Быль
Был у меня приятель, мой сосед,
Старик почти семидесяти лет,
Старик, каких весьма немного ныне,
Здоровый; он давно уж заплатил
Свой долг отчизне: в гвардии служил
Ещё при матушке Екатерине;
При Павле он с Суворовым ходил
Противу галлов. Мой сосед любил
Поговорить, и говорил прекрасно,
О прошлом веке, жарко, даже страстно!
Ко мне в деревню по воскресным дням
Он приезжал, не скучно было нам!
Я вообще выслушиваю жадно
Изустные преданья, в них у нас
Для будущей истории запас,
И мой сосед рассказывал так складно,
Что хоть куда! Один его рассказ
Я повторю стихами, как сумею,
Употребляя в нем прозопопею:
«Вот то-то же! Вы спорите всегда!
В наш век ничуть не хуже люди были!
И что бы вы об нём ни говорили,
А жить нетрудно было нам тогда!
Согласен я, что чересчур любили
Роскошничать и денег не щадили
Тогдашние большие господа!
Зато они гораздо проще были,
Они добрее, мягче были к нам,
Неименитым, маленьким чинам;
В наш век вельможа важный и почтенный
Был неприступен, крут между вельмож,
А с прочими был тих обыкновенно
И миловал полезно молодёжь,
Уча её не ради разглашенья
Её грехов, а ради исправленья!
У нас в полку служил сержантом сын
Какого-то степного дворянина,
Саратовской губернии, Сурмин:
Я знал его, собой он был картина:
Высок и статен, боек и умён,
И не буян, и всем хорош был он;
Лишь та беда, что молодец дружился
Со всякой дрянью, неразборчив был
По этой части, только и ходил
Что на картёж, и к банку пристрастился
Он всей душой и службу позабыл!
И день и ночь, бывало, с игроками,
Как бы прирос к зелёному столу,
Растрёпан, безобразен, весь в мелу,
Угрюмый, сонный, с красными глазами!
Мы думали, погибнет наш Сурмин!
А каково отцу, когда он знает,
Как сын живёт и время убивает!
Ещё гвардеец! Он срамит свой чин!
Однажды он, поутру, занимался
Игрою в банк, вдруг стук шагов раздался,
И шасть курьер: „Кто здесь сержант Сурмин?“
Он боек был, однако же смешался:
„Меня… я“. — „Вы, к Светлейшему сейчас
Пожалуйте! Со мною же! Есть дело!“
К Потёмкину? Не сон ли? Вот те раз!
Что ж, так и быть! Сурмин поехал смело
К светлейшему. Роскошных комнат ряд
Сержант проходит; мраморные залы,
Как Царские, убранствами блестят,
Полны гостей: вельможи, генералы,
В звездах и лентах, в красных, в голубых,
Стоят и ждут! Сержанта мимо их
Ведёт лакей учтивый и проворный,
И в кабинет. „Сюда-с прошу покорно,
Светлейший здесь, сюда!“ Сурмин вошёл
И видит: сам Потёмкин на кровати
Сидит в пунцовом бархатном халате,
Пьёт кофе; возле приготовлен стол
И карты. Князь было взглянул сурово,
Но вдруг сказал: „Ах, это ты! Здорово,
Сурмин! Ты в банк играешь?“ — „Точно так,
Играю, Ваша Светлость, почему же
И не играть? — ответствовал смельчак. —
Мне от того на свете жить не хуже!“
— „Садись, играй со мной, да не робей!“
Потёмкин стал метать. Они играли
И горячо и долго; перестали,
И выиграл сержант пятьсот рублей.
Князь отдал деньги. На другой день тоже
Сурмин был позван к первому вельможе,
Играл с ним в банк и выиграл опять,
Так и потом история тянулась;
Он рад её хоть вечно продолжать:
Ему Фортуна сладко улыбнулась!
Ему житьё! Ещё и то сказать:
Когда Сурмин по комнатам проходит
Из кабинета князя, как герой,
Сановники кругом его толпой:
Тот руку жмёт ему, другой заводит
С ним разговор, и стал Сурмин знаком
Со знатью, стал на балы, маскерады
Он ездить, там ему все рады
И все его ласкают, он в большом
Ходу в кругу высоком; раздружился
Со сволочью, стал книги покупать
И об чинах, о будущем мечтать,
Процвёл душой, совсем переменился!
Стал ездить он в один семейный дом,
Понравился красавице, влюбился
И, верно, скоро будет женихом,
Она согласна!.. Целый город знает,
Что сватовство на лад уже пошло,
А между тем Потёмкин продолжает
Играть с ним в банк. Однажды повезло
Светлейшему, и стал он бить жестоко
За картой карту, бить, и бить, и бить;
Тому бы перестать, перегодить
Хоть до другого утра, нет, далёко!
Что будет — будет, пан или пропал!
Сержант ещё играет, проиграл
Ещё, и много, денег недостало;
Он проиграл часы и перстень, мало!
Ещё играет, очередь дошла
До платья, до камзола и мундира,
До прочего, и вот беднее Ира
Сурмин, увы! Спустил всё догола!
Тут князь сказал: „Я больше не играю!
А ты разденься, мне отдай свой долг,
Да и ступай домой“. Сурмин примолк,
Глаза потупил. Я воображаю
Его досаду, страх и стыд! Хорош
Он вылетит теперь из кабинета
Потёмкина, как раз в толпу вельмож!
И что об нём молва большого света
И там, и там, везде заговорит?
Он счастье знал и вдруг неосторожно
Всё потерял! Оно, как призрак ложный,
Исчезло, сам он навсегда убит
И для чинов, и для невесты милой,
И для всего, чем сердце полно было.
Беда, беда и только! Князь сердит,
И пристаёт, и требует ужасно:
Сурмин чуть жив, так и дрожит несчастный,
Весь побледнел, и слёзы в два ручья!
„Ах, Ваша Светлость! Ах, не будьте строги!
Помилуйте! Приходит смерть моя!
Помилуйте!“ И повалился в ноги
Светлейшему. „Ну, полно же, вставай! —
Сказал Потёмкин. — Я твой долг забуду,
Прощу тебе, ты мне лишь слово дай
Не браться век за карты“. — „Век не буду,
Клянусь вам, Ваша Светлость, никогда
Играть не буду в карты!“ Побожился,
И с той поры он бросил навсегда
Картёжные беседы, он женился
Превыгодно и службу продолжал,
Украшенный чинами, орденами,
В отставку вышел. Тут он рассказал,
Уж бригадир, какими он судьбами
Исправился и человеком стал:
Он молод был, связался с подлецами,
И в шайке их он вовсе бы пропал…
Отец услышал про его несчастье
И написал письмо чрез одного
Старинного знакомца своего
К Светлейшему, прося принять участье
В житье-бытье заблудшего сынка,
И Князь исполнил просьбу старика!»
