Сидоркино дело (Аверкиев)/ДО

Сидоркино дело
авторъ Дмитрий Васильевич Аверкиев
Опубл.: 1879. Источникъ: az.lib.ru • Комедия в четырех действиях.

Д. В. АВЕРКІЕВЪ

править
ДРАМЫ
ТОМЪ ТРЕТІЙ
СМЕРТЬ МЕССАЛИНЫ. — СИДОРКИНО ДѢЛО. — ТРОГИРСКІЙ ВОЕВОДА. — СТОЛИЧНЫЙ СЛЕТОКЪ. — ТЕОФАНО.
ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
ИЗДАНІЕ А. С. СУВ0РИНА
1906

СИДОРКИНО ДѢЛО

править
КОМЕДІЯ ВЪ ЧЕТЫРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ
ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Мартюхинъ, Петръ Яковлевичъ, богатый бояринъ.

Сидорка, его пятиюродный племянникъ.

Мѣшецкій, Матвѣй Павловичъ, стольникъ.

Павлюкъ, его сынъ.

Подьячій.

Наплечный мастеръ [портной].

Поспѣловъ, Аксенъ, Левонтьевъ, Ѳедоръ, потѣшные государей цесаревичей.

Чистой, Андрей.

Истопникъ дворцовый.

Еще человѣка три ребятъ потѣшныхъ.

Мартюхина, Арина Михайловна, Петрова жена.

Лиза, дочь ея.

Лизина бабка, Аринина мать.

Настасья, ея внучатная племянница.

Ѳедорка, сѣнная.

Мартьяновна, ключница.

Дѣйствіе въ Москвѣ и Мартюхинской подмосковной, при царѣ Ѳеодорѣ Алексѣевичѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

править
Площадка Постельнаго крыльца.
ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.
Поспѣловъ, Левонтьевъ, Чистой и другіе потѣшные, позѣвывая, словно мухи мореныя но площадкѣ слоняются. Левонтьевъ и Чистой вмѣстѣ бродятъ и потомъ съ Поспѣловымъ сталкиваются. У крыльца въ виду зрителей спитъ Подъячій, подложивъ подъ голову длинный и узкій синій мѣшокъ въ какихъ бумаги носили. Вскорѣ Павлюкъ*).
*) Потѣшные, родъ нынѣшнихъ пажей, народъ молодой, а потому ихъ роли съ великимъ удобствомъ могутъ быть поручены артисткамъ. Всѣ дѣйствующіе мущины въ короткихъ кафтанахъ. Павлюкъ въ польскомъ гусарскомъ. Всѣ безъ оружія.
ПОСПѢЛОВЪ [зѣвая во весь ротъ].

И скука же!

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

Скучища.

ПОСПѢЛОВЪ [снявъ шапку, машетъ ею себѣ въ лицо].

И жара опять.

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

Жарища-жъ.

ПОСПѢЛОВЪ.

То ли бы дѣло въ походѣ теперь жить, въ Коломенскомъ, аль на Воробьевыхъ. Залѣзъ бы въ рѣку по горло, да такъ, ровно бы корова, въ водѣ и стоялъ.

ЧИСТОЙ.

А ты въ Верхъ шелъ бы да великому государю въ ушко шепнулъ: на Москвѣ молъ, государь, жара стоитъ, а мнѣ-де холопишкѣ твоему, Аксенкѣ Поспѣлову, весьма норовится, коровьимъ обычаемъ въ рѣку на четверенькахъ вбредя, по гордо въ водѣ сидѣть…

ПОСЛѢДОВЪ.

Ты чего въ разговоръ лѣзешь? Шелъ бы къ дядюшкѣ своему на поварню жариться.

[Входитъ Павлюкъ].
ЧИСТОЙ.

Что-жъ! не простой онъ поваръ вѣдь, царскій. Да и не поваръ онъ, а сытнаго дворца стряпчій. Только кушанье готовить охочь. А тебѣ съ отцомъ жрать нечего. Чортъ ты!

[Отворачивается].
ПАВЛЮКЪ [подходя].

Здорово, ребята! Что тутъ дѣлаете?

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

А на скуку да жару великому государю челомъ ударить собираемся. Не то Андрюшка съ Аксенкой какъ псы, съ жары взбѣсясь, перегрызутся.

ПАВЛЮКЪ.

Дѣло. А Сидоръ Поликарпыча нѣту тутъ?

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

Нѣту. Съ Кислой княгиней у кареты въ провожатыхъ пошелъ.

ПАВЛЮКЪ.

Жалко.

ПОСПЕЛОВЪ.

Чѣмъ жалко-то?

ЧИСТОЙ.

А хоть бы тѣмъ: со скуки мы словно мухи мореныя по площадкѣ слоняемся, а будь онъ тута, потѣху какую придумавъ, взвеселилъ бы насъ. Ужъ на такое дѣло Сидоръ Поликарпыча взять!

ПОСПЕЛОВЪ.

Али безъ него и потѣхи никто выдумать не сможетъ?

ЧИСТОЙ.

Не ты-ль измыслишь?

ПОСПѢЛОВЪ.

Такую еще, что твоему Сидоръ Поликарпычу во снѣ не грезилась.

ЧИСТОЙ [къ остальнымъ потѣшнымъ].

Бѣги, ребята, скорѣй! Поспѣловъ потѣху выдумать собирается. [Тѣ подбѣгаютъ; становятся въ кружокъ; Поспѣловъ, выйдя впередъ, озираетъ всю площадку. Чистой, ему]. Чего-жъ не выдумываешь?

ПОСПѢЛОВЪ.

Аль выдумалъ. Глянь-ка, ребята, подъячій у крыльца спитъ.

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

Точно.

ПОСПѢЛОВЪ.

Спитъ-то онъ спитъ, только ротъ разиня…

[Многозначительно умолкаетъ].
ВСѢ.

Ну?

ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же; Мартюхинъ съ Мѣшецкимъ*).
*) Мартюхинъ съ бородой, кафтанъ у него пониже колѣнъ; Мѣшецкій въ однихъ усахъ, кафтанъ у него повыше колѣнъ.
МАРТЮХИНЪ.

Эй вы, молодчики безусые, дайте бородѣ дорогу. [Всѣ сторонятся; Павлюкъ шапку снялъ и отъ другихъ отошелъ]. Чего стоите? Слушать вамъ тутъ нечего. [Потѣшные лѣниво отходятъ; онъ, прикрикнувъ]. Вонъ пошли дурачье! [Потѣшные съ хохотомъ живо разсыпаются]. Такъ какъ же, Матвѣй Павлычъ, постараешься?

МѢШЕЦКІЙ.

Ладно ужъ. Только, что тебѣ тотъ Лыковъ сдѣлалъ?

МАРТЮХИНЪ.

Носъ больно деретъ. Пригнуть его книзу хочу, носо-ть.

МѢШЕЦКІЙ.

Онъ же князь.

МАРТЮХИНЪ.

Мало что князь! Много ихъ у насъ, князей-те! А главная причина: его отцы-дѣды у моихъ всегда въ подручныхъ были, и за царскимъ столомъ много ниже сиживали.

МѢШЕЦКІЙ.

Да мѣстничества-жъ нѣтъ теперь.

МАРТЮХИНЪ.

Мало что нѣтъ!

МѢШЕЦКІЙ.

И слава Богу надоть сказать.

МАРТЮХИНЪ.

И я слава Богу говорю, что оно, мѣстничество-то, окаянное и братоненавистное, на вѣкъ сгибло. А все же Лыковымъ передъ Мартюхиными носа задирать не приходится. И еще скажу, что впредь безъ мѣстовъ намъ быть велѣно, то ладно. А что книги разрядныя пожгли, то ладно да не весьма.

МѢШЕЦКІЙ.

Да въ тѣхъ же книгахъ всѣ ваши мѣста писаны были.

МАРТЮХИНЪ.

Вѣрно. А все-жъ ихъ сжигать не слѣдъ было. А взять бы да подъ замокъ запереть, да дьяка ихъ сторожить приставить.

МѢШЕЦКІЙ.

То за чѣмъ же?

МАРТЮХИНЪ.

А за тѣмъ: теперь бы я къ дьяку пошелъ, посулъ бы ему хорошій всучилъ чтобъ онъ мнѣ о Лыковыхъ выписочку далъ, всѣ бы статьи выписалъ.

МѢШЕЦКІЙ.

А дальше что?

МАРТЮХИНЪ.

А дальше Лыкова къ себѣ зазвалъ бы да угостилъ его гораздо. А угостивъ, выписочку бы прочелъ: на вотъ молъ тебѣ, кушай да знай свой шестокъ. Понимай дескать что хоть и князь ты, да лыкомъ шитый. [По молчаніи]. Такъ постараешься, Матвѣй Павлычъ, чтобъ великому государю про Лыкова-то въ ушко шепнули?

МѢШЕЦКІЙ.

Сказалъ ужъ, Петръ Яковлевичъ, такъ сдѣлаю. Слово гонору.

МАРТЮХИНЪ.

Ужъ постарайся. А то мнѣ отъ Лыковыхъ фатига великая. Просто сказать, десперація пришла.

МѢШЕЦКІЙ.

Идемъ-ка въ Верхъ. [Идетъ къ крыльцу].

МАРТЮХИНЪ [слѣдуя на нимъ].

А о нашемъ-то дѣлѣ?!.. Аль раздумалъ?

[Оба подымаются по лѣстницѣ].
МѢШЕЦКІЙ.

Ничуть. Да о немъ, чай, и въ Верху, въ сѣняхъ сидя, толковать можно. Хоть бы при томъ же Лыковѣ.

МАРТЮХИНЪ.

Будь онъ только въ сѣняхъ, о нашемъ дѣлѣ нарокомъ кричать стану. Слушай, молъ, борода твоя пасконная, съ кѣмъ породниться хочу. Надорвусь крича, а ужъ доѣду его.

ЯВЛЕНІЕ III.
Всѣ дѣйствующіе перваго явленія; потомъ Сидорка. Потѣшные попрежнему начинаютъ по площадкѣ слоняться, только теперь Чистой съ Павлюкомъ ходитъ. Затѣмъ Левонтьевъ съ Послѣдовымъ опять сталкиваются. Сидорка входитъ незамѣтно, какъ всѣ ужъ вкругъ станутъ, и потомъ сразу выдвигается впередъ. По временамъ, вверху крыльца, появляется истопникъ
ПОСПѢЛОВЪ.

И жара же!

ЛЕВОНТЬЕВЪ [махая себѣ шапкой въ лицо].

Жарища.

ПОСПѢЛОВЪ.

И скука еще.

ЛЕВОНТЬЕВЪ [зѣвая во весь ротъ].

Скучища-жъ.

ПАВЛЮКЪ [подходя къ нимъ].

Что-жь, Поспѣловъ? Обѣщалъ потѣху да на попятный.

ЧИСТОЙ [также].

Аль выдумалъ да забылъ опять?

ПОСПѢЛОВЪ [Павлюку].

Сейчасъ сооружу. [Чистому]. А ты молчи.

ЧИСТОЙ.

Ребята! бѣги сюда: Поспѣловъ потѣху сооружать станетъ. [Всѣ попрежнему въ кружокъ становятся]. Начинай, что-ль.

ПОСПѢЛОВЪ [по молчаніи].

Такъ вотъ онъ, ребята, подъячій-то спитъ.

ЧИСТОЙ.

Слыхали ужъ.

ПОСПѢЛОВЪ [ему].

Отстань, говорю. [По молчаніи]. Спитъ-то онъ спитъ, только ротъ разиня…

[Умолкаетъ какъ выше].
ВСѢ.

Ну?

ПОСПѢЛОВЪ.

Спитъ-то онъ, говорю, спитъ…

СИДОРКА [выступая впередъ].

Только ротъ разиня.

ПАВЛЮКЪ.

А! Сидоръ Поликарпычъ пришелъ!

[Всѣ, кромѣ Поспѣлова, повторяя Павлюковы слова, обступаютъ Сидорку].
СИДОРКА [отстраняя потѣшныхъ].

Да ну васъ! [Послѣлову]. Сказывай, Аксюшка, дальше.

ПОСПѢЛОВЪ.

Ты съ чего же выдумалъ меня по-бабьи звать?

СИДОРКА.

Аль я виноватъ что тебя Аксиньей окстили?

ПОСПѢЛОВЪ.

Анъ врешь: не Аксиньей, Аксёномъ.

СИДОРКА.

Полно-ка. Самъ крестный твой мнѣ сказывалъ, что Аксинья ты. А хоть бы и Аксенъ, все-жъ Аксюшка, аль Аксютка выйдетъ; все-жъ тебя по-бабьи звать.

ПОСПѢЛОВЪ.

Анъ врешь: Аксенка, а не то и весь Аксенъ Гаврилычъ буду.

СИДОРКА.

Этакого имени, Аксена-то, по настоящему и во святцахъ нѣтъ. Для насмѣшки даютъ.

ПОСПѢЛОВЪ.

Анъ врешь: Аксеновъ-то въ году пятеро, а Сидорокъ трое всего.

СИДОРКА.

Ладно ужъ. Ты вотъ лучше про подъячаго досказывай.

ПАВЛЮКЪ.

Потѣху намъ надъ подьячимъ обѣщалъ.

ЧИСТОЙ.

Лучше-де Сидоръ Поликарпыча сооружу.

СИДОРКА.

И впрямь соорудитъ: на выдумки гораздъ вѣдь. Ну, Аксинья… то бишь, Аксенъ Гаврилычъ, показывай свое проворство-то.

ПОСПѢЛОВЪ.

Ужъ и не покажу, думаешь? Ну, ребята, слушай! Спать-то, говорю, подьячій спитъ, только…

ЧИСТОЙ.

Ротъ разиня.

СИДОРКА [ему].

Молчи, Андрюшка. [Поспѣлову]. Дальше-то что-жъ?

ПОСПѢЛОВЪ [сердито].

А ротъ разиня спитъ. [Хвастливо]. А я говорю: коли тому подьячему ротъ пескомъ набить, что будетъ?

СИДОРКА.

А то, что подьячій, въ Верхъ вбѣжавъ, на государевъ спросъ отвѣчать не сможетъ. Тугъ розыскъ, а тамъ указъ: посадить Аксинью на двѣ недѣли на хлѣбъ, на воду.

ЧИСТОЙ.

Ай да Аксинья Гавриловна! Вотъ такъ потѣха!

ПОТѢШНЫЕ [съ хохотомъ, на распѣвъ]

Ай да Аксинья Гавриловна! Вотъ такъ потѣха!

ПОСПѢЛОВЪ.

Отстаньте, собаки!.. Ну, эта не хороша, другую придумаю. Слушай, ребята! [Подумавъ]. Теперь если бумажку въ трубочку свертѣть да подьячему въ носъ ту трубочку всунуть, а съ конца-то ее поджечь. Какъ дымо-ть подъячій въ носъ потянетъ, что будетъ?

СИДОРКА.

А то же, что съ дыму чихнетъ. Тутъ бумажка изъ носу у него выпадетъ да на мѣшокъ. А мѣшоко-тъ горѣть. И опять розыскъ и опять указъ: быть Аксиньѣ весьма батоги битой.

ЧИСТОЙ [и ея нимъ потѣшные какъ выше].

Ай да Аксинья Гавриловна! Вотъ такъ потѣха!..

ПОСПѢЛОВЪ [Сидоркѣ].

А такую-тѣ, чтобъ безъ розыска потѣха обошлась, самъ выдумывай.

СИДОРКА.

И то выдумаю. И надъ подьячимъ же. [Чистому]. Эй, Андрюшка, бѣги на поварню живѣй, да хлѣбъ выпроси. Только чтобъ хлѣбъ большой, да въ мѣшокъ его склади. И сюда волоки. Понялъ? Живѣй же. [Чистой убѣгаетъ].

ПАВЛЮКЪ.

Что-жъ ты съ тѣмъ мѣшкомъ сдѣлаешь?

СИДОРКА.

А на мѣсто синяго подьячему подъ голову подложу.

ПОСПѢЛОВЪ.

А онъ проснется, вотъ и розыскъ тебѣ…

СИДОРКА.

Не проснется. У кумы былъ.

ПОСПѢЛОВЪ.

Что-жъ что у кумы?

СИДОРКА.

А пьянъ, значитъ. Всякой-то день онъ мимо кумы въ приказъ бѣгаетъ. А кума-та, надо сказать, харчевню у него бѣлую держитъ. И заходить-то, говоритъ, не хочу, и винища этого чортова терпѣть не могу, и сколько разъ, говоритъ, зарокъ давалъ, да и дьякъ же опять въ приказѣ, говорить, изъ-за этой кумы не разъ меня за вихры таскалъ. А отстать-де никакъ не могу. А все, говоритъ, нога моя правая треклятая. Только, говоритъ, къ харчевнѣ подходить стану, она сейчасъ вправо забирать и начнетъ. А справиться-де никакъ не могу. Ужъ я ее и рукой держу, а она все вправо да вправо бѣжитъ. Тогда ужъ, говоритъ, справлюсь съ ногой-то какъ передъ кумой стану, да стаканчика два винца хвачу.

ЧИСТОЙ [возвращаясь].

Вотъ онъ хлѣбъ въ мѣшкѣ. Добылъ.

СИДОРКА.

Ладно. Иди за мной. [Подходятъ къ подъячему]. А вы, ребята, ни съ мѣста и чтобъ дыха вашего не слышно было. [Чистому]. Я ему голову подержу, а ты мѣшокъ вынимай. [Исполняется]. Ладно. Теперь свой съ хлѣбомъ-то подъ голову ему клади. Такъ вотъ. А синій съ собой волоки. [Отходятъ оба отъ подьячаго]. И ловко-жъ подьячему спать будетъ: на хлѣбцѣ-то много помягче. А синій сюда вотъ спрячемъ. [Прячетъ по другую сторону крыльца].

ПОСПЕЛОВЪ.

А теперь, Сидоръ Поликарпычъ, взбудить его.

СИДОРКА.

И не думай. Въ кучѣ, ребята, не стой, разбредись. Дверь вонъ отворяется, не подъячаго-ль кликать идутъ. [Потѣшные расходятся].

ИСТОПНИКЪ [съ крыльца].

А что господа ребятки потѣшные, подьячаго тутъ не видали ли? Этакой носастый еще.

ПОСПЕЛОВЪ.

А э-вонъ у крыльца храпитъ.

ИСТОПНИКЪ [какъ выше].

Взбудите-ка его. [Потѣшные съ шумомъ и крикомъ: «Вставай, носастый, вставай», бросаются будить подъячаго, не безъ того чтобъ его ногой толкнуть и ущипнуть].

ПОДЬЯЧІЙ [просыпаясь].

Ой, чертики, ой! Братцы! помогите.

СИДОРКА.

Дьяволъ! очнись: въ Верхъ зовутъ.

ИСТОПНИКЪ [какъ выше].

Ты скоро-ль тамъ? Аль великому государю ждать тебя? [Уходитъ].

ПОДЬЯЧІЙ.

А? что? Государь? Бѣгу, сейчасъ бѣгу. [Схвативъ мѣшокъ, опрометью въ Верхъ бѣжитъ].

ЛЕВОНТЬЕВЪ.

Что-то теперь будетъ?

СИДОРКА.

А какъ съ Верху сбѣжитъ, то-то замечется. Если кошкѣ на хвостъ гремушку привѣсить, не шибче его взбѣсится.

ПОДЬЯЧІЙ [сверху].

Эй вы, чертенята, мѣшка моего не видали-ль?

ПОСПѢЛОВЪ.

Нѣтъ, старый чортъ, не видали.

ПОДЬЯЧІЙ [спускаясь].

Ты чего тамъ лаешься?

ПОСПѢЛОВЪ.

А ты какъ смѣешь насъ, царевичевыхъ потѣшныхъ, чертенятами лаять. Не бось, ужо челомъ великому государю ударимъ: за честь своего двора вступимся.

ЧИСТОЙ.

Вѣстимо такъ.

ПОДЬЯЧІЙ.

Отдадите мѣшокъ, что-ль? [Ищетъ въ томъ мѣстѣ гдѣ спалъ].

СИДОРКА.

Акимъ Простота! Да мѣшоко-тѣ у тебя же въ рукахъ.

ПОДЬЯЧІЙ.

Синій-то гдѣ? Въ немъ статейные списки кладены.

ЧИСТОЙ.

Ай да подьячій! Мѣшокъ потерялъ!

ПОТѢШНЫЕ [хоромъ, на распѣвъ].

Ай да подьячій! Мѣшокъ потерялъ!

ПОДЬЯЧІЙ.

Такъ вотъ же вамъ, дьяволятамъ! [Швыряетъ въ нихъ мѣшкомъ].

ПОСПЕЛОВЪ.

Твори безчинства-те, твори! Нажалуемся ужо.

ПОДЬЯЧІЙ.

Это знать ты мѣшоко-ть укралъ. [Хочетъ на него броситься, но заслышавъ голосъ Истопника останавливается; Поспѣловъ тягу далъ].

ИСТОПНИКЪ [съ крыльца].

Да ты скоро? Аль мнѣ на тебя съ кочергой въ походъ идти? [Уходитъ].

ПОДЬЯЧІЙ.

Сейчасъ, сейчасъ бѣгу. [Сидоркѣ]. Сидоръ Поликарпычъ, хоть ты надо мной, государь, сжалься. Скажи куда дьяволята мѣшокъ унесли?

СИДОРКА.

Мнѣ почемъ же знать? Я въ провожатыхъ ходилъ, воротился сейчасъ.

ПОДЬЯЧІЙ.

Такъ ты его и стибрилъ знать.

ИСТОПНИКЪ [съ крыльца].

Ты скоро тамъ? И впрямь вѣдь великій государь гнѣваться изволитъ. [Уходитъ].

ПОДЬЯЧІЙ.

Охъ, лихо мое, лишенько!.. Сидоръ Поликарпычъ, молебенъ за твое здоровье отслужу…

СИДОРКА.

Къ кумѣ-бъ рѣже заходилъ, а то на которой сторонѣ заснулъ, и того не помнишь. Вотъ онъ твой мѣшокъ гдѣ валяется. [Указываетъ. Подьячій бросается мѣшокъ искать. Въ это время на крыльцѣ показываются Мартюхинъ и Мѣшецкій и тихо начинаютъ по лѣстницѣ сходить; Мѣшецкій впереди].

ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же, Мартюхинъ и Мѣшецкій.
ЧИСТОЙ.

Ай да подьячій! У кумы гулялъ!

ПОТѢШНЫЕ [какъ выше].

Ай да подьячій! у кумы гулялъ!

ПОДЬЯЧІЙ [махая на нихъ мѣшкомъ].

Цыть-те вы! [Сидоркѣ]. А ужъ это ты навѣрно скралъ да подбросилъ.

СИДОРКА.

Гляди у меня, не лайся!

ПОДЬЯЧІЙ.

Самъ у меня гляди. Всѣ-то вы Мартюшкины плутовствомъ славны. Дядюшка-то твой всѣмъ вѣдомо какъ старшую дочку уродливую съ рукъ сбилъ. На смотринахъ-те Хворостинымъ середнюю показалъ, а подъ вѣнецо-ть старшую кривобокую сунулъ.

ИСТОПНИКЪ [съ крыльца].

Ты скоро тамъ? Государь, говорю, гнѣвается. [Уходитъ].

ПОДЬЯЧІЙ.

Ой бѣгу, бѣгу. [Бѣжитъ и увидѣвъ сходящаго съ лѣстницы Мартюхина стрѣлой мимо его, закрывъ лицо мѣшкомъ].

МАРТЮХИНЪ [ударивъ его палкой].

Тише ты, чортъ! Съ ногъ собьешь.

МѢШЕЦКІЙ [сойдя съ крыльца].

Павлюка моего нѣту здѣсь?

ПАВЛЮКЪ.

Здѣсь, тятенька.

МѢШЕЦКІЙ.

Ходъ за мной. [Идутъ оба].

МАРТЮХИНЪ [вслѣдъ ему].

Матвѣй Павлычъ! такъ заѣдешь нынче, что-ль?

МѢШЕЦКІЙ [останавливаясь].

Заѣду, Петръ Яковлевичъ, безпремѣнно заѣду.

[Дальше съ сыномъ идетъ].
МАРТЮХИНЪ [какъ выше].

И рядную нынче-же напишемъ?

МѢШЕЦКІЙ [какъ выше].

Нынче же.

[Ушелъ съ сыномъ].
МАРТЮХИНЪ [потѣшнымъ].

А вы опять мои рѣчи подслушивать. [Потѣшные идутъ тихо и озираясь, съ ропотомъ]. Вотъ я васъ, щенята.

ПОСПѢЛОВЪ.

А коль мы щенята, вотъ тебѣ, старый песъ!

[Быстро подбѣжалъ въ Мартюхину и ему носъ показалъ; затѣмъ всѣ потѣшные съ хохотомъ убѣгаютъ].
ЯВЛЕНІЕ V.
Мартюхинъ, Оидорка.
МАРТЮХИНЪ.

Ахъ, ты! [Хочетъ за Поспѣловымъ броситься, но тотъ уже далеко]. Ты, Сидорка, куда? Ко мнѣ иди.

СИДОРКА [подходя].

Что, дяденька, прикажешь?

МАРТЮХИНЪ.

Ругать тебя буду.

СИДОРКА [невинно].

Аль провинился чѣмъ?

МАРТЮХИНЪ.

Не знаешь, небось?

СИДОРКА.

Не могу, дяденька, знать.

МАРТЮХИНЪ.

А съ подьячимъ не ты лаялся?

СИДОРКА.

Никакъ нѣтъ, дяденька.

МАРТЮХИНЪ.

Кто же?

СИДОРКА.

Поспѣловъ Аксенка потѣху затѣялъ. Каковъ озорникъ, самъ видѣлъ. А тутъ къ нему потѣшные и пристали.

МАРТЮХИНЪ.

А ты потѣшный что-ль?

СИДОРКА.

Никакъ нѣтъ, дяденька.

МАРТЮХИНЪ.

Кто же ты?

СИДОРКА.

Самъ, дяденька, знаешь.

МАРТЮХИНЪ.

Говори, коли спрашиваю.

СИДОРКА.

Царицына чина сынъ боярскій, да твой, дяденька, племянникъ еще.

МАРТЮХИНЪ.

Такъ чего-жъ ты съ дворской межотой знаешься? а? Этакой болванъ да съ мальчишками связался! Истинно, чортъ съ младенцами.

СИДОРКА.

Я тутъ, дяденька, не при чемъ! Случаемъ подошелъ. Съ Кислой княгиней въ провожатыхъ ходилъ.

МАРТЮХИНЪ.

Я тебѣ такую Кислую княгиню задамъ, что не вспомнишься! Съ чего-жъ тебя подъячій-то лаялъ?

СИДОРКА.

Не меня онъ, дяденька: Аксенку Поспѣлова.

МАРТЮХИНЪ.

А съ чего-жъ онъ Мартюхиныхъ всякими неподобными словами обзывалъ?

СИДОРКА.

Не слышалъ, дяденька; какъ Богъ святъ, никакой его на Мартюхиныхъ лай не слышалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Какъ же ты не слышать-то смогъ, когда возлѣ него стоялъ?

СИДОРКА.

А я, дяденька, во всѣ глаза на тебя глядѣлъ, какъ ты, дяденька, съ крыльца сходилъ.

МАРТЮХИНЪ.

Охъ ужъ ты мнѣ! Гдѣ только пакость какая — «Сидоркино дѣло», говори. И, слышь ты! эти мои слова запомни…

СИДОРКА.

Буду, дяденька, помнить; ей-Богу, буду.

МАРТЮХИНЪ.

Какъ же ты ихъ помнить будешь, коль я ихъ еще и не выговорилъ?

СИДОРКА.

А выговоришь, дяденька, я сейчасъ ихъ тутъ, дяденька, и запомню.

МАРТЮХИНЪ.

Такъ помни же: только изъ-за этого подьячаго словъ дѣло у насъ съ Мѣшецкимъ разойдется и дочка моя Лизавета за его сынишка замужъ не выйдетъ, — въ гробъ вколочу тебя. Ты на то не надѣйся, что въ племянникахъ у меня живешь. Хоть Мартюхинъ ты, да пятиюродный мнѣ: жалѣть не стану. Со двора сбить велю. Межъ чужихъ-те дворовъ слоняясь, съ голоду поколѣешь тогда. Да еще помни: попрошу, такъ тебя и изъ дѣтей боярскихъ вонъ выпишутъ. Куда тогда дѣнешься? а? Ну, вотъ эти самыя мои слова и помни.

[Уходитъ].
ЯВЛЕНІЕ VI.
СИДОРКА [одинъ].

Вотъ-такъ задача! Вотъ-такъ влетѣлъ! ровно вокругъ шеи петлю накинули… Да, нѣтъ! чего я!.. Станетъ Мѣшецкій подьячему вѣрить!.. И петли-то у меня вокругъ шеи никакой же нѣтъ, развѣ-развѣ веревку на меня вить стали… а ужъ подъячій попадись только мнѣ!..

ЯВЛЕНІЕ VII.
Сидорка, Павлюкъ.
ПАВЛЮКЪ.

Сидорушка, ты это?

СИДОРКА.

Тебѣ еще чего?

ПАВЛЮКЪ [растерянно].

Слышалъ? а? слышалъ?

СИДОРКА.

О чемъ-такомъ? Что тебя отецъ окрутить собирается?

ПАВЛЮКЪ.

Сейчасъ мнѣ о томъ объявилъ.

СИДОРКА.

А ты ему въ ножки за то поклонился ли?

ПАВЛЮКЪ.

Это за что еще?

СИДОРКА.

Какъ за что! Да богаче моей сестры во всей Москвѣ невѣсты нѣтъ. Кликни-ка кличъ, попытайся: молъ нѣтъ ли охотниковъ на Сидоркиной сестрѣ шестиюродной, на Мартюхиной Лизаветѣ жениться, — всѣ невѣсты безъ жениховъ останутся. Чего! вдовцы дряхлые и тѣ на кличъ прибѣгутъ.

ПАВЛЮКЪ.

А и пусть ихъ бѣгутъ! Только-бъ у насъ разошлось.

СИДОРКА.

Ань не разойдется.

ПАВЛЮКЪ.

Ань разойдется, говорю.

СИДОРКА.

Почему-жъ такъ?

ПАВЛЮКЪ.

Да ужъ такъ; знаю ужъ я. Ты-то сказывай почему не разойдется-то?

СИДОРКА.

А многія причины есть.

ПАВЛЮКЪ.

Какія такія.

СИДОРКА.

А первое: тятенька твой съ дяденькой моимъ очень ужъ сдружились. А сдружась, породниться захотѣли. И то сказать: все-то они вмѣстѣ, а по имени по отчеству другъ дружку долго звать. Петръ Яковличъ да Матвѣй Павловичъ. А какъ окрутятъ-то тебя: сватъ да сватъ, вотъ и сказъ весь.

ПАВЛЮКЪ.

Этакой вздоръ ты городишь!

СИДОРКА.

Ну, не говори. И еще причинка есть. Оба они въ картишки перекинуться любятъ. Какъ сватами-те станутъ, хоть каждый день въ ламушь играй. И за игрой у нихъ и теперь разговоръ свой есть, а тогда еще ладнѣе пойдетъ.

ПАВЛЮКЪ.

Какой разговоръ еще?

СИДОРКА.

А ты не знаешь? Дяденька-то мой съ бородой ходитъ, а тятенька-то твой скобленый. Вотъ какъ дяденька проиграется, сейчасъ ругаться: «Скобленое-де рыло твое, польскій ты обливанецъ, шляхта смоленская, шти-де жаркіе, лѣто горячее!» А тятенька твой ему въ отвѣтъ: «Врешь ты, Москва закорузлая! Еще поправославнѣй твоего буду. И Смоленска порочить не смѣй, русское строенье Смоленецъ-то, да еще много старѣ Москвы будетъ». Вотъ и пошелъ у нихъ разговоръ самый пріятный.

ПАВЛЮКЪ.

Опять же вздоръ.

СИДОРКА.

Ну, не говори. А третья причинка еще важнѣй. Тятенька-то твой къ царицѣ въ родню приписался. Пусть злые языки и брешутъ, что и родство молъ въ томъ все, что имена въ виршъ пришлись: «онъ-де Мѣшецкихъ, а она-де Грушецкихъ». Да лайся, не лайся, а всѣмъ вѣдомо что у тятеньки твоего въ Верху рука сильна. Только денегъ-то у него не густо, а у дяденьки моего денегъ куры, братъ, не клюютъ. Какъ сватами-то станутъ: твой-то родней, мой-то мошной всѣмъ дворомъ вертѣть станутъ.

ПАВЛЮКЪ [со вздохомъ].

Вотъ это на правду похоже.

СИДОРКА.

Еще бы нѣтъ! И опять же дяденькѣ Лыкова князя давно подъѣсть хочется, да у одного зубъ не хватаетъ. А какъ твой-то поможетъ, тутъ Лыковымъ и славу поютъ.

ПАВЛЮКЪ [сильнѣе еще вздохнулъ].

И это правдой пахнетъ.

СИДОРКА.

Какъ же не правда-то? Ужъ по одному тому, какъ дяденька сейчасъ меня ругалъ, вижу я, что Лизаветѣ Петровнѣ за тобой жить.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, пропалъ же я!

СИДОРКА.

Почему-жъ пропалъ?

ПАВЛЮКЪ.

Да потому-жъ… Ты вотъ лучше мнѣ по правдѣ, по истинной скажи, какова у тебя сестра живетъ?

СИДОРКА.

Сестра-та какова? Да всѣмъ ладна.

ПАВЛЮКЪ.

А еще какая?

СИДОРКА.

Умная да добрая.

ПАВЛЮКЪ.

А изъ себя какова?

СИДОРКА.

И собой пригожа.

ПАВЛЮКЪ.

Врешь ты.

СИДОРКА.

Вру.

ПАВЛЮКЪ.

Ну… такъ скажи-жъ, какова она?

СИДОРКА.

А дура.

ПАВЛЮКЪ.

Ой!..

СИДОРКА.

Злая дурища, привередливая.

ПАВЛЮКЪ.

А собой какова?

СИДОРКА.

Кривобокая, косоглазая да косоротая.

ПАВЛЮКЪ.

Врешь опять.

СИДОРКА.

Я-то вру. А ты-то мнѣ съ чего же не вѣруешь?… Аль сумнѣнье имѣешь?

ПАВЛЮКЪ.

Есть тотъ грѣхъ.

СИДОРКА.

Неужто же подьячему повѣровалъ? Что онъ съ сердцовъ да съ пьяна налгалъ?

ПАВЛЮКЪ.

И этотъ грѣхъ есть.

СИДОРКА.

А ты не вѣрь ему.

ПАВЛЮКЪ.

Радъ бы не вѣрить да нехотя вѣрится. Вотъ повидать бы мнѣ ее. Сидорушка, будь другъ, покажи ты мнѣ ее.

СИДОРКА.

А вотъ влѣзь ко мнѣ въ карманъ, тогда покажу.

ПАВЛЮКЪ.

Какъ же я тебѣ въ карманъ влѣзу?

СИДОРКА.

А не въ карманѣ какъ я тебя въ теремъ-то къ ней пронесу?

ПАВЛЮКЪ.

Ты въ церковь ее вымани.

СИДОРКА.

Церковь у насъ домовая, и опять же сестры и въ Москвѣ нѣтъ: у бабки въ подмосковной гоститъ.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, коли и церковь домовая, и въ подмосковной гоститъ, знать и впрямь она кривобокая.

СИДОРКА.

И косоротая въ придачу. Да какова ни живетъ, все же тебѣ жена будетъ.

ПАВЛЮКЪ.

Что присталъ: жена да жена!.. Ты вотъ самъ… Да и я-то глупъ, кого просить вздумалъ!.. Ума у тебя на такое дѣло чтобы сестру мнѣ показать не хватитъ.

СИДОРКА.

У меня ума не хватитъ? Да только захоти я!..

ПАВЛЮКЪ.

И надъ подъячимъ потѣшиться затѣялъ, да не сумѣлъ же! Всѣ ваши тайности семейныя подьячій выболталъ.

СИДОРКА.

Ты подъячимъ меня не дразни, а то и впрямь сестру тебѣ покажу.

ПАВЛЮКЪ.

Анъ не посмѣешь.

СИДОРКА.

Посмѣлъ бы да лихъ дяденьки боюсь, больно ужъ застращалъ меня… А то я тебѣ несмѣлость-то свою показалъ-бы… Эхъ, да не будь я Сидоркой Мартюхинымъ!.. [Вдругъ умолкаетъ].

ПАВЛЮКЪ.

А ужъ я постараюсь и тятеньку на сумлѣнье навести. То-то тебѣ отъ дяденьки вздрючка будетъ…

СИДОРКА.

Ой не зли, на бѣду меня не наговаривай.

ПАВЛЮКЪ.

Голубчикъ, Сидорушка, золотой мой, родненькій. Я всю бѣду передъ твоимъ дяденькой на себя возьму.

СИДОРКА.

Это что!.. А вотъ ты побожись мнѣ что, оженясь, меня какъ роднаго почитать будешь, да въ люди, какъ я того похочу, меня выведешь?

ПАВЛЮКЪ.

Ей-Богу жъ выведу.

СИДОРКА.

Нѣтъ, стой. Я тебя въ церковь заведу, а ты мнѣ тамъ предъ образомъ поклянись. Согласенъ ли?

ПАВЛЮКЪ.

Трижды поклянусь.

СИДОРКА [потирая руки].

Ну, Сидорка, пляши теперь. Дѣльцо твое сдѣлано. Идемъ же.

ПАВЛЮКЪ.

Какже ты мнѣ ее покажешь?

СИДОРКА.

А вотъ какъ: польскій-то хомутъ я съ тебя сниму да на себя вздѣну, а тебя въ свой кафтанъ наряжу: тутъ сейчасъ сестренка и объявится.

ПАВЛЮКЪ.

Опять загородилъ!..

СИДОРКА.

Ой, не зли. Съ дядюшки да съ подьячаго сердца моего на себя не поворачивай.

ПАВЛЮКЪ.

Не буду, Сидорушка; золотой мой, не стану. [Обнимаетъ и цѣлуетъ его].

СИДОРКА.

Чего со мной лижешься, не на мнѣ женишься. Идемъ же, маршъ!

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

править
У Мартюхиныхъ въ подмосковной. — Садъ. — На второмъ планѣ ягодные и вишневые кусты; въ глубинѣ яблони кругомъ стоятъ. Въ серединѣ, на первомъ планѣ, дубокъ; подъ нимъ скамеечка. Направо качели богатыя.
ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.
Лизина бабка на скамеечкѣ подъ дубомъ сидитъ; сбоку у нея жаровня и нѣсколько тазиковъ, въ чемъ варенье варятъ; бабка, сидя, платкомъ отмахивается и по временамъ вздыхаетъ; входитъ слѣва Мартьяновна.
БАБКА.

Что, Мартьяновна, снесла варенье-то?

МАРТЬЯНОВНА.

Снесла, государыня. Больше варить вѣдь не станешь?

БАБКА.

Нѣту. Устала.

МАРТЬЯНОВНА.

И умно, государыня, дѣлаешь: я и сама, государыня, устала. Такъ прибирать все укажешь? [Беретъ жаровню и тазики].

БАБКА.

Убирай, Мартьяновна.

МАРТЬЯНОВНА.

Не бось, государыня, приберу. А ты со мной пойдешь, али тута посидишь?

БАБКА.

Посижу еще. Варенье варя, инда, Мартьяновна, измокла вся.

МАРТЬЯНОВНА.

Ладно, государыня, сиди себѣ. Меня самое, государыня, хоть выжми. [Идетъ налѣво].

БАБКА.

Да Настасью ко мнѣ пошли.

МАРТЬЯНОВНА.

Нечего ее, государыня, посылать: сама вонъ бѣжитъ.

ЯВЛЕНІЕ II.
Бабка, Настасья.
НАСТАСЬЯ [вбѣгая слѣва].

Бабушка! бабушка! Сидорка пріѣхалъ.

БАБКА.

Какое тамъ ведерко еще?

НАСТАСЬЯ [про себя].

У, тетеря глухая! [Крикомъ]. Сидорка, говорю, пріѣхалъ.

БАБКА.

Да ты что справа кричишь: вчерась еще сказывала, что правое ухо у меня заложило.

НАСТАСЬЯ [переходя влѣво отъ бабки, особо].

Десять лѣтъ какъ заложило.

БАБКА.

Что десять-то лѣтъ?

НАСТАСЬЯ.

А Сидорка, говорю, пріѣхалъ. А съ нимъ парень еще молодой, дяденьки Петра Яковлича племянникъ, старшей его сестры сынокъ. Помнишь, что за Чубаровымъ была.

БАБКА.

Экая ты, Настасья, неумѣлая! Какъ же не помнить-то? Этакая родня близкая, а ты «помнишь ли?..» Что бишь еще-то? Да! десять-то лѣтъ что?

НАСТАСЬЯ.

А десять лѣтъ, говорю, не видала его.

БАБКА.

И поболѣ будетъ.

ЯВЛЕНІЕ III.
Тѣ же; Сидорка, Павлюкъ*).
*) Павлюкъ въ русскомъ; Сидорка въ польскомъ.
СИДОРКА.

Здравствуй, бабушка [цѣлуетъ ей руку]. Внучка тебѣ привезъ… Помнишь, у Чубаровыхъ двое ихъ сынковъ было: Ѳедунька да Петрунька. Такъ вотъ онъ, Ѳедунька тебѣ.

БАБКА.

Здравствуй. Гдѣ-жъ ты нашелъ его?

СИДОРКА.

А въ Москву онъ на службу ѣхалъ, а я съ Москвы сюда талъ, да жеребецъ у меня расковался. Пока перековывали, на постояломъ разговорился съ нимъ. А я вѣдь Чубаровъ, говоритъ Ѳедунька. Я его и захватилъ съ собой: бабкѣ молъ покажу.

БАБКА.

И умно, Сидорушка, сдѣлалъ; только какой же онъ Ѳедунька-то? Ѳедунька до году не дожилъ, померъ.

СИДОРКА.

Ѳедунька, бабушка.

БАБКА.

Не спорь со мной. Да вотъ онъ живой стоитъ: хоть его спроси. [Павлюку]. Что-жъ ты съ бабкой не здороваешься? Петрунькой вѣдь звать?

ПАВЛЮКЪ [цѣлуя ея руку].

Петрунькой, бабушка.

БАБКА [Сидоркѣ].

А ты споришь. [Тихо разговариваетъ съ Павлюкомъ].

СИДОРКА [особо].

Каковъ Павлюкъ! Бабку подмаслить научился.

БАБКА [отпуская Павлюка].

Ну, и ладно. [Поворачиваясь]. Настасья! А Лизанька гдѣ-жъ?

НАСТАСЬЯ.

А мнѣ почемъ знать? Ты ей волю во всемъ даешь: гдѣ хочетъ тамъ бѣгаетъ. Съ нея и спрашивай.

БАБКА.

Экая ты, Настасья, не гораздая! Не Москва тутъ, чтобъ ее въ терему держать. Сама я дѣвочкой молоденькой была, у бабки въ деревнѣ гащивала, этакъ же вотъ всюду бѣгала.

ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же, Лиза*) [справа].
*) Волосы какъ у Лизы, такъ у Настасьи либо совсѣмъ по плечамъ распущены, либо спереди только, а сзади въ косы расчесаны. На головѣ у Лизы шляпа (описаніе см. у Забѣлина, часть II, стр. 593 и сдѣд., такъ же и рисунки). Въ рукахъ у нея солнечникъ (зонтикъ; рисунокъ тамъ же).
ЛИЗА.

Вотъ и я пришла. Сидорушка, здравствуй! [Цѣлуется съ нимъ].

НАСТАСЬЯ [ухвативъ ее за руку и ставя предъ бабкой.,

Нѣтъ, бабушка, ты на нее погляди: разрядилась-то какъ, глянь-ка и шляпа новая, и солнечникъ новый же въ рукахъ[1].

ЛИЗА.

Что-жъ что новое! праздникъ вѣдь нынче, вдовая попадья именинница. Да и просила ужъ больно меня: покажись-де мнѣ, боярышня, въ уборѣ. Я и показалась. Старухъ-то почитать надо. Такъ ли, бабушка, я говорю?

БАБКА.

Такъ, Лизанька; такъ, умница.

НАСТАСЬЯ.

Хоть немножко-то ты ее, бабушка, побрани.

БАБКА.

За что-жъ бранить-то?

НАСТАСЬЯ.

А шляпку испортитъ.

БАБКА.

И Настасьюшка! денегъ у ейнаго отца много: новую купитъ.

НАСТАСЬЯ.

Коль къ попадьѣ въ шляпахъ да съ солнышникомъ бѣгать станетъ, и отца разоритъ.

ЛИЗА.

Ты-то, Настя, злишься съ чего? Испорчу, тебѣ же поношенное достанется.

БАБКА.

Такъ, Лизанька, такъ: хорошенько ее.

НАСТАСЬЯ.

Ишь ты, бабушка, притворенница какая! Какъ я говорю, такъ «правое ухо вчерась заложило», а какъ Лиза начнетъ, такъ и правое ухо у тебя способное.

БАБКА.

Что-жъ Настасьюшка! коль полегчало.

НАСТАСЬЯ.

Полно-ка, бабушка! всѣ-то твои хитрости я давно знаю. А ты бы, бабушка, чѣмъ браниться-то, ее учить, лучше-бъ спросила: гдѣ молъ, внучка, бѣгала?

ЛИЗА.

И сама скажу: у обѣдни была.

БАБКА.

Не въ тебя, Настасья, Лиза-то моя: богомольная.

НАСТАСЬЯ.

Перекрестись, бабушка! Да обѣдни-то давно отошли.

ЛИЗА.

У попадьи еще сидѣла.

НАСТАСЬЯ.

Бабушка! она вѣдь у попадьи колдовать учится. Травы по зарямъ собираютъ да сушатъ. Хоть за это побрани ее.

БАБКА.

Полно-ка, Настасья: и языкъ же у тебя! Станетъ попадья, да еще вдовая, колдовству учить!

НАСТАСЬЯ.

Избалуешь ты ее у меня. А послѣ тетенька Арина Михайловна съ меня же спроситъ.

БАБКА.

Ты-то съ чего пристала ко мнѣ; ругай да ругай. Дремлю я совсѣмъ. Давно мнѣ передъ обѣдомъ соснуть пора, сама знаешь… Лизанька, сведи-ка, матушка, бай-бай меня.

[Встаетъ].
НАСТАСЬЯ [подскакивая].

И я, бабушка, свести могу.

БАБКА.

Прочь, грубіянка, пошла.

[Уходитъ опираясь на Лизу].
НАСТАСЬЯ [вслѣдъ ей].

Балуй внучку-то у меня, балуй: на свою шею набалуешь!

ЯВЛЕНІЕ V.

Настасья, Сидорка, Павлюкъ.

НАСТАСЬЯ [Сидоркѣ].

И всегда вотъ такъ! Лизутка набаламутитъ, а на меня кричатъ.

СИДОРКА [ей].

Ужъ и ты хороша! [Павлюку]. Ѳедунька… то-бишь Петрунька ты… Шелъ бы ты по садику побродилъ, велико-ль СЪ яблонь слѣтье будетъ поглядѣлъ. [Настасьѣ]. ХОЗЯИНъ вѣдь онъ у насъ.

ПАВЛЮКЪ.

Ладно, Сидорушка, поброжу.

[Отходитъ въ глубь].
СИДОРКА.

Садись-ка, Настасья, рядкомъ да потолкуемъ ладкомъ.

НАСТАСЬЯ.

То-то, ладкомъ! А то накось, я къ нему съ жалобой что обижаютъ молъ меня, а онъ въ отвѣтъ: «ужъ и ты хороша!»

СИДОРКА.

Нешто нѣтъ? Съ чего ты къ Лизѣ-то пристала?

НАСТАСЬЯ.

Ты съ нея обносковъ съ мое бы поносилъ да за нее, какъ я же, брани наслушался, — не такъ бы присталъ еще. Волкомъ бы взвылъ, вотъ что.

СИДОРКА.

Да ладно, садись что-ль.

НАСТАСЬЯ.

Стой ты, постой: это что за кафтанъ на тебѣ? Аль жалованный.

СИДОРКА.

Жалованный и есть. Царица пожаловала. Съ Кислой княгиней, какъ ей изъ дворца домой ѣхать, у кареты въ провожатыхъ все хожу, такъ вотъ она у царицы и выпросила.

НАСТАСЬЯ.

Ну, дай ей Богъ здоровья.

СИДОРКА.

И то дай Богъ. Слышь, и вправду облюбовала меня: и дѣло-тѣ твой и отецъ, говоритъ, у моей кареты въ провожатыхъ хаживали.

НАСТАСЬЯ.

Ой, да сколько-жъ ей лѣтъ-то?

СИДОРКА.

А Грозному царю ее въ шестыя, въ седьмыя ли невѣсты прочили, такъ вотъ и сочти. И съ имениннымъ калачомъ къ себѣ приходить приказала: невѣсгѣ-де твоей камку подарю.

НАСТАСЬЯ.

Вотъ такъ добрая.

СИДОРКА.

Добрая. Дай ей Господи царство небесное!

НАСТАСЬЯ.

Что ты? Не умерла еще.

СИДОРКА.

Къ моимъ именинамъ умретъ, надо быть. Ну да ладно. Садись-ка. [Садятся на скамьѣ]. Что скажу-то тебѣ! Скоро вѣдь я теперь на тебѣ женюсь.

НАСТАСЬЯ.

Ой ли? Аль съ дяденькой говорилъ?

СИДОРКА.

Какъ же! Поговоришь ты съ нимъ! Со двора меня вечоръ сбить обѣщалъ.

НАСТАСЬЯ.

Это за что же?

СИДОРКА

А за то же. Всегда-то я у него безъ вины виноватъ хожу. Чуть не по немъ что, — «Сидоркино дѣло», кричитъ.

НАСТАСЬЯ [пригорюнясь].

Обоимъ-то намъ, Сидорушка, горькое житье. Знать съ того мы съ тобой и слюбились.

СИДОРКА [со вздохомъ].

Знать, Настюшка, что съ того. [Весело]. Ну, да дядюшка шалитъ, не долго ему надо мной бояриться.

НАСТАСЬЯ.

Аль сбѣжать собираешься?

СИДОРКА.

Просто сказать въ Приказъ служить пойду.

НАСТАСЬЯ.

Въ подъячьи что-ль? Что-жъ, у нихъ денегъ много, скажутъ. Шибко грабятъ.

СИДОРКА.

Я не въ такой гдѣ грабятъ. Я въ Посольскій. Тамъ государево жалованье велико.

НАСТАСЬЯ.

Такъ тебя туда и пустили!

СИДОРКА.

Силомъ вломлюсь. Ты про Мѣшецкихъ слыхала ли? Царицѣ родня еще.

НАСТАСЬЯ.

Ну?

СИДОРКА.

Такъ этого самаго Мѣшецкаго сынъ Павлюкъ пріятель мнѣ. И предъ образомъ заклятье далъ, что безпремѣнно-де тебя въ Посольскій приказъ записать выхлопочу. А мнѣ бы только туда войти, а тамъ-то я далече пойду. До думнаго дьяка дослужусь!..

НАСТАСЬЯ.

Не высоко ли, Сидорушка, хватилъ?

СИДОРКА.

Вѣрно дослужусь. Потому въ Посольскомъ приказѣ главное языки знать требовается. А я у бѣлорусца, у шляхтича-то, что у дяденьки жилъ да палаты расписывалъ, по-польски ловко насобачился, да и по-латыни малость. А теперь на Кукуй чуть не ежеденъ бѣгаю: по-нѣмецкому учусь. Такъ вотъ оно что, дьячиха ты моя думная!

[Хлопаетъ ее по плечу].
НАСТАСЬЯ.

Хорошо бы, Сидорушка, да лихъ мнѣ не вѣрится. Я такъ чаю: что и на Кукуй-то ты бѣгаешь чтобъ на нѣмокъ глазѣть. Онѣ, скажутъ, безстыжія: при чужихъ и за обѣдомъ сидятъ, и виномъ напиваются.

СИДОРКА.

Эку бѣду нашла! Наши-то по теремамъ нешто винцо не потягиваютъ?

НАСТАСЬЯ.

По теремамъ-то, по тайности, лучше: никто, по крайности, не осудитъ… Да ты мнѣ зубъ-те не заговаривай, а на спросъ отвѣчай: точно-ль для ученья на Кукуй бѣгаешь?

СИДОРКА.

Эка невѣра какая! Вотъ какъ женюсь, такъ самое тебя къ нѣмцамъ въ гости свезу, чтобы сама видѣла какъ поихнему лопотать стану. Еще, гляди, нѣмецкое житье тебѣ полюбится.

НАСТАСЬЯ.

Вотъ ужъ не полюбится: я за обѣдомъ-то поплотнѣй поѣсть люблю, ужъ такъ-то люблю! А при чужихъ-то у меня кусъ въ горло не пойдетъ.

СИДОРКА.

Привыкнешь. Еще и по-нѣмецкому тебя выучу. Чтобы въ полномъ аккуратѣ ты у меня думною дьячихой была.

НАСТАСЬЯ.

Что ты! А ну-ка, Сидорушка, сейчасъ поучи. Хоть одно словечушко скажи.

СИДОРКА.

Ладно. Ну, сказывай: Kuess mich.

НАСТАСЬЯ.

Ну, этого въ жисть не скажу.

СИДОРКА.

Почему такъ.

НАСТАСЬЯ.

А потому-жъ: для насмѣшки говоришь. Только я «кусь» скажу, а ты и кусишь меня.

СИДОРКА.

Дура! Да по-нѣмецкому-то оно другое совсѣмъ значитъ. Ну, сказывай, что-ль: Kness mich.

НАСТАСЬЯ [опасливо].

Ну, кусь михъ. [Сидорка обнимаетъ и цѣлуетъ ее]. Это что еще?

СИДОРКА.

Ты же приказала. Вѣдь Kuess-то mich — цѣлуй меня, значитъ.

НАСТАСЬЯ [хвативъ его со всей силы до спинѣ].

Вотъ такъ подкузьмилъ меня.

СИДОРКА [вскочивъ].

Ой тише ты! спину переломишь.

НАСТАСЬЯ.

Не-бось, цѣлѣй еще будетъ. [Встала]. Ну да пойду блинчиковъ, которые ты любишь, къ обѣду спечь прикажу. А то съ этимъ языкомъ нѣмецкимъ анаѳемскимъ невѣсть до чего договориться.

[Идетъ].
СИДОРКА.

А «Kuess mich» не хочешь?

НАСТАСЬЯ [показываетъ ему кулакъ].

А вотъ этого куса не желаешь ли?

[Съ хохотомъ убѣгаетъ].
ЯВЛЕНІЕ VI.
Сидорка, Павлюкъ.
СИДОРКА [почесывая спину].

Ой да и дѣвка же здоровая!.. А гдѣ-то мой крестничекъ? Звонъ стоитъ… Ѳедунька, Ѳедунька!.. Петрунька, а Петрунька… Экой шальной! ни на одно имячко не отзывается… Мѣшецкій!.. Павлюкъ!..

ПАВЛЮКЪ.

Бѣгу, Сидорушка, бѣгу!..

СИДОРКА.

Что-жъ ты ни на Ѳедуньку, ни на Петруньку не отзываешься?

ПАВЛЮКЪ.

Прости ужъ.

СИДОРКА.

Ты этакъ, чего добраго, сбрехнешь: я молъ не Петрунька, я, молъ Мѣшецкихъ, Павлюкъ.

ПАВЛЮКЪ.

Не бось, не сдѣлаю.

СИДОРКА.

Ну, а сестренка каково тебѣ показалася?

ПАВЛЮКЪ.

Ужъ такъ-то, Сидорушка, показалася!

СИДОРКА.

И не врешь? А по-моему ничего въ ней хорошаго нѣтъ. Этакая-то сухопарая, ровно сухарь поджаристая. То ли дѣло Настасья-ть моя. Этакая-то здоровая, ровно перепечь какая сдобная.

ПАВЛЮКЪ.

Ладно-ка, не раздражнишь. И хитеръ же ты, Сидорка: знаешь что сердиться мнѣ на тебя нельзя, давай Лизавету Петровну хулить.

СИДОРКА.

Не думалъ хулить, а извѣстно: кому попъ, кому попадья…

ПАВЛЮКЪ.

Ты вотъ что лучше; удружи ужъ мнѣ въ конецъ.

СИДОРКА.

Чего еще.

ПАВЛЮКЪ.

А дай ты мнѣ съ глазу на глазъ съ ней поговорить.

СИДОРКА.

Съ кѣмъ? Съ бабушкой что-ль?

ПАВЛЮКЪ.

Нѣту, съ Лизаветой Петровной.

СИДОРКА.

Отдумай, дружокъ. А вижу я что засиживаться намъ съ тобой здѣсь нечего: пойдемъ-ка домой собираться.

ЛИЗА [за сценой].

Сидорушка! здѣсь ты?

СИДОРКА.

Здѣся, сестрица!

ЯВЛЕНІЕ VII.
Тѣ же, Лиза слѣва.
ЛИЗА [Сидоркѣ входя].

Иди-ка, прикащикъ тебя тамъ спрашиваетъ: какой ему отъ тятеньки приказъ будетъ?

СИДОРКА.

Ладно. Идемъ, Петрунька, что-ль?

ЛИЗА.

Его-то зачѣмъ же съ собой берешь?

СИДОРКА.

А куда-жъ я его дѣну?

ЛИЗА.

А со мной оставь. Мнѣ поговорить съ нимъ хочется.

СИДОРКА.

Ужъ и не знаю, право.

ЛИЗА.

Чего не знаешь? Ступай-ка. [Павлюку]. Ты со мною, братецъ, не останешься ли?

ПАВЛЮКЪ.

И съ радостью, сестрица.

СИДОРКА [Павлюку].

Имъ оставайся тугъ. [Уходя самъ съ собой]. Вотъ и не виноватъ я, и сама она его оставила, а узнай-ка дяденька: «Сидоркино дѣло!» закричитъ.

ЯВЛЕНІЕ VIII.
Лиза, Павлюкъ. Нѣкоторое время они молча стоятъ, исподлобья другъ на дружку поглядывая; Лива едва отъ смѣху удерживается.
ЛИЗА.

Ну, здравствуй, братецъ.

ПАВЛЮКЪ.

Здравствуй, сестрица.

ЛИЗА.

Да нешто такъ съ сестрами здороваются? Близкіе вѣдь мы, двоюродные.

ПАВЛЮКЪ.

Точно.

ЛИЗА.

Ну, такъ что-жъ ты? Здоровайся!

ПАВЛЮКЪ.

Да какъ же?

ЛИЗА.

Экой дурашный какой. А вотъ какъ! [Подходитъ и цѣлуетъ его]. Ну, вижу я, какъ маленькимъ ты михрюткой былъ, такимъ и по сейчасъ остался.

ПАВЛЮКЪ.

А ты меня нешто маленькимъ помнишь?

ЛИЗА.

Какъ же не помнить-то? Мнѣ, слава Богу, седьмой ужъ годъ шелъ какъ тебенька, Анна Яковлевна покойница, тебя изъ Козлова привозила. Этакой ты смѣтной былъ, смѣшнѣй теперешняго!

ПАВЛЮКЪ.

А что-жъ я?

ЛИЗА.

А какъ ввели тебя въ горницу, ты первымъ дѣломъ въ уголъ бѣжать. Да такъ вотъ [подбѣгаетъ къ качельному столбу и показываетъ какъ; тоже и ниже] носомъ въ стѣну уперся, ото всѣхъ отворотясь, да и давай пальцемъ по стѣнѣ водить. Вотъ такъ, помочишь палецъ во рту-то, да и водишь.

ПАВЛЮКЪ.

И не помню я!

ЛИЗА.

Гдѣ жъ тебѣ помнить-то: стыдно. А помнишь ли что я съ тобою тогда сдѣлала?

ПАВЛЮКЪ.

И того, сестрица, не помню.

ЛИЗА.

А ужъ смѣху-то что было! Растормошила я тебя, съ собой увела, а дѣвчонкой я хитрая-прехитрая была. Сейчасъ тебя въ сѣни холодныя выманила. А тамъ у насъ ручка въ дверяхъ была новая, мѣдная, большая такая, ровно яблоко боровинка огромное. Ты такихъ-то отродясь не видывалъ: «это молъ что?» спрашиваешь. А я въ отвѣтъ: «яблочко московское, не хочешь ли отвѣдать молъ? Только ихъ у насъ не кушаютъ, а лижутъ: сладкое такое, если полизать». А на дворѣ-то морозъ былъ, ручка-то нахолодала страсть. Ты съ дуру и лизни ее, а я какъ крикну: «тятенька идетъ». Ты языко-ть дернулъ, до крови оборвалъ. И дразнили жъ тебя. Ха, ха, ха!

ПАВЛЮКЪ.

Про это мнѣ маменька сказывала.

ЛИЗА.

Ужъ этого и забыть нельзя! Да что жъ мы такъ-то стоимъ. Семъ-ка я на качели сяду, а ты покачай меня. Только легонечко, будто ребеночка въ зыбкѣ поколыхивай. [Что сказано, то исполняется]. Такъ-то веселѣй разговаривать. Да что жъ ты молчишь? Все я да я, и ты проговори что-нибудь.

ПАВЛЮКЪ.

Ужъ не знаю, сестрица, о чемъ спросить тебя.

ЛИЗА.

А ты видно спрашивать любишь? Вотъ Сидорушка, тотъ не любитъ. А всегда: «ты, говоритъ, меня спрашивай, а я отвѣчать буду». Ну, спрашивай же. [Нетерпѣливо].. Аль не надумался?

ПАВЛЮКЪ.

Нѣту, сестрица, надумался… Что это Настя дразнила тебя будто у попадьи колдовству учишься?

ЛИЗА.

А ты думаешь и въ правду? Глупенькій!

ПАВЛЮКЪ.

Нѣту. А къ чему тебѣ съ нею по зарямъ травы собирать?

ЛИЗА [съ жаромъ].

А я вотъ что скажу тебѣ: попадья-то у насъ дошлая, всякой травы силу знаетъ. Отъ батюшки своего покойнаго научилася, а того ужъ и не знаю кто выучилъ. Всякую-то она травку и цвѣтикъ знаетъ, и которая отъ чего лѣчить. И для себя она собираетъ, и въ Аптекарскій Приказъ носитъ, тамъ ей деньги платятъ. Скажутъ ей: ты вотъ такой-то травы аль цвѣту принеси намъ, дорого дадимъ. Она и найдетъ, только безпремѣнно спроситъ, отъ чего эта трава пользуетъ. И запишетъ для памяти. Вотъ она какая.

ПАВЛЮКЪ.

А тебѣ-то травы зачѣмъ разбирать?

ЛИЗА.

Какъ зачѣмъ? А замужъ пойду: мужъ аль ребенокъ, не дай Богъ, расхвораются, я ихъ тутъ сейчасъ и вылѣчу. Я многихъ ужъ травъ силу знаю.

ПАВЛЮКЪ.

А приворотнаго зелья не находила?

ЛИЗА.

Вотъ такъ сморозилъ! да такого зелья, чай, и вовсе нѣтъ. Попадья говоритъ что нѣтъ, а и было бы такъ грѣхъ. Ты поумнѣй что спрашивай.

ПАВЛЮКЪ.

А грамотѣ знаешь ли?

ЛИЗА.

Нѣту. Тятенька хотѣлъ учить, да маменька не приказала. Не къ чему молъ дѣвушкѣ грамота-та.

ПАВЛЮКЪ.

А вотъ дѣтей лѣчить собираешься, а тутъ бы ихъ сама учить стала.

ЛИЗА.

Ишь ты, глупый, глупый, а умное словечко сказалъ. Безпремѣнно завтра же у попадьи учиться начну: она ужъ такая, до всего дошлая. Живо выучитъ.

ПАВЛЮКЪ.

Вотъ ты все о дѣтяхъ заботишься, а о суженомъ думаешь ли?

ЛИЗА.

Чего мнѣ о немъ думать! Не мое то дѣло, тятенькино.

ПАВЛЮКЪ.

А повидѣть его не желала бы?

ЛИЗА.

На смотринахъ погляжу.

ПАВЛЮКЪ.

А не хорошъ будетъ, что тогда?

ЛИЗА.

Зачѣмъ не хорошъ? Тятенька дурнаго не выберетъ.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, а выберетъ?

ЛИЗА.

А случится такой грѣхъ, — «не пойду», скажу.

ПАВЛЮКЪ.

А неволить станетъ.

ЛИЗА.

Не станетъ. Я тятеньки не боюсь и маменьки тоже. Я божевольная: что хочу, то въ домѣ и дѣлаю. Всѣми верчу.

ПАВЛЮКЪ.

А можетъ и покажется тебѣ, да дурной выйдетъ.

ЛИЗА.

Экой неотвязный какой! Аль ты про суженаго не слыхалъ? Его конемъ не объѣдешь. Ужъ коли суженый, ничего не подѣлаешь. Божій судъ значитъ. И за худымъ проживешь, терпѣть надо.

ПАВЛЮКЪ.

А за такого, какъ я, пошла бы?

ЛИЗА.

Ну-ка, отойди. Дай на тебя поглядѣть. [Тотъ отходитъ; она смотритъ]. Ничего, пошла бы.

ПАВЛЮКЪ.

И съ радостью?

ЛИЗА.

Радости большой не вижу. А пошла бы. Развѣ въ томъ радость, что простенькій.

ПАВЛЮКЪ.

Въ чемъ же тутъ радость-та?

ЛИЗА.

А сама я умная, такъ мнѣ мужа чтобъ очень умнаго не надо. Еще мудрить надо мной станетъ.

ПАВЛЮКЪ.

А знаешь, сестрица, мнѣ даже за обиду стало: все-то я у тебя простенькій да глупенькій.

ЛИЗА.

А неправда нешто? Самъ скажи: ну, съ чего ты обо всемъ меня разспрашиваешь? Безъ толку вѣдь; такъ, языкомъ лишь болтаешь.

ПАВЛЮКЪ.

А можетъ и съ толкомъ я. Можетъ и не тотъ я, кѣмъ сказываюсь. Можетъ и не братецъ твой.

ЛИЗА [соскакивая съ качелей и отбѣгая].

Ой, не пугай ты меня. [Прячется за столбъ].

ПАВЛЮКЪ.

У! Трусиха же ты, сестрица. То все хвалилася, что «ни тятеньки и никого я не боюсь». А тутъ и бѣжать сейчасъ, и за столбъ прятаться.

ЛИЗА [выглядывая изъ-за столба].

Я своихъ не боюсь, а коль чужой ты! [Опять прячется].

ЯВЛЕНІЕ IX.
Тѣ же, Настасья, Мартьяновна, за сценой. Настасья входитъ потихоньку слѣва и, идя на цыпочкахъ, прислушивается въ Павлюковой рѣчи.
ПАВЛЮКЪ.

Да не бойся, подойди ко мнѣ. Я пошутилъ вѣдь, я Петрунька, братецъ твой двоюродный. [Подвигается къ ней; Лиза робко, опустя глаза и потупивъ голову, подходитъ къ нему]. Не бойся, сестрица. Дай ручку мнѣ. [Она протягиваетъ ему руку, онъ беретъ ее.] Слушай же. И впрямь я чужой. Мѣшецкій я, Павлюкомъ звать. Отцы-те наши столковалися, порѣшили женить насъ… И я вотъ… повидать захотѣлъ… И люба же ты мнѣ… Скажи-жъ, Лизавета Петровил, скажи ты мнѣ…

НАСТАСЬЯ [подскочивъ и ухвати его за руку].

Нѣтъ! воровство это чистое. Да стой, молодчикъ, не вырвешься. И съ не такимъ справлюся. Я дѣвка здоровенная. [Тащитъ его налѣво]. Эй, кто тамъ! Мартьяновна! Бѣги скорѣй, бабку взбуди.

МАРТЬЯНОВНА [за сценой].

Чего ее будить, сама проснется.

НАСТАСЬЯ.

Бѣги, говорятъ. [Павлюкъ вырывается отъ нея]. Скажи, скорѣй бы въ садъ шла. Воровство тутъ объявилося. [Оглядываясь]. Ишь, вырвался таки! Ну, да ладно. Только ты у меня побѣги, я слѣдомъ да ормя орать.

ПАВЛЮКЪ.

Не бось, не побѣгу: не на труса напала.

ЯВЛЕНІЕ X.
Лиза, Настасья, Павлюкъ; Сидорка слѣва.
СИДОРКА [вбѣгая, Настасьѣ].

Чего ты орешь? За версту слышно.

НАСТАСЬЯ.

А съ того, что молодчико-тѣ не Ѳедунька и не Петрунька, а Мѣшецкій вѣдь, Павлюкомъ звать.

СИДОРКА.

Ты какъ же вызнала?

НАСТАСЬЯ.

Самъ Лизѣ объявилъ, а я ненарокомъ подслушала.

СИДОРКА.

Такъ молчи о томъ.

НАСТАСЬЯ.

Какъ же: молчи! Нарокомъ кричать стану. [Подходя къ лѣвой кулисѣ]. Бабушка! да бѣги же скорѣй! Воровство вѣдь это чистое.

СИДОРКА [отведя ее на середину, тихо].

Молчи, говорю. Мнѣ же бѣда. Я его привезъ сюда.

НАСТАСЬЯ [тихо же].

Да ты нешто зналъ, кто онъ?

СИДОРКА [также].

Эва! А въ Посольскій приказъ меня кто-жъ обѣщалъ?..

ЛИЗА [подходя].

Оставь ее, Сидорушка, не уговаривай. Съ нарывчикомъ нынче она.

НАСТАСЬЯ.

Это еще что за нарывчикъ такой?

ЛИЗА.

А такой: на сердцѣ у тебя вскакиваетъ. И въ кой день вскочитъ, да рвать начнетъ, сладу съ тобой нѣту. А прорветъ, глядишь, опять ты дѣвушка добрая.

НАСТАСЬЯ.

Ну, я этотъ нарывчикъ припомню тебѣ. Хотѣла вотъ смолчать, не смолчу теперь. Бабушка! бѣги, что-ль, скорѣй.

СИДОРКА.

Только ты бабкѣ слово, и не увидишь меня. Во вѣкъ не женюсь.

ЛИЗА.

А я вотъ обѣщала у маменьки выпросить чтобъ къ осени тебѣ лѣтникъ новый да еще шляпу купили, а теперь не скажу. Да и поношенную сѣнной отдамъ.

СИДОРКА [подходя къ Павлюку].

Ты чего осовѣлъ? Не робѣй! Она одна, насъ трое.

ПАВЛЮКЪ.

Не мнѣ, а вотъ ей [указалъ на Настасью] робѣть. И впрямь вѣдь Петрунька я, только надъ сестрицей Лизанькой подшутить хотѣлъ. Я Мѣшецкихъ и имени-то не зналъ, да вотъ слышалъ какъ ты, цѣлуясь съ ней, про нихъ толковалъ. Пусть жалуется, ей же достанется.

ЛИЗА [ему].

Вотъ, братецъ, спасибо. Люблю молодцовъ. И мы съ Сидоркой не оробѣемъ.

СИДОРКА.

Гдѣ оробѣть! Вотъ только бъ дяденька не узналъ…

ЯВЛЕНІЕ XI.
Тѣ же; бабка.
БАБКА [входя].

Ну, что тутъ? Не пожаръ же въ саду.

ЛИЗА.

Да вотъ, Настя, все: жаловаться на меня хочетъ.

ПАВЛЮКЪ.

И на меня, бабушка.

СИДОРКА.

И на меня тожъ.

БАБКА [садясь].

Ну, Настасья, вижу! всѣхъ-то ты разобидѣла. Этакая ты нспокойная! [сѣла]. Сказывай, Лизанька, въ чемъ дѣло?

ЛИЗА.

Нѣтъ! пусть ужъ она.

СИДОРКА И ПАВЛЮКЪ [вмѣстѣ].

Она пусть, она!

НАСТАСЬЯ [Сидоркѣ].

А не скажу, думаешь?… [Бабкѣ]: Что жъ, бабушка, воровство чистое… Сидорка вотъ… [Заплакавъ съ досады]. Я для него блинчиковъ вотъ… которые онъ любитъ, испечь велѣла, а онъ, бабушка… безъ обѣда ѣхать хочетъ.

БАБКА.

А Лизанька-то что жъ?

НАСТАСЬЯ.

А Лиза, нѣтъ того чтобъ удержать ихъ, а сама еще ихъ гонитъ: безъ васъ веселѣй де.

БАБКА.

Ну, Лизанька! не похвалю я тебя…

ЛИЗА.

Виновата, бабушка. И ты, Настя, прости; я у маменьки тебѣ безпремѣнно шляпу выпрошу.

НАСТАСЬЯ.

А я ее въ окно вышвырну.

БАБКА.

Полно вамъ!.. А все ты, Сидорушка, виноватъ: не путемъ все дѣлаешь. Какъ же это можно отъ обѣда, блинковъ не поѣвъ, ѣхать?

СИДОРКА.

Нельзя, бабушка. Дяденька спѣшить велѣлъ. Прощай, бабушка [цѣлуетъ ей руку]. Прощай, Настя. Прощай Лиза. [Цѣлуется съ ними по очередно].

ПАВЛЮКЪ [идя на нимъ слѣдомъ].

Прощай, бабушка [цѣлуетъ ей руку]. Прощай, Настя [цѣлуетъ ее]. Прощай, Лиза [хочетъ поцѣловать ее, Лиза не дается). Глянь-ко-сь бабушка: Лиза упрямится. Поцѣловаться со мной не хочетъ.

БАБКА.

Цѣлуй, Лиза, цѣлуй. Близкій вѣдь онъ, двоюродный.

ЛИЗА [цѣлуясь съ Павлюкомъ].

Такъ бы вотъ и укусила тебя.

СИДОРКА.

А что, бабушка, я раздумалъ вѣдь. На тощой стомахъ въ Москву гнать не приходится.

БАБКА.

Чего жъ вы взбудили-то меня?.. Экая ты, Настасья, бунтливая!.. Что жъ теперь-то? Давайте обѣдать ужъ. Лизанька да ты, Петрунька, ведите вы меня кушаньки. [Идутъ налѣво; Лиза справа, Петрунька слѣва отъ бабки].

СИДОРКА [подходя къ Настасьѣ, тихо].

Молодецъ, Настасья; женюсь теперь.

НАСТАСЬЯ [громко].

Да я не пойду.

СИДОРКА [Павлюку].

А послѣ обѣда, Петрунька, мы сейчасъ въ Москву.

ПАВЛЮКЪ.

До вечера обождать бы.

ЛИЗА [выставляясь изъ-за бабки].

Ну шалишь: послѣ обѣда и я погоню.

БАБКА.

Такъ, Лизанька, такъ, умница, такъ [останавливается и гладитъ ее по головкѣ].

НАСТАСЬЯ [съ досадой].

Опять затакала! [Быстро двигается впередъ; Сидорка хочетъ сказать ей что-то, она отталкиваетъ его и обгоняетъ бабку, которая все гладитъ Лизу по головкѣ. Картина].

Занавѣсъ.

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.

править
Комната въ домѣ Мартюхина. Слѣва столъ, на немъ часы какіе-нибудь затѣйные; у стола кресло, въ родѣ тѣхъ что въ старомъ московскомъ дворцѣ; справа такое же кресло. Боковыя двери съ обѣихъ сторонъ. Остальное ad libitum.
ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.
Мартюхинъ, слѣва, въ креслѣ сидя, книжку читаетъ, Мартюхина, справа въ креслѣ же сидитъ; отъ нетерпѣнія она не безъ шума въ креслѣ вертится и нѣсколько разъ порывается встать, но опять, присаживается.
МАРТЮХИНА [вставъ].

Ну, да пойду же я.

[Идетъ налѣво].
МАРТЮХИНЪ [все читая].

Куда пошла?

МАРТЮХИНА.

А пойду, со скуки органъ велю завести да музыку послушаю.

МАРТЮХИНЪ [подымая на нее глава].

Аль ты съ ума сошла? Смотрины нынче у насъ, а она, глянь-ко-съ, органа слушать захотѣла.

МАРТЮХИНА.

Ты въ книжку читаешь же.

МАРТЮХИНЪ.

Эко вывезла! Книжка-тѣ дѣло тихое, никому не обидное, а органъ-отъ на всю Москву загремитъ. Садись-ка.

МАРТЮХИНА.

Это зачѣмъ же еще?

МАРТЮХИНЪ.

А вотъ сядь, говорю. [Она сѣла]. Слушай-ка, почитаю тебѣ. [Она громко зѣваетъ]. Чего зазѣвала? Книжка-тѣ занятная пойдетъ. Вотъ она. [Читаетъ]. Повѣсть о Саввѣ Груддынѣ.

МАРТЮХИНА.

Я думала онъ божественное! А онъ за глупости опять![2]

МАРТЮХИНЪ.

Послушай только. [Читаетъ]. «Въ старыхъ годехъ, во Угличѣ градѣ…»

МАРТЮХИНА.

Знаю ужъ, читалъ ты мнѣ. Этого Савву что-ль, дворничиха на постояломъ зельемъ приворотнымъ въ отместку опоила, что любить онъ ее не хотѣлъ?

МАРТЮХИНЪ.

Его самаго.

МАРТЮХИНА.

Аль и тебя, прости Господи, дура какая зельемъ опоить собирается, что про Савву зачиталъ? Только, чаю, и дуры такой не сыщется.

МАРТЮХИНЪ.

Дура сама. [Ударяя рукой по книжкѣ]. Дальше-тѣ больно занятно пойдетъ, какъ Савва-то съ бѣсомъ знакомство свелъ.

МАРТЮХИНА.

Ну?

МАРТЮХИНЪ.

И черезъ этого самаго бѣса всего достигъ: и на службѣ успѣлъ и деньжищъ у него страсть было.

МАРТЮХИНА.

Дальше-то что жъ?

МАРТЮХИНЪ.

А вотъ читаю да и думаю, гдѣ бы и мнѣ бѣса такого раздобыть. На Лыкова бы его напустилъ да и дочку-бъ вольнѣй было замужъ отдать.

МАРТЮХИНА.

Сѣдая борода, очнись. Да съ бѣсомъ-то и самъ въ преисподнюю провалишься.

МАРТЮХИНЪ.

Бабій шлыкъ, не ври у меня! Анъ Савва-то не провалился же. Передъ смертью, слышь, покаяться попу успѣлъ и разрѣшенье получилъ. Вотъ и мнѣ также бы.

МАРТЮХИНА.

И дьяволы-жъ эти книжки слагаютъ! Коли ты, старъ человѣкъ, да соблажняешься, молодой-то, прочтя, и подавно предъ чертями лебезить пойдетъ. Тьфу! грѣхъ какой. Будь я государемъ только, всѣ бы эти книжки анаѳемскія сжечь приказала, да и слагателя-то на томъ же бы огнѣ испекла.

[Встаетъ].
МАРТЮХИНЪ.

Куда опять?

МАРТЮХИНА.

Сказывала ужъ, органа слушать пойду.

МАРТЮХИНЪ.

У тебя дочка-то къ смотринамъ готова ли, гляди. А то пріѣдутъ и жди васъ: дочки не докличешься, а маменька, глянь-ко-съ, уши развѣся органа слушаетъ.

МАРТЮХИНА.

Безъ меня одѣнутъ, есть кому. Заглянула, было, да Лизанька на меня-жъ прикрикнула: безъ тебя-де, маменька, одѣнусь, не мѣшай ужъ.

МАРТЮХИНЪ.

Поди, погляди: готова ли. Да сюда ее веди. Самъ осмотрю. А то на васъ понадѣйся только.

МАРТЮХИНА.

За собой бы лучше глядѣлъ.

[Ушла налѣво, Сидорка справа].
ЯВЛЕНІЕ II.
Мартюхинъ, Сидорка.
СИДОРКА [въ дверяхъ].

Дяденька, портной пришелъ.

МАРТЮХИНЪ.

Чего ему? Коль за деньгами, вонъ гони. Некогда мнѣ теперь. Пусть безъ времени не ходитъ.

СИДОРКА.

Нѣтъ, дяденька, не за деньгами, кажись.

МАРТЮХИНЪ.

Ты почемъ знаешь? Опроси сперва, потомъ сказывай. [Сидорка уйти хочетъ]. Да стой ты самъ. Поди сюда.

СИДОРКА [подходя].

Аль я, дяденька, провинился въ чемъ?

МАРТЮХИНЪ.

Кафтанишко-то на тебѣ, погляди, какой.

СИДОРКА [оглядывая кафтанъ].

Что-жъ, кафтанчикъ ничего себѣ.

МАРТЮХИНЪ.

Лучше, ради сестриныхъ смотринъ, надѣть не могъ?

СИДОРКА.

Лучшаго у меня, дяденька, и въ заводѣ нѣтъ: одинъ всего обѣщалъ ты, дяденька, къ Рождеству новый пожаловать, да Рождество то, дяденька, давно прошло.

МАРТЮХИНЪ.

А ты заслужи.

СИДОРКА.

Заслужу, дяденька; ей-Богу, заслужу.

МАРТЮХИНЪ.

Ну, ладно. Портного зови.

ЯВЛЕНІЕ III.
Тѣ же; портной.
СИДОРКА [въ дверяхъ].

Коль не за деньгами, Мартынычъ, къ дяденькѣ иди, а за деньгами — вонъ пошелъ.

ПОРТНОЙ [за сценой].

Не за деньгами, нѣтъ. [Вошелъ]. Здравствуй, государь.

МАРТЮХИНЪ.

Здравствуй и ты. Зачѣмъ пожаловалъ?

ПОРТНОЙ.

А вотъ боярышню твою, государь, поглядѣть пришелъ: каково на ней мой лѣтникъ сидитъ. Я все одно, государь, ровно живописецъ какой; къ нему меня, государь, примѣнить надо. Онъ тебѣ теперь на стѣнѣ притчу намалюетъ да и отойдетъ, на свое малеванье издали полюбуется: каково молъ оно играетъ? И я также вотъ на твою, государь, боярышню любоваться стану.

МАРТЮХИНЪ.

Аль не видалъ? Лѣтника не примѣривалъ?

ПОРТНОЙ.

Примѣривалъ, государь, да въ примѣркѣ развѣ разглядишь? Какъ въ полномъ-то уборѣ она объявится, тутъ и мой лѣтникъ заиграетъ. Пойми, государь, предъ глазами Этакъ играть станетъ. [Показываетъ руками какъ именно]. Ну и выиграетъ много.

МАРТЮХИНЪ.

Эко мелево мелешь. Да ладно. Стань тутъ къ сторонкѣ. Гляди ужъ. Только глазъ-отъ у тебя хорошъ ли?

ПОРТНОЙ.

Глазъ у меня, государь, самый ласковый. А для твоего покоя, государь, чтобъ вовсе ты покоенъ былъ, сплюну сейчасъ. [Исполняетъ].

ЯВЛЕНІЕ IV.
Тѣ же; Мартюхина, Лиза слѣва.
МАРТЮХИНА.

Вотъ, отецъ, дочку тебѣ привела; смотри да любуйся: каково ладно убрана. [Ставитъ Ливу предъ нимъ]. А Кричалъ еще: не досмотришь-де.

ПОРТНОЙ [выдвигаясь впередъ].

Хороша у тебя, государь, боярышня-то, а ужъ мой-то лѣтникъ, — и сказать нельзя.

МАРТЮХИНЪ [ему].

Ты молчи. У меня съ тобой особый разговоръ еще будетъ. [Портной отходитъ]. А ты Лиза, ближе подойди, да ротъ разинь.

ЛИЗА.

Это, тятенька, зачѣмъ еще?

МАРТЮХИНЪ.

А ты разѣвай, не разговаривай. Зубъ твоихъ поглядѣть хочу.

МАРТЮХИНА.

Сѣдая борода, очнись! аль дочка-то у тебя лошадь что-ль?

МАРТЮХИНЪ.

А ты, бабій шлыкъ, въ женской красѣ развѣ смыслишь что? Баба сама. Зубо-тъ для нашего брата первое дѣло въ женѣ.

МАРТЮХИНА.

Что-жъ и на смотринахъ ты ей рогъ разиня сидѣть укажешь?

МАРТЮХИНЪ.

Прикажу, такъ разинетъ. А ты и того разсудить не смогла, что если словечко она скажетъ и тутъ зубъ обозначится. — Ну, Лизутка, не упрямся же, показывай.

ЛИЗА.

Чего, тятенька, не показать? Зубы-тѣ у меня хорошіе. На, гляди. [Показываетъ].

МАРТЮХИНЪ.

Нашла красоту.

ЛИЗА.

Чѣмъ же, тятенька, не хороши-те? Ровно жемчугъ низаный.

МАРТЮХИНЪ.

А тѣмъ дурны, что сама то ты чернявая, а зубы у тебя бѣлые. А надо-ть наоборотъ, чтобы ты сама бѣлая была, а зубы-те черные.

ЛИЗА.

Это, тятенька, ужъ повывелось.

МАРТЮХИНЪ.

Что повывелось?

ЛИЗА.

А зубы-те чернить.

МАРТЮХИНЪ.

Ты-то почемъ знаешь?

ЛИЗА.

И сама, тятенька, глаза имѣю, да и Сидорушка мнѣ сказывалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Онъ-то еще откуда узналъ?

СИДОРКА.

А мнѣ, дяденька, Кислая княгиня, ей-Богу, дяденька, сказывала.

МАРТЮХИНЪ [на него].

Цыцъ ты у меня!.. [женѣ]. Ступай, набѣли ее, чтобы какъ мѣлъ бѣла была, а сверху румянецъ во всю щеку наведи.

ЛИЗА.

И не думай, тятенька; хоть свяжи, не дамся.

МАРТЮХИНЪ.

Это еще почему?

ЛИЗА.

А потому же что и это, тятенька, нонѣ повывелось. Царица вонъ сама, и та не бѣлится.

МАРТЮХИНЪ.

Ты-то почемъ знаешь?

ЛИЗА.

Не солгу, тятенька: сама не видѣла, а вотъ Сидорушка мнѣ опять сказывалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Онъ-то еще откуда узналъ?

СИДОРКА.

А мнѣ Кислая княгиня, дяденька, ей-Богу, дяденька, сказывала.

МАРТЮХИНЪ.

Что ты мнѣ Кислую-то княгиню-то свою въ носъ все тычешь? Ты самъ-то зачѣмъ здѣсь торчишь? Аль мѣста своего, гдѣ быть тебѣ, не знаешь?

СИДОРКА.

Не знаю, дяденька; ей-Богу, не знаю.

МАРТЮХИНЪ.

Вспомни. [Лизѣ]. А ты ступай да набѣлись живѣй.

ЛИЗА [уходя налѣво].

Пойти-то я, тятенька, пойду. [Въ дверяхъ]. А ужъ мазаться-то я, тятенька, не стану; ты, тятенька, о томъ и думать забудь. [Ушла].

ЯВЛЕНІЕ V.
Тѣ же, безъ Лизы,
МАРТЮХИНЪ.

Ахъ ты!.. [Сидоркѣ]. А ты здѣсь еще? Аль забылъ, что я тебѣ еще съ вечера приказывалъ?

СИДОРКА.

Не помню, дяденька, ей-Богу, не помню.

МАРТЮХИНЪ.

А за зеркальцемъ моимъ новымъ въ ряды сбѣгать? Что готовальня у него мала, никакъ зеркальца въ него не всунешь, такъ перемѣнить отдано.

СИДОРКА.

Сейчасъ, дяденька, сбѣгаю: близко вѣдь тутъ,

МАРТЮХИНЪ.

То-то, сбѣгаешь! А мнѣ вотъ сейчасъ на себя поглядѣть хочется, каковъ я для дочернихъ-то смотринъ, въ полномъ ли авантажѣ нахожусь, а зеркальца нѣтъ.

СИДОРКА.

Бѣгу, дяденька, сейчасъ бѣгу. [Направо ушелъ].

ЯВЛЕНІЕ VI.
Мартюхинъ, Мартюхина, портной.
МАРТЮХИНЪ.

А Настасья у тебя одѣта ли?

МАРТЮХИНА.

Опомнись, сѣдая борода! аль ей смотрины-те нынче?

МАРТЮХИНЪ.

Бабій шлыкъ! не мудри у меня: захочу, и ей будутъ. Выведу вотъ ее, а Сидорка на нее пусть смотрится!.. А ты ступай: да чтобъ Лиза у меня намазана была; да обѣихъ ихъ живо сюда веди.

МАРТЮХИНА.

Охъ ужъ и привередникъ ты!.. [Уходитъ налѣво].

ЯВЛЕНІЕ VII.

Мартюхинъ, портной.

МАРТЮХИНЪ.

Съ тобой теперь. Ты какъ же это лѣтнико-тѣ сшилъ?

ПОРТНОЙ.

А ладно. Много я лѣтниковъ, государь, шилъ, а такого еще и не шивывалъ.

МАРТЮХИНЪ.

А я «дрянь» говорю.

ПОРТНОЙ.

Слѣпъ же ты, государь.

МАРТЮХИНЪ.

Какъ такъ слѣпъ?

ПОРТНОЙ.

А такъ же слѣпъ, государь: мастерскаго глаза, государь, не имѣешь[3]. А ты вотъ послушай меня. Съ Лихачевымъ, съ Андреемъ Степанычемъ, государь, какъ въ посланникахъ онъ къ флорентскому, государь, князю ѣздилъ, при покойномъ государѣ еще, мой выученикъ былъ.

МАРТЮХИНЪ.

Ну?

ПОРТНОЙ.

А свадьба о ту пору у князя, государь, случилася. И просила княгиня его, чтобъ ей по русскому обычаю двѣ шубки для невѣстки сшить, чтобъ было ей чѣмъ невѣстку подарить. Одна подъ камкой, исподъ горностайный, другая подъ тафтой, исподъ бѣлій.

МАРТЮХИНЪ.

Да ты долго еще?

ПОРТНОЙ.

Сейчасъ, государь. И вздѣвала княгиня тѣ шубки на себя и дивовалася, что урядливо выдѣланы. А ты говоришь: мой лѣтникъ «дрянь!»

МАРТЮХИНЪ.

Такъ то-жъ шубка, а не лѣтникъ.

ПОРТНОЙ.

Такъ то-жъ выученикъ мой, а не я самъ.

МАРТЮХИНЪ.

А я послѣ этого скажу тебѣ, что не портной ты, а портняжка дрянной.

ПОРТНОЙ.

А ты, государь, обижать меня не моги. Не токма портняжкой звать, а и портнымъ-то меня величать не весьма приходится.

МАРТЮХИНЪ.

Кто жъ ты таковъ?

ПОРТНОЙ [съ великой гордостью].

А государынь старшихъ царевенъ мастеръ наплечный: вотъ кто я.

МАРТЮХИНЪ.

А по мнѣ хоть заплечнымъ будь.

ПОРТНОЙ.

Ну, государь, это слово твое неладное. Заплечный-то мастеръ катъ выходить, аль палачъ, такъ-сказать надо. И если я теперь, государь, на тебя великому государю челомъ ударю, то не похвалить же онъ тебя; даромъ, государь, что бояринъ ты.

МАРТЮХИНЪ.

Такъ ты на меня челомъ и ударилъ!

ПОРТНОЙ.

А почему бы нѣтъ?

МАРТЮХИНЪ.

А закуплю я тебя.

ПОРТНОЙ.

Развѣ что закупишь. О томъ, прости государь, запамятовалъ.

МАРТЮХИНЪ.

А теперь слушай чѣмъ твой лѣтникъ худъ. Дѣвочка-тѣ у меня хворая, недѣли съ три предъ этимъ провалялася, а у тебя догадки нѣтъ чтобы поддобрить ее.

ПОРТНОЙ.

И полно, государь! чѣмъ же боярышня твоя хворая? Тѣльце у нея, далъ Богъ, крѣпенькое, ровно рѣпка ядреное, такъ надо сказать.

МАРТЮХИНЪ.

Да ты почемъ знаешь? Аль ты въ рукахъ ее мялъ, прости Господи?

ПОРТНОЙ.

Мѣрку-то, государь, снимая да лѣтникъ примѣривая, по неволѣ, государь, натрогаешь.

МАРТЮХИНЪ.

А я говорю: худа она, и ты спорить со мной не моги.

ПОРТНОЙ.

Не могу, государь.

МАРТЮХИНЪ.

А подтолстить-то ее къ свадьбѣ съумѣешь ли?

ПОРТНОЙ.

Эко дѣло мудреное! На хлопчатую бумагу ее подложу, вотъ и дѣлу аминь. Бумаги же мнѣ не жаль, да и дешева нонѣ она. А и дорога будь, тебѣ жъ, государь, на счетъ поставилъ бы.

МАРТЮХИНЪ.

Ну, такъ ты мнѣ это дѣльце и оборудуй.

ПОРТНОЙ.

Безпремѣнно, государь, оборудую. И такая-то толстея она у насъ выйдетъ, государь, что у жениха рукъ не хватить чтобъ обнять-то ее.

МАРТЮХИНЪ.

Ладно. А затѣмъ прощай.

ПОРТНОЙ.

Прощенья, государь, прошу. [Идетъ направо и останавливается]. А чтобы портняшкой меня, государь, звать, аль хоть бы портнымъ величать…

МАРТЮХИНЪ [вставая].

Ахъ, дьяволъ тѣ ѣшь! [Идетъ направо. Портной въ дверь юркнулъ].

ЯВЛЕНІЕ VII.
Мартюхинъ; слѣва Мартюхина, Настасья; вскорѣ Лиза.
МАРТЮХИНА [ведя Настю за руку].

Вотъ и Настасью веду.

МАРТЮХИНЪ.

А Лиза-то гдѣ жъ?

МАРТЮХИНА.

И она бѣжитъ. [Входитъ Лиза].

МАРТЮХИНЪ [садясь направо].

Ну, обѣ идите ко мнѣ. [Тѣ подходятъ]. А ты, Лиза, не набѣлилася?

ЛИЗА.

Я жъ сказала, тятенька, тебѣ чтобъ и думать о томъ забылъ [Какъ эти слова, такъ и дальнѣйшія до конца сцены Лиза говоритъ съ различными оттѣнками своенравной настойчивости, но отнюдь не грубо и не дерзко].

МАРТЮХИНЪ.

Поговори еще. Ну, смирно теперь у меня обѣ стоять. [Внимательно осматриваетъ ихъ, сравнивая]. А что, Лиза? Настасья-тѣ подобрѣй тебя.

ЛИЗА.

Вотъ ужъ не правда, тятенька: много позлѣй, да еще съ нарывчикомъ въ придачу.

МАРТЮХИНЪ.

Я тѣломъ, говорю, подобрѣй.

ЛИЗА.

А я и безъ тѣла, тятенька, хороша.

МАРТЮХИНЪ.

А я «худа» говорю. Вотъ что. Какъ же я тебя теперь жениху-то покажу?

ЛИЗА.

Я такъ-вотъ войду [показываетъ что скромно входитъ], а онъ на меня пусть любуется.

МАРТЮХИНЪ.

Поджара ужъ больно ты. И руки у тебя опять худыя же, съ налима хорошаго не вытянуть. А у Настасьи, глянькось, не руки, осетры добрые привѣшены.

ЛИЗА.

Ты, тятенька, не гляди что ручки у меня тоненьки: еще какъ въ рукахъ-то мужа держать стану. Да мой женихъ такихъ-то, какъ я, тоненькихъ и жалуетъ.

МАРТЮХИНЪ.

Это откуда еще взяла?

ЛИЗА.

А Сидорушка сказывалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Охъ, ужъ Сидорка мнѣ [указывая на загривокъ]. Вотъ гдѣ сидитъ. [Лизѣ]. А ты слушай меня: если ты у меня сейчасъ не набѣлишься и зубъ не вычернишь, бѣда тебѣ будетъ.

ЛИЗА [посмѣиваясь].

Какая, тятенька, бѣда?

МАРТЮХИНЪ.

А замужъ не выйдешь, въ дѣвкахъ вѣкъ просидишь.

ЛИЗА [также].

Ань не просижу, а еще за этого самаго Мѣшецкаго угожу.

МАРТЮХИНЪ.

Ахъ ты, дѣвчонка дерзкая! Вонъ пошла!

ЛИЗА [идетъ и останавливается].

И пойду. А только коль дѣло у васъ разстроится, на меня, гляди, тятенька, не пеняй.

МАРТЮХИНЪ.

Ты мнѣ грозить еще!

ЛИЗА.

Грозить я тебѣ, тятенька, не смѣю, а вотъ пойду да раздѣнуся, да хворой прикинуся. А ты, тятенька, молить меня станешь чтобы на смотрины шла, а я, тятенька, не пойду.

МАРТЮХИНЪ.

На веревкѣ тащить велю.

ЛИЗА.

Не бось, тятенька, не велишь: срамъ больно великъ. Да и свадьба, тятенька, тебѣ же нужна, мнѣ Сидорушка сказывалъ: на Лыкова князя ты…

МАРТЮХИНЪ [съ крикомъ, вскочивъ на ноги].

Вонъ, вонъ пошла!

ЛИЗА [на веселый напѣвъ].

Вонъ, вонъ я пойду! Вонъ, вонъ я пойду! [Съ припрыжкой убѣгаетъ налѣво, а затѣмъ, выставивъ головку изъ-за двери, весело]. А вотъ я, тятенька, и вовсе отъ тебя ушла. Ха, ха, ха, ха!..

[Скрывается].
ЯВЛЕНІЕ IX.
Тѣ же; безъ Лизы.
МАРТЮХИНЪ [женѣ].

Хорошу дочку выпѣстовала: веселую. А главное, норовъ у нея хорошъ: весь въ маменькинъ.

МАРТЮХИНА.

Да безъ этого норова настоящаго развѣ замужемъ хотъ годъ проживешь? Съ вами-ть надо зубъ за зубъ цапаться, а то съѣдите какъ разъ.

МАРТЮХИНЪ.

Ладно ужъ. Бога-то благодари, что не досугъ мнѣ съ тобой сцѣпиться-то… А Лизкѣ своей скажи, что пока у нея зубы бѣлые, не дочь мнѣ она. Прокляну ее.

МАРТЮХИНА.

Сѣдая борода! въ умѣ ли ты?

МАРТЮХИНЪ.

Въ умѣ, бабій шлыкъ! Вотъ Настасью къ себѣ въ дочери возьму. Настасья, идешь ли въ дочери ко мнѣ?

НАСТАСЬЯ [цѣлуя ему руку].

Съ радостью, дяденька.

МАРТЮХИНЪ [женѣ].

Слышала, бабій шлыкъ?

НАСТАСЬЯ.

Ты навсегда, дяденька, меня?

МАРТЮХИНЪ.

Навсегда-то много чести съ тебя будетъ. Хоть день, хоть часъ тебѣ моей дочерью пробыть, и то умереть можно.

НАСТАСЬЯ.

Это ты, дяденька, хочешь чтобъ я на смотринахъ за нее показалася? Такъ несогласна я.

МАРТЮХИНЪ.

Твоего согласія не требовается.

НАСТАСЬЯ.

А вотъ не покажусь же. Зачѣмъ меня злой назвала, да еще съ нарывчикомъ я, говоритъ.

МАРТЮХИНЪ.

Ты-то съ чего? Не Лизутка вѣдь ты, не бось, съ тобой-то я справлюся.

НАСТАСЬЯ.

Что жъ это, Господи! Бьютъ да и плакать еще не велятъ. А я вотъ нарочно пойду да глаза лукомъ натру, чтобы заплаканы у меня глаза были. [Ушла налѣво].

ЯВЛЕНІЕ Х.
Мартюхинъ и Мартюхина.
МАРТЮХИНЪ.

Та съ хохотомъ, а эта съ лукомъ, обѣ ушли. Да глядѣть на нихъ нечего. Ты слышь, Арина, Настасью выводи. А если глаза лукомъ натретъ, такъ ты корочку съ лимона срѣжь да, подавивъ, въ глаза ей съ корки попрыскай: блестѣть будутъ. Въ «Прохладномъ Вертоградѣ» вычиталъ.

МАРТЮХИНА.

Сѣдая борода! не дурь ли затѣялъ?

МАРТЮХИНЪ.

Слушай ужъ меня, бабій шлыкъ! Знаю что дѣлаю. Я ль виноватъ что Мѣшецкому сухопарой невѣстки не надобно?

МАРТЮХИНА.

А на свадьбѣ какъ?

МАРТЮХИНЪ.

Эка невидаль! Старшую кривобокую сбылъ же, ну и Лизутку подсуну. Толста къ свадьбѣ у меня будетъ; ужъ придумалъ я какъ отолстить-то ее. А теперь, Арина Михайловна, въ ножки мнѣ поклониться тебѣ да благодарствуй сказать что дочку эку тоненьку родила.

МАРТЮХИНА.

Да нешто въ меня она? Я собой, слава тѣ Господи!

МАРТЮХИНЪ.

Аль въ меня она?

МАРТЮХИНА.

Не въ тебя, все жъ въ породу вашу Мартюхинскую. Лѣтъ-отъ ея, а отецъ твой, этакой сухой былъ: не даромъ же щепкой его прозвали.

МАРТЮХИНЪ.

Да Лиза-тѣ не его, моя дочь. Я-то щепка что ль?

МАРТЮХИНА.

Щепкой назвать нельзя. А на гриба больно смахиваешь.

МАРТЮХИНЪ.

Что-о?

МАРТЮХИНА.

На гриба, говорю, смахиваешь.

МАРТЮХИНЪ.

На какого еще гриба?

МАРТЮХИНА.

А на сморчка.

МАРТЮХИНЪ.

Кто? я-то сморчекъ?[4] Ѳедорка, Ѳедорка! бѣги сюда! Аль оглохла ты въ заднихъ сѣняхъ сидя.

ЯВЛЕНІЕ XI.
Тѣ же; справа Ѳедорка, заспанная.
ѲЕДОРКА [входя].

Зачѣмъ, государь глохнуть? Это не хорошо, глохнуть-то.

МАРТЮХИНА.

Дрыхла бестія.

ѲЕДОРКА.

Зачѣмъ, государыня, дрыхать-то? Это не хорошо, дрыхатъто. А малость вздремнула я…

МАРТЮХИНЪ.

Слышь ты, въ комнату мою бѣги. Зеркальце неси. Только не разбей у меня.

ѲЕДОРКА.

Зачѣмъ, государь, бить? Это не хорошо бить-то.

МАРТЮХИНЪ.

А дьяволъ тѣ ѣшь!.. Вонъ, вонъ, въ заднія сѣни пошла. [Ѳедорка направо ушла; онъ женѣ]. И сѣнныя у тебя хороши же, хоть самъ за зеркаломъ бѣги.

ЯВЛЕНІЕ XII.
Мартюхинъ, Мартюхина; Сидорка [справа].
СИДОРКА [вбѣгая].

Вотъ оно, зеркальце, дяденька; принесъ.

МАРТЮХИНЪ.

А! зеркальце! Давай сюда. [Беретъ у Сидорки и вынимаетъ изъ готовальни].

МАРТЮХИНА.

Поглядись, поглядись. Только правду говори что наглядишь-то.

МАРТЮХИНЪ.

Не бось, не солгу. [Смотрясь въ зеркальце, особо]. Ахъ, дьяволъ! и впрямь я грибъ. Ахъ, бѣсъ тѣ цѣлуй! ни дать, ни взять сморчекъ.

МАРТЮХИНА.

Ну что, наглядѣлся ли?

МАРТЮХИНЪ.

Наглядѣлся… А только не сморчекъ же я, а коль я и грибъ, такъ развѣ самъ боровикъ, надъ грибами полковникъ.

МАРТЮХИНА.

Ань врешь, сморчекъ ты.

МАРТЮХИНЪ.

Сидорка! сказывай на кого я похожъ. Боровикъ я аль сморчекъ буду?

СИДОРКА.

Не могу, дяденька, знать.

МАРТЮХИНЪ.

А ты моги, коль приказываю.

СИДОРКА.

Если съ лица на тебя, дяденька, смотрѣть, такъ ты, дяденька, правъ: боровикъ ты.

МАРТЮХИНЪ [женѣ].

Слышь, бабій шлыкъ!

СИДОРКА.

А если сбоку на тебя, дяденька, взглянуть, такъ тетенька, дяденька, права: сморчекъ ты вылитый.

МАРТЮХИНЪ [на него].

Ахъ ты, жижа подгрибовная!

МАРТЮХИНА.

Сѣдая борода! очнись ты. Скоро, чай, и сватъ нареченный съ женихомъ пріѣдутъ, а ты ровно маленькій забавляешься.

МАРТЮХИНЪ [озабоченно].

И то. И то. Такъ слышь, Арина, или ты, да лимончикомъ то ей, вотъ такъ, вотъ такъ. [Показываетъ какъ]. Вѣрное средство, говорю. Въ «Вертоградѣ» вычиталъ.

МАРТЮХИНА.

Охъ! ужъ ты мнѣ! [Махнувъ рукой ушла].

ЯВЛЕНІЕ XIII.
Мартюхинъ, Сидорка.
МАРТЮХИНЪ.

Э! тебя-то я, голубчикъ, и забылъ было. Подь-ка сюда.

СИДОРКА.

Аль опять въ чемъ, дяденька, провинился я?

МАРТЮХИНЪ.

Ты зачѣмъ же это сестрѣ сбрехнулъ что женихъ ея тонкихъ жалуетъ?

СИДОРКА.

Утѣшаючи ее, дяденька, солгалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Я тѣ утѣшу. Ты и жениху поди сболтнулъ что у меня-де сестрица въ аккуратъ поджаристая?

СИДОРКА.

Нѣтъ, дяденька; ей Богу не сболтнулъ.

МАРТЮХИНЪ.

Что жъ ты сказалъ ему?

СИДОРКА.

А ничего, дяденька, не говорилъ; ей Богу, ничего.

МАРТЮХИНЪ,

Да онъ про сестру тебя спрашивалъ же?

СИДОРКА.

Спрашивалъ, дяденька, только я ему молъ «всѣмъ, дяденька, ладна», отвѣчалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Аль онъ въ точности и не освѣдомился: тонка ли, толста ль она?

СИДОРКА.

Освѣдомлялся, дяденька, только я, дяденька, солгалъ ему. Дяденька, говорю, у насъ строгій такой и сестрицы-то я почитай и не вижу, развѣ въ праздники двунадесятые за столовымъ кушаньемъ. Да и то, говорю, дяденьки боясь, не на сестрицу, а въ блюдо гляжу. Потому, говорю, только я на сестрицу взгляну, дяденька сейчасъ бунтовать пойдетъ.

МАРТЮХИНЪ.

Хоть разъ-то въ жизни солгать. научился, и то хорошо. Только ты у меня на смотринахъ не ахни, гляди.

СИДОРКА.

Не ахну, дяденька; ей-Богу, дяденька, не ахну.

МАРТЮХИНЪ.

То-то: Настасью вѣдь выведемъ.

СИДОРКА [пріахнувъ].

А!.. Зачѣмъ же, дяденька, Настасью-то? И вправду вѣдь Павлюкъ тоненькихъ…

МАРТЮХИНЪ.

Эка важность Павлюкъ-отъ твой! Аль я съ нимъ роднюсь?.. Отарикъ-то какихъ любитъ, ты то пойми. Понялъ ли?

СИДОРКА.

Понялъ, дяденька; черезчуръ даже, дяденька, понялъ.

МАРТЮХИНЪ.

А все твое дѣло. Не сбрехни подьячій тогда, и подмѣны-бъ на смотринахъ не было. И еще помни: только съ этого подьячаго словъ дѣло у насъ разойдется, живу тебѣ, Сидорка, не быть. [Идетъ налѣво].

СИДОРКА [вслѣдъ ему].

Не быть, дяденька; ей-Богу, не быть.

МАРТЮХИНЪ [прибавляя шагу].

Ой, да карета никакъ подъѣхала… [Въ дверяхъ]. А живу тебѣ тутъ не быть. [Ушелъ].

ЯВЛЕНІЕ XIV.
Сидорка одинъ.

Вотъ такъ задача! Вотъ такъ влетѣлъ! Теперь не только что веревку на меня свили, а и петлю взаправду закинули. А дяденька и ахать еще не велитъ… И съ чего ему, обливанцу этому треклятому, толстая занадобилась!.. Эхъ, дурья твоя голова! и то, Сидорушка, забылъ, что ключница-то у него претолстенная собой, шире сороковки будетъ… У, грѣховодникъ старый, нераскаянный!.. Да ругайся, братъ, ругайся, бѣды-то не избыть теперь… Павлюкъ-отъ на смотринахъ взбѣсится, и пошла кутерьма!.. А кто виноватъ? Я виноватъ… Правда дяденькина, ей-Богу, истинная: гдѣ только пакость какая, «Сидоркино дѣло», говори… [Бьетъ себя кулакомъ по лбу]. У! дубина твоя осиновая! Ишь, думнымъ дьякомъ захотѣлъ быть… Вотъ тебѣ и думный дьякъ! Вотъ тебѣ и Посольскій приказъ! Вотъ тебѣ и Настасьинъ мужъ!..

ЯВЛЕНІЕ XV.
Сидорка, слѣва Павлюкъ; потомъ Мартюхинъ, Мѣшецкій; въ концѣ Мартюхина и Настасья.
ПАВЛЮКЪ [входя].

Сидорушка, здравствуй!..

СИДОРКА [оглядываясь].

Господи, что еще?.. Скажи-жъ, ради Христа, Павлюкъ, скажи-жъ ты мнѣ: ты-ль живой предо мной стоишь, аль мнѣ мерещиться стало?

ПАВЛЮКЪ [подходя].

Да живой же, живой. Хоть ощупай меня.

СИДОРКА.

Какъ же ты сюда-то попалъ?

ПАВЛЮКЪ.

А съ тятенькой на смотрины пріѣхалъ. А въ рядной-то тятенька мой ошибку нашелъ, дяденька-то твой деревеньку какую-то въ приданое записать забылъ. Ну, они, въ другую комнату шептаться пошли, а я со скуки тебя искать.

СИДОРКА.

Слава тѣ, Господи, что нашелъ меня. Бѣда вѣдь у насъ.

ПАВЛЮКЪ.

Что за бѣда?

СИДОРКА.

А такая-то бѣда, что ты на смотринахъ ахать не моги. И мнѣ дяденька заказалъ. Настасью вѣдь выведутъ. Тятенька твой тонкихъ вишь не жалуетъ, а дяденька-то мой…

ПАВЛЮКЪ.

А на свадьбѣ-то какже?

СИДОРКА.

Не бось, Лизу подсунутъ. Только, ради Христа, Павлю чекъ не выдавай ты меня.

ПАВЛЮКЪ.

Да вѣрно-ль, что Лизу подъ вѣнецъ?

СИДОРКА.

Вѣрно, вѣрно. Настасья-то мнѣ самому надобна. И то опять сообрази, что тутъ-то смотрѣть тятенькѣ твоему, а въ церкви при вѣнчаньѣ не быть ему.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, Сидорушка, только на тебя надѣючись…

СИДОРКА.

А я на тебя, Павлючекъ. Главное, про Посольскій не забывай…

МѢШЕЦКІЙ [входя слѣва].

Да вотъ же гдѣ онъ, Павлюкъ. А ты: женихъ-де сбѣжалъ…

МАРТЮХИНЪ [входить слѣдомъ].

И впрямь вѣдь здѣсь… Какъ же это я? [Сидоркѣ подозрительно]. Э, да и ты тутъ… [Мѣшецкому, сажая его справа]. Садисько, Петръ Яковлевичъ, да погляди какова дочка-то у меня. [Сидоркѣ]. Что-жъ не ведугъ-то? Аль опять твое дѣло?

СИДОРКА [бросаясь въ лѣвымъ дверямъ].

Ведутъ, дяденька, ей-Богу ведутъ. А я, дяденька, не ахну же…

[Входитъ Мартюхина, ведя на руку Настасью].
МАРТЮХИНЪ [Сидоркѣ].

Цыцъ ты!.. [Мѣшецкому]. Ну, Петръ Яковлевичъ, что скажешь-то? Этакую вѣдь дѣвку добрую да здоровую не всякій еще отецъ родитъ!..

СИДОРКА.

И Павлюкъ, дяденька, толстыхъ же…

[Картина].
Занавѣсъ.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

править
Комната въ домѣ Мѣшецкаго. Двери слѣва и въ глубинѣ. Направо на второмъ планѣ, у самой стѣны ребромъ поставленъ столъ съ письменными принадлежностями, передъ столомъ кресло; другое, по сю сторону стола, бокомъ стоитъ почти на авансценѣ. Остальное ad libitum.
ЯВЛЕНІЕ ПЕРВОЕ.
Павлюкъ, вскорѣ слѣва Сидорка. При поднятіи занавѣса Павлюкъ быстро взадъ и впередъ по комнатѣ ходитъ и по временамъ останавливаясь ерошитъ себѣ волосы и приговариваетъ: то «ахъ, ахъ, ашеньки!» то «охъ, охъ, ошеньки!»
СИДОРКА [входя].

Здравствуй, Павлючекъ.

ПАВЛЮКЪ.

Здравствуй, Сидорушка. [Бѣгая]. Ахъ, ахъ, ашеньки! охъ, охъ, ошеньки.

СИДОРКА.

Чего разахался да разохался? Дѣло-тѣ теперь кончено, развѣнчивать не станутъ.

ПАВЛЮКЪ.

А по моему, Сидорушка, теперь оно только начинается. Охъ, охъ, ошеньки!

[Бѣгаетъ].
СИДОРКА.

Да стой ты. Что ровно маятникъ по комнатѣ маешься. Коль дѣло и начнется, не ты въ отвѣтѣ, а дяденька мой.

ПАВЛЮКЪ.

Хорошо коль онъ вступится. Что же онъ, Сидорушка?

СИДОРКА.

Потрушиваетъ малость. Самому вѣдь отвѣчать придется. Сидоркино дѣло, крикнуть нельзя.

ПАВЛЮКЪ.

Охъ, охъ, ошеньки!

[Хочетъ опять забѣгать].
СИДОРКА [схвативъ его за руку].

Да стой ты! Инда у меня на твое бѣганье глядя голова закружилася. Слушай ужь. Сейчасъ они сюда всею семьей нагрянутъ и съ Настей, и съ бабушкой. Меня впередъ соглядатаемъ послали. Но, что тутъ у васъ?

ПАВЛЮКЪ.

А вотъ жду, что тятенька въ двери сейчасъ да меня на запоръ, а Лизу въ монастырь упечетъ.

СИДОРКА.

Аль стращалъ онъ тебя?

ПАВЛЮКЪ.

Нѣту, не видалъ я еще его нынче. У себя въ комнатѣ Богу молится.

СИДОРКА.

Гдѣ молится! Какъ я черезъ дворъ шелъ, онъ въ окно высунясь мужика ругалъ.

ПАВЛЮКЪ.

Съ дровами? зачѣмъ дрова у краснаго крыльца вывалилъ?

СИДОРКА.

Точно.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, это ничего, это слава тебѣ Господи. И всегда онъ у насъ такъ: помолится, помолится да въ окно выглянетъ, нѣтъ ли, молъ, на дворѣ поругать кого? А тамъ дворецкій въ дверь къ нему съ докладомъ поскребется, аль ключница. И этихъ, бываетъ, выругаетъ. А потомъ по дому бродить пойдетъ, еще къ чему привязаться нельзя-ль. Ты вотъ что, Сидорушка, скажи, только по правдѣ скажи по истинной: шибко-ль онъ, въ окно глядя, мужика-то ругалъ?

СИДОРКА.

А ничего себѣ.

ПАВЛЮКЪ [съ испугомъ].

Ой, не шибко, знать.

СИДОРКА.

Да ты чего за мужика опасаешься?

ПАВЛЮКЪ.

А не знаешь ты, Сидорушка. Всякій-то онъ день золъ съ постели встаетъ, а нынче и пуще того. И въ который день съ утра онъ не вызлится, весь тотъ день сердитъ весьма. Ужъ мы эту повадку его давно вызнали, даже нарочно съ утра злимъ-то его, чтобы къ обѣду вовсе стихъ.

СИДОРКА.

И нынче бы то-жъ.

ПАВЛЮКЪ.

Охъ, Сидорушка, покаюся: окромя мужика съ дровами, троихъ подкупилъ.

СИДОРКА.

Этакъ-то ты струсилъ!

ПАВЛЮКЪ.

Я не въ тебя, Сидорушка: за глаза пуще боюсь.

СИДОРКА.

Ну, а Лиза что?

ПАВЛЮКЪ.

Лизѣ гдѣ трусить! смѣла она. Еще даже просится чтобъ я на тятеньку напустилъ ее.

СИДОРКА.

И впрямь напусти.

ПАВЛЮКЪ.

Добръ же ты, погляжу я на тебя, Сидорка. Какъ же это мнѣ велишь въ первый же день да молодую жену подъ тятенкинъ гнѣвъ подвести? Нѣтъ, ужъ коли на моихъ четырехъ подкупленныхъ не выкричится, пусть объ меня пятаго гнѣвъ свой обломаетъ. А Лизы ему я въ обиду не дамъ… Ой, да идетъ, кажись.

ЯВЛЕНІЕ II.
Тѣ же; изъ глубины Мѣшецкій.
ПАВЛЮКЪ [подбѣгая къ нему].

Здравствуй, тятенька. Дай ручку поцѣловать. [Мѣшецкій молча отдергиваетъ руку и отворачивается отъ сына. Павлюкъ отходитъ къ Сидоркѣ].

СИДОРКА.

Здравствуй, Матвѣй Павлычъ, государь. Дяденька меня съ поклономъ къ твоей милости прислалъ. [Мѣшецкій поворачивается въ сторону молодыхъ людей и хмуря брови смѣриваетъ ихъ главами съ головы до ногъ, затѣмъ идетъ къ столу, садится съ шумомъ на ваднее кресло, и опершись о столъ локтями схватываетъ голову въ обѣ руки].

ПАВЛЮКЪ [тихо Сидоркѣ].

Кажись, вызлился.

СИДОРКА [также, Павлюку].

Подавай Боже.

МѢШЕЦКІЙ [особо].

Эка досада-то! Сердце все выкричалъ. Разозлить себя не могу. [Тихо и стараясь глядѣть грозно поворачиваетъ голову въ сторону молодцовъ].

ПАВЛЮКЪ [съ движеніемъ, будто сейчасъ бросится въ отцу].

Что, тятенька, прикажешь?

МѢШЕЦКІЙ [холодно].

Ничего. [Снова отворачивается].

ПАВЛЮКЪ [тихо Сидоркѣ].

Вызлился, ей-Богу, вызлился. Охрабрился даже я.

СИДОРКА [также, Павлюку].

И еще себя подхрабривай.

МѢШЕЦКІЙ [холодно, смотря на сына].

Слушай Павлюкъ. Какъ же ты, телокъ поеный, а себя вчерась надуть далъ?

ПАВЛЮКЪ [слегка подходя].

Кому, тятенька? [Это онъ сказалъ еще робко, но чѣмъ дальше тѣмъ храбрѣе вретъ].

МѢШЕЦКІЙ.

А подъ вѣнецъ тебѣ другую подсунули; не ту что на смотринахъ была.

ПАВЛЮКЪ.

Нѣтъ, тятенька, ту самую… Не доглядѣлъ, видно, ты…

МѢШЕЦКІЙ.

Какъ же я не доглядѣть-то смогъ?

ПАВЛЮКЪ.

А боленъ ты, тятенька, вчерась былъ. Самъ я, тятенька, для тебя въ аптеку бѣгалъ, бальзамусъ пропріятисъ бралъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Чѣмъ же я боленъ былъ?

ПАВЛЮКЪ.

А въ животикѣ у тебя, тятенька, поварчивало.

МѢШЕЦКІЙ.

А глядятъ-то чѣмъ?

ПАВЛЮКЪ.

А глазами, тятенька.

МѢШЕЦКІЙ.

Какъ же я не доглядѣть-то смогъ?

ПАВЛЮКЪ.

А ты бальзамусъ-отъ все съ виномъ, тятенька, пилъ; съ того, чаю, у тебя и глазъ потемнѣніе вышло.

МѢШЕЦКІЙ.

А ты какой бальзамусъ пилъ?

ПАВЛЮКЪ.

Никакого, тятенька.

МѢШЕЦКІЙ.

Съ чего же ты не доглядѣлъ?

ПАВЛЮКЪ.

Я доглядѣлъ, тятенька, да ужъ поздно было: какъ попъ-отъ поцѣловаться велѣлъ. Да еще, тятенька, вижу что эта подсунутая получше будетъ, чѣмъ та что на смотринахъ была: я, тятенька, и обрадовался.

МѢШЕЦКІЙ.

Врать-то ты, Павлюкъ, выучился, а концы съ концами свести не умѣешь: то она та у тебя, то другая выходитъ. А вотъ разведу тебя я съ женой, что запоешь?

ПАВЛЮКЪ.

Плакать, тятенька, стану. И Лиза тоже. Ты пожалѣешь и не разведешь.

МѢШЕЦКІЙ.

А вотъ увидишь.

СИДОРКА.

Ты сестренку мою, Матвѣй Павлычъ, погляди; можетъ она тебѣ еще и покажется.

МѢШЕЦКІЙ.

Ты съ чего рѣчь завелъ? И зачѣмъ ты здѣсь? Чтобъ мои съ Павлюкомъ разговоры дяденькѣ перенести?

СИДОРКА.

Напрасно, Матвѣй Павлычъ, ты низко такъ обо мнѣ понимаешь. Первое, я на дяденьку сердитъ, а второе, во мнѣ что во гробѣ.

МѢШЕЦКІЙ.

Первое, ты соглядатаемъ сюда подосланъ, а второе, въ тебѣ что на площади. Болтливѣй тебя парня въ Москвѣ нѣтъ. Только при дяденькѣ и смиренъ и трусу празднуешь, а за глаза, гляди-ко-съ, боекъ каковъ. Да… [Хочетъ сердито, но выходитъ почти просительно]. Убирайтесь вы, Христа ради, куда-нибудь съ глазъ долой.

ПАВЛЮКЪ.

Уйдемъ, тятенька, только ты Лизѣ позволь къ себѣ придти.

МѢШЕЦКІЙ.

А я не позволю.

ПАВЛЮКЪ.

Твоя воля, тятенька. Только мы съ Лизой плакать станемъ. Очень ужъ ей хочется повидать-то тебя… Пожалѣй ты насъ…

МѢШЕЦКІЙ.

Не пожалѣю.

ПАВЛЮКЪ.

А Лизу, коль въ дверь поскребется, впустишь къ себѣ?

МѢШЕЦКІЙ.

Можетъ впущу, а можетъ и нѣтъ.

ПАВЛЮКЪ.

Ну, она попытается.

МѢШЕЦКІЙ.

Просилъ я васъ Христомъ Богомъ уйти отсель, — чего жъ вы?

ПАВЛЮКЪ.

Сейчасъ, тятенька. Сидорка, пойдемъ ужъ. [Оба налѣво ушли].

ЯВЛЕНІЕ III.
МѢШЕЦКІЙ одинъ.

Какъ вотъ ни бодрю себя, а сердца нѣтъ во мнѣ и нѣтъ!.. Ничѣмъ не тревожится… [Всталъ и прошелся]. И Павлюкъ бѣсовъ догадался же про то что я вызлился: этакъ-то отважно лгалъ… Что бы мнѣ сдѣлать съ собой чтобы хоть капельку разсердить-то себя?.. Аль ущипнуть мнѣ себя?.. Нѣтъ, я вотъ съ ними со всѣми, какъ съ Павлюкомъ же, холодно говорить стану. Холодомъ-то пуще чѣмъ сердцемъ пройму… Надо мнѣ одначе невѣсту разглядѣть. Вчера и впрямь съ этого бальзамуса собачьяго у меня въ глазахъ помрачилося. Не уродъ видно, коль Павлюкъ за нее горой… Ишь, въ двери кто-то скребется. Она видно. Кто тамъ? Войди ужъ.

ЯВЛЕНІЕ IV.
Мѣшецкій; слѣва Лиза *).
  • ) Артистка, если ей это только къ лицу, можетъ выпустить изъ-подъ волосника локоны; то же надо сказать и о другихъ женщинахъ.
ЛИЗА.

Здравствуй, тятенька.

МѢШЕЦКІЙ.

Тятенька да не твой.

ЛИЗА.

Все одно, — Павлюковъ, а я ему жена буду.

МѢШЕЦКІЙ.

Будешь ли, на водѣ еще писано. А пока меня тятенькой звать не смѣй.

ЛИЗА.

Какъ же мнѣ, тятенька, звать-то тебя? Свекромъ, — неловко мнѣ. А государемъ величать не приходится.

МѢШЕЦКІЙ.

А никакъ не зови.

ЛИЗА.

Никакъ-то, тятенька, звать нельзя. Нѣтъ ужъ лучше я, тятенька, тятенькой тебя звать стану. Павлюка я люблю, и тебя по нему любить же буду.

МѢШЕЦКІЙ.

А я васъ развести вотъ хочу.

ЛИЗА.

Это зачѣмъ же еще?

МѢШЕЦКІЙ.

А обманомъ ты выдана.

ЛИЗА.

Никакого обману, тятенька, не было. А какъ самъ ты просилъ чтобы на смотринахъ тебѣ толстую показали, — мой тятенька родной и уважилъ тебѣ: Настасьѣ выйти приказалъ. А чтобъ обманывать, никого мой тятенька родной не обманывалъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Знаешь ты! А Павлюка-то зачѣмъ же надулъ?

ЛИЗА.

Павлюкъ-то напередъ все зналъ. Ему Сидорушка въ ушко шепнулъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Вотъ оно что! Такъ вы всѣ на мошенничество стакнулись, знать.

ЛИЗА.

Вотъ ужъ это, тятенька, не хорошо сказалъ. Тятенька-то мой родной сватъ тебѣ, все одно что братъ, значить. А я тебѣ невѣстка, дочь богоданная выходитъ. А родню-то грѣхъ бранить, хоть у бабушки спроси.

МѢШЕЦКІЙ.

И хитра же ты.

ЛИЗА.

Есть-таки, тятенька, умишка небольшой.

МѢШЕЦКІЙ.

И бойка притомъ.

ЛИЗА.

И смѣлостію, тятенька, не обдѣлилъ Господь.

МѢШЕЦКІЙ.

А отецъ-то, вижу, мало училъ тебя.

ЛИЗА.

Нѣтъ, тятенька, я всему учена. И даже грамотѣ сама у попадьи выучилась.

МѢШЕЦКІЙ.

Не про то говорю. А учена мало, — мало сѣкъ онъ тебя.

ЛИЗА.

И вовсе не сѣкъ. Тятенька родной у насъ никогда не дерется, развѣ кого изъ прислуги за провинность побьетъ. А меня чтобъ тронуть, — и ни-ни! Маменька ему не приказала. Да и бабушка не дала-бъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Оно и видно. Ну, пошла себѣ.

ЛИЗА.

Пойду, тятенька; только ты дай мнѣ ручку поцѣловать.

МѢШЕЦКІЙ.

Вотъ ужъ не дамъ.

ЛИЗА.

А ты дай. Я тогда знать буду что ты на насъ съ Павлюкомъ не гнѣваешься.

МѢШЕЦКІЙ [просительно].

Отстань ты отъ меня.

ЛИЗА.

Не гнѣвайся, тятенька, ужъ послушайся меня. И то ты вчера безъ гнѣва боленъ былъ, а коль нынче съ гнѣва разболѣешься, и того хуже будетъ.

МѢШЕЦКІЙ.

А тебѣ что?

ЛИЗА.

А мы съ Павлюкомъ плакать станемъ и сами расхвораемся. За тобой за хворымъ ходить будетъ некому; ты тутъ, тятенька, заскучаешь весьма и еще пуще разнеможешься. А вѣдь намъ съ Павлюкомъ жаль тебя.

МѢШЕЦКІЙ.

Ишь ты, плутовочка, лукавая какая да ласковая.

ЛИЗА.

А ты мнѣ ручку дай за то поцѣловать.

МѢШЕЦКІЙ.

Ну, ужъ на, поцѣлуй.

ЛИЗА [цѣлуя его руку].

Спасибо тебѣ, тятенька, теперь вижу что не сердишься ты.

МѢШЕЦКІЙ.

А вотъ сержусь же… Уйди ты отъ меня, Христа ради.

ЛИЗА.

Зачѣмъ гонишь-то меня?

МѢШЕЦКІЙ.

А такъ вотъ, хочу.

ЛИЗА.

А я знаю зачѣмъ?

МѢШЕЦШЙ.

Говори.

ЛИЗА.

А затѣмъ что тебѣ поцѣловать меня страсть какъ хочется, да сразу сдаться не хочешь ты.

МѢШЕЦКІЙ.

Ахъ ты этакая!.. Уйди же, Христа ради, отъ меня.

ЛИЗА.

Сейчасъ уйду. Только дай мнѣ еще разъ ручку поцѣловать.

МѢШЕЦКІЙ.

А дамъ, такъ сейчасъ же уйдешь?

ЛИЗА.

Сію минуточку, тятенька, убѣгу.

МѢШЕЦКІЙ.

Ну, на ужъ, цѣлуй.

ЛИЗА [цѣлуя его руку].

Спасибо, тятенька, богоданный. Вотъ я и уйду сеначсъ. Я вѣдь послушная. [Идетъ налѣво]. видишь, ухожу ужъ. Прощай, тятенька, прощай, миленькій.

ЯВЛЕНІЕ V.
Мѣшецкій одинъ.

Ну, вотъ и поди, пронимай ее холодомъ-то какъ она сама тутъ тебя ровно маслицомъ тепленькимъ по сердцу помазываетъ. Съ каждымъ-то словомъ сердце мягчитъ. Этакая бабенка ласковая уродилася. Всѣмъ бы хороша, только вотъ полноты нѣтъ. Ну, да не мнѣ, Павлюку съ ней жить. Можетъ у него любовь такая дурашная, что ему сухопарыя по сердцу.

ЯВЛЕНІЕ VI.
Мѣшецкій; слѣва Павлюкъ.
ПАВЛЮКЪ [вбѣгая].

Тятенька! тесть и съ тещей, и съ бабушкой, и Настя съ ними же.

МѢШЕЦКІЙ.

Экъ ихъ сколько понаѣхало! Гдѣ-жъ они всѣ?

ПАВЛЮКЪ.

Бабье-то въ теремъ прошло, а тестюшка говорить съ тобой просится.

МѢШЕЦКІЙ.

А какъ велю я его со двора согнать?

ПАВЛЮКЪ.

Не велишь, тятенька.

МѢШЕЦКІЙ.

Почему такъ?

ПАВЛЮКЪ.

А Лиза отъ тебя веселая выбѣжала.

МѢШЕЦКІЙ.

То Лиза, а то тесть твой, а то ты еще самъ. Ее-то прощу, а васъ нѣтъ.

ПАВЛЮКЪ.

Какъ же тятенька?

МѢШЕЦКІЙ.

А ты ступай, да тестю скажи: «весьма-де тятенька гнѣвенъ. Ты, скажи, тестюшка, не гляди на то, что не кричитъ онъ; когда молъ, скажи, кого тятенька тихою рѣчью шпынять начнетъ, это, скажи, самый лютый гнѣвъ у него и есть». Скажешь ли?

ПАВЛЮКЪ.

Чего-жъ не сказать-то мнѣ!

МѢШЕЦКІЙ.

Скажи, Павлюкъ. На тестя отца родного не мѣняй. А только не скажешь, сейчасъ по рѣчи его.узнаю и съ Лизой разведу тебя. Аль еще хуже: ее-то прощу, а тебя въ монастырь упрячу.

ПАВЛЮКЪ.

Вѣрно, тятенька, скажу.

МѢШЕЦКІЙ.

Бѣга же.

ЯВЛЕНІЕ VII.
МѢШѲЦКІЙ одинъ, вскорѣ слѣва МАРТЮХИНЪ. На время ПАВЛЮКЪ.
МѢШЕЦКІЙ [одинъ].

Ну, сватъ любезненькій, милости просимъ. Не Лиза ты, съ тобой-то справлюся. Ужъ я за амбицію свою надъ тобою поломаюся.

МАРТЮХИНЪ [входя].

Здорово, сватъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Сватъ, да не твой.

МАРТЮХИНЪ.

А чей же? Моя дочь съ твоимъ сыномъ вѣнчана.

МѢШЕЦКІЙ.

Да она дочь ли тебѣ?

МАРТЮХИНЪ.

А то кто же?

МѢШЕЦКІЙ.

А можетъ забѣглая какая.

МАРТЮХИНЪ.

Кто-жъ за забѣглой приданое даетъ?

МѢШЕЦКІЙ.

Еще дашь ли. Прости я ее, а ты тутъ пожалуй отъ нея и откажешься. Скажешь: не моя де-дочь, давай приданое прочь.

МАРТЮХИНЪ.

Да дочь же она моя.

МѢШЕЦКІЙ.

Нѣтъ, дочь-то та, что на смотринахъ показывалъ.

МАРТЮХИНЪ.

Не дочь-то моя, а Настасья, племянница она мнѣ по свойству что-ль приходится.

МѢШЕЦКІЙ.

Зачѣмъ же обманывалъ?

МАРТЮХИНЪ.

И не думалъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Кто-жъ меня-то надулъ?

МАРТЮХИНЪ.

А никто. Просто сказать, лѣтникъ былъ не готовъ. А Лизутка-то въ старомъ идти заупрямилась. А я, чтобы добраго дѣла не откладывать, да дочки не срамить, Настасьѣ показаться велѣлъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Это какой же лѣтникъ не готовъ былъ? Въ которомъ она вѣнчалася?

МАРТЮХИНЪ.

Тотъ самый.

МѢШЕЦКІЙ.

А на бумагѣ онъ зачѣмъ? Что, дружокъ, замялся?

МАРТЮХИНЪ.

Ужъ и не пойму я тебя! на какой бумагѣ такой?

МѢШЕЦКІЙ.

А на хлопчатой. Я сегодня всталъ, а ключница мнѣ и показываетъ. Пальца на два бумаги подложено.

МАРТЮХИНЪ.

Вотъ такъ исторія.

МѢШЕЦКІЙ.

А ты, скажешь, не зналъ?

МАРТЮХИНЪ.

Почемъ мнѣ знать? Не я, портной шилъ. Да и не портной онъ, а государынь старшихъ царевенъ наплечный мастеръ. Этакой-то гордый онъ! Съ нимъ и говорить не моги! Не твое дѣло, кричитъ, лучше-де твоего наплечное мастерство знаю.

МѢШЕЦКІЙ.

А на бумагу зачѣмъ же онъ клалъ?

МАРТЮХИНЪ.

Тьфу ты, сила окаянная! Да мнѣ-то почемъ же знать? Видно вверху у царевенъ такъ шить повелось.

МѢШЕЦКІЙ.

А ты не приказывалъ?

МАРТЮХИНЪ.

Да нѣту же.

МѢШЕЦКІЙ.

Ладно. Вези же дочку домой.

МАРТЮХИНЪ.

Это зачѣмъ еще?

МѢШЕЦКІЙ.

А я къ царицѣ сейчасъ… чтобъ въ Воскресенскій ее…

МАРТЮХИНЪ.

Вотъ такъ выдумалъ! Съ чего-жъ ты эту смуту заводишь? Диви бы Павлюкъ на нее жалился!

МѢШЕЦКІЙ.

А вотъ выдумалъ же и завожу. А Павлюкъ теля глупое.

МАРТЮХИНЪ.

Полно-ка. Мириться давай.

МѢШЕЦКІЙ.

Ладно. А за миръ что дашь?

МАРТЮХИНЪ.

Тебѣ спрашивать… а я не поторгуюся… развѣ малость самую.

МѢШЕЦКІЙ.

Идетъ. Садись же за столъ, да перо бери.

МАРТЮХИНЪ [исполняя].

Ну, сѣлъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Пиши же записку теперь, такъ только для памяти, что ты имѣнье свое запродалъ мнѣ и деньги полностью съ меня получилъ. Купчую послѣ напишемъ.

МАРТЮХИНЪ.

Какое-жъ имѣнье-то?

МѢШЕЦКІЙ.

А Новгородское…

МАРТЮХИНЪ.

Новгородское? Не много ли будетъ?

МѢШЕЦКІЙ.

Такъ дочку домой вези.

МАРТЮХИНЪ [пишетъ].

Охъ, чтобъ тебѣ!.. Ладно ужъ… Готова, бери. [Всталъ]. Аль нѣтъ, погоди. Обѣщай, что Лыкова въ ту же цѣну съ Верху сковырнешь.

МѢШЕЦКІЙ.

Обѣщалъ, такъ сковырну ужъ.

МАРТЮХИНЪ [подавая записку].

Ну, бери бумажку.

МѢШЕЦКІЙ [ВЗЯЛЪ].

Вотъ спасибо тебѣ. — А теперь: здравствуй, сватъ. Поцѣлуемся.

МАРТЮХИНЪ.

Здравствуй и ты, сватъ. [Цѣлуются]. И дуракъ же я!

МѢШЕЦКІЙ.

Чѣмъ ты дуракъ?

МАРТЮХИНЪ.

А на половинѣ помирился бы ты.

МѢШЕЦКІЙ.

Не думай того.

МАРТЮХИНЪ.

Помирился бы. Ты же меня на обманъ соблажнилъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Это какъ?

МАРТЮХИНЪ.

А все мнѣ твердилъ: молъ толстыхъ люблю…

МѢШЕЦКІЙ.

Такъ то-жъ не про Павлюкову я жену, про свою ключницу.

МАРТЮХИНЪ.

Ну, дважды же я глупъ.

МѢШЕЦКІЙ.

На этомъ помирюсь съ тобой. [Небольшая пауза; потомъ, хлопая въ ладони]. Эй! гдѣ ты, Павлюкъ! [Павлюкъ входитъ]. Веди всѣхъ ихъ сюда. Скажи: сваты-де помирилися.

ПАВЛЮКЪ.

Сейчасъ, тятенька. [Убѣгая]. Помирилися!!..

МѢШЕЦКІЙ.

Только ты, сватъ, не мѣшай мнѣ. Хоть малость мнѣ свою амбицію показать надо будетъ.

МАРТЮХИНЪ.

Аль ты на бабъ моихъ кричать вздумалъ? Такъ не дамъ я.

МѢШЕЦКІЙ.

Нѣтъ. Павлюка да невѣстку маленько побраню.

МАРТЮХИНЪ.

Ладно. И я помогу.

МѢШЕЦКІЙ.

Ну, Лизы я тебѣ тронуть не дамъ.

МАРТЮХИНЪ.

Не на Лизу я. Своего виноватаго сыщу.

ЯВЛЕНІЕ ПОСЛѢДНЕЕ.
Мѣшецкій, Мартюхинъ. Входятъ слѣва въ слѣдующемъ порядкѣ: Мартюхина, Бабка, Настасья, Сидорка, Лиза, Павлюкъ.
МАРТЮХИНА.

Здравствуй, сватъ.

МѢШЕЦКІЙ.

Здравствуй, сватьюшка. [Цѣлуются]. Здравствуй, бабушка.

БАБКА.

Здравствуй, золотой мой. Только не долго держи ты меня. Разикъ всего поцѣлуй. [Исполняется]. А теперь веди-ка меня [онъ ведетъ] да сажай скорѣй. А то ноженьки у меня шаловливыя, совсѣмъ меня, бабки, не слушаютъ.

[Мѣшецкій сажаетъ ее въ кресло предъ столомъ направо].
МѢШЕЦКІЙ.

Вотъ мы гдѣ тебя, матушка, посадимъ. Отсюда всѣхъ тебѣ видно будетъ. [Переходитъ налѣво].[5] А теперь мы судъ начнемъ. Винися, Павлюкъ.

ПАВЛЮКЪ.

Не въ чемъ мнѣ виниться-то, тятенька. Коли-бъ я вечоръ на Лизу лѣтникъ на бумагѣ надѣлъ, точно-бъ я виноватъ былъ. Она вѣдь, бѣдная, точно монахъ въ веригахъ тяжелыхъ, въ бумагѣ измучилась.

МАРТЮХИНЪ.

Эхъ, сватъ! и виноватаго-то сыскать не сумѣлъ. А вотъ я сейчасъ найду. Сидорка! твое дѣло: винись ужъ.

СИДОРКА.

Аль я, дяденька, опять провинился въ чемъ?

МАРТЮХИНЪ.

А ты на колѣни сперва пади, а тамъ спрашивай.

СИДОРКА [падая на колѣни].

Палъ, дяденька. Въ чемъ же виниться-то мнѣ укажешь?

МАРТЮХИНЪ.

А во всемъ винись.

БАБКА.

Стой, Сидорушка, не винись, не ты виноватъ.

ПАВЛЮКЪ.

Вотъ бабушка вѣрнѣй виноватаго сыщетъ.

БАБКА.

Слышь ты, Сидорушка, со слѣпу я доглядѣть не смогла. А это вѣдь Ѳедунька нашь?

СИДОРКА.

Петрунька, бабушка.

БАБКА.

Что ты! Петрунька-то до-году не дожилъ, померъ. Да вотъ онъ самъ живой стоить. Спроси его: Ѳедунька вѣдь ты?

ПАВЛЮКЪ.

Ѳедунька, бабушка.

МѢШЕЦКІЙ, МАРТЮХИНЪ, МАРТЮХИНА [вмѣстѣ].

Это что еще?

БАБКА.

А то что онъ у меня еще лѣтомъ въ деревнѣ съ Сидоркой былъ и съ Лизой цѣловался. Я же и приказывала.

МАРТЮХИНА.

Вотъ ужъ не чаяла, что маменька моя во всемъ виноватая.

БАБКА.

Не я, доченька, не я. А Настасья все. Знала вѣдь, хитрая, а ни слова мнѣ.

НАСТАСЬЯ.

Ну ужъ я, бабушка, ни на столечко вотъ не виновата. Я, бабушка, дѣвушка правдивая: все тебѣ открыть думала, да они всѣ застращали меня.

БАБКА.

Этакая ты, Настасья, непокорливая.

СИДОРКА [вставая съ колѣнъ].

Ну, коли ни Павлюкъ, ни Настасья, ни бабушка не виноваты, такъ и я, дяденька, не виноватъ; ей-Богу не виноватъ.

МАРТЮХИНЪ.

Кто-жъ виноватъ-то.

СИДОРКА.

А подьячій что у Постельнаго Крыльца ротъ разиня спалъ.

ЛИЗА.

А хоть и не виноватъ ты, Сидорушка, а я тебя наказанье придумала.,

СИДОРКА.

Какое, сестрица?

ЛИЗА.

На Настасьѣ женить тебя.

СИДОРКА [цѣлуя ее].

Вотъ такъ сестрица! Вотъ такъ милочка! Опять я думный дьякъ! Опять я Настасьинъ мужъ.

МАРТЮХИНА.

Ну, ужъ наказанье придумала! Сидорка-то чуть съ радости не пляшетъ.

ЛИЗА.

Послѣ, маменька, всплачется. Настасья-то у насъ съ нарывчикомъ.

НАСТАСЬЯ.

А тебѣ безъ этого нарывчика и замужъ бы не выскочить.

СИДОРКА [схватывая Настасью за руку и подводя къ дядѣ].

Дяденька, благословляй что-ль.

МАРТЮХИНЪ.

Аль мнѣ голыми руками благословлять тебя прикажешь? Завтра приходи: съ образомъ въ рукахъ и образую тебя.

СИДОРКА.

И на томъ, дяденька, спасибо.

МѢШЕЦКІЙ.

А теперь-то что? Охъ, и забылъ я! Иди, Лиза, цѣлуй меня.

ЛИЗА.

А вотъ не пойду. Не забывай обо мнѣ, тятенька, впередъ. Нарочно подалъ отойду, [исполняетъ] а ты самъ ко мнѣ цѣловаться иди.

БАБКА.

Такъ, Лизанька, такъ: хорошенько его!

МѢШЕЦКІЙ.

Вотъ такъ бабёнка зародилася! Аль и впрямь мнѣ къ тебѣ идти?

ПАВЛЮКЪ.

Полно, Лиза. Иди къ тятенькѣ: я приказываю, а я теперь мужъ твой.

ЛИЗА [мужу].

А ты, глупенькій, подумалъ и вправду я? [Тестю]. Нѣтъ, тятенька богоданненькій, не ходи. Шутемъ я сказала. Сама я сейчасъ къ тебѣ подбѣгу. Я тебя уважать должна. Такъ ли я, бабенька, говорю?

[Подбѣгаетъ и цѣлуетъ тестя].
БАБКА.

Такъ, Лизанька, такъ; такъ, умница, такъ.

Занавѣсъ.

1-го сентября 1879 г.

Кронштадтская колонія.



  1. Всю сцену Лиза отъ бабки справа стоитъ, Настасья слѣва.
  2. На сценѣ, отсюда до реплики Мартюхина «куда опять?» разговоръ можетъ быть опущенъ какъ задерживающій дѣйствіе.
  3. На сценѣ отсюда до реплики Мартюхина «А я послѣ этого скажу тебѣ», разговоръ можетъ быть опущенъ, какъ задерживающій дѣйствіе.
  4. На сценѣ, прямо послѣ этихъ словъ входитъ Сидорка со словами «Вотъ оно, зеркальце, дяденька; принесъ». (См. явленіе XII).
  5. Относительное положеніе лицъ, считая слѣва отъ зрителей: Мѣшецкій, Павлюкъ, Лиза, Сидорка, Настасья, Мартюхина, Мартюхинъ, Бабка.