Обер-раввин Вены, д-р Гюдеман, взял на себя труд написать брошюру о сионизме, или лучше сказать, против сионизма. Никто так охотно, как я, не признает компетентности его преподобия в этом вопросе. Он знает его хорошо. Он знал — по крайней мере, до известного времени — все, что происходило в нашем движении. И, может быть, некоторым покажется любопытным, что я свой труд «Der Judenstaat» («Еврейское Государство«) представлял в черном оттиске его преподобию. Я знал, что, выпуская эту вещь, я предпринимаю нечто чреватое событиями, и не хотел легкомысленно пустить в свет книгу, которая, хотя и написанная с самыми лучшими намерениями принести пользу моим единоплеменникам, все же могла бы, пожалуй, по причинам, не зависящим от моего желания, повредить еврейству. Потому я вошел в соприкосновение с некоторыми людьми, которых считал серьезными и рассудительными. К ним принадлежал и д-р Гюдеман. Я уже из Парижа вел с ним переписку относительно еврейского вопроса, а потом часто обменивался с ним мнениями устно. Д-р Гюдеман знал мое сочинение «avant la lettre», и когда он 2 февраля 1896 г., по прочтении чернового оттиска, написал мне: «Я почел все и не нахожу ничего, на что сделать указания«, то это было успокоением для моей совести. Я цитирую здесь только одно место из его писем, в которых заключается много воодушевления идеей и дружественных отзывов о моих намерениях.
Этим упоминанием я нисколько не желал бы отрицать право его преподобия изменять свои взгляды. Этим правом обладает всякий. Так же, как и правом ошибаться. Не решаюсь только судить, когда он наиболее воспользовался последним правом. Мы ведь не верим в непогрешимость людей. Достаточно, если мы стремимся к истине, а это я, конечно, предполагаю у моего противника. Но имею ли я право на борьбу? Мне кажется, — да! Сионизм, которому я служу по мере своих сил, задет д-ром Гюдеманом очень сильно. Правда, нападающий оперирует со смутными неопределенностями, но все знают, кого и что подразумевает автор «Национального еврейства».
А господин, который принял на себя заботу возвестить в «Österreichische Wochenschrift» о выходе в свет произведения д-ра Гюдемана, ясно сказал: «книжка в своих трех первых отделах посвящена прошлому, а в четвертом будущему. Первая группа могла бы быть озаглавлена: «Израиль, как естественный враг национальной идеи», вторую можно было бы назвать: «Д-р Гюдеман против д-ра Герцля». Это указание вполне правильно. Правда, д-г Гюдеман не первый из обер-раввинов, публично заявивший себя противником национального еврейства. Почтенный chief-равви, д-р Адлер — человек, явившийся в Англию из Германии и наверное желающий вести свое происхождение от англо-саксов. Но в то же время другой chief-равви, д-р Гастер, так же решительно высказался за сионизм. Дело это спорное.
Но все же я только удивлен, а не огорчен нападением, которым д-р Гюдеман удостоил наше дело. Ведь это настоящее наслаждение иметь противника, который высказывается или молчит не из угождения кому-либо. Господин обер-раввин занимает такое независимое положение, что мысль о том, что он, подобно многим другим, ведет дело богатых против бедных — совершенно исключена. Только внутренние побуждения могли привести его к этому выступлению. Но почтительно констатируя это, мы все же должны выразить сожаление, что он умолчал о наиболее сильных мотивах своего теперешнего мнения.
А те мотивы, которые он приводит в своей книжке, слабы.
Не надо вчитываться долго, чтобы натолкнуться на странное противоречие. Уже в самом начале (стр. 4) автор, авторитет которого в этом пункте никто отрицать не станет, говорит, что «еврейская религия никогда не имела ничего общего с политическими обстоятельствами момента». Это утверждение он забывает, однако, уже на следующей странице (стр. 5) и пишет: «Но в борьбе, которую различные партии ведут за будущие судьбы евреев, еврейская религия почти совершенно забыта. А ее голос во всех еврейских вопросах не только должен быть выслушанным первым, но и быть решающим».
Но сионизм, как между тем совершенно справедливо указал д-р Гюдеман, возник именно из политических условий и стремится к тому, чтобы создать для евреев другие политические условия. Национально-еврейское движение является насквозь политическим. Итак, или-или! Или еврейская религия никогда не имеет ничего общего с политическими условиями, или же ее голос должен быть выслушан первым. Но, чтобы она в одно и то же время и не имела ничего общего и была преобладающей при решении — это я считаю трудно совместимым.
Допустим на миг, что правильно второе утверждение. Религия должна иметь преобладающее решение. Что же это значит? Это значило бы передать все дело на спор теологов, а эти почтенные господа слишком учены, чтобы когда-нибудь прийти к согласному решению. Один chief-равви скажет «нет», другой chief-равви скажет «да», не говоря уже о просто раввинах, которые говорят и «да», и «нет». Правда, д-р Гюдеман выстраивает в боевом порядке ряд цитат против сионизма, но я думаю, что по меньшей мере столько же их найдется и за сионизм. Я конечно, слишком не сведущ, чтобы доставить их, это смог бы сделать д-р Гюдеман. Он сумел бы, по крайней мере, сделать это 2-го февраля 1896 г., ибо тогда он не нашел «ничего, на что сделать указания». Зато в одной недавно появившейся брошюре ученого купца Арона Маркуса из Подгоржа я нахожу место, которое может прийти нам на помощь:
«Колонизационное движение уже более пятидесяти лет назад было вызвано к жизни в самых благочестивых кругах самыми видными раввинами и с ясно выраженной тенденцией образования государства. Труд «Schibas Zion»заключает в себе выше ста согласных мнений наших величайших раввинов». Как может д-р Гюдеман связать этот факт с своим заявлением (стр.40): «но никогда ни от одной призванной партии не исходил ко всему еврейству призыв к, так сказать, бескровному крестовому походу, к обратному завоеванию своей национальной независимости».
А тот же Арон Маркус в другом месте говорит, что «самые ортодоксальные евреи с готовностью принимают предложения государственного возрождения еврейства, которые делаются самыми современными вольнодумцами». Этому Арону Маркусу из Погоржа это должно быть хорошо известно, — он сам «хассид», хотя и высокообразованный и умный писатель, написавший замечательную книгу о новейшей философии. Но по своему гражданскому происхождению он купец. «Он не живет от еврейства», как говорит наш друг Леон Кельнер, «а для еврейства».
Что последовательные свободомыслящие в сионизме могут идти рука об руку с последовательными ортодоксами, не поймет только тот, кто не знает, что такое сионизм.
Сионизм объединяет всех сыновей еврейской нации. Одним из основных положений нашего сионизма является полная свобода совести. Те, убеждения которых цельны, те, кто высказывают свои убеждения, не взирая на врагов и друзей, с большой сердечностью уважают друг друга в сионизме. Мы предоставляем каждому быть праведным по-своему. А мы, свободомыслящие, в особенности уважаем ортодоксию, которая под неслыханными страданиями оберегала религию без уклончивого оппортунизма, без угодничества перед могучими и богатыми, оберегала крепко, верно, неуклонно.
Но разве это petitio principii, когда я говорю, что сионизм охватывает всех сынов еврейской нации? Эту нацию надо ведь доказать еще? В этом пункте д-р Гюдеман набрасывается на нас с новой силой. Тот факт, что евреи — народ, я и буду доказывать сначала его собственными словами, а потом уже своими. Он говорит (стр.7): «Что евреи, или, как они назывались первоначально, израильтяне были некогда народом, есть факт исторический». Но тут он опять забыл то, в чем упрекал сионистов двумя страницами раньше. Там (стр.5) он думает, «что толкование еврейства по масштабу требования момента не научно».
На чем же мы остановимся? Исходим мы из исторического факта, или «толкуем по масштабу требования момента?» Далее его преподобие говорит (стр. 7):
«Исследуем, однако, как у них (евреев) выражается то, что делает скопище людей народом, скажем, народную душу или национальный дух; насколько они в этом отношении походят на другие народы, или же от низ отличаются! От поселения в Палестине до разрушения храма, то есть, в продолжение всего существования израильско-иудейского народа, в нем замечаются все те явления, которые мы встречаем и у других народов и на которых покоится народное самосознание: единство отечества, языка, религии, законов и обычаев».
Но, действительно ли народное самосознание покоится только на этих единствах, как думает он? Оно не покоится на единстве отечества — это доказывают рассеянные по всему свету части других народов, а еще в большем размере колонии. Ибо все народы живут теперь некоторым образом в диаспоре, и только нашей privilegium odiosum является, что мы повсюду колонисты без родной земли. У нас есть «отечества», это те, где мы являемся гражданами — насколько нам это дозволяется, — но у нас нет родной земли. И к этой родной земле сионизм стремится душой.
Но далее. Народное самосознание не покоится также на единстве языка — доказательство: Австрия и Швейцария. Не на единстве религии — доказательство: Германия до объединения. Не на единстве обычаев — доказательство: каждая страна, где есть классовые различия. Народное самосознание вообще не покоится на этих явлениях, а только вызывает их после того, как само уже стало очень сильным.
На чем же покоится народное самосознание и чего д-р Гюдеман доказать не умеет?
Оно покоится на сознании известного числа людей, что они объединены историческими условиями и в настоящем должны рассчитывать друг на друга, если не хотят погибнуть.
То, насколько сознание пользы такого объединения постепенно заменяется более высокими идеями и постепенно очищается от низменного, было бы прекрасной темой для исследования, но теперь это нас завело бы слишком далеко. Во всяком случае все это можно высказать без эзотерического важничанья и обыденными словами, ибо это есть простая вещь и может быть понято самыми простыми сердцами.
Мы — нация. Кто в противоречии с историей? Те, которые отрицают, или те, которые утверждают это? Мое определение нации я давал уже многократно: нация есть историческая группа людей, которые явственно связаны друг с другом и держатся вместе, благодаря общему врагу.
Впрочем д-р Гюдеман (стр. 13) и сам допускает, что всякий народ возникает, благодаря врагу. Одна из прелестей его писания это то, что он часто противоречит себе. Не думает ли он, что мы больше не должны быть народом, хотя или потому, что мы исторически были им? Мы могли бы ему сказать, что мы даже без тех старых уз имели бы не подлежащее давности право создать новые узы. Беру его слова со страницы 13: «факел войны возжег национальное воодушевление, в его пламени были выкованы узы, которые связали массы и сделали их нацией».
В действительности же эти узы древних времен еще существуют, и это знает каждый еврей. А господину обер-раввину неужели это неизвестно? О, он также ссылается на общность, насколько это ему удобно, он говорит о наших общих задачах и общих целях, о нашей «миссии». Ах, эта миссия! Под этим не следует подразумевать работу бедных монахов, направляющихся к людоедам в дикие страны для обращения их в христианство. Еврейство не желает прозелитов, это я знаю достоверно. Я сам слышал это от д-ра Гюдемана. Еврейская «миссия» есть нечто сытое, удобное, хорошо устроившееся. Уже многие дни и годы я смотрю на тех людей, которые приводят мне в ответ миссию, когда я им говорю о возрастающей нужде наших бедняков. Все эти миссионеры чувствуют себя превосходно. Д-р Гюдеман говорит, однако, о евреях-националистах с иронией превосходства: «при этом может случиться, что при намерении помочь евреям погибнет еврейство».
Какое еврейство? То, представителем которого он является теперь, или то, которое он представлял в феврале 1896 г. Похоже на то, будто он защищает религию от нации. Но кто защитит религию от господина обер-раввина? То, что он говорит на страницах 40 и 41, принадлежит к самым тяжелым самообличениям, которые только потому не падают на всех раввинов, что именно не все раввины держатся его мнения. Он говорит: «Сион представлял и представляет собою для евреев символ их собственной, но и охватывающей также и все человечество будущности. В этом менее всего национальном смысле надо понимать моление о возвращении в Сион в наших молитвенниках, в котором оно потому и занимает вполне законное место».
Так! Значит, когда молятся о возвращении в Сион, то под этим следует понимать нечто противоположное? Слова молитвы имеют, значит, не то значение, которое община, твердо придерживаясь слова, придает им? И в тот момент, когда положение мировых соотношений, выступивший после эмансипации и, следовательно, бесповоротный антисемитизм, возрождающееся национальное еврейство, положение на Востоке и технические завоевания способствуют тому, чтоб сделать возвращение в Сион возможностью — в этот момент обер-раввин говорит: «не обращайте на это внимания, это был только «символ»!
И после этого его преподобие хочет еще поучить нас тому, что такое «истинный сионизм»? «Ибо истинный сионизм нельзя отделить от будущности человечества» (стр. 49). Да, мы знаем это и так мыслим мы наш сионизм с его социальными реформами (семичасовой рабочий день и т. д.), с его терпимостью и любовью к беднейшим из отверженных.
Я отказываюсь сегодня от дальнейшего возражения. В глубине души я сожалею, что д-р Гюдеман вынудил меня на полемику, в которой я не мог пощадить его настолько, насколько хотел бы этого, ибо он человек пожилой и мы раньше поддерживали дружеские отношения. Я думаю, что он по добродушию дал себя обойти закулисным советчикам, конец которых уже близок. Эти люди плохо поняли умеренность, к которой сионизм до сих пор прилагал и будет прилагать все старания, если его не будут ожесточать и отравлять вероломствами. Эти люди, о которых говорят-то по поводу скандалов их метресс, то по поводу триумфов их скаковых лошадей или биржевых маневров, которыми они превращают в бедняков среднюю биржевую публику, или же по поводу порчи, которую они распространяют вокруг себя, подобно чуме; эти люди, которых видишь повсюду, но не там, где бедняки-евреи стоят в тяжелой борьбе — эти люди пусть примут к сведению, что не за их спиной подымается против них второе народное движение, численно меньшее, но именно потому гораздо отчаяннее. Ах да, среди них есть еще так называемые «благотворители». Это, значит, они воспитывают шнореров, то есть, наносят вред еврейскому народу еще и короткими дарами из тех богатств, которые возникли иногда самым компрометирующим образом. Да, эти господа достаточно ловки для того, чтоб самим откупиться от антисемитизма: угодничеством, деньгами и жертвой своих убеждений — последнее им стоит менее всего. Но с сионистами возможна только одна сделка — и это Сион!
«Если тем евреям, которым на их прежней родине борьба за существование слишком затруднительна, дать возможность поселиться в другом месте, то это в высшей степени похвально и заслуживает уважения». Кто это говорит? Тот же самый д-р Гюдеман на странице 39-ой данного сочинения (у него можно найти все!). Но то, что наш сионизм хочет вооружить этих поселенцев достаточной международной и государственной защитой, ведь, не бессмысленно же. Уже и предыдущие попытки показали, что почва Палестины хороша, а «человеческий материал превосходен». А труднее всего ведь создать земледельческие формы жизни. То, что не удалось барону Гиршу в Аргентине, удастся в Палестине. Почему? Потому что «национальное еврейство» удобряет старую почву. Это может показаться удивительным. Но все естественное удивительно. И все произойдет быстро и скоро, когда проснется вся нация, которую мы, сионисты, встряхиваем. Она увидит свою старую родину, великолепно расположенную на Средиземном море, с ее холодным, умеренным и теплым климатом, страну, удобную для всякой культуры, с долго отдыхавшим богатством почвы, но все же малоценную для других, ибо те не могут направить туда те оплодотворяющие потоки людей, которые повинуются сионизму. И если мы теперь не смотрим более, мечтательно и заблуждаясь, в облака, но спокойным взором указываем на тот пункт, который, действительно, обозначает собой спасение, то это не нуждается ни в каких тайных искусствах толкования. Там именно Сион бедных, молодых, а также благочестивых.