СИЛА НУЖДЫ И БЕЗСИЛІЕ ФИЛАНТРОПІИ.
правитьI.
правитьВъ современномъ экономическомъ составѣ Россіи, созданномъ отмѣной крѣпостнаго права, ясно опредѣлились три соціально-экономическія формы, приравнивающія Россію къ Западной Европѣ.
Было время, когда, поддавшись самообольщенію, мы считала коллективный русскій умъ выше европейскаго интеллекта. Мы думали тогда, что насъ спасетъ земля, спасетъ общинное владѣніе, что народное экономическое міровоззрѣніе застрахуетъ насъ отъ экономическаго кризиса.
Когда случалось русскимъ высказывать эти увлекательныя надежды французамъ или нѣмцамъ, они недовѣрчиво улыбались; а болѣе откровенные изъ нихъ отвѣчали напрямикъ, что Россіи не миновать того труднаго пути, на которомъ стоитъ теперь Европа.
Практическая безошибочность оказалась не на сторонѣ нашихъ лучшихъ людей.
При освобожденіи крестьянъ страшный призракъ пролетаріата давалъ спасительное направленіе мыслямъ комитетовъ и комиссій, разработывавшихъ подробности вопроса, и освобожденіе совершилось съ землею.
Но уже тогда намѣтилось направленіе противуположное, наиболѣе виднымъ и вліятельнымъ представителемъ котораго явился графъ Муравьевъ. Сдѣлавшись министромъ государственныхъ имуществъ, графъ Муравьевъ, кромѣ приравненія государственныхъ крестьянъ къ крестьянамъ помѣщичьимъ, старался противодѣйствовать общинному владѣнію и въ основаніе своей системы положилъ экономическій индивидуализмъ, т. е. борьбу и анархію общественныхъ интересовъ.
За гр. Муравьевымъ стояла значительная масса вліятельныхъ людей, одного съ нимъ экономическаго принципа, и основныя формы новаго нарождающагося русскаго общества обозначились и выяснились очень скоро.
Несмотря на уклоненія нѣкоторыхъ отдѣльныхъ правительственныхъ представителей, основной принципъ, высказанный въ Положеніи 19-го февраля, остался въ прежней силѣ. Принципъ этотъ есть экономическая коллективность. Община признана основной формой земледѣльческаго быта, а земельное владѣніе — якоремъ спасенія противъ земледѣльческаго пролетаріата. Послѣдняя мысль получила даже нѣкоторое обобщеніе, въ предоставленіи отставнымъ чиновникамъ права селиться на казенныхъ земляхъ.
Такимъ образомъ съ одной стороны былъ провозглашенъ принципъ экономической коллективности, во главѣ котораго встало само правительство; съ другой — экономическій индивидуализмъ.
Наиболѣе видные представители общественнаго мнѣнія раздѣлились между этими двумя экономическими воззрѣніями и, при обсужденіи вопросовъ экономическаго характера, — въ литературѣ, въ обществѣ, въ администраціи, — обнаружилось довольно замѣтное разномысліе, въ эпоху 1861 года почти несуществовавшее.
Это происходило, конечно, отъ того, что освобожденіе крестьянъ по своей грандіозности заслоняло всѣ остальные вопросы русскаго экономическаго быта, а когда освобожденіе уже совершилось и когда экономическій индивидуализмъ получилъ возможность обнаружиться болѣе замѣтнымъ образомъ, то обнаружилось, что рядомъ съ крестьянскимъ вопросомъ стоятъ и другіе экономическіе вопросы не меньшей важности.
Въ этотъ періодъ выясненія того, что въ 1861-мъ году еще и не предусматривалось, оказалось, что рядомъ съ сѣрой деревенской, земледѣльческой Россіей выдается другая Россія — Россія образованнаго пролетаріата, на которую сильнѣе всего дѣйствовалъ подавляющимъ образомъ принципъ индивидуализма.
Въ то время какъ сѣрая Россія имѣла на свое и сторонѣ могущественное покровительство правительства, Россія пролетаріата, безземельная и бѣдная, должна была искать поддержки въ своихъ собственныхъ силахъ. Но нужда была слишкомъ велика. И вотъ рядомъ съ сѣрой массой сталъ новый общественный слой, сложилась новая соціально-экономическая форма, выдѣлившаяся изъ русскаго общества, и прежде ему, какъ соціальное явленіе, неизвѣстная. Объяснюсь подробнѣе.
До освобожденія крестьянъ весь строй русскаго общества имѣлъ крѣпостной характеръ. Общественное мнѣніе сложилось по уровню потребностей и міровоззрѣнія привилегированнаго дворянства. Промышленность, торговля, литература — все это служило тому же помѣщичьему принципу. Русское, общество блистало восточнымъ великолѣпіемъ. Наши фабрики производили утонченныя, блестящія вещи, назначенныя для богатыхъ людей. Все служило и работало на помѣщиковъ и все, что назначалось для нихъ, было хорошо, а все, что для народа — было плохо. Россія была истиннымъ восточнымъ государствомъ.
Освобожденіе крестьянъ измѣнило этотъ восточный строй. Юридическія и экономическія привиллегіи смѣнились равноправностью. Основные элементы общества получили толченъ и начали группироваться въ иныя комбинаціи. Все, установившееся уже прежде прочно, почувствовало, что подъ его ногами дрожитъ земля и нѣтъ прочной опоры. Прежнюю опредѣленность отношеній смѣнили неясность положенія и боязнь за будущее. Общество разшаталось и смутно направилось по новому экономическому пути, безъ увѣренности въ безошибочность своихъ новыхъ мѣропріятій, и безъ яснаго представленія той сознательно опредѣленной, но отдаленной цѣли, которая должна ему служить маякомъ. Съ старой Россіей исторія свое дѣло покончила, а новая Россія программы своей еще не выяснила.
Среди этого броженія намѣтилось однако довольно ясно преобладаніе экономическаго міровоззрѣнія современнаго міроваго момента. Вмѣсто привиллегій и юридической поддержки сословнаго элемента, выступила въ русскомъ обществѣ уже замѣтно теорія и практика капитала и труда. Время привиллегій кончилось и смѣнилось стремленіемъ общества къ новому экономическому укладу. Прежде все группировалось около помѣщичьяго центра, теперь же двигающей силой явился капиталъ. Прежде чувствовалъ свою силу тотъ, кто былъ огражденъ правами рожденія, теперь же почувствовалъ крѣпкую почву подъ своими ногами тотъ, у кого деньги. Землевладѣлецъ сталъ превращаться въ капиталиста и фабриканта, купецъ началъ занимать мѣсто помѣщика. Капиталъ сдѣлался новой силой и истиннымъ двигателемъ общественной жизни. Землевладѣніе уже перестало спасать прежняго помѣщика, ему понадобились деньги; а денегъ стало меньше, и вотъ бывшій помѣщичій строй раздѣлился на два лагеря — денежный и безденежный. Денежному лагерю дорога въ гору, безденежному -подъ гору, одинъ — будущая русская буржуазія: другой — контингентъ современнаго русскаго пролетаріата.
Стремленія денежнаго лагеря совершенно ясны изъ дѣятельности его публицистовъ, во главѣ которыхъ стоятъ гг. Колюпановъ и Шиповъ. Г. Колюпановъ отстаиваетъ богатыхъ землевладѣльцевъ и требуетъ для нихъ даровыхъ рабочихъ. Г. Шиповъ отстаиваетъ помѣщиковъ-фабрикантовъ и требуетъ покровительственнаго тарифа. Оба они оберегаютъ капиталъ новаго русскаго буржуа, въ котораго превращается бывшій помѣщикъ. Немногіе изъ бывшихъ помѣщиковъ не подчинились этому новому потоку русской жизни. Волей-неволей помѣщикъ сходитъ на практическую почву дѣятельности, непренебрегая ни промышленнымъ трудомъ, ни торговлей, ни биржевой спекуляціей.
Но откуда взялся пролетарій?
Онъ явился двумя путями. Былое служилое сословіе, превратившись въ чиновниковъ, образовало особенную общественную формацію, которая въ своемъ нижнемъ слоѣ закаменѣла въ неподвижную касту. Этому нижнему слою, извѣстному вообще подъ именемъ приказныхъ, и насмѣшливо прозванному крапивнымъ сѣменемъ, не было никакого ходу ни впередъ, ни назадъ. Кто отродился отъ крапивнаго сѣмени, тотъ до гробовой доски оставался канцелярскимъ; только какому нибудь счастливцу случалось иногда добиться мѣста секретаря, обзавестись собственнымъ домомъ и жить на старости обезпеченно; но большинство влачило самое жалостное существованіе, непростирая своихъ мечтаній дальше десяти-рублеваго жалованья въ мѣсяцъ. Отъ приказнаго родился новый приказный; дочь приказнаго выходила замужъ за приказнаго. И, такимъ образомъ, сложился неисходный кругъ, въ которомъ вращался приказный міръ, живши своею особенною, своеобразною жизнью, чуждый жизни народа, чуждый жизни обезпеченнаго помѣщика.
Ступенью выше стоялъ собственно чиновникъ: тотъ же приказный, но болѣе видѣвшій и наметавшійся, имѣвшій больше основаній для честолюбивыхъ замысловъ, больше вѣроятія выдвинуться и достигнуть даже почестей и богатства.
При доходномъ мѣстѣ, благопріятствовавшемъ чиновнику, онъ скапливалъ деньги, дѣлался помѣщикомъ, а дѣти его столбовыми дворянами. Этимъ путемъ явилось не мало помѣщичьихъ фамилій, потомки которыхъ смотрѣли потомъ съ презрѣніемъ на крапивное сѣмя, изъ котораго сами выросли.
Впрочемъ бывало не всегда такъ. Богатѣющій чиновникъ былъ не правиломъ, а исключеніемъ. По общему же правилу, чиновный составъ былъ такимъ же неисходнымъ кругомъ, какъ и міръ его поддонковъ, міръ крапивнаго сѣмени. Единственнымъ исходомъ для чиновника была возможность воспитать своихъ дѣтей въ казенный счетъ въ казенномъ заведеніи. Но вопросъ отъ этого измѣнялся только въ формѣ, а не въ сущности, ибо служба оставалась по прежнему единственнымъ источникомъ существованія, и люди, обязанные жить исключительно службою, составляли нѣчто отдѣльное и самостоятельное, замкнутое въ самомъ себѣ.
Такъ какъ развитіе административно-государственной жизни Россіи не всегда соотвѣтствовало жизни экономической, и такъ какъ свободный выходъ изъ чиновнаго сословія былъ запертъ самою невозможностью по одному только желанію сдѣлаться помѣщикомъ, купцомъ, фабрикантомъ, то и должна была, наконецъ, наступить пора безвыходнаго переполненія чиновнаго міра людьми, которымъ въ чиновномъ мірѣ дѣлать было нечего, а идти изъ него некуда.
Люди лишніе, оказавшіеся ненужными для службы и неимѣвшіе средствъ для независимаго существованія, явились въ особенно поразительномъ числѣ, когда, но мѣрѣ болѣе свободныхъ учрежденій послѣдняго времени, правительственная опека стала замѣняться зачатками самоуправленія. Служба сдѣлалась рѣдкой, число мѣстъ уменьшилось, выборъ людей сталъ строже и все менѣе способное, оставшись ни при чемъ, образовало ядро необезпеченнаго пролетаріата, готоваго работать, но неимѣющаго работы и незнающаго, что онъ будетъ ѣсть завтра.
Чиновное сословіе, выдѣлившее изъ себя ядро пролетаріата, не служило однако его единственнымъ источникомъ. Необезпеченное Мѣщанство, проторговавшееся купечество, безмѣстное духовенство, сироты, вдовы и одинокіе старики изъ всѣхъ сословій — все это наполнило ряды русскаго пролетаріата и составило въ настоящее время довольно полное, хотя и не совсѣмъ сомкнувшееся цѣлое, лишенное всякой твердой экономической опоры.
Въ то время, когда русскій пролетаріатъ завербовывалъ въ свои ряды изъ низшаго слоя такъ называемой образованной Россіи, другимъ путемъ, сверху внизъ, входилъ въ него обѣднѣвшій помѣщикъ и столбовой дворянина.. Прежде небогатому помѣщику была открыта дорога въ государственную службу, теперь же на эту дорогу ему разсчитывать нечего; сдѣлаться ремесленникомъ и фабрикантомъ онъ не можетъ по недостатку средствъ и знаній, и осталась ему открытой только дорога къ безпомощному пролетаріату.
Въ этомъ заключается особенность и отличіе русскаго пролетаріата отъ заграничнаго. Тамошній пролетарій есть собственно рабочій безъ дѣла. Пролетарій переполняетъ фабрики и составляетъ промышленное населеніе городовъ. Нашъ рабочій — земледѣльческій, фабричный, промышленный — не есть собственно пролетарій. Нашъ пролетарій есть произведеніе грамотной, образованной Россіи. Онъ продуктъ былой служилой Россіи, но времени переродившейся въ русскій бюрократизмъ. Поэтому то, что могло бы спасти сельскаго пролетарія, т. е. земля, нашему грамотному пролетарію не дастъ куска хлѣба, ибо никакой мускульной трудъ ему незнакомъ. Въ этомъ же причина и другой своеобразности русскаго пролетаріата. Весьма замѣтную часть его составляютъ литературные рабочіе. По характеру своего труда они аристократія пролетаріата, а по своей необезпеченности и несоотвѣтственности потребностей съ средствами — его поддонки. Нашъ литературный пролетарій есть ближайшій продуктъ крѣпостнаго барства и чиновничества. Онъ продуктъ аристократическаго воспитанія былого высшаго слоя населенія страны, воспитанія, несоотвѣтствовавшаго уровню общенародной потребности. Мы по преимуществу усвоивали знанія, служащія для украшенія жизни; мы учились читать, писать, иностраннымъ языкамъ, но не учились быть заводчиками, мастерами и ремесленниками. Поэтому когда жизнь вытолкнула многихъ изъ ихъ прежней колеи, имъ осталось прилѣпить только свою грамотность, потому что ничего иного они и не знали. Пролетаріи кинулись въ переводную работу, пролетарія сдѣлались переписчиками, пролетаріи пошли въ наборщики, пролетаріи начали учиться стенографіи, пролетаріи стали писать фельетоны, учить иностраннымъ языкамъ, музыкѣ, и превратились въ домашнихъ учителей, наставницъ и гувернеровъ. Ни одинъ изъ отдѣловъ русской дѣятельности но переполненъ такъ, какъ отдѣлъ умственнаго труда.
Въ соціально-экономическомъ смыслѣ такое переполненіе для Россіи выгодно. Если бы на литературномъ поприщѣ подвизались люди только богатые и литературные диллетанты, то русская община и крестьянское землевладѣніе лишились бы всякой адвокатуры.
Не нужно однако думать, чтобы нашъ пролетаріатъ ограничивался только людьми, неимѣющими правильныхъ, постоянныхъ занятій. Пролетарій не тотъ, кому нечего ѣсть сегодня; пролетарій не тотъ, кто не имѣетъ постояннаго жалованья; пролетарій не тотъ, кто хочетъ работать, но не имѣетъ дѣла; нашъ пролетарій тотъ, у кого хотя и есть сегодня дѣло, но у кого нѣтъ въ будущемъ ничего прочнаго и опредѣленнаго; чья вся жизнь сложилась такъ, что въ старости ему приходится разсчитывать не на результаты своего труда, а на общественную благотворительность; кому приходится сдружиться съ мыслію, что на старости его выкинутъ на улицу, что все его будущее по мѣрѣ упадка его силъ идетъ подъ гору; что, наконецъ, сдѣлавшись никому не нужнымъ, онъ превращается въ безпомощнаго одиночку, которому останется лишь христарадничать и разсчитывать на обидную помощь благотворителей.
Въ этомъ смыслѣ русскій пролетаріатъ есть явленіе болѣе широкое и всепоглощающее, чѣмъ можетъ казаться съ перваго раза. Въ этомъ смыслѣ въ рядахъ его слѣдуетъ считать не только все заштатное крапивное сѣмя, не только всѣхъ отростковъ русской бюрократіи, обязанныхъ жить уже внѣ питавшей ихъ нѣкогда службы; въ этомъ смыслѣ нужно считать не только литературныхъ рабочихъ и все то, что стенографируетъ и служитъ по вольному найму въ правительственной сферѣ, но и весь слой того чиновнаго населенія, для котораго нѣтъ честолюбиваго будущаго, которое уже заявило свою боязнь необезпеченности, которое, наконецъ, начало формировать ядро будущей русской ассоціаціи.
Пролетаріатъ, поставленный въ подобныя рамки, есть явленіе не случайное, а государственный, историческій продуктъ. Нашъ пролетаріатъ не есть послѣдствіе нашего экономическаго прошлаго. Онъ не результатъ извѣстныхъ отношеній труда и капитала, какъ на Западѣ. Онъ созданіе административно-помѣщичьяго строя страны, сложившаго служилую касту.
Если въ настоящее время нашъ пролетаріатъ выступилъ отдѣльнымъ общественнымъ элементомъ; если онъ сложился въ нѣчто цѣльное и законченное и выяснилъ свой характеръ, то это случилось только потому, что поворотъ Россіи на новый путь помогъ болѣе рѣзкому выясненію ея предыдущихъ государственныхъ непослѣдовательностей. Пролетаріатъ создался не теперь; онъ теперь только выступилъ на свѣтъ божій.
Пока онъ былъ въ зародышѣ, можно было его еще не замѣчать. Но когда онъ выступилъ, какъ опредѣленная часть русскаго общества, какъ сила, у которой есть свое будущее и у которой, слѣдовательно, можетъ быть и извѣстная роль — на него нужно указывать, о немъ нужно говорить, о судьбѣ его слѣдуетъ думать.
Крестьянскій вопросъ конечно важный вопросъ. Но окончательное рѣшеніе его уже намѣчено. Противъ земледѣльческаго пролетаріата приняты уже мѣры. Относительно же образованнаго пролетаріата можно сказать только одно — что онъ обнаружился въ своей законченной формѣ лишь теперь, что лишь теперь явилась возможность разсмотрѣть его какъ существующій фактъ, какъ патологическую общественную форму, какъ язву, которая но мало растравитъ и обезсилитъ русское общество и русскій государственный организмъ.
II.
правитьНаше общество, если ему приходилось сталкиваться лицомъ къ лицу съ бѣдностью, знало только одну форму отношеній — благотворительность.
Но наша благотворительность, какъ и все наше недавнее прошлое, была результатомъ того же стараго строя, съ которымъ покончило освобожденіе крестьянъ.
Невидимому этой формѣ отношеній слѣдовало бы вымереть, какъ вымерло помѣщичье право. Но традиція сильна. Дѣйствующее вліятельное поколѣніе, воспитанное традиціей, незнакомо съ другой формой общественныхъ отношеній. Оно умѣетъ помогать только благотворительностью и даже вовсе не подозрѣваетъ, что крѣпче всего ходятъ люди на собственныхъ ногахъ.
Никогда русская благотворительность не обнаруживала такой всепоглощающей широты, какъ въ наше время. И если, какъ прочная общественная мѣра, она лишена всякой дѣйствительной силы, то для насъ въ занимающемъ насъ вопросѣ она важна, какъ весьма серьезный этіологическій признакъ.
Подъ руками у меня слишкомъ скудные матеріалы. Но и то, что даетъ мнѣ одна «Сѣверная Почта» за прошлый годъ, достаточно сильно, чтобы показать читателя); какъ важенъ вопросъ, на который я желалъ бы обратить его вниманіе.
Наша благотворительность усиливается и дѣйствительно проникаетъ повсюду. Путемъ благотворительности мы устраиваемъ ремесленныя школы, искореняемъ нищихъ, даемъ имъ образованіе, спасаемъ отъ голодной смерти безпомощныхъ стариковъ, помогаемъ бѣднымъ студентамъ, платимъ за ихъ образованіе, поощряемъ женское трудолюбіе, даемъ пріютъ дѣтямъ бѣдныхъ родителей, даже лечимъ больныхъ и хоронимъ покойниковъ. Если общество находится въ такомъ положеніи, что благотворительность должна сопровождать человѣка на всемъ пути его жизни — отъ колыбели до могилы, то ясно, что общественно-экономическій строй общества не удовлетворяетъ дѣйствительнымъ и насущнымъ потребностямъ этого общества.
Одно изъ наиболѣе старыхъ нашихъ благотворительныхъ учрежденій — дѣтскіе пріюты. Пріюты возникли у насъ въ 1837 году и начало имъ положено при Демидовскомъ домѣ призрѣнія трудящихся, въ которомъ были устроены комнаты для пріюта дѣтей, послужившіе впослѣдствіи образцомъ для всѣхъ подобныхъ заведеній. Къ 1-му января 1867 года всѣхъ пріютовъ въ Россіи считалось 92, изъ нихъ въ столицахъ 30 и внутри имперіи 62. Въ столичныхъ пріютахъ призрѣвалось въ 1.866 году 5905 дѣтей, а по внутреннихъ 5268. Запасные и другіе капиталы пріютскаго вѣдомства составляли болѣе 2 милліоновъ рублей. Дѣло пріютовъ нельзя считать оконченнымъ. Каждый годъ являются новые, потому что каждый годъ въ той или другой мѣстности, гдѣ не было пріюта, обнаруживается необходимость помогать бѣднымъ людямъ въ воспитаніи и прокормленіи ихъ дѣтей и въ надзорѣ за ними. Не нужно думать, чтобы 11 тысячами дѣтей, которыя призрѣвались въ 1860 году, ограничивался весь комплектъ русскихъ дѣтей, нуждающихся въ пріютѣ. Пріюты — учрежденіе по преимуществу городовъ большихъ и неизвѣстны патріархальнымъ уѣзднымъ захолустьямъ. Въ этихъ захолустьяхъ дѣти ростутъ какъ грибы на улицахъ, не зная ни ухода, ни надзора, и потому-то весьма нерѣдки факты, что ребенокъ утонетъ въ городской лужѣ и городской канавѣ или его заѣстъ случайно забредшая свинья. Въ деревняхъ еще хуже. Въ рабочую пору, когда все взрослое населеніе уходитъ въ поле, въ деревняхъ остаются только пузыри-ребятишки и надзоръ за ними ввѣряется 8-лѣтнимъ пестуньямъ, потому что 10-лѣтняя дѣвочка уже работница и уходитъ тоже въ поле. Очевидно, что вопросъ о надзорѣ за дѣтьми есть вопросъ болѣе широкой важности, чѣмъ простое благотвореніе. Онъ есть вопросъ воспитанія и образованія подростающихъ поколѣній и подготовленія изъ нихъ будущихъ полезныхъ членовъ общества. Въ этомъ смыслѣ пріюты, какъ благотворительное учрежденіе, являются учрежденіемъ, по прямо отвѣчающимъ на общественную потребность. Это по мысли. По результату же отвѣтъ еще неудовлетворительнѣе. Послѣ 30 лѣтъ своего существованія пріюты могли вмѣстить въ себѣ только 11 тысячь дѣтей. Но если мы примемъ лишь десятый процентъ населенія для малолѣтнихъ, что очень мало, и изъ этого числа опять только половину нуждающихся въ пріютѣ, то окажется, что въ Россіи всѣхъ дѣтей, нуждающихся въ попеченія и надзорѣ, 3 милліона. Очевидно, что 11,000 — цифра совершенно неотвѣчающая размѣрамъ надобности, и что поэтому на пріюты нельзя смотрѣть даже какъ на средство палліативное.
Вмѣстѣ съ пріютами для обыкновенныхъ дѣтей явились у насъ школы для малолѣтнихъ нищихъ и пріюты для нищихъ. Эти учрежденія совершенно еще новыя, едва зародившіяся, но тѣмъ не менѣе совершенно уже допускающія возможность глядѣть на ихъ будущее. Тѣ люди, кому приходится лечить общественныя язвы путемъ благотворительности, смотрятъ обыкновенно слишкомъ преувеличенно на полезность придумываемыхъ ими учрежденій. Напримѣръ. въ «Одесскомъ Вѣстникѣ» пишутъ, что благодаря иниціативѣ г. одесскаго градоначальника имѣется въ виду проэктъ, долженствующій пресѣчь зло нищенства въ самомъ корнѣ. Средство это — устройство для малолѣтнихъ нищихъ при долговомъ отдѣленіи ремесленной школы, содержимой на счетъ добровольныхъ пожертвованій. Филантропическая сторона мысли, безъ сомнѣнія, заслуживаетъ похвалы, какъ и всякое хорошее чувство. Но хорошими чувствами нельзя лечить общественныхъ золъ, особенно такого громаднаго значенія, какъ нищенство. Сошлюсь снова на опытъ Франціи, о которомъ уже мнѣ случилось говорить въ одной изъ книжекъ «Дѣла». Со времени Людовика XIV Франція борется съ своими нищими и бродягами; она употребляла мѣры и карательныя, г. предупредительныя, дѣйствовала и кротостью, и строгостью, переполняла бродягами и нищими галеры, но позволяла тѣмъ и другимъ оставлять своихъ общинъ; а бродяги и нищіе и до сихъ поръ составляютъ во Франціи государство въ государствѣ и образуютъ отдѣльную корпорацію, съ которой ни законъ, ни благотворительность ничего не могутъ подѣлать.
Конечно, нельзя отрицать того, что если вырвать нищаго ребенка изъ его среды и воспитать его въ иныхъ обстоятельствахъ, то изъ него можетъ выдти иной человѣкъ. Но здѣсь является помѣхой одно маленькое обстоятельство, съ которымъ бороться вовсе не такъ легко, а именно: существующая уже теперь масса нищихъ и постоянное выдѣленіе изъ общества новыхъ поддонковъ. Изъ статистики нищенства въ харьковской губерніи узнаемъ, что въ 39 благочиніяхъ находится 2.316 нищихъ — это minimum, ибо, по всей вѣроятности, нѣкоторые изъ нищихъ не вошли въ списки, Если къ этому числу присоединить 700 человѣкъ нищихъ въ Харьковѣ, то получится цифра превышающая 3,000; а если взять въ расчетъ, что не всѣ благочинія доставили затребованныя отъ нихъ свѣденія, то число туземныхъ нищихъ харьковской губерніи можно считать въ 4,000 человѣкъ. По расчету .Харьковскихъ губернскихъ вѣдомостей" оказывается, что одинъ нищій приходится на 320 человѣкъ. Допустимъ даже, что одинъ на 500, то для всей Россіи получится 124,000 человѣкъ, живущихъ попрошайствомъ и являющихся не только матеріальной, но и нравственной язвой общества. Можетъ быть, общая цифра, мною выведенная, не покажется читателю достаточно грандіозной и конечно цифра 3-хъ или 10 милліоновъ нищихъ производила бы на воображеніе болѣе подавляющій эффектъ. Но вопросъ слѣдуетъ ставить нѣсколько иначе. Если бы Россія произвола только 12,000 нищихъ, то было бы не менѣе очевидно, что въ ея соціально-экономическомъ организмѣ есть болѣзнь, требующая излеченія, и что одной одесской ремесленной школою этой язвы вылечить нельзя. Изъ той же харьковской статистики мы узнаемъ, что число нищихъ но сословіямъ распредѣляется слѣдующимъ образомъ: изъ казенныхъ крестьянъ 42 %, временно-обязанныхъ 32 %, военныхъ поселянъ и солдатъ. 19 %. мѣщанъ и цѣховыхъ 4 %, остальныхъ сословій 3 %. Если же взять во вниманіе численность каждаго сословія въ губерніи, то оказывается, что наибольшій процентъ нищихъ выдѣляется изъ бывшихъ военныхъ поселянъ и лицъ солдатскаго сословія. Нищихъ, страдающихъ физическими недостатками, заставляющими ихъ обращаться за подаяніямъ — калѣкъ, разслабленныхъ, идіотовъ и пр. — считается только 1/4; остальные 3/4 совершенно здоровы и могутъ снискивать себѣ пропитаніе трудомъ. Оказывается также, что многіе нищіе — люди состоятельные и болѣе обезпеченные въ имущественномъ отношеніи, чѣмъ тѣ, съ кого собираютъ они подаяніе, что значительная часть дѣйствительныхъ калѣкъ, занимаясь съ успѣхомъ какимъ нибудь ремесломъ, попрошайничаютъ только потому, что даровая милостыня и болѣе прибыльна и легче достается. Эти частности, бросающія нѣкоторый свѣтъ на подробности вопроса, указываютъ, что нищенство не есть явленіе, съ которымъ можно бороться благотворительностью; что, съ одной стороны, нищенство есть полная безпомощность, съ другой, наглая эксплуатація, что 124,000 человѣкъ, создавшіе себѣ нищенскій промыселъ, составляютъ слишкомъ сильный разсадникъ безнравственности и вопросъ не какой либо мѣстный или частный, а обще-государственный, разрѣшеніе котораго возможно лишь совокупностью усилій, а не двумя или тремя ремесленными школами. Спеціализированіе его важно лишь въ смыслѣ уясненія всѣхъ причинъ, создающихъ зло, что же касается до средствъ нротньудѣйствующихъ, до средствъ, которыя дѣйствительно въ состояніи положить предѣлъ злу въ самомъ корнѣ, то, по размѣру своему, они должны быть обще-государственныя, а по характеру соціально-экономическія. Вставъ на болѣе широкую точку зрѣнія, чувствуешь всю мизерность похвалъ, расточаемыхъ благотворителями самимъ себѣ. Такъ «Пермскія губернскія вѣдомости» дишутъ, что З-го ноября пермскій такъ называемый нищенскій пріютъ, основанный съ цѣлью призрѣнія и воспитанія сиротъ и дѣтей самыхъ бѣдныхъ семействъ, праздновалъ свою третью годовщину. По увѣренію Губернскихъ вѣдомостей, послѣдствіемъ этого учрежденія является то, что дѣти, такъ часто попадавшіяся прежде на улицахъ Перми, просившія на всевозможные заученые тоны милостиню, привыкавшія къ лѣни, праздности и ко всѣмъ порокамъ, неразрывно съ ними соединеннымъ, собраны теперь въ одно убѣжище, въ которомъ имъ даны средства научиться необходимому въ жизни. Подъ наблюденіемъ особыхъ надзирателей и надзирательницъ и при наставленіи священника и другихъ наставниковъ, эти дѣти получаютъ теперь главныя понятія о религіи, пріобрѣтаютъ необходимыя для жизни знанія и, что главное, пріучаются къ труду, безъ котораго они не могутъ прожить по выходѣ изъ заведенія. Но соотвѣтствуетъ ли дѣйствительная практика жизни этимъ теоретическимъ иллюзіямъ Пермскихъ вѣдомостей? Въ какую семью возвращается нищій ребенокъ изъ пріюта? Какъ дѣйствуетъ на него эта семья? Дѣйствительно ли одно знаніе ремесла можетъ заставить трудиться, а знакомство съ главными понятіями религіи предупредить безнравственный образъ жизни? Наконецъ, насколько обобщительно дѣйствуетъ пермскій пріютъ въ нищихъ всей губерніи? Никакихъ цифръ Вѣдомости не приводятъ и не даютъ они ни одного точнаго отвѣта на возникающіе вопросы.
Нѣкоторымъ изъ читателей переходъ отъ нищихъ къ студентамъ университета покажется, можетъ быть, нѣсколько рѣзкимъ. Но вотъ что приходится читать по случаю предстоящаго въ февралѣ мѣсяцѣ празднованія пятидесятилѣтія с.-петербургскаго университета. Императорское человѣколюбивое общество обратилось черезъ своихъ членовъ какъ къ бывшимъ студентамъ петербургскаго университета, такъ и ко всѣмъ лицамъ, сочувствующимъ университетскому образованію, съ слѣдующимъ приглашеніемъ: «изъ числа студентовъ императорскаго-с.-петербургскаго университета многіе находятся въ самой крайней бѣдности, нуждаясь часто въ главнѣйшихъ потребностяхъ жизни, что, безъ сомнѣнія, пагубно вліяетъ на ихъ здоровье, ихъ успѣхи въ наукахъ и на самую нравственность. Имѣя это въ виду, императорское человѣколюбивое общество въ постоянной заботливости о расширеніи круга благотворительной дѣятельности своей предположило устроить въ своемъ вѣдомствѣ, для бѣднѣйшихъ студентовъ здѣшняго университета, безплатную квартиру съ отопленіемъ, освѣщеніемъ и прислугою, а впослѣдствіи и со столомъ. Чтобы упрочить дѣло однажды навсегда необходимъ основной капиталъ, доходъ съ котораго обезпечивалъ бы, по меньшей мѣрѣ, наемъ квартиры. Дли достиженія этой цѣли, императорскимъ человѣколюбивымъ обществомъ открыта подписка на пожертвованія, о которыхъ будетъ впослѣдствіи распубликовано въ вѣдомостяхъ. Къ окончательнымъ распоряженіямъ по устройству для студентовъ безплатной квартиры будетъ притуплено не иначе какъ по соглашенію съ начальствомъ университета».
Если къ этому заявленію человѣколюбиваго общества присоединить безпрестанно встрѣчающіяся въ газетахъ извѣстія о духовныхъ завѣщаніяхъ богатыхъ людей, оставляющихъ капиталы, на проценты отъ которыхъ должны воспитываться въ нашихъ университетахъ бѣднѣйшіе молодые люди; если присоединить къ этому сообщеніе одного врача, указавшаго на безвыходное положеніе студентовъ с.-петербургской медицинской академіи, среди которыхъ бѣдность служитъ постоянной причиной «тифа», если къ этому присоединить еще и то всѣмъ извѣстное явленіе, что бѣдняки студенты и другая учащаяся молодежь обыкновенно живутъ уроками и истощаютъ свои силы ради куска насущнаго хлѣба, то положеніе ихъ окажется въ весьма неудовлетворительномъ видѣ.
Положеніе учащейся молодежи изъ слоя русскаго пролетаріата дѣйствительно тяжело. Удивляешься той силѣ, какая существуетъ въ нашей молодежи, силѣ, заставляющей ее, несмотря на лишенія, упорно добиваться знаній, которыя обѣщаютъ ей въ будущемъ обезпеченный кусокъ хлѣба. Конечно не одно знаніе ради знанія возбуждаетъ энергію каждаго новаго поколѣнія, ищущаго обезпеченнаго положенія. Возбуждаетъ эту энергію только надежда на будущее свое обезпеченіе. Люди родились, чтобы жить, и они хотятъ жить. А чтобы жить, нужно пить и ѣсть; а чтобы нить и ѣсть, нужно найти кормящее честное дѣло. Понятно, почему честная и умная молодежь подвергается всевозможнымъ лишеніямъ, не пугаясь ни смерти отъ нужды, ни прежде временной хилости отъ истощенія силъ, чтобы только встать твердыми ногами на путь къ жизни и жить самостоятельнымъ трудомъ. И здѣсь единственнымъ спасеніемъ и помощію является частная благотворительность!
Тяжелое матеріальное положеніе учащейся молодежи не обращало на себя вниманія нашихъ статистиковъ, по преимуществу собирающихъ свѣденія по программѣ академическаго календаря. Положеніе учащагося русскаго юношества можно только частью угадывать но нѣкоторымъ отрывочнымъ газетнымъ извѣстіямъ о пожертвованіяхъ на его воспитаніе и содержаніе нѣкоторыми жертвователями, желающими сохранить по себѣ посмертную память добрымъ дѣломъ. Но если равнодушный читатель неспособенъ обобщить подобные отдѣльные факты, если онъ неспособенъ по нимъ опредѣлить русскаго учащагося пролетаріата, то приведенный мною фактъ, какъ полу-оффиціальное заявленіе императорскаго человѣколюбиваго общества, долженъ указать ему въ всю важность настоящаго вопроса.
Если мы обратимъ вниманіе на воспитательную филантропію провинцій, то встрѣтимъ въ нашихъ гимназіяхъ явленія аналогичныя. Пролетарій-студентъ есть только послѣдующая форма пролетарія-гимназиста. Для пролетаріевъ-гимназистовъ устраиваются благотворительные концерты и спектакли и поддерживаютъ ихъ частные благотворители. Пролетарій-гимназистъ живетъ бѣдно и голодно, разстраиваетъ зрѣніе поздней работой, при мерцающемъ сальномъ огаркѣ, разстраиваетъ здоровье жизнью въ сыромъ неудобномъ помѣщеніи, разстраиваетъ здоровье невозможностью отдыха отъ классныхъ занятій, ибо внѣ-классное время онъ употребляетъ на частные уроки, которые почти одни и поддерживаютъ его существованіе. Уже гимназистомъ юноша-пролетарій получаетъ испитой малокровный видъ и глядитъ на уроки, какъ на единственное кормящее его средство. Переходя въ университетъ или медицинскую академію, юноша-пролетарій измѣняетъ лишь географическое свое положеніе, я не матеріальное. Съ переѣздомъ въ столицу, послѣднее даже ухудшается, ибо въ родномъ городѣ были у него связи, знакомство, а въ незнакомой столицѣ приходится все это найдтл или создать, что вовсе не такъ легко, во-первыхъ, но обилію голодающихъ конкурентовъ и во-вторыхъ, но недостатку рекомендаціи, безъ которой незнакомаго не возьмутъ въ домашніе учителя.
Но и провинціальная, какъ столичная филантропія, не оказываетъ полной помощи всѣмъ неимущимъ и всѣмъ, кто набирается въ гимназіи изъ уѣздныхъ городовъ. А многихъ знаютъ благотворители, а многимъ они помогаютъ, но много еще остается безпомощныхъ, неизвѣстно какъ и чѣмъ существующихъ, и чуть не прибѣгающихъ къ милостинѣ. Допустимъ, что нищенство есть безнравственность, но что у насъ есть гимназисты, просящіе милостиню, ученики разныхъ низшихъ школъ и училищъ, останавливающіе незнакомыхъ людей на улицѣ, являющіеся въ дома и выпрашивающіе вспомоществованія — это фактъ. Ку, а, конечно, подобные факты не создаются обезпеченностью.
Если отъ воспитывающагося юношества мы перейдемъ выше, то увидимъ, что дѣятельность филантропіи становится много шире и разнообразнѣе. Оно и понятно, потому что разнообразнѣе сама жизнь, нуждающаяся въ. помощи. Кромѣ приходскихъ попечительства", созданныхъ у насъ въ 1864 году и имѣющихъ цѣлью попеченіе о благоустройствѣ и благосостояніи приходскихъ церквей и ихъ причтовъ въ хозяйственномъ отношеніи, и обязанныхъ заботиться объ устройствѣ первоначальнаго обученія и заниматься дѣлами благотворенія, у насъ существуетъ повсюду множество благотворительныхъ обществъ подъ разными наименованіями. Напримѣръ, екатеринославское, петербургское, одеское благотворительное общество и т. д. Затѣмъ разныя общества вспомоществованія; общества милосердія, общества безплатной раздачи хлѣба; общества для вспомоществованія приказчикамъ; женскія попечительныя общества; попечительные комитеты о нищихъ; дома, милосердія; общества призрѣнія малолѣтнихъ; общества доставленія работъ, богадѣльни, общества доставленія дешевыхъ квартиръ, наконецъ даже общества для погребенія.
Изъ цѣли учрежденія нѣкоторыхъ обществъ виднѣе всего размѣръ и характеръ вызвавшей ихъ общей нужды. Такъ, с. петербургское благотворительное общество, учрежденное въ 1868 году, имѣетъ цѣлью снабженіе пищею рабочаго класса и неимущихъ лицъ. Сообразно съ этою цѣлью въ основаніе круга дѣятельности общества, полагается: ознакомленіе съ лицами недостаточными, оставшимися безъ работы или отягощенными семействомъ и доставленіе имъ нравственнаго и матеріальнаго пособія. Пріискиваніе вещественныхъ средствъ къ облегченію ихъ участи. Средства къ этому заключаются: въ ходатайствѣ о пріисканіи работы для лицъ, заслуживающихъ покровительства общества.; въ ходатайствѣ о призрѣніи сиротъ, оставшихся безъ всякаго попеченія; въ отпускѣ хорошей и здоровой пищи для рабочаго класса, обезпеченнаго трудомъ, по дѣйствительной ея стоимости, а для неимущихъ лицъ за одну ея треть; въ устройствѣ мастерскихъ съ помѣщеніемъ для рабочихъ: въ доставленіи рабочему классу дешеваго ночлега подъ надзоромъ полиціи; въ отпускѣ сырыхъ припасовъ изъ складовъ общества но своимъ цѣнамъ. Изъ итого изложенія цѣли общества видно, что несмотря на громко провозглашаемое г. Шиповымъ экономическое благополучіе, разливающееся у насъ будто бы повсюду, оказалось необходимымъ явиться въ 1868 году въ Петербургѣ благотворительному обществу, а изъ той цѣли, какою задалось общество, мы узнаемъ, что въ Петербургѣ есть народъ, желающій работать, по работы неимѣющій, что есть люди отягченные семействами, которымъ нечего ѣсть, что есть сироты, оставшіеся безъ всякаго попеченія и призрѣнія, что есть рабочіе, для которыхъ даже смрадные ночлеги оказываются помѣщеніемъ слишкомъ роскошнымъ и дорогимъ, и для которыхъ поэтому необходимо устроить ночлеги еще болѣе дешевые.
Въ томъ же Петербургѣ есть общество для безплатной раздачи хлѣба, которое въ теченіе пяти лѣтнихъ мѣсяцовъ роздало 45,000 фунтовъ хлѣба бѣднымъ семействамъ Литейной, Песковъ, Петербургской стороны и Колтовской, и выдавшее, кромѣ того, 300 рубсер. на вспоможеніе крестьянамъ, приходящимъ во множествѣ изъ погорѣвшихъ окрестныхъ деревень, обнищавшихъ отъ пожара и голода и просившихъ неотступно вспомоществованія. Въ отчетѣ общества говорится, что княгиня Е. Е. Трубецкая вынуждена была даже выдать эти 300 руб., кромѣ хлѣба, и такую отважность княгини отчетъ считаетъ необходимымъ оправдать какъ какое-то преступное нарушеніе правилъ общества: «это распоряженіе, говоритъ отчетъ, совершенно согласно съ духомъ и началами общества не отказывать никому хлѣбомъ насущнымъ, не стѣсняясь мѣстомъ и свойствомъ пособія.»
Кромѣ общества, раздающаго безплатно, въ буквальномъ смыслѣ, насущный хлѣбъ, есть благотворительное общество, снабжающее бѣдныхъ пищей за умѣренную плату; есть общество, дающее дешевыя квартиры; есть общество, снабжающее работой, и, напримѣръ, мы узнаемъ изъ газетъ, что одно изъ послѣднихъ обществъ — Петербургское — завело у себя девять швейныхъ машинъ, и интендантское управленіе заказываетъ работницамъ, призрѣваемымъ обществомъ, работу. Далѣе, мы узнаемъ, что плата, за каждую работу по 1.2 и 10 к. за штуку, и что, такимъ образомъ, женщины, работая съ 8 часовъ утра до 6 вечера, и имѣя въ этотъ промежутокъ времени свободныхъ 1 1/2 часа, для обѣда, заработываютъ среднимъ числомъ по 50 коп. въ сутки. Хотя по дороговизнѣ петербургской жизни, заработокъ итогъ совершенно ничтожный, но шитье толстаго бѣлья дастъ и еще того меньше, именно до 6 руб. въ мѣсяцъ. Совершенно съ подобнымъ же фактомъ встрѣчаемся мы и въ Москвѣ. Въ Москвѣ есть общество для поощренія трудолюбія. Названіе неудачное. Подумаешь, что люди намѣренно не хотятъ трудиться и для возбужденія ихъ дѣятельности требуются особенныя поощрительныя усилія, тогда какъ въ сущности вопросъ въ томъ, чтобы дать работу тѣмъ, кто ее не можетъ найти. Московское общество, давая работу бѣднымъ жительницамъ столицы, продаетъ потомъ ихъ издѣлія и торговыми оборотами поддерживаетъ свою дѣятельность, отчисляя кромѣ того изъ частныхъ пожертвованіи сумму на оказаніе вспомоществованія бѣднымъ труженицамъ. Женщины, работающія въ мастерской общества, пріобрѣтаютъ въ мѣсяцъ отъ 7 до 15 руб., т. е. тоже, что и петербургскія швеи.
Здѣсь мы сталкиваемся съ новой стороной вопроса, съ тѣмъ сознаніемъ, до котораго дошли сами благотворительныя общества. Такъ, тоже московское общество указываетъ, что какъ не изсякаютъ заказы, такъ и не уменьшается число лицъ, являющихся съ просьбою о работѣ и ищущихъ честнаго труда для прокормленія своихъ семействъ. Иначе сказать: общество само сознается, что бѣдность, съ которой оно имѣетъ дѣло — бездонная, ненаполнимая бочка, и что нужно расширитъ ему кругъ своей дѣятельности. Совершенно къ подобному же сознанію пришли и петербургскія благотворительныя общества. Членъ общества безплатной раздачи хлѣба А. Г. Лошкаревъ сдѣлалъ заявленіе, что въ императорскомъ человѣколюбивомъ обществѣ возникло предположеніе о связи и взаимнодѣйствіи всѣхъ благотворительныхъ обществъ столицы для успѣшнѣйшаго обезпеченія участи всѣхъ истинно нуждающихся. Ясно, что партизанское, разбросанное дѣйствіе благотворительныхъ обществъ, желающихъ спеціально противодѣйствовать тому или другому виду нужды, не достигаетъ своей цѣли. Ясно, что бѣдность не изсякаетъ и не искореняется, и что сами благотворительныя общества приходятъ уже къ сознанію, что въ ихъ дѣятельности нѣтъ достаточно плодотворной силы. Нужно удивлятся только тому, что нашимъ благотворительнымъ обществамъ подобна я простая мысль пришла лишь въ 1868 году, и не являлась ямъ въ первый день ихъ учрежденія. Конечно, общественное сочувствіе въ Россіи къ бѣдствующей братіи никогда не оскудѣвало, какъ выражаются «Псковскія губернскія вѣдомости» по поводу псковской общины сестеръ милосердія. Конечно, хорошее чувство, возбуждающее въ людяхъ желаніе помочь своимъ ближнимъ, заслуживаетъ похвалы, но къ сожалѣнію обнаруживаются факты, изъ которыхъ оказывается, что рука благотворенія скоро оскудѣваетъ. Напримѣръ, изъ отчета с.-петербургскаго дома милосердія видно, что на постоянные расходы общества нужно въ годъ не меньше 6,000 руб.; между тѣмъ постояннаго дохода получалось донынѣ только 600 руб. въ годъ, жертвуемыхъ Высочайшею покровительницею дома. Остальные же доходы но сборнымъ книжкамъ ежегодно уменьшаются и не представляютъ прочнаго обезпеченія. Убѣдившись опытомъ, что скудными пожертвованіями своихъ членовъ и посторонними благотворителями, домъ милосердія никакъ не достигнетъ своей цѣли, совѣтъ общества предположилъ устраивать лотереи. Въ Одессѣ та же невозможность разсчитывать на благотворительный сборъ заставила членовъ комитета попеченія о бѣдныхъ обратиться къ городскому обществу съ заявленіемъ, что каждый приглашается жертвовать 10, 15, 20 коп., не болѣе, ибо крупныхъ пожертвованій мало, и они никогда не достигаютъ до размѣра, необходимаго для удовлетворенія нужды. Въ Архангельскѣ попечительное общество о бѣдныхъ объявило, что, по случаю переполненія возможнаго для дома комплекта призрѣваемыхъ дѣтей свыше 100 человѣкъ, пріемъ въ него дѣтей прекращается. Общій доходъ екатеринославскаго благотворительнаго комитета за прошлый годъ составлялъ 2686 руб. и въ томъ числѣ членскіе взносы только 330 руб. Эти факты я привожу какъ болѣе осязательное доказательство безсилія благотворительности, разсчитывающей на одни пожертвованія. Но пусть читатель обратитъ еще вниманіе и на то, какія усилія употребляются членами обществъ для подогрѣванія благотворительности, и какъ энергично прибѣгаютъ эти общества къ лотереямъ, спектаклямъ, баламъ и другимъ общественнымъ удовольствіямъ для пополненія своихъ дефицитовъ. Были бы ненужны эти вспомогательныя средства, если бы дающая рука не изсякала. Ясно, что, по своему существу, благотворительность уже лишилась своей силы и сборы для бѣдныхъ возможны не прямымъ путемъ, а по преимуществу путемъ общественныхъ удовольствій и такихъ приманокъ, какъ лотереи. Благотворительность осталась благотворительностью лишь по формѣ. Люди, берущіе лотерейный билетъ или отправляющіеся на благотворительный балъ, спектакль, думаютъ исключительно о своемъ личномъ интересѣ и о своемъ удовольствіи; а что деньги ихъ уйдутъ на благотворительное дѣло знаютъ лишь только устроители этихъ общественныхъ удовольствій. И вотъ въ этомъ-то охлажденіи общаго благотворительнаго чувства выражается вѣяніе новаго духа. Благотворительность изъ былой дѣйствительной благотворительности, возбуждаемой чувствомъ милосердія къ ближнему, превратилась не больше какъ въ косвенный налогъ. Она, наконецъ, и совсѣмъ изсякнетъ и будетъ составлять не больше какъ единоличное исключеніе. Неизбѣжность подобнаго изчезновенія филантропіи не послужитъ однако доказательствомъ закаменѣлости человѣческаго чувства, а только доказательствомъ развитія человѣческаго интеллекта. Благотворительность есть прямое противорѣчіе началу равноправности и тѣмъ стремленіямъ къ личной независимости, которыя годъ отъ году развиваются въ западной Европѣ, и начинаютъ развиваться у насъ. Въ томъ видѣ, какъ благотворительность существуетъ, они не больше какъ уравнительный пропорціональный налогъ на нѣкоторыхъ, выражающійся въ формѣ большаго или меньшаго личнаго произвола, налогъ разсчитанный въ большинствѣ случаевъ на человѣческую суетность. Признаки новаго принципа уже намѣтились въ тѣхъ обществахъ сбереженія, которыя начали у насъ возникать повсюду.
III.
правитьНѣсколько лѣтъ назадъ наше общество было до того еще не развито, что для однихъ ассоціація казалась чѣмъ-то непостижимымъ и они своего мнѣнія о ней не высказывали; для другихъ она казалась чѣмъ-то злокозненнымъ и они старались возбудить противъ нея общественное мнѣніе.
Въ наше время появились уже такіе факты, которыми доказывается несомнѣнность поворота общественнаго мнѣнія въ разсудительномъ направленіи и ассоціація получила уже право гражданства.
Почти въ каждомъ No «Сѣверной Почты» можно найти утвержденіе устава того или другого общества потребленія. Мы читаемъ уставы общества петербургскаго, московскаго, кишеневскаго, таганрогскаго, лебедянскаго, екатеринославскаго, саратовскаго, полтавскаго, нижегородскаго, астраханскаго, кіевскаго, калужскаго, харьковскаго и другихъ. Очевидно, что общества потребленія стали не только на твердую почву, получили право гражданства, но и стоятъ на пути прогрессивнаго ихъ расширенія. Толчекъ данъ, и сознательно или безсознательно, но экономическое движеніе общества въ новомъ направленіи обозначилось вполнѣ ясно. Противъ фактовъ жизни, а тѣмъ болѣе подобнаго прогрессивнаго свойства, разсудительность говорить не позволяетъ. Слѣдовательно, остается только уяснять ихъ, доводить ихъ до степени общаго сознанія, помогать возможно-всестороннему и полезному, экономически-соціальному ихъ развитію.
Что значитъ появленіе у насъ обществъ потребленія? Значитъ это, что они порождены обстоятельствами, ихъ вызвавшими. А такъ какъ они направлены противъ нужды и голода, то и ясно, что они вызваны голодомъ и нуждой.
Въ тоже время вслѣдствіе постояннаго характера, который приданъ этимъ обществамъ, необходимо заключить, что они направлены не противъ случайнаго, временнаго, а противъ постояннаго бѣдствія. А вслѣдствіе этого мы усматриваемъ въ нихъ элементъ сознанія и самодѣятельности, указывающихъ на прочное намѣреніе бороться со зломъ, вызвавшимъ подобное взаимное застрахованіе.
Общества потребленія имѣютъ исключительно экономическій характеръ. Въ нихъ выражается не та. сила и основная сущность, какую мы видимъ въ экономическихъ мѣрахъ земства, а сущность какая-то особенная, своеобразная, съ характеромъ какого-то отчаянія. Земство не знаетъ ничего подобнаго обществамъ потребленія и стоитъ внѣ ихъ. Земство занимается раскладками сборовъ и платежей и регулированіемъ своего имущества. Каждый членъ земства стоитъ на прочномъ и болѣе или менѣе незыблемомъ основаніи. Каждый членъ земства есть собственникъ, ибо только собственникъ есть единица земства.
Не то мы видимъ въ обществахъ потребленія. Тамъ совершенно напротивъ: членомъ не тотъ, у кого есть что нибудь, а тотъ, у кого нѣтъ ничего. Членами обществъ потребленія не тѣ, кому сытно и тепло, а, тѣ, кому голодно и холодно. Членами обществъ потребленія именно тѣ, у кого нѣтъ никакой прочной осѣдлости, кто не кинулъ нигдѣ якоря, не пустилъ нигдѣ корней въ почву. Въ этомъ причина, что общества потребленія явились самостоятельнымъ отдѣльнымъ особнякомъ, неимѣющимъ никакихъ связей съ земствомъ, чѣмъ-то ему параллельнымъ, чѣмъ-то его пополняющимъ. Земство заботится только объ интересахъ членовъ земства, но кто же станетъ заботиться объ интересахъ тѣхъ, кто къ земству не принадлежитъ? Земство есть слой населенія, обезпеченнаго прочной собственностью, но кто же станетъ думать о пролетаріатѣ, куда ему примкнуть, какого слоя общества, считать ему себя членомъ? И вотъ пролетарій порѣшилъ, что ему нужно самому позаботиться о своихъ нуждахъ и началъ свои заботы о себѣ съ учрежденія обществъ потребленія.
Общества потребленія, въ сущности, въ ихъ теперешнемъ видѣ, не больше, какъ протестъ противъ купеческой эксплуатаціи. Сущность ихъ читатель пойметъ изъ устава любого общества, взятаго на удачу. Возьму для примѣра хотя калужское общество сбереженія, подъ фирмою «Подспорье», утвержденное однимъ изъ послѣднихъ, а именно, въ ноябрѣ 1868 года.
Общество это имѣетъ цѣлью снабжать своихъ членовъ доброкачественными жизненными припасами и другими товарами, и тѣмъ доставлять возможность къ сбереженію при покупкѣ необходимыхъ предметовъ потребленія.
Для достиженія этой цѣли, общество заключаетъ условія съ торговцами и промышленниками о доставкѣ членамъ разныхъ жизненныхъ припасовъ и товаровъ но удешевленнымъ цѣнамъ, открываетъ собственные магазины, склады и другія торговыя и промышленныя заведенія и пріобрѣтаетъ въ собственность недвижимыя имущества.
Въ члены общества принимаются всѣ лица безъ различія званія и пола, желающія подчиниться правиламъ устава общества.
Средства общества составляютъ: членскіе взносы за паи и отдѣляемая ежегодно опредѣленная часть прибыли отъ оборотовъ общества
Всякій членъ, при поступленіи въ общество, обязанъ пріобрѣсти, по крайней мѣрѣ, одинъ пай, цѣною въ 5 рублей.
Число паевъ для членовъ не ограничено, но правомъ голоса въ общемъ собраніи пользуется только членъ, имѣющій не менѣе 10 паевъ.
Членъ можетъ быть исключенъ изъ общества не иначе, какъ по приговору большинства 4/5 наличныхъ голосовъ чрезвычайнаго общаго собранія членовъ, съ подробнымъ указаніемъ причинъ его исключенія. Исключенный членъ можетъ быть принятъ въ общество только по балотировкѣ въ общемъ собраніи простымъ большинствомъ на личныхъ голосовъ. Побудительными причинами къ исключенію членовъ служатъ поступки, клонящіеся ко вреду общества.
Дѣйствія общества могутъ быть прекращены только по приговору 3/4 всѣхъ членовъ.
Изъ этого изложенія основной сущности устава калужскаго общества сбереженія видно, что это больше ничего, какъ союзъ людей, взаимно застраховавшихъ себя противъ купеческой дороговизны. Это больше ничего, какъ союзъ потребителей, желающихъ встать въ возможно-независимое отношеніе къ производителямъ. Соціальнаго момента въ этомъ зачаткѣ экономической ассоціаціи еще нѣтъ, и во всемъ уставѣ мы не находимъ ни одного пункта, указывающаго на возможность послѣдовательна то развитія изъ него подобнаго момента.
Тѣмъ не менѣе, общества сбереженія даже и въ своемъ настоящемъ видѣ составляютъ замѣчательный соціально-экономическій признакъ нашей эпохи и не лишены широкаго будущаго, если интеллектъ русскаго пролетарія съумѣетъ возвыситься до необходимаго для того сознанія.
Но и нѣтъ никакихъ причинъ сомнѣваться въ подобной возможности, ибо нетвердость шаговъ всѣхъ едва возникшихъ нашихъ обществъ потребленія зависитъ отъ неувѣренности въ средствахъ. А между тѣмъ, только средства — основной двигатель успѣха; только средства могутъ дать болѣе широкій розмахъ мысли и создать разнообразіе цѣли. Не имѣя денегъ трудно отваживаться на многое и неразсудительно задаваться стремленіями неосуществимыми. Иной видъ принимаетъ всякое дѣло, твердо покоющесся на сильномъ капиталѣ. Очевидно, что благоразуміе требовало отъ обществъ потребленія не сочинять пышныхъ программъ и не витать въ сферѣ отдаленныхъ мечтаній въ ущербъ настоящему. Поэтому приходится только сказать, что общества потребленія начали у насъ свои дѣйствія съ тою скромною разсудительностью, какую русское общество не привыкло встрѣчать въ своихъ акціонерныхъ компаніяхъ. Но что блестящій успѣхъ будетъ сопровождать эти скромныя начинанія, видно уже изъ оправдавшейся возможности сильнаго денежнаго расширенія нѣкоторыхъ обществъ. А когда явятся деньги, явится и болѣе широкая дѣятельность. Напримѣръ, вотъ что мы знаемъ о петербургскомъ обществѣ потребителей «Бережливость». Оно учредилось въ 1866 году, а къ концу 1868 года, считалось въ немъ почти 2 тысячи членовъ. Оборотъ общества съ 1-го мая по 1-е сентября 1868 года, т. е. въ теченіи самыхъ неблагопріятныхъ лѣтнихъ 4-хъ мѣсяцевъ составлялъ 60,587 руб. Предполагая дальнѣйшее развитіе дѣлъ въ той же пропорціи, правленіе ожидало оборотъ общества за 1868 годъ въ 200,000 руб. Членамъ общества производился отпускъ изъ лавокъ: мясныхъ, курятныхъ и зеленныхъ, колоніальныхъ и лабазныхъ, чайныхъ магазиновъ, изъ пекарни, пивоваренныхъ заводовъ, виноторговлей, лавокъ мануфактурныхъ товаровъ, суконныхъ и шерстяныхъ товаровъ; исполнялись заказы членовъ по особымъ условіямъ членовъ общества у портныхъ, сапожниковъ, въ магазинѣ женскихъ издѣлій, у обойщиковъ, въ магазинахъ химической лабораторіи, въ складѣ аптекарскихъ товаровъ, въ посудной лавкѣ, въ бумажныхъ лавкахъ, въ магазинахъ лампъ и керосину, въ книжныхъ магазинахъ, въ библіотекѣ для чтенія, у переплетчиковъ, въ складахъ табаку, сигаръ и папиросъ, у фотографа, въ магазинѣ лужскаго бѣлья, у литографа, въ складѣ швейныхъ машинъ, у токаря, въ магазинѣ масляной ваксы, у дровяника. Изъ этого перечня читатель видитъ, что члены общества «Бережливость» не ограничиваютъ взаимную помощь только предметами ближайшей потребности, какъ хлѣбъ и говядина; но они стараются удешевить себѣ жизнь во всемъ, такъ что дѣлаютъ сбереженія даже на такомъ ничтожномъ предметѣ, какъ вакса. Оно такъ и должно быть. Впрочемъ, нашъ вопросъ не въ этомъ. Нашъ вопросъ въ томъ размѣрѣ успѣха, какой сопровождаетъ едва учредившееся петербургское общество, которое въ теченіе 2-хъ лѣтъ, при единовременномъ членскомъ взносѣ въ 10 рублей, разсчитываетъ уже имѣть на второй годъ оборотъ въ 200,000 руб. Конечно, оборотный капиталъ еще не есть основной капиталъ, но и два года времени срокъ тоже маленькій. А если обратить вниманіе на то быстрое обогащеніе, которое до сихъ поръ такъ покровительствовало нашему купеческому сословію, то есть полное основаніе полагать, что основной капиталъ общества «Бережливость» достигнетъ того размѣра, который позволитъ этому обществу расширить программу своихъ дѣйствій. Если вы, какъ членъ общества, имѣете право получать по удешевленной цѣнѣ мясо, хлѣбъ, зелень, дрова, керосинъ, закупать себѣ платье, обувь, ваксу и т. д., почему же вамъ, какъ члену того же общества, не пользоваться возможностью болѣе дешеваго образованія вашихъ дѣтей; почему обществу не завести своихъ домовъ, гдѣ бы члены могли жить за болѣе дешевую плату, гдѣ бы для нихъ существовала общественная кухня, гдѣ бы у нихъ была своя библіотека, гдѣ бы каждому члену можно было жить дешево и со всѣми удобствами матеріальными и умственными, подобно тому, какъ живутъ американцы въ своихъ грандіозныхъ и удивительно организованныхъ гостинницахъ.
Это будущее и, конечно, не близкое, но вопросъ не въ томъ: сегодня или завтра наши общества бережливости усвоятъ себѣ истинный принципъ ассоціаціи, обезпечивающей безбѣдную старость споимъ членамъ и воспитаніе ихъ дѣтямъ. Вопросъ въ томъ только, чтобы общества бережливости воняли, что однимъ противодѣйствіемъ купеческой эксплуатаціи нельзя ограничить имъ свою дѣятельность. Взаимное страхованіе должно быть основано на широкой программѣ обезпеченія противъ всѣхъ тѣхъ житейскихъ золъ, съ которыми до сихъ поръ такъ безсильно боролась филантропія и которыхъ ей побѣдить не удалось.
Но чтобы подобная программа была въ состояніи выясниться во всѣхъ ея подробностяхъ, требуется не только трудъ, но прежде всего разумный энергическій починъ. Требуются для многихъ мѣстностей люди особеннаго закала, способные, кромѣ энергіи и личнаго труда, проявить ясность и дальнозоркость мысли, и имѣть на членовъ общества руководящее вліяніе. Если члены общества будутъ покупать по дешевой цѣнѣ только говядину, да хлѣбъ, керосинъ, да ваксу, а. для воспитанія своихъ дѣтей будутъ выпрашивать средства у филантропическихъ обществъ, то ясно, что общества бережливости явятся чѣмъ-то незаконченнымъ и неотвѣчающимъ всестороннимъ образомъ на всестороннія нужды своихъ членовъ. Странно раздѣлить потребности одного человѣка до того, чтобы при рожденіи его обращаться за пособіемъ къ одному обществу, для воспитанія къ другому, для болѣе дешеваго обѣда къ третьему, ради дешевой квартиры къ четвертому, для обезпеченія своей безпомощной старости къ пятому и, наконецъ, чтобы быть похороненнымъ, записаться въ члены особой похоронной кассы, какая учреждена, наприм., въ городѣ Веро. Разбросанность эта есть очевидный признакъ непослѣдовательности и слабосилія, невыгодная и въ экономическомъ отношеніи, ибо администрація десяти обществъ будетъ стоить гораздо больше управленія одного общества. Кромѣ того, и самая дѣятельность одного общества будетъ гораздо разумнѣе и послѣдовательнѣе, чѣмъ обществъ спеціальныхъ. Человѣколюбивое общество уже пришло къ сознанію этой мысли по отношенію къ обществамъ благотворителей, а если благотворительныя общества уступятъ свое мѣсто обществамъ бережливости, то, очевидно, что и послѣднимъ придется остановиться на той же мысли.
Постепенное расширеніе программы дѣйствій возникающихъ у насъ обществъ бережливости не должно представлять особыхъ затрудненій. Есть у насъ учрежденія, существующія даже во всѣхъ уѣздныхъ городахъ, которыя могли бы послужить ядромъ для обществъ бережливости того характера, о какомъ говорится въ настоящей статьѣ. Учрежденія эти — наши клубы.
Клубы у насъ возникли не съ экономическою цѣлью. Они учреждались для развитія общественности, для уничтоженія прежней семейной замкнутости, и разыгрываютъ роль ассамблей Петра перваго. Являясь такимъ образомъ учрежденіемъ великосвѣтскимъ, они заключаютъ въ себѣ въ значительной степени элементъ суетности и тщеславія, вносимаго въ нихъ по преимуществу прекраснымъ поломъ. Клубы или, правильнѣе, танцевальныя собранія, — потому-что у насъ настоящихъ англійскихъ клубовъ не существуетъ, — служатъ для нашихъ дамъ выставкой ихъ костюмовъ, а для дѣвицъ — я говорю объ общемъ правилѣ, а не объ исключеніяхъ — ареной для уловленія мужскихъ сердецъ. Такимъ образомъ въ нашихъ собраніяхъ на первомъ планѣ стоятъ свѣтскія удовольствія и платоническая любовь, т. е. такія несущественности, которыя придаютъ собраніямъ характеръ учрежденій весьма малой общественной полезности. Впрочемъ, я выражаюсь еще слишкомъ мягко. Есть случаи, когда собранія наши являются прямымъ общественнымъ зломъ. Не знаю, повсюду ли существуетъ та вредная сторона, на которую я хочу указать. Но, не желая лукавить, я доложу читателю прямо, что говорю о Вологдѣ. Для пріученія дѣтей къ общественности, вологодское благородное собраніе устраиваетъ дѣтскіе вечера. Эти дѣтскіе вечера — чистая пародія на вечера взрослыхъ. Двухъ-вершковые клопы и пузыри явились завитые и распомаженные въ лайковыхъ перчаткахъ; мальчики 12 лѣтъ были въ бѣлыхъ жилетахъ и щурили глаза; дѣвочки были наряжены въ тарлатановыя, съ богатой отдѣлкой, платья, а по обуви, которая, какъ казалось, стоитъ далеко выше искуства вологодскихъ башмачниковъ и которую можно принять за обувь парижскую или варшавскую, уподоблялись балетнымъ танцовщицамъ. Локоны и кудри, по своему изяществу, аромату и воздушности, соотвѣтствовали вполнѣ всей остальной внѣшности* Прозрачность нѣкоторыхъ кудрей была до того велика, что являлось сожалѣніе, что зачѣмъ ата бѣдная дѣтская головка, для созданія шевелюры приличной густоты, не обрита. Танцующіе дѣти совершенно подражали большимъ, Съ изящными поклонами они приглашали другъ друга на танцы, съ такими же изящными поклонами они благодарили другъ друга и вообще держали себя съ той свѣтской порядочностью, что походили больше на собраніе взрослыхъ карликовъ, чѣмъ на дѣтей, которымъ пріятнѣе, повидимому, играть въ веревочку, въ кошку и мышку или въ прятки. Въ видѣ отдѣльныхъ исключеній, были дѣти и непохожіе на эту пародію большихъ, но въ цѣломъ, дѣтскій вечеръ являлся урокомъ великосвѣтскости и того суетнаго настроенія мысли и чувствъ, въ которыхъ воспитывать дѣтей вообще, а тѣмъ болѣе дѣтей чиновниковъ, совершенно неразсудительно.
Что говорилось здѣсь о дѣтяхъ, совершенно примѣняется къ взрослымъ. Мужчины, повидимому, просты, но о дамахъ сказать того нельзя. Семейныя собранія предполагались первоначально запросто, и, какъ говоритъ преданіе, на первые вечера дамы являлись дѣйствительно въ домашнихъ платьяхъ. Но нарядность начала вытѣснять постепенно простоту и желаніе нравиться и быть одѣтой лучше другихъ, къ крайнему огорченію небогатыхъ мужей, явилось для нихъ тягостнымъ расходомъ, а людямъ небогатымъ заперло двери собранія.
Эта суетность составляетъ, конечно, одно изъ сильнѣйшихъ препятствій къ перемѣнѣ характера клуба, о которой я хочу говорить. Но препятствіе это, во всякомъ случаѣ, не сильное, ибо если самимъ уставомъ собранія великосвѣтскій его характеръ будетъ замѣненъ экономическимъ, то можно надѣяться, что иная цѣль заставитъ и прекрасный полъ дѣйствовать иначе.
И теперь клубъ, о которомъ здѣсь говорится, имѣетъ частью экономическій характеръ, только экономичность эта совершенно великосвѣтская. До собранія во многихъ частныхъ домахъ устраивались вечера съ танцами, а съ учрежденіемъ собраніи вечера эти прекратились и бываютъ лишь въ дни торжественныхъ семейныхъ празднованій.
Если такимъ образомъ клубы должны подвергнуться какъ бы радикальной перемѣнѣ, то пусть не подумаетъ читатель, что для этого требуется цѣлая революція. Превращеніе клубовъ въ общества сбереженія потребуетъ только нѣкоторой перемѣны въ настроеніи общественнаго интеллекта и въ открытомъ отрѣшеніи отъ ложнаго стыда. Нашъ чиновникъ выросъ тоже на традиціи, — на той традиціи, подкладкой къ которой служило былое помѣщичье общественное мнѣніе. Вотъ почему денежный аристократизмъ и желаніе не показаться бѣднѣе другихъ являются такимъ сильнымъ рычагомъ въ нашемъ общественномъ поведеніи. Мужчины виноваты у насъ не менѣе прекраснаго пола и внѣшняя простота, я скромность лужскаго одѣянія не служатъ нисколько оправданіемъ ихъ суетнаго міровоззрѣнія. Каждый отецъ семейства, вслѣдствіе болѣе или менѣе турецко-восточныхъ понятій, считаетъ свой домъ вывѣской своего личнаго достоинства. Я думаю, и турецкій султанъ не постыдится надѣть дырявый халатъ, если знаетъ, что его жены и одалиски сіяютъ брилліантами и золотомъ. Тоже самое мы видимъ и въ нашемъ великосвѣтскомъ доведеніи бѣдныхъ людей. Даже хуже, ибо отецъ семейства ходитъ пѣшкомъ, одѣвается, въ старье, лишь бы скопить нѣсколько гривенниковъ на тарлатановое платье своей дочери-невѣстѣ, или на шелковое платье для своей жены.
Конечно, если богатство служитъ мѣриломъ внѣшняго достоинства, человѣка и его общественнаго положенія, то все это имѣетъ свое оправданіе. Но не объ оправданіи рѣчь, а о томъ, что экономическія побужденія лежатъ въ основѣ даже и суетности. Такъ какъ только богатство даетъ каждому человѣку твердую опору и полную самостоятельность и независимость, то каждому и хочется своею внѣшнею обстановкою показать людямъ, что онъ стоитъ на этомъ твердомъ незыблемомъ основаніи. Тщеславіе нарядами есть, собственно, тщеславіе обезпеченностью.
Но къ чему намъ обманывать другъ друга. Знаемъ мы очень хорошо, что живемъ жалованьемъ и доходами, убавившимися на половину. Нѣтъ у васъ денегъ, нѣтъ ихъ и у меня. Будемъ искренни и откровенны. У всѣхъ у насъ мало денегъ въ настоящемъ и еще меньше предвидится въ будущемъ. Значитъ, весь нашъ вопросъ сводится къ тому, чтобы жить какъ можно дешевле и не умереть въ старости на улицѣ.
Наши клубы, конечно, какъ общественно-свѣтское учрежденіе приносятъ намъ нѣкоторую пользу. Но прежде чѣмъ панъ веселиться. нужно быть сытыми. На голодный желудокъ веселость не можетъ быть искренней и роскошное платье, которымъ мы щегольнемъ въ обществѣ, можетъ разрѣшиться дома сердечнымъ томленіемъ и горючими слезами, вызванными невозможностью заплатить долгъ въ мясную лавку. Значитъ, нимъ прежде всего нужно организовать свою жизнь запросто, не обманывая другъ друга своей мнимой обезпеченностью.
Я не думаю свои мысли предлагать за программу дѣйствій. Но я думаю, что онѣ могутъ служить для уясненія нѣкоторыхъ общихъ сторонъ возбуждаемаго мною вопроса. Думается мнѣ поэтому, что для превращенія нашихъ клубовъ или, правильнѣе, чиновничьихъ семейныхъ собраній въ общества бережливости, выработались уже достаточно подготовительные элементы и недостаетъ для этого только почина.
Напримѣръ, въ Вологдѣ существуетъ чиновное семейное собраніе. Собраніе это уже организовалось въ экономическое цѣлое. Оно имѣетъ свою, уже установившуюся, организацію; привыкло относиться общественнымъ образомъ къ своимъ доходамъ и приходамъ; находилось въ обстоятельствахъ, заставлившихъ его измышлять средства для благопріятнаго устроенія своихъ экономическихъ дѣлъ, и вообще имѣетъ уже навыкъ общественности. Весь вопросъ сводится только, искреннему публичному сознанію въ томъ, что общество должно существовать не для совмѣстнаго увеселенія, а для совмѣстной экономіи. Для этого благородному собранію нужно свои балы и семейные вечера поставить на второе мѣсто, а на первое обоюдную денежную выгоду.
Разсчитанное до сихъ поръ на великосвѣтское удовольствіе, оно задалось принципомъ не возможнаго сбереженія каждаго изъ своихъ членовъ, а старымъ вымирающимъ началомъ ошибочнаго купеческаго разсчета. Поэтому собраніе является не другомъ своихъ членовъ, а какой-то враждебной, эксплуатирующей ихъ силой. Буфетъ, годичный приходъ котораго равняется 5 л тысячамъ, хлопочетъ о томъ, чтобы продавать все какъ можно дороже, а не какъ можно дешевле; контора собранія, заправляемая хозяйственнымъ старшиной, думаетъ лишь о возвышеніи доходовъ клуба. Поэтому хозяйственное управленіе клуба очень огорчается, если январь мѣсяцъ выручитъ за карты 128 руб., а февраль только 74 р. 50 к… Разница эта, очень огорчительная въ экономическомъ отношеніи, является чѣмъ-то роковымъ и неизбѣжнымъ, ибо не во власти хозяйственнаго старшины заставить членовъ клуба играть больше. Биліардъ тоже даетъ очень скудный доходъ и нельзя придумать ничего, чтобы доходъ этотъ увеличился. Существенную статью доходности могло бы составить увеличенное число членовъ. Въ прошедшемъ году ихъ было 276, что при пяти рублевой платѣ за право членства составляетъ 1,380 руб. Но извѣстно, что въ Вологдѣ считается дворянъ потомственныхъ 538 мужчинъ, личныхъ — тоже 538, почетныхъ гражданъ — 51.1, купцовъ — 284, итого 1,871. Всѣ эти лица, по своему общественному положенію, имѣли бы право на членство, но членовъ только 276, слѣдовательно изъ городскаго высшею общества отстранилось отъ собранія 1.595 однихъ мужчинъ; да, вѣроятно, не меньше и женщинъ.
Предположимъ, что не все вологодское образованное общество могло бы быть разсматриваемо, какъ непремѣнный участникъ клуба, Но очевидно, что если 1 л тысячи человѣкъ уклоняются отъ общественнаго собраніи, то значитъ, что основы собранія этого не представляютъ для нихъ никакой выгоды и не обнаруживаютъ въ нихъ магнитности.
Нечего говорить, что почетные граждане и купцы не пожелаютъ быть членами общества бережливости, ибо ихъ экономическій принципъ есть индивидуализмъ. Если мы предположимъ даже, что наибольшая часть потомственнаго дворянства не захочетъ ради традиціи присоединиться къ обществу бережливости, то, во всякомъ случаѣ, уже и теперь изъ чиновниковъ и бѣднаго дворянства найдется человѣкъ 800, которые могли бы быть необходимыми и полезными членами клуба, если бы онъ имѣлъ чисто-экономическій характеръ. Теперь всѣ доходы клуба: за членскіе билеты, штрафы, маскарады, за гостей, карты, биліардъ составляютъ почти 3 1/2 тысячи. Я при той вѣроятности на полный комплектъ членовъ, которая приведена выше, одинъ доходъ отъ 800 членскихъ билетовъ составилъ бы 4,000 руб. Очевидно, что средства возможны и общество сбереженія можетъ организоваться въ нѣчто весьма сильное, если только каждый увидитъ въ томъ свою выгоду. Теперешній клубъ этой выгоды не представляетъ, да и представить ее не можетъ. Если въ немъ можно поужинать гораздо дороже, чѣмъ дома, то клубный ужинъ является роскошью, а не потребностью. Если рюмка водки дома обходится въ двѣ копѣйки, а въ клубѣ за нее берутъ 5, то очевидно, что пить ложно или только богатымъ, или нсразсчетливымъ. Клубъ долженъ быть именно тѣмъ хозяйственнымъ учрежденіемъ, которое, благодаря коллективности своего состава, можетъ предлагать пищу и напитки дешевле, чѣмъ они обходятся дома. Только на этомъ условіи клубъ явится влекущей силой я полезнымъ экономическимъ общественнымъ учрежденіемъ. Истинная задача не въ томъ, чтобы продавать все дорого, потому-что за рюмку водки можно, пожалуй, назначить и цѣлковый; а задача въ томъ, чтобы продавать все дешево. Въ былые годы, еще во времена откупа, петербургскій нѣмецкій клубъ изловчился продавать рюмку водки по 3 кои, и прекрасный обѣдъ изъ 5 блюдъ за 60 коп… Петербургскія греческія кухмистерскія отпускаютъ обѣдъ изъ 4-хъ блюдъ за 35 к., а въ вологодскомъ клубѣ самыя дешевыя двѣ порціи изъ туземной говядины и телятины стоятъ 40 к. Понятно, что такая неумѣлая хозяйственная организація, основанная на ошибочномъ принципѣ возможно-высокаго купеческаго процента, дѣйствуетъ подавляющимъ образомъ на размѣра, потребленія и такимъ же образомъ подавляетъ и клубный доходъ. Капиталъ обороченный въ годъ сто разъ изъ одного процента даетъ 100 %; а обороченный только разъ изъ 100 %, хотя дастъ и тѣже 100 %, но дѣло въ токъ, что богатаго потребителя придется выписать изъ Америки, ибо въ наличности его дома неимѣется. Эту простую экономическую истину, превосходно уже понятую Петербургомъ и нашими губерніями, прилегающими къ Западной Европѣ, нужно растолковывать, какъ необычайно-смѣлую мысль русскому Востоку, живущему еще по традиціи. Кажется, что можетъ быть проще того, что личныя выгоды управляютъ поступками людей, что каждый старается дѣлать то, что ему выгоднѣе, и этой простой истины не въ состояніи еще усвоить у насъ такія общественныя представительства, какъ клубы. Для кого нужны клубы и общественныя собранія? Для общества. Что нужно обществу? Выгода. А между тѣмъ, вы дѣйствуете, какъ купецъ-эксплуататоръ, какъ экономическій врагъ того самаго общества, которое само проявляется въ васъ. Непостижимая непослѣдовательность! Само общество наровитъ снять съ себя послѣднюю рубашку и затѣмъ само на себя роищетъ и недовольно, что общественныя удовольствія свои оно продаетъ само себѣ дорого. Еслибы этотъ основной принципъ выяснился въ полной своей очевидности тѣмъ, кому общество ввѣряетъ судьбу своихъ клубовъ и собраній, то, конечно, не было бы труда организовать ихъ на томъ выгодномъ основаніи, какъ существуютъ общества потребленія. Слѣдовательно, вся задачи въ томъ, чтобы члены клуба и старшины поняли, что. клубъ долженъ существовать для нихъ, какъ источникъ дешевизны, а не какъ источникъ дороговизны. Они боятся убытковъ и трусятъ, что, пожалуй, не изъ чего будетъ заплатить за квартиру и дрова. Но право скучно опровергать въ милліонный разъ эту ошибочную мысль и толковать взрослымъ людямъ азбучныя истины. Оставимъ заграничный опытъ, ибо мы можемъ убѣждать и своимъ собственнымъ. Посмотрите на петербургское общество «Бережливость». Въ прошломъ году и у него считалось 250 членовъ, а теперь 2,000. Въ прошлый годъ у него мѣрялись обороты сотнями рублей, а теперь они составляютъ 200,000. Что же, развѣ имъ другой глины сдѣланы петербургскіе люди и другіе экономическіе законы даны имъ Господомъ Богомъ? Повсюду проникаются люди мыслью объ удешевленіи своей жизни и только одни общественныя собранія хотятъ остаться чѣмъ-то напыщеннымъ, средневѣковымъ, противорѣчащимъ новому экономическому принципу, заявившему себя повсюду.
Тотъ клубъ, о которомъ я говорю, имѣетъ въ себѣ много зачатковъ для выгоднаго общественнаго перерожденія. Онъ хочетъ быть общественнымъ воспитателемъ; онъ хочетъ быть центромъ общежительности; онъ хочетъ смягчать нравы и извлекать людей изъ прежней восточно-русской одичалости. Но самая соціальная сторона клуба заключается въ томъ, что четвертая часть сбора за билеты гостей поступаетъ, въ видѣ воспитательнаго оборотнаго капитала, въ женскую и мужскую вологодскія гимназіи. Вотъ тотъ соціальный моментъ, до котораго еще наши общества сбереженія не доросли. Но, съ другой стороны, клубъ не доросъ до того, чтобы кормить и поить своихъ членовъ выгодно и превратиться для нихъ въ общества сбереженія.
Стоитъ только клубу задаться этой новой мыслью и вмѣсто 276 членовъ, которыми онъ располагаетъ теперь, у него явится ихъ 800. Расходы на припасы, составляющіе нынче около 5 тысячъ въ годъ, расширятся до соотвѣтственнаго размѣра и каждый членъ будетъ имѣть возможность пріобрѣтать все необходимое ему для хозяйства изъ кладовой клуба по цѣнѣ болѣе выгодной, чѣмъ настоящая.
Увеселительное значеніе клуба можетъ и остаться; оно даже и лучше. А для большей всесторонности своей полезности клубу было бы необходимо поглотить въ себѣ и основанное чиновниками ремесленное училище. Въ настоящемъ своемъ видѣ ремесленное училище нисколько не оправдало своей цѣли, и именно вслѣдствіе того ошибочнаго принципа, но которому и клубъ влачитъ свое необезпеченное существованіе. Выгода есть основной двигатель человѣческихъ побужденій. А быть ученикомъ ремесленнаго училища нѣтъ ровно никакой выгоды. Въ этомъ училищѣ существуютъ отдѣленія: столярное, токарное, переплетное, портняжное и сапожное. Въ первые дшт учрежденія училища, въ каждое его отдѣленіе записалось не менѣе 100 человѣкъ. Въ настоящее же время у столяровъ работаютъ два человѣка, у портныхъ одинъ, къ токарю набѣгаетъ случайно человѣкъ 5—0, да у переплетчика работаетъ, можетъ быть, столько же. Какая же причина такого рѣзкаго контраста? Причина вовсе не въ охлажденіи перваго восторга, а въ томъ, что въ училищѣ не существуетъ никакого руководящаго принципа, нѣтъ системы, нѣтъ воспитанія, нѣтъ привлекательности, выгоды. Училище превратилось теперь въ ремесленное заведеніе и, напримѣръ, его портняжное отдѣленіе, въ которомъ работаетъ человѣкъ 10 взрослыхъ портныхъ по найму, очень гордится тѣмъ, что выручаетъ въ мѣсяцъ рублей 150 доходу. Да вѣдь этотъ доходъ долженъ служить не предметомъ гордости, а предметомъ посрамленія. Что удивительнаго въ томъ, если, посадивъ въ каждое отдѣленіе ремесленниковъ по найму, у васъ выйдетъ большая, всепоглощающая мастерская. Но гдѣ же будетъ тогда ремесленное училище, гдѣ же будетъ ваше обѣщаніе дать дѣтямъ бѣдныхъ родителей возможность изучить ремесла?
Если клубъ захочетъ превратиться въ общество бережливости, не лишаясь своего теперешняго общественнаго характера; если онъ заведетъ у себя склады и лавки для продажи по дешевой цѣнѣ припасовъ своимъ членамъ; если онъ устроитъ для себя кухню, которая могла бы снабжать членовъ общества дешевымъ обѣдомъ и ужиномъ; если клубъ будетъ ежедневно открытымъ учрежденіемъ, гдѣ члены его будутъ имѣть удобный и выгодный пріютъ въ свои свободныя минуты, гдѣ они найдутъ газеты, журналы и книги для чтенія, гдѣ по вечерамъ можно, пожалуй, и поиграть въ карты, а иногда и потанцовать запросто, то, конечно, ремесленное училище, основанное тѣми же самыми чиновниками, должно войти въ его составъ, и въ этомъ случаѣ оно, пожалуй, можетъ быть учрежденіемъ смѣшаннымъ, т. е. ремесленнымъ училищемъ, гдѣ бы учились дѣти чиновниковъ ремесламъ, и ремесленнымъ заведеніемъ, гдѣ бы взрослые рабочіе исполняли, по возможно-выгодной цѣнѣ, заказы членовъ. Конечно, слѣдуетъ желать, чтобы при этомъ работающіе ремесленники были тоже членами и чтобы имъ былъ разсчетъ держать себя возможно выгоднымъ и для себя и для общества образомъ, чего въ настоящее время не замѣчается.
Клубъ, превратившійся въ общество бережливости, могъ бы составить, такимъ образомъ, очень разностороннюю и прочную ассоціацію. Онъ могъ бы сдѣлаться экономическимъ центромъ мѣстнаго чиновнаго пролетаріата. Онъ могъ бы явиться учрежденіемъ матеріально-обезпечивающимъ и воспитаніе, дѣтей своихъ членовъ. Ремесленное училище учитъ же теперь дѣтей. Оно учило бы и тогда. Клубъ отдѣляетъ же извѣстную сумму въ пользу гимназій. Тогда же онъ могъ бы не только дѣлать это, но буквально давать средства всѣмъ нуждающимся дѣтямъ членовъ ассоціаціи для обученія въ гимназіи и въ высшихъ заведеніяхъ. Клубъ явился бы, такимъ образомъ, полной экономической организаціей мѣстнаго пролетарія и для дѣятельности благотворительныхъ обществъ не было бы уже нищи. И теперь члены клубовъ отдаютъ не малую долю въ разные благотворительные фонды, а тогда бы благотворительные вклады, — и что важно, уже не благотворительнаго характера, — потекли бы къ другому, болѣе вѣрному соціальному источнику.
Мысль эта кажется въ основаніи безошибочна, а по возможности своего практическаго осуществленія тоже нетрудна и немногосложна. Но главная сила ея справедливости заключается въ томъ, что подобный путь неизбѣженъ, ибо нашему пролетарію нѣтъ иного спасенія, кромѣ самодѣятельнаго освобожденія отъ нужды. У земства свои заботы, русская новая буржуазія устраиваетъ общества для содѣйствія своей промышленности и торговлѣ. Она хлопочетъ о выгодномъ для себя тарифѣ, а о чиновномъ пролетаріатѣ вовсе не думаетъ, хотя очень не прочь завербовать его къ себѣ въ рабочіе и для этого готова даже давать ему воспитаніе въ технологическомъ институтѣ на свой счетъ.
Кто же станетъ думать о пролетарій, если онъ не членъ земства, не членъ общества капиталистовъ и если, живя оторваннымъ ломтемъ, ему приходится искать спасенія лишь въ собственныхъ силахъ? Силы его. конечно, не велики, и ему нужна поддержка. Но если до сихъ поръ онъ не встрѣтилъ противодѣйствія своимъ стремленіямъ; если общества сбереженія получили уже у насъ права гражданства, то есть полное основаніе думать, что тѣ, кто можетъ содѣйствовать успѣху начинаній пролетарія въ сей моментъ, когда вопросъ экономическаго быта Россіи снова подвергается тщательному разсмотрѣнію, сознаютъ ясно, насколько общее благополучіе Россіи невозможно безъ обезпеченія судьбы и безъ содѣйствія соотвѣтственными постановленіями стремленіямъ и начинаніямъ этого новаго и только нынѣ, послѣ освобожденія крестьянъ, выступившаго новаго элемента русскаго общества. У насъ постоянно заявлялась мысль о томъ, что для полнаго экономическаго развитія не достаетъ у насъ средняго или, точнѣе, третьяго сословія. Теперь кажется сожалѣть объ этомъ нечего: оно на лицо. А если въ третьемъ сословіи думали видѣть источникъ интеллектуальной силы Россіи, то будетъ вовсе непослѣдовательно оставить его на произволъ личной борьбы съ нуждой, не протянувъ ему руки помощи законодательнымъ содѣйствіемъ.