СЕРЕБРЯНЫЙ КУБОКЪ.
правитьВъ этотъ вечеръ мнѣ было какъ-то особенно не по себѣ.
Мнѣ надоѣлъ Нью-Іоркъ, надоѣли мои танцы, надоѣлъ весь міръ.
Улицы были запружены публикой, торопящейся въ театры. Мчались автомобили, все было залито яркимъ электрическимъ свѣтомъ. Мнѣ же были тоскливо и безконечно грустно.
У Гейзенхкйнера по обыкновенію было полно: всѣ столики заняты и уже нѣсколько паръ танцовало посреди зала. Оркестръ игралъ «Мичиганъ».
«Хочу вернуться, хочу вернуться
Въ тотъ край, гдѣ я родился,
Гдѣ не знаютъ грѣха, гдѣ въ поляхъ стада».
Я думаю, что если бы автора этихъ строкъ заставить поселиться въ деревнѣ, то онъ обратился бы за помощью къ полиціи. Все же въ мотивѣ были грустныя нотки, говорящія о тоскѣ по родинѣ.
Я отыскивала глазами свободный столикъ, когда ко мнѣ подбѣжалъ какой-то господинъ. Лицо его были такъ радостно, точно онъ встрѣтилъ свою исчезавшую долгіе годы сестру!
Я сразу угадала въ немъ провинціала. Это было видно по всему — начиная съ выраженія лица и кончая сапогами.
— Да это миссисъ Роксбороу, — воскликнулъ онъ, протягивая мнѣ обѣ руки.
— Что-жъ тутъ удивительнаго? — отвѣтила я.
— Неужели вы забыли меня? — онъ назвалъ свое имя:
— Меня зовутъ Феррисъ.
— Хорошее имя. Только оно не оставило никакого слѣда въ коей короткой жизни.
— Мы познакомились и танцовали здѣсь съ вами, когда я въ послѣдній разъ пріѣзжалъ въ Нью-Іоркъ.
Это было возможно. Если онъ познакомился со мною здѣсь, то вѣрно и танцовалъ. Ради танцевъ я и хожу къ Гейзенхеймеру.
— Когда же это было?
— Въ прошломъ году въ апрѣлѣ.
Эти провинціальные сердцеѣды незамѣнимы. Они воображаютъ, что счастливый вечеръ, проведенный когда то съ ними, на всю жизнь останется въ памяти ихъ случайной дамы.
— Да, да, я теперь вспомнила. Васъ, кажется, зовутъ Альджернонъ Кларенсъ?
— Да, нѣтъ же, мое имя Чарли.
— Извиняюсь. Ну, что жъ, будемъ танцовать?
Мы смѣшались съ танцующими парами. Что-жъ дѣлать! Если бы къ Гейзенхеймеру пришелъ слонъ и пригласилъ меня на танецъ, я обязана была бы согласиться. А мистеръ Феррисъ очень напоминалъ мнѣ это животное. Онъ былъ добросовѣстнымъ танцоромъ, — изъ тѣхъ, которые проходятъ въ танцклассахъ курсъ въ двѣнадцать уроковъ.
Бываютъ весенніе дни, когда у меня является неудержимое желаніе уѣхать изъ города. Въ тотъ день утромъ я подошла къ окну, и нѣжный вѣтерокъ такъ ласково обвѣялъ меня свѣжестью полей.
Вездѣ на удинахъ продавали цвѣты, а въ паркѣ зеленѣла травка и въ воздухѣ было разлито какое-то острое благоуханіе. Если бы не строгій взглядъ внушительнаго полицейскаго, я бросилась бы на траву и хорошенько повалялась бы на ней.
Но что-то роковое всегда отравляетъ радость жизни. Мы съ Чарли говорили на разныхъ языкахъ.
— Вотъ гдѣ жизнь! Вы часто здѣсь бываете? — говорилъ мнѣ мой кавалеръ.
— Довольно часто.
Я не сказала ему, что бываю здѣсь каждый вечеръ и что мнѣ платятъ за это. Мы, профессіональныя танцовщицы, должны скрывать это. Иначе публикѣ показалось бы подозрительнымъ, что именно мы беремъ призъ, серебряный кубокъ на конкурсѣ танцевъ въ концѣ вечера.
Этотъ призъ, конечно, трюкъ. Я беру его три раза въ недѣлю: остальные разы торжествуетъ надо мной Мабель Франсисъ. Конечно, призъ можетъ взять каждая, только этого почему-то никогда не случается.
— Шикарный ресторанъ, — продолжаетъ мистеръ Феррисъ. — Я хотѣлъ бы жить въ Нью-Іоркѣ. Только это теперь невозможно. Недавно умеръ отецъ, и я не могу бросить нашей торговли. Да и дѣла идутъ у меня прекрасно. И знаете, я недавно женился.
— Женились? Что же вы тогда ходите по ночнымъ ресторанамъ, точно холостякъ? А бѣдная жена сидитъ дома и думаетъ: «гдѣ теперь скитается мой мальчикъ!» И вамъ не стыдно?
— Да она совсѣмъ не сидитъ дома. Она тутъ, въ ресторанѣ. Вонъ, наверху…
Я подняла голову. Надъ краснымъ бархатнымъ барьеромъ склонялось грустное женское лицо.
— Что жъ вы ее не развлечете, не потанцуете съ ней?
— Ей и такъ весело. Да и танцуетъ она недостаточно хороши для Нью-Іорка.
Мнѣ захотѣлось укусить его. Стыдится танцовать со своей женой! Посадилъ ее въ кресло, далъ лимонаду и считаетъ, что этого достаточно.
Музыка заиграла что-то другое. Я оставила его и отправилась на верхъ.
Она сидѣла, облокотившись на красный бархатъ барьера, и смотрѣла на танцующихъ. Это была типичная провинціалка, скромно и безвкусно одѣтая.
Я рѣшительно взялась за спинку свободнаго стула рядомъ съ ней.
— Можно присѣсть около васъ?
Она вздрогнула и обернулась. Помолчала, видимо не зная, что отвѣтить.
— Я только-что танцовала съ вашимъ мужемъ.
— Я видѣла.
Встрѣтивъ взглядъ ея большихъ темныхъ глазъ, я вдругъ почувствовала, что успокоюсь, только сбросивъ что-нибудь большое и тяжелое на голову идіота, танцовавшаго внизу. Это былъ взглядъ измученной, побитой собаки.
— Милочка, скажите мнѣ, въ чемъ дѣло? — не выдержала я.
— Я васъ не знаю.
— И не нужно знать. Я часто разсказываю свои неудачи кошкѣ, которая гуляетъ на крышѣ сосѣдняго дома. Зачѣмъ вы пріѣхали весной въ Нью-Іоркъ?
Она молчала. Потомъ, точно сообразивъ, что ей станетъ легче, подѣлившись даже со мной, заговорила:
— Это нашъ медовый мѣсяцъ. Чарли бредить Нью-Іоркомъ и обязательно захотѣлъ везти меня сюда. Я все не соглашалась. Я чувствовала, что это будетъ очень плохо для меня. Знаете, я до замужества жила въ Раднеѣ и тамъ знала одного человѣка. Его звали Джэкъ Тизонъ. Онъ всѣхъ, сторонился. И я раньше очень этому удивлялась. Теперь-то и поняла. Онъ тоже проводилъ медовый мѣсяцъ въ Нью-Іоркѣ и его жена, увидѣвъ здѣшнихъ мужчинъ и столичную жизнь, уже не могла помириться съ провинціей.
— Ну, и что же?
— Вернувшись въ Радней, она скоро бросила мужа и уѣхала одна въ Нью-Іоркъ. А онъ все надѣется. что она вернется къ нему.
— Надѣется, что вернется къ нему? Послѣ двухъ лѣтъ разлуки?
— Да. И каждый день ходитъ на станцію встрѣчать ее… А теперь я знаю, что то же самое будетъ и со мной. — Она разрыдалась.
— Возьмите себя съ руки! Не надо же такъ плакать…
— Ахъ, я не могу! Я предчувствовала это. Вѣдь, я такъ не похожа на здѣшнихъ жеишинъ. Да и не хочу походить. Я просто хочу жить дома и быть счастливой. А онъ считаетъ, что я недостаточно хороша для него…
Въ этотъ моментъ музыка замолкла и раздался голосъ Иззи Кермана, объявлявшаго о конкурсѣ. Мнѣ надо было итти. И вдругъ блестящая мысль осѣнила меня.
— Вытрите скорѣй слезы, напудрите носъ и пойдемте въ залъ.
— Но Чарли не хочетъ танцовать со иной!
— Кромѣ Чарли въ залѣ есть еще мужчины; если не ошибаюсь. Ну, слушайте…
Иззи объявлялъ присутствующимъ, что дамы должны взять у него по билетику съ номеромъ. Во время танцевъ, вызываемые номера должны уходить изъ круга и, такимъ образомъ, въ концѣ-концовъ, останется только парочка взявшая призъ.
— Вы тоже попытаете счастья, — сказала я молодой женщинѣ. — Не спорьте. Возьмите себя въ руки и думайте, что вы завоевываете своего Чарли. Приведите себя въ порядокъ. Я иду за билетами.
Внизу я сказала Иззи:
— Дайте мнѣ два билета. Тутъ есть одна провинціалка. Дайте ей танцовать до конца. Пусть повеселится.
Онъ радостно улыбнулся.
— А я-то волновался. Думалъ, вы пропали. Ну, хорошо, хорошо. Вотъ вамъ билеты. Только не спутайте. Вашъ 36-й.
Молодая женщина ждала меня у лѣстницы. Я порадовалась на нее. Никто бы не подумалъ, что она только что плакала. У дѣвочки была сила воли.
Начались танцы. Иззи выкрикивалъ номера, и залъ понемногу пустѣлъ. Наконецъ, остались двѣ пары — я, танцевавшая съ Чарли, и его жена съ какимъ-то господиномъ, котораго я познакомила съ ней.
Чарли старался изо всѣхъ силъ, но я скоро замѣтила, что вниманіе публики было приковано не къ нашей парѣ. Я взглянула на миссисъ Чарли и не удивилась этому. Дѣвочка ожила. Розовая и сіяющая, она была очаровательна. Отъ нея вѣяло молодостью, здоровьемъ, ослѣпительной свѣжестью. Невольно въ душномъ ресторанномъ залѣ вспомнился живительный воздухъ полей, повѣяло далекой весной, запахомъ сѣна. Ей апплодировали.
— Номеръ 10!
Я остановилась.
— Идемте, — сказала я Чарли и быстро повела его на балконъ.
Но удивленный взглядъ Чарли не нашелъ тамъ жены, покорно ожидающей своего господина. Она танцовала, опьяненная успѣхомъ. Лицо супруга вытянулось.
— Какъ-будто, ваша жена танцуетъ достаточно хорошо для Нью-Іорка? — насмѣшливо замѣтила я ему. Бѣдняга совсѣмъ растерялся и смущенно обмахивался платкомъ, а я воспользовалась случаемъ и отъискала глазами Иззи. Мы встрѣтились взглядами. У Иззи былъ такой видъ, точно онъ оказался участникомъ ужаснаго преступленія. Я успокоительно кивнула ему головой и обернулась къ Чарли.
— Она взяла призъ, безпомощно пробормоталъ онъ.
— Да, и я совѣтовала бы вамъ увозить ее скорѣй изъ Нью-Іорка. Мы говорили съ ней, и она что-то очень горячо разсказывала мнѣ о женѣ нѣкаго Джока Тизона, которая бѣжала отъ своего мужа въ столицу, такъ какъ воздухъ Нью-Іорка отравилъ ея душу.
— Вы, думаете, она могла бы?.. — онъ позеленѣлъ.
— Надо было-бы вамъ послушать, какъ она говорила объ этомъ. Чувствовалось безповоротное рѣшеніе.
— Завтра же ѣдемъ домой. — Его руки тряслись.
— Да, постарайтесь уговорить ее. Да вотъ и она.
Миссисъ Чарли шла къ намъ съ кубкомъ въ рукѣ.
Я ждала ея первыхъ словъ. На ея мѣстѣ я бы наговорила массу непріятнаго и злого.
— О, Чарли, милый, — сказала она радостно, какъ жаль, что я не съ тобой танцовала!
— Душечка, ты прелесть, — заискивающимъ тономъ отвѣчалъ ей Чарли. — Воображаю, какъ поражены будутъ дома. Какъ ты думаешь, не уѣхать-ли намъ завтра съ первымъ поѣздомъ? Надо же намъ похвастаться домашнимъ…
— О, Чарли! — Дѣвочка сіяла.
Я воспользовалась случаемъ и оставила ихъ вдвоемъ. Иззи давно уже ждалъ моихъ объясненій.
Бѣдняга такъ волновался, что вмѣсто словъ издавалъ какіе-то странные звуки. Точно испорченный граммофонъ.
— Вы съ ума сошли, — шипѣлъ онъ. — Я вамъ, кажется, ясно сказалъ, что вашъ номеръ 36-й.
— Такъ, значитъ, я ошиблась. Перепутала билеты.
Онъ продѣлалъ нѣсколько упражненій шведской гимнастики.
— Что же прикажете мнѣ сказать хозяину?
— Ахъ, не все-ли равно, Иззи, вотъ взгляните туда. Развѣ не стоило пожертвовать серебрянымъ кубкомъ, чтобы сдѣлать счастливой на всю жизнь вотъ ту нѣжную парочку? Это ихъ медовый мѣсяцъ и вы можете сказать хозяину, что я рѣшила, что онъ обязанъ былъ сдѣлать имъ свадебный подарокъ.
— Ага, — встрепенулся Иззи, — вы выдали себя! Да хозяинъ моментально выставитъ васъ. Такихъ особъ, какъ вы, найдется сколько угодно. Только кликни кличъ…
— Онъ мнѣ ничего не сдѣлаетъ, Иззи. А сама ухожу отъ него. Я устала. Мнѣ надоѣлъ вашъ ресторанъ, магазины и Нью-Іоркъ. Я возвращаюсь въ провинцію. Оказывается, любовь къ ней у меня въ крови. Сегодня я окончательно убѣдилась въ этомъ. Передайте хозяину мои извиненья и привѣтъ. Если понадобится, пишите мнѣ но адресу: Радней, миссисъ Джэкъ Тизонъ.
At Geisenheimer’s. Статья о рассказе П. Вудхауса в английской Википедии.