаилъ добилъ челом на всей воли панъской. И зовуще из града на зговор Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин[85] троецких людей и сказываху, что «и Москва уже покорилася, и царь Василей и з бояры у нас же в руках». Такоже и дворяне с клятвою лжуще во едину рѣчь с поляки, и ни в чем же не разньствоваху, глаголюще: «Не мы ли бѣхом с Федором с Шереметевым? И се вси мы здѣ. И каа вам надежа на силу понизовъскую?[86] Мы же познавше вѣчного своего государича, и сего ради вѣрно служим ему. Царь же Дмитрей Иванович посла нас пред собою. Да аще ли ему не покоритеся, то сам за нами приидет со всѣми полскими и литовскими людми, и со князем Михайлом и с Федором Шереметевым и со всѣми рускими людми; тогда же челобитья вашего не приимем». И ина многая приѣжжающе блядяху льстяще. Таковѣми бо змииными лестьми многие грады пельстивше погубиша.
Милостию же Пресвятыя Троица не токмо умнии, но и простии не внимающе сему никако же, но единѣми усты вси отвѣщеваху: «Господь с нами, и никто же на ны![87] Добро убо и красно лжете, но никто же имет вамъ вѣры. И нань же пришли, творите, мы же готови есмы к вам на брань. Аще бы есте сказали нам, что князь Михайло под Тверью бреги поровнялъ тѣлесы вашими, и птицы и звѣри насыщаются мертвости вашея, то добрѣ быхом вѣрили. Нынѣ же, вземше оружиа, пронземъ сердца другъ другу и растешемся полма и разсѣчемся на части. И егоже во вратѣх небесных оправдит Господь, той есть творяй и глаголяй правду».
Видѣвше же злии врази, что не ищут троецкие сидѣлцы живота, но смертнаго пирьшества любезно желающе, и тако ко второму дни на приступъ строятся. Пан же Зборовской, ругаяся и понося Сопѣге и Лисовъскому и всѣм паномъ, глаголя: «Что бездѣлное ваше стояние под лукошком? Что то лукошко взяти да ворон передавити? Се убо вы нерадѣниемъ творите и хощете чернью збитою взяти». И уготовавше же ся сами къ приступу, а чернь отослаша от себе, развѣ казаковъ Лисовских. И положивше совѣт на сонных приити в ту же нощь, какъ пришел Зборовской от брани со княземъ Михайлом, и с ним прииде Левъ Плещѣевъ да Федор Хрыпуновъ.[88] Глаголют бо, яко на ту нощь видѣша литовские люди с небеси велику звѣзду спадшу среди монастыря и разсыпашася от нея по всему монастырю огненыа искры.
Бысть же сей приступъ третий великий июля въ 31 день, канон Госпожиных заговѣнъ.[89] Во обители же чюдотворца тогда здравых отнюдь боле двою сот человѣкъ не бяше. В нощь же ту, егда к приступу уготовашася литовские люди и руские измѣнники, тогда на воздусѣ луны, яко огнь, скакаху, и всю нощь от небесных звѣздъ свѣтъ сиаше великий, и яко видящеся падаху над монастырем и въ округ монастыря. Троецкое же воиньство и вси православнии християне, мужи и жены, бьющеся со враги чрез всю нощь беспрестанно, яко и на прежних приступѣх.
И ино же прежним подобно явление бысть, якоже прежде многим началникомъ кровопийцам во снѣ, и тии в суету сонную вмѣниша. Ныне же на увѣрение истинно не во снѣ, но наявѣ показася текуща рѣка. Но в то время о семъ ничтоже во обители чюдотворца увѣдено бысть; по престатии же ранъ праведных наказания от Господа и уже в покаянии с клятвами имени Божиа истинно свѣдѣтелствовася сице.
Повѣда Андрѣй, зовомый Болдырь, атаман казачей, и с сущими под нимъ казаки. И сии по обычаю своему готовящеся къ приступу и позападше около прудов, ждуще времени. И се видят явно, яко течет рѣка велми быстра между ими и монастырем, в волнах же сломленое великое колодие, и выскидие, и лѣс мног несет, и с корениа же несет великое древие, камень и песокъ изо дна, яко горы велики восходяще. Бога же свидѣтеля представляа тому, яко видѣша два старца, сѣдинами украшена, яко снѣгом, и кличюща съ града ко всѣмъ, видящим сиа, вопиа же гласом великим: «Всѣм вам бѣдным такъ плыти! Что о себѣ не разсудите!» Нам же друг з другом шепчющим: «Что ся вам видит и слышит, братие?» И вси единогласно друг ко другу глаголахом: «Се не привидѣние, но яве видимъ реку грозну текущу и страшно ломлющу древеса и выскитие и камень мещущу изо дна». И сия глаголюще, на старца же вси зрѣхом вкупѣ. Вѣдуще же вси, яко нѣсть меж нами и монастырем рѣки и нѣсть древес великих, и начахом вси скорбѣти, глаголюще: «Се знамение быти всѣм нам побитым». И еще слышахом глас глаголющъ многих по граду: «Ложитеся спати, нѣсть убо и не будет ничтоже». И медлящим намъ в совѣтѣ, и не видѣхом рѣки, и все бысть, аки и прежде. И егда хотѣхом бѣжати, и внезапу поидоша со всѣхъ стран к приступу и мы убо, аки связани и гоними, идохом къ смерти и не удержавшеся с прочими двигнувшеся. И слышахом, з города прежде двожды или всего трижды стрелиша, и за измѣну нашу вражию с сторону нашу много побитых обрѣтшеся, а не вѣдомо, хто их побилъ. И стремъглавъ вспять неустройно вси мещущеся, от приступа того разбѣгошася, и к тому прочее на приступы не приложиша приходити. На стѣнѣ же градстѣй едину жонку убиша и никого же кромѣ ея не раниша.
Зборовской же избранное воиньство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопѣга и Лисовской съ своими воинствы подсмѣваху: «Что ради не одолѣлъ еси лукошку? Исправися еще, толикъ еси храбръ, не посрами нас — разори, шед, лукошко сие, учини славу вѣчную королевъству полскому. Нам не за обычей приступы; ты премудръ, промышляй собою и нами».
И ихже сиа от видѣвших насъ остави Господь на покаание и на обличение самѣм себѣ. Аз же, Андрѣй, с ними. Всегда плакахомся и размышляюще, да не како живых нас пожрет земля, и улучивше время, таи отбѣгохом.
Многу же бѣду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучающеися во обители чюдотворца, паче же по послѣднем семъ третеемъ приступѣ, на выласках, и побивающе множество градских у добытия дров за градом, и искушаются сердца и разумы нетерпѣливых, и в неблагодарении уста отверзаютъ и возмущают крѣпость твердостоятелных, и мнози глаголют стропотная и развращенная сицевая: «Се колико время продолжается пролитие крови нашея, и еще что конецъ бѣдѣ сей? Что ложно упование наше о царѣ Василии? Се день ото дне ждем помощи и изручениа, но вся суть ложна. Уже бо гради росийстии вси соблазнишася и вси к вором приступиша, и ниоткуду нѣсть нам на помощь ратных воинствъ, всѣм бо до себе прииде. И како совершатся главы наша мечным поядениемъ?»
И мнозѣм руцѣ от брани престаху, всегда о дровѣх бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дровъ ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролития. И купивше кровию сметие и хврастие, и тѣм строяще повседневное ястие, к мученическим подвигомъ зелнѣ себѣ возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Идѣже сѣченъ бысть младый хврастъ, ту разсѣченъ лежаше храбрых возрастъ. И идѣже рѣжем бываше младый прутъ, ту растерзаемъ бываше птицами человѣческий трупъ. И неблагодаренъ бываше о сем торгъ, сопротивныхъ бо полкъ со оружием прискакаше гордъ. Текущим же на лютый сей добыток дровъ, тогда готовляшеся имъ вѣчный гробъ.
Во вратѣх же убо града всегда входящеи и исходящеи сретающе глаголаху сице: «Чимъ, брате, выменил еси проклятыя дрова сиа, другом ли или родителем, или своею кровию?» И ихже Господь еще закры, тии благодарствоваху, а их же суд постиже, тии злѣ рыкаху. Отецъ бо исхождаше, да препитает си жену и чада, и брат бата и сестры, такоже и чада родителей своих. И вкупѣ вношаеми бываху дрова и человѣческая глава. И брашну сострояему злѣйшею цѣною, и всяк, зря на огнь, «ох-ох, — глаголаше, — о, отче мой, почто мя роди: да кровь твою изъѣм и испию?» Матерем же вопиющим: «О, чадѣ мои, се не брашно строится, но аз за вами въ смерть готовлюся!» Братиа же братию обрыдаху глаголюще: «О, утроба матере нашея, почто не заключи наю, да не изъѣмы друг друга!» Инии же от жестости вопреки тѣм глаголаху: «Ни, братие, не скорбите: мы днесь тѣх поты и кровию напитахомся, заутра же и нашими поты и кровию оставшии напитаются. Нѣсть бо мы тому винни, но судит Всесилный злодѣем нашим о семъ».
И таковому убо бывающу унынию, от царя же никако же надѣяхуся изручениа. И о том скорбяще, что у врагов Божиих сторожи крѣпки и вѣсти къ государю царю учинити немощно о великих прежереченных приступѣх и о оскудѣнии во градѣ воинскими людми.
Дивный же в чюдесѣх великий Сергий паки является пономарю Илинарху, глаголя сице: «Рцы братии и всѣм ратным людемъ: почто скорбят, что вѣсти послати к Мосъквѣ нелзя? Аз послах от себя к Москве в дом Пречистые Богородицы и к мосъковским чюдотворцом всѣмъ молебное торжество совершити трех учеников своих: Михѣя, да Варфоломѣа, да Наума, [90] въ третьемъ часу нощи. И воры и литва видѣша ихъ. И почто слуга не возвѣстил, еже слыша от враговъ, что видѣша их? К манастырю бо пришедше, о том сказаша сами. Вы же шедше из града глаголите врагом: „Видѣсте вы старцов, почто не изымасте их? Се будет от них на вас побѣда, да и на Москвѣ всему граду будет вѣдомо о них“». Еже и бысть.
Видѣша бо их в то время на Москвѣ пришедших со множеством хлѣбов печеных на возилѣх на Троецкое подворие в Богоявленской монастырь. И невидими быша. О сем убо впреди слово изъявлено будет[91] <…> нынѣ же сие оставльше, и еже во обители чюдотворца во осадѣ сотворшееся да глаголется.
Воеводы же и все воинство, сия слышавше от Илинарха, и начаша испытовати, кто у литовских людей что слыша. Слуга же Федоръ Чюдиновъ исповѣда все по ряду сице: «Мнѣ убо, — рече, — на сторожи хранящу повелѣнное, и подшедше близ сынове вражии грозяще глаголаху: „Что надѣетеся о сем, еже посласте трех мнихов к Москвѣ? Не минуша бо стражу нашу; аще и два утекше, но единого поимахом“». Мнози же не имуще о семъ вѣры.
И во вторый день воевода посла за город дворян и нарочитых от воинства к паном на искус о старцех увѣдети. И несогласны быша рѣчи от панов глаголющих: «Послали-де вы к Москвѣ трех мниховъ, под двѣма лошади кари, а под третьимъ стреката; и на сторожу нашу наѣхали, и сторожи наши ихъ перехватали и дву казнили, а третьего къ царику послали». Инии же воспрещаху между собою: «Не лжите, — глаголюще, — никого же не поимахом». И таковая нѣцыи от православных слышавше и смѣющеся им глаголаху: «И хто именем они, ихже в вязнех держите, и каковы образом, и что вѣстей сказаша вам?» И ругающеся они словесы мятяхуся.
Воеводы же, посовѣтовавше и просяще общей милости у Живоначалной Троицы, изшедше на выласку истиннаго ради увѣдениа чюдеси, и взяша языка нарочита шляхтича и возвратишася во град ничим же не вреждены. И в роспросе и у пытки пан сказалъ: «Поѣхали-де от вас к Москвѣ три мнихи и наѣхали на нашу сторожу, и они за ними гониша, да не догнали. Се же паны солгаша, что поимали. Истинно вам сказую, яко не поимали ни единого, лише бахматы свои поморили. Под старцами же шкапы добрѣ худы, но яко крылаты».
О семъ же вси радостным сердцем благодарение воздаяху Владыцѣ всѣх Богу и угоднику его великому Сергию чюдотворцу. И по времени, егда получиша возможение, и о всем о сем къ царю Василию писаниемъ возвѣстиша.
И того же дни вечеръ, в онже истино изыскано и увѣдено бысть прошествие нетлѣнных гонцов, старецъ нѣкто в болницѣ немощен бѣяше и слыша таковая глаголемая о чюдесѣх великого Сергия чюдотворца и размышляше, лежа на постели своей просто: «Какие то лошади, и будет ли то истина?» Сиа же ему мыслящу, обратися к стѣнѣ, и се слышит болницу ту оттворшуся и топот ногъ идущу. Он же не обратися позрѣти, занеже мног восход и исход болным тогда в келии той, и мнози бѣднии от мирских чади ту же живуще. И слышит старецъ той кличюща его: «Обратися сѣмо, да скажу ти нѣчто!» Старецъ же не обратися к нему и рече: «Скажи, брате, что есть; не могу убо превратитися, и вѣси и сам, яко боленъ есмь». Той же паки рече к нему: «Обратися, что ленишися!» Старецъ же отрече: «Не хощу вредитися, повѣдай просто». Мняше бо старец, яко тоя же келии нѣкто се глаголет ему, тѣм же и не хотяше зрѣти нань. И премолчавъ предстояй начат поносити ему, глаголя: «Что безумствуеши, старче, что непокоривъ еси? Се ли иночество ти? Или нѣсть милости у Бога, еже подати здравие немощи твоей?» Старецъ же о поношении размышляше и в себѣ мысля: «Кто напрасньствует ми? Когоже азъ оскорбих?» И восхотѣ обратитися, и всею силою двигся, и се на ногу своею здрав ста. И позна чюдотворца по образу, написанному на иконѣ. Глагола же ему великий чюдотворец Сергий: «Что сумнишися? Истинно послах ученикъ своих». И старец, простъ сый, рече: «И на чемъ послал еси, государь нашь?» Преподобный же отвѣща: «Ихже конюшей Афонасей Ощѣрин скудости ради корма трех слѣпых мѣриновъ в надолобы изгна внѣ монастыря, на тѣх послах. Повѣждь же всѣмъ о сем: не толико ми гнусно смрад блуда согрѣшающих мирян, елико же инок, небрегущих своего обѣщаниа. И под стѣнами града обители моея всѣх врагов пришедших потреблю, нечисто же во обители сей и двоемыслено живущих погублю и со осквернившимися управлю». И сек рекъ, невидим бысть.
Старецъ же разумѣ себе здрава и страхом многим одержим, и плакася до утрени о прерѣковании ко святому. И о себѣ прииде въ церковь и повѣда всѣм чюдотворца глаголы. И поискавше всюду тѣх меринов слѣпых и не обрѣтоша, или кто видѣ их, въ слух ни у кого же не услышаша. И увѣришася истинно по словеси святого Сергия чюдотворца, и воздаша славу вси о семъ Господу Богу, творящему дивная. Сих же ученикъ святаго пришествие не невѣдомо бысть в царствующем градѣ Москвѣ. О семъ убо, паки глаголю, въпреди слово изъявитъ <…>
Разрушителю же бранем, князю Михайлу, приближшуся х Колязину монастырю, [92] сопротивницы же, полские и литовские гетманы, и полковники, и рохмистры, коиждо своими полки: Александръ Зборовской, и Сопѣга, и Лисовской, и Иван Заруцкой, [93] поидоша паки против князя Михайла Васильевича Шуйского Скопина и нѣмец Переславъскою дорогою, мѣсяца июля въ 5 день на память преподобнаго отца Афонасиа Афоньскаго и преподобнаго отца нашего Сергиа Радонежскаго чюдотворца на обрѣтение честных мощей его, во втором часу нощи. Приидоша же на Волгу под Колязин монастырь в село колязинское Пирогово. Князь Михайло же Васильевич и со благочестивым московъским воинствомъ, и сь Яковом Пунтосовым, [94] и с Велгоремъ, [95] и со многими немецкими людми ополчивъшеся на Волгѣ противу их.
И посла князь Михаилъ воевод Семена Головина, князя Якова Борятинсково, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людми за Волгу на перевоз к Николѣ чюдотворцу в слободу на рѣчку Жабну под литовских людей, чтобы за тое рѣчку не перепустити их. Рѣчка бо та топка зѣло и ржависта. Литовские же увидѣвше московских людей, и абие, яко лютыя звѣри, устремишася на лов. Благодатию же Божиею на томъ бою многих полских и литовских людей побили и поранили, мнози же от них, на грязѣх погрязше, погибоша, прочии же в бѣгство устремишася к болшим людем в село в Пирогово. Воеводы же о семъ послаша вѣсть ко князю Михайлу, чтобы вскорѣ рѣку перевезся, еже и бысть.
Литовские же гетманы и их полковники всѣми полки своими устремишася на руское воинство. И съступишася обоих полцы, и бысть сѣча зла, и сѣчахуся на многих мѣстех, бьющеся чрез весь день. От оружейново стуку и копейного ломаниа и от гласовъ вопля и кричания обоих людей войска, и от трескоты оружиа не бѣ слышати друг друга, что глаголет, и от дымного курениа едва бѣ видѣти, кто с кѣм ся бьет. И яко звѣрие рыкающе, злѣ сѣчахуся.
Солнцу же достизающу на запад, и возопиша вси православнии къ Богу, со умилением вопиюще от сердец своих: «Виждь, Владыко, кровь рабъ твоих, неповинно закалаемых! Такоже и ты, преподобне отче, Макарие, помолися за ны къ Богу и помози нам!» И уже близ вечеру сущу, услыша Господь молитвы раб своих, и нападе страх велий на врагов Божиих, и ужасом великим одержими, в бѣгство устремишася. И побѣгоша друг друга топчюще, гоними гнѣвом Божиим. Руские же полцы гнаша литовских людей и сѣкуще до Рябова монастыря;[96] и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитыхъ панов многих живых поимали. И с великою побѣдою и одолѣнием возвратишася под Колязин монастырь со многою корыстию.
Полские же и литовскиа люди и руские измѣнники, яко же ис под Твери, тако ис под Колязина монастыря не путьми возвращьшеся вспять и конечнѣ хотяще разорите дом Пресвятыя Троица, и люте належаще бранию. Оставши же мали суще числом и друг друга водяще, со враги боряхуся.
По сем же из Сопѣгиных табаръ в Троицкой Сергиевъ монастырь выѣхал пан Янъ, а с ним 4 пахолки, да два человѣки руских и сказали, что под Колязиным монастырем князь Михайло литовских многихъ людей побилъ и поималъ.
Того же дни воеводы устроили ис Троицкого Сергиева монастыря выласку на рѣчку Коншуру, на бани литовские, и многих у бань побили черкасов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человѣкъ живых взяли. И языки сказали, что подлинно литовских людей князь Михаилъ под Колязиным монастырем побил. 0 сем же вси людие благодаръствоваху Бога, и возврадовашася и благонадежни быша, чающе избавлениа от Бога, и со враги крѣпко боряхуся.
Богоборцы же, полские и литовские люди, такоже и руские измѣнницы, егда поражени быша от руских людей, паче же от Бога, бѣгуще ис под Колязина монастыря, плениша многие волости и села и деревни Ростовской, и Дмитровъской, Переславъской и Слободской уѣздъ, и множество всякого скота награбиша, и наругающеся градскимъ людем гладным, иже сѣдяху во осадѣ во обители чюдотворца Сергиа, и попущаху великиа стада скота по запрудной сторонѣ по Красной горе и на Клементѣевском полѣ, вкупѣ же и блазняще из града осадных людей на выласку, чтобы отъѣхати их от града. И того по много время попущающе стада въ день и в нощь. Они убо лукави суще, яко лисица и яко хищнии волцы, сатаниным коварством сие умыслиша над гладными сидѣлцы. Богъ же не оставляет рабъ своих, уповающих нань, и совѣт ихъ той тако не совершися.
Мѣсяца же августа въ 15 день в самый свѣтлый всемирный праздник Пресвятыя Владычица нашея Богородица честнаго и славнаго ея Успения, из Сопѣгиных табаръ по первому своему злому лукавству, паки попустиша скот свой въ преждереченое мѣсто. Троецкие же сидѣлцы, конные выехавше из града тайно Благовѣщенским врагом, сторожей литовских побили, и, залучивъше стада их, погнаша ко граду. С Пивного же двора изшедше пѣшие люди и тако вогнаша скотъ во град, благодаряще Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чюдотворцов Сергиа и Никона, яко здравы отидоша от толика воиньства литовских людей, и ничим же не вреждены, толицы мали суще числомъ. Еще же и о сем дивно есть: егда скот погнаша к монастырю, тогда той скотъ сами скоро потекоша к монастырю, и ничим же задержими во градъ внидоша.
Слышаще же в Троецком Сергиеве монастырѣ, яко князь Михайло ис Переславля изгна литву и руских измѣнников и мостяща пути трупом нечестивых даже и до слободы Александровы[97] и строящася добрѣ пути кровныя изсушити. Архимарит же Иасафъ, и иноцы, и воеводы, и прочии сидѣлцы посылают ко князю Михайлу Васильевичу от дому чюдотворца, просяще с моленьми помощи, понеже оставшии людие изнемогоша.
И послан бысть от князя Михайла воевода Давидъ Жеребцовъ, а с ним 600 мужей избранных воинъ и триста сим служащих. Молитвами же чюдотворца проидоша ничим не задержани, ни подзаратаи, ни стражами не увѣдены быша, и легцы суще всего протекше скоро.
Не имуще с собою ко препитанию никакихъ потреб, оскорбляются, а не пекутся о препитании мучащихся в бѣдах, но строят о себѣ полезная. И вземлет Давидъ все строение на себя, и запасом монастырским памяти счетныя отъемлют же. За рукою старца Макариа взял в житницах 20 четвертей ржы, да 200 четвертей сухарей, да в хлѣбне муки ржаные 40 четвертей, да овса 7776 четвертей. Мелница же конская испорчена тогда, и лѣсу не бысть, и строити еѣ нѣчим. Такоже и молоти нѣкому, людие бо трудники вси изомроша, и мелюще токмо на день по три осмины ржы или овса, пекуще же на день по четыре квашни, в квашни же по 5 четвертей. Да к тем же хлѣбом по вся дни емлюще в трапезу сухарей четвертей и по девяти, и по десяти, и по 11.
Архимарит же Иасафъ, яко же исперва начат, тако же и до сего времени печашеся о бѣдных и нищих, и бѣ око слѣпым и нога хромымъ. Аще и не своима рукама и ногама, но всѣх всячески упокоевая и без слезъ немогий взирати на плачющая и скорбя с воздыхающими, и всякъ просяй что и тщама руками не отхождаше от него.
Оставшии же иноцы, видяще ратных насилование, отца же Иасафа к бѣдным и нищим попечение, и яко же преже о том роптаху нань, тако же и в то время и потомъ, и в лице тому пришедше сваряхуся. Боголюбивая же душа прощениа просяще от всѣх и тихими словесы наказуя о всемъ благодарити Господа. И рекъ: «Лучше нам умрети, неже престати сирот миловати. И не оставит насъ великий Сергий гладом истаяти». Зрите вси слышащеи, колик скоръ заступник уповающим нань, великий отецъ нашь Сергий. Убо сей Иасафъ простъ сый, ни пророкъ, ни знаменоносецъ, но уповав вѣрою и не посрамися, яко вдова она, питавшая Фезвитенина, послуша бо того глагола, и не оскудѣша малыя пригорщи в три лѣта и мѣсяца 6.[98] Воистинну бо «праведницы и по смерти живи суть», [99] якоже и днесь пред очию всѣх содѣяся. Мнѣша бо тогда иноцы оставшии, еже на едину седмицу дней токмо пищи, протягну же ся время от малых тѣх останков на 84 дни, октября съ 19 генваря по 12 день. В той бо день Сопѣга и Лисовской от Троицы со всѣми людми с полскими и литовскими побѣжали къ Дмитрову.
Дивно же се всегда бываше, егда исперва сѣдоша людие во осадѣ в Троицком Сергиеве монастырѣ даже и до пришествиа Давида Жеребцова, егда исхождаху на брань к сопостатом: егда убо устроятся людие и уготовятся с великим опасениемъ, то не всегда на добро бываше изшествие; аще ли о чем надежно изыдут, то и пагуба бываше. Похвалное же что содѣяся, и то не урядством, но послѣднею простотою. И дива слышание достойно.
Внегда бо узрят противных гдѣ стоящих и с простотою храбръствующих или близ стѣн бѣсующихся, держими же воеводами, да не погибают напрасно, и не могуще изыти и друг на друга позирающе, сердцы растерзахуся. И замышляюще кождо себѣ нужду и потребу, у приставленых над ними испрошахуся: едины травы ради, друзии же воды, инии дровъ добытия, инии же корениа ископати, овии вѣниковъ урѣзати, овии же подалѣ отманивающеся ко кладязю чюдотворца воды исцѣления ради почерпсти. Поляки же, радующеся таковому неустроению, и, яко пси на заяцовъ, отвсюду напущаху, и зачинающуся кровопролитию на многих мѣстех: не десят бо или 20, но и пять, и три, и два, порознь бродяще, смерти искаху. Против же врагов, егда нахождаху на них, вкупѣ ополчевахуся. И нечестно исходящеи честни побѣдители показовахуся. Спасителя же нашего хранением в таковой простотѣ никто же никогда погибе, но вси здрави до единого возвращахуся в дом преподобнаго.
Давидъ же Жеребцовъ, егда прииде и видѣ таковую простоту твориму во исходящих на выласкѣ, их же много безчестив и отославъ прочь, не повелѣ с собою исходити ко брани. Надежен же на избранное воинство и к раздражителем, добрѣ урядився, исходит извѣдатися. Стигнув же ся с сопостаты и со срамотою одолѣваем, утече, въмѣсто же пота побѣдителства слезами облияся. Урядный неурядно утече. И помалѣ, еще дыша рвениемъ, исходит мститися. К нему же простцы рекоша на пути: «Мы, государь болярин, преже сего прося у чюдотворца Сергиа помощи, малоурядно исхаживали, занеже не подается нам, но яко овцы исходихом, пастырь же нашь сам нами промышляа и не погуби нас николи же». Давидъ же, вѣжди з гнѣвом возводя на прерѣкущих, и исхождаше ко врагомъ на бой. Смятию же брани бывши, и зря простцы мужа храбра и мудра нестроение, но по его отречению не смѣют помощи тому подати. Видяще же, яко кедры посѣчены имуть быти в дубравѣ и не дождавшеся своея надежи опустошитися и по обычаю простоты немощнии бранию ударивше, и исхищают мудрых от рукъ лукавых. Гордящеи же ся ктому немощных и бѣдных не нарицают овца, но лвовѣ, и не сирот, но господей, и единотрапезников спосаждают. И помещут немецкую мудрость, и приемлют покрываемых от преподобнаго буесть. И в простотѣ суще забывше бѣгати, но извыкше врагов славно гоняти.
Мѣсяца генваря въ первый день въ 4 час нощи прииде из слободы Александровы от князя Михайла Васильевича в Троецкой Сергиевъ монастырь воевода Григорей Волуевъ, а с ним избранных вой 500 мужей храбрых, и вси во оружии. Сии убо приидоша извѣдатися с литовскими людми и с рускими измѣнники и войско их смѣтити. Егда же освитающу дни, и совокупльшеся с Давыдом и с троецкими сидѣлцы, и исходят из града храборски, и наглѣ нападают на полские и литовские роты. И втопташа их в Сопѣгины табары, и станища их около табаръ зажгоша. И милостию Пребезначалныя Троицы литовъских людей многих побили и языки поимали. Сопѣга же и Лисовской со всѣми полки своими изшедше противу их, и бысть имъ бой великъ на Клементѣевском полѣ, на Келаревѣ прудѣ, и на Волкуше, и на Красной горѣ. И много бивъшеся и мнози от обою страну пивше смертную чашу, множайше же сугубо погибе полку еретического. И разыдошася обои. И день той препроводивше во обители чюдотворца, сотворше заповѣданное имъ, паки возвратившеся ко князю Михайлу Васильевичю. На полских же и литовских людей и руских измѣнников тогда страх великъ нападе и в недоумѣнии быша, якоже оставшии сказаша.
И генваря въ 12 день гетман Сопѣга и Лисовской со всѣми полскими и литовскими людми и с рускими измѣнники побѣгоша къ Дмитрову, никим же гонимы, но десницею Божиею. Толико же ужасно бѣжаша, яко и друг друга не ждущя и запасы своя мещуще. И велико богатство мнози по них на путѣх обрѣтаху, не от хуждьших вещей, но и от злата, и сребра, и драгих портъ, и коней. Инии же, не могуще утечи, и возвращающеся вспять, и лѣсы бѣгающе, прихождаху во обитель к чюдотворцу, и милости просяще душам своимъ, и повѣдающе, яко «мнози видѣша от нас велики зѣло два полка гоняща нас даже и до Дмитрова». Чюдиша же ся вси о сем, яко от обители не бяше за ними никакой посылкѣ. Князь Михайлов же приход уже и отчаян, и моление от обители к нему презрѣ.
По отшествии же сынов беззаконных преждавше осмь дней, посылается къ царствующему граду къ государю от обители чюдотворца со святою водою старецъ Макарей Куровской генваря въ 20 день. Еще же опасение бяше в дому чюдотворца от врагов, и с людми считающеся и ихже к питанию восхотѣвше смѣтити. И еще муки обрѣтше в хлѣбне четвертей з десять, такоже и сухарей четвертей с пятдесят. Всѣх же во удивление чюдо сие введе, како от малых сихъ запасов на толико время простреся до преизобильства, и не токмо же человѣком, но и скотом. Вяще бо числа здѣ реченнаго преизбысть: дающе бо тогда конемъ овса на все воинство по 90 четвертей на день, да монастырским и воеводским лошадем по 10 четвертей на день; и кормим бѣ весь скот за сто дней от овса того. По разшестъвии же ратных всѣх изо обители и еще останцы того овса мнози осташася на потребу великими бѣдами искушенным от Бога. Егда же и князь Михаилъ, не мало время преминувъ, прииде из слободы в дом чюдотворца со всѣм воиньством с рускими людми и с нѣмцы, и все воинство от тѣх же малых останков доволствовашася, такожде и весь скот свой от житницъ же чюдотворца довольнѣ питаху. И по отшествии его и всего воиньства многимъ препитание бысть.
Иже хотяй исчести вся звѣзды круга небеснаго и от аера капля дождя изливаема, и въскрай моря лежащаго пѣска исчислити, но невозмогает отнюдь, нѣсть убо се возможно от человѣкъ, но токмо единому Богу. Сице же нѣсть возможно исчести чюдес великихъ свѣтил, дивнаго в чюдесѣх преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергиа чюдотворца и ученика его Никона чюдотворца. Колико творит Богъ угодники своими предивная и паче всякого слова и умом непостижимая чюдеса! Якоже бо солнце простираяй повсюду чюдес луча, не токмо во обители их, ноив царствующем градѣ Москвѣ и во окрестных росийских странах, вездѣ прослави Богъ угодникъ своих, но и повсюду протекоша их чюдеса и до внѣшних государствъ Греческиа и Римскиа державы. Толико убо Богъ возлюби его и прослави, елико невозможно исповѣдати или писанию предати всегда бываемых чюдес. На всяком бо мѣстѣ в бѣдах, или в скорбѣх, или во юзах, въ плѣне же, и во изгнании, и в кроволитиих, и во всяких нужных тѣснотах и печалѣх и иже призовет с вѣрою в помощь великого сего отца, той убо посрамлен никако же исходит и чааниа своего не погрѣшит. Овогда же и преже прошениа святый в печалѣх предваряет и неищущим его скоръ помощник обрѣтается. Той убо друг присный Матери Слова Божия; не исчитая тогда и нынѣ всѣх нас питает. Кто же азъ, окаянный и грѣхи неудобъцѣлимы нося, да восхощу, тма сый, за солнцем считати простираемыя чудес луча? Но о немже должен есмь вопию непрестанно, моля заступника отчаянным.
О, освященный верше, яко же исхитилъ еси из рук гордых труды потовъ, тако и мене исхити, всеокаяннаго, из гортани змиевы, к тебѣ бо прибѣгаем, поновившему чюдеса Еуфимиа Великого и Феодосиа: даждъ ми слово, безсловесная дѣла творящему, научи мя тебе похвалити, служащаго преждевѣчному Слову, словом вся составльшему! Благословен Господь Богъ нашь, дѣйствуяй тобою дивная и неизреченная! Благословено тѣло твое, преподобне Сергие, увѣряющее мертвым воскресение! Хвално и благословено и препрославлено имя Господне, давый тя зрящим в снабдѣние от грѣха! Благословенъ Господь, запинаай тобою ко грѣху влекомым и предлагаяй в мысль жива тя всѣм пред очию зрящих! Благословенъ живый преже бытия всего зданиа, иже нечислимый 100 000 и тмами тѣм лѣт, но присносущный сый, изволивый создати всяческая, безначалный и бесконечный, иже прославити тя с прежними великими святыми! Благословени вы, господеви Сергие и Никоне, сохраньшеи дом свой от обстояниа сатаны!
Благословена и ты, о Дево преблагословеная Марие, иже токмо едино мѣсто сие сохранила от меча еретическа! Блажена еси, чаше, содержимаа в руку Содѣтеля всѣх, в нейже раствори Богъ вино нашего веселиа, егоже напихомся несмѣсна, ни превратна, во двою естеству Божества и человѣчества несмутно! Блажена еси, зерцало премирное, в немже увѣденъ бысть Сынъ Божий! Блаженъ еси, источниче запечатлѣнный, искипѣвый воду живу, егоже разумная невещественая существа желают напитися! Блажена еси, сокровище в будущий вѣкъ всѣм в вѣчное восприатие! Блажена ты, Царице, яко раби твои прелѣтают стѣны вышняго Иерусалима! Благословена ты, Владычице, яко тебѣ поклоняются со страхом вся небесныя силы! Блажена утроба твоя, поносившиа Свѣта свѣтлѣйша солнца тысящами тысящей и тем тмами! Благословени руцѣ твои, поносившеи Спеншаго море словом! Блажена дверь печати девьства твоего, еюже проиде Господь Богъ нашь един! Благословени очи твои, зрящеи трисоставнаго свѣта! Блажени уши твои, слышащеи тайны прежде созданиа всея твари! Благословенъ умъ твой, зряй нынѣшнюю пременяему тварь и ину созидаему и саму тя царствующу со Взаемшим пречистую плоть от тебе! Блажена уста твоя, бесѣдующа ис тебе рождьшему Сына! Благословена ложесна твоя безболѣзненая, имиже прошед Свѣт всѣм намъ и яко же прежде рожества, тако и въ рожестве, и по рожествѣ девьствующи! Благословенъ прошедый из боку твоею совершен человѣкъ, Богъ сый всяческих! Блажени путие, иже в тебѣ, ихже премирных разуми не постигнут! Блажена ты, свитче Бога Отца, в немже написа Слово свое во спасение вѣрным! Благословена красота твоя, еяже Гавриил убояся! Благословенъ еси, ключю, бездну щедрот искипѣвый, в нихже всего мира грѣхи погрузишася! Блажена еси, вѣро невидимымъ! Благословена еси, надеже отчаявшимся спасениа! Блажена еси, упование ненадѣющимся вѣчных мукъ избыти! Благословено ходатайство твое непосрамляющееся и в день пришествия Христова! Блажено заступление твое, восхищающе осужденых во вѣки! Благословенъ зракъ твой, воображенный на поклонение нам, грѣшным, во спасение! Благословена еси, недоумѣние по достоинству никому же восхвалити тя! Блажена еси, служимая небесными силами! Благословена еси, по достоинству восхваленная Богом Отцемъ! Блажена еси, украшеная Сыномъ Божиим! Благословена еси, сокровеное сокровище всѣх благих Духом Пресвятым! Благословенъ глаголъ твой, реченый преподобному, яко «неотступна буду от обители твоея!» Блажено речение твое, яко дѣлом совершила еси! Благословена еси, Всесилная, яко не попусти поставити мерзость запустѣниа на мѣстѣ святѣм! Благословена еси, Богородице, яко твоих ради молитвъ не узрѣхом мертва хлѣба приносима вмѣсто жива тѣла Христа Бога нашего!
Благословени есте, богоноснии отцы Сергие и Никоне, яко не воспѣшася догматы злочестиа в болѣзненых трудѣх ваших! Блажени есте, свѣтила церковная, яко не попустисте еретиком разрушити стѣн дому вашего святого!
Блажени и вы, скончавшеися в дому чюдотворца и имущеи к нему дерзновение! Помяните и нас, да помянет во святых своих молитвах пред Господемъ!
Но, о преподобнии и богоноснии велицыи отцы, Сергие и Никоне чюдотворцы! Сие малое и худое писание вам прикладное приемше, воздѣжите, преподобнѣи, свои руцѣ к Всенепорочнѣй Матере Слова Божиа и, вкупѣ припадше ко Владычицѣ и Богу, долготерпеливно помолитеся о мнѣ грѣшнѣм и недостоинѣм, аки о нѣкоем изверге, и о всѣх, иже с вѣрою вас почитающих, и сиа еже к нам о превеликих ваших благодѣяниих и о чюдотворениих с любовию прочитающих, яко да подастъ нам отпущение грѣхом и помилует нас, недостойных милости, и поне малу ослабу получю азъ от вѣчных мучений, и да восхвалим вкупѣ убивающаго оружиемъ устъ своихъ непокоряющаяся тому языки и да поклонимся Агньцу, заколенному за нас, егоже кровию измыхомся от грѣх. Тому слава во вѣки, аминь!
[1] …в дому Пресвятыя и Живоначальныя Троица… — Имеется в виду Троице-Сергиев монастырь (или Свято-Троицкая Сергиевская лавра), расположенный в 70 км к северу от Москвы. Монастырь был основан в середине XIV в. Сергием Радонежским, к началу XVII в. представлял собой один из крупнейших в стране книжно-культурных и хозяйственных центров, обладая и большой библиотекой, и огромным количеством земель. В 1540—1550 гг. вокруг монастыря была возведена каменная стена длиной 1.25 км, высотой от 8 до 14 м, с двумя галереями, амбразурами, башнями; на стенах и башнях были установлены орудия, и монастырь стал мощной крепостью.
[2] …великих чудотворцов Сергиа и Никона… — Сергий Радонежский (1314—25 сентября 1392 г.) — основатель Троице-Сергиева монастыря. Никон (ум. 17 ноября 1428 или 1429 г.) — ученик и преемник Сергия Радонежского в управлении Троицким монастырем. При нем (в 1422 г.) были открыты мощи Сергия и возведен и расписан Андреем Рублевым и Даниилом Черным Троицкий собор — усыпальница Сергия.
[3] …келаря инока Аврамиа Палицына. — Авраамий Палицын (ум. 13 сентября 1627 г.) принадлежал к потомкам Ивана Микулаевича Палицы, выехавшего на Русь из Литвы в 1373 г. (Родословная князей и дворян Российских и выезжих… М., 1787. С. 2, 359, 418) и служившего у Дмитрия Донского воеводой. Члены этого рода были в основном военными и государственными деятелями. Правнук Ивана Микулаевича Евстафий был убит при Белеве Литовском в битве с татарским царем Махметом в 1438 г.; в XVI в. двое Палицыных в числе лучших детей боярских получили от Ивана Грозного поместья. Один из родственников Авраамия, Андрей Федорович Палицын, сподвижник Пожарского, служил воеводой в Мангазее в 1629—1631 гг.; двоюродный брат Авраамия Федор Сысоевич Палицын — воеводой на Белоозере в 1609 г. Были в этой фамилии и пишущие люди: келарь Чудова монастыря Варлаам (в миру Василий Иванович) Палицын, живший во второй половине XVI в., вероятно дядя Авраамия (см.: Филарет. Обзор русской духовной литературы. Харьков, 1859. С. 192), известен как летописец и составитель списка митрополитов. Авраамий — в миру Аверкий — родился в селе Протасьеве неподалеку от Ростова Великого, по-видимому, в начале второй половины XVI в. В 1588 г., уже будучи воеводой, он подвергся опале, очевидно, по подозрению Бориса Годунова в его связи с Шуйскими, имущество его было конфисковано, а сам он сослан на Соловки и там пострижен в монахи (может быть, насильно). Через два года он был возвращен из ссылки и получил свое имущество назад. В 1594 г. его вместе с другими соловецкими старцами отправили в Троице-Сергиев монастырь, в 1601 г. послали оттуда на какую-то должность (по-видимому, келаря) в зависящий от Троице-Сергиевского Богородицкий Свияжский монастырь недалеко от Казани. В 1608 г. Авраамий вернулся оттуда в Троице-Сергиев монастырь уже в качестве келаря. Келарь ведал хозяйством и сношениями монастыря с «миром», по важности был вторым (после архимандрита) лицом в монастыре. К Троице-Сергиевой лавре в то время было приписано около двадцати меньших монастырей; в ее владении были примерно 250 сел, 500 деревень, 200 пустошей, более чем 70 починок и селищ, несколько волостей, примерно 40—50 тысяч душ и около 10 тысяч десятин земли. Так что Авраамий оказался во главе одного из крупнейших хозяйств страны и стал влиятельной политической фигурой. По повелению царя Василия Шуйского во время осады монастыря Авраамий жил в Москве. Через него осажденные просили царя о помощи, и Авраамий старался использовать свое влияние на царя для их поддержки. 15 февраля 1609 г. под его влиянием царь послал на помощь монастырю атамана Сухова Останкова с 60 казаками и 20 пудами пороха, а Авраамий от себя — 20 троицких слуг во главе с Никифором Есиповым. Когда в Москве начался голод, Авраамий по приказу царя и патриарха неоднократно вывозил на рынки и распродавал по низким ценам монастырские хлебные запасы, хранившиеся при Богоявленском подворье, чем сбивал высокие цены на хлеб «житопродавцев». Самому царю Василию Шуйскому Авраамий во время осады ссудил 1900 рублей. Когда после падения Шуйского созванные Думой представители всей Русской земли присягнули польскому королевичу Владиславу (27 августа 1610 г.), к осаждавшему Смоленск его отцу Сигизмунду было отправлено посольство из 1246 человек; в их числе был и Авраамий Палицын. Его дары королю были самыми богатыми. Сигизмунду, добивавшемуся русской короны, а также и сдачи Смоленска, удалось расколоть русское посольство. Сигизмунд подтвердил Авраамию владельческие права его монастыря, уменьшил причитающиеся с него налоги, и тот, покинув в декабре посольство, уехал назад как якобы «богомолец» Сигизмунда. Но, вернувшись в монастырь, Авраамий начал энергично действовать против разорявших Россию поляков. В марте 1611 г. он послал из монастыря помощь Москве из 50 слуг и 200 стрельцов и начал вместе с архимандритом Дионисием (Зобиновским) писать и рассылать во все города России грамоты с призывами помогать Москве и бороться с поляками. Эти грамоты способствовали организации ополчений и освобождению от поляков Москвы. Затем Авраамий принимал активное участие в выборах, приглашении на престол и венчании на царство нового царя, Михаила Романова (февраль--июль 1613 г.). В ноябре 1618 г., при попытке осады Троице-Сергиева монастыря королем Владиславом, Авраамий возглавлял монастырскую оборону. После того как было заключено Деулинское перемирие (1 декабря 1618 г.), в память о нем Авраамий воздвиг в монастырской деревне Деулино (в трех верстах от монастыря по Угличской дороге) церковь во имя преподобного Сергия Радонежского. «История» Авраамия заканчивается известием об освящении этой церкви архимандритом Дионисием 1 декабря 1620 г. Сам Авраамий в это время был уже далеко от Троице-Сергиева монастыря: после возвращения из польского плена патриарха Филарета, члена того же посольства к королю Сигизмунду, в котором принимал участие и которое покинул Авраамий, он вновь был сослан на Соловки, где и прожил последние восемь лет своей жизни. Там он завершил литературную отделку своей «Истории». Там и похоронен (могила сохранилась).
[4] …по обѣщанию своему преподобному игумену Сергию… — В Житии Сергия Радонежского есть рассказ «О посѣщении Богоматере к святому», где говорится, что явившаяся Сергию после молитвы Богородица обещала ему, что не только при его жизни, но и после его смерти не прекратит забот о его обители. Именно это обещание имеет в виду Авраамий.
[5] …казни раба оного, скрывшаго сребро господина своего и прикупа имъ несотворша… — Имеется в виду евангельская притча (см. Мф. 25, 24—30; Лк. 19, 20—24), согласно которой хозяин наказал раба, не увеличившего доверенное ему серебро в «талантах» или «минах» (названия денежных единиц).
[6] …"да нѣкое дарование… ко утѣшению вашему". — Ср.: Рим. 1, 11.
[7] …на Троецком подвории в Богоявленском монастырѣ. — Троице-Сергиеву монастырю принадлежал целый ряд владений в разных городах (Троицких подворий). Богоявленский монастырь (основан в 1296 г.), где находилось такое подворье в Москве, располагался в Кремле.
[8] …лжехристу со множеством студа бѣгству вдавшуся… — «Христос» означает «помазанник», подразумевается — на царство, так что «лжехристос» — это «лжепомазанник», «лжецарь». Имеются в виду самозванец Лжедмитрий II и его бегство из-под Москвы в 1609 г. Лжедмитрий II объявился в конце 1607 г. в г. Стародубе. В его войско влились и польские отряды. Он двинулся к Туле, но, узнав о ее захвате Василием Шуйским, отступил в Камарицкую волость (территория современной Брянской области). Новый поход Лжедмитрия II проходил через Болхов, Медынь и завершился в селении Тушино, к северу от Москвы, где самозванец основал свою ставку; с осени 1608 г. он начал серьезно угрожать Москве. Авраамий называет Лжедмитрия II также «тушинским вором» и просто «вором». В декабре 1610 г. Лжедмитрий II был убит под Калугой служившими ему татарами.
[9] …розстригу Григория Отрепиева… — Лжедмитрий I.
[10] …в того мѣсто инъ назвася… — Имеется в виду Лжедмитрий II.
[11] …царъ Василий Ивановичъ… — царь из старинного рода суздальских князей, избранный на трон после народного восстания в Москве 17 мая 1606 г. и после убийства Лжедмитрия. Был свергнут с престола москвичами в июле 1610 г. и пострижен в монахи. Затем был арестован поляками вместе с братьями Дмитрием и Иваном; умер в плену под Варшавой 5 сентября 1612 г.
[12] …а Помории… — В северных землях, прилегавших к Белому морю.
[13] …измѣнником сиверскимъ. — Казачьи отряды из Северских земель.
[14] …от Гриши… — Григорий Отрепьев.
[15] …и от Петруши… — Лжепетр, Илья или Илейка. Петрушка. — Автор хронографической статьи видит главную опасность в новом самозванце — «царевиче» Петре, хотя тот был далеко не главной фигурой в широком движении, направленном против Василия Шуйского. Восстание было начато летом 1606 г. путивльским воеводой князем Г. Шаховским. С осени того же года к восставшим примкнул Иван Болотников, вскоре ставший его фактическим руководителем. Он возглавил войско, двинувшееся кМоскве и осаждавшее ее в ноябре--декабре 1606 г. «Царевич» Петр — Илья Горчаков, Илейка Муромец, выходец из посадских людей г. Мурома, которого казаки объявили сыном царя Федора Ивановича (Хронограф называет Ивана Ивановича — старшего сына Ивана Грозного), начал свой поход весной 1606 г. от Астрахани. Он двигался по берегу Волги. У Свияжска (западнее Казани) Петр готовился пойти к Москве, куда его призывал Лжедмитрий, намеревавшийся использовать его войско. Узнав о гибели Самозванца, Петр повернул назад, дошел до Путивля. Позже он направился вслед за Болотниковым, отступившим к тому времени от Москвы к Калуге, а затем к Туле. В октябре 1607 г. Болотников и Петр сдали царю Василию крепость Тулу. Впоследствии они были казнены.
[16] …архимариту Иасафу… — Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иоасаф (1605—1610), выходец из игуменов Пафнутьева Боровского монастыря, вдохновитель обороны осажденного Троице-Сергиева монастыря. После снятия осады вернулся в Пафнутьев Боровский монастырь и был там вскоре (5 июля 1610 г.) убит при взятии монастыря гетманом Петром Сапегой, прежде безуспешно осаждавшим Троицкий монастырь.
[17] Царъ же Василий Иванович вскорѣ посла тогда к западным и к полунощным странамъ — въ Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свѣйскую… — В ответ на эти посольства Василий Шуйский получил помощь только от Швеции — пять тысяч наемников.
[18] Свѣйской же королъ Арцы-Карлус… — Карл IX (1550—1611).
[19] ...Александру, пану Лисовскому… — Ян Александр Лисовский, командир двухтысячного польского конного отряда, прибывшего для помощи Лжедмитрию II. Александр Йозеф Лисовский (1575—1616), из средне-поместной шляхты, владения которого были в Литве, прибыл на Русь во главе двухтысячного конного отряда поляков. Был прислан Сигизмундом III на помощь Лжедимитрию. Разбил войска И. Куракина, с 1608 г. — на стороне Тушинского вора. Под его началом было более 700 поляков, 2000 казаков и около 1000 русских сторонников Лжедимитрия II. Вместе с Сапегой осаждал Троице-Сергиев монастырь, воевал под Орлом, Рязанью, Зарайском. До весны 1610 г. находился в лагере Сигизмунда ІІІ. С августа 1611 г. прошел военным рейдом по землям Ярославля, Вологды, Солигалича. С 1614 г. — королевский полковник. Через Перемышль, Ржев, Углич, Муром в начале 1616 г. вернулся в Литву, где в апреле и умер. В некоторых русских литературных памятниках сообщается о гибели Лисовского. Источником этих ошибочных сведений стала царская грамота в Троице-Сергиев монастырь, в которой сообщалось о смерти «злого врага» России.
[20] …началный посад Клемянтѣево… — Первое село, возникшее около монастыря (к югу от него, между Московской дорогой и р. Кончурой).
[21] …царю Шубину. — Шубиным или Шубником насмешливо называли Василия Шуйского, имея в виду развитый в его родовых, Шуйских, землях шубный промысел.
[22] …князя Михайла Скопу с черными псы, свѣйскими нѣмцы… — Имеется в виду князь М. В. Скопин-Шуйский, см. Писание о преставлении и погребении князя Михаила Скопина-Шуйского.
[23] …Федора Шереметева с понизовскими людми. — Федор Иванович Шереметьев, усмиривший восставших казаков на Волге, должен был привести оттуда к Москве вспомогательное войско.
[24] …тезоименитый гугнивому… — Имеется в виду Петр гугнивый — персонаж ряда древнерусских литературных произведений (в том числе «Повести временных лет»), в которых говорится об искажении веры в Риме.
[25] …тезоименитый гугнивому… — Имеется в виду Петр гугнивый — персонаж ряда древнерусских литературных произведений (в том числе «Повести временных лет»), в которых говорится об искажении веры в Риме.
[26] …гетманъ Сапѣга… — Ян-Петр-Павел Сапега (1569—1611), правитель ряда подвластных Литве земель и городов, двоюродный брат литовского канцлера Льва Сапеги, прибыл с семитысячным отрядом в августе 1608 г. в Тушино на помощь Лжедмитрию II, получил от того еще пятнадцать тысяч воинов, но скоро начал действовать самостоятельно; наряду с Лисовским — один из активнейших деятелей польско-литовской интервенции.
[27] …патриархе Ермогене… — Партриарх всея Руси Гермоген (кир (греч.) — государь, господин) родился около 1530 г. — умер 17 февраля 1612 г.; последние годы жизни (с конца 1610 г.) приобрел среди современников популярность главы («столпа») патриотического движения, хотя фактическим организатором его не являлся. Ставший патриархом при Василии Шуйском и преданно служивший царю до последнего часа его правления, Гермоген после свержения Шуйского первоначально выступил как сторонник русской кандидатуры на престол и даже установил молебны об избрании царя «от корене российского рода». Вынужденный под нажимом «Семибоярщины» признать кандидатуру польского королевича, настаивал на принятии Владиславом православия и добился включения в августовский договор 1610 г. обещания охраны православия. В конце 1610 г., после получения им тайных грамот от «Великого посольства» из-под Смоленска (посланных В. В. Голицыным и Филаретом 30 октября 1610 г.), в которых сообщалось о нарушении Сигизмундом III условий августовского договора и его собственных претензиях на русский престол, о возобновлении им осады Смоленской крепости и особенно после попытки 30 ноября 1610 г. членов боярского правительства склонить Гермогена к принятию присяги Сигизмунду, патриарх перешел к открытым действиям против оккупантов и всенародно выступил в Успенском кремлевском соборе с призывом «королю креста не целовать». С этого времени с Гермогеном устанавливают связь патриоты из поднимавшихся на освободительную борьбу городов (Рязани, Нижнего Новгорода, Владимира) — П. П. Ляпунов, нижегородцы Роман Пахомов и Родион Моисеев. В конце декабря 1610 г. (как свидетельствует А. Гонсевский) появляются первые грамоты-воззвания от имени Гермогена. С 16 января 1611 г. боярское правительство, стремясь к изоляции патриарха, устанавливает на его дворе стражу, лишает его дьяков и возможности писать, а впоследствии — и патриаршего сана. Умер Гермоген в заточении, по-видимому голодной смертью.
[28] …воеводы, князъ Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастовъ… — Окольничий князь Григорий Борисович Долгоруков-Роща и Алексей Иванович Голохвастов, командиры небольшого отряда, помещенного Василием Шуйским в Троице-Сергиевом монастыре после утверждения Лжедмитрия II в Тушине. Во время осады Троице-Сергиева монастыря писали успокоительные реляции Василию Шуйскому и просьбы о помощи Авраамию Палицыну.
[29] …сентября въ 25 день… — День смерти и памяти Сергия Радонежского по ст. ст.
[30] «Праздники ваша свѣтлыа… врыдание». — Приблизительная цитата из библейской книги пророка Амоса 8, 5.
[31] …столпъ огнян… — Видение огня, сошедшего с неба и вошедшего в окно храма Святой Троицы, — предвестие неодолимости монастыря для осаждающих. В повести о взятии Царьграда турками в 1453 г. Нестора-Искандера (см.: наст. изд., т. 7, с. 26—71) говорится о том, что перед падением города огонь вышел из окон храма Святой Софии и взошел на небо.
[32] …слуги монастырские. — Светские люди, исполнявшие роль монастырских чиновников. Эквивалентны государевым и архиерейским дворянам и детям боярским.
[33] «Да не хвалится силный силою своею». — Цитата из библейской книги пророка Иеремии 9, 23.
[34] …"всуе всяк человѣкъ"… — Слова из псалма 38, 12.
[35] …"суетно течение его". — Парафраз слов библейского пророка Иеремии 23, 10.
[36] …"осѣню… въ денъ брани". — Ср.: Пс. 139, 8.
[37] …царю Дмитрею Ивановичю… — Имеется в виду Лжедмитрий II.
[38] …царицу Марину Юръевну… — Марина Мнишек; была женой обоих Лжедмитриев.
[39] …туры прикатити и наряд поставити. — Туры — фашинные укрепления батарей, представляющие собой сплетенные из тростника цилиндры, поставленные в несколько рядов и засыпанные внутри и снаружи камнями и песком, с амбразурами или промежутками для орудий. Наряд — орудия.
[40] …на Волкуше горѣ… противъ башни Конюшенных воротъ. — Первые четыре укрепления занимали войска Лисовского. Следующие пять — Сапеги. О расположении упоминаемых у Авраамия Палицына башен, ворот, дворов и прочего см.: Н. А--ий. Троице-Сергиев монастырь в первой половине XVII века. Историко-топографическое исследование // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. 1871. 10, 12; 1872, 3, 4; а также: Е. Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра — ЧОИДР. М., 1909. Кн. 3. С. 107—386. (Путеводитель по Лавре).
[41] «Не приидох праведных спасти, но грѣшники призвати на покаяние…» — Ср.: Мф. 9, 13; Мр. 2, 17; Лк. 5, 32.
[42] …ис подгорья от мелницы возлѣ надолоб на гору х Красным воротам… — С юго-востока к восточной стене, среди которой находились и находятся Красные, или Святые, главные ворота монастыря. Надолбы — заостренные деревянные столбы, врытые в землю, элементы укреплений монастыря.
[43] …противъ погреба и Келарские и Плотнишные башни и до Благовѣщенского врага… — С юго-запада и запада от монастыря. Благовещенский овраг, связанный с оврагами Глиняным и Косым, шел от северо-западной Плотничной башни на северо-запад от монастыря.
[44] …по Тѣрентѣевской рощи… до Мишутина врага. — По Сазонову оврагу, уходившему на юго-восток от монастыря, текла речка Кончура. Воловий двор — севернее монастыря. Княжее поле, между Мишутиным (на Плане — Машутиным) и Глиняным оврагами, разделяло полки Сапеги и Лисовского.
[45] …с тарасы рублеными на колесех… — Деревянные подвижные осадные башни.
[46] …даточных людей немало… — Люди, отданные в военную службу за тех владельцев поместий, которые не могли служить сами. Так же назывались крестьяне, находившиеся в зависимости от монастыря.
[47] …козы со огнем спущающе… — Коза — приспособление для сбрасывания средств защиты, в том числе горящих материалов.
[48] …дѣлати частые слухи… — Слухи — колодцы, копавшиеся для определения по звуку направления подкопных работ противника.
[49] А пановъ радных… с Сопѣгою… до 30 000… — По одним расчетам у Сапеги и Лисовского вместе было от 13 до 15 тысяч человек (см.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. С. 360—363), по другим — у одного Сапеги было значительно больше 20 тысяч (см.: Возражение против замечаний об осаде Троицкой лавры в «Москвитянине». 1842. 6 и 7 // Москвитянин. 1843. 12. С. 405—444).
[50] …"бдите и молитеся, да не в нидете в напасть". — См. Мф. 26, 41; Мр. 14, 38.
[51] …подлѣ Сушилныя башни… — Четырехугольная башня в восточной стене монастыря, между угловой северо-восточной Житничной и Красной (над въездными воротами).
[52] …и из верховых. — Из орудий, предназначенных для навесной стрельбы.
[53] ...дѣисусѣ у образа архистратига Михаила… — Деисус (от греч. δέησις прошение, моление) — основной ряд иконостаса, в центре которого находятся иконы Христа и обра-щенных к нему Богородицы и Иоанна Предтечи.
[54] …мѣстнаго образа… — Икона в нижнем ряду иконостаса, справа от царских врат, изображавшая святого или праздник, которому посвящен храм.
[55] …келейное правило… — Молитва в келии наедине.
[56] …диакон Маркел ризничей — Ризничий — человек, ведающий ризницей, где хранится церковная утварь и облачения священнослужителей.
[57] …с Пивново двора… — Пивной двор, находившийся снаружи у южной части западной стены монастыря, был огорожен забором и связан тайным ходом с монастырем. С юга подходы к нему защищала Водяная (угловая) башня, а с северной стороны Пивная, или Погребная.
[58] …под гору на Нижней монастырь и за мелницу. — Нижний монастырь — он же Подольный; мельница находилась восточнее его на берегу р. Кончуры.
[59] …к чюдотворцову Сергиеву кладязю… — В Житии Сергия Радонежского говорится, что первоначально около монастыря не было воды и ее приходилось носить издали, что вызывало среди монахов ропот. Тогда Сергий, зайдя в чащу, помолился и отметил место, из которого начала затем истекать вода. Построенный над этим источником колодец находился недалеко от Подольного монастыря. Впоследствии над ним была поставлена часовня.
[60] …на Нагорнюю заставу къ Благовѣщенскому лѣсу… — Нагорная застава — на Красной горе, на которой находилась и Благовещенская роща, против Плотничной башни.
[61] …якоже Саулъ Давида, неповинно… — Имеется в виду рассказ библейской Первой Книги Царств (18 и сл.) о том, как царь Саул из зависти к прекрасным качествам своего верного приближенного, молодого человека Давида, стал ожесточенно его преследовать.
[62] …якоже телцу в пустыни поклонитися вмѣсто питающаго манною… — Авраамий Палицын вспоминает рассказ библейской книги Исход о том, как ушедшие из Египта евреи, после того как Бог неоднократно помогал им в пути, в том числе кормил их, голодных, манной с неба, сделали себе — в то время как их предводитель Моисей был на горе Синай — золотого идола тельца, поклонились ему и принесли ему жертвы (см. Исх. 32).
[63] …якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет. — Согласно Евангелию от Матфея (2,16), царствовавший в Иерусалиме во время рождения Иисуса Христа Ирод, узнав от волхвов, что в Вифлееме родился царь Иудейский, послал туда солдат убить всех младенцев мужского пола от двух лет и моложе.
[64] Якоже не убояся Июда… — Имеется в виду один из учеников Иисуса Христа, предавший его еврейским первосвященникам, о чем рассказывается в Новом Завете (Мф. 10, 4; Мр. 3, 19; Лк. 6, 16; Ин. 6, 71; 13, 12).
[65] …не устрашися Иосифъ… — В реальности измены монастырского казначея Иосифа Девочкина историки сомневаются — главным образом потому, что в дневнике Сапеги о связях с ним Иосифа Девочкина ничего нет. Предполагают, что казначей оказался жертвой интриги, имевшей целью освободить высокую должность казначея, сделать объяснимой недостачу в казне и убрать авторитетного человека (см.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. С. 378—379).
[66] …уподобися оному еретику чернъцу, крыющу главу Предтечеву… — Имеется в виду монах-арианин Евстафий из повествования об обретении головы Иоанна Предтечи (празднуется 24 февраля по ст. ст.): около головы Иоанна происходили чудеса, а Евстафий приписывал их благодатному действию своей ереси.
[67] …якоже оселъ Валама обличаетъ… — Авраамий имеет в виду рассказ библейской книги Числа (22, 28—30) о том, как ослица, везшая пророка Валаама, остановилась, увидев на пути ангела, и заговорила человеческим голосом, когда Валаам стал ее бить.
[68] …холмы святаго Израиля. — Для христиан Церковь является новым Израилем, т. е. новым состоящим в союзе с Богом народом, заместившим в этом качестве старый Израиль, еврейский народ. «Холмами святаго Израиля» Палицын называет Свято-Троицкий Сергиев монастырь.
[69] «Аще не Господъ сохранит град… суетно спасение человѣческо». — Ср.: Пс. 126, 1.
[70] …судъ, якоже на Ирода… — Имеется в виду гонитель апостолов иерусалимский царь Ирод Агриппа I, о котором рассказывается в новозаветной книге Деяний апостолов (12, 21—23); за то, что он принимал божеские почести и не воздал славы Богу, он умер, изъеденный червями.
[71] …в Служень врагъ в рѣчку Коншору. — РекаКончура, притекая к монастырю с северо-запада, по Благовещенскому и Глиняному оврагам, огибала его с юга и текла далее на юго-восток по Сазонову оврагу.
[72] «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом». — Пс. 2, 11.
[73] …якоже бо Ноя… — Имеется в виду рассказ библейской книги Бытие (9, 21—22) о том, как Ной, отец Сима, Хама и Яфета, напился вина.
[74] …тако и Лота пианьством обруга… — Палицын вспоминает рассказ той же книги (19, 33—34) о том, как дочери Лота напоили отца вином и спали с ним.
[75] ...и Давида… — Во Второй Книге Царств (11) рассказывается, как царь Давид прельстился красотой жены Урии Хеттеянина Вирсавии, взял ее себе, а мужа ее погубил.
[76] …и Соломона в блудодѣйство низведе… — В библейской Третьей Книге Царств (11, 1—5) говорится о безмерном женолюбии Соломона и о том, что оно привело его к поклонению чужим богам.
[77] …и люди израильтескиа, сквозѣ Чермное море прошедшая, чрез мѣру сытостию и игранием под землю низведе… — Имеются в виду наказания за неверность, которым подверглись евреи после чудесного спасения, о чем говорится в библейской книге Исход (32).
[78] …идем нынѣ, братие, тонких бѣсовских запинаний ко обличителю… — Подразумевается Иоанн Златоуст, отрывок из поучения которого Авраамий далее цитирует.
[79] …до пришествиа Давида Жеребцова… — Давид Жеребцов, один из воевод М. В. Скопина-Шуйского, с девятьюстами воинами прибыл в осажденный монастырь 19 октября 1609 г. Об этом говорится дальше.
[80] …въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица. — Успенский собор был построен в Троице-Сергиевом монастыре в XVI в. при Иване Грозном по плану московского кремлевского Успенского собора.
[81] «…не надѣющеся на князя ни на сыны человѣческия, в нихже бо не бысть спасениа». — Ср.: Пс. 145, 3.
[82] …якоже спасе Господь Авраама… — Очевидно, имеется в виду рассказ библейской книги Бытие (14, 13—16) о победе Авраама над несколькими царями.
[83] …и Гедеона… — Легендарный библейский герой, пророк и военачальник, имя которого традиционно использовалось в средневековой русской литературе для характеристики удачливых полководцев.
[84] …и град Иерусалимъ от руку асирян… — О спасении Иерусалима от нашествия ассириян — в библейской Четвертой Книге Царств (19, 32—36).
[85] …Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин… — О Салтыкове см. коммент. к «Новой повести о преславном российском царстве». Иван Тарасович Грамотин был думным дьяком, в годы интервенции служил полякам, но в 1618 г. вновь был государевым думным дьяком и оставался им до 1626 г., когда патриархом Филаретом был сослан в г. Алатырь. Вернулся в Москву после смерти патриарха в 1634 г., умер примерно два года спустя.
[86] …на силу понизовъскую? — Войска, которые воевода Федор Иванович Шереметев должен был привести с Волги.
[87] «Господь с нами, и никтоже на ны!» — Ср.: Рим. 8, 31.
[88] …Левъ Плещѣевъ да Федор Хрыпуновъ. — Боярин Лев Осипович Плещеев и дворянин Федор Хрипунов служили Лжедмитрию II, затем вели переговоры с Сигизмундом III и участвовали в посольстве к нему с приглашением на русский престол Владислава.
[89] …июля въ 31 день, канон Госпожиных заговѣнъ. — Канун Успенского поста (с 1 августа по ст. ст.), предшествующего дню Успения Богоматери (15 августа по ст. ст.).
[90] …Михѣя, да Варфоломѣа, да Наума… — Михей упоминается в Житии Сергия Радонежского как его ученик и свидетель посещения Сергия Богородицей.
[91] …впреди слово изъявлено будет… — За пределами публикуемой нами части повествования Авраамия Палицына, в главе 57, носящей название «О явлении чюдотворца на Москве с хлебы», повествуется, что в страдавшей от голода осажденной Москве появились через восточные ворота двенадцать возов с печеным хлебом, перед которыми ехал «на яздиле» благолепный седой старец. Удивленный народ следовал за возами, пока они не въехали в Богоявленский монастырь, московское подворье Троицкого монастыря. Вышедшие из монастырских ворот иноки удивились стечению народа и сказали, что никаких возов и приезжих из Троицкой лавры не видели. Народ недоумевал; извещенный о приезде троице-сергиевских посланцев царь Василий гневался на келаря Авраамия, что тот не отправил их первым делом к нему. Возы и посланцев искали на подворье, но не нашли. С тех пор, однако, на подворье началось изобилие «хлебов и всякого брашна», польза от которого была всему городу. В завершение говорится, что это произошло в тот же день, когда «явися преподобный в монастыре пономарю Илинарху, глаголя, яко послах к Москве трех ученик своих», и читатель отсылается к комментируемому нами месту (см.: Сказание Авраамия Палицына / Подг. текста и коммент. О. А. Державиной и Е. В. Колосовой. М.; Л., 1955. С. 200—202).
[92] …х Колязину монастырю… — Троицкий Калязин мужской монастырь, основанный в 1444 г. напротив впадения в Волгу речки Жабны.
[93] …и Иван Заруцкой… — Заруцкий Иван Мартынович — ум. в 1614 г., руководитель казачьих отрядов, поддерживал Лжедмитрия II, служил в пользу польско-литовских интервентов, чинил препятствия народному ополчению К. Минина и Пожарского. Был казнен как предатель. См. также коммент. к «Житию архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия».
[94] …съ Яковом Пунтосовым… --Якоб Понтус Делагарди (1583—1652), шведский полковник (барон Колькский и Рунзский, впоследствии — за военные заслуги — возведен в графское достоинство, государственный маршал, президент военной коллегии Швеции и др.; отец его Понтус Делагарди прославился своими завоеваниями в Ливонии в последние годы царствования Ивана Грозного); опытный военачальник, возглавил вспомогательный отряд наемников, состоявший из шведов, французов, немцев, шотландцев, направленный в помощь войскам Василия Шуйского по выборгскому договору 28 февраля 1609 г. Отряд находился в распоряжении М. В. Скопина.
[95] …и с Велгоремъ… — Шведский военачальник Иверт Горн (Ивельгор, Велгор), вместе с Делагарди союзничавший со Скопиным-Шуйским и после его смерти продолжавший сражаться с поляками.
[96] до Рябова монастыря… — Монастырь находился в тверских землях недалеко от г. Кашина.
[97] …и до слободы Александровы… — В 40 км к северу от Троице-Сергиева монастыря, ныне г. Александров.
[98] …яко вдова она, питавшая Фезвитенина… в три лѣта и мѣсяца 6. — Авраамий имеет в виду рассказ библейской Третьей Книги Царств (17, 9—16) о том, как вдова в Сарепте Сидонской во время голода кормила жившего у нее три года пророка Илию Фесвитянина, и мука и масло у нее чудесным образом не оскудевали.
[99] …"праведницы и по смерти живи суть". — Ср.: Пс. 36, 29.
[100] Григорий Волуев — дворянин и воевода, служил в войсках М. В. Скопина-Шуйского. В 1606 г. он был одним из убийц Лжедмитрия I. В 1610 г. под Клушином он дал возможность гетману Жолкевскому напасть на войско Дмитрия Ивановича Шуйского (заместившего М. В. Скопина-Шуйского) и разбить его.
Оригинал здесь