Во время французской революции жил один чрезвычайно умный революционер по имени Сийе (Sieyes), игравший и позже очень большую роль. Ему приписывают одно прекрасное изречение; когда его спросили: «Что делали вы во время террора?» он ответил: «Я жил». Этот человек в прежние времена составил воззвание, которое стало знаменитым. В нем говорилось о третьем сословии, которое тогда еще не было освобождено, следующее: «Что оно есть? Ничто. Чем оно должно быть? Всем». Это изречение аббата Сийе я хотел бы применить к женщинам. Что такое женщины для сионизма? Я не хочу сказать: ничто. Чем могли бы и должны были бы они стать? — Возможно, всем. И если наша агитация найдет верные пути, дело придет к этому.
Если мы рассмотрим современное положение еврейской женщины, мы поймем, почему она до сих ;пор была так далека и равнодушна к нам. Я хотел бы здесь провести грань между женщинами, которые знают суровую жизнь и другими. Те женщины, которые выброшены в жизненную борьбу, у евреев вместе с тем и самые бедные. У них нет мужа или другого покровителя, который бы избавил их от того, чтобы пуститься самим в жизнь. А это бывает у евреев только в беднейших слоях. Что от этих женщин не могут явиться ни воодушевление, ни помощь — понятно само собой. Они являются, приходя из Румынии или Галиции или России, в один прекрасный день и просят переправить их и их узлы дальше. Они были бы, пожалуй, хорошими сионистками, могли бы развиться в таковых, если бы условия судьбы поставили их в лучшее положение. Но от этих женщин мы для агитации сионизма не можем ни ждать, ни требовать помощи. Женщины, которых, мы должны завербовать, это те, которые точно стеной отгорожены от всего, что значит еврейская нужда, тяжелое положение и необходимость добиться облегчения.
Благодаря старой традиции, относящейся к лучшему в еврействе, женщина живет в глубоком уединении, в своем доме, который так воспет в прекрасном стихотворении «Принцесса Саббат»; в нем живет она вдали от неприятностей, бурь и суровостей жизни. По крайней мере, еврейки старого стиля, которые еще имеются, хотя и в небольшом количестве, в зажиточных кругах. Это та женщина, к которой я питаю величайшее уважение, ибо чище и прекраснее всего сохранились те прекрасные качества, все то великое и вечное, что было особенно ценно в мрачные времена. Но мы должны считаться с еврейками нового стиля, которых мы потеряли в те годы, когда евреям жилось хорошо. От евреек старого стиля они отличаются тем, что они не занимаются приготовлением к субботе, не лелеют эту субботу, в которой заключается весь аромат еврейской поэзии. Но походят они на евреек старого стиля тем, что не приходят в соприкосновение с жизнью. Тут на лицо муж, который совершенно избавляет жену от ознакомления с неприятностями жизни. Таким образом, и эти новые еврейки находятся в защищенной позиции, эти новые еврейки, на равнодушие которых мы так горько жалуемся. Подобно тому, как человек, проезжающий в экипаже, абсолютно не может понять чувствований мерзнущего разносчика или толкаемого во все стороны торговца, ищущего кусок хлеба, так и слишком оберегаемая женщина не может узнать ничего о том, что такое еврейская нужда, если она даже и не слишком изнеженная дама. Добрая традиция еврейской семьи, которая есть часть святыни, — традиция, заключающаяся в том, чтобы держаться вдали от волнений и шума улицы, эта традиция заменяет здесь благосостояние. Эта заботливость восполняет богатство и объясняет безразличие.
Но как же сделать это иначе? Должны ли мы им пожелать, чтоб они ознакомились с неприятностями, должны ли мы пожелать этим слишком оберегаемым женщинам «обнищания» и впадения в беду для того, чтоб они могли открыть свои сердца величию и необходимости сионизма? Таких свирепых мер я не желал бы применять, если б даже это и было в моей власти. Впрочем, тогда такая женщина была бы в положении тех, кто понимает, но ничего не может сделать. И вот является перед нами одна форма французского адажио. Вы знаете, как глаголит старая шутка:
Si jeunesse savait,
Si vieillesse pouvait.[1]
Мы должны его варьировать так: Si richesse savait[2]…
Таков вопрос, лежащий перед нами. Бедные не могут, богатые не знают. Для наших незнающих нужды женщин было бы полезно найти замену суровой школы жизни и внешнего опыта, который открыл бы их сердца для сионистского движения. Я думаю, что такое средство должно найтись. Я думаю, что мы можем воспламенить этих женщин для нашей мысли, которую мы считаем очень человечной, не посредством их собственной нужды, а другим путем. Этот путь — это путь поэзии, путь искусства, одним словом, путь красоты.
Было бы хорошо и действительно обратить внимание оберегаемых женщин на то, что сионизм содержит элемент красоты и что это всегда была золотая жилка еврейской поэзии, когда песни Сиона под различными формами вырывались из душ наших поэтов. Так следовало бы показать женщинам, что в этом сионизме, который вынырнул теперь, как новая мода, заключается красота, непреходящая и вечно-юная.
Эту работу, думаю я, исполнит для нас отчасти поэзия, — поэзия, которая давно уже идет вслед за сионизмом.
Вдохновленные красотой сионизма, которая гораздо лучше видна стоящим вне, нашлись уже многие христианские поэты, воспевающие сионизм. Одним из первых был французский поэт Буелье (Bouhelier), поэтический эскиз которого недавно появился в «Welt». В этом стихотворении есть место, где он говорит о белых стенах, отражающихся в Средиземном море, где перед ним является видение будущей культуры. В одном из романов князя Вреде также прошумел сионизм. Недавно в одной книге песен Берриса барона фон Мюнхаузена, иллюстрированной евреем, по имени Моше Лилиен, и называющейся «Иуда», опять была воспета красота еврейского возрождения. И я думаю, что так как мы в эти годы упадка, которые странным образом называются годами эмансипации, подъема, сделали себе привычку следовать за тем, что говорят другие, то эти явления возымеют свое действие. Мне не кажется невозможным, что благодаря тому обществу, в которое попадешь, если находишь сионизм прекрасным, хорошим и великим, у нас и на почве снобизма может развиться пропаганда в пользу сионизма.
Каждая женщина есть центр большего или меньшего кружка. Она может в этом маленьком кружке оказать большое влияние, может воспитать себе последовательниц, агитаторш, которые опять-таки, по системе снежного кома, станут центрами новых общественных кружков, разовьют новые кружки, воспитают новых учениц, сначала прозелиток, а потом и проповедниц сионисткой идеи. Пусть те рассказывают тогда, как сионизм уже в то время, когда эта мысль поддерживалась только бедными и юными, имел в себе что-то красивое, и они могут указать также, что дальнейший расцвет при более благоприятных условиях принесет много больше для украшения этой идеи. Они могут самой жизнью, которая все возбуждая и возбуждаясь, заявляет о сионизме, указать на то, что гораздо более красивое занятие для свободных и даже не свободных часов — заниматься и работать для еврейской идеи, чем сидеть и сплетничать в пустых кружках для распивания кофе, или проигрывать хозяйственные деньги в карты и убивать время всевозможными бесполезными занятиями.
Это та форма самовоспитания и самовозвышения, которая, в отличие от праздных занятий, пригодится и для детей. Ибо женщина, которая является хорошей сионисткой, есть и внимательная и дальновидная мать. Я не говорю — хорошая мать, ибо плохих нет. Мать должна понять, что если сионизм велик и значителен, то это в особенности для детей, ибо именно они являются гражданами будущего и во всяком случае этого будущего, как бы рано или поздно оно не пришло. Мы испытали это воспитательное влияние на самих себе по мере углубления в эти мысли. Мать, понимающая, что такое сионизм, будет его лелеять не только для себя, но и для своих детей. Таким образом, это будет времяпрепровождение прекрасное, и полезное, если употребить на него даже часы, посвященные отдыху.
В общем, многое говорит за то, что сионистское движение находит все более и более отголосок, и что те, которые всегда только смотрят на других, все менее стесняются примыкать к этому прежде непризнанному и считавшемуся вредным движению. Я прекрасно могу себе представить, что, если мы сможем указать на практичный, видимый, осязательный успех, вдруг станет почетным принадлежать к сионизму, станет почетной работа для него в прошлом. Тогда, благодаря ему, можно будет делать карьеру, тогда множество людей примкнут к движению, чтоб продвинуться вперед. Я горячо желаю этого, ибо мы не хотим всегда витать в заоблачных пространствах, ибо необходимо, чтобы за помолвкой, наконец, последовала и свадьба. Долгое для испытания; а вы знаете, какое долгое жениховство для испытания; а вы знаете, какое долгое жениховство испытало уже раз еврейство прежде, чем получить Обетованную Землю, — как долго мудрейший из евреев водил его по пустыне, чтобы очистить и просветить его.