A mind not to be chang'd by place or time.
The mind is its own place, and in ifself
Can make a heav'n of hell, of heaven.
ЧАСТЬ IV.
правитьПечатать дозволяется съ тѣмъ, чтобы по отпечатаніи, до выпуска въ продажу, представлены были въ Ценсурный Комитетъ одинъ экземпляръ сей книги для Ценсурнаго Комитета, другой для Департамента Министерства, просвѣщенія, два экземпляра для Императорской Академіи Наукъ. 1817 Года Іюня 15 дня.
СЕНТ-КЛЕРЪ ОСТРОВИТЯНИНЪ
правитьГЛАВА I.
правитьВъ продолженіе нѣсколькихъ дней время было все дурное и ненастное, и жители не выходили изъ крѣпости. Роналѣдза былъ этимъ доволенъ, находя для себя большое удовольствіе въ бесѣдѣ всего общества. Время проходило тихо въ пріятнѣйшихъ разговорахъ и музыкѣ. Очарованіе молодаго Лорда умножалось ежедневно отъ различія свойствъ сей любезной компаніи; будучи молодъ, богатъ и независимъ ни отъ кого, не старался онъ погашать чувства его увлекавшаго. Воспользовавшноь первымъ случаемъ говорить наединѣ съ Монтеемъ, просилъ его согласиться довесть до свѣдѣнія Зины свои желанія и предложить ей свою руку.
Монтей, подумавъ нѣсколько, сказалъ ему: «Вы много мнѣ дѣлаете чести, Милордъ; я въ полной мѣрѣ чувствую великодушіе ваше, побуждающее васъ къ соединенію съ фамиліею изгнанника. Еще прежде нашего знакомства избавитель друга моего Росса имѣлъ уже священнѣйшія права на мою признательность. Похвалы, слышанныя мною отъ него м личнымъ съ вами знакомствомъ подтвержденныя, равно какъ и то, что узналъ я стороннимъ образомъ, все обязываетъ меня дать вамъ мое согласіе. Естьли вы также получите оное и отъ моей дочери, самъ же собою я никогда не принужу дѣтей моихъ отдавать свою руку вопреки сердцу. Зина еще молода; она никого не видала, кромѣ своихъ родственниковъ и моихъ друзей, коихъ почитаетъ вмѣсто родителей. Я боюсь, чтобы въ это время малѣйшая перемѣна состоянія не испугала ее. Я скажу ей о сдѣланной чести вашимъ предложеніемъ, и дамъ ей разумѣть мое мнѣніе о васъ; но повторя ей все то, что вамъ сказалъ, дамъ ей знать, что рѣшеніе зависитъ отъ нее собственно; ибо въ супружескомъ состояніи, которое почитаю я щастливѣйшимъ изъ всѣхъ, надобно, чтобы обѣ стороны были согласны, иначе самый рай будетъ адомъ.»
Разставшись съ Лардомъ, Монтей пошелъ къ женѣ своей и сообщилъ о намѣреніяхъ Лорда вразсужденіи ихъ дочери.
Амбруазина тяжко вздохнула. — A нашъ милый Рандольфъ, сказала она; должно ли оставить давнюю надежду сдѣлать его нашимъ сыномъ. Признаюсь, это дорого стоитъ моему сердцу, когда дѣти наши узнаютъ, что они могли быть соединены, то разлука сія тѣмъ будетъ для нихъ тягостнѣе. Я трепещу при одной мысли, что они будутъ въ правѣ упрекать насъ за то, что мы возпользовались ихъ незнаніемъ, выдавъ замужъ Зину и разлуча ее съ нимъ на всегда. —
«Зина не будетъ сговорена противъ своей воли и сказалъ Монтей: сохрани меня Боже, чтобъ я могъ имѣть вліяніе на ея выборъ! Но признаюсь, что уважая причины, о которыхъ тебѣ сказывалъ, я желалъ бы предпочесть Рональдзу: его характеръ, независимое состояніе и все служитъ мнѣ порукою за благополучіе моей дочери съ этимъ благороднымъ человѣкомъ, которой не боится насмѣшекъ большаго свѣта, вступая въ него съ дочерью изгнанника. Я увѣренъ, что Рандольфъ будетъ такогожъ мнѣнія, и что первѣйшее его желаніе, кромѣ привязанности его къ Зинѣ, быть моимъ сыномъ; но естьли онъ будетъ узнанъ Роскелинами, но не будетъ уже зависѣть отъ себя, да и я не желаю; чтобъ могли меня подозрѣвать, что я его похитилъ и хранилъ у себя, въ надеждѣ женить его на моей дочери; они и кромѣ сего довольно найдутъ случаевъ сдѣлать мнѣ попреки. Жребій Рандольфа долженъ удалять его отъ Зины; можетъ быть мы и ошибаемся, считая его чувства за братнія; привыкнувши съ младенчества считать ее сестрою, можетъ онъ къ ней иной любви и не будетъ чувствовать. Разсмотри эти обстоятельства, милая Амбруазина! и естьли ты ихъ одобришь, тебѣ же препоручаю увѣдомить о томъ дочь твою, можетъ ли она исполнить обязанности и долгъ дружбы, составя благополучіе того, кто спасъ моего любезнаго Росса.»
Амбруазина, привыкшая соглашаться съ мнѣніями Сент-Клера, ни мало не противорѣчила, и обѣщала поговорить съ дочерью. На другое утро, бывши съ ней одна и занимаясь женскимъ рукодѣльемъ, она зачала съ ней разговоръ:
— Время все худо, сказала она ей, смотря нехотя на проливной дождь: не скоро нашъ новой другъ вздумаетъ возвратиться къ намъ. Какъ ты думаешь о немъ, Зина, имѣешь ли столь хорошія о немъ мысли, какъ я? —
«Я думаю, что онъ очень красивъ и очень любезенъ; не такимъ ли и вы находите его, матушка?»
— Точно такимъ, отвѣчала она: я рада, что мнѣніе мое согласно съ твоимъ. —
«И еще, продолжала Зина, Брижетта мнѣ сказывала, что онъ былъ болѣе, нежели великодушенъ съ ея мужемъ и со всѣми тѣми, которые подавали помощь къ его спасенію, и что его собственные слуги отзываются о немъ, какъ о наилучшемъ Господинѣ.»
— Эти искреннія похвалы лучше другихъ, сказала Амбруазина: онѣ показываютъ сердце нескрытное, доброе, великодушное; это хорошій знакъ, когда люди знатнаго человѣка говорятъ о немъ съ похвалою; они слишкомъ къ нему близки, чтобъ онъ могъ ихъ обмануть. —
«Они говорятъ также, продолжала Зина, что онъ сколько любимъ, столько и почитаемъ во всѣхъ Аркадскихъ островахъ за его благодѣянія и снисходительность; а что всего болѣе, онъ тамъ великодушно поступалъ съ нашимъ другомъ Жамесомъ Россомъ и съ Рандольфомъ: все сіе соединя вмѣстѣ, я получила наилучшее мнѣніе о Лордѣ Рональдзѣ.»
— Я сама тогожъ мнѣнія, — сказала Амбруазина.
«А что еще болѣе усугубляетъ мое почтеніе, которое я къ нему возымѣла, прибавила Зина, такъ то, что онъ кажется нѣжнымъ и почтительнымъ къ родителю моему, и васъ слушаетъ и смотритъ на васъ съ удивленіемъ: это одно сдѣлало бы мнѣ его любезнымъ, хотя бы и не было иныхъ побужденій.»
— Бѣдный Рандольфъ! думала Амбруазина: я бы побожилась, что она имъ однимъ занята; Сент-Клеръ справедливо думалъ, что это любовь братняя. Я очень рада, что ты такого мнѣнія объ этомъ молодомъ Лордѣ, сказала она дочери: онъ также очень хорошаго мнѣнія о тебѣ. —
«Въ самомъ дѣлѣ, милая маминька! я очень этимъ горжусь, повѣрьте; развѣ онъ говорилъ вамъ объ этомъ?»
— Еще не мнѣ; онъ такого хорашаго мнѣнія о тебѣ, Зина, что вчера просилъ тебя у отца въ супруги. —
«Въ супруги! вскричала Зина съ величайшимъ удивленіемъ, уроня работу изъ рукъ, которую она держала: въ супруги! право я бы никогда объ этомъ не подумала; я бы желала, чтобъ буря его занесла куда-нибудь, лишь бы не въ Барру!… это съ его стороны дурно; отецъ мой жертвуетъ для него своею жизнію, и за сіе человѣколюбіе и угощеніе онъ хотѣлъ бы лишишь его дочери.»
— Ты говоришь не подумавши, милая Зина; хотя ты откажешь его предложенію или примешь его, оно въ обоихъ случаяхъ дѣлаетъ тебѣ честь. —
«А естьли это такъ, о моя нѣжнѣйшая матушка! то я скажу однимъ словомъ мой отказъ; я не знаю, дѣлаетъ ли мнѣ честь его предложеніе; но оно отъ того не менѣе для меня несноснѣе, и я не могу его болѣе видѣть съ удовольствіемъ.»
— A я надѣюсь, что ты его увидишь, и будешь съ нимъ обходиться, какъ съ гостемъ и другомъ. —
«И такъ, сказала Зина съ навернувшимися слезами: вы мнѣ такъ говорите, какъ будто на меня гнѣваетесь; прошу васъ, маминька, простите меня. Я его почитаю, желала бы любить; но…»
— Отъ чегожъ, Зина? Не теперь ли ты говорила, что ты его находишь прекраснымъ, любезнымъ, велизодушнымъ? —
«Да? да, да! я это говорила; но я не знала; что это примется въ другомъ видѣ.»
Амбруазина улыбнулась. — Я понимаю, Зина, онъ точно кажется прекраснымъ; это тебѣ досадно. —
Вы шутите, матушка; но не замѣтилиль вы, что у него цвѣтъ слишкомъ нѣженъ для мущинъ? Его голубые глаза слишкомъ велики, слишкомъ томны… и его станъ… онъ не такъ великъ, какъ Рандольфъ, не такъ ли?"
— Я его не разсматривала столь примѣчательно, какъ ты; но положимъ, что онъ имѣетъ сіи недостатки, кои не лишаютъ его великодушія, какое ты въ немъ находила, и благородства, съ какимъ онъ по твоимъ словамъ ведетъ себя въ своемъ санѣ. —
«Нѣтъ; но естьли онъ имѣлъ причину, такъ можно полагать, что онъ все дѣлалъ не просто, дабы только понравиться, и еще мы ничего о немъ не знаемъ, какъ только отъ собственныхъ его слугъ.»
— Они рѣдко прибавляютъ, говоря о добродѣтеляхъ своихъ Господъ; но не говорила ли ты, что ты его почитаешь и за добродушіе къ жителямъ Аркадскихъ острововъ? —
«Мы не довольно въ томъ еще увѣрены, милая маминька.»
— A естьлибъ были увѣрены, сказала Амбруазина, тогда бы ты могла его любить, хотя за то, какъ говорила прежде, что онъ почитаетъ твоего отца, и мнѣ удивляется. —
«Милая маминька! я не могу ни одного человѣка полюбить столько, чтобъ васъ оставить.»
— Естьли это одно только препятствіе, то я увѣрена, что Лордъ Рональдза его преодолѣетъ, согласясь съ нами жить; что еще скажешь на это? —
«Ничего, матушка; только что я его не люблю и любить никогда небуду.»
— Этотъ отвѣтъ рѣшителенъ; и такъ, когда особа и свойство Лорда Рональдзы тебѣ не нравятся, скажижъ мнѣ пожалуй, каковъ долженъ быть человѣкъ, которой тебѣ непротивенъ чтобъ я могла судить заранѣе о тѣхъ которые будутъ свататься, и заранѣе предохранять себя отъ твоихъ отказовъ? —
«Вы насмѣхаетесь надо мною, маминька. Хорошо, я скажу, что я не могу удивляться ни одному человѣку не похожему на батюшку, или на Рандольфа…»
— Въ добрый часъ; твой образецъ уже выбранъ; всякой не схожій съ нимъ долженъ быть изключенъ. —
«Я боюсь, сказала Зина съ безпокойствомъ, что5ъ батюшка не прогнѣвался на меня; тогда я возненавижу Лорла Рональдзу, какъ главнаго виновника; но естьли вы будете столь милостивы, что поговорите въ защиту мою, онъ бы меня извинилъ.»
Тутъ Монтей вошелъ. — Не помѣшалъ ли я вамъ? сказалъ онъ: я пришелъ узнать, милая Амбруазина, говорила ли ты съ Зиною? —
Зина закраснѣвшись повѣсила голову. «Да, отвѣчала мать, по ея лѣтамъ не льзя было ожидать столь рѣшительнаго упорства: какъ она не знала намѣденія Рональдзы, то находила его хорошимъ, любезнымъ, одареннымъ всѣми добродѣтелями; но какъ узнала, что онъ имѣетъ виды на нее, то всѣ сіи достоинства изчезли одно за другимъ такъ, что не осталось и слѣду ихъ; однимъ словомъ: онъ ей не по вкусу; она не любитъ ни бѣлокурыхь волосъ, ни голубыхъ глазъ, и хочетъ только такого мужа, которой бы походилъ на тебя, или на Рандольфа.»
— Милая маминька! возразила Зина улыбаясь: вы конечно не гнѣваетесь, а шутите; захотите ли вы меня осуждать, когда я тѣхъ же мыслей о достоинствѣ и красотѣ людей, какъ вы? —
«Мнѣ прискорбно, Зина, сказалъ Монтей, что ты смотришь на этого человѣка не такъ, какъ я; послѣ всего того, что я о немъ знаю, онъ столько же знатенъ, какъ и добродѣтеленъ; къ томужъ еще мы довольно увѣрились, что онъ таковъ, каковъ есть, иначе не ввѣрили бы ему благополучія своего дитяти. Подумай, милая Зина, хорошенько, и не огорчай твоего отца рѣшительнымъ отказомъ! Я весьма былъ бы щастливъ, видя мою милую дочь, мою вторую Амбруазину, соединенною съ знатнымъ и достойнымъ супругомъ.»
— Ахъ! на что желать союза, который разорветъ участь, связующую меня съ вами? О наилучшій изъ отцовъ! съ вами только я желаю жить и умереть! — Съ сими словами Зина взяла руку Монтея, которую съ жаромъ жала, смотря на него съ покорнымъ и просительнымъ видомъ.
«Милая дочь! сказалъ онъ ей: бракъ есть долгъ какъ въ отношеніи къ обществу, коего мы члены, такъ и для родителей, желающихъ прежде своей разлуки видѣть своихъ дѣтей пристроенными. Объятіе нѣжнаго и любимаго супруга есть покровъ для молодой и добродѣтельной женщины. Естьли Небо лишитъ тебя матери и меня, не будешь ли имѣть тогда нужды въ семъ сладостномъ покровительствѣ?»
— Дай Богъ, сказала Зина, бросясь на колѣни, чтобъ я не дожила до сего горестнаго дня; но естьли буду и оставлена, развѣ не имѣю покровителей въ братьяхъ? Мои милой Рандольфъ скорѣй умретъ, нежели оставитъ свою сестру; онъ не попуститъ никому ее обидѣть. —
«Я нѣжно тебя люблю, Зина, сказалъ Монтей съ чувствомъ: столь нѣжно, что ты не захочешь быть опрометчивою въ рѣшеніи, отъ коего зависитъ твое благополучіе; я скажу твой отвѣтъ Лорду Рональздѣ. Но естьли ты хочешь меня одолжить, обходись съ нимъ по прежнему; онъ тебя почитаетъ, и естьли ты не хочешь дать ему свою руку, не забудь по крайней мѣрѣ, что онъ мнѣ другъ, и избавитель Росса.»
Зина обѣщалась, и поцѣловавъ своихъ родителей, просила позволенія удалиться; что ей и позволено. — Никогда это милое дитя никого столько не будетъ любить, какъ Рандольфа, сказала Амбруазина сквозь слезы: невинна какъ младенецъ; ея сердце даже не подозрѣваетъ настоящихъ своихъ чувствъ. О, естьли бы эти чувства составили ея благополучіе! я не хочу отчаяваться, Рандольфъ ее также любитъ, и умѣлъ бы сдѣлать щастливою. —
«Я въ томъ не сомнѣваюсь, моя Амбруазина; я знаю, чего можно ожидать отъ него: наилучшій изъ сыновей, наилучшій изъ братьевъ, конечно будетъ наилучшимъ и изъ мужей; но вспомни, что ты должна ввѣрить домашнее спокойствіе твоей дочери Лорду Жону, Графинѣ Елеонорѣ, Лади Роскелинъ, и хотя бы ихъ можно было согласить на сей союзъ, думаешь ли ты, что ихъ характеръ способенъ сдѣлать щастливою женщину, зависящую отъ нихъ, и особливо, естьли эта женщина будетъ дочь Сент-Клера Монтея. Нѣтъ, никогда, Амбруазина, наша Зина не войдетъ въ такую фамилію, которая ее приметъ иначе, нежели какъ ты принята, или какъ она заслуживаетъ; они не будутъ благодарить Небо за это сокровище.»
— Ты правъ, милой другъ, сказала Амбруазина: но возложимъ наше упованіе на Провидѣніе, которое меня вручило тебѣ, не смотря на столько препятствій; все можетъ расположиться такъ щастливо, какъ мы и не недумаемъ. — Подавши свою руку мужу, они вошли въ залу, гдѣ Лордъ Рональдза ихъ ожидалъ cъ нетерпѣніемъ.
ГЛАВА II.
правитьОставя своихъ родителей, Зина проходила корридоръ въ крѣпости; чтобъ идти въ свою комнату, какъ встрѣтилась съ Рандольфомъ; въ замѣшательствѣ отъ всего происшедшаго она бы желала уединенія, но онъ ее остановилъ. «Милая сестрица! сказалъ онъ ей, взявъ ее за руки: ты невдругъ уйдешь отъ меня; я цѣлый день съ тобою не видался. Но Боже мой! что съ тобою сдѣлалось! глаза у тебя красны и заплаканы; скажи мнѣ пожалуй, чѣмъ ты опечалена? развѣ родители, или кто изъ друзей нашихъ не такъ здоровъ?»
— Нѣтъ, они всѣ здоровы, кромѣ меня; сказала она, приложа свою руку ко лбу: что-то мнѣ нездоровится… мнѣ хочется идти въ свою комнату и успокоиться. —
«Сперва ты скажешь мнѣ, Зина, что тебя такъ разтрогало; я хочу знать; о чемъ ты плакала?»
— Такъ, бездѣлица, которая, надѣюсь, и пройдетъ. —
«Хорошо; такъ на чтожъ отъ меня ее скрывать? Я все любопытенъ знать, что трогаетъ мою милую Зину; естьли она меня любитъ, то скажетъ мнѣ эту бездѣлицу.»
— Естьли я тебя люблю…. знаешь ли Лорда Рональдза…. — Она смѣшалась, покраснѣла и замолчала.
«Говори, ради Бога, сказалъ Рандольфъ съ нетерпѣніемъ, что такое Лордъ Рональдза сдѣлалъ? чѣмъ онъ огорчилъ мою сестру?»
— Онъ… онъ хочетъ… право я не могу тебѣ пересказать, ты не повѣришь. —
«Боже мой! скажи, что это? Зина, ты меня выводишь изъ терпѣнія; говори прямо.»
— Лордъ Рональдза… онъ меня до смерти обидѣлъ… —
"Онъ! хорошо; такъ и я его огорчу до смерти, сказалъ Рандольфъ, опустивши руки Зины, до тѣхъ поръ имъ удерживаемую, и положа свою руку на эфесъ своей шпаги: огорчить мою сестру и довести до слезъ! вотъ награда за привязанность моего родителя и за мою готовность жертвовать собою для спасенія его жизни! Неблагодарный! онъ того не знаетъ, что я тебя защищу отъ всѣхъ обидъ, пока дышу!!
Онъ хотѣлъ удалиться, но теперь она уже его остановила и крѣпко держала. — Ты ошибаешься, братецъ; я худо изъяснилась: Лордъ Рональдза ничего не дѣлалъ, чтобъ могло тебя привести въ гнѣвъ. —
«Такъ о чемъ же ты плачешь, Зина? за чѣмъ такъ робѣла мнѣ открыться? за чѣмъ говорила, что онъ огорчилъ тебя до смерти? развѣ все эта ты назовешь бездѣлицей? Твои слезы, сестрица, будутъ всегда важны для Рандольфа.»
— Какъ ты добръ и милъ, любезный Рандольфъ! но какъ тебѣ растолковать, что твоя бѣдная маленькая Зина…. Право я принуждена думать, что это изъ насмѣшки онъ осмѣлился… —
Рандольфъ вырвался отъ нее и хотѣлъ идти въ комнату Лорда; но Зина выбѣжала за нимъ, и догнавши сказала, закраснѣвшись: онъ просилъ меня въ супруги у моего родителя… —
«Въ супруги!….. жениться на тебѣ!…. Лорду Рональдза!… возможно ли это!» Рука его оставила шпагу и очутилась на лбу; онъ помолчавъ нѣсколько, наконецъ сказалъ: «Такъ онъ, по словамъ твоимъ, хочетъ на тебѣ жениться, и больше ничего?»
— Только и всего. Развѣ этого мало: хотѣть меня взять за себя, разлучить съ родителями и съ тобою! —
Рандольфъ вздохнулъ. "Чтожъ думаютъ объ этомъ предложеніи наши добрые родители, " сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.
— Они говорятъ, что онъ меня уважаетъ, что Лордъ Рональдза добродѣтеленъ, сдѣлаетъ меня щастливою; они желали, чтобъ я его могла любить; но право я этого не могу сдѣлать. Я это имъ сказала, и по ихъ извѣстному благоволенію они еще желали меня извинить. Однако я боюсь, чтобъ батюшка на меня не прогнѣвался. —
«Нѣтъ, Зина, онъ такъ добръ! Но они правы: Лордъ Рональдза красивъ, добродѣтеленъ, добръ и заслуживаетъ быть любимымъ тобою.»
— Пусть онъ всѣмъ тѣмъ будетъ, чѣмъ хочетъ, и со всѣми этими добродѣтелями уѣдетъ и не возвращается болѣе. Развѣ и ты самъ хочешь, чтобъ я за него вышла, чтобъ я уѣхала на Аркадскіе острова? Я надѣялась, что ты болѣе меня любишь! —
«Я тебя въ тысячу разъ болѣе люблю, нежели самаго себя, милая Зина! но я никогда еще не думалъ о твоемъ замужствѣ; естьли же это должно, то я былъ бы щастливъ, видя тебя за такимъ супругомъ, какимъ кажется Лордъ Рональдза, почитая, что онъ можетъ тебя сдѣлать щастливою.»
Слезы опять появились у Зины. — Я не понимаю этой нужды въ замужствѣ, сказала она, развѣ я не могу жить съ моими родителями и братьями? —
«Отри твои слезы, сестрица! наши родители никогда не принудятъ тебя выйти противъ твоей воли, естьли не хочешь за Лорда Рональдзу, то онъ насъ оставитъ, будь въ этомъ увѣрена, лишь только время ему позволитъ отплыть.»
— Я буду просить Бога о попутномъ вѣтрѣ; я его ненавижу и готова желать ему всѣхъ благъ, лишь бы, только онъ меня не любилъ, —
Рандольфъ ничего не возражалъ; онъ погруженъ былъ въ различныя мысли. — Ты молчишь! сказала ему Зина: Боже мой! развѣ и ты на меня разсердился? не довольно ли я имѣла печали? Противорѣча родителю, еще должна бояться твоего неудовольствія? —
«Нѣжная Зина! отвѣчалъ онъ, прижавъ ее къ сердцу: успокойся; никогда въ жизни я менѣе не былъ недоволенъ или огорченъ, какъ теперь.»
— Ахъ, тѣмъ лучше! сказала она ему, поцѣловавъ его въ щеку; вотъ мы теперь друзья; я щастлива! Я пойду въ свою комнату, и прошу тебя, Рандольфъ, естьли батюшка будетъ съ тобою говорить объ этомъ, возьми сторону сестры твоей; клянусь тебѣ, я скорѣе умру, нежели выду за Лорда Рональдзу. —
Рандольфъ ей обѣщалъ, и она оставила его.
Болѣе четверти часа онъ прохаживался туда и сюда по длинному корридору, сложа руки крестообразно, съ поникшею головою, и углубясь въ мучительныя мысли; нещастной молодой человѣкъ въ первой разъ прочелъ въ своемъ сердцѣ, и открылъ, что онъ любилъ Зину не такъ, какъ сестру; онъ ощущалъ въ себѣ живѣйшее чувство ревности противъ Лерда Рональдза и чрезмѣрную радость отъ ея отказу. Восторгъ, произведенный чистосердечнымъ произнесеніемъ Зины, выразительность ея поцѣлуя, и все то, что въ немъ происходило, не дало ему сомнѣваться въ истинномъ чувствѣ, которое онъ находилъ преступнымъ и которое рѣшился заглушить въ своемъ сердцѣ, за какую бы то цѣну не было; дружба нѣжнѣйшая и живѣйшая, какую только ему изъявляла сестра его, и ея упорной отказъ отъ выгоднѣйшаго замужства, довершило ужасъ его. Невинная дѣвушка, думалъ онъ, содрогаясь, сама не зная, можетъ быть раздѣляетъ со мною преступную страсть.
О, естьли чистота твоей дѣвичьей совѣсти оставила ее для тебя въ неизвѣстности! надобно отъ тебя бѣжать, возвратить тебя добродѣтели и спокойствію; это первѣйшая моя должность; я буду умѣть ее выполнить; я почту себя въ тысячу разъ щастливымъ, естьли токмо рѣшимость ея мнѣ стоить будетъ жизни, и ежели моя смерть возвратитъ тебѣ благополучіе! Будучи совершенно доволенъ самъ собою и принятымъ намѣреніемъ, онъ пошелъ къ отцу и Лорду Рональдзѣ, которые прогуливались по берегу. Монтей только что объявилъ своему гостю объ отказѣ дочери, умягчивъ оной по возможности, и представивъ столь увѣрительныя доказательства почтенія своего и дружбы, что онъ не могъ обидиться симъ. Любовь его къ Зинѣ болѣе основана была на удивленіи, а не на страсти, которая не знаетъ препонъ; онъ ее находилъ прелестною, потому что она и всѣмъ таковою казалась. Она была первая дѣвушка, привлекшая его вниманіе, и съ которою онъ препровелъ нѣсколько времени въ семъ любезномъ и тихомъ обществѣ, сердце его нѣсколько было встревожено, и ему не такъ бы было легко рѣшить, къ кому изъ особъ сего общества онъ болѣе привязанъ — столько онъ видѣлъ различныхъ достоинствъ. Наружность Зины, семнадцатилѣтній возрастъ, ея голосъ, лютня, тихость, невинная откровенность, безъ сомнѣнія предпочтительнѣе занимали его; но говоря ближе, ему нравилось въ ней болѣе то, что онъ женясь на ней, былъ бы членомъ ея фамиліи и того общества друзей, къ которымъ онъ ежедневно болѣе и болѣе привязывался: потому то онъ и не совсѣмъ огорчился отказомъ, какъ бы слѣдовало прямо влюбленному. «Благородный начальникъ! сказалъ онъ, обращаясь къ Монтею и Рандольфу, которой только что подошелъ: ежели не могу имѣть чести получитъ руку вашей дочери, то прошу что крайней мѣрѣ позволить мнѣ связь съ вашей фамиліей; я хочу быть другомъ и братомъ по оружію съ вашимъ сыномъ; я немногимъ его старѣе, и братъ Зины для меня будетъ драгоцѣненъ. Рандольфъ! сказалъ онъ ему, пожавъ руку: я не получу двухъ отказовъ въ одинъ день отъ фамиліи, которую желаю считать за свою; скажи, что ты принимаешь союзъ братства; мною предлагаемый.»
Рандольфъ почувствовалъ въ сіе время чрезвычайное замѣшательство; онъ чувствовалъ, сколь мало заслужилъ сію дружбу и почтеніе отъ его великодушнаго соперника. Естьли бы онъ могъ читать въ моемъ сердцѣ, думалъ въ себѣ, онъ бы, вмѣсто продолженія дружбы, бѣжалъ отъ меня съ ужасомъ: эта дружба никогда не будетъ основана на довѣренности. Лучше умру, чѣмъ дамъ проникнуть мою тайну. Сіи горестныя размышленія, быстро пробѣжавшія, не помѣшали взять и молча пожать руку молодаго Лорда. — Великодушный человѣкъ! сказалъ ему потомъ: я принимаю вашу дружбу въ надеждѣ заслужить ее нѣкогда; повѣрьте моему сердцу, я бы желалъ всѣмъ возможнымъ въ мирѣ пріобрѣсть васъ себѣ братомъ. Сестрица еще очень молода, можетъ быть… — Онъ не въ силахъ былъ кончить желанія, и даже произнесть то, что влагала въ него добродѣтель, и отъ чего сердце его трепетало.
Монтей былъ восхищенъ началомъ сей связи; она ему напомнила первые годы искренности съ вѣрными друзьями. Разговаривая такимъ образомъ о истинной дружбѣ и благѣ, какое отъ нее происходитъ, и внушая молодымъ людямъ все то, что могло усугубить взаимное почтеніе, они пошли по дорогѣ къ крѣпости.
Обѣдъ былъ не такъ веселъ, какъ обыкновенно; нѣкоторое замѣшательство и принужденность примѣтны были между Рональдзомъ и Зиною; Рандольфъ почти не ѣлъ, говорилъ мало и казался самъ не свой. Вѣтеръ былъ попутной и молодой Лордъ объявилъ о своемъ заутра отъѣздѣ. Россъ и Монтей убѣждали его остаться на нѣсколько дней. Амбруазина, замѣчая неловкость Зины, не настаивала почти; но Россъ, а съ нимъ Монтей и Рандолъфъ убѣдили его согласиться отложить на нѣсколько дней отъѣздъ. Тутъ началъ онъ обходиться съ Зиною такъ, что она совершенно успокоилась, и вечеръ проведенъ съ большею пріятностію.
Какъ всѣ разошлись по своимъ комнатамъ, Рандольфъ не раздѣваясь бросился на свою постель, но не могъ заснутъ: цѣлая ночь прошла въ непонятномъ безпокойствѣ, ибо въ первый разъ только чувствовалъ онъ нѣчто похожее на угрызеніе совѣсти; тысяча мыслей безпокойныхъ тревожили его воображеніе и прогоняли сонъ; утренній колоколъ призывалъ жителей крѣпости къ завтраку, тогда онъ всталъ и съ блѣднымъ лицемъ какъ смерть вошелъ въ залу.
Зина тотчасъ увидѣла перемѣну въ лицѣ его, и побѣжала къ нему. «Милой братецъ! сказала она ему: Боже мой! что съ тобою сдѣлалось? Твое лицо такъ блѣдно, и глаза такъ впали! извольте, матушка, посмотрѣтъ на него: руки у него горятъ; повѣрьте, матушка, что у него лихорадка!»
Рандольфъ принужденно улыбнулся. — это ничего, сказалъ онъ: мнѣ видѣлись худые сны, и отъ этого я блѣденъ. —
"Какой вздоръ! ты насмѣхаешься надо мной, " сказала ему Зина.
— Ни мало. Не сама ли ты говаривала, что худые сны разстроивали тебя на цѣлый день? —
«Да; но ты, ты не вѣришь снамъ, и я не сомнѣваюсь, что ты точно болѣнъ.»
— Нѣтъ, я увѣряю тебя, что я здоровъ. И такъ, милая моя сестрица, будь покойна до тѣхъ поръ, пока не буду жаловаться. —
Все общество замѣтило перемѣну въ Рандольфѣ; но какъ онъ увѣрилъ, что не чувствовалъ никакого припадка, то его и оставили въ покоѣ. Монтей, Амбруазина и еще болѣе Зина примѣчательно на него смотрѣли и увидѣли подъ притворною веселостію его усилія, скрытность и безпокойство. Послѣ завтрака онъ отвелъ Монтея особо. «Батюшка! сказалъ онъ ему, позвольте мнѣ поговорить съ вами наединѣ; я имѣю нѣчто съ вами посовѣтоваться, и надѣюсь, что вы одобрите сіе.»
Монтей согласился, они вмѣстѣ вышли.
Монтей сѣлъ въ своей комнатѣ и посадилъ подлѣ себя Рандольфа, ожидалъ, чтобъ онъ началъ говорить; но молодой человѣкъ молчалъ и казался въ большомъ замѣшательствѣ. Послѣ нѣсколькихъ ободрительныхъ словъ онъ зачалъ съ безпокойнымъ видомъ: «Простите меня, наилучшій изъ отцовъ! я хочу оставить крѣпость.»
— Оставитъ крѣпость! возразилъ Монтей съ удивленіемъ: для чего? что значитъ столь скоропостижное намѣреніе? —
«Я теперь въ тѣхъ годахъ, въ которыхъ долженъ показать себя достойнымъ имени благороднаго родителя, отъ котораго получилъ жизнь. Онъ мнѣ открылъ своимъ примѣромъ путъ, по которому мнѣ должно слѣдовать. Лордъ Рональдза мнѣ сказалъ, что было положено бракосочетаніе между нашимъ молодымъ Государемъ и Маріею, племянницею Карла храбраго, что Англія, раздраженная симъ союзомъ, вѣроятно возбудитъ раздоръ и войну. Думаю, что вы не захотите, батюшка, чтобы сынъ Монтея оставался празднымъ въ Баррѣ тогда, какъ отечество въ опасности.»
— Нѣтъ, мой доброй другъ! твое пылкое мужество согласно съ моею волею, но все спокойно: при первой искрѣ ты полетишь туда, куда слава тебя призываетъ; будешь достоинъ имени, которое долженъ возстановить. Я нетерпѣливо ожидаю Сира Александра Мак-Грегора; въ случаѣ войны ты будешь служить подъ его знаменемъ, потому что мнѣ возбранено вести тебя туда. —
«Лордъ Рональдза, сказалъ Рандольфъ съ замѣшательствомъ, долженъ насъ покинуть чрезъ день, или чрезъ два; не льзя ли и мнѣ, батюшка, съ нимъ вмѣстѣ отправитъся?»
— Ты меня удивляешь, Рандолъфъ! Что мы тебѣ сдѣлали, что ты такъ не <Так в книге.> сей минуты я думалъ, что ты насъ всѣхъ нѣжно любилъ; не ужели я въ семъ ошибся?
«Нѣжно ли васъ любилъ! съ жаромъ сказалъ Рандольфъ: Небо одно знаетъ, сколько люблю, а можетъ быть осуждаетъ излишность; мои родные мнѣ тысячу разъ дороже жизни и свободы, я болѣе горжусь быть вашимъ сыномъ, нежели наслѣдникомъ Шотландскаго трона; подобный вамъ отецъ составляетъ славу дѣтямъ. Какъ я сожалѣю о тѣхъ, которые должны произноситъ имя родителей съ стыдомъ, что имъ одолжены жизнію; на примѣръ, наслѣдникъ Лордъ Роскелина щастливъ, что потерянъ прежде, нежели узналъ пороки своихъ родителей. Боже! какъ моя участь оилична, и сколько буду щастливъ, естьли я самъ…» Онъ остановился и покраснѣлъ при сей мысли.
— И такъ, сынъ мой, естьли ты считаешь себя щастливымъ между нами, останься до тѣхъ поръ, пока нужда не разлучитъ насъ. —
«Ради Бога, батюшка, не принуждайте меня оставаться. Ежели бы вы знали!…. я не стою вашей любви; я гнушаюсь собою, и удалясь только отъ васъ, могу возымѣть къ себѣ почтеніе и заслужить ваше.»
Монтей тогла проникнулъ сердечныя движенія молодаго человѣка, и готовъ былъ успокоить, открывъ ему тайну его рожденія, но вспомнивъ 7 что говорилъ онъ о своихъ родителяхъ, побоялся теперешняго впечатлѣнія. Сент-Клеръ не могъ допустить мысли о свиданіи съ Елеонорою, и не могъ перенести гордаго ея отказу для своей дочери, тѣмъ менѣе думать посредствомъ свадьбы возвратить ей сына, отдавъ съ нимъ свою милую Зину. Желая истребить склонность, онъ надѣялся сего достичь продолженіемъ невѣдѣнія ихъ, которое лишало ихъ всей надежды. — Хорошо, продолжалъ онъ, поѣзжай мой сынъ, потому что ты считаешь свою поѣздку полезною; прошу тебя только подождать пріѣзду Сира Александра, которой не замѣшкаетъ; мы уговоритъ Лорда Рональдзу подождать его также. Я не спрашиваю тебя болѣе о побудительныхъ причинахъ; я твой отецъ, желаю быть твоимъ другомъ, но не изслѣдователемъ. —
Рандольфъ бросился къ ногамъ Монтея и цѣловалъ его руки съ нѣжностію — Рандольфъ! продолжалъ начальникъ: путь къ славѣ иногда труденъ; но награда несомнѣнна, естьли къ ней стремятся съ твердостію, не уклоняясь, и во всѣхъ случаяхъ. Знай, мой сынъ, что ни съ одними непріятелями твоего отечества: ты долженъ сражаться, но и непріятелями своего собственнаго сердца, по причинѣ пылкости твоихъ страстей, коихъ еще не знаетъ опаснаго владычества. Самое лучшее средство, противъ нихъ есть дѣятельная и съ пользою проводимая жизнь, равно и та мысль, что ты лю-<так в книге.>Зины, Жамеса и Сент-Клера, и что ты долженъ быть примѣромъ добродѣтели. —
При имени Зины Рандольфъ затрепеталъ; онъ страшился, чтобъ отецъ его не проникъ ужасной тайны, но видя его покойнымъ, онъ самъ успокоился. «Будьте увѣрены, присовокупилъ онъ, что Рандольфъ пожертвуетъ жизнію, чтобы содѣлаться достойнымъ своего родистеля.»
— Хорошо, сказалъ Монтей, обнявъ его съ нѣжностію: прими заранѣе мое благословеніе; но естьли желаемой тобою войны не будетъ, куда ты обратишься, и что предпріимешь? Естьли ты не сыщешь нигдѣ щастія, то, надѣюсь, возвратишься въ Барру. —
«Возвращусь, батюшка, сказалъ молодой человѣкъ въ сильномъ волненіи: естьли только почувствую, что буду достоинъ сего щастія, и найду себя въ состояніи возвратиться съ честію.»
— Въ такомъ случаѣ отсутствіе твое не будетъ продолжительнысъ, — сказалъ Сент-Клеръ съ веселостію: впрочемъ, ежели когда въ жизни удручаемо будетъ сердце твое прискорбными чувствованіями, то вспомни слова сіи; ты знаешь, что я не льстецъ; благополучіе не рѣдко приближаетъ къ злощастію, а послѣднее неразлучно съ собственною нашею погрѣшностію. —
Монтей вышелъ, не дожидавшись отвѣта. О наилучшій человѣкъ! сказалъ Рандольфъ: ты стараешься усладить горесть и успокоить волнующееся чувство, которое проникъ, но не угадываешь причины; чистое твое сердце не можетъ подозрѣвать такого разврата со вчерашняго дни; до сей минуты я самъ не могъ подозрѣвать себя. О, естьлибъ Небо скорѣе послало сюда Сиръ Александра, и жестокая, но необходимая минута разлуки для меня миновала! Я скажу тебѣ, Зина, моя обожаемая сестра, вѣчное: прости! Я никогда болѣе не увижу ни тебя, ни мѣста, въ которомъ протекли щастливые дни моего младенчества, съ тобой только въ разлукѣ могу забыть тебя, возпрещу себѣ даже пріятное воспоминаніе о тебѣ. Я хочу, такъ, я хочу восторжествовать надъ самимъ собою, или погибнуть.
Онъ остался нѣсколько времени одинъ, чтобъ успокоить себя; но видя, что воображеніе его болѣе разгорячилось, онъ пошелъ къ Жамесу и Сент-Клеру. прогулкою съ ними и трудными тѣлесными упражненіями успѣлъ наконецъ успокоить себя, такъ что могъ показаться своимъ друзьямъ.
Монтей видя съ удовольствіемъ, что онъ былъ спокойнѣе, разговаривалъ довольно свободно съ Лордомъ Рональдзою, распрашивая его о намѣреніяхъ поѣздки въ Шотландію.
«Хотя я и не придворной, отвѣчалъ онъ, но хочу явиться въ Стирлингъ, гдѣ надѣюсь застать теперь молодаго Короля, посвятить ему мою руку, и достояніе; поелику угнѣтеніе со стороны Дворяиства во время его несовершеннолѣтія возбудило во мнѣ справедливое негодованіе; Канцлеръ и его наставникъ объявлены измѣнниками, и могутъ только получить помилованіе отъ одной милости Государя.»
Рандольфъ сказалъ ему, что онъ испросилъ уже позволеніе отъ отца служить подъ знаменъ Сира Александра Мак-Грегора, прибавя къ тому, что они какъ наилучшіе братья будутъ всегда неразлучными.
Рональдза подтвердилъ его желаніе. Занимательный разговоръ между изгнанными друзьями начался о политикѣ, о войнѣ, о разныхъ сраженіяхъ, въ которыхъ они находились. Два молодые человѣка, воспламененные сими повѣствованіями, забыли на время, одинъ полученной отказъ, а другой открытіе, имъ самимъ сдѣланное въ собственномъ сердцѣ.
Хотя вѣтръ былъ самый благопріятнѣйшій, но Монтей убѣдилъ Лорда Рональдзу продолжишь свое пребываніе въ Баррѣ до прибытія Сира Александра Мак-Грегора, который и прибылъ къ нимъ въ скоромъ времени.
Онъ былъ принятъ съ величайшею радостію всѣмъ обществомъ, а особливо Рандольфомъ, который не могъ больше переносить тягостное свое положеніе, будучи смѣшанъ, разстроенъ въ присутствіи Зины, принужденно уклоняясь отъ ея ласкъ и опасаясь самъ предаться онымъ, ежеминутно стараясь измѣнить себѣ дать замѣтить Зимѣ при нѣжныхъ ея упрекахъ, вопросахъ и слезахъ, которыя столько умягчали его сердце, онъ чувствовалъ необходимѣйшую нужду удалиться отъ нее.
Лишь только Сиръ Александръ успокоился; всякой распрашивалъ его о политическомъ состояніи Шотландіи и несогласіяхъ Двора. Онъ имъ далъ знать, что Канцлеръ Ливинготонъ, обличенный въ злѣйшей измѣнѣ, наказанъ эшафотамъ; что мать Королевская скончалась; что Іаковъ II на девятнадцатомъ году принялъ верховную власть и согласился по совѣту Короля Французскаго жениться на дочери Герцога Гельдрскаго, и что сіе самое возродило зависть и древняя вражда Англіи противъ Шотландіи.
«Я радуюсь, сказалъ Рандольфъ: наши шпаги не заржавѣютъ въ ножнахъ; это открываетъ намъ съ Лордомъ Рональдзою путъ къ славѣ; для меня пріятнѣе сражаться съ иностранцами, нежели участвовать въ бѣдственнѣйшей междоусобной войнѣ, опустошавшей такъ часто Шотландію.»
— Я ввѣряю тебѣ, Сиръ Александръ, Рандольфа, сказалъ Монтей: ему уже двадцать второй годъ; онъ жаждетъ славы, и едва гдѣ лучше можетъ пріобрѣсть ее, какъ подъ твоимъ начальствомъ. —
«Я радъ таковому гостю, отвѣчалъ Сиръ Александръ: не только для васъ и для памяти его крестнаго отца, моего брата, которымъ онъ столько былъ любимъ, но и для него собственно.» И въ память вашей сестры, давшей ему жизнь, подумалъ Рандольфъ, но не смѣлъ сего выговорить; онъ удовольствовался только взять руку стараго воина, котораго считалъ своимъ дядей, и поцѣловавъ ее, сказалъ: — Я не обезславлю имени Монтея и Мак-Грегора. —
"Ниже другаго; какъ бы оное знатно не было, я въ томъ отвѣчаю, " перехватилъ Александръ.
— Благородный начальникъ! сказалъ Рокальдза, обратясь къ Сент-Клеру: я не имѣю ни отца, ни путеводителя, которой бы могъ указать мнѣ путь, по которому желаю слѣдовать; ваши благодѣянія дѣлаютъ можетъ быть меня нескромнымъ; имѣйте снисхожденіе представить и меня вашему благородному другу, какъ собрата вашему сыну, готоваго сражаться подлѣ его. —
«Сиръ Александръ! сказалъ Монтей: вотъ еще молодой солдатъ, котораго вамъ вручаю, которой желаетъ научиться отъ васъ быть храбрымъ воиномъ. Это Лордъ Рональдза. Онъ хотѣлъ бытъ также моимъ сыномъ; но сего несовершилось. За всѣмъ тѣмъ однакожъ онъ имѣетъ полное право на мое почтеніе, дружбу и благодарность, потому что спасъ нашего друга Росса во время нашего нещастія.»
— Дружба его дѣлаетъ мнѣ честь, отвѣчалъ Сиръ Александръ, пожавъ руку молодаго Лорда. Монтей! сказалъ онъ потомъ: мнѣ только останется одно желаніе, чтобъ выполнить для тебя и для нашихъ храбрыхъ друзей, то есть, видѣть тебя еще со славой служащимъ отечеству. Ты благородно переносишь твое изгнаніе; сердце мое чувствуетъ, что часъ торжества и свободы недалекъ. —
«Сердца наши всегда чувствовали одинаково, сказалъ Сент-Клеръ, и мое то же говоритъ.»
— Баппошка! сказалъ молодой Жамесъ, подошедши къ нему: простите ли вы меня, естьли и я оставлю Барру вмѣстѣ съ братомъ Рандольфомъ — это единственное мое жилище. —
«Милое дитя! отвѣчалъ Монтей, ударя его по плечу: я люблю твою отважность; но ты еще очень молодъ, чтобы идти сражаться; у тебя не будетъ недостатку ни въ храбрости, ни въ усердіи, я увѣренъ; но бываютъ случаи, гдѣ нужна сила, способность, а у тебя недостаетъ и того и другаго.»
— Отецъ твой правъ, возразилъ Сиръ Александръ: потерпи еще нѣсколько лѣтъ доброй молодой человѣкъ; гораздо щастливѣйшій старшаго своего брата, ты будешь имѣть водителя и начальника въ твоемъ отцѣ. —
Разговоръ сдѣлался общимъ, и многіе изъ жителей крѣпости, которые не были изгнаны, возымѣли непремѣнное желаніе ихъ провожать и сопутствовать на войну, для которой были сдѣланы большія приготовленія въ Шотландіи.
Послѣ ужина Сиръ Александръ увѣдомилъ Монтея, что Графъ и Графиня Роскелинъ недавно возвратились изъ Англіи; что Елеонора была въ безпрестанной ссорѣ съ своимъ мужемъ; что онъ болѣе не уступаетъ, какъ покорной рабъ, всѣмъ ея капризамъ; что красота ея стала увядать, и это не смягчало ни мало характера. По возвращеніи своемъ она хотѣла взять отъ Лади Роскелинъ дочь свою Матильду; но Лордъ Жонъ увѣренный, что она сталабы ее мучить, не хотѣлъ на это согласиться, и предпочелъ, чтобъ она лучше оставалась у бабушки, которая ее чрезвычайно любила и которая проводила жизнь свою въ воспитываніи своей внуки и въ дѣлахъ набожности и милосердія.
«Какова Лади Матальда?» спросила Амбруазина.
— Почти также прекрасна, какъ и матушка, отвѣчалъ Сиръ Александръ: но крошка, чувствительна; стыдлива, не такъ какъ Графиня, которая горда, самолюбива, тщеславна и вспылчива. —
«Вотъ доказательство, что добрыя и худыя качества ненаслѣдственны, сказала Амбруазина: что злые родители могутъ имѣть иногда добрыхъ дѣтей; почему знать, можетъ быть Графъ и его супруга отъ природы получили добрыя качества и характеры, которые ласкательство и худое воспитаніе мало по малу; развратили. Лордъ Жонъ былъ идоломъ у своей матери, которая ему ни въ чемъ не противорѣчила. Елеонора была воспитана безъ матери корыстолюбивымъ и бѣднымъ отцомъ, которой безпрестанно прославлялъ красоту дочери, и льстился быть щастливымъ отъ ея брака, а o прочемъ воспитаніи совсѣмъ нерадѣлъ. Нещастіе есть самый лучшій наставникъ: нашъ другъ Монтей есть тому примѣръ, и тщеславная фамилія Роскелинъ безъ сомнѣнія должна быть поражена милосердіемъ Провидѣнія; да возмогутъ добродѣтели ихъ потомковъ загладить ихъ несправедливости. Пойдемъ, Зина, оставимъ нашихъ друзей заниматься ихъ намѣреніями.» Она встала, пожелавъ имъ покойной ночи, и удалилась съ дочерью въ свои комнаты.
ГЛАВА ІІІ.
правитьКогда Зина осталась одна съ Амбруазиной, слезы ея, цѣлый день съ трудомъ удерживаемой, покатились ручьями на грудъ матери. «Рандольфъ уѣзжаетъ! говорила она всхлипывая: развѣ онъ самъ захотѣлъ насъ покинуть; не лучше ли бы, маминька, ему еще подождать хотя одинъ годъ; Жамесъ тогда былъ бы ему товарищемъ.»
— Отецъ твой, милая Зина, находитъ, что Жамесъ еще не имѣетъ довольно силъ къ перенесенію трудовъ военныхъ, а Рандольфъ не имѣетъ этого препятствія: ибо онъ старѣе его шестію годами. —
"Нѣтъ, маминька, но естьли мы будемъ столь щастливы, что увидимъ батюшку освобожденнымъ, чего желаетъ и Сиръ Александръ, онъ бы былъ путеводителемъ моего брата; онъ лучше бы умѣлъ располагать отважностію его, нежели Лордъ Рональдза, и потому онъ бы могъ…. "
— Остаться въ крѣпости, не такъ ли, перебила Амбруазина: ты бы ихъ учила шить, вышивать въ пяльцахъ; вѣрно иголка въ ихъ рукахъ менѣе бы тебя ужасала, нежели сабля; не такъ ли? —
«Вы шутите, милая маминька; я знаю, что вы любите Рандольфа также, и что также сожалѣете о немъ.»
— Да, безъ сомнѣнія, я его люблю; но какъ слѣдуетъ любить для него собственно, для его славы, болѣе нежели для удовольствованія пустой и смѣшной нѣжности. Мнѣ бы гораздо пріятнѣе было знать, что онъ раненъ и даже убитъ какъ храбрый воинъ на пути чести, нежели видѣть его препровождающимъ время въ недостойныхъ забавахъ. Я точно также буду нѣкогда думать о Жамесѣ и Сент-Клерѣ. Лучше быть Матерію героя, павшаго на полѣ славы, нежели матерью окруженною десятью сыновьями безполезными, для отечества. —
«Рандольфъ, маминька, прославитъ насъ всѣхъ своею храбростію, я очень въ этомъ увѣрена; но мы за сіе слишкомъ дорого можемъ заплатить. Ахъ, почему я не мальчикъ; я гораздо старѣе Жамеса; я послѣдовала бы за нимъ, защищала его, и ежели бы онъ былъ побѣжденъ, пала бы подлѣ его сраженная однимъ ударомъ!» Слезы ея потекли еще болѣе, и нѣжная мать смѣшала съ нею свои, видя, до какой степени достигла привязанность юнаго сердца, и думая притомъ о всѣхъ препятствіяхъ, не желала только хотя не много ее успокоить.
— Ты его увидишь, сказала она ей; и съ большимъ удовольствіемъ; когда онъ къ намъ возвратится побѣдителемъ, и когда во время успокоенія онъ намъ будетъ разсказывать свои подвиги. —
«Дай Богъ, вамъ это щастіе! но можетъ быть мы никогда не увидимъ его; сердце мое раздирается при этой мысли. Милая маминька! ежели Рандольфъ будетъ убитъ, Зинѣ не останется ни одной щастливой минуты. Онъ меня на сихъ дняхъ очень огорчилъ; во всю его жизнь этого не случалось.»
— Какимъ образомъ? спросяла Амбруазина.
«Я довольно видѣла, что онъ огорчился моимъ отказомъ Лорду Рональдзѣ, и симъ много тревожилась; не замѣтили ли вы, маминька, какъ онъ съ тѣхъ поръ былъ грустенъ; и какъ онъ удалялся отъ меня при всѣхъ моихъ ласкахъ; едва могъ на меня смотрѣть; а прежде такъ любилъ быть со мною. Мущины, кажется, неумѣютъ такъ любить, какъ мы. Когда бы Принцесса хотѣла за него выйти, и онъ ее нелюбилъ бы, я бы обрадовалась его отказу; я бы взяла его сторону противъ всѣхъ васъ, и не сердилась бы на него за это.»
— Я не сомнѣваюсь въ этомъ, сказала Амбруазина: онъ исполняетъ долгъ добраго брата, когда желаетъ хорошаго замужства сестрѣ; онъ почитаетъ Лорда Роналѣдзу, противъ котораго нечего сказать; естьлибъ ты его любила. —
«А это важнѣе всего, маминька; я слышала, когда батюшка разсказывалъ намъ вашу исторію, что вы сами никакъ не могли любить Сира Жамеса Стуарта, хотя онъ также былъ и храбрый и славный кавалеръ, противъ котораго нечего уже было и сказать. Но вы любили батюшку, и я также хочу любить того, за того выйду, или когда не выйду замужъ. Я никогда не забуду милости вашей, когда вы мнѣ позволили отказать Лорду Рональдзѣ, и надѣюсь, что тогда въ послѣдній разъ въ моей жизни воспротивилась волѣ вашей.»
— Я въ томъ увѣрена, моя милая Зина. Теперь поди усни; я слышу, что гости разошлись; препоручи брата своего въ покровительство Бога, Который можетъ его сохранитъ на войнѣ также какъ и дома! успокойся и перестань плакать. —
«Спокойной ночи, милая маминька, сказала Зина, цѣлуя ея руку: пусть милосердіе Небесное бодрствуетъ надъ Рандольфомъ, пусть возвратитъ его къ намъ и сдѣлаетъ меня достойною добрыхъ родителей, какихъ оно мнѣ дало.»
Во время сего разговора Монтей и Сиръ Александръ имѣли рѣчь о Рандольфѣ. Сент-Клеръ не безъ ужаса видѣлъ сего пылкаго молодаго человѣка, пускающагося въ свѣтъ, гдѣ могъ онъ встрѣтиться съ роднымъ отцомъ, противъ котораго онъ вооружилъ его повѣствованіемъ несправедливостей, имъ ему причиненныхъ. — Сдѣлалъ все, что могъ, сказалъ онъ давнишнему своему другу. Я ему угрожалъ моимъ проклятіемъ, естьли онъ вызоветъ на поединокъ Лорда Роскелина. Но кто знаетъ, не вызоветъ ли онъ самъ его, какъ моего сына? Тогда подробно припоминая всѣ обстоятельства, вотъ, сказалъ онъ ему, причины, препятствующія мнѣ до сихъ поръ открыть его рожденіе. Я бы желалъ, или чтобъ моя дочь была за-мужемъ, или чтобъ Рандольфъ столько прославился, чтобъ это польстило его фамилію и избавило меня отъ всѣхъ упрековъ. Я бы желалъ также… Но сколько ни дѣлала мнѣ зла эта женщина, я не долженъ желать ей смерти; между тѣмъ отвратились бы многія препятствія, естьлибъ Графини не было; хотя сильныя ея страсти и должны скоро сократить жизнь ея, но она однакожъ еще въ цвѣтѣ лѣтъ; какую мать, праведный Боже! долженъ я дашь добродѣтельному Рандольфу? Наконецъ, мой другъ, я его тебѣ препоручаю вполнѣ; наблюдай надъ нимъ, и оставлю тебѣ на волю, естьли будетъ нужно, увѣдомить его о сей тайнѣ. —
Сиръ Александръ согласился съ Сент-Клеромъ и обѣщалъ ему внимательно наблюдать за симъ залогомъ, ему ввѣреннымъ.
Два дни спустя подулъ попутной вѣтръ, и они приготовились къ отъѣзду. Амбруазина простилась съ Рандольфомъ съ обыкновеннымъ своимъ мужествомъ; но не могла однако же удержаться отъ слезъ. «Поѣзжай, любезный сынъ, сказала она ему, куда слава зоветъ тебя; да приведетъ она тебя къ благополучію; можетъ быть долго мы не увидимся; но помни всегда, что Амбруазина всегда для тебя нѣжнѣйшая мать; естьли она не родила тебя, то по крайней мѣрѣ въ дѣтствѣ твоемъ имѣла о тебѣ материнскія попеченія. Безъ сомнѣнія, нѣкогда другую женщину ты назовешь священнымъ именемъ матери; но она никогда не будетъ любить тебя такъ, какъ я люблю.»
Рандольфъ упалъ передъ нею на колѣни, и поцѣловавши ея руку, — никогда! сказалъ онъ: я клянусь въ томъ, что не буду имѣть матери любезнѣйшей Амбруазины! и да накажетъ меня Небо, естьли я забуду хотя на короткое время ваши милости. Сестрица Зина, прибавилъ онъ, чувствительно поражена этой печальной разлукой. Матушка! окажите ей всю ту нѣжность и попеченія, которыми вы меня удостоивали; научите ее своимъ примѣромъ переносить необходимую разлуку, стольже мучительную для меня, какъ и для нее. —
Зина закрыла руками омоченное слезами лице свое и не могла произнести ни слова. Рандольфъ, подошедши къ ней, сказалъ: — Сестрица! прошу тебя, скажи мнѣ хотя одно слово!… одно слово прости, милая Зина, чтобъ я еще услышалъ твой сладкій голосъ, меня благословляющій! —
Зина бросилась въ его объятія. «О, драгоцѣннѣйшій изъ братьевъ! сказала она: для чего я не могу совокупить жизни моей съ твоею жизнію? но это не возможно, потому что ты хочешь подвергать ее опасностямъ въ сраженіяхъ; по крайней мѣрѣ вспоминай иногда о Баррѣ и сестрѣ твоей!»
Усиліе, которое она сдѣлала, произнося эти слова, усугубило ея слабость; она упала безъ чувствъ на грудь своей матери. Монтей взялъ ее въ свой объятія и перенесъ въ комнату Амбруазины, которая за нимъ пошла; онъ поручилъ Зину попеченіямъ матери, и тотчасъ возвратился. Видя впечатлѣніе живѣйшей горести на лицѣ Рандольфа, онъ сказалъ ему съ веселымъ видомъ: — Слава Богу! мы разстались съ женщинами; они негодятся совсѣмъ при прощаніи воиновъ, наши сабли путаются въ ихъ юбкахъ; развѣ только при возвращеніи, тогда мы повергаемъ оныя къ ихъ ногамъ; придетъ время и твоего возвращенія, тогда мы будемъ плакать только отъ одной радости. Прощай, Рандольфъ! я теперь разстаюсь съ храбрымъ молодымъ человѣкомъ, а тогда обниму героя. --'
Рандольфь, не могши ничего выговорить, прижалъ его къ своему сердцу, обнялъ Жамеса и Сент-Клера, которые его взяли за руки, не могши съ нимъ разстаться, и молча слѣдовали за Сиромъ Александромъ и за оставлявшими крѣпость.
Они немедленно поплыли, и скоро прибыли благополучно въ Ардаамурханъ.
Между тѣмъ горесть царствовала въ крѣпости. Не смотря на усилія, Aмбруазина не могла возвратить себѣ прежней веселости, а Зина совершенно предалась своей горести, которую не могла бы переносить, ежели бы не видѣла, что огорчаетъ этимъ своихъ родителей. Мужество всѣхъ изгнанниковъ было возбуждаемо этимъ отъѣздомъ и извѣстіемъ о пригошовленіяхъ къ войнѣ.
Они расположились единодушно, какое бы ни было послѣдствіе, естьли ихъ отечеству угрожаетъ опасность, прекратить свою неволю и идти защищать его съ потерею своей жизни.
ГЛАВА IV.
правитьВозвратимся къ нашимъ путешественникамъ. Окончивъ благополучно переправу, они поѣхали къ Стирлингу, гдѣ Дворъ имѣлъ тогдашнее пребываніе, чтобъ предложить свои услуги юному Королю. «Я не любилъ отца его, сказалъ Сиръ Александръ: но его нѣтъ уже на свѣтѣ, и я посвящаю сыну, истинному наслѣднику этого Королевства, мою руку и имѣніе. Естьли онъ сдѣлается тираномъ, я оставлю его; но это только одно можетъ заставить меня его покинуть, и я вамъ совѣтую, мои милые друзья, тому же послѣдовать. Добродѣтельный Государь есть образъ Божій на земли; онъ долженъ находить въ своихъ подданныхъ дѣтей; готовыхъ пожертвовать ему своею жизнію поддерживать его на тронѣ и посвящать себя его услугамъ; но тиранъ, который во зло употребляетъ свою власть, чтобъ дѣлать неправосудіе, есть то же; что и слабый Государь, который попущаетъ управлять собою злымъ: онъ достоинъ того, чтобъ его оставить и презрѣть.»
Дорога шла къ Замку Монтея, и Сент-Клеръ просилъ ихъ остановиться тутъ на нѣсколько дней, чтобъ судить о теперешнемъ состояній этого знаменитаго жилища. Развалины и опустошеніе царствовали въ этомъ прекрасномъ Замкѣ, столь долго необитаемомъ; они были чрезвычайно этимъ поражены. Позлащенный орелъ едва былъ примѣтенъ изъ закрывающей его дикой зелени, которая висѣла по стѣнамъ главнаго портала, а въ галлереѣ, гдѣ были портреты предковъ Монтея, Сиръ Александръ нѣсколько времени искалъ подъ пылью, которая всѣхъ скрывала, любезнаго дяди Сент-Клерова, чтобъ показать его Рандольфу. Онъ нанялъ работниковъ, приказалъ, чтобы все было поправлено и возобновлено, такъ какъ бы господинъ жилъ въ немъ, и прежде нежели они уѣхали, Замокъ уже перемѣнилъ видъ.
Первое стараніе Рандольфа было посѣтить добраго монаха въ монастырѣ въ долинѣ; онъ былъ такъ щастливъ, что нашелъ отца Томаса еще въ живыхъ: не смотря на его глубокую старость, бѣлые, какъ снѣгъ, волосы покрывали его почтенное чело, и серебреная борода досязала до груди. Рандольфъ преклонился предъ старцемъ, прося его благословенія. Когда ему было сказало, что это сынъ Сент-Клера, онъ его поднялъ, поцѣловалъ и омочилъ слезами. «Сынъ мой! сказалъ онъ ему: да возможешь ты обладать мужествомъ и человѣколюбіемъ отца твоего; но воздерживай твою неопытную храбрость благоразуміемъ и будь расточителенъ съ бережливостію. О, естьли бы мои глаза, прежде нежели закроются навѣкъ, могли еще разъ увидѣть въ этомъ Замкѣ племянника благороднаго Генерала, столь нѣжно имъ любимаго! Узнаю ли я его? Такое продолжительное изгнаніе, я думаю, ускорило его старость.»
— Друзья его говорятъ противное, отецъ мой; благополучіе домашнее съ обожаемою супругою сохранило его молодость, видъ его еще благороденъ, походка величественна, волосы его еще не потеряли прекраснаго темнорусаго своего цвѣта, и лице его еще столь пріятно, что можно почесть его моимъ братомъ. —
«Небо да будетъ благословенно, что не допустило врагамъ его совершенно надъ нимъ восторжествовать! Прошу тебя, скажи ему мое благословеніе; скажи, что я непрестанно молюсь о его будущемъ благополучіи.»
— Отецъ мой! отвѣчалъ Рандольфъ, молитвы твои будутъ услышаны; за несовершеннолѣтіе Короля прошло; мы всѣ надѣемся, что онъ возвратитъ свободу отцу моему и его друзьямъ, потому что ни одинъ изъ нихъ не захочетъ быть освобожденъ безъ прочихъ. —
Отецъ Томасъ не могъ наглядѣться на сына воспитанника своего и наговоритъся съ нимъ. Рандольфъ съ своей стороны смотрѣлъ съ почтеніемъ на сего почтеннаго старца. Онъ былъ радъ, говоря съ нимъ о своемъ отцѣ и его семействѣ, и проведя нѣсколько часокъ въ монастырѣ, распрощался съ нимъ, обѣщая всякой день его посѣщать, покуда пробудетъ въ Замкѣ.
Проживъ въ ономъ двѣ недѣли, Сиръ Александръ и его спутники продолжали путь къ Стирлингу. Во время дороги Рандольфъ сказывалъ ему, что его отецъ разсказывалъ ему всю свою исторію и изъявилъ величайшую ненависть къ Роскелинамъ за несправедливости, оказаными ими Монтею. Сиръ Александръ соглашался съ его мнѣніемъ; но къ великому удивленію Рандольфа, онъ настоялъ съ усиліемъ, чтобъ онъ никогда не искалъ случая мстить имъ, и причиною тому поставлялъ кровное родство, соединяющее его съ ними. «Хотя теперь и неизвѣстно еще, сказалъ онъ ему: но можетъ быть будетъ время, и оно не далеко, въ которое Лордъ Жонъ познаетъ свою несправедливость, и ты найдешь въ немъ втораго отца.»
Рандольфъ покачалъ головою съ ужасомъ, — Никогда, сказалъ онъ, гонитель благороднаго Монтея, съ такою злобою преслѣдующій его, не можетъ быть признанъ мною за отца! Да будетъ благословенно Небо; что я не сынъ его. Я бы не согласился жить на свѣтѣ, естьли бы долженъ былъ краснѣть за своихъ родителей; то, что я могу сдѣлать изъ послушанія къ моему отцу и вамъ, Сиръ Александръ, котораго почитаю истинно за втораго отца, есть то, что я замъ жертвую моимъ желаніемъ мстить.
Старой воинъ, видя, что не пришло еще время открыть ему тайну его рожденія, замолчалъ.
Они подъѣзжали ко Дворцу Стирлинга, отъ котораго были не болѣе двухъ миль, какъ звукъ охотничьихъ роговъ поразилъ слухъ ихъ, и минуту спустя пробѣжалъ мимо ихъ олень, преслѣдуемый столь близко охотниками, что онъ принужденъ былъ броситься въ широкую и быструю рѣку, гдѣ и поплылъ; нѣсколько собакъ кинулись за нимъ въ воду охотники же остановились на берегу кромѣ одного, которой будучи увлеченъ бѣшеною лошадью и никакъ не могши удержать ее, кинулся въ рѣку за оленемъ.
Сиръ Александръ, Лордъ Рональдза и Рандольфъ отъѣхали въ сторону чтобы дать дорогу охотѣ и смотрѣть на оную; но ихъ вниманіе все было обращено на неблагоразумнаго охотника, которой унесенъ былъ лошадью въ рѣку и которой подвергалъ себя ужаснѣйшей опасности; и подлинно лошадь, увлекаемая свирѣпостію волнъ, и стараясь достичь берега, сдѣлала такое сильное движеніе, что сбила съ себя всадника на серединѣ рѣки. Ужасъ овладѣлъ всѣми зрителями; но какъ увидѣли охотника, увлекаемаго волнами, то крикъ раздался со всѣхъ сторонъ: Это Государь! Это государь! онъ погибнетъ совершенно! онъ плавать не умѣетъ! Всѣ охотники поскакали на берегъ; но никто не смѣлъ броситься, чтобъ его спасти отъ неизѣжной погибели. Ежеминутно видна была мантія Государя на волнахъ; онъ вертѣлся, показывался, изчезалъ, и увлекаемъ былъ волнами съ чрезвычайною быстротою,
Всѣ смотрѣли съ ужасомъ; страшное молчаніе послѣдовало за крикомъ, какъ увидѣли на срединѣ рѣки ниже того мѣста, гдѣ былъ нещастный Государь, молодаго человѣка въ рубашкѣ, плывущаго противъ воды съ такимъ усиліемъ, о которомъ ни одинъ зритель не могъ и помыслить; въ скорости онъ достигъ Государя, который не въ силахъ былъ уже держаться на водѣ: это былъ Рандольфъ. При первомъ крикѣ онъ бросился съ лошади, скинулъ съ себя платье и съ присутствіемъ духа кинулся въ воду гораздо ниже мѣста, гдѣ утопалъ Государь, и плылъ противъ волнъ с искусствомъ, свойственнымъ однимъ островитянамъ. Онъ достигъ Государя и успѣлъ схватить его за мантію; усиліе его приподнять Государя изъ воды было напрасно; они оба тогда подвергались опасности. Всѣ зрители смотрѣли съ молчаніемъ и удивленіемъ, смѣшаннымъ съ страхомъ и почтеніемъ. Рандольфъ сопротивлялся волнамъ съ невѣроятною силою и достигъ до того что удалился нѣсколько изъ быстроты съ своей ношей; тогда голова Государя показалась изъ воды; но Рандольфъ видя, что онъ еще не потерялъ чувствъ, Государь, схватитесь за меня, сказалъ онъ ему: я васъ спасу, или съ вами погибну. Король его обнялъ крѣпко; тогда Рандольфъ поплылъ, держа его все поверхъ воды, и приплылъ къ пещаной отмѣли, что ихъ и остановило. Съ ужасною трудностію и противъ волненія, которое окружило сей родъ островка, онъ на него вошелъ и встащилъ Короля, бывшаго въ морокѣ, и былъ въ совершенной безопасности. Не смотря на усталость, Рандольфъ помогалъ ему по возможности, приводилъ въ чувства до тѣхъ поръ пока Вельможи, бывшіе на охотѣ, Сиръ Александръ, Лордъ Рональдза и всѣ охотники пришли къ нему на помощь. Разстояніе отъ пещаной отмѣли на рѣкѣ, такъ было отдаленно; Государя закутали въ мантіи и перенесли въ ближайшую хижину. Рандольфъ съ товарищами послѣдовалъ за ними и дожидался, какъ извѣстили ихъ, что онъ пришелъ въ чувства, послѣ чего они продолжали путь къ Стирлингу. Сиръ Александръ любилъ молодаго Рандольфа даже съ предубѣжденіемъ, но съ сего времени мнѣніе его о немъ утвердилось; онъ видѣлъ въ немъ человѣка не только знатнаго, но отличнаго по своему мужеству и человѣколюбію. Лордъ Рональдза былъ восхищенъ своимъ братомъ по оружію и не могъ довольно похвалить поступокъ, которой Рандольфъ считалъ столь простымъ, столь обыкновеннымъ, что не понималъ, что тутъ находили важнаго. Всякой человѣкъ, даже бѣднякъ, котораго бы онъ увидѣлъ въ семъ состояніи, вдохнулъ бы ему ту же смѣлость и заставилъ бы его подвергнуться той же опасности.
На другой день рано утромъ пріѣхалъ посланный отъ Короля къ Сиръ Александру, котораго узнали нѣкоторые изъ придворныхъ; онъ привезъ повелѣніе, чтобъ онъ съ молодыми своими друзьями явился къ Королю. Никто не могъ сказать Его Величеству имени его избавителя; считали его сыномъ Сиръ Александра. Сей получилъ это приглашеніе съ удовольствіемъ, и послѣдуемый Рандольфомъ и Рональдзою, поѣхалъ за посланнымъ.
Дорогою они узнали отъ него, что Король, не могши получить никакой помощи въ хижинѣ, куда его перенесли, былъ перевезенъ въ дачу Евздалъ, принадлежащую вдовствующей Лади Роскелинъ, потому что она очень была близка.
Сиръ Александръ затрепеталъ; Рандольфъ покраснѣлъ и остановилъ свою лошадь. «Любезнѣйшій покровитель мой! не льзя ли вамъ представить Его Величеству мою подданническую покорность, сказалъ онъ, и сказать ему, что жизнь моя ему принадлежитъ, но что я не могу идти въ домъ женщины, которая столь варварски была несправедлива противъ отца моего, и которая его отторгла.»
— Рандольфъ! отвѣчалъ Сиръ Александръ: въ отсутствіе отца твоего я его замѣняю; онъ мнѣ даль право, и его именемъ требую твоего повиновенія; я хочу, чтобъ ты ѣхалъ со мною въ Евздалъ, и представлю тебя молодому Государю. Что касается до Лади Роскелинъ, думай о ней, что хочешь; но только помни ея старость, и какъ увѣряютъ ея раскаяніе; не мое дѣло судить, до какой степени она поправитъ свою вину раскаяніемъ; но кто знаетъ судьбы Божіи, кто знаетъ, что увидя своего внука, прославляемаго за сей отличной случай, которой помогъ тебѣ спасти жизнь Государя, не возбудитъ въ ней чувствъ, которыя превзойдутъ твою надежду, и понудятъ наконецъ признать твоего отца? Ты долженъ для него это сдѣлать, и я отъ тебя требую этого. —
«Я вамъ повинуюсь, Сиръ Александръ, отвѣчалъ Рандольфъ: но заранѣе васъ предувѣдомляю, что я не имѣю къ ней чувствъ внука, и что увижу ее съ отвращеніемъ и ненавистью. Боже! съ какимъ бы нѣжнымъ почтеніемъ, съ какою бы сыновнею любовью я увидѣлъ ту, которая дала жизнь наилучшему отцу! Для чего, для чего долженъ я взирать на нее, какъ на безчеловѣчное чудовище, которое отвергаетъ собственную свою кровь, своего первороднаго сына, и какого сына? Героя, коимъ всякая другая мать столько бы гордилась!» Пораженный этою мыслію, онъ хотѣлъ еще остановиться и испросить у своего стараго друга не показываться въ Евздалѣ; но сей послѣдній настоялъ, приказывалъ, и такъ пришли къ воротамъ Замка и тотчасъ были впущены. Король, увѣдомленный о ихъ приходѣ, приказалъ ихъ ввести въ залу, гдѣ онъ сидѣлъ окруженный первѣйшими Вельможами Двора своего, пріѣхавшими изъ Стирлинга, чтобы поздравить его съ вчерашнимъ избавленіемъ. Посреди ихъ была хозяйка, вдовствующая Лади Роскелинъ, еще прекрасная, не смотря на морщины старости, и угощавшая съ достоинствомъ, учтивостію и важностію, которыя всегда ее отличали; подлѣ ея внука Лади Матильда Роскелинъ соединяла съ чертами Елеоноры кротость, скромность, выраженіе чрезвычайно примѣтной чувствительяости, и которая поразила въ первую минуту Лорда Рональдзу и Рандольфа; они удивились, нашедши молодую особу, которая могла оспоривать красоту у Зины. Лади Роскелинъ знала очень связь Мак-Грегоровъ съ Сент-Клеромъ Монтеемъ; но не вѣря, чтобы сей послѣдній могъ имѣть сына такихъ лѣтъ, они думали, что избавитель Короля былъ сынъ или племянникъ Сира Александра, и приняли его съ чрезвычайною учтивостію.
Не смотря на свое противъ нее предубѣжденіе, Рандольфъ не могъ видѣть ее безъ смущенія: ея сходство съ Монтеемъ, сѣдые волосы, почтенная старость, даже звукъ ея голоса, занимали его; но сжавши свое сердце воспоминаніемъ жестокости этой женщины, онъ послѣдовалъ за Сиромъ Александромъ къ кресламъ Короля.
Юный Монархъ былъ еще очень блѣденъ и слабъ; онъ не позволилъ старому воину и его молодымъ друзьямъ преклонить предъ собою колѣна, слѣдуя обыкновенію. «Въ мои объятія, сказалъ онъ, долженъ я принять моего избавителя! Вчера Сиръ Александръ, вашъ сынъ, едвали старшій меня лѣтами, показалъ, что онъ имѣетъ смѣлость мужа, а я имѣлъ всю безразсудность дитяти.»
— Повелитель мой! сказалъ старикъ, нещастіе, которое вчера намъ угрожало, должно быть забыто въ щастіи сего дня; я радуюсь, что мой юный другъ имѣетъ также въ томъ участіе; я не могу объявить правъ отца: онъ не сынъ мнѣ; но рука и жизнь его посвящены услугамъ Іакова II. —
«Я принимаю ихъ, возразилъ Король, хотя онъ и не сынъ вашъ, Сиръ Александръ; но не менѣе отъ того онъ другъ мой! Скажите мнѣ имя моего мужественнаго избавителя?»
— Онъ называется Рандольфомъ, Ваше Величество; почтеннѣйшій изъ людей и долгое время нещастнѣишій ввѣрилъ его моимъ попеченіямъ, чтобы начать путь его въ оружіи, защищая Короля Шотландіи. При первомъ своемъ вступленіи въ свѣтъ онъ имѣлъ щастіе доказать вамъ свою вѣрность — есть щастливое предзнаменованіе для будущаго, —
«Рандольфъ! сказалъ Король, обращаясь къ нему: у меня не достаетъ словъ къ выраженію признательности моей; но къ щастію я имѣю возможность доказать, что я не могу быть неблагодарнымъ. Говори свободно; никогда я не буду въ состояніи расплатиться съ моимъ мужественнымъ избавителемъ; я ему долженъ жизнію, а онъ будетъ мнѣ одолженъ благополучіемъ. Тотъ, кто будетъ завидовать ему въ моей милости, будетъ непріятелемъ своего Короля.»
— Ваше Величество! возразилъ Ракдольфъ: слишкомъ увеличиваете малость, которую я сдѣлалъ; поступокъ мой не заслуживаетъ никакой награды; я получилъ ее тогда, какъ имѣлъ щастіе васъ спасти: служить вамъ есть единственное мое честолюбіе. —
«Нѣтъ, нѣтъ! возразилъ Король, ты слишкомъ скроменъ; но не думай, сказалъ онъ съ веселостію, чтобъ я, и не умѣвши такъ хорошо, какъ ты, плавать, не могъ бы также избавить тебя отъ опасности, но кончить продолжительное нещастіе твоей фамиліи. Власть моихъ непріятелей окончилась вмѣстѣ съ моимъ дѣтствомъ; я хочу наказать моихъ враговъ и вознаградишь храбрыхъ моихъ защитниковъ. И такъ скажи, Рандольфъ, чѣмъ могу расплатиться съ тобою? Родитель мой далъ мнѣ жизнь; ты мнѣ далъ ее вторично; я хочу сдѣлать твою щастливою, непремѣнно хочу.»
— Ваше Величество! отвѣчалъ Рандольфъ: для себя самаго я ничего не желаю. —
"Для тебя самаго, повторилъ Король; не имѣешь ли ты просить у меня что нибудь для другаго, что за нужда, говори свободно, повторяю тебѣ; и естьли то, что ты желаешь во власти смертнаго, то я клянусь это исполнить. Ты за ничто считаль жизнь свою, спасая мою; я считаю власть свою за ничто, естьли я немогу употребить ее для тебя.
— Хорошо, сказалъ Рандольфъ: «Ваше Величество величество ободряете меня; и такъ я изъясню единственное желаніе моего сердца, единую милость, которую я хочу попросить; они очень велики, но не выше власти и воли моего Государя…. —
„Ни его желанія возблагодарить тебя! Ты говоришь о желаніи твоего сердца; не руку ли это какой прекрасной Лади, высшей тебя по достоинству или богатству. Естьли это такъ, я тебя съ нею сравняю, и мы женимся въ одинъ день; ты знаешь, что я скоро долженъ жениться. Не правда ли, что я отгадалъ?“
— Нѣтъ, Ваше Величество; это милость, которая дороже для меня жизни, богатства, или всякаго другаго блага, которое будетъ касаться до меня… —
„Говорите!“ прервалъ съ нетерпѣніемъ Король.
— И такъ, Ваше Величество, сказалъ Рандольфь, кидаясь къ ногамъ его: я осмѣливаюсь просить у васъ помилованія и прощенія моему родителю Сент-Клеру Монтею и храбрымъ друзьямъ его и товарищамъ изгнанія Жамесу Россу, Аллану Гамильтону, Роберту Мак-Грегору и Рыцарю Филиппу дю-Бургу, которые всѣ въ немилости Вашего Величества живутъ въ крѣпости острова Барро. —
„Они совсѣмъ у меня не въ немилости, сказалъ Король; потому что я не зналъ этого дѣла. И такъ я… Но, сказалъ онъ остановясь, что сдѣлалось съ Лади Роскелинъ? Она падаетъ въ обморокъ; выведите ее на воздухъ; она кажется очень страждущею.“
Въ самомъ дѣлѣ вдовствующая Лади Роскелинъ при имени Сент-Клера почти безъ чувствъ упала на спинку своихъ креселъ; плачущая внука поддерживала ее, Рандольфъ невольно подошелъ на нѣсколько шаговъ, но остановился, и хотѣлъ просить Лорда Рональдза помочь Матильдѣ; онъ искалъ его глазами, и увидѣлъ, что его прозьба была предубѣждена; молодой Лордъ подлѣ прекрасной Лади помогалъ ей поддерживать ея бабушку, приводить ее въ чувства; обращая къ ней утѣшительныя слова, соединился съ нею, чтобы поддерживать, когда выводили ее изъ залы. Это движеніе привело ее въ чувство. Проходя мимо Короля, она сказала ему голосомъ столь дрожащимъ, что едва было слышно: — Не вините меня, Ваше Величество, и продолжайте изъ милости то, что прервала моя слабость; это удѣлъ старости и слѣдствіе испуга, узнавши…. опасность, которой подвергались Ваше Величество; я скоро приду въ себя. — Она вышла медленно, опираясь съ одной стороны на Лорда Рональдза, а съ другой на Матильду; и еще одинъ разъ сердце Рандольфа почувствовало нѣжное почтеніе, которое онъ имѣлъ нужду укротить.
Король продолжалъ, обращаясь къ нему: „Хорошоли я понялъ? твой отецъ и друзья его плѣнники на островѣ Барро, и, какъ кажется, по именамъ ихъ они изъ знатнѣйшихъ въ моемъ Королевствѣ; по какому обвиненію они посланы?“
Прежде нежели Рандольфъ могъ отвѣчать, Сиръ Александръ подошелъ и сказалъ: — Они не плѣнники Вашего Величества, но только сосланы. Ихъ исторія слишкомъ долга и слишкомъ запутанна, чтобы разсказывать ее теперь; но я отвѣчаю честію за ихъ невинность и преданность Вашему Величеству. Вы никогда не раскаетесь въ милости, которую Рандольфъ у васъ испрашиваетъ. —
Въ продолженіе того, какъ Сиръ Александръ говорилъ, вдовствующая Лади Роскелинъ возвратилась и сѣла возлѣ дверей. Лордъ Рональдза и Матильда остались, стоя позади ея стула. Король началъ говорить.
„Я выслушаю эту исторію въ свободнѣйшее время; теперь довольно одного желанія Рандольфа и вашего слова. Сколько тому времени, какъ они изгнаны въ Барро?“
— Болѣе двадцати четырехъ лѣтъ, Ваше Величество, — отвѣчалъ Сиръ Александръ.
„Этого времени было довольно, чтобы изгладить величайшее преступленіе, возразилъ Король: и такъ, Рандольфъ, я согласенъ на твою прозьбу; они свободны; я желаю, чтобъ ты самъ отвезъ имъ это извѣстіе, и я скоро надѣюсь узнать ихъ лично.“
— Они свободны! вскричалъ Рандольфъ съ восхищеніемъ, кинувшись къ ногамъ Короля; о родитель мой! о друзья мои! Амбруазина! Зина! милые братья! о Государь! Рандольфъ предается вамъ навсегда, чтобы защищать васъ; я пойду противъ всѣхъ опасностей; даже самая смерть подъ самымъ ужаснѣйшимъ видомъ не возможетъ остановить меня! О! для чего не могу я передать всѣмъ Шотландцамъ жару, меня воспламеняющаго; гордые Англичане побѣжали бы отъ вашего непобѣдимаго войска, какъ при Барокбурнѣ предъ мужественнымъ Робертомъ!„ —
Король поднялъ Рандольфа; лице его, столь мужественное и благородное, пламенные его взоры, эта прекрасная физіономія, одушевляемая сыновнею любовію и любовію къ отечеству, сдѣлали его подобнымъ богу Марсу, идущему на первое сраженіе; онъ привлекъ вниманіе цѣлаго собранія; сама вдовствующая Лади Роскелинъ, гордясь быть его бабушкой, не могла удержаться отъ глубокаго вздоха, помышляя; что не можетъ признать его.
Въ первой разъ это желаніе представилось ея мыслямъ; внутренно она просила Небо имѣть къ тому мужество, и не получила еще его; но сраженіе ея сердца столь сильно выражалось на лицѣ ея, что Король съ удивленіемъ на нее смотрѣлъ, и увѣрился, что она имѣла участіе въ исторія изгнанниковъ. Онъ обратился къ Перамъ, составлявшимъ его совѣтъ. Я повелѣваю, сказалъ онъ, чтобы прощеніе или оправдательный актъ изгнанниковъ Барры былъ изготовленъ по формѣ, и чтобы я могъ приложить мою подпись и печать. Я думаю, Рандольфъ нетерпѣливо желаетъ ѣхать; и такъ прощай; я надѣюсь, мы скоро увидимся. Чтожъ касается до Сира Александра и друзей его, они дождутся меня въ Стирлингѣ, куда я завтра возвращусь.“
Сиръ Алексаидръ воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ представить Королю Лорда Рональдза, какъ одного изъ вѣрнѣйшихъ подданныхъ и брата Рандольфа по оружію.
— Естьли я могу въ чемъ нибудь завидовать моему другу, сказалъ этотъ молодой господянъ, такъ это въ щастіи спасти Ваше Величество; но теперь по крайней мѣрѣ я посвящаю мое оружіе къ защищенію драгоцѣнной жизни, которую онъ сохранилъ, —
Король благодарилъ его, и пожавши руку Рандольфа, сказалъ ему: „Прощай любезный избавитель; пусть благопріятный вѣтеръ проводитъ тебя въ Барро и возвратитъ опять ко мнѣ. Чрезъ нѣсколько часовъ ты получишь актъ, возвращающій друзей твоихъ, и ты можешь тогда ѣхать.“ Онъ всталъ и собраніе разошлось. Сиръ Александръ, Рандольфъ и Лордъ Рональдза возвратились въ Стирлингъ; но передъ отъѣздомъ сей послѣдній просилъ у вдовствующей Лади Роскелинъ позволенія посѣщать ее. Будучи чувствительна къ попеченіямъ, которыя онъ имѣлъ о ней, она сказала ему, что рада будетъ его видѣть. Онъ пошелъ за Рандольфомъ, говорилъ ему много о Лади Матильдѣ, и удивлялся, что онъ почти не видалъ ее; а между тѣмъ Рандольфъ гораздо болѣе еще удивлялся, чтобы можно было восхищаться Матильдою, покинувши и любивши Зину. Радость его, думая, что увидитъ ее на нѣсколько времени и отвезетъ въ Барро, щастливыя извѣстія не имѣли границъ; онъ не могъ ее удерживать, смѣялся и пѣлъ. Едва только пріѣхали въ Стирлингъ, какъ онъ съ восхищеніемъ обнялъ Сиръ Александра. „Почтенный другъ! говорилъ онъ ему: вамъ одолженъ я своимъ щастіемъ безъ вашихъ убѣжденій; я не видѣлъ бы Короля, не получилъ бы отъ него прощенія моему отцу и нашимъ храбрымъ товарищамъ!“
Сиръ Александръ съ живостію прижалъ его къ груди своей. — Рандольфъ! сказалъ онъ ему: ты превосходишь мои желанія и ожиданіе; не только ты восторжествовалъ надъ непріятелями Монтея, но также надъ нечувствительностію твоей бабушки. Видѣлъ ли ты, какъ ея совѣсть говорила ей, какъ нѣсколько времени угрызенія ея превосходили надъ ея гордостію? Я видѣлъ минуту, въ которую эта самая гордость заставила бы ее признать тебя за своего внука. —
„Я видѣлъ ее, сказалъ Рандольфъ, и съ трудомъ удержался отъ того, чтобы идти къ ней на помощь; мнѣ должно было вспомнить, что претерпѣлъ родитель мой отъ ея несправедливостей.“
— Онъ не одинъ терпѣлъ, сказалъ Сиръ Александръ, и я смѣю увѣрить, что мать его ни на минуту не наслаждалась щастіемъ; мучимая своими угрызеніями, она не нашла въ сынѣ, ею признанномъ, чтобы могло льстить ея тщеславію и вознаградить за то, чѣмъ она ему пожертвовала. Невѣстка сдѣлала мученіе ея жизни; одинъ изъ внуковъ ея похищенъ болѣзнію, а старшій похитителями. Знаешь ли ты эту исторію, Рандольфъ? —
„Только частію: Марія сказала мнѣ нѣсколько въ Замкѣ Валле; не узнали ли что нибудь объ этомъ робенкѣ?“
— Нѣтъ, даже донынѣ родственники его увѣрены въ его смерти; но я думаю что онъ живъ еще и скоро покажется» —
«Нещастный молодой человѣкъ! сказалъ Рандольфъ: когда узнаетъ онъ, кому одолженъ жизнію, то какъ будетъ сожалѣть о своемъ незнаніи. Я бы не хотѣлъ ни за что на свѣтѣ быть на его мѣстѣ, и надѣюсь, что онъ умеръ.»
Сиръ Александръ замолчалъ. — Еще, онъ возразилъ послѣ минутнаго молчанія: я завидую тебѣ, Рандольфъ, въ удовольствіи быть посланникомъ пріятныхъ извѣстій, которыя ты везешь въ Барро, и съ радостію бы сопутствовалъ тебѣ, естьлибъ повелѣнія Короля не удерживали меня здѣсь, и естьли бы не хотѣлъ быть вѣрнымъ повѣствователемъ жизни Монтея, и не оставишь этого пятна людямъ, не все знающимъ, или не такъ честнымъ. Но отвези въ Барро мои нѣжнѣйшія поздравленія; скажи Сент-Клеру, что въ повѣствованіи, которое сдѣлаю Королю, я ограничу себя тѣсно въ томъ, что до него касается и что оставляю ему попеченіе о другихъ открытіяхъ, которыя онъ сдѣлаетъ со временемъ, естьли сочтетъ нужнымъ. ----
Рандольфъ обѣщался исполнить; онъ ясно видѣлъ, что была нѣкоторая скрытая тайна въ этомъ посольствѣ; но онъ слишкомъ былъ занятъ своимъ щастіемъ и мыслію увидѣть друзей своихъ и любезную сестру, чтобы обратить на то вниманіе.
Рональдза простился съ своимъ братомъ по оружію съ умиленіемъ, поручивши ему поздравить его родителя и друзей его; онъ извинился, что не могъ ему сопутствовать, горестію, которую онъ могъ причинить Зинъ. Но Фразеръ, который слѣдовалъ за дю-Бургомъ, когда они отыскивали Монтея, прочилъ Рандольфа взять его съ собою, чтобы отвезти на островъ щастливое извѣстіе. Они приготовились къ пути, ожидая объявленія о прощеніи, которое Король долженъ былъ имъ прислать.
Оно привезено вечеромъ, сдѣланное по законной формѣ; Рандольфъ скрылъ его въ груди своей, поцѣловавъ своихъ друзей, и не смотря на приближеніе ночи; уѣхалъ съ Фразеромъ.
ГЛАВА V.
правитьЮный Государь по своему предположенію оставилъ жилище вдовствующей Лади Роскелинъ въ слѣдующее утро и возвратился въ свой Замокъ Стирлингъ. Въ тотъ же день Сиръ Александръ разсказалъ ему вкратцѣ повѣсть о приптѣсненіяхъ Сент-Клера. Король слушалъ его со вниманіемъ, вмѣстѣ и участіемъ; онъ совсѣмъ не сказалъ тогда своего мнѣнія, но благоволеніе, которое онъ оказалъ Сиръ Александру, подало ему лестныя надежды.
Лади Роскелинъ, оставшись въ Евздалѣ одна съ Матильдою, не была также спокойна. Видъ юнаго Рандольфа, представленнаго при Дворѣ за избавителя Короля, благородство его лица, его прекрасная физіономія, сыновняя любовь, которую онъ показалъ къ своему изгнанному родителю, сдѣлали глубокое впечатлѣніе въ сердцѣ ея. «Вотъ, сказала она сама себѣ, каковъ бы теперь былъ мой милой Монтрозъ! Естьли бы Небо мнѣ его сохранило; но этотъ не также ли мнѣ внукъ? И естьли бы я могла жаловаться на отца его, то онъ въ томъ невиненъ! Ѵвы! Сент-Клеръ былъ невиненъ, когда я отвергла его въ минуту рожденія; когда моими гоненіями я лишила себя возможности признать его; онъ имѣетъ еще другихъ дѣтей; Рандольфъ наименовалъ сестру, братьевъ. Естьли они на него походятъ, то Сент-Клерь есть щастливѣйшій изъ отцевъ, и я, Великій Боже! я мать его. Умру безъ потомковъ, не видя возобновленія благородной крови Роскелиновъ, — и я это заслужила. Небо правосудно; Оно меня наказало!» Предавшись этимъ печальнымъ размышленіямъ, она удалилась въ свою комнату и сказала Лади Матильдѣ, что хочетъ; отдохнуть; она была тамъ весь день, оставивши своей внукѣ попеченіе угощать.
Въ слѣдующее утро она показалась въ залѣ, чтобы проститься съ Королемъ предъ его отъѣздомъ. Онъ не переставалъ говорить о Рандольфѣ, хвалить его достоинства и говорить, что, не смотря на награды, которыя онѣ назначилъ ему, этотъ молодой человѣкъ былъ сотворенъ къ тому, чтобы требовать всего. Онъ лукаво спросилъ Матильду, была ли она его мнѣнія. Она отвѣчала покраснѣвъ, что она соглашается въ этомъ съ мнѣніемъ своего Государя.
Юный Король говорилъ потомъ о Лердѣ Рональдзѣ также съ похвалою; но не спрашивая мнѣнія Матильды, которая покраснѣла гораздо болѣе, нежели когда былъ вопросъ о Рандольфѣ, сей послѣдній возбудилъ ея удивленіе, а Лордъ нѣжную признательность за попеченія, которыя онъ прилагалъ о ея бабушкѣ. Рандольфъ, вмѣсто того чтобы идти къ ней на помощь, отошелъ и даже не сказалъ ей ни слова; а между тѣмъ Рональдза говорилъ только съ нею одной и самымъ лестнымъ образомъ. Можетъ быть она не имѣла такого вкуса, какъ Зина, и предпочитала бѣлокурые волосы и голубые глаза; какъ бы то ни было, но вѣроятно, что Лордъ Рональдза получилъ предпочтеніе но, какъ всегда случается, она мало говорила о немъ своей бабушкѣ и много о Рандольфѣ въ разговорѣ, которой они имѣли послѣ отъѣзда Короля.
Они остались вмѣстѣ въ большой залѣ. Лади Роскелинъ старалась показывать наружно спокойствіе духа; и чтобы Матильда не примѣтила ея безпокойства, она говорила съ нею о разныхъ предметахъ. Матильда, веселая и рѣзвая по обыкновенію, была въ этотъ день задумчива, мечтательна и отвѣчала односложно. Лади Роскелинъ наконецъ это замѣтила. «Матильда! сказала она ей: милое дитя, что тебя такъ ныньче занимаетъ? ты не имѣешь своей обыкновенной веселости; или это замѣшательство, причиненное пребываніемъ Короля, или безпокойства, которое ты имѣла о случившемся со мною? Слава Богу; я совершенно выздоровѣла.»
— Ни то, ни другое, Милади! отвѣчала Матильда: естьли я не весела, то также совсѣмъ не печальна. Я радуюсь, что Король спасенъ и что ваша болѣзнь не имѣла слѣдствій. —
«Такъ ты признаешься, что была задумчива? дитя мое? Какая можетъ быть тому причина?»
— Все, что произошло въ послѣдніе дни, сказала Матильда, заставило меня много размышлять, юный Король сталь близко отъ смерти, такъ чудно сохраненный этимъ мужественнымъ иностранцемъ, котораго Провидѣніе, кажется, нарочно послало, чтобы спасти его, — и этотъ молодой человѣкъ, которой отказывается отъ всего для себя собственно! О! когда бы мой братъ Монтрозъ живъ былъ, онъ бы походилъ на этого Рандольфа! съ какимъ бы удовольствіемъ я слышала прославляемымъ его мужество и всѣ уста повторяющими его похвалу! —
Лади Роскелинъ отворотиласъ, отирая слезы, которыя потекли при воспоминаніи о своемъ миломъ внукѣ. Матильда, не примѣчая этого, увлекаемая своимъ удивленіемъ, продолжала и сказала съ жаромъ: — О, какъ родители должны гордиться такимъ сыномъ! такъ молодъ, такъ хорошъ и уже такъ мужественъ! Между тѣмъ, какъ робкіе придворные трепетали на берегу рѣки при видѣ опасности своего Короля, онъ повергается въ воду и спасаетъ его, отваживаясь на свою погибель. —
«Надобно согласиться, сказала съ замѣшательствомъ Лади Роскелинъ, что онъ поступилъ благородно; знаешь ли ты, чей онъ сынъ?»
— Такъ, Милади! онъ сынъ Сент-Клера Монтея, котораго всѣ вы называете Мак-Креемъ и о коемъ я такъ часто слышала презрительныя рѣчи у моего родителя. Я не хотѣла тому вѣрить; онъ имѣетъ столь благородный видъ, но Лордъ…. его другъ…. который такъ хорошо вамъ помогалъ, матушка, и который не имѣетъ обманчиваго вида, сказалъ мнѣ, что онъ точно былъ сынъ Сент-Клера Монтея, и что отецъ имѣетъ осанку такъ же благородную, какъ и онъ; и однако же онъ обманщикъ, не такъ ли? —
«Мудрость Іакова I такъ осудила его, отвѣчала она, стараясь скрыть свое смущеніе: потому что онъ изгналъ его; но Государи не всевѣдущи; они также могутъ обманываться. Какъ я могу вспомнить, онъ на него походитъ… Я безпокоюсь объ этомъ произшествіи. Этотъ гордый молодой человѣкъ будетъ имѣть большое вліяніе на разумъ Короля; его отецъ врагъ твоему, и онъ захочетъ отмстить за себя. Увы! твой отецъ не имѣетъ болѣе сына, чтобы защищать его.»
— Не бойтесь этого, Милади! Рандольфъ далекъ отъ того, чтобъ быть гордымъ и злымъ. Милордъ….. Милордъ….. Рональдза, думаю я — не такъ ли онъ называется? сказывалъ мнѣ, что доброта и чувствительность его сердца превосходила его мужество; онъ сказалъ, что любилъ его какъ брата, и что вся та фамилія отличалась самыми кроткими и любезными качествами, —
«Въ самомъ дѣлѣ, сказала Лади Роскелинъ голосомъ, изъявляющимъ удовольствіе, но воспринявъ опять мрачный и сердитый видъ: эти кроткія особы будутъ можетъ быть очень жестоки для меня.»
— Нѣтъ, нѣтъ, милая бабушка! сказала Матильда, сложивъ руки: не имѣете, этой мысли; Лордъ Рональдза сказалъ мнѣ еще…. —
«Онъ сказалъ тебѣ, прервала Лади Роскелинъ съ нетерпѣніемъ: ты бы должна была ему сказать, что они непріятели отцу твоему, и принудить его къ молчанію.»
— Я не остерегалась, Милади, и слишкомъ много имѣла желанія его слушать; всегда желала я знать исторію ссоры моего отца съ этимъ Монтеемъ; но меня бранили, когда я о чемъ говорила. Лордъ Рональдза не совсѣмъ ее знаетъ; онъ говоритъ только, что Король Іаковъ I былъ очень неправосуденъ къ Сент-Клеру Монтею; мнѣ кажется, что вы также объ этомъ думаете. Будете ли вы такъ милостивы, что разскажете мнѣ, что произошло при этомъ случаѣ. —
Лади Роскелняъ смѣшалась. «Нѣтъ, Матильда, сказала она: ты ее отъ меня не услышишь; но какъ бы то ни было, ты не возмешь, я надѣюсь, стороны непріятелей твоей фамиліи.»
— Я бы желала, сказала Матильда покраснѣвъ, брать другой стороны, кромѣ правосудія и мира. Я слышу часто матушку, говорящую о ненависти, мщеніи, и не могу ее понять; я не знаю, что это значитъ ненавидѣть. Естьли это нибудь меня оскорбляетъ, я плачу; но ни за что на свѣтѣ не хочу возвращать зла, которое мнѣ сдѣлали; оно бы вдвое пало на мое сердце. Я читала въ священныхъ книгахъ, которыя бы мнѣ дали, что мщеніе принадлежитъ Богу. Оставимъ его Ему; Онъ заставитъ его пасть на истинно виновнаго; Онъ читаетъ во глубинѣ человѣческаго сердца. —
При сихъ ужасныхъ словахъ внезапнымъ ужасъ и отчаяніе начерталось на лицѣ Лади Роскелинъ, она воскликнула? закинувши голову назадъ: «Оно пало мщеніе небесное! Молодость, проведенная въ обманѣ и боязни, зрѣлыя лѣта въ преступленіи и отчаяніи, старость въ угрызеніяхъ совѣсти и конецъ столь же страшный, какъ и жизнь!»
Матильда испугалась. — О, Боже мой! говорила она: милая бабушка! успокойтесь, прошу васъ; естьли это ожидаетъ нашихъ непріятелей, то безъ сомнѣнія они очень достойны сожалѣнія. Но Богъ по милосердію Своему тронетъ сердца ихъ; они раскаются можетъ быть, и вы знаете, Милади, что кающійся грѣшникъ лучше принимается Богомъ, нежели праведный, который не имѣетъ нужды въ покаяніи.--
«Матильда! сказала Лади Роскелинъ, стараясь сколько возможно придти въ себя: окончимъ этотъ разговоръ; не говори мнѣ болѣе объ этомъ дѣлѣ; оно сдѣлало мученіе моей жизни.»
— Да возможетъ Бебо, чтобы вы могли ихъ забыть, сказала Матильда, цѣлуя руку своей бабушки: простите мнѣ, прошу васъ, естьли я возбудила ваши горести, то этотъ Рандольфъ былъ тому причиною; его поступокъ привелъ меня въ восторгъ. —
«Опять этотъ молодой человѣкъ!», сказала она. Послѣ минутнаго молчанія она посмотрѣла внимательно на Матильду и сказала ей съ кротостію: «Милое дитя! скажи мнѣ правду, не сдѣлалъ ли онъ какого впечатлѣнія въ твоемъ сердцѣ? ты кажешься очень занятою…»
При сихъ словахъ лице Матильды запылало. — Нѣтъ, право, возразила она: нѣтъ, не такъ какъ вы думаете; я удивляюсь ему, и больше, больше право ничего… Я думаю только, что желала бы имѣть такого брата, какъ онъ, или, когда Небу угодно, чтобы я сдѣлалась матерью, я буду просить Его, чтобы сынъ мой былъ подобенъ Рандолъфу мужествомъ, благородствомъ и сыновнею любовью; но не желаю, чтобы онъ былъ моимъ супругомъ, я никогда не имѣла моей мысли. —
«Довольно, Матильда! сказала Лади Роскелинъ: я уйду; забавляйся твоею лютнею, или, естьли предпочитаешь, поди не много прогуляться; воздухъ возвратитъ тебѣ мужество; я имѣю нужду въ отдохновеніи.»
— Я очень хорошо употреблю праздное время, сказала Матильда: «надѣюсь найти васъ здоровѣе къ обѣду. Гости, бывшіе у васъ въ эти дни; васъ обезпокояли; вамъ надобно отдохнуть. — Сказавши это, она подала ей руку, проводила въ ея комнату, потомъ пошла одна въ церковь въ недальнемъ разстояніи Замка.
Характеръ Матильды былъ природно благочестивый, Будучи очень чувствительна и не находя никого вокругъ себя, коего сердце соотвѣтствовало бы ей, мысли ея обратились къ высочайшему Существу; она нашла въ Религіи утѣшеніе и силу, въ коей она имѣла нужду, чтобы сносить дурной нравъ своей матери, и зрѣлище продолжительныхъ споровъ между Графомъ и Графинею. Ея частое пребываніе у Лади Роскелинъ, которая, чтобы успокоить свои угрызенія, занималась только благочестивыми дѣлами, усилило это расположеніе. Лишь только эта кроткая и благочестивая молодая дѣвица имѣла какую печаль, то у подножія олтаря она свергала ее к всегда возвращалась оттуда спокойнѣе, веселѣе и рѣшительнѣе сносить жестокость своей матери, строптивость бабушки и слабость отца, которой любилъ ее; но не защищалъ, когда былъ долженъ это дѣлать. Матильда, у коей разумъ превосходилъ лѣта, видѣла ихъ безпорядки и сожалѣла о нихъ въ тайнѣ, прося безпрестанно Бога укротить ихъ мстительный духъ и возвратить миръ душамъ ихъ. На этотъ разъ болѣе обыкновеннаго смущенная разговоромъ, которой имѣла, тѣмъ, что произошло въ ея сердцѣ,. будучи слишкомъ занята своимъ новымъ знакомствомъ, Лордомъ Рональдзою, она почувствовала болѣе прежняго нужду въ молитвѣ. При подножіи олтаря въ маленькой церкви она умолила Высочайшее Сущесто за своихъ родителей и ихъ непріятелей; она просила Его также просвѣтить собственное ея сердце, и не позволять, чтобъ оно перемѣнилось къ тому, который началъ занимать ее, естьли это чувство должно быть достойно осужденія. Будучи спокойнѣе, она встала, и видя себя подкрѣпленною этою молитвою, она возвратилась домой.
Между тѣмъ ея бабушка была жертвою ужасной сердечной тоски. Каждое слово невинной Матильды наносило ужасной ударъ ея виновной совѣсти; ей казалось, что это былъ Ангелъ, который пришелъ ее увѣдомишь, что минута раскаянія и вознагражденія не должна болѣе быть отлагаема. Она ходила по своей комнатѣ, теряясь въ своихъ печальныхъ размышленіяхъ до такой степени, что долгое время не могла собраться съ мыслями, наконецъ, кинувшись на стулъ, она сказала задыхающимся голосомъ: „Не возможно, чтобы путь добродѣтели былъ навсегда для меня закрытъ! этотъ Ангелъ не сказалъ ли мнѣ, что есть блаженство на небесахъ для кающагося грѣшника? О! для чего не имѣла я мужества признаться въ моей слабости; давно бы уже она была забыта, и я бы тихо сошла въ могилу посреди попеченій и благословеній моихъ внуковъ, которые бы почтили мои сѣдые волосы и которые, можетъ быть, теперь порицаютъ меня… Я видѣла во взорахъ этого молодаго Рандольфа ужасъ, съ коимъ онъ меня разсматривалъ, что онъ знаетъ зло, причиненное мною его отцу, и Матильда, сама Матильда была готова осудить меня, взять противъ меня его сторону, чтобы было, естьли бы она знала?… О, Боже мой! я, которая бы должна быть примѣромъ моей внуки и вести ее по пути добродѣтели, и она заставляетъ меня краснѣть отъ себя самой! О естьли бы угодно было Небу, чтобы мое сердце не было такъ нечувствительно къ гласу природы, или чтобы онъ никогда не возбуждался!“ Въ эту минуту взоры ея обратились на портретъ ея мужа, висящій въ ея комнатѣ, ей казалось, что онъ кидалъ на нее взоры негодованія; невольное движеніе заставило ее упасть на колѣна. Простерши руки къ этой нечувствгітельной живописи, Роскелинъ! воскликнула она, естьли бы ты могъ одушевиться и говорить со мною, ты можетъ быть упрекалъ бы меня въ прекращеніи твоей фамиліи; а между тѣмъ ты оживаешь въ сыновьяхъ, достойныхъ этого имени, котораго они не знаютъ. Мои обманы, мои ложныя клятвы, зло, коимъ я обременила нашего невиннаго сына, первый залогъ любви нашей, во всемъ, что влечетъ меня къ вѣчной погибели! и ты можетъ быть также получаешь наказаніе твоей слабости, съ которою ты повѣрилъ безчеловѣчной матери противъ частой истины, представленной моимъ почтеннымъ братомъ… Тщетная мечта почестей! какъ дорого заплатила я за твою наружность! Но прошедшее не можетъ болѣе быть возвращено, и я погибла невозвратно!»
Матильда нашла свою бабушку еще болѣе разстроенною, нежели, она ее оставила. Не подозрѣвая тому причины, она пробовала всѣми возможными способами ее успокоить, и наконецъ достигла своими нѣжными попеченіями до того, что возвратила ей по крайней мѣрѣ наружное спокойствіе.
ГЛАВА VI.
правитьРайдольфъ и Фразеръ ѣхали не останавливаясь до Арднамурхана, гдѣ, не смотря на то, что время было дурное, они наняли судно и поплыли въ Барро. Судно привезло ихъ въ Ватерзу, откуда они немедленно достигли Барро въ рыбачьемъ суднѣ. Они пріѣхали поздно вечеромъ, сошли съ судна, не будучи примѣчены ни однимъ островитяниномъ, и подошедши къ крѣпости, Рандольфъ схватилъ рогъ и протрубилъ съ такою силою, что жители крѣпости, въ то время ужинавшіе, затрепетали и взялись за оружіе. Тревога не долго продолжалась. Крикъ: а! добро пожаловать! это нашъ молодой господинъ Рандольфъ! раздался со всѣхъ сторонъ.
«Рандольфъ! невозможно! вскричалъ Монтей подошедши.» Между тѣмъ какъ Зина неподвижная и удивленная обняла мать свою, не могши произнести ни слова, лишь только Монтаей хотѣлъ выдти изъ залы, какъ дверь отворяется; Рандольфъ кидается въ его объятія, и прижалъ его къ груди своей съ такимъ восхищеніемъ, что Сент-Клеръ боялся, не сошелъ ли онъ съ ума.
Слова: милое дитя! милой братъ! добрый другъ! храбрый Рандольфъ! были безпрестанно повторяемы; его окружили, каждый спрашивалъ, за чѣмъ онъ воротился, изключая Зины; не могшей еще говорить, и которая съ нетерпѣніемъ ожидала, чтобы онъ подошелъ къ ней. Но не отвѣчая никому, онъ освободился изъ рукъ Монтея; выхватилъ съ поспѣшности изъ кармана пергаменъ и съ важнымъ молчаніемъ подалъ его Сент-Клеру.
Всѣ онѣмѣли отъ удивленія до того времени, какъ Сент-Клеръ трепещущій, видя Королевскую печать на пакетѣ, распечаталъ и читалъ смущеннымъ голосомъ:
"Да будеть извѣстно каждому по этому акту, подписанному Мною Іаковомъ II, Королемъ Шотландіи, что Я одолженъ жизнію Рандольфу Монтею, который сохранилъ Мнѣ ее своею преданностію и мужествомъ. Когда онъ отказался отъ всякой другой награды, Я даю ему прощеніе его отца Сент-Клера Монтея и друзей его Жамеса Росса, Аллана Гамильтона, Роберта Мак-Грегора и Филиппа дю-Бурга, находящихся теперь въ изгнаніи на островѣ Барро, возвращая имъ всѣ ихъ титла и право гражданъ, и прося въ замѣнъ того службы вѣрныхъ подданныхъ.
«Дано въ Стирлингскомъ Дворцѣ 6 го Апрѣля 1448 года.
По прочтеніи акта радость объяла всѣхъ присутствующихъ; они обнимали, поздравляли другъ друга, спрашивали Рандольфа, и неожидая его отвѣта, спрашивали о подробностяхъ этого страннаго произшествія. Рандольфъ, не удовлетворяя ихъ любопытству, бросился къ ногамъ Лади Амбруазины, она прижала его къ груди своей, испрашивая ему Небесное благословеніе; Зина, невинная и нѣжная Зина, бросилась къ нему на шею; а Жамесъ и Сент-Клеръ обнимали его. Монтей, присоединясь къ этой группѣ, пожималъ ему руку и говорилъ: „Милый Рандольфъ! сердце мое всегда мнѣ говорило, что тебѣ буду я одолженъ своимъ благополучіемъ!“ и такъ щастливый Рандольфъ, окруженный всѣмъ, что только онъ любилъ, почитаемый ими какъ Ангелъ хранитель, былъ въ эту минуту щастливѣйшую во всей его жизни избавителемъ своей фамиліи, благодѣтелемъ своихъ друзей; душа его не была достаточна къ этому излишеству радости. — Милые родители! любезные друзья! вскричалъ онъ наконецъ: нѣтъ, я не промѣнялъ бы этой минуты на цѣлое столѣтіе! въ первый разъ я радуюсь, видя текущими слезы моей матери и сестрицы, — это слезы щастія. О естьли бы вы никогда не проливали другихъ! —
„По чести, сказалъ Монтей, мы всѣ очень неразсудительны: перенесши нещастье какъ мущины, мы принимаемъ щастъе какъ дѣти; постараемся успокоиться.“ Онъ подошелъ къ столу, и наполнивши стаканъ, „за здоровье Короля Іакова! вскричалъ онъ, и нашего избавителя Рандольфа!“ Всеобщій крикъ радости повторилъ слова Сент-Клера; всякой налилъ себѣ стаканъ, даже Амбруазина и Зина; потомъ они всѣ сѣли. — Въ самомъ дѣлѣ, сказалъ дю-Бургъ: обливаніе холодною водою было бы лучше для меня въ сію минуту, нежели вино; кровь волнуется въ моихъ жилахъ, а сердце бьется съ такою скоростію, что я не знаю, гдѣ я. Прошу тебя, Рандольфъ, разскажи намъ все, что съ тобою случилось; я думаю, твое повѣствованіе возвратитъ намъ разумъ. —
„Я бы желалъ быть отъ этого избавленнымъ на сей вечеръ, отвѣчалъ Рандольфъ покраснѣвъ: радость отнимаетъ у меня возможность къ изъясненію; вы знаете послѣдствіе по грамотѣ Короля; на что же вамъ подробности?“
— Нѣтъ, нѣтъ! отвѣчалъ Монтей: такъ, дю-Бургъ, я буду въ лихорадкѣ до тѣхъ поръ, пока не получу изъясненія такого чуда; я не могу ждать до завтра. Ни мать твоя, ни сестра, ни всѣ мои друзья, — мы умремъ всѣ отъ нетерпѣнія и ты не найдешь болѣе такого, кому бы разсказывать, твою повѣсть. —
„И такъ, сказалъ Рандольфъ, я оставляю это на попеченіе Фрозера; онъ все видѣлъ, и можетъ васъ о томъ извѣстить.“ Всѣ къ нему обратились, и онъ подробно извѣстилъ ихъ о всемъ, что случилось послѣ отъѣзда ихъ изъ Барро. Во время этого разговора Рандольфъ сидѣлъ между Амбруазиною и Зиною, держа руки ихъ въ своихъ и поперемѣнно подносилъ ихъ къ губамъ своимъ въ отвѣтъ на похвалы, которыми его осыпали. Въ невинной радости онъ забылъ заблужденіе, которое въ себѣ замѣтилъ, что любилъ сестру свою болѣе, нежели сколько должно любить брату, въ эту минуту онъ раздѣлялъ чувства свои съ чувствами своей фамиліи и не чувствовалъ ничего тягостнаго.
По окончаніи повѣсти поздравленія и похвалы возобновились. Рандольфъ остановилъ ихъ, сказавъ: „Что чѣмъ скорѣе они явятся къ Королю, тѣмъ будетъ лучше; чтожъ до меня касается, прибавилъ онъ, я поѣду завтра. Послѣ такихъ милостей я буду очень виноватъ противъ Короля, естьли не докажу ему моей преданности, и надѣюсь, что мы не замедлимъ увидѣться въ Стирлингѣ.“
— Нѣтъ! сказалъ Монтей: я на это не согласенъ; мы не хотимъ такъ скоро съ тобою разстаться, и желаемъ явиться при Дворѣ вмѣстѣ съ нашимъ избавителемъ; что ты на это скажешь, Амбруазина? не можемъ ли мы завтра съ нимъ ѣхать? Теперь никто изъ насъ не заснетъ въ эту ночь; такъ не лучше ли провести ее въ приготовленіяхъ къ отъѣзду? —
„Они будутъ не продолжительны, сказала Амбруазина: жена воина всегда должна быть готова, Придворныя Дамы можетъ быть будутъ смѣяться нашей старинной одеждѣ; но естьли они превосходятъ насъ въ этомъ, то мы превзойдемъ ихъ въ благополучіи.“
— Всегда Лади Амбруазина будетъ самою простою и любезнѣйшею изъ женщинъ, — сказалъ Гамильтонъ.
„Прибавь, сказалъ Монтей, что она есть единственная женщина, надъ которою время не имѣетъ никакого вліянія; оно почтило прелести ея ума, такъ какъ и лица; моя Амбруазина всегда должна быть въ модѣ; она почти таже, какъ и наслѣдница Кинталя, когда она съ такимъ блескомъ показалась на турнирѣ….“
— Вотъ мой талисманъ, сказала она, приложивъ руку къ сердцу своего мужа: тутъ только я никогда не перемѣнюсь; но, прибавила она смѣясь, придворный воздухъ уже объялъ тебя и суровые островитяне сдѣлались льстецами… Ахъ! этотъ островъ, этотъ любезный островъ! не уже ли мы никогда не будемъ сожалѣть о немъ? —
„Мы найдемъ его вездѣ, гдѣ только будемъ вмѣстѣ, отвѣчалъ Монтей; уже время заставитъ завидовать моему щастію; пойдемъ приготовляться; до завтра, друзья мои. Пусть всякой везетъ съ собою, что онъ сочтетъ нужнымъ, и я желаю, чтобы наши мебели и провизія были раздѣлены бѣднымъ нашимъ сосѣдямъ, добрымъ островитянамъ, я оставляю для сего здѣсь Вилліама, и скоро самъ возвращусь сюда проститься съ ними. Возьмемъ съ нами толька тѣхъ людей, безъ коихъ мы не можемъ обойтись; остальные же пріѣдутъ къ намъ послѣ въ Монтей или Кинталь.“
Амбруазина одобрила это распоряженіе. Брижетта, не терпѣлива будучи видѣть своего сына, не покидала своей Госпожи, и помогала ей съ усердіемъ. Рандольфъ и Фразеръ пошли успокоиться; они только одни ложились спать въ эту ночь; но тысяча различныхъ чувствъ слишкомъ много колебали молодаго человѣка, чтобы позволить ему предаться ему. Испытывая самаго себя, онъ опять нашелъ въ своемъ сердцѣ виновное чувство, его мучившее; онъ затрепеталъ; и какъ жребій приближалъ его къ Зинѣ, онъ разсудилъ, чего бы то ни стоило, заставить ее выйти замужъ за Лорда Рональдза, а себя посвятить службѣ Королю и отечеству въ опасностяхъ сраженій, загладить столь виновную страсть славною жизнію или смертію. По утру они собрались всѣ въ большую залу. Нѣкоторые жители, которые предпочли остаться въ Барро, съ нѣжностію простились съ благородными изгнанниками. Вилліамъ остался, чтобы исполнить приказаніе своего Господина.
Легкое судно и попутной вѣтеръ щастливо привезло ихъ въ гавань. Доставши лошадей, они поѣхали прежде въ Монтей, гдѣ приняты были какъ воскресшіе всѣми крестьянами и отцемъ Томacомъ. При щастливомъ ивзѣстіи о возвращеніи его воспитанника, онъ сдѣлалъ усиліе выше лѣтъ своихъ и вышелъ съ крестьянами на встрѣчу щастливой фамиліи; Монтей сошелъ съ лошади и обнялъ его, представляя ему жену свою и дѣтей. Старикъ удивлялся имъ и благословилъ; потомъ обратясь къ Сент-Клерy, сказалъ ему: „Благородной начальникъ и достойный другъ! нещастья твои были велики; но еще болѣе было благословеніе небесное: твоя фамилія вознаградила бы цѣлый вѣкъ страданія; да превзойдутъ ихъ добродѣтели и щастіе твои и мои желанія. Для меня теперь только остается соединиться съ твоимъ возлюбленнымъ дядею и взирать съ нимъ на васъ, какъ ваши Ангелы хранители.“
Одинъ день посвятили почтенному другу, а на другой поѣхали въ Стирлингь, гдѣ Король съ нетерпѣніемъ ожидалъ ихъ.
ГЛАВА VII.
правитьПо пріѣздѣ во Дворецъ съ ними соединился Сиръ Александръ Мак-Грегоръ. Послѣ продолжительныхъ обниманій онъ ихъ увѣдомилъ, что теперь былъ часъ аудіенціи и что онъ шелъ извѣстить Короля о ихъ прибытіи. Монархъ сидѣлъ посреди Вельможъ своего Двора, и принималъ Французскаго посланника у которой дѣлалъ ему поздравленія отъ своего Государя по случаю брака его съ Маріею, дочерью Герцога Гельдеонскаго.
Когда это дѣло было кончано и посланникъ ушелъ, Сиръ Александръ, подошеши къ престолу, сказалъ, что друзья его пріѣхали изъ Барро и испрашивали позволенія быть ему представленными.
„Сію же минуту, сказалъ Король: я нетерпѣливъ видѣть моего друга Рандольфа, и желаю, чтобы онъ имѣлъ удовольствіе представить мнѣ свою фамилію.“
Сирь Александръ повиновался; и хотя Рандольфъ желалъ быть ихъ проводникомъ, но надобно было уступить приказаніямъ Короля; онъ вошелъ первый въ залу, послѣдуемый своею фамиліею и друзьями.»
Подошедши къ престолу, они преклонили колѣна, и Рандольфъ сказалъ: — Ваше Величество! вотъ друзья, коихъ я вамъ представляю; наши дѣйствія лучше докажутъ, нежели слова, нашу признательность. —
«Я въ томъ не сомнѣваюсь, отвѣчалъ Король: сдѣлайте милость, встаньте! Въ войнѣ, которая намъ угрожаетъ, я щастливъ и благодаренъ, видя столько мужественныхъ воиновъ!» и устремивъ взоры на Амбруазину и Зину.. "Это безъ сомнѣнія мать твоя и сестра? сказалъ онъ Рандольфу; ты не сказалъ мнѣ; какъ Дворъ мой украсится. Въ самомъ дѣлѣ я не понимаю, какъ отецъ мой имѣлъ мужество изгнать васъ; развѣ только, чтобы отдалить себя отъ опасности, « сказалъ онъ поклонясь Амбруазинѣ, которая съ скромностію потупила глаза.
— Ваше Величество! возразилъ Монтей: вашъ родитель не былъ столь жестокъ, ни столь благоразуменъ; онъ изгналъ воиновъ, оскорбившихъ его въ минуты отчаянія; но Лади Амбруазина по своей волѣ была изгнанницею въ продолженіи осьмнадцати лѣтъ. —
„Вы начальникъ Монтей, сказалъ Король, естьли судить о томъ по вашему сходству съ Рандольфомъ.“
— И какъ онъ готовый отважить жизнь свою для спасенія моего Государя, сказалъ Монтей съ живостію: и дѣти мои скажутъ то же въ свою очередь, — прибавилъ онъ, заставляя подойти Жамеса и Сент-Клера, коимъ Король съ дружествомъ протянулъ руку; потомъ обратился къ Дамамъ: „Какъ это возможно, Сударыня, cкaзалъ онъ Амбруазинѣ, что вы раздѣляли осьмнадцать лѣтъ изгнаніе храбраго Монтея? Васъ бы можно считать старшею сестрою этой молодой и прекрасной особы. Я нетерпѣливо ожидаю моей супруги, и вы очень меня обяжете, естьли поможете принять ее, милая Лади; она въ ваши лѣта, и естьли имѣетъ только половину вашихъ прелестей, то я буду щастливѣйшимъ изъ мужей.“ Зина покраснѣла и отъ того еще сдѣлалась прекраснѣе. Рандольфъ, не могшій воспрепятствовать себѣ смотрѣть на нее, почувствовалъ такое смущеніе, что принужденъ былъ отвратить взоры.
— Наша Государыня будетъ прекраснѣйшая, лучшая и щастливѣйшая изъ женщинъ, естьли мои желанія исполнятся, — сказала Зина съ робостію.
„Благодарю васъ, отвѣчалъ Король.“ Потомъ обратясь къ другимъ изгнанникамъ, съ коими онъ еще не говорилъ; онъ сказалъ каждому изъ нихъ что-нибудь пріятное и благодарное. Онъ принялъ присягу и благодарность всѣхъ съ совершенною милостію, увѣдомилъ ихъ потомъ, что Англичане начали военныя дѣйствія на границѣ, и что не должно было медлить въ собраніе войска. — Ваше Величество! сказалъ Монтей: я прошу у васъ позволенія съѣздить мнѣ еще на острова, съ коихъ я уѣхалъ, не простившись съ храбрыми моими островитянами; а между тѣмъ друзья мои посѣтятъ свои помѣстья, гдѣ столь долгое изгнаніе сдѣлало ихъ почти чужими. По возвращеніи оттуда наша жизнь будетъ посвящена вамъ. —
Король согласился, и Дворъ разошелся.
На другой день Россъ Мак-Грегоръ, Гамильтонъ и дю-Бургъ проводили Сент-Клера и его фамилію въ Замокъ. Монтей оставилъ Рандольфа и Рональдза, которые должны были идти съ Сиромъ Александромгъ и его корпусомъ войска на границу.
Во время прощанія Зина, собравши всѣ силы, простилась съ братомъ съ довольною твердостію и накинула ему на плеча превосходный шарфъ изъ бѣлаго атласа, шитый золотомъ съ гербомъ и девизомъ Монтеевъ; она сказала ему: „Прощай возлюбленный братъ! да возможетъ Небо сохранить тебя, управлять тобою и возвратить тебя; но естьли твоя безразсудная храбрость вовлечетъ тебя въ безполезныя опасности, пусть этотъ шарфъ напомнитъ сестру твою Зину, которая вышила его для тебя! Клянусь не пережить тебя!“
Рандольфъ молча прижалъ ее къ своему сердцу, потомъ вырвался отъ нее съ усиліемъ. Подобно одеждѣ Геркулеса, этотъ шарфъ, вышитой Зиною, данный ею, казался ему пожирающимъ пламенемъ; онъ вознамѣрился кинуть его; но минута размышленія удержала его — это подарокъ сестры! сказалъ онъ: каждая точка, вышитая ея рукою, мнѣ напоминаетъ ее; вотъ золотой орелъ и прекрасный нашъ девизъ: прославиться или умереть! Такъ! я превзойду эту слабость, я буду и хочу быть достойнымъ и истиннымъ Монтеемъ; и этотъ шарфъ, напоминая мнѣ ежеминутно мое имя, будетъ единственный узелъ, соединяющій меня съ Зиною; Монтей возвратитъ меня на путь должности и чести.»
Друзья Сент-Клера остались только одинъ день въ Монтеѣ для отдыху, изключая Рыцаря дю-Бурга, которой, не имѣя собственности въ Шотландіи, совершенно былъ привязанъ къ Сент-Клеру; прочіе поѣхали въ свои помѣстья, а Сент-Клеръ съ Рыцаремъ на острова и въ Кинталь.
Въ залогъ Монтея Амбруазина послѣ его отъѣзду возвратилась съ дѣтьми своими въ Стирлингъ, гдѣ собрался весь Дворъ и всѣ Дворяне Королевства. Роскелины должны бы быть ихъ главою; но извѣстіе о возвращеніи Сент-Клера Монтея и фамиліи его удержало ихъ. Вдовствующая Лади Роскелинъ поручила Лорду Рональдзѣ, который часто посѣщалъ ее въ Евздалѣ и возвращался оттуда всегда болѣе влюбленнымъ въ Матильду, засвидѣтельствовать ея почтеніе Королю и сказать ему, что лѣта и слабость препятствовали ей ѣхать ко Двору. Лорду Жону также было поручено отъ жены его, гордой Елеоноры, извинить ее, что, будучи не здорова; оставалась въ Замкѣ Роскелинъ; но будучи всегда капризна въ своей волѣ, она пріѣхала въ Стирлингъ. Лишь только узнала, что Сент-Клера тамъ не было, она имѣла двойное любопытство увидѣть эту Амбруазину, коей она была пожертвована. Она пріѣхала съ надеждою, что лѣта, скука уединенія и бурной воздухъ Барро разрушили, или по крайней мѣрѣ помрачили ея красоту, и имѣла неудовольствіе найти ее почти столь же прекрасною, какъ и въ то время, когда разсталась съ нею. Ея милая физіономія имѣла печать благополучія, и только одинъ станъ ея, не столъ тонкой, показывалъ, что она была мать прекрасныхъ дѣтей, ея окружавшихъ, которыя обѣщали наслѣдовать мужество своего отца и прелести своей матери. Елеонора еще болѣе имѣла неудовольствіе найти ихъ въ столь великой милости у молодаго Государя, что всегда желалъ онъ имѣть близь себя одного изъ сыновей Сент-Клера, и говорилъ всегда съ восторгомъ о красотѣ и добродѣтели Амбруазины и Зины. Такое зрѣлище безъ сомнѣнія должно было растерзатъ мстительное сердце завистливой Елеоноры; она не могла долго этого сносить, и объявила своему мужу, что желаетъ возвратиться въ Роскелинъ и увезти съ собою дочь свою Матильду.
Слабый Графъ нашелъ однакожъ въ своей сыновней и родительской нѣжности силу противишься своей женѣ; онъ зналъ, что огорчилъ бы мать свою, взявши отъ нее Матильду въ то время, когда лѣта ея и здоровье дѣлали нужными пособія ея внука; зналъ также, какъ бы сдѣлалъ нещастною эту послѣднюю, подвергнувъ капризамъ ея матери, и объявилъ женѣ своей съ твердостію, къ которой она не привыкла, что ихъ дочь останется въ Евздалѣ. Елеонора, разсерженная этимъ отказомъ, уѣхала съ бѣшенствомъ въ сердцѣ, клянясь отмстить за себя мужу, ей сопротивляющемуся; свекрови, которая ссорила его съ нею, и невинной дѣвицѣ, которая безъ сомнѣнія предпочитала остаться у своей бабушки. Что бы она сказала, естьли бы знала истинную причину, для которой Графъ Роскелинъ оставлялъ Матильду въ сосѣдствѣ Стирлинга и не отдавалъ ее Графинѣ? Съ самой смерти своего сына ненависть его къ Монтею очень уменьшилась; онъ походилъ на отца своего; характеръ его былъ болѣе слабый, нежели злой, онъ разкаявался въ жестокости, съ какою гналъ этого благороднаго непріятеля, и поведеніе Лади Роскелинъ въ продолженіи столькихъ лѣтъ, угрызенія совѣсти, которыхъ она не могла скрыть, заставили его думать, что не невозможно было Сент-Клеру быть его братомъ; но онъ слишкомъ много имѣлъ пользы отъ него отрицаться, чтобы когда-либо согласиться на это. Онъ удовольствовался только, говоря громко; что какъ бы ни было мрачно его рожденіе, усыновленіе Генерала Монтея давало ему право носить это имя и быть наровнѣ съ первѣйшими Вельможами Государства. Онъ былъ на охотѣ, гдѣ Король избѣжалъ столь великой опасности; будучи свидѣтелемъ мужества, съ которымъ Ралдольфъ спасъ его; онъ былъ также свидѣтелемъ признательности короля, и жару, съ какимъ этотъ молодой человѣкъ просилъ возвращенія своего отца. Естьли возстало въ сердцѣ его чувство ревности къ щастью Сент-Клера быть отцемъ такого сына, то другая мысль скоро послѣдовала за этою и совершенно овладѣла его разумомъ; она была — сдѣлаться отцемъ Рандольфа, соединивъ его съ Матильдою, и получить чрезъ этотъ бракъ имѣніе Монтея въ свою фамилію, съ условіемъ, чтобъ ихъ старшій сынъ носилъ фамилію Роскелинъ.
Возвращеніе Сент-Клера, милость Короля, съ каждымъ днемъ умножавшіяся къ этой фамиліи, но всего болѣе невольная привязанность, привлекавшая его къ Рандольфу, дали болѣе дѣйствительности этому предпріятію, коимъ онъ безпрестанно былъ занятъ; жестокая ненависть Елеоноры ко всему, что только носило имя Монтея, а наиболѣе къ Рандольфу, которой похитилъ у нее своего отца, была слишкомъ велика, чтобы Лордъ Жонъ не боялся оставить съ нею Матильду. Онъ даже не осмѣливался говорить объ этомъ женѣ своей, будучи увѣренъ, что она придетъ въ бѣшенство; но онъ обѣщалъ себѣ воспользоваться первымъ случаемъ, чтобы сообщитъ его вдовствующей Лади Роскелинъ, и многія замѣчанія увѣрили его, что съ этой стороны онъ не встрѣтитъ сопротивленія и она одобритъ его виды. Къ нещастію любовь, которую онъ имѣлъ къ Рандольфу, не была имъ раздѣляема, чтобы повиноваться своему отцу и Сиру Александру. Рандольфъ не искалъ случая показать свою ненависть ко всему, что носило имя Роскелина; но онъ также не искалъ его дружбы и избѣгалъ его, сколько было возможно. Въ одинъ день, когда онъ прогуливался верьхомъ съ Лордомъ Рональдзою въ окрестностяхъ Стирлинга, ихъ догналъ Лордъ Роскелинъ, который старался приближиться къ молодому Монтею. Рандольфъ, разстроенный этою встрѣчею, хранилъ молчаніе и заставлялъ говорить своего друга, который напротивъ того желалъ понравиться отцу Матильды. Лордъ Жонъ, погруженный въ своихъ мысляхъ и болѣе занятый средствами укротить сердитаго молодаго человѣка, нежели своею лошадью, не примѣтилъ одного пня, о которой лошадь такъ сильно споткнулась, что Графъ былъ бы опрокинутъ, естьлибъ Рандольфъ движеніемъ, быстрѣйшимъ мысли, не схватилъ его рукою поперегъ, чтобы поддержать, а другою поднялъ его лошадь, не примѣчая, чтобы могло случиться съ нимъ самимъ; ибо онъ опустилъ поводъ лошади своей и употребилъ обѣ руки свои на поддержаніе Графа. Лордъ Жонъ покраснѣлъ болѣе отъ удовольствія, нежели отъ испугу, невольное движеніе заставило его прижать къ своему сердцу руку молодаго человѣка. «Какъ щастливъ, сказалъ онъ, отецъ такого сына.»
Эти слова напомнили Рандольфу, кому онъ оказалъ услугу; сердце его было слишкомъ добро и человѣколюбиво, чтобы на то осердиться; на онъ не могъ воспрепятствовать себѣ сказать ему съ нѣкоторымъ огорченіемъ: «Мой родитель въ самомъ дѣлѣ имѣлъ нужду! Милордъ, найти въ сыновнемъ сердцѣ любовь, почтеніе, правосудіе, которое онъ заслуживалъ, и въ которыхъ часто ему отказывали; онъ бы одобрилъ меня, этотъ доброй родитель естьлибъ увидѣлъ меня оказавшимъ малую услугу его непріятелю, воспретилъ мнѣ мщеніе, и я желаю его только одобренія.» Онъ понудилъ свою лошадь и удалился, прежде нежели Графъ могъ ему отвѣчать.
Лордъ Рональдза остался съ нимъ нѣсколько времени; онъ сдѣлалъ ему трогательную похвалу о Рандольфѣ, сказалъ также нѣсколько словъ о Матильдѣ; потомъ настигъ своего друга и оставилъ Графа желающимъ болѣе, нежели когда-либо, исполненія своего предположенія, и несомнѣвающимся, чтобы сердце дочери его не раздѣляло этого. Увы! это сердце принадлежало уже совершенно Лорду Рональдзѣ. Не смотря на усилія и сопротивленіе свое, Матильда ежедневно чувствовала любовь свою возрастающею; и каждое посѣщеніе молодаго Лорда дѣлало ее слабѣйшею, а его опаснѣйшимъ. Молодой Лордъ съ своей стороны былъ привязанъ къ ней такъ страстно, что не могъ скрыть того отъ своего друга. Рандольфъ удивился, что его милая Зина была такъ скоро забыта, что есть многіе роды любви. Зяна открыла сердце Рональдзы къ чувству любви; но онъ ни къ кому не чувствовалъ, кромѣ Матильды, этой симпатіи, которая рѣшаетъ въ одну минуту жребій цѣлой жизни.
По возвращеніи съ прогулки они нашли Сира Александра Мак-Грегора, увѣдомившаго ихъ, что они должны приготовляться ѣхать съ нимъ, чтобъ соединиться съ Сиромь Жономъ Дугласомъ, шедшимъ къ Англинскимъ границамъ съ корпусомъ войска; въ тотъ-же вечеръ они простились съ Королемъ, надѣясь отправиться на другой день. Іаковъ былъ тронутъ. «Я надѣюсь, сказалъ онъ, пожимая имъ руки: надѣюсь, что мы скоро увидимся; моя корона слишкомъ будетъ драгоцѣнна, естьли будетъ стоить такихъ друзей, каковы вы;» и обратившись къ Амбруазинѣ и Зинѣ, старавшихся удержать свои слезы: «я раздѣляю и упрекаю себя въ вашей горести, сказалъ онъ имъ, и потому, что я, чувствую теперь, разставаясь съ Рандольфомъ, заключаю о томъ, что должны терпѣть мать и сестра столь нѣжныя.»
— Надежда преодолѣваетъ страхъ, отвѣчала Амбруазина, и слезы мои гораздо бы были горчѣ, естьли бы мой Рандольфъ не слѣдовалъ по пути, назначенному ему честію и любовію къ Королю; сыновья мои Жамесъ и Сент-Клеръ съ завистью смотрятъ на его отъѣздъ, хотя отецъ ихъ и обѣщалъ имъ то же въ свою очередь. —
«Вы достойны, Сударыня, быть матерью героевъ, которые прославятъ вашу знаменитую фамилію; естьли бы я имѣлъ сыновей, то желалъ бы поручить ихъ вашему руководству; вы бы ихъ сдѣлали жаждущими славы, добродѣтели и красоты.»
Амбруазина съ нежностію приняла эти ласкательства и не сдѣлалась отъ нихъ тщеславнѣе. — Ахъ! думала она, для чего еѣтъ здѣсь Сент-Клера; онъ былъ бы щастливъ, слыша похвалы своей Амбруазины.
ГЛАВА VIII.
правитьМежду тѣмъ какъ щастливая и любезная Амбруазина снискивала всеобщую любовь при Дворѣ Шотландскомъ, Елеонора одна въ своемъ Замкѣ пробѣгала обширныя залы бъ волненіи и бѣшенствѣ, которыхъ ничто не могло успокоить. Будучи добычею всѣхъ ненавистныхъ страстей, которыя не оставляютъ ни минуты спокойствія душѣ, ихъ ощущающей, она лишила бы себя мучительной жизни, естьли бы надежда мщенія ее не поддерживала. Составляя планы, она ихъ отвергала тотчасъ, или по невозможности ихъ исполнить, или потому, что они приводили ее въ ужасъ, она не знала, на что рѣшиться, и эта нерѣшимость была прибавленіемъ къ ея мученію. Не имѣя сна ночью и покоя днемъ, она чрезвычайно похудѣла: щеки ея ввалились, прелестныя формы рукъ ея и таліи совершенно изчезли, глаза ея впали и не имѣли никакого блеску, взоры ея показывали отчаяніе, румянецъ лица перемѣнился въ смертную блѣдность, уста ея потеряли цвѣтъ свой и улыбка изъявляла горесть.
Она не могла скрыть отъ самой себя столь ужасной перемѣны, и бѣшенство ее отъ того умножилось. Это ли, говорила она сама себѣ, проходя передъ зеркаломъ: это ли, прекрасная Елеонора? Нѣтъ, я не прибавлю къ торжеству ихъ своего униженія! я сама не могу сносить своего виду; и закрывши лице руками, Она уходила въ самую отдаленную комнату, боясь показываться: слугамъ своимъ, которые не такъ много любили ее, чтобы сожалѣть о ней. Одна только добрая Марія ходила къ ней иногда, когда могла оставлять свою больную мать, и сама Елеонора разсѣявала часто свое безпокойство въ ихъ простомъ жилищѣ. Она думала, дѣлая имъ помощь, укрощать свою совѣсть; но дѣлала это съ гордостью и тщеславіемъ, которыя отнимаютъ всю цѣну у благодѣяній; и старая Сарра Грантъ говорила своей дочери, что она желала бы имѣть въ чемъ нибудь недостатокъ, нежели имѣть посѣщеніе отъ гордой Лади.
Они имѣли другое посѣщеніе, которое лучше приняли, и оно принесло имъ удовольствіе. Рандольфъ и Рональдза проѣзжали близь Роскелина; первый не могъ противиться желанію посѣтить Марію; онъ предложилъ это своему другу и просилъ его освѣдомишься о ней въ деревнѣ Роскелина, куда не хотѣлъ ѣхать, естьли ее тамъ нѣтъ. Рональдза спросилъ въ первой хижинѣ объ Маріи Грантъ, бывшей горничной Графини; ему сказали, что она ходила теперь за своею матерью и показали ихъ жилище неподалеку отъ Замка, онъ пошелъ къ своему дрѵгу и проводилъ его туда. Рандольфъ тихо постучался въ дверь и съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ узналъ голосъ Маріи, просившей его войти; онъ отворяетъ, и Марія, раздѣляемая между радостію, удивленіемъ и замѣшательствомъ, вскрикнула и испугала мать свою. Сія послѣдняя не могла встать съ большихъ креселъ, на которыя упала она въ слабости при крикѣ своей дочери.
«Милая Марія! сказалъ Рандольфъ; не ужели ты не узнаешь своего друга? Чтожъ до него касается, то онъ не забылъ тебя и радуется опять, увидя тебя….. Но не это ли мать твоя? Бѣдная женщина! я боюсь, не испугали ли мы ее?»
— Доброй Господинъ! сказала Марія — ибо не смѣю болѣе называть васъ другомъ и прошу прощенія: я не знала вашего достоинства; но естьли взяла смѣлость имѣть дружбу, когда я думала, что могу почитать васъ другомъ, то каковы должны быть мои чувства къ великодушному благодѣтелю! Матушка скоро опомнится, когда узнаетъ, что вы тотъ, о которомъ я ей столь часто говорила. Матушка! сказала она ей подходя: не бойтесь; это великодушный Рандольфъ, который былъ такъ добръ ко мнѣ, когда я была у Графини, и который, какъ вы видите; не забылъ бѣдную Марію, я также его не забыла, и узнаю теперь всѣ его черты, которыя столь живо начертаны въ моей памяти; но онъ сдѣлался такъ великъ, что я сначала не узнала его. —
Старуха открыла глаза и устремила ихъ на Рандольфа, о которомъ столь часто слыхала отъ своей дочери, и удовольствіе, видя его, казалось услаждало ея горести. «Благородной молодой человѣкъ! сказала она: давно уже ваше имя произносится и благословляется въ этой хижинѣ. Золотомъ, которое вы дали моей дочери, содержались мы и донынѣ; Марія могла покинутъ свою гордую госпожу, помогать своей больной матери и не позволять ей имѣть ни въ чемъ недостатка.»
— Благодаря вашимъ милостямъ, я очень щастливъ, что о мнѣ такъ говорятъ, — сказалъ Рандольфъ, садясь на стулъ близь ея, а Марія просила садиться Лорда Рональдзу; — но сожалѣю, что нашелъ тебя такъ больною; видъ твой не показываетъ, чтобы ты была очень стара, —
«Нѣтъ, нѣтъ! не лѣта дѣлаютъ меня такъ слабою, добрый Господинъ — мнѣ только сорокъ пять лѣтъ, и долго еще буду страдать — печаль и испугъ, которые я имѣла за двадцать лѣтъ, когда разбойники похитили моего питомца Лорда Монтроза, старшаго сына Графа Роскелина; бѣдное дитя спало у меня на колѣняхъ въ коляскѣ вдовствующей Лади Роскелинъ, какъ эти злодѣи остановили насъ и заставили меня отдать его. Никогда не могла я о томъ утѣшиться. Бѣдный малютка! они вѣрно убили его! Онъ былъ прекрасенъ какъ Ангелъ, и молошной братъ Маріи. Естьли бы онъ былъ живъ, то безъ сомнѣнія далъ бы ей приданое. Богъ знаетъ; однако же не для этого я о немъ сожалѣю.»
— Ваша правда, сказалъ Рандольфъ, взявши ее за руки: я замѣняю его; Maрія мнѣ не молочная, но названная сестра, и подъ этимъ названіемъ я осмѣлился подарить ей деньги, и предлагаю вамъ обѣимъ пріѣхать въ Монтей къ матушкѣ, которая приметъ васъ какъ друзей. Не вашей ли дочери одолженъ я не только жизнію, но тѣмъ, что мнѣ во сто кратъ дороже жизни моего родителя? Здоровой воздухъ въ Монтеѣ и попеченіе матушки и сестры васъ вылѣчатъ, и когда найдется добрый мужъ, то дочь ваша не будетъ имѣть недостатка въ приданомъ. —
Старуха Грантъ принялась плакать отъ радости. Марія благодарила покраснѣвъ; потомъ сказала: «Естьли бы Вилліамъ Ральфъ зналъ, что господинъ Рандольфъ здѣсь, то скоро пришелъ бы сюда.»
— Вилліамъ! сказалъ Рандольфъ: сынъ доброй Брижетты! Онъ безъ сомнѣнія у своего дѣдушки; я радъ бы былъ видѣть его; онъ товарищъ моего дѣтства; но я не желалъ бы идти въ Замокъ. —
"Я пойду позову его, сказала Марія: мы скоро будемъ здѣсь; онъ живетъ въ первомъ дворѣ; Лордъ Роскелинъ далъ тамъ одну комнату его дѣдушкѣ; онъ бы осердился на меня, естьли бы не увидѣлъ своего милаго господина Рандольфа, " и выбѣжала изъ комнаты. Лордъ Рональдза пошелъ за нею, чтобы видѣть тутъ и помышлять безъ сомнѣнія о своей любезной Маткльдѣ въ мѣстѣ ея рожденія, Когда она вышла, то старушка начала разсказывать Рандольфу о любви своей дочери къ Вилліаму. — Отъ него узнали мы, кто вы таковы; и говоря о васъ хорошее, онъ намъ понравился; они были бы уже обвѣнчаны, ибо и сосѣдъ Ральфъ желаетъ этого; но эти добрыя дѣти не хотятъ насъ покинуть, а этотъ домъ не такъ великъ, чтобы всѣхъ насъ вмѣстить. —
"Замокъ Монтей довольно великъ, сказалъ Рандольфъ, и…"дверь съ трескомъ отворилась, и Графиня Елеонора вошла, спрашивая, гдѣ была Марія. Лице ея было закрыто большимъ покрываломъ; оно помѣшало ей сначала видѣть Рандольфа, который узналъ ее по звуку голоса, и желалъ бы быть далеко оттуда. Онъ отступилъ на нѣсколько шаговъ, и подошелъ къ окну, надѣясь, что она выйдетъ, не нашедши Маріи. — Она скоро возвратится, Милади, сказала бѣдная старушка; мнѣ очень досадно, Милади, что я не могу поднятъся, чтобы подать вамъ кресла; не угодно ли вамъ, Суударь, подать стулъ?"
Рандольфъ, не могши болѣе скрываться, хотѣлъ подать ей стулъ и выдти. «Кто у тебя здѣсь? сказала она, поднявъ покрывало: Боже!…. Рандольфъ Монтей!….» и упала безъ памяти къ нему на руки; ибо видя ее падающею, онъ не могъ отказаться отъ поданія ей помощи; посадивъ ее на стулъ, онъ поддерживалъ ее; тогда только примѣтилъ онъ ея чрезвычайную перемѣну, и сожалѣніе заступило мѣсто ужаса, который она ему внушила въ Замкѣ Уперлонъ. Онъ почувствовалъ къ ней привязанность по красотѣ ея; теперь онъ былъ тронутъ ея горестнымъ видомъ и перемѣною; онъ удивился, что слезы потекли изъ глазъ его. — Она очень не здорова, сказалъ онъ старушкѣ: давноли это? Какая ужасная перемѣна! она была такъ прекрасна! —
«Ахъ, очень прекрасна! этого у нее не недоставало, но все въ свое время. Боже мой! что мы станемъ дѣлать! я не могу встать съ мѣста.» Она сказала Рандольфу, въ которомъ шкапу найти уксусъ; онъ далъ ей нюхать его, какъ Марія и Вилліамъ вошли и очень испугались. Онъ поручилъ имъ Графиню, будучи увѣренъ, что видъ его привелъ ее въ такое состояніе, вышелъ и соединился съ Рональдзою въ паркѣ. Вилліамъ побѣжалъ въ Замокъ за людьми Графини и носилками, въ которыхъ и вынесли ее спустя полчаса. Рандольфъ, увидя ихъ прошедшими, возвратился къ Маріи, и нашелъ ее въ слезахъ. Пришедши въ память, Графиня осыпала ругательствами и упреками посѣщеніе Рандольфа, и которое было, говорила она, вѣрнымъ знакомъ ихъ связи въ Замкѣ Валлей; Марія была его сообщницею и причиною бѣгства плѣнника; она ушла въ бѣшенствѣ, говоря, что не хочетъ болѣе ее видѣть.
— Я этому радуюсь, сказалъ Рандольфъ: вы поѣдете теперь въ Монтей; я поручаю васъ туда отвезти Вилліаму; больная мать ваша можетъ ѣхать въ коляскѣ; а вотъ, сказалъ онъ, положивши кошелекъ въ руки, на путевыя издержки". —
«Какъ вы добры и великодушны!» сказала Сарра, пожимая ему руки. Въ этомъ движеніи конецъ шарфа Рандольфа повисъ на ручкѣ креселъ доброй женщины. «Простине мою смѣлость, сказала она, взявши его: позвольте мнѣ посмотрѣть это шитье?»
— Охотно, отвѣчалъ онъ, это подарокъ и трудъ сестрицы, которая дороже мнѣ жизни. —
«Такъ, это почти то же, сказала она: разсматривая его: вотъ золотой орелъ и вотъ прекрасный девизъ, вотъ литеры Р. М., это то же самое; прошу васъ, простите мое любопытство; не гербъ ли это Монтея?»
— Такъ; но я также любопытенъ знать, скажите мнѣ, по чему вы это знаете? —
«Я вамъ скажу это, возразила она, я получила въ наслѣдство отъ своей матери прекрасный шелковый платокъ, шитый золотомъ, такъ какъ вашъ шарфъ: тотъ же орелъ, девизъ, только вмѣсто одной литеры рцы было другое мыслете; этотъ платокъ достался ей чуднымь образомъ.»
Любопытство Рандольфа еще болѣе возбудилось. — Покажите мнѣ его; прошу васъ, — сказалъ онъ ей.
«Увы! возразила она: у меня уже нѣтъ его; я имѣла глупость уступить его этой злой Графинѣ, которая непремѣнно хотѣла имѣть его, когда я разсказала ей, откуда мать моя его получила.»
— И мнѣ также разскажите это. —
«Охтно. Мать моя была бабкою и жила въ Эдинбургѣ; мнѣ было двенадцать лѣтъ, и я была съ нею, какъ въ одно утро человѣкъ, одѣтый по матрозски, пришелъ просить ее помочь женѣ его, жившей въ предмѣстіи; она пошла за нимъ и была введена въ комнату такъ темную, что едва можно было различать предметы; на постелѣ лежала родильница, которая, не смотря на муки, не произнесла ни слова. Не взирая на темноту, матъ моя довольно видѣла что она была не жена матроса; онъ даже не входилъ; бѣлье ея было очень тонко; мантилья, бывшая у нее на плечахъ, была изъ бархата, и этотъ прекрасной платокъ былъ на нее накинутъ. Она родила мальчика, котораго другая женщина, бывшая тутъ и называвшая ее сестрою, тотчасъ унесъ, не показавши матери; мою матушку выслали и заплатили ей, сказавши, что ее больше не нужно. У ней на головѣ былъ бѣлый шелковый платокъ, которой она положила, пришедши, въ ногахъ постели. Пришедши домой, она сняла и бросила въ сундукъ. По прошествіи мѣсяца примѣтила свое неумышленное воровство; но не знала имени матроса. Вспомнивши его жилище, она хотѣла отнести туда платокъ; но тамъ никого не было; сосѣди сказали ей, что онъ назывался Мак-Крей и что уѣхалъ съ женою и сыномъ своимъ, не знаютъ въ какое мѣсто. И такъ она опять принесла къ себѣ этотъ платокъ, которой всегда тщательно хранила, думая, что онъ могъ служить къ полезному открытію какой нибудь благородной фамиліи. По смерти матушки я вышла замужъ за одного человѣка изъ этой деревни; онъ умеръ, оставивъ мнѣ Марію, которой не минуло тогда еще и году. Будучи бѣдною и вдовою, я нанялась въ Замокъ Роскелинъ кормилицею маленькому Лорду Монтрозу; однажды я разсказала по довѣренности Графинѣ исторію о платкѣ; она хотѣла его видѣть, сказала мнѣ, что знаетъ, чей онъ, и не давала мнѣ покою до тѣхъ поръ, пока я ей его не уступила; часто я объ этомъ сожалѣла и подумала о немъ, нашедши на вашемъ шарфѣ то же шитье.»
Рандольфъ былъ увѣренъ, что этотъ платокъ принадлежалъ вдовствующей Лади Роскелинъ; онъ удивился, случаю, или лучше сказать Провидѣнію, открывающему свѣту тайны самыя сокровенныя, и думалъ, что это было то доказательство, которое имѣла Елеонора и котораго не хотѣла выпустить изъ рукъ.
Рональдза напомнилъ Рандольфу, что уже время было ѣхать; онъ поцѣловалъ добрую кормилицу Лорда Монтроза столь нѣжно, какъ бы зная, что она самаго его кормила грудью, и Марію, заставивши ихъ обѣщаться тотчасъ ѣхать въ Монтей и разсказать повѣсть о платкѣ его отцу. «Прощай, милая Марія, сказалъ онъ еще: я надѣюсь скоро найти тебя соединенною бракомъ съ Вилліамомъ возлѣ добрыхъ родителей, съ которыми я радуюсь, что скоро увижусь.» Сказавши это, они сѣли на лошадей, сопровождаемые благословеніями матери и слезами дочери, они поскакали, чтобы не потерять времени, въ тотъ же день пріѣхали въ Стирлингъ, гдѣ нашли Сира Александра; оттуда они поѣхали на границу, гдѣ назначено было соединеніе войска.
ГЛАВА IX.
правитьНенависть Англіи къ Шотландіи, возбужденная вновь союзомъ этого Королевства съ Франціею, не ограничивалась въ однихъ угрозахъ, и нападенія со стороны Англіи начались жестокимъ образомъ. Нещастный городъ Думфрій вторично обращенъ въ пепелъ Графомъ Салкебургскимъ; вскорѣ и Дунбларъ претерпѣлъ равную участь отъ всѣхъ, бывшихъ подъ начальствомъ Герцога Нортумберландскаго.
Шотландцы въ отмщеніе подъ предводительствомъ Сира Жона Дугласа вторглись въ Англію, превратили въ пепелъ городъ Алавію и раззорили всѣ сосѣдственныя Графства. Новые наборы были необходимы съ обѣихъ сторонъ, почему и заключено краткое перемиріе. Войско Александра Мак-Грегора возвратилось въ Стирлингъ, гдѣ Король Іаковъ имѣлъ пребываніе. Всѣ Вельможи, не бывшіе въ арміи, составляли Дворъ. Графъ Роскелинъ съ удовольствіемъ видѣлъ возвращеніе Рандольфа; онъ просилъ мать свою оставить Евздалъ; и такъ она и Матильда пріѣхали въ Стирлингъ; Лордъ Жонъ открылъ матери своей отчасти свое предположеніе, что не было отвергнуто; она хвалила Рандольфа и Сент-Клера и часто говорила о мужественномъ молодомъ человѣкѣ внучкѣ своей. Этотъ предметъ разговора, казалось, ей нравился; она радовалась всему, что только говорили о немъ хорошаго, и другъ Лорда Рональдзы казался много ее занимающимъ. Слабое здоровье бабушки не позволяло ей являться ко Лвору; она не имѣла случая видѣться съ Амбруазиною и Зиною; но Лордъ Рональдза, продолжавшій посѣщать Лади Роскелинъ, насказалъ молодымъ особамъ столько другъ о другѣ хорошаго, что они были расположены любить дугъ друга.
Монтей и друзья его еще не возвращались, какъ въ одно утро весь городъ былъ объятъ уныніемъ; стража на башняхъ донесла, что войско, казавшееся многочисленнымъ, приближалось быстро съ сѣверной стороны съ высоты башенъ; оно примѣтно было по блеску оружія: занимали то холмы, то равнины, и казались въ это разстояніе блестящей, движущеюся массою.
Будучи испуганъ этимъ извѣстіемъ, каждый принялъ его по своему характеру. Нѣкоторые взошли на холмы, что бы своими глазами видѣть опасность; другіе старались, скрыть свои драгоцѣнности; храбрѣйшіе обнажили мечи, собрались поспѣшно и приготовились къ оборонѣ; между сими послѣдними были Рандольфъ и Рональдза, которые не понимали спокойствія Сира Александра, обыкновенно столь поспѣшнаго браться за оружіе. На этотъ разъ онъ оставилъ дѣлать молодыхъ людей, что хотятъ; смѣялся ихъ приготовленіямъ и общему страху.
«Это страшное войско, говорилъ онъ, еще далеко, наше совершенно готово къ сраженію; позволимъ ему приближиться. Лордъ Рональдза и Рандольфъ уже доказали, что они опытные воины и храбрые Рыцари; пусть они поѣдутъ узнать непріятеля и возвратятся сказать намъ, чего намъ должно бояться и какъ мы должны принять его.»
Король на это согласился, и два друга съ удовольствіемъ поѣхали исполнить это порученіе. Вечеръ уже наступилъ; они могли надѣяться достигнуть прежде наступленія ночи этого войска, но обѣщали тотчасъ возвратиться и знать число и назначеніе этого корпуса войскъ, переговоривши съ начальникомъ онаго.
На другой день, рано по утру они возвратились и нашли собранный совѣтъ для принятія ихъ; они вошли туда, уставши и будучи покрыты пылью; прежде нежели они начали говорить, всѣ уже ободрились.
«Я вижу по глазамъ Рандольфа, что мнѣ нечего бояться, сказалъ Король: скажи, сколько человѣкъ въ этомъ войскѣ? откуда оно? противъ кого? и кто имъ предводительствуетъ?»
— Ваше Величество! возразилъ Рандольфъ съ увѣрительностію: корпусъ состоитъ изъ шести сотъ человѣкъ жителей Кинталя и Монтея, изъ тысячи жителей сѣверныхъ острововъ; эти два корпуса имѣютъ предводителями моего родителя и Рыцаря дю-Бурга. Правое крыло состоитъ изъ пяти сотъ человѣкъ, изъ помѣстій Росса, и предводительствуются своимъ начальникомъ Сиромъ Жамесомъ. Лѣвое крыло имѣетъ то же число, подъ начальствомъ храбраго Аллана Гамильтона; и арріергардъ, состоящій изъ шести сотъ человѣкъ. предводительствуемыхъ братомъ Сира Александра, достойнымъ другомъ моей юности, Робертомъ Мак-Грегоромъ, и такъ, Ваше Величество, вмѣсто того чтобы страшиться непріятельскаго войска, можете считать три тысячи двѣсти человѣкъ подданныхъ храбрыхъ вѣрныхъ и готовыхъ пролить послѣднюю каплю крови для защищенія своего Короля и отечества. —
Юный Государь былъ растроганъ до слезъ и не старался ихъ скрыть. «Говорилили вы съ ними?» спросилъ онъ его,
— Такъ, Ваше Величество, лишь только я увидѣлъ ихъ распущенныя знамена, то узналъ ихъ, подъѣхалъ къ начальникамъ; они поручили мнѣ сказать Вашему Величеству, что они станутъ лагеремъ въ большой долинѣ за четыре мили отъ города, и будутъ тамъ ожидать вашихъ повелѣній. —
«Хорошо, сказалъ Король: я самъ хочу ихъ отвести. Сиръ Александръ! сказалъ онъ, оборотясь къ храброму воину: вы хотѣли пріятно удивить меня; ибо я думаю, что вы участвовали въ тайнѣ.»
— Такъ, Ваше Величество, для этой единственно цѣли друзья мои оставили столь поспѣшно Дворъ; но даже Рандольфъ не зналъ ихъ намѣренія. —
"А Лади Амбруазина знала ли это? спросилъ Король.
— Знала, Ваше Величество. Сент-Клеръ ничего отъ нее не скрываетъ, и въ случаѣ распространенія слуха, что мужъ ея дѣлаетъ наборъ, которымъ бы воспользовались непріятели его, что бы васъ обезпокоить, она пріѣхала бы въ Стирлингъ съ дѣтьми своими какъ аманатъ. —
«Благородная и достойная женщина сказалъ! Король: она соединяетъ все что мы читаемъ въ романахъ о героиняхъ. Поѣзжайте, Сиръ Александръ, въ домъ ея и попросите ее отъ меня вмѣстѣ съ дѣтьми сопутствовать намъ въ посѣщеніи, которое мы хотимъ сдѣлать начальникамъ.»
Почтенный воинъ принялъ это порученіе съ удовольствіемъ. Нѣкоторыя изъ придворныхъ, робкіе или завистливые, хотѣли-была воспрепятствовать Королю ѣхать собственною особою въ лагерь Монтея; но онъ былъ глухъ къ ихъ представленіямъ; и когда извѣстіе пришло, что они расположились въ долинѣ, то собралась блестящая толпа всадниковъ и поѣхали. Лордъ Роскелинъ не могъ въ ней быть; записка отъ матери увѣдомила его, что пріѣхала Графиня Елеонора. Будучи больна тѣломъ и душею, она просила его пріѣхать къ женѣ своей, чтобы постараться ее успокоить, волненіе душевное заставило ее пріѣхать въ Стирлингъ; встрѣча съ Рандольфомъ совершенно ее разстроила, она была увѣрена, то онъ пришелъ туда нарочно, чтобъ оскорбить ее, отмстить, можетъ быть, за плѣненіе Монтея; и преслѣдуемая этою боязнію, она думала быть въ безопасности въ Стирлингѣ; ея нещастье хотѣло, чтобы она пріѣхала: быть свидѣтельницей торжества фамиліи Монтея. Толпа проѣзжала мимо окошекъ вдовствующей Лади Роскелинъ; и не смотря на бѣшенство, ею обладающее, любопытство превозмогло: она не могла воспрепятствовать себѣ смотрѣть на зрѣлище, бывшее для нее совершенною казнію и справедливымъ наказаніемъ. Кровли домовъ въ Стирлингѣ были покрыты народомъ, и улица съ обѣихъ сторонъ была наполнена зрителями о впереди шествовала стража, чтобы очищать путь; за нею военная музыка; потомъ первые Офицеры Королевскіе предшествовали своему Государю, сидѣвшему на прекрасной лошади, имѣя Лади Амбруазину по правую, а Лади Зину по лѣвую сторону; за ними Рандольфъ между своими братьями Жамесомъ и Сент-Клеромъ; потомъ Сиръ Александръ и Лордъ Рональдза, а наконецъ всѣ придворные Вельможи и многочисленная свита.
Это дѣйствіе имѣло различныя дѣйствія надъ Роскелинами, Графъ смотрѣлъ молча съ чувствомъ зависти, но думая о средствахъ сдѣлать примиреніе между имъ и фамиліею Монтея и заключить бракъ, долженствующій возстановить его фамилію.
Мать его, вопреки самой себѣ, чувствовала гордость, видя славу своихъ потомковъ, и съ этой можетъ быть минуты намѣреніе признать ихъ было рѣшено въ ея сердцѣ. Чтожъ касается до Графини, то никакой языкъ не можетъ выразить всего ея бѣшенства. Она желала бы имѣть силу истребить однимъ взглядомъ все поколѣніе Монтеевъ, и отскочивши отъ окна, съ движеніемъ ужаса она сѣла посреди залы, чтобы не видѣть по крайней мѣрѣ зрѣлища, которое гордость и безпорядочныя страсти сердца дѣлали для нее несноснымъ.
Невинная и чувствительная Матильда также имѣла свою тайну. Сначала она видѣла только Рональдза и однакожъ потомъ поражена была красотою Амбруазины и Зины. «О, какія прекрасныя женщины! сказала она: посмотрите, посмотрите, какъ Король улыбается, смотря на нихъ! какъ онъ говоритъ съ ними! Я этому не удивляюсь; естьли бы я была на его мѣстѣ, то отдала бы мою руку, сердце и корону этой прекрасной молодой дѣвицѣ!»
— Нещастная! закричала Графиня съ яростію: какъ ты смѣешь такъ говорить объ этой ненавистной фамиліи! Я проклинаю ихъ всѣхъ и тебя съ ними, естьли ты не станешь со мною вмѣстѣ проклинать ихъ. —
Матильда затрепетала, сложа руки и молча подняла глаза. «О чемъ ты думаешь, Елена? сказалъ Лордъ Роскелинъ: ты забываешься; въ Матильдины ли лѣта знать ненависть.»
— Очень хорошо, Милордъ; унижайся также и ты предъ новыми любимцами; соединись съ этой безумною, дабы желать, чтобы дочь твоего непріятеля сдѣлалась твоею, Государынею. —
«Это дѣтское желаніе, сказалъ Графъ: Король женится на Гелдернской Принцессѣ; а дочь Монтея должна выйти замужъ за друга брата ея Лорда Рональдзу.» Бѣдная Матильда! она такъ поблѣднѣла, что отецъ ея подумалъ, что грубыя слова ея матери произвели это дѣйствіе, приказалъ ей уйти въ свою комнату, чему она съ удовольствіемъ повиновалась.
— Недостаетъ только, сказала Елеонора съ горькою насмѣшкою: отдать твою единственную дочь за этого Рандольфа, незаконнаго сына Сент-Клера; и я не сомнѣваюсь, чтобы ты не имѣлъ подлости имѣть это намѣреніе. —
Графъ покраснѣлъ, и сказалъ съ довольнымъ спокойствіемъ: «Естьли угодно Небу, чтобы этотъ храбрый юноша былъ, или сдѣлался моимъ сыномъ, его мужество прославило бы даже имя Роскелина.»
Елеонора съ бѣшенствомъ топнула ногою. — Лучше бы, сказала она: чтобы я умерла въ эту минуту, когда приняла это ненавистное имя, или когда сдѣлалась женою человѣка столь подлаго; чтобы имѣть подобное желаніе. —
«Сударыня! сказала тогда вдовствующая Лади Роскелинъ съ важностію: подумайте, что онъ вашъ супругъ! что онъ сынъ мой, и почитайте человѣка собственнаго вашего выбора.»
— Я выбрала, Сударыня, вашего старшаго сына, а не младшаго, ваши обманы, ваше коварство вовлекли меня въ эту погибель…
«Ты лучше сдѣлаешь, Елена, естьли уйдешь въ свою комнату, сказалъ Роскелинъ: ты внѣ себя; уединеніе и спокойствіе утишитъ твой духъ. Поди, я тебя отведу туда.» Она оттолкнула его съ гнѣвомъ и презрѣніемъ.
— Вотъ слѣдствіе вашей слабости, сынъ мой, сказала вдовствующая Лади Роскелинъ: заставьте хотя одинъ разъ почитать себя и мать свою; покажите этой женщинѣ,… —
«Прошу васъ, матушка, сказалъ Графъ: не умножайте своей горести. Елеонора больна, вы сами не здоровы, и это можетъ быть вредно вамъ обѣимъ.» Лади Роскелинъ замолчала, приложивъ руку къ головѣ.
— Естьли у васъ болитъ голова, сказала ей ея невѣстка спокойнѣйшимъ голосомъ, но съ дьявольскою улыбкою: то мы можемъ подвязать ее довольно любопытнымъ платкомъ, который имѣю и который приведетъ васъ въ память; онъ шелковый бѣлый, съ пурпуровыми краями, съ гербомъ и девизомъ Монтеевъ, и замѣченъ двойнымъ мыслете. Я получила его отъ одной повивальной бабки, которая принимала у Кати Мак-Крей, или той, которая ее представляла, когда Сент-Клеръ произошелъ на свѣтъ. —
Лади Роскелинъ такъ была поражена этими неожиданными словами, что ничего не могла отвѣчать, Не смотря на столько протекшихъ лѣтъ, она вспомнила о потерѣ этого платка и безпокойствѣ, которое она отъ того имѣла. Въ сію минуту это открытіе не такъ ей было тягостно; но приведенная въ негодованіе дерзостію своей невѣстки, она оборотилась къ своему сыну и сказала ему: «Ваша правда; Роскелинъ! жена ваша очень больна, она бредитъ; позовите Лѣкаря, я хочу оставить ее въ покоѣ.» Она вышла, и нещастный Графъ, попробовавши, но тщетно, успокоить бѣшеную Елеонору, также вышелъ, пославши къ ней служанокъ. Удручаемая собственною жестокостію и бореніемъ страстей, она получила конвульсіи и потомъ обморокъ.
Лишь только Матильда узнала ея состояніе, то ничто не могло воспрепятствовать ей идти туда и подавать ей помощь. Елеонора, казалось, была этимъ тронута, и постепенно успокоилась; но не хотѣла согласиться лечь въ постелю, или пойти въ свою комнату.
Король и его свита приближались уже, какъ за милю отъ лагеря они примѣтили пять человѣкъ верховыхъ, которые къ нимъ подъѣзжали и которыхъ они скоро узнали; они были: Монтей, Россъ, дю-Бургъ, Гамильтонъ и Мак-Грегоръ, безъ всякой свиты.
Подъѣхавши къ Королю, они сошли съ лошадей и съ почтеніемъ поклонились Государю.
«Добро пожаловать, сказалъ онъ имъ, но для чего вы насъ не подождали; мы ѣдемъ къ вамъ въ лагерь.»
— Ваше Величество! сказалъ Монтей: мы узнали съ живѣйшею благодарностію честь, которую вы хотѣли намъ сдѣлать; но боясь, что эта благосклонность Вашего Величества не всѣми одобряется, и чтобы не было сомнѣній о нашей вѣрности, мы рѣшились отвратить всѣ подозрѣнія, сами предавшись во власть вашу. —
«Храбрые Начальники! возразилъ Король: этотъ поступокъ и всѣ ваши дѣйствія приводятъ васъ въ безопасность отъ клеветы. По истинѣ, не очень весело будетъ тѣмъ, которые захотятъ повредить вамъ: я полагаю на васъ всю мою довѣренность и самъ предаюсь въ вашу; проводите меня въ лагерь.»
Монтей и друзья его поклонились, и сѣвши на лошадей, поѣхали въ лагерь, гдѣ были приняты съ повторяющимися восклицаніями: «Да здравствуетъ Іаковъ II! да погибнутъ враги его и Шотландіи! да здравствуютъ наши храбрые Начальники! Предводительствуемые ими, мы хотимъ побѣдить, или умереть!»
Король прохаживался па всему лагерю, засвидѣтельствовалъ свою благодарность всѣмъ этимъ храбрымъ защитникамъ, и далъ повелѣнія, чтобы они были снабжены на его счетъ всѣмъ, чего только недоставало имъ въ аммуниціи, оружіи и одеждѣ.
Проведши тамъ нѣсколько часовъ, Король и его свита возвратились въ Стирлингъ. Монтей, сдавшій главное начальство до завтра дю-Бургу, провожалъ свою фамилію и Короля. Они опять проѣзжали мимо оконъ вдовствующей Лади Роскелинъ, и Елеонора еще хотѣла, такъ сказать, усилить свою ненависть и бѣшенство, смотря на нихъ, не взирая на прозьбы своего мужа и дочери, Порядокъ шествія перемѣнился: Король былъ между Сиромъ Александромъ и Рандольфомъ; за ними слѣдовали Амбруазина, Монтей, а по сторонамъ ихъ сыновья. Зрѣлище ихъ взаимной любви, видимое въ ихъ взорахъ и этомъ прекрасномъ семействѣ, которымъ они были окружены, поразили сердце нещастной Елеоноры гораздо болѣе, нежели когда ея соперница была возлѣ Короля. Сердце невинной Матильды также получило чувствительный ударъ: за Амбруазиною и Монтеемъ ѣхали Зина и Лордъ Рональдза. Сей послѣдній поднялъ голову, проѣзжая мимо оконъ; но Матильда этого не видала: она отошла съ глубокимъ вздохомъ.
Графиня смотрѣла съ глубочайшимъ молчаніемъ, когда они проѣхали, она встала, и оборотясь къ своему мужу, «Милордъ! сказала она ему: я теперь же хочу ѣхать въ Роскелинъ; я не могу болѣе дышать тѣмъ воздухомъ, которымъ дышетъ эта гордая фамилія.»
Матильда подошла. — Позволите ли вы мнѣ, матушка, ѣхать съ вами? Вы нездоровы, я не могу васъ оставить. Батюшка! прошу вашего на то согласія. — Лордъ Роскелинъ такъ былъ обрадованъ намѣреніемъ своей жены, что не сдѣлалъ ни малѣйшаго возраженія; онъ боялся ежеминутно какой нибудь новой сцены съ своею матерью и пошелъ увѣдомить ее о разлукѣ на нѣкоторое время съ ея внучкою. Она не такъ была къ тому чувствительна, какъ онъ боялся; однако же, страшась за милую свою Матильду жестокости ея матери:, она упросила сына своего слѣдовать за ними въ Роскелинъ, чтобы защищать ее и возвратить къ ней, естьли она будетъ нещастна. Онъ согласился и приказалъ все приготовить къ отъѣзду.
Елеонора казалась удивленною его намѣреніемъ за нею слѣдовать; но не имѣя ни права, ни власти въ томъ ему воспрепятствовать, она принуждена была уступить. Матильда простилась съ своею бабушкою, и садясь на лошадь, она удалилась отъ Стирлинга и Лорда Рональдза съ твердымъ намѣреніемъ постараться забыть его.
Вдовствующая Лади Роскелинъ не огорчилась, оставаясъ одна; она имѣла нужду подумать о своемъ настоящемъ положеніи и намѣреніи, которое ежеминутно укрѣплялось — признать публично своего старшаго сына Сент-Клера Монтея, и старалась удалить Лорда Жона, которой заставлялъ ее еще колебаться, отнять ли у него всѣ права рожденія, коими онъ обладалъ уже столь долгое время. Но она была приведена въ негодованіе слабостію его къ женѣ своей, и тѣмъ, что онъ принудилъ замолчать мать свою во время ихъ утренней ссоры. Гнѣвъ ея противъ невѣстки также заставлялъ ее найти удовольствіе въ толъ, чтобъ ее унизить, отнявши у нее однимъ словомъ ея титла и богатство, коими она столько тщеславилась. Она помышляетъ, думала Лади Роскелинъ, удержать меня въ боязни и почтеніи этимъ платкомъ, о которомъ она мнѣ говорила и которой былъ противъ меня доказательствомъ; лучше мнѣ самой тысячу разъ обвинить себя, нежели быть обвиненною ею. Жребій рѣшенъ; уже время поправить заблужденіе, которое сдѣлало меня очень виновною, вознаградить добродѣтели Сент-Клера и наказать Жона за его презрительную слабость, а гордую жену его за ея дерзость; одна только Матильда трогала ее, хотя характеры ихъ никакого не имѣли сходства. Кротость, набожность, истинная чувствительность этой молодой особы нечувствительно укротили жестокость ея бабушки и снискали всю привязанность для одной Матильды; она бы еще отложила свое признаніе, но въ ея власти было вознаградить ее богатствомъ, котораго она хотѣла лишить ее; и естьли предпріятіе брака съ Рандольфомъ могло совершиться, то она ничего не теряла.
Различіе фамилій Роскелина и Сент-Клера заставило ее рѣшиться. Сей послѣдній мужественный, всѣми вообще почитаемый и столь нѣжно любимый всѣми своими друзьями, которые взирали на него какъ на существо высшее; жена, обожаемая своимъ мужемъ, заставляющая всѣхъ себѣ удивляться и столь превосходящая всѣхъ другихъ женщинъ; этотъ первенецъ, уже покрытый славою, избавитель своего Государя и надежда своего отечества; юный Жамесъ, подобіе отца своего, который горѣлъ желаніемъ шествовать по его слѣдамъ; этотъ милый маленькой Сент-Клеръ, которой такъ походилъ на самое ее, что она была этимъ поражена, когда видѣла его проѣзжающимъ; прекрасная Зина, которая была знатнѣйшею невѣстою въ Королевствѣ: — эта картина безпрестанно представлялась глазамъ ея и давала ей мужество и силу, въ коихъ она имѣла нужду, чтобы признать свои слабости; ночью даже самые сны способствовали къ утвержденію ея намѣренія, она видѣла то своего мужа, то брата, укоряющихъ, что колебалась идти къ подножію престола; иногда видѣла она все семейство Сент-Клера въ видѣ Ангеловъ, провожающихъ ее въ небесное жилище; она проснулась болѣе спокойною и расположенною къ этому тягостному признанію, которое она рѣшилась не отлагать болѣе въ продолженіе отсутствія Лорда Жона и Матильды.
ГЛАВА X.
правитьВойско Монтея, отдохнувъ нѣсколько дней, приготовилось къ походу на границу. Тайный совѣтъ собирался ежедневно, чтобы расположить дѣйствія этой кампаніи; и Король скоро узналъ, что новые друзья будутъ ему полезны нѣкогда въ правленіи Государства, какъ теперь были полезны къ защищенію его.
Передъ самымъ походомъ Король, бывши въ кабинетѣ съ однимъ только Канцлеромъ, былъ увѣдомленъ однимъ изъ тѣлохранителей, что одна женщина въ глубокомъ траурѣ, съ благородною осанкою, но лице коей закрыто было частымъ покрываломъ, просила позволенія быть къ нему представленною Король приказалъ ввести ее; выслалъ своего Канцлера, попросилъ сѣсть эту женщину, которая, казалось, была отличнаго достоинства и чрезвычайно трепетала. Онъ ожидалъ, чтобы она начала говорить; но въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ слышалъ только вздохи. Утомленный этою нѣмою сценою, онъ просилъ увѣдомить его о дѣлѣ, которое заставало ее желать говорить съ нимъ особенно.
«Ваше Величество! сказала она удушающимъ голосомъ, который, казалась удивилъ Короля: я пришла открыть вамъ то, что вмѣстѣ составляетъ мое поношеніе и славу обвинить себя въ непростительномъ проступкѣ, въ коемъ одни только угрызенія моей совѣсти заставляютъ меня признаться.»
— Сударыня! сказалъ ей Король: вашъ голосъ мнѣ знакомъ; однакожъ я не вѣрю своему слуху; онъ безъ сомнѣнія меня обманываетъ; прошу васъ позволить увидѣть мнѣ ваше лице! —
«Ваше Величество! я уже къ тому приготовилась и вы будете удовольствованы. Страхъ, сужденія свѣта, непреодолимая гордость, жаркое желаніе быть почитаемою образцомъ женщинъ, погрузили меня въ преступленіе и заставили меня отринуть гласъ природы; съ того времени ни одну минуту не вкушала я щастья; но естьли я хочу надѣяться получить его въ другой жизни и спасти душу мою отъ вѣчной погибели то время уже мнѣ раскаяться и поправить мое заблужденіе. Вы не обманулись, Ваше Величество, думая слышать голосъ Маріанны Роскелинъ. Такъ, это я, сказала она, откинувъ свое покрывало: и пришла къ стопамъ своего Государя сдѣлать признаніе въ преступленіи, скрываемомъ съ толикимъ трудомъ въ продолженіи сорока пяти лѣтъ. Избавьте меня, Ваше Величество, отъ подробностей, но я клянусь предъ Богомъ, Коего я оскорбляла столь долгое время своимъ молчаніемъ, и милосердія Коего я осмѣливаюсь еще испрашивать, что Сент-Клеръ Монтей сынъ мой и покойнаго Лорда Роскелина. Въ одну минуту слабости я ему позволила воспользоватъся правами супруга предъ нашимъ бракомъ. Онъ принужденъ былъ оставить меня, ѣхать во Францію; отсутствіе его продлилось, я не могла снести стыда быть матерью, не бывши женою. Чтобы скрыть это отъ всего свѣта, я отвергла моего первенца, отдалила его отъ себя, подвергла его подлости рабскаго состоянія, сказавши Лорду Роскелину, что онъ умеръ отъ рожденія, и никогда я не могла принять на себя отмѣнить этотъ обманъ. Я слишкомъ была увѣрена, что его родительскія чувства заставятъ его признаться въ слабости, которую строгость моихъ правилъ и слава о добродѣтели дѣлали во мнѣ болѣе осужденія достойною, нежели во всякой другой женщинѣ. Естьли бы я не имѣла другихъ сыновей, то можетъ быть имѣла бы мужество признать этого, но Лордъ Жонъ имѣлъ всю мою нѣжность, и я не могла донынѣ рѣшиться лишить его наслѣдства для сына, коего преждевременное рожденіе покрывало меня стыдомъ.»
— Мнѣ разсказывали эту исторію, сказалъ Король: но признаюсь, что безъ вашего объявленія я съ трудомъ могъ тому повѣрить. Монтей носитъ титла благородства своего въ сердцѣ, и для меня онъ не имѣлъ нужды быть чѣмъ-либо другимъ, какъ только храбрѣйшимъ и наилучшимъ изъ моихъ подданныхъ, и отцемъ Рандольфа; но я радуюсь, что вы сами собою рѣшились вознаградить зло, которое вы ему причинили. —
«Увы, Ваше Величество! вознагражденіе невозможно! Я была мучительницею жизни его и никогда не осмѣлюсь на него смотрѣть; я лишила его права старшинства и безъ достойнаго моего брата, коего Небо послало къ нему на помощь, наслѣдникъ Роскелиновъ безъ всякаго воспитанія былъ бы рыбакомъ въ Левсѣ; я не переставала гнать его; я лишила его женщины, которую онъ полюбилъ, что бы отдать ее его брату; но и тутъ еще Небо покровительствовало ему противъ его матери: я избавила его фуріи, а онъ нашелъ Ангела. Не будучи довольна тѣмъ, что отняла у него имѣніе Роскелиновъ, принадлежавшее ему по праву рожденія, я оспорила у него полученное имъ отъ дяди, моего достойнаго брата, и отняла его для того, чтобы опять отдать его брату; наконецъ я преслѣдовала его съ жестокостію въ присутствіи Короля, вашего Родителя, который изгналъ его въ Гебридскіе острова, вовлекши друзей въ его нещастье. Безъ своего сына онъ былъ бы тамъ и теперь; наилучшій защитникъ вашего престола жилъ бы и умеръ въ неизвѣстности и изгнаніи. Ахъ, Ваше Величество! думаете ли вы, чтобы такія преступленія могли быть прощены? это было бы усиліе выше человѣчества; и я не надѣюсь получить никакого прощенія, кромѣ Божъяго, который знаетъ мое раскаяніе.»
— Монтей имѣетъ благородный характеръ, Милади, и я не думаю, чтобы онъ былъ мстителенъ. —
«Ахъ, Ваше Величество! не все еще знаете! Лишенный имѣнія, оставленнаго ему дядею, заточенный на островѣ, онъ долженъ былъ по крайней мѣрѣ считать себя въ безопасности; но мой невѣстка, не знаю подъ какимъ предлогомъ, нашла средство схватить его и держать плѣнникомъ въ своемъ Замкѣ. — Но благодареніе Небу и сыну его Рандольфу, онъ бѣжалъ и предупредилъ ударъ, который палъ бы на мою голову; жизнь его была пощажена, и я вижу его окруженнаго дѣтьми прекрасными и мужественными, между тѣмъ какъ мой второй сынъ имѣетъ только одну дочь, которая не можетъ возстановить его имени и благородной фамиліи.»
Король тотчасъ понялъ, что гордость Роскелиновъ, такъ какъ и раскаяніе, участвовали въ признаніи Графини, — Милади! сказалъ онъ: должно оказать правосудіе; Монтей и друзья его ѣдутъ завтра поутру; я провожу ихъ до Эдинбурга; они предполагаютъ пробыть тамъ нѣсколько дней, и тамъ мы кончимъ это дѣло. Я отвѣчаю за его почтеніе къ вамъ; но требую вашего присутствія. Есть средства согласить пользы обѣихъ вашихъ сыновей. Естьли на примѣръ Лади Матильда выйдетъ замужъ за друга моего Рандольфа, хотя она и двоюродная сестра ему, но легко испросить разрѣшенія. —
«Само Небо внушило эту мысль Вашему Величеству; этотъ бракъ будетъ предметомъ моихъ желаній; одобряемъ же Вашимъ Величествомъ, онъ не можетъ имѣть никакихъ препятствій.»
— Я сдѣлаю все, что будетъ отъ меня зависѣть, сказалъ Король: но не первый разъ довольно вашего присутствія въ Эдинбургѣ. Теперь, Милади, извольте выйти, укрѣпите духъ свой; никогда не бываетъ поздно дѣлать добро, чрезъ три дни мы увидимся въ Эдинбургѣ. Даю вамъ царское слово, что все будетъ по вашему желанію. —
«Я буду тамъ, сказала Лади Роскелинъ, поклонившись: и чувствую себя уже гораздо спокойнѣе.» Она встала и вышла.
По благоразумію, превосходящему его лѣта, Король не говорилъ ничего объ этомъ ни Монтею, ни кому. Они выѣхали на другой день, и пріѣхавши въ Столицу Король разсудилъ, не теряя времени, устроить это дѣло; Лади Амбруазина съ дѣтьми также провожала своего супруга до Эдинбурга; оттуда она хотѣла возвратиться въ Замокъ Монтей съ дочерью и младшимъ своимъ сыномъ; Жамесъ непросилъ позволенія слѣдовать за отцемъ своимъ.
На другой день послѣ ихъ пріѣзда посланный отъ Короля былъ отправленъ съ Замокъ Роскелинъ, съ приказаніемъ Графу, Графинѣ и Лади Матильдѣ пріѣхать въ Эдинбургъ въ Королевскій Дворецъ для нужнѣйшаго дѣла.
Вдовствующая Лади Роскелинъ уже пріѣхала; Монтей, Амбруазина, Рандольфъ и Зина также были приглашены; никто изъ обѣихъ фамилій не имѣлъ ни малѣйшей догадки о причинѣ этого собранія, исключая Лади Роскелинъ; она трепетала, но не отказывалась.
Всѣ повиновались приказанію Графини Елеоноры, удерживаемсй въ своей постелѣ нервическою лихорадкою, слѣдствіемъ ея бѣшенства; надлежало быть Королевскому приказанію, чтобы заставить Матильду рѣшиться ее оставить. Монтей и фамилія его пріѣхали первые; они нашли въ большой дворцовой залѣ Короля, Канцлера и трехъ главныхъ судей. Королевства; но на это время не получили никакого изъясненія. За ними пріѣхала Лади Роскелинъ въ глубокомъ траурѣ, которая очень удивила фамилію Монтея, такъ какъ и видъ Короля, который, подошедши къ ней, взялъ ее за руку и посадилъ возлѣ себя. Они боялись, чтобы она своими ухищреніями не нашла опять способа ихъ оклеветать.
Наконецъ показались послѣдніе, Лордъ Роскелинъ и дочь его; первый затрепеталъ, видя это собраніе; но опомнившись, онъ подошелъ и принесъ Королю извиненіе отъ Графини, которую болѣзнь не допустила пріѣхать. Потомъ воспослѣдовало глубокое молчаніе, наполнившее всѣхъ ихъ невольнымъ ужасомъ; наконецъ Король прервалъ его.
«Благородные друзья мои! сказалъ онъ, вставши: „мы имѣемъ разсуждать о важномъ дѣлѣ, которое не требуетъ другихъ свидѣтелей, кромѣ тѣхъ, которые въ немъ участвуютъ, и нѣсколькихъ особъ, знающихъ законы своего отечества, у коихъ мы спросимъ мнѣнія о семъ. Мое почтеіне къ знаменитому дому Роскелиновъ велико, а благодарность моя къ Монтею и сыну его Рандольфу безпредѣльна; и такъ я надѣюсь въ этомъ дѣлѣ быть совершенно безпристрастнымъ“.
„Вдовствующая Лади Роскелинъ, предстоящая здѣсь, почтенная лѣтами и раскаяніемъ, желаетъ передъ своею смертію оказать справедливость и правосудіе; и такъ она объявляетъ предъ Богомъ, Коего беретъ въ свидѣтели въ истиннѣ своего объявленія, что Сент-Клеръ, извѣстный прежде подъ именемъ Мак-Крея, и потомъ подъ именемъ Монтея, есть старшій сынъ ея и покойнаго Графа Рсскелина, ея супруга; что отъ стыда, и чтобы сохранить славу своей добродѣтели, она позволила себѣ скрыть его рожденіе, въ чемъ и проситъ прощенія у Бога, въ память покойнаго ея супруга, у этого отвергнутаго сына и даже у того, котораго она привела въ заблужденіе. Мнѣ кажется, благородные Лорды, что свидѣтельство матери въ такомъ случаѣ не можетъ быть подвержено ни малѣйшему сомнѣнію; ея признаніе было предшествуемо, сказывали мнѣ, признаніемъ повѣренныхъ ея и сообщниковъ, коимъ ввѣрено было дитя. Говорите, Лади Роскелинъ, подтвердите или отрекитесь отъ того, что я сказалъ.“ Лади Роскелинъ встала, подняла свое покрывало и съ потупленными взорами, но твердымъ голосомъ, сказала, положивши руку на Распятіе, которое она принесла:
— Ваше Величество сказали правду; Сент-Клеръ есть первый сынъ мой и Лорда Графа Роскелина и наслѣдникъ всего гоимѣнія по законамъ моего отечества. —
Кто можетъ описать дѣйствіе этихъ словъ надъ тѣми, которые ихъ слышали! Лордъ Жонъ сначала казался смущеннымъ, такъ что не могъ произнести ни одного слова. Монтей вскричалъ: — ,О, матушка! и такъ я могу произнести это имя!» Онъ подошелъ на нѣсколько шаговъ и сказалъ съ благородствомъ: «Какое благополучіе ощущаетъ мое сердце, нашедши мать! Будучи столь доагое время лишенъ ея, я досадую, что Ваше Величество были обезпокоены этимъ предметомъ; я не имѣю никакого сомнѣнія, чтобы я не былъ сыномъ Графа Роскелина; но мой великодушный дядя, управляемый Небомъ, извлекъ меня изъ неизвѣстности, къ которой я быль осужденъ, и далъ мнѣ имя драгоцѣннѣйшее для моего сердца, признаюсь въ томъ, нежели то, которое природа назначила мнѣ носить, имя знаменитое его добродѣтелями, которое производитъ во мнѣ мужество имъ подражать и котораго я не покину во всю мою жизнь. И такъ милости моего дяди и, имѣю сь гордостію сказать, любовь наслѣдницы Кинталя сдѣлали меня богатымъ выше моего желанія; я имѣю большое помѣстье въ Монтеѣ, еще большее въ Кинталѣ, имѣю крестьянъ; вы ихъ видите, Ваше Величество, готовыми умереть за своего начальника, а наипаче за Государя; имѣю жену и дѣтей выше всего, что я могу только объ этомъ сказать; чего же мнѣ остается болѣе желать? Любовь моей матери, естьли сердце ея даетъ мнѣ имя сына, то я ничего болѣе не желаю*. Оставьте Лорду Роскелину его титла и имѣнія; я ихъ не требую, и никто не имѣетъ права войти въ наши семейственныя распоряженія. И такъ я объявляю за себя и дѣтей своихъ, что навсегда отказываюсь отъ титловъ, имени и богатства фамиліи Роскелиновъ, и что готовъ подписать это отрицаніе. Лордъ Жонъ Роскелинъ можетъ еще имѣть сына, который прославитъ его имя и наслѣдника своего имѣнія.»
— Никогда, никогда! сказалъ Лордъ Роскелинъ. Небо наказало меня. Оно поразило въ томъ, что у меня было драгоцѣннѣйшаго, Великодушный, Сент-Клеръ! я не смѣю сказать братъ мой; вашъ поступокъ покрываетъ насъ стыдомъ; возьмите, что принадлежитъ вамъ по праву, и оставьте меня жить въ неизвѣстности. —
Монтей бросился въ его объятія. «Братецъ, сказалъ онъ ему: забудемъ прошедшее; я не могу на тебя пожаловаться; ты долженъ былъ почитать меня за обманщика; горе сыну, который безъ достовѣрнѣйшихъ доказательствъ осмѣлился бы подозрѣвать мать свою!»
Вдовствующая Лади Роскелинъ чувствовала себя готовою упасть въ обморокъ. — Сынъ мой Сент-Клеръ! сказала она трепещущимъ голосомъ: не оставь меня умереть безъ твоего прощенія… — Она не успѣла кончить, какъ онъ уже былъ у ногъ ея. «О, матушка! сказалъ онъ: это прощеніе, клянусь вамъ, предшествовало вашему признанію; простите меня также въ невольныхъ дерзостяхъ, въ кои вовлекла меня безразсудная пылкость юности; я не долженъ былъ забывать, что вы мать моя, я достоинъ за это упрековъ.»
— Ваша правда, Ваше Величество, сказала она ободрившись: мой сынъ въ самомъ дѣлѣ благороденъ и добродѣтеленъ, и обнявши его, сынъ мой! сказала она: прими мой первый поцѣлуй, первое мое благословеніе! да пребудетъ оно на главѣ твоей, и да простятся преступленія твоей матери! Ужасъ, который преслѣдовалъ меня безпрестанно, кажется теперь удаляющимся отъ меня; уже сердце и душа моя успокоились. Подведи ко мнѣ твою супругу, дѣтей твоихъ. О, какъ я радуюсь, что окружена твоею, моею фамиліею! —
Амбруазина встала и упала къ ногамъ ея, такъ какъ Рандольфъ, Зина, Жамесъ и Сент-Клеръ; Лади Роскелинъ поцѣловала ихъ всѣхъ, одного послѣ другаго, съ материнскимъ чувствомъ. — Запущенныя вѣтви прекраснаго дерева! сказала она: да возможете вы произрастать, распространять свои вѣтви и возвратить славу имени, которое одни только мои преступленія обезславили, и которое добродѣтели ваши возстановятъ! Вы возрасли въ пустынѣ, но тѣмъ не менѣе достойны блистать въ жилищахъ вашихъ предковъ. Сент-Клеръ! сказала она, оборотясь къ нему: я одобряю и благодарю тебя, что ты оставляешь младшему твоему брату имѣніе, которымъ онъ владѣлъ отъ моихъ обмановъ столь долгое время; но здѣсь, въ присутствіи Короля; я прошу, хотя ты и отказался отъ имени и богатства Роскелиновъ, естьли сынъ мои Жонъ умретъ безъ наслѣдника, то какъ то, такъ и другое возвращается къ тебѣ и къ твоимъ дѣтямъ, какъ къ законнымъ наслѣдникамъ. Надобно, чтобъ ты теперь согласился и подписалъ это; ибо я увѣрена, что сынъ твой никогда не захочетъ принять ихъ безъ твоего согласія. — Сент-Клеръ, взявъ тогда Рандольфа за руку, подошелъ къ своему брату; уста его отворились, и онъ хотѣлъ произнести: вотъ сынъ твой, твой наслѣдникъ, котораго я тебъ возвращаю! Сердце Амбруазины крѣпко билось; но, къ величайшему ея удивленію, мужъ ея, казалось, былъ пораженъ мыслію, которая заставяла его поблѣднѣть и перемѣнишь свое намѣреніе. "Я повторяю, сказалъ онъ, что для себя и для дѣтей моихъ я навсегда, отказываюсь отъ имѣнія Роскелиновъ, и беру свидѣтелемъ этой торжеегавенной клягавы Рандольфа; но уже время, прибавилъ онъ: намъ пора ѣхать, и семейственныя дѣла должны быть оставлены для пользы отечества. — Братецъ! благословите этого молодаго человѣка, сказалъ онъ, представляя ему Рандольфа: онъ хочетъ подвергнуться опасностямъ сраженій; кто знаетъ, увидимся ли мы опять въ этомъ мірѣ? Рандольфъ! обойми моего брата, и почитай его вторымъ отцемъ. — Лордъ Жонъ видѣлъ въ этихъ словахъ исполненія своего желанія; онъ обнялъ Рандольфа, сказавши смущеннымъ голосомъ: «Я благословляю твоего сына; да сдѣлается онъ также и моимъ по своемъ возвращеніи! да сохранитъ его Небо и возвратитъ къ намъ!»
— Такъ! сказалъ Король: по возвращеніи оттуда все устроится; союзъ между обѣими фамиліями, сказалъ онъ, смотря на Матильду и Рандольфа, мнѣ кажется лучшимъ средствомъ. Что вы объ этомъ думаете, Лордъ Роскелинъ? а вы, мой храбрый другъ? —
"Давно уже сердце мое этого желаетъ, « сказалъ Графъ.
— Ваше Величество! сказалъ Монтей: въ свободное мирное время мы станемъ говорить о бракѣ; а теперь, прошу васъ, не ослабляйте мужества Рандольфа мыслями о любви. —
„И такъ мы подождемъ того времени, когда будемъ въ состояніи соединить мирты съ лаврами! сказалъ Король: подите, Лади Роскелинъ, ободритесь; все сдѣлается по вашему желанію; вы увидите себя возрожденною въ вашихъ внукахъ; не смущайтесь болѣе; вы должны еще гордиться, давши жизнь Герою.“
— Ваше Величество слишкомъ много дѣлаете мнѣ чести, сказала она вздыхая: я стыжусъ, что такъ долго отвергала его; теперь же, когда я уже призналась въ моихъ поступкахъ противъ него, хочу вступить въ монастырь. —
„Нѣтъ, нѣтъ, любезная матушка! сказала Амбруазина, взявши ее за руку: вы должны намъ материнскою любовію, а мы вамъ покорностью и дѣтскою любовію; просимъ васъ отдать намъ преимущество и жить у насъ. Жилище вашихъ предковъ, въ которомъ вы родились, должно быть вамъ драгоцѣнно; поѣзжайте съ нами въ Монтей. Во время отсутствія моего Сент-Клера попеченія о его матери убавятъ половину моей печали, а мои дѣти избавятъ васъ отъ вашей горести.“
— Амбруазина! сказала Лади Роскелинъ: дочь моей пріятельницы! и такъ я могу назвать тебя своею дочерью! Доброта твоя пронзаетъ мое сердце; возможно ли, чтобы ты могла забыть… —
„Я думаю только о настоящемъ моемъ щастіи, прервала Амбруазина: оно будетъ несовершенно, естьли вы откажете въ моей прозьбѣ, Моктей прибавитъ къ моимъ свои убѣжденія, и естьли вы нихъ откажете, то я осмѣлюсь попросить въ нашу пользу самого добраго нашего Государя.“
— Я уже совершенно вамъ покоренъ, прекрасная Амбруазина! сказалъ ей Королъ: ваши взоры и слова имѣютъ непреодолимую силу, и Лади Роскелинъ будетъ тому доказательствомъ. —
„Прошу васъ, матушка, сказалъ Монтей, познакомьтесь съ моимъ семействомъ; я ручаюсь жизнію, что по возвращеніи найду васъ совершенно къ нему привязанными и расположенными баловать вашихъ внучекъ.“
— Я и теперь уже люблю ихъ, сказала Лади Роскелинъ, протянувши руки къ своимъ внучкамъ: какого благополучія я лишала себя! Ахъ, дѣти мои! вы очаровываете и раздираете мое сердце! Такъ, я пойду жить съ вами, естьли вы того желаете. —
„Всѣмъ сердцемъ, сказалъ Монтей, поцѣловавши руку ея съ нѣжностію и почтеніемъ: я знаю очарованіе моей волшебницы Амбруазины, и сколько вы будете съ нею щастливы! Съ той минуты, какъ она пріѣхала на Барру, изгнаніе мое сдѣлалось раемъ, дни проходили какъ часы, а годы какъ дни.“
— Въ самомъ дѣлѣ, сказалъ Король, вы производите во мнѣ желаніе быть женатымъ; ибо по прошествіи столькихъ лѣтъ вы ощущаете то же очарованіе. —
„Да будете вы столько же щастливы, какъ я, сказалъ Монтей, и да найдете другую Амбруазину! — Поди, братецъ, сказалъ онъ Лорду Роскелину, поди, чтобы любовь моя и любовь твоей свояченицы и дѣтей нашихъ утѣшили тебя о томъ, что ты не наслаждался этимъ благополучіемъ; Небо можетъ сохранить для тебя еще одно, о которомъ ты и не думаешь; допусти надежду въ твое сердце. Матильда, любезная племянница! покажите вашему родителю, что для него еще остаются радости.“
Матильда подошла. Она была блѣдна и чрезвычайно смущена всѣмъ произшедшимъ; она поняла намѣренія, которыя имѣли вразсужденіи ея, и хотя удивлялась Рандольфу, но сердце ея не было къ нему расположено. Однакожъ, превозмогши себя, какъ только было возможно, она поцѣловала руку своего дяди и Лади Амбруазины. — Любезнѣйшая тетушка и милая сестрица! сказала она: я любила и удивлялась вамъ, не знавши еще родства, насъ соединяющаго.» Зина также оказала ей ласки. Совершенное примиреніе обѣихъ фамилій заступило мѣсто ненависти и зависти, которыя столь долго ихъ раздѣляли.
Король прекратилъ засѣданіе, поздравляя ихъ всѣхъ. «Клянусь жизнію! сказалъ онъ: естьли бы люди всегда поступали по своей совѣсти, то судьи и законы были бы безполезны; мы окончили дѣло, которое могло бы занять всѣ судилища въ Европѣ до тѣхъ поръ, пока имѣніе обѣихъ фамилій не впало бы въ руки Адвокатовъ.»
Всѣ простились съ Государемъ и поѣхали каждый въ свое мѣсто. По возвращеніи въ свой домъ, Монтей нашелъ друзей своихъ собравшимися и ожидающими его нетерпѣливо; они любопытствовали знать, для какой причины Король его спрашивалъ. Можно судить объ удивленіи ихъ при повѣствованіи о всемъ произшедшемъ тамъ; всѣ обняли начальника своего и одобряли его поступки. Рональдзъ и Рандольфъ вышли вмѣстѣ, чтобъ приготовиться къ отъѣзду; Амбруазина ушла съ дѣтьми въ свои комнаты.
«А, Рандольфъ! сказали друзья всѣ вмѣстѣ, когда остались одни съ Сент-Клеромъ: знаетъ ли онъ теперь свое рожденіе?… утѣшилъ ли ты своего брата, представивъ ему сына?»
— Очень малаго къ тому недостало, отвѣчалъ Сент-Клеръ: я подвелъ уже Рандолъфа къ отцу и хотѣлъ говорить; но быстрая мысль остановила меня и многія другія причины также присоединились, чтобы заставить меня молчать; я вамъ ихъ открою. Вы всѣ знаете чрезвычайное мужество Рандольфа и этотъ воинской жаръ, ввергающій его въ опасность; вы знаете, друзья мои, хотя я и скрываю отъ Амбруазины, что эта война будетъ кровопролитна и смертоносна? можетъ быть кто нибудь изъ насъ оттуда не возвратится. Естьли Рандольфъ долженъ погибнуть на полѣ чести, не лучше ли будетъ, чтобы нещастной отецъ его оплакивалъ только своего племянника, а не въ другой разъ сына? И какъ бы жестока была эта потеря теперь! ибо мы ѣдемъ завтра. И такъ я возвратилъ бы ему щастье быть отцемъ, для того только, чтобы въ ту же минуту опять лишить онаго! Кто знаетъ, могъ ли бы онъ простить мнѣ столь долго скрываемую тайну? Я хочу дать ему время укрѣпиться и оставляю попеченіе о томъ моей волшебницѣ Амбруазинѣ; тогда, по возвращеніи нашемъ, естьли Небу угодно и естьли Оно сохранитъ Рандольфа и позволитъ мнѣ съ нимъ возвратиться, клянусь возвратить его фамиліи покрытаго славою, тогда я не буду болѣе бояться ея гнѣва. Естьли же я погибну, то поручаю это тѣмъ, которые переживутъ меня; естьли же мы всѣ падемъ, то моей Амбруазинѣ; естьли самъ Рандольфъ будетъ жертвою своего мужества, о друзья мои! пусть отецъ его никогда не узнаетъ, кого онъ потерялъ; онъ и то довольно будетъ о немъ печалиться: ибо онъ будитъ въ немъ супруга, назначеннаго для его дочери; но я думаю, что Рандольфъ сдѣлаетъ щастливою мою Зину. —
Всѣ друзья согласились, что Монтей имѣлъ справедливую причину молчать, всѣ удивлялись его благоразумію. «Что касается до гнѣва Лорда Роскелина, сказалъ дю-Бургъ: я думаю, что ты обманываешься; удовольствіе его, нашедши такого сына, и собственная его польза превозмогутъ все.»
— Такъ отецъ его… но мать его, что она скажетъ? —
«Можетъ быть, сказалъ Россъ, она умретъ, потому что теперь такъ больна, и это было бы благополучіе; никогда она не будетъ въ состояніи думать о Замкѣ Уперлонѣ и видѣть сына своего не покраснѣвъ: въ разсужденіи этого мы очень хорошо сдѣлалъ, что отложилъ свое признаніе.»
Въ продолженіи этого проходилъ другой не менѣе занимательный разговоръ между Рандольфомъ и Зиною въ залѣ. Вошедши туда, онъ нашелъ ее одну въ задумчивости и не могъ воспротивиться желанію сѣсть возлѣ нее. — Этоли сказала она, щастье, котораго я ожидала отъ возвращенія моего родителя? Лучше бы было, Рандольфъ, естьли бы мы еще были на нашемъ островѣ Барро. Матушка, не смотря на свои усилія, трепещетъ, я это очень вижу, о жизни батюшки; естьли онъ погибнетъ, то я знаю, что она не можетъ пережить его; одинъ ударъ можетъ сдѣлать насъ сиротами. Боже! какая мысль! я могу потерять вмѣстѣ батюшку, матушку, братцевъ, все, что я люблю на этомъ свѣтѣ! —
«Какія ужасныя слова ты произносишь, милая Зина! не предавайся этимъ печальнымъ мыслямъ. Лучше думай о минутѣ, въ которую ты увидишь наше возвращеніе, когда мы всѣ, собравшись дома, будемъ смѣяться твоей боязни.»
— Собравшись… всѣ… нѣтъ, Рандольфъ, не всѣ. Естьли ты возвратишься, то будешь намъ чужой, не слышалъ ли ты отъ Короля? Ты женишься на нашей двоюродной сестрицѣ, будешь сыномъ Лорда Роскелина. —
«Я не знаю, какая власть, милая сестрица, можетъ исторгнуть меня изъ дому, изъ фамиліи, которую я люблю, это правда, что Король говорилъ о союзѣ между обѣими фамиліями; но прежде нежели онъ станетъ приказывать, потребуютъ моего согласія, и я клянусь тебѣ, что никогда Матильда и я не будемъ соединены другими узами, кромѣ дружбы, которая всегда должна быть между родственниками. Я признаюсь однако же, что нахожу ее совершенно прекрасною, но не хочу на ней жениться, и думаю, что и она также этого не желаетъ.»
— Какая мысль, Рандольфъ! Не уже ли ты думаешь, что есть на свѣтѣ женщина, которая бы не согласилась быть твоею супругою? —
— Добрая сестрица! дружба приводитъ тебя въ заблужденіе; найдется болѣе одной, увѣряю тебя, и Матильда болѣе будетъ любитъ, я думаю, Лорда Рональдза; она смотритъ на него не такими глазами, какъ ты, или я обманулся."
— Лорда Рональдза!… такъ ты вразумляешь меня; онъ часто говорилъ объ ней съ такою похвалою… милая, милая Матильда! какъ я желаю ее также любить! —
«Такъ ты не сердишься, Зина, что она похитила у тебя твою побѣду?»
— О, нѣтъ, въ самомъ дѣлѣ! со всѣмъ напротивъ увѣряю тебя, что я еще очень ей за то благодарна. Всѣ люди для меня одинаковы; я ни о чемъ не сожалѣю, ничего не желаю, какъ прошедшаго благополучія моего дѣтства и моей юности: никогда, никогда уже не возвратится это щастливое время! Помнишь ли ты, Рандольфъ, наши прогулки на морѣ или на горахъ, нашу прекрасную музыку по вечерамъ, когда твой голосъ сливался съ моимъ, наши откровенные разговоры, наконецъ всѣ эти дни, столь весело проведенные? не сожалѣешь ли ты о всемъ этомъ, Рандольфъ? —
Этотъ вопросъ слишкомъ много дѣлалъ воспоминаній сердцу молодаго человѣка; онъ чрезвычайно былъ смущенъ и ушелъ отъ Зины, сказавши ей дрожащимъ голосомъ: «Забудемъ это время, любезная сестрица! время пріятнаго бездѣйствія уже прошло, и другія нужды призываютъ меня.» Онъ оставилъ ее съ растерзаннымъ сердцемъ, оставивши ее столь же смущенною.
ГЛАВА XI.
правитьМежду тѣмъ какъ въ жилищѣ Монтея всѣ предавались пріятнѣйшимъ чувствованіямъ, Лордъ Роскелинъ возвращался съ дочерью въ свой Замокъ; онъ страшился объявить женѣ своей о томъ, что происходило во Дворцѣ, хотя и былъ увѣренъ, что дерзость ея къ Лади Роскелинъ ускорила минуту этого произшествія, но зналъ, что бѣшенство ея будетъ безпредѣльно. Матильда того же боялдсь и очень печалилась, узнавши, что она назначена была за своего двоюроднаго брата Рандольфа. Отецъ говорилъ ей объ этомъ очень ясно, и притомъ какъ о вещи, которой онъ желалъ болѣе всего на свѣтѣ, и многократно повторялъ ей, что только этотъ одинъ союзъ могъ утѣшить его во всѣхъ печаляхъ и привязать къ жизни. Кроткая Матильда рѣшилась тогда употребить всѣ усилія, чтобы только ему повиноваться и изгладить изъ сердца своего Лорда Рональдза, которому, слышала она, также назначена была супругою ея двоюродная сестра, и просила Бога подать ей на то силы.
По пріѣздѣ въ Замокъ имъ сказали, что Графиня многократно спрашивала, возвратились ли они, и что она просила ихъ тотчасъ къ ней идти. Подошедши къ ней, они нашли ее неспавшею и съ нетерпѣніемъ ожидающую ихъ, чтобы узнать, за чѣмъ спрашивалъ ихъ Король. И такъ не возможно было отъ нее этого скрыть; хотя Графъ Роскелинъ въ самомъ дѣлѣ и не такъ былъ виноватъ какъ жена и мать его, но сказалибы, видя его трепетъ, что онъ хотѣлъ обвинить себя въ какомъ нибудь важномъ преступленіи.
Повѣствованіе его въ самомъ дѣлѣ имѣло то дѣйствіе, котораго онъ ожидалъ. Графиня едва могла его слушать; съ первыхъ словъ она впала въ такое ужасное бѣшенство, что не помнила себя; она излила тьму ругательствъ противъ своего мужа, Монтеевъ, а наиболѣе противъ свекрови. «И такъ эта цѣломудренная, говорила она, дочь и сестра Монтеевъ призналась публично въ своей невѣрности, постыдной слабости, нечувствительности, въ своемъ обманѣ и подломъ коварствѣ, коимъ она принудила меня поссориться съ ея старшимъ сыномъ, который обожалъ меня, и выйти замужъ за младшаго, который по своей слабости всегда былъ недостоинъ этой чести; какъ я была безумна! Теперь я одна, одна только страдаю отъ ея ухищреній!»
— О, матушка! прошу васъ, сказала Матильда трепеща: успокойте ваше волненіе; вы не теряете ни имѣнія, ни титуловъ отъ этого открытія. Дядя мой Монтей отказался отъ нихъ и оставилъ ихъ батюшкѣ. —
«Дядя твой! недостойная дочь! какъ ты смѣешь произносить это слово? Проклинай этого дядю, я тебѣ это приказываю, или ты не будешь моею дочерью.»
— Нѣтъ, нѣтъ! никогда я не сдѣлаю этого…. О, Боже мой! сказала она, упавши на колѣни: благослови всѣхъ моихъ родственниковъ и успокой бѣдную мою матушку! —
Елеонора отъ ярости была внѣ себя и доходила уже до крайности, какъ вдругъ мужъ ея, бывшій молчаливымъ зрителемъ ея бѣшеныхъ поступковъ, подошелъ, поднялъ дочь свою и отвелъ ее отъ Елеоноры, «Выйди, Матильда, сказалъ онъ ей; я приказываю тебѣ; молодая дѣвица не должна быть свидѣтельницею такихъ поступковъ. Поди, естьли будетъ въ тебѣ нужда, то тебя позовутъ.»
— Я хочу, чтобы она осталась, закричала эта бѣшеная женщина, стараясь къ ней приблизиться, и приказываю ей это! —
Тогда Лордъ Жонъ съ твердостію, къ которой она не почитала его способнымъ, остановилъ ее, сказавъ: «Елеонора! твои недостойные поступки приводятъ меня наконецъ въ себя; они возбуждаютъ во мнѣ должность мужа и отца; я одинъ господинъ здѣсь. Выйди, Мітильда, и не входи до тѣхъ поръ, пока я не прикажу.»
Матильда повиновалась, а Графиня осталась нѣсколько времени какъ бы остолбенѣвшею; но скоро воспріявши своею гордость, — ты господинъ здѣсь? сказала она съ презрѣніемъ: ты, которой зависишь теперь отъ милостей своего брата? Естьли бы ты имѣлъ мужество и чувства мущины, то лишилъ бы его жизни въ присутствіи Короля и ненавистной вашей матери. — Графъ трепеща приказалъ ей молчать. «Ты приводишь меня въ ужасъ, Елеонора, сказалъ онъ ей; царствовавіе твое уже прошло, и тебѣ ничего не остается болѣе, какъ только повиноваться.»
— Повиноваться! вскричала она внѣ себя: повиноваться!…. тебѣ, Жонъ? никогда! никогда! Походи, естьли можешь, на Монтея, тогда ты можешь приказывать. —
«А ты, безчувственная и безумная женщина, будь подобна, естьли можешь, кроткой, добродѣтельной Амбруазинѣ; дѣлайся, подобно ей, славою и утѣшеніемъ своего мужа, любовью и примѣромъ своей дочери, естьли бы ты на нее походила, Елена, то сохранила бы прелести молодости и сердце своего мужа, вмѣсто того что ты все потеряла; однакоже теперь еще время, и раскаяніе, хотя и поздное, но можетъ еще побѣдить это сердце, столь справедливо противъ тебя огорченное, и заставить простить столь виновное поведеніе.»
Ничто изъ всего говореннаго не тронуло такъ Елеонору, какъ это сравненіе съ Амбруазиною; она хотѣла отвѣчать, но слова замерли на устахъ ея, глаза помутились; она то краснѣла, то блѣднѣла, и наконецъ, упала на стулъ свой обагренная кровію. Одна жила порвалась отъ чрезвычайнаго ея бѣшенства. Лордъ Роскелинъ чрезвычайно испугался, нѣжность его пробудилась; онъ просилъ помощи и ушелъ, не могши перенести этого зрѣлища. При первомъ извѣстіи объ опасности своей матери, Матильда прибѣжала и не оставляла ее во всю ночь. На другой день по утру Лордъ Роскелинъ, узнавши, что ей было получше, приказалъ позвать дочь свою. «Дитя мое, сказалъ онъ: я оставляю на время Замокъ Роскелинъ, я рѣшился также присоединиться къ защитникамъ Короля и отечества. Братъ, достойный братъ, подаетъ мнѣ примѣръ, и я хочу ему послѣдовать. Я иду, такъ какъ и онъ, собрать своихъ крестьянъ и идти съ ними на границу, оставляя тебя съ матерью. Я слишкомъ знаю твое сердцѣ, милая Матильда, что бы не быть увѣрену въ попеченіяхъ, которыя ты будешь о ней имѣть; но я болѣе безпокоюсь о тебѣ, любезная дочь. Естьли здоровье ея поправится, и она опять предастся жестокостямъ, я приказываю тебѣ ѣхать къ твоей бабушкѣ и теткѣ Амбруазинѣ; онѣ примутъ тебя и станутъ покровительствовать. Не пренебреги этого приказанія для ложной нѣжности къ своей матери; я поручилъ двумъ вѣрнѣйшимъ моимъ служителямъ смотрѣть за тобою и примѣчать за всѣмъ, что будетъ происходить, и такъ меня не легко обмануть. Естьли ты хочешь получить мое благословеніе, то станешь мнѣ повиноваться.»
Матильда упала къ ногамъ своего отца! — О! заклинаю васъ, сказала она ему: для любви единственной вашей дочери не предавайтесь опасностямъ сраженій; подумайте о горестномъ состояніи нещастной матушки; это будетъ, я увѣрена въ томъ, сильнымъ для нее урокомъ; естьли она выздоровѣетъ, она сдѣлается доброю. Батюшка, не оставляйте насъ! —
«Милое дитя! это необходимо, да и я этого желаю; будь увѣрена, что мое присутствіе замедлило бы выздоровленіе твоей матери, вмѣсто того чтобы ускорить его. Дай ей знать о моемъ отъѣздѣ, когда ей будетъ легче; скажи, что я послѣдовалъ ея совѣту; она приказала мнѣ подражать Монтею, и Монтей оставляетъ любезную супругу и дѣтей столь же нѣжныхъ, какъ и ты, Матильда, чтобы летѣть для защищенія своего отечества; у меня нѣтъ другихъ, кромѣ тебя, милая дочь, и ты должна возбуждать во мнѣ мужество къ исполненію моей должности. Естьли я погибну, то написалъ уже нынѣшней ночью завѣщаніе, въ коемъ утвердилъ за тобою имѣніе, и мой храбрый племянникъ Рандольфъ будетъ твоимъ супругомъ и покровителемъ.»
Никогда Матильла не видала отца своего столь рѣшительнымъ. Не будучи въ состояніи ничего возразить, она отвѣчала ему однѣми слезами и поручила его въ молчаніи Богу, Который присоединенъ былъ ко всѣмъ ея мыслямъ.
«Я поручаю тебя, сказалъ онъ ей еще, до твоего брака этому дядѣ, который, могши лишить всего человѣка, сдѣлавшаго ему столько зла, сколько можно сдѣлать, оставляетъ его владѣтелемъ онаго. Естьли же Сент-Клеръ также погибнетъ отъ непріятельскаго оружія, то супругѣ его, добродѣтельной Амбруазинѣ, поручаю я мое дитя, единственное мое благо въ этомъ мірѣ. Но чтобы я былъ совершенно спокоенъ, обѣщай мнѣ, что бы ни случилось, выйти замужъ за твоего двоюроднаго брата Рандольфа.»
Матильда затрепетала; она еще не побѣдила чувствъ, занимавшихъ ея сердце, а обѣщаніе выйти за-мужъ за другаго казалось ей обманомъ.
— Батюшка! сказала она запинаясь: я общаюсь вамъ не выходить за мужъ ни за кого на свѣтѣ безъ вашего позволенія: но могу ли я обѣщать мое сердце и руку моему брату, когда не знаю, захочетъ ли самъ онъ принять ихъ? Возвратитесь съ этой ужасной войны, куда съ чрезвычайною горестію вижу васъ отъѣзжающими, и вы найдете дочь вашу не менѣе щастливою и покорною, —
«Я у тебя большаго не требую, сказалъ онъ, цѣлуя ее: прощай, дочь моя, возвратись къ матери, да почувствуетъ она благополучіе имѣть такое, какъ ты, дитя; да возможетъ Небо сдѣлать ее достойною нашей любви!» Матильда сложила руки, обративъ къ небу глаза свои, орошенные слезами; она поцѣловала многократно руку отца своего и вышла. Онъ устроилъ всѣ дѣла на время своего отсутствія, собралъ поспѣшно крестьянъ своихъ, и предводительствуя двумя стами человѣкъ, чрезъ три дни выѣхалъ изъ Замка Роскелина, соединившись скоро съ войсками, его предупредившими.
Матильда, скрывши свою горесть, хранила тайну отъѣзда своего родителя во все время опасности своей матери, и сказала ей объ этомъ со всѣми возможными приготовленіями, когда уже она могла оставить постелю. Елеонора не столько любила своего мужа, чтобъ быть огорченною его отъѣздомъ, или чтобъ безпокоиться о его опасности; но живо была тронута, что онъ оставилъ замокъ, не простясь съ нею и когда она была въ столь опасномъ состояніи. Она видѣла, что горячность слишкомъ далеко завлекла ее, и что отъ этого потеряла власть свою надъ мужемъ, до того времени совершенно ей покорнымъ; она узнала также съ чрезвычайною досадою, что Лади Роскелинъ жила въ Замкѣ Монтеевъ, и ежедневно болѣе чувствовала привязанность къ семейству старшаго своего сына, она безполезно употребляла всѣ усилія, чтобы возбудить чувство зависти въ сердцѣ своей дочери, повторяя ей безпрестанно, что ея бабушка, до того времени столь нѣжно ее любившая, предпочитала теперь Зину и ея братьевъ.
Матильда отвѣчала ей, что она радовалась, зная, что имѣютъ столь же хорошее попеченіе о ея бабушкѣ во время ея отсутствія, какъ бы то было при ней; что она была увѣрена въ ея нѣжности и довольна, что раздѣляла ее съ семействомъ, которое имѣло на то одинакое съ нею право.
Графиня, взбѣшенная этимъ отвѣтомъ, искала только въ одномъ своемъ зломъ сердцѣ ненавистныя чувства, кои она отчаялась видѣть раздѣляемыми своею дочерью; она даже убѣгала Матильды, коей кротость и чувствительность возбуждали гнѣвъ ея. Терзанія или болѣзнь окончили разрушеніе остатка красоты ея, и эта женщина, будучи жертвою собственныхъ пороковъ, оставалась одна съ своею горестію и угрызеніями совѣсти, и была самое нещастное на свѣтѣ твореніе.
Амбруазина также имѣла свои горести во время отсутствія своего мужа и сыновей; но она услаждалась надеждою опять ихъ увидѣть и увѣренностью быть ими любимою. Во время разлуки съ ними никакая слабость не измѣнила ей; она обняла Сент-Клера, Рандольфа и Жамеса. «Да хранитъ васъ Небо и опять къ намъ возвратитъ, сказала она имъ: естьли вѣрить предчувствію моего сердца, то мы скоро соединимся и забудемъ въ минуту возвращенія все, что эта имѣла тягостнаго. Рандольфъ! я поручаю тебѣ Жамеса, а тебѣ, Сент-Клеръ, ихъ обоихъ.»
Монтей, оставивши жену свою, съ обоими сыновьями пошелъ проститься съ своею матерью; она была тронута этимъ вниманіемъ и подарила ихъ дорогими вещами; обѣщала также своему сыну провести все время его отсутствія въ Монтеѣ. Амбруазина съ обѣими остававшимися у ней дѣтьми уѣхала въ тотже самый день, какъ Сент-Клерово войско пошло въ походъ. Пріѣхавши въ Монтей, она нашла тамъ Сарру, Марію и Билліама. Переѣздъ и щастливое состояніе уже много помогли въ здоровьѣ доброй Рандольфовой кормилицы. Амбруазина приказала приготовить ей хорошую комнату; обвѣнчала Марію съ Виллліамомъ, къ величайшему удовольствію Брижетты, и приняла ихъ къ себѣ въ служители. Сарра не замедлила, такъ какъ обѣщала, разсказать исторію вышитаго платка; ее выслушали слегка, сказавши, что дитя, столь тайно рожденное для фамильныхъ причинъ, послѣ было признано.
Нѣсколько дней спустя вдовствующая Лади Роскелинъ пріѣхала; сначала тысячи терзающихъ воспоминаній угнетали ея душу; но попеченія и любовь Амбруазины усладила ихъ и совершенно изгладили; съ нею поступали съ нѣжнымъ почтеніемъ, котораго ей никогда не оказывали у Роскелиновь, и которое заставляло ее ежеминутно ощущать новое удовольствіе. Зина раздѣлила скоро сердце ея пополамъ съ Матильдою, она поставляла себѣ за удовольствіе ихъ сравнивать и находила въ различныхъ чертахъ ихъ лицъ одинакую степень красоты и великое сходство въ нравахъ и характерѣ. Маленькой Сент-Клеръ сдѣлался ея любимцемъ; она находила въ немъ ту красоту, которою она столько тщеславилась, и объявила его своимъ наслѣдникомъ; ибо его старшіе братья были богаты — Рандольфъ помѣстьями Монтея, а Жамесъ Кинталя.
Между тѣми, которые радовались раскаянію и признанію Лади Роскелинъ, не надобно забывать отца Томаса, который, не смотря на свою старость, не только пришелъ поздравить всѣхъ жителей Замка, но даже въ продолженіи нѣсколькихъ дней приходилъ съ братьями монастыря служить въ церкви Замка, къ величайшему удовольствію Лади Роскелинъ, набожность коей умножилась отъ благополучія, присоединивъ къ тому живѣйшую признательность ко Всевышнему, подавшему ей силу признать свои заблужденія.
ГЛАВА XII.
правитьМонтей и друзья его, предводительствуя своимъ корпусомъ, едва достигли Графства Думфрія, какъ, къ великому своему удивленію, увидѣли прибытіе Лорда Роскелина съ малымъ отрядомъ, который просилъ позволеніе присоединиться къ нимъ съ смѣлостію, причинившею удовольствіе всѣмъ, а наипаче Сент-Клеру, который не могъ довольно изъявить радости своей, помирившись съ своимъ братомъ. Они продолжали свой путь къ большой арміи, бывшей подъ начальствомъ Георга Дугласа, Графа Ормонскаго, и Валаса де Крежи, и узнали, что Англичане прошли и опустошили Солвейскую провинцію; но по приближеніи Шотландской армія непріятель ретировался и сталъ лагеремъ на берегахъ рѣки Саркъ: ихъ передовые форпосты были подъ преводительствомъ Магнуса, самаго главнаго воина того времени; онъ долгое время сражался въ Франціи, его исполинской ростъ, темно-красный цвѣтъ лица волосъ и бороды придавалъ ему страшный видъ, и въ Шотландской арміи не иначе называли его какъ рыжимъ Магнусомъ. Онъ былъ наемный воинъ, и не требовалъ другой награды отъ Англіи за свои заслуги, какъ только чтобы онъ могъ считать своею собственностію все то, что пріобрѣтетъ въ Шотландіи; центръ Англинской арміи находился подъ начальствомъ Герцога Нортумберландскаго, а арріергардь Сира Жона Пеникгтона.
Шотландцы раздѣлены были на три части: правое крыло было управляемо Валасомъ, центръ Графомъ Ормонскимъ, а лѣвое крыло Лердами Максвелемъ и Жонстономъ; корпусъ Монтея также былъ раздѣленъ: одна часть подъ начальствомъ самого Монтея, сыновья его и Лордъ Роскелинъ присоединялись къ правому крылу, Россъ и Мак-Грегоръ были въ центрѣ, Гамильтонъ, дю-Бургъ и Рональдзъ на лѣвомъ крылѣ.
Рѣшительное сраженіе было назначено съ обѣихъ сторонъ, и всѣ къ нему приготовились. Графъ Ормонскій говорилъ рѣчь своимъ солдатамъ; онъ возбуждалъ съ ревностію ненависть ихъ къ Англіи, которая обвиняла ихъ въ измѣнѣ и въ невѣрности, между тѣмъ сама первая совершенно нарушила мирные договоры съ Шотландіею.
Предъ сраженіемъ Монтей далъ нѣкоторыя главныя наставленія Рандольфу и Жамесу; онъ первому назначилъ предводительствовать сотнею отборнѣйшихъ воиновъ, приказалъ второму, которой былъ еще такъ молодъ, не оставлять его. «Рандольфъ, юный другъ мой! сказалъ онъ, обнимая его: сердце твое говоритъ мнѣ, что ты славно сегодня отличишся; но помни, что благоразуміе есть добродѣтель столь же необходимая для воина, какъ и мужество:; во время сраженія не думай обо мнѣ, прошу тебя; хотя отъ столькихъ лѣтъ бездѣйствія мое оружіе и заржавѣло, однако же сегодни я опять найду всю силу моей молодости; но я страшусь за моего брата, Графа Роскелина: онъ не привыкъ, такъ какъ мы, къ сраженьямъ; все недавно имъ претерпѣнное можетъ возбудить въ немъ презрѣніе къ своей жизни; наблюдай за нимъ; естьли онъ слишкомъ будетъ подверженъ опасности, защищай его такъ, какъ бы ты защищалъ своего отца.»
Сигналъ былъ данъ; правое крыло, предводительствуемое Валасомъ, устремилось на непріятеля; но столь ужасно встрѣчено Англійскими стрѣлками, что было бы жертвою своего мужества, естьли бы начальникъ не отозвалъ ихъ и не приказалъ сражаться дротиками и мечами, и слѣдовать за нимъ, ударивъ на непріятеля столь близко, что луки сдѣлались ему безполезными. Монтей съ товарищами послѣдовалъ его примѣру. «Пойдемъ, храбрые друзья мои!» вскричалъ Сент-Клеръ своему войску; Англичане искусные въ стрѣляніи изъ лука, всегда побѣждаютъ издали; нападемъ на него ближе и побѣдимъ его." Сказавши это, весь корпусъ устремился на авангардъ, предводительствуемый страшнымъ Магнусомъ, и смертоносное сраженіе началось. Обѣ стороны сражались съ одинакою ненавистью. Валась дѣлалъ чудеса храбрости; Монтей равнялся съ нимъ въ искуствѣ и мужествѣ; ужасъ и смерть слѣдовали за ними, и скоро тѣла непріятелей, поверженныя кучами, вокругъ ихъ служили имъ подножіемъ. Во время замѣшательства Лордъ Роскелинъ былъ раненъ и быль бы убитъ, естьлибъ Рандольфъ, примѣтившій его опасность, не сдѣлалъ усилія его избавить; онъ подскакалъ къ нему въ ту самую минуту, когда его противникъ хотѣлъ удвоить ударъ. Вознесши мечь свой, онъ отрубилъ руку, устремленную противъ отца его, котораго все еще почиталъ онъ своимъ дядею. Сент-Клеръ и Рональдзъ также прибѣжали къ нему; первой взялъ его въ свои объятія и отдалъ его солдатамъ. «Отнесите Лорда-Роскелина въ лагерь, сказалъ онъ имъ: онъ раненъ, но я надѣюсь, что рана не смертельна, не страшись, братецъ, и постарайся спасти жизнь свою, она драгоцѣнна для всѣхъ насъ и самому тебѣ сдѣлается любезна. Послѣ сраженія я изолью на твои раны бальзамъ, который скоро ее залѣчитъ. Пойдемъ, храбрые товарищи! слѣдуйте за мною: побѣда или смерть!» Говоря сіи слова, Монтей, послѣдуемый своими товарищами, бросился въ самое жаркое сраженіе, онъ увидѣлъ съ великимъ удовольствіемъ, что сыновья его исполняли свою должность какъ опытнѣйшіе воины. Проѣзжая близъ Рандольфа, Монтей примѣтилъ, что онъ потерялъ свой шлемъ и что его голова была открыта; но не обращая на это; вниманія, юный герой преслѣдовалъ непріятеля съ неутомимымъ мужествомъ, и ничто не останавливало его, на пути славы. Онъ встрѣтился съ страшнымъ Магнусомъ, которой съ своей стороны старался пробиться сквозь непріятельское, войско: ни тотъ, ни другой не хотѣлъ отступить ни на шагъ, Магнусъ вознесъ мечь свой, и ударивъ имъ въ щитъ Рандольфа, произвелъ громкой звукъ. «Посторонись, молодой человѣкъ, сказалъ воинъ, презиравшій столъ слабаго непріятеля и хотѣвшій только отдалить его: дай дорогу моимъ воинамъ; или я умерщвлю тебя!» Монтей увидѣлъ этаго гордаго врага, угрожающаго его сыну, и въ первый разъ затрепеталъ. Онъ поспѣшилъ къ нему на помощь; но прежде нежели достигъ туда, уже началась смертоносная битва между молодымъ человѣкомъ и старымъ воиномъ. Сент-Клеръ остановился; не смотря на опасность своего любезнаго Рандольфа, ни на ужасъ, которой чувствовалъ, онъ не хотѣлъ уменьшить его славы, присоединясь къ нему, и сдѣлался зрителемъ сраженія, неравнаго силою и опытностію, которое заставляло его содрогаться при всякомъ разѣ, какъ мечь Maгнуса возносился надъ тѣмъ, коего онъ любилъ какъ сына.
Между тѣмъ Рандольфъ защищался съ неустрашимостію и хладнокровіемъ, которое дѣлало побѣду сомнительною. Удары Магнуса были сильны и полновѣсны, а Рандольфа быстры и часты. Съ невѣроятною ловкостію онъ противупоставлялъ щитъ свой всѣмъ ударамъ своего сопротивника, и поражалъ его въ то же время. Магнусъ превосходилъ его своимъ ростомъ; онъ быль приведенъ въ смятеніе быстротою движеній Рандольфа и вѣрностію его ударовъ; ихъ дротики встрѣтились и раздробились; они обнажили мечи; лошади были убиты, но сраженіе продолжалось съ равною жестокостію. «Не уже ли, вскричалъ Магнусъ, побѣда будетъ сомнительна между дитятею, которой безъ сомнѣнія въ первой разъ сражается, и <Так в книге>-ніяхъ?» Пораженный удивленіемъ при видѣ столь мужественнаго сопротивленія «молодой человѣкъ, сказалъ онъ Рандольфу: я отдаю справедливость твоей храбрости; я буду сожалѣть, естьли убью тебя. Удались отъ меня; ты можешь это сдѣлать безъ стыда; послѣ такого защищенія ты долженъ получить славныя условія, и я даю тебѣ жизнь.» Магнусъ, говоря это, хотѣлъ идти; но Рандольфъ, переводя духъ, напалъ на него снова, говоря: нѣтъ, храбрый Магнусъ, ты не пойдешь далѣе; кто нибудь изъ насъ долженъ погибнуть въ этой встрѣчѣ; должно, чтобы старой воинъ убилъ юношу, или юноша побѣдилъ стараго воина. — Тогда сраженіе сдѣлалось ужаснымъ, и каждой ударъ казался послѣднимъ. Кольчуга, прикрывавшая правую руку Рандольфову, была изрублена, и Магнусова также во многихъ мѣстахъ. Тщетно ужасной Магнусъ старался, взятъ въ обѣ руки оружіе свое, поразить имъ открытую голову юнаго героя и тѣмъ окончить сраженіе; но проворный Рандольфъ отвративъ ударъ и воспользовавшись искусно этою минутою, нанесъ ударъ въ грудь воина и распростеръ его у ногъ своихъ. Магнусовы воины наполнили воздухъ печальными криками, Шотландцы же побѣдоносными. Молодой Рандольфъ имѣлъ руку обнаженную по-локоть, и природной знакъ, которой онъ имѣлъ, казался раною.
«Погибель! нещастье! кричали Англичане: нашъ храбрый полководецъ убитъ, и съ нимъ вся наша надежда; убѣжимъ, убѣжимъ! мы погибли!»
«Побѣда! побѣда! кричали Шотландцы: рыжій человѣкъ убитъ; окровавленная рука торжествуетъ! Побѣда! Шотланды не боятся болѣе тиранства Англичанъ. Слава молодому побѣдителю! слава непобѣдимой Шотландской арміи!»
«Поднимите вашего начальника, сказалъ Рандольфъ Англинскимъ солдатамъ, съ горестію окружавшимъ тѣло: я думаю, что онъ живъ еще, и стыдъ тому, кто сдѣлаетъ плѣнникомъ сего храбраго воина, отнесите его тихо. Естьли бы я не столько любилъ свое отечество, я бы могъ плакать о сей побѣдѣ.» Рандольфъ отвратилъ глаза свои отъ столь печальнаго зрѣлища, и обернувъ свою руку шарфомъ, возвратился на сраженіе, которое еще продолжалось съ равнымъ упорствомъ съ обѣихъ сторонъ; но скоро было кончано совершеннымъ пораженіемъ корпуса, предводительствуемаго Сиромъ Пенингтономъ. Центръ, бывшій подъ начальствоѵіъ Герцога Нортумберландскаго, имѣлъ ту же участь. Сиръ Ліонъ Пенингтонъ и Лордъ Перси взяты были въ плѣнь; также Робертъ Гарингтонъ и многіе другіе знатные войны. Англичане, совершенно пораженные потерею своихъ Начальниковъ, обратились въ безпорядкѣ въ бѣгство къ рѣкѣ Солвей, и бросились въ нее вплавь; но она тогда была въ разлитіи, и многіе изъ нихъ потонули. Ихъ уронъ во время сраженія по крайней мѣрѣ состоялъ изъ трехъ тысячь человѣкъ, и это была величайшая побѣда, которую Шотландцы одержали надъ Англичанами послѣ знаменитаго сраженія Баннокбурнскаго.
Со стороны Шотландцовъ уронъ простирался до шести сотъ человѣкъ; но въ числѣ ихъ не было ни одного достойнаго примѣчанія, кромѣ храбраго Валласа, который умеръ чрезъ три мѣсяца, отъ ранъ.
Война была кончана выиграннымъ сраженіемъ, и взаимныя поздравленія заступили мѣсто страха и безпокойства. Никто столько не наслаждался славою, какъ Монттей и друзья его, многіе изъ нихъ получили раны, но ни одинъ не былъ раненъ смертельно.
Побѣда надъ Магнусомъ помѣстила Рандольфа въ число героевъ; и Сент-Клерръ наслаждался заранѣе щастіемъ, которое почувствуетъ онъ, представя сразу наслѣдника и сына столь знаменитаго.
Рана Лорда Роскелина была тяжела, и болѣе мѣсяца прошло, прежде нежели его можно было везти. Въ продолженіи сего времени Монтей и Рандольфь не хотѣли его оставить и отложили свое возвращеніе также, какъ и друзья его, которые не хотѣли возвратиться безъ своего начальника. Они рѣшились въ дружескомъ собраніи, что ежели Лордъ Роскелинъ будетъ въ опасности, не дать ему умереть, не открывши ему о его сынѣ; го въ противномъ случаѣ оставить это объясненіе до ихъ возвращенія. Чрезъ три недѣли ему стало легче, и они приготовились къ отъѣзду; въ этотъ вечеръ Монтей и братъ его, находясь одни,, разговаривали такимъ образомъ:
«Твои благодѣянія и милости, любезный братъ, сказалъ Лордъ Жонъ: приводятъ меня въ стыдъ; одна вещь можетъ примирить меня съ самимъ собою: возьми имѣніе, тебѣ принадлѣжащее и оставь меня довольствоваться частію меньшаго брата.»
— Роскелинъ! отвѣчалъ Монтей, мнѣ должно стыдиться и просить у тебя прощенія; обѣщай мнѣ простить меня, когда я тебѣ то открою. —
«По чести, я не знаю, что ты хочешь сказать; ты никогда меня не огорчалъ, хотя бы и желалъ также имѣть щастіе простить тебя.»
— Я получилъ твое слово, и хочу тебѣ напомнить, сколько я былъ разсерженъ и какъ друзья мои чувствовали мои обиды, также какъ и я самъ. —
«Они правы, сказалъ Графъ: жена моя умножила ихъ негодованіе, когда она тебя держала плѣнникомъ въ своемъ Замкѣ.»
— Какъ! сказалъ Монтей, покраснѣвъ: ты знаешь это обстоятельство! Отъ кого ты узналъ? —
«Отъ самой Елеоноры; и клянусь тебѣ, я за это бранилъ ее, и радовался, что ты ушелъ.»
— Я никогда не почиталъ тебя въ томъ виновнымъ, сказалъ Монтей: но это одно обстоятельство я съ трудомъ могъ простить по причинѣ ужасныхъ послѣдствій, которыя мое заключеніе могло произвести: неизвѣстность моей участи могла повергнуть мою Амбруазину во гробъ, и вѣрно я не былъ бы въ состояніи пережить ее. —
«Боже! сказалъ Роскелинъ: какихъ нещастій могла быть причиною ея безразсудная ревность къ моей пользѣ! Поступокъ ея не простителенъ, и она говорила мнѣ объ немъ чрезвычайно смѣшаннымъ образомъ. Прошу тебя, разскажи, какъ ты былъ схваченъ и освобожденъ?»
Монтей согласился, разсказалъ ему, какъ былъ взятъ Датчанами и Мак-Лелланомъ, и какъ наконецъ освобожденъ молодымъ Рандольфомъ. Въ этомъ повѣствованіи онъ тщательно избѣгалъ всего того, что могло возбудишь ревность Роскелина и подать ему подозрѣніе о точномъ намѣреніи Графини.
Графъ слушалъ съ удивленіемъ; онъ никакъ не думалъ, чтобы заключеніе Монтея было столь жестоко и продолжительно, и увѣрялъ его снова въ своемъ незнаніи. «Ахъ, Монтей, сказалъ онъ ему: моя любовь къ Рандольфу, твоему храброму и благородному сыну, еще болѣе теперь умножилась! Щастливой смертной! сколько благополучія находишь ты въ своемъ семействѣ! Чего не далъ бы я, чтобъ быть только отцемъ такого сына! Короли съ высоты престола должны тебѣ завидовать.»
— Ты говоришь правду, братецъ, ежедневно я благодарю Небо за мою участь; съ моею Амбруазиною и съ дѣтьми, которыхъ отъ нее имѣю, я не могу ничего болѣе желать. Амбруазина всегда въ глазахъ, моихъ есть не только прекраснѣйшая, но и лучшая изъ женщинъ, никогда я не любилъ и не буду любить никакую женщину, кромѣ ея. —
«Любезный братецъ! сказалъ Лордъ Роскелинъ смѣясь: я согласенъ, что для Амбруазины можно забыть все; но позволь мнѣ напомнить тебѣ вопервыхъ мою прекрасную Елеонору, которую ты нѣсколько любилъ, а потомъ неизвѣстную мать Рандольфа, которой не сынъ наслѣдницы Кинталя.»
— Ты еще не исповѣдникъ мой, отвѣчалъ ему Монтей: но однако же я скоро открою тебѣ, кто такова мать Рандольфа; но между тѣмъ я хочу тебѣ сказать два слова: первое, въ ту минуту, я какъ полюбилъ Амбруазину, я почувствовалъ, что никого, кромѣ ея, не любилъ; второе, клянусь тебѣ, что рожденіе Рандольфа есть законно, и онъ будетъ наслѣдникомъ моего имѣнія. —
«И онъ съ честію предастъ имя твое потомству, отвѣчалъ Графъ: но мое, увы! оно окончится со мною, и я надѣюсь только на твою дружбу. Король говорилъ о союзѣ между нашими фамиліями, мое сердечное желаніе есть, чтобъ Рандольфъ женился на Матильдѣ. Ты имѣешь двухъ другихъ сыновей, и такъ согласись, чтобы старшій сынъ Рандольфа носилъ имя Роскелина, потому что это имя тебѣ принадлежитъ отъ рожденія, и дѣти твои должны бы были его носить.»
— Я тебѣ это обѣщаю, сказалъ Монтей, протянувъ ему руку: союзъ между нашими фамиліями есть также и мое желаніе. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы твоя супруга согласилась отпустить къ намъ Матильду на нѣсколько времени, она познакомилась бы съ моею милою Зиною. —
«По возвращеніи моемъ къ тебѣ ее привезу, хотя бы Милади и не позволила, отвѣчалъ Роскелинъ: я не хочу болѣе выносить ея капризы.»
Въ эту минуту нѣкоторые изъ друзей вошли, и разговоръ сдѣлался общимъ. Лордъ Рескелинъ чрезъ нѣсколько дней могъ уже сѣсть на лошадь, и они по ѣхали всѣ вмѣстѣ въ столицу.
ГЛАВА XII.
правитьВѣстникъ, посланный Сент-Клеромъ въ Замокъ Монтей послѣ сраженія, разсѣялъ безпокойства его семейства; онъ увѣдомилъ Амбруазину о ихъ побѣдѣ и ранѣ Графа, которая задерживала ихъ возвращеніе. Подвиги Рандольфа были извѣстны уже всѣмъ, и ему приписывали большую часть побѣды. Самъ Король пріѣхалъ въ Замокъ Монтей: поздравить мать его и эти похвалы ея внуку, и посѣщеніе Короля польстили материнской гордости Лади Роскелинъ, чего не случалось съ нею во всю жизнь и болѣе нежели когда-либо она радовалась, что призвала Сент-Клера. Чрезъ нѣсколько времени курьеръ отъ Двора увѣдомилъ ихъ, что армія, предводительствуемая начальниками, была на возвратномъ пути. Амбруазина предложила своей свекрови ѣхать въ Эдинбургъ, чтобы встрѣтить тамъ друзей своихъ и увидѣть ихъ нѣсколькими днями прежде; она согласилась, и все семейство отправилось въ Эдинбургъ.
Черезъ три дни послѣ ихъ пріѣзду получили пріятную новость, что армія была уже недалеко; они рѣшились ѣхать ей навстрѣчу, и приказали приготовить, лошадей. Лади Роскелинъ, Амбруазина, маленькой Сент-Клеръ и Зина поѣхали, сопровождаемые множествомъ слугъ. Не успѣли они отъѣхать четырехъ миль, какъ, къ великому удовольствію, они увидѣли съ горы армію, приближающуюся къ долинѣ. Музыканты шли впереди, играя маршъ; послѣ ихъ шли разные корпусы, предводительствуемые Начальниками, передъ которыми несли знамена и трофеи, отнятые у непріятелей.
Рандольфъ первый примѣтилъ ихъ и показалъ Монтею. «Сердце говоритъ мнѣ больше, нежели глаза, что это матушка и сестрица, сказалъ онъ: батюшка! какъ пріятна минута соединенія съ милыми сердцу, когда мы разстались съ мыслію, что можетъ быть никогда не увидимся.»
Монтей и Рандольфъ; движимые одинакими чувствами, пришпорили своихъ лошадей, и скоро приближилась къ нимъ Амбруазина, бросилась въ объятія своего супруга, и только могла произнести любезное имя Сент-Клера. Зина обняла Рандольфа, и склонивъ голову на грудь его, проливала радостныя слезы.
"Дражайшая Амбруазина! сказалъ Монтей: «сердце мое летѣло къ тебѣ навстрѣчу; но ты всегда предупреждаешь его желанія!» Потомъ онъ подошелъ къ своей матери, и благодарилъ ее за любовь, ему оказываемую. — Сент-Клеръ! сказала она: я желала бы всѣми возможными средствами умножить твое щастіе; но ты мнѣ, кажешься самымъ щастливѣйшимъ изъ людей, и дѣлаешь меня щастливѣйшею матерью. Любовь твоей супруги и дѣтей возвращаютъ мнѣ молодость, я теперь на пути къ миру и щастію: естьли твой домъ не рай, такъ дорога къ нему. —
«Я говорилъ вамъ, возразилъ Сента-Клеръ съ радостію: что моя Цирцея? васъ навсегда очаруетъ, и это очарованіе никогда неисчезнетъ.»
— Я надѣюсь на это, сказала Лади Роскелинъ: сердце мое ничего не ощущало сладостнѣе этого! — Монтей съ чувствомъ взялъ руки своей жены и матери, и прижалъ къ своему сердцу. Лади Роскелинъ проливала слезы. — Сынъ мой! милая дочь! сказала она имъ: сколько долго не знала я истиннаго щастья! Вѣчность, кажется, не можетъ загладить моего поступка! —
«Эта давно уже прошло, сказалъ Монтей: и я позабылъ прошедшее; тѣ, которые привыкли къ материнской нѣжности, не могутъ чувствовать ея цѣну, сколько я чувствую.»
Поцѣловавъ дѣтей своихъ, онъ представилъ Рандольфа, какъ знаменитаго героя, а Жамеса какъ воина, который съ честію въ первый разъ сражался. Сент-Клеръ вытянувшись, сказалъ отцу своему, что онъ также готовъ сражаться. Графъ Роскелинъ, еще слабый, прибылъ съ друзьями Сент-Клера, и участвовалъ въ ласкахъ и поздравленіяхъ, и Лади Роскелинъ была очарована и удивлена дружбою братьевъ. Всѣ сѣли на лошадей и присоединились къ арміи, которая отдыхала, чтобъ войти въ лучшемъ порядкѣ въ столицу.
Амбруазина и ея дѣти вошли въ ряды войска, чтобъ благодарить храбрыхъ воиновъ Монтея. Жители Кинталя обрадовались Госпожѣ своей; они окружили ее съ рукоплесканіями и выражали радость повторяемыми восклицаніями; она cъ трудомъ могла заставить ихъ на минуту замолчать.
«Храбрые друзья мои! сказала она имъ: я не могу выразить всей моей признательности за ревность, которую вы оказали моему возлюбленному Монтею во время сраженія при Саркѣ; но будьте увѣрены, что этого не забуду никогда, и что я буду находить единственное удовольствіе, занимаясь вашимъ благополучіемъ! Правосудіе нашего добраго Государя отмѣнило приговоръ, заключившій, насъ на Барро, и потому, друзья мои, вы насъ будете часто видѣть въ Кинталѣ, гдѣ мы проведемъ нѣсколько времени; вы найдете во мнѣ истинную мать, готовую всегда помогать вамъ, и которая проситъ васъ прибѣгать ко мнѣ въ случаѣ бѣдности, болѣзни и во всѣхъ обстоятельствахъ, гдѣ дружба можетъ быть полезна. Я вижу съ удовольствіемъ, что немногіе изъ васъ погибли въ сраженіи; но жены и дѣти тѣхъ, которые погибли на полѣ чести, не будутъ имѣть ни въ чемъ недостатка. А вы, дѣти мои! подите успокоиться въ нѣдрахъ семейства. Я знаю собственнымъ опытомъ, сколь пріятна та минута, въ которую увидѣлъ свою супругу и дѣтей послѣ столь опаснаго отсутствія.»
Радостные крики снова наполнили воздухъ. Монтей представилъ мать свою солдатамъ, и благородная Лади Роскелинъ получила такое почтеніе, которое польстилося гордому сердцу.
— Да здравствуетъ мать нашего благороднаго Начальника! кричали со всѣхъ сторонъ: да здравствуетъ давшая жизнь храбрѣйшему и наилучшему изъ людей достойной отрасли знаменитыхъ фамилій Монтея и Роскелина! —
«Посмотрите, говорили многіе изъ воиновъ, видя ее идущею: посмотрите, какъ Начальникъ на нее похожъ: та же благородная походка, такіе же большіе черные глаза и брови. Да здравствуетъ мать храбраго Сент-Клера!»
Лади Роскелинъ не имѣла во всю жизнь свою такихъ чувствъ, какія имѣла въ сіи минуты. Щастіе матери, которая слышитъ похвалы сыну, есть самое величайшее благополучіе; она забыла свои гордости, и сама благодарила воиновъ съ чрезвычайною чувствительностію; дала солдатамъ Монтея такое же обѣщаніе, какъ Амбруазина жителямъ Кинталя. — Я должна это сдѣлать, сказала она: въ память моего отца и брата; изъ любви къ моему сыну отнынѣ я хочу быть вашей матерью. —
Радостные крики снова повторились, когда она умолкла. Монтей сказалъ воинамъ: «Мастушка предупредила меня въ исполненіи моей должности; но я радуюсь, что дочь и сестра знаменитыхъ Монтеевъ, которая родилась при семъ, захотѣла быть вашею покровительницею; она мнѣ доставитъ чрезъ то способъ засвидѣтельствовать мою признательность храбрымъ островитянамъ, друзьямъ и вѣрнымъ товарищамъ въ моемъ изгнаніи, которымъ я столько обязанъ, что вѣчно того не забуду.»
Островитяне также изъявили живѣйшую признательность и любовь къ фамиліи Монтея. Всѣ Начальники старались подражать Монтею, они обѣщали своимъ вассаламъ, отпуская ихъ, дружбу, покровительство и особенныя попеченія о семействахъ погибшихъ на сраженіи. Потомъ они отправились въ совершенномъ порядкѣ въ столицу, тутъ вся армія разтянулась, передъ Дворцомъ. Самъ Король ожидалъ ихъ на балконѣ, и изъявилъ свою благодарность. Начальники пошли потомъ отдать ему свое почтеніе. Онъ ихъ принялъ съ отличіемъ, которое заслуживало ихъ мужество, особливо Рандольфа, которой представленъ какъ побѣдитель Магнуса Рыжаго и избавитель Короля и отчества.
При выходѣ изъ Дворца Лордъ Рокелинъ сказалъ своему брату, что ему надобно ѣхать въ свой Замокъ, откуда не имѣлъ извѣстія во все время своей отлучки; онъ столь нетерпѣливо желалъ увидѣть дочь свою и освѣдомиться о своей супругѣ, что Монтей не могъ его, удержать, но онъ заставилъ его дать, обѣщаніе возвратиться какъ можно скорѣе въ Монтей. «Я хочу, сказалъ Сент-Клеръ: объявить тебѣ важную тайну, коей не могу долго откладывать.» Лордъ Жонъ, ничего, не подозрѣвая и думая, что онъ говорилъ это о бракѣ Зины и Рональдзы, обѣщался непремѣнно пріѣхать; онъ въ томъ увѣрился еще болѣе, когда Монтей, не могши самъ ѣхать съ своимъ братомъ въ Роскелинъ и не желая оставлять его одного по причинѣ слабаго его здоровья, просилъ Лорда Рональдза ему сопутствовать "Я буду спокойнѣе, сказалъ онъ, «когда оставлю при немъ друга.» Рональдза былъ чрезвычайно радъ этому порученію, которое приближало его къ Матильдѣ, и Лордъ Жонъ, видя, въ немъ будущаго племянника, принялъ его съ удовольствіемъ, и они вмѣстѣ отправились.
Матильда, узнавши отъ курьера посланнаго Королемъ о побѣдѣ, ожидала всякой день пріѣзда своего отца, къ ея нетерпѣнію присоединилось еще желаніе узнать подробнѣе о войнѣ, не убитъ ли кто изъ ея знакомыхъ. Слабость и мрачная меланхолія ея матери съ каждымъ днемъ умножалась. Запершись въ своей комнатѣ, она никого къ себѣ не пускала, даже сама Матильда по цѣлымъ днямъ ее не видала. И такъ она имѣла свободное время предаваться печальнымъ мечтаніямъ, молиться и прогуливаться въ уединенномъ паркѣ, съ намѣреніемъ забыть Роналѣдзу, который безпрестанно занималъ ея мысли. Съ того времени какъ она ожидала своего отца, всякое утро и вечеръ всходила на башню и смотрѣла на дорогу къ Эдинбургу, ожидая кого-нибудь увидѣть.
Наконецъ въ одинъ день облако пыли подало ей нѣкоторую надежду; она смотритъ, и скоро примѣчаетъ двухъ всадниковъ. Перья волнуются на ихъ шлемахъ, позлащенныя шпоры блестѣли отъ солнца, и на обоихъ бѣлые шарфы, они ѣдутъ рядомъ; эти два воина….. одинъ… отецъ ея: она его узнала и сердце ея бьется отъ радости… но другой…. Не уже ли Рандольфъ?… нѣтъ, отъ не покажется въ домѣ, гдѣ живетъ Графиня. Между тѣмъ они, еще ближе…. уже на мосту, тогда съ высоты башни Матильда различаетъ бѣлокурые волосы и узнаетъ черты Рональдзы. Какая нечаянность! какая радость! Трепеща сходитъ съ башни, бѣжитъ на дворъ, и находится уже въ объятіяхъ отца; теперь она не думаетъ ни о чемъ другомъ, кромѣ щастія, что его видитъ, но поражена его блѣдностію и слабостію. Онъ ей разсказываетъ о своей ранѣ, о попеченіяхъ брата, племянника и друзей. «Лордъ Рональдза, сказалъ онъ, представляя его своей дочери, помогалъ мнѣ во время болѣзни; онъ хотѣлъ мнѣ сопутствовать; и я прошу тебя, принять его какъ друга твоего отца.» Матильда плакала при повѣствованіи объ опасности его и въ то же время, съ признательностію смотрѣла на Лорда Рональдзу, улыбалась и онъ едва могъ скрыть свое восхищеніе, что увидѣлъ ее, и его взоры показывали Матильдѣ, что онъ не любилъ Зину. Они вошли въ Замокъ, Графъ пошелъ къ своей супругѣ и оставилъ своей дочери попеченіе о угощеніи своего гостя; она осталась одна съ Рональдзою, и ихъ взаимное. замѣшательство заставило хранить молчаніе. Наконецъ она прервала его, спрашивая его о своей бабушкѣ, теткѣ, сестрѣ и щастливомъ Рандольфѣ. «Не онъ ли болѣее всего васъ занимаетъ?»' сказалъ Рональдза вздохнувъ.
— Онъ безъ сомнѣнія занимаетъ меня, но для чего называете вы его щастливымъ? —
"Потому что онъ таковъ, и достоинъ быть щастливѣйшимъ изъ людей; все ему удается: они спасъ Короля, побѣдилъ Магнуса и болѣе всего этого… онъ долженъ быть супругомъ Матильды! Ахъ! Небо свидѣтель мнѣ, что я не завидовалъ ему ни въ какомъ благополучіи…. Но это…. О щастливый, тысячекратно, щасгаливый Рандольфъ! —
«А знаете ли вы, сказала Матильда покраснѣвъ и потупивъ глаза: сдѣлаетъ ли этотъ бракъ его щастливымъ, и буду ли я также щастлива? Онъ еще нерѣшенъ, и… Кто вамъ сказалъ, что батюшка имѣетъ такое намѣреніе, прошу васъ?»
— Онъ самъ; онъ ни о чемъ другомъ и не говорилъ со мной дорогою; онъ не предвидитъ никакого препятствія. —
«Какъ! неуже ли не говорилъ вамъ о Зинѣ? Это нехорошо; онъ могъ бы также сказать вамъ нѣсколько словъ и о вашемъ бракѣ.»
— О моемъ бракѣ! что вы хотите сказать? —
«Развѣ вы не помолвлены съ моею двоюродною сестрицею Зиною? Къ чему такая скромность и удивленіе!»
— Кто вамъ сказалъ, сдѣлайте милость?
«Кто! самъ батюшка. Я вижу, что это правда, по вашему смущеніе, вы покраснѣли?»
— Ваша правда! сказалъ Рональдза: прежде нежели я увидѣлъ Матильду, я думалъ, что люблю Зину, и просилъ ея руки…. —
Онъ остановился смѣшавшись, что отнрылъ тайну. Матильда, больше смущенная, нежели онъ, его излишнею довѣренностію, сказала ему запинаясь: «И такъ, для чегожъ?…»
— Зина мнѣ отказала, я не имѣлъ щастія ей понравиться, и чувствую, что она имѣла на то причину. —
"Это не возможно, " сказала Maтильда. Она остановилась, смѣшавшись отъ словъ, которыя выговорила.
Лордъ Рональдза упалъ къ ея ногамъ. — Что я слышу! сказалъ онъ: возможно ли, Матильда! кто повѣритъ, чтобъ я могъ быть любимъ! Ахъ! естьли для того, чтобъ ей понравиться, должно обожать ее, то кто можетъ больше меня въ томъ быть увѣренъ. —
Смущенная и растроганная Матильда ничего не отвѣчала, и не отнимала руки своей, которую онъ покрывалъ поцѣлуями. Въ эту минуту они услышали шаги Графа Роскелина; Лордъ Рональдза; всталъ, а Матильда побѣжала на встрѣчу къ своему отцу; онъ былъ столько смущенъ, что не примѣтилъ замѣшательства своей дочери. «Поди къ матери, сказалъ онъ ей: она имѣетъ нужду въ твоихъ попеченіяхъ; постарайся ее успокоить.»
Чрезвычайная перемѣна Елеоноры поразила ея мужа, и заставила его затрепетать, онъ ее очень любилъ, чтобъ не быть тронутымъ, видя слѣдствія ея болѣзни въ столь короткое время; онъ подошелъ къ ней съ нѣжностію, изъявилъ свою горесть о ея положеніи, просилъ ее забыть непріятности, бывшія между ими до его отъѣзда,
— Какъ я могу это забыть, сказала она съ бѣшенствомъ: фамилія Монтея заражаетъ воздухъ, коимъ я дышу; даже въ своей комнатѣ я слышу шумные крики о ихъ побѣдахъ, этотъ Рандольфъ, гордой щастливецъ, незаконный сынъ Сент-Клера Мак-Крея, сдѣлался любимцемъ Короля, и тиранъ ему обѣщаетъ, какъ говорятъ, руку моей дочери, я скорѣе погибну вмѣстѣ съ нею, нежели соглашусь на такое безчестіе* —
Лордъ Жонъ ужаснулся, видя, что эта ненависть и жестокость усилились въ ней еще болѣе; онъ хотѣлъ успокоить ея бѣшенство и поговорить съ нею голосомъ разума. «Елена, сказалъ онъ ей, знаешь ли ты, съ какимъ благородствомъ Монтей уступилъ мнѣ имѣніе, которое ему принадлежало по признанію матушки; ты сама была увѣрена, что онъ сынъ ея, а мой братъ: по чему же теперь называешь его Мак-Креемъ? что касается до Рдндольфа, то онъ мнѣ клялся, что его рожденіе законное, этотъ храбрый молодой человѣкъ сдѣлался героемъ; ему мы обязаны выигрышемъ сраженія; безъ него я бы лишился жизни; могуль я чемъ инымъ заплатить ему, какъ не рукою Матильды? Я уже рѣшился.»
— Какая подлость! вскричала она съ горячностію: лучше бы ты умеръ, нежели былъ ему одолженъ жизнію. Съ какою бы радостію я погибла, естьли бы только могла, умирая, истребить весь родъ Монтея! —
Лордъ Роскелинъ отворотился отъ нее съ ужасомъ. «Такъ! сказалъ онъ самъ себѣ: болѣзнь, даже приближеніе смерти, ничто не можетъ укротить ея мстительнаго характера.» Она была стола разъярена, что онъ, опасаясь прежней ужасной сцены, оставилъ ее.
— Ты меня оставляешь, сказала она ему, видя его выходящимъ: всѣ меня покинули! — При сихъ словахъ съ ней сдѣлались конвульсіи, которымъ она была подвержена. Графъ испугавшись ушелъ и послалъ къ ней дочь, которая старалась ей помочь съ обыкновенною ласкою и осталась съ нею весь вечеръ. Возвратясь въ свою комнату, она стала на колѣни предъ Всевышнимъ, прося Его о своей матери, о себѣ и Лордѣ Рональдзѣ. «Боже! сказала она: естьли Тебѣ не угодно, чтобъ я его забыла, когда Ты его сюда привелъ; онъ меня любитъ и не женится на сестрѣ моей; Боже мой! сдѣлай, чтобъ, любя его, я могла повиноваться отцу моему!» Послѣ сего она легла въ постелю; поутру пришла къ своей матери, но она ее не пустила. Матильда угощала гостя, но въ присутствіи Графа; взгляды только Лорда Рональдзы показывали страсть его. При концѣ завтрака Графъ говорилъ объ возвращеніи въ,Эдинбургъ и въ Замокъ Монтей, какъ къ великому его удивленію отворились двери залы, и Графиня Елеонора вошла. Больше мѣсяца какъ она не выходила изъ своей комнаты, и потому она шла трепещущими шагами. Матильда вскричала: «Боже! матушка!» и побѣжала поддержать ее. Графъ былъ недвижимъ отъ удивленія, и Лордъ Рональдза, которой видѣлъ ее въ первой разъ, едва могъ повѣрить, чтобъ это была та женщина, которой красоту столько хвалили; однако же, не смотря на ея страшную блѣдность, можно было еще видѣть совершенную правильность чертъ лица ея; физіономія ея не была обезображена гнѣвомъ, она имѣла еще прелести, которымъ съ трудомъ можно было противиться; въ эту минуту, при ея выраженіи тихомъ и пріятномъ, не можно было подозрѣвать, чтобъ это была вчерашняя фурія.
Она взяла за руку дочь свою, и подошедши съ важностію и достоинствомъ, просила своего мужа представить ей Лорда Рональдзу. «Я знаю отъ Матильды, сказала она: сколько онъ заботился о твоей pанѣ, и также по принимаемому въ тебѣ участію; онъ согласился проводить тебя сюда; я хочу сама засвидѣтельствовать ему свою признательность.» Лордъ Жонъ смотрѣлъ на нее съ удивленіемъ, и не понималъ сей женщины, незадолго передъ тѣмъ бывшей въ такомъ бѣшенствѣ; очарованный ея поступками, онъ находилъ ее столь же прекрасною; какъ она была прежде. Матильда обратила свои прекрасные глаза къ небу. Богъ меня услышалъ, думала она: милосердый Богъ, Котораго никогда не призываютъ понапрасну. Онъ сжалился надъ бѣдною Матильдою, и возвратилъ ей мать и Лорда Рональдзу. Послѣдній отвѣчалъ на учтивость Графиии съ пріятостію. Она сѣла, и продолжала разговоръ съ легкостію объ разныхъ предметахъ; говорила, что она надѣется, что Графъ и Лордъ Рональдза останутся на нѣкоторое время въ Роскелинѣ, чтобъ отдохнуть послѣ военныхъ трудовъ. Лордъ Жонъ, очарованный нечаянною перемѣною, былъ далекъ, чтобъ подумать объ отъѣздѣ, онъ наслаждался щастіемъ, найдя жену свою возвратившеюся къ человѣколюбивымъ чувствамъ, отъ которыхъ она была удалена столь долгое время; но слабое ея здоровье возмущало его спокойствіе и препятствовало ему ѣхать. Она была слаба и больна и не могла долго оставаться съ своими друзьями, развѣ только на нѣсколько минутъ, но въ эти минуты все сохраняла свою ласковость и любезность: она старалась въ разговорахъ избѣгать всего, что касалось до Монтея, и ея мужъ съ своей стороны, надѣясь всего отъ времени и настоящаго разположенія своей жены, боясь раздражить ее снова, молчалъ объ этомъ предметѣ, не оставляя однакожъ своего намѣренія. Лишь бы только она согласилась ихъ видѣть, думалъ онъ: то скоро полюбила бы ихъ подобно матушкѣ и мнѣ.
Матильда, восхищенная благосклонностію своей матери, не оставляла ее, между тѣмъ имѣла больше случаевъ разговаривать съ Лордомъ Рональдзою; она была слишкомъ откровенна, чтобъ скрыть отъ нее свои чувствованія; но въ то же время говорила ему съ твердостію, что никогда не ослушается своего отца. Лордъ Рональдза просилъ у нее позволенія отнестись въ томъ къ нему, но Матильда, будучи увѣрена, что ему откажутъ, просила его отложить это намѣреніе и начать ихъ дѣло чрезъ двоюроднаго ея брата Рандольфа. "Онъ совсѣмъ меня не любитъ, говорила она: онъ съ трудомъ согласился видѣть меня по желанію бабушки; но васъ онъ любитъ и безъ сомнѣнія будетъ споспѣшествовать вашему щастію. Лордъ Рональдза, не сомнѣваясь въ великодушіи своего друга, согласился съ мнѣіемъ Матильды.
По прошествіи щастливыхъ трехъ недѣль письмо отъ Сент-Клера, посланное съ вѣстникомъ, напомнило Лорду Роскелину о его обѣщаніи, и извѣщало, что его ожидали въ Монтеѣ для важнаго дѣла, и что братъ просилъ его не отлагать этого возвращенія; онъ также просилъ его привести съ собой Матильду; но мать просила его не отступно оставить ее, и Матильда сама боялась отъ нее удалиться, на что Лордъ Жонъ и согласился. Онъ отправился на завтра съ Лордомъ Рональдзою, обѣщая женѣ своей скоро возвратиться; простился съ дочерью, напомня ей о ея обѣщаніи, — Матильда, сказалъ онъ ей, пожимая у ней руку: вспомни то, что ты мнѣ обѣщала въ первой мой отъѣздъ; не давай обѣщаніе безъ моего согласія, и чтобы я нашелъ тебя покорною и послушною; даешь ли теперь мнѣ это обѣщаніе? —
«Даю, батюшка! сказала она ему, цѣлуя у него руку: я вамъ клянусь, и увѣрена, что вы никогда не захотите несчастія своей дочери.»
Лордъ Рональдза съ трудомъ могъ разстаться съ ней и сказать ей прости; слезы оросили его глаза и больше тронули Матильду, нежели слова. Графиня простилась съ нимъ съ учтивостію, и сказала ему, что она надѣется скоро увидѣть его въ Роскелинѣ.
Лордъ Рональдза подумалъ самъ въ себѣ: она не хороша, но и зла; хотя мнѣ такъ объ ней и говорили, но для меня она мать Матильды, и можетъ быть я въ ней найду подпору. Онъ поцѣловалъ у ней руку, потомъ у Матильды и оставилъ ихъ съ сердцемъ, наполненномъ любви и надежды.
Пріѣхавши въ Эдинбургъ, онъ получилъ отъ Короля нѣкоторыя порученія вразсужденіи распущенія войскъ, почему онъ оставилъ Лорда Жона одного продолжать путь къ Замку Монтея.
ГЛАВА XIV.
правитьЛишь только посланный Сент-Клера увѣдомилъ его, что братъ его хотѣлъ быть, то онъ поѣхалъ съ сыновьями и друзьями, своими къ нему на встрѣчу. Пріѣхавши въ Замокъ, Графъ очень удивился пріему, для него приготовленному: всѣ крестьяне Монтея въ военной одеждѣ стояли въ два ряда во всю длину пути къ Замку; музыканты присоединяли звуки своихъ инструментовъ къ ихъ радостнымъ восклицаніямъ; при дверяхъ церкви, которая была также на пути, почтенный отецъ Томасъ съ своею братіею просилъ ихъ войти туда и тотчасъ запѣли тамъ: Тебе Бога хвалимъ!
При большихъ дверяхъ Замка, на верьху коихъ находился позлащенный орелъ, Графъ былъ встрѣченъ прекрасною Амбруазиною, которая обняла его со всею нѣжностію сестры. «Братецъ! сказала она ему: для чего вы не привезли съ собою дочь вашу Матильду? Ее только одной недостаетъ для этого радостнаго дня.»
— Любезная сестрица! отвѣчалъ ей Графъ: приказанія матери остановили ее; да и она сама не пожелала оставить ее. Я не хотѣлъ ихъ разлучить; моя Елеонора перемѣнилась и тѣломъ и сердцемъ: чего она лишилась въ красотѣ, то опять нашла въ добротѣ сердца; Небо сдѣлало это чудо. —
«Благодареніе Ему за то! сказала Амбруазина: красота ея возвратится вмѣстѣ съ здоровьемъ, спокойствіемъ сердца и нашею дружбою; нѣжность дѣтей ея поможетъ ей въ теперешнемъ положеніи: Елеонора также щастливая мать.»
— Матильда, отвѣчалъ Лордъ: соединяетъ все, что можетъ сдѣлать щастливою, и заставитъ гордиться всякую мать. —
"И Рандольфъ ей ни въ чемъ не уступаетъ, " отвѣчала Амбруазина.
Графъ, видѣвшій съ этихъ словахъ увѣреніе въ бракѣ своей дочери съ племянникомъ, съ восхищеніемъ поцѣловалъ руку своей невѣстки. — Рандольфъ, сказалъ онъ: найдетъ во мнѣ втораго отца, и будетъ у меня на мѣсто дѣией, коихъ я лишился. —
Они были въ это время у дверей большой залы, гдѣ ожидала ихъ Лади Роскелинъ; она съ нѣжностію и радостію цѣловала своего втораго сына.
Чрезъ нѣсколько времени былъ поставленъ пышный обѣдъ; кубокъ переходилъ изъ рукъ въ руки; Монтей сидѣлъ между братомъ своимъ и Рандольфомъ. Когда подали десертъ и всѣ слуги вышли, онъ наполнилъ самымъ лучшимъ виномъ золотой кубокъ. «За нашу братскую дружбу! сказалъ онъ Лорду Жону: да продлится она во всю жизнь нашу и перейдетъ къ дѣтямъ! да будетъ этому доказательствомъ совершенное забвеніе всѣхъ нашихъ печалей!» Выпивъ половину кубка, онъ подалъ его своему брату. Роскелинъ взялъ его и выпилъ, повторивши его слова. Тогда Монтей, обратившись къ своей матери, "простите матушка, сказалъ онъ: естьли я сдѣлаю вамъ тягостное воспоминаніе. Помните ли вы стараго Андревса? здѣсь въ этой самой, залѣ вспоминаете ли вы слова его? "
— Совершенно, отвѣчала она: и въ эту самую минуту его предсказаніе представлялось моимъ мыслямъ; вотъ музыка и радостныя крики, раздающеся въ залахъ Замка Монтея, вотъ орлята, возвратившіеся въ гнѣздо, изъ коего они были изгнаны, вотъ непріятели, пьющіе вмѣстѣ изъ кубка дружбы! —
«И вотъ, сказалъ Монтей, вставши и ударивъ по плечу Рандольфа и обратившись къ Лерду Роскелину: вотъ сынъ твой и наслѣдникъ, котораго я тебѣ представляю! Да будетъ онъ неразрывною цѣпію нашей вѣчной дружбы.» Лордъ Роскелинъ, думая еще, что ему представляли зятя, протянулъ ему руку, говоря съ веселостію: — возьми ее, сынъ мой, въ ожиданіи, пока я не вручу тебѣ въ церкви руки Матильдиной. — Рандольфъ не бралъ руки Графа; но вставъ, сказалъ съ твердостію: «Дядюшка! я хочу почитать и любишь васъ, какъ втораго отца, а Матильду кaкъ любимую сестру; но не могу ничего болѣе сдѣлать, — я никогда не женюсь: мое единственное желаніе есть посвятить жизнь свою отечеству и Государю. Батюшка! не принуждайте меня, прибавилъ онъ, пожимая руку Сент-Клера: и познольте мнѣ ѣхать въ армію.»
— Я не отецъ твой, сказалъ Монтей съ выраженіемъ нѣжнымъ и печальвымъ: я имѣю къ тебѣ эти чувства, и неболѣе тебя люблю троихъ дѣтей моихъ; но уже время открыть истину: Рандольфъ! ты не мой сынъ. —
Молодой человѣкъ горестно вскрикнулъ и закрылъ лице руками, положивши на столъ голову. «Рандольфъ не сынъ твой! вскричалъ Роскелинъ: великій Боже! ктоже таковы щастливые его родители? Но безъ сомнѣнія они уже не существуютъ, потому что онъ самъ, ихъ не знаетъ, ктобъ могъ быть отцемъ такого сына и имъ гордиться? Не ввѣренъ ли онъ тебѣ въ дѣтствѣ? не уже ли рожденіе его тайна?»
— Родители его еще живы, сказалъ Монтей: скажи мнѣ, братецъ, какъ ты думаешь, будутъ ли они довольны сыномъ, котораго я имъ возвращу? —
«Я думаю, сказалъ Лордъ Роскелинъ, что они будутъ очень щастливы. О, естьлибъ было возможно!… Но нѣтъ! тщетная надежда! — Смерть и разбойники не возвращаютъ своей добычи! — Но скажи мнѣ, братецъ, заклинаю тебя Небомъ, откуда получилъ ты это сокровище? кто тебѣ вручилъ его?»
— Это я, я, сказалъ Сиръ Александръ: и мой младшій братъ Рандольфъ Мак-Грегоръ, которой любилъ его, далъ ему свое имя и все имѣніе свое по смерти. —
«И такъ онъ вашъ сынъ, или его?» спросилъ Лордъ Жонъ.
— Ни того, ни другаго: онъ былъ нашъ плѣнникъ. Мы похитили его столь маленькимъ, что онъ не могъ еще ничего помнить о своей фамиліи; мы отдали его Сент-Клеру, которой усыновилъ его противъ воли своей, но потомъ полюбилъ его какъ сына. —
"Вы похитили его! сказалъ съ живостію Лордъ: заклинаю васъ Небомъ, Сиръ Александръ! гдѣ и когда вы его похитили?…. Но нѣтъ…. это не возможно….
Во время этото разговора Рандольфъ оставался все въ одномъ положеніи и казался неподвижнымъ; но вдругъ всталъ. — На что мнѣ знать, сказалъ онъ: кому долженъ я нещастнымъ моимъ существованіемъ. Ахъ! естьли Монтей не признаетъ меня своимъ сыномъ, то я не желаю имѣть другаго отца; свѣтъ для меня открышъ, и я оставляю навсегда Шотландію. —
«Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ Роскеликъ: благородный Рандольфъ! кто бы ты ни былъ, я равномѣрно принимаю тебя своимъ зятемъ, только желаю знать твое настоящее имя, чтобы исполнить мое обѣщаніе и назвать тебя сыномъ.»
— И такъ, сказалъ Монтей съ сильнымъ выраженіемъ: назови его своимъ сыномъ, ибо онъ одолженъ тебѣ жизнію. Имя его есть Монтрозъ Роскелинъ, старшій твой сынъ и наслѣдникъ, который былъ у тебя похищенъ на границахъ Англіи не разбойникани, но друзьями моими, въ движеніи безразсуднаго усердія, которое я сначала не одобрилъ; разныя причины заставили меня удержать его и воспитывать какъ роднаго своего сына. Я возвращаю его тебѣ, не переставая быть по прежнему отцемъ. —
Лордъ Роскелинъ отъ удивленія не могъ произнесши ни слова, и чувствовалъ себя готовымъ упасть въ обморокъ; Лиди Роскелинъ, не менѣе его пораженная, скоро подошла къ Рандольфу, и взявши его правую руку «естьли онъ Мотярозъ, естьли онъ внукъ мой! вскричала она: то рука эта должна быть красна какъ кровь отъ кости до локтя.»
— У него есть этотъ знакъ, — сказалъ Монтей, приподнявши рукавъ одежды Рандольфа. Молодой человѣкъ не противился; онъ положилъ голову на плечо Сент-Клера и зарыдалъ; природа не говорила еще въ его сердцѣ, и онъ не чувствовалъ ничего, кромѣ печали, что не былъ сыномъ Монтея, Лордь Роскелинъ, пришедши въ себя отъ изумленія, схватилъ руку сына своего и прижалъ ее къ груди своей, повторяя имя Монтроза; Лади Роскелинъ упала безъ чувствъ въ объятія Зины, которая въ первый ранъ еще, читая въ своемъ сердцѣ, тайно благодарила Небо, что Рандольфъ не былъ ея братъ.
Эта мысль не представилась еще молодому человѣку; онъ оставался тутъ какъ пораженный громомъ, стоялъ сложа руки и устремивъ глаза въ землю, и перемѣнившись въ лицѣ: онъ былъ въ ужасномъ онѣмѣній. Отецъ протянулъ къ нему руки, произнося имя Монтроза, но онъ не видалъ его, не слыхалъ и не сдѣлалъ никакого движенія. «О, Монтей! вскричалъ Лордъ Жонъ съ отчаяніемъ: я простилъ бы тебѣ все, кромѣ того, что ты похитилъ у меня любовь сыновнюю.»
— Нѣтъ, нѣтъ! сказалъ Сиръ Александръ: не вѣрьте этому, нашъ Рандольфъ будетъ для васъ нѣжнѣйшимъ сыномъ. Простите первой минутъ замѣшательства и удивленія; онъ не видитъ, не слышитъ ничего и не знаетъ, гдѣ онъ; но мы отвѣчаемъ за его сердце, ибо сами его образовали, Радуйся, Роскелинъ! Вмѣсто женоподобнаго придворнаго мы возвращаемъ тебѣ юношу, воспитаннаго на скалахъ Барро, такъ крѣпкаго, какъ они; избавителя своего Короля, надежду своего отечества. Естьли онъ былъ нѣжно воспитанъ въ глазахъ матери, то знали ли бы въ будущихъ временахъ, что ты имѣлъ сына? —
«Ахъ! сказалъ Роскелинъ: ты говорить какъ герой, а я чувствую какъ отецъ, — сынъ мой любилъ бы меня.»
При этихъ трогательныхъ словахъ Амбруазина примѣтила, что время уже было поговорить сердцу молодаго человѣка; она подошла къ нему, и обнявши, сказала тихимъ голосамъ: — Приди въ себя, сынъ мой, милый Рандольфъ! уступи сладкому гласу природы; онъ долженъ быть слышимъ въ такомъ сердцѣ, какъ твое; поди въ объятія отца, давшаго тебѣ жизнь, и къ ногамъ доброй бабушки, которая имѣла попеченіе о твоемъ дѣтствѣ. Щастливый молодой человѣкъ! для тебя удвоены самыя сладостныя чувства природы; отецъ Зины не всегдали будетъ твоимъ отцемъ? и мать ея не будетъ ли также твоею матерью? —
Какъ бы волшебная сила; такъ это слово извлекли Рандольфа изъ онѣмѣнія, въ которое онъ казался погруженнымъ; слезы его текли ручьями. "Боже! сказалъ онъ, пожимая руки Амбруазины: «я все сынъ вашъ, и могу безъ преступленія обожать 3ину!» Онъ побѣжалъ броситься къ ногамъ Графа. «Прости твоему сыну, сказалъ онъ ему: первую минуту смущенія, дай ему твое благословеніе; да будетъ онъ твоимъ сыномъ, щастливымъ сыномъ, не преставая имъ быть у Монтея и Амбруазины, пусть Зина сдѣлается также твоею дочерью!»
— Это мое сердечное желаніе, — вскричалъ Лордъ Жонъ въ радостномъ восхищеніи, обнимая своего сына. Быстрѣе молніи молодой человѣкъ бросился на колѣнй передъ своею бабушкою, которая приходила въ себя и слабо произносила имя Монтроза. Зина скрыла свое смущеніе и радость, помогая ей. Лади Роскелинъ прижала къ груди обѣихъ внучатъ своихъ; щеки ихъ дотронулись, и это чувство, столь жестокое и сладостное, которое ощущалъ Рандольфъ, приближаясь къ Зинѣ, когда онъ почиталъ ее сестрою, сдѣлалось для него теперь пріятнымъ.
Лади Роскелинъ не могла на него насмотрѣться, и приподнимая рукавъ его одежды, повторяла: «Это онъ, точно онъ, тотъ милый Монтрозъ, которой стоилъ мнѣ столько слезъ! Ахъ, Монтей! ты отмстилъ за себя; но я очень была виновна, и эта минут все загладила».
— Сударыня! сказалъ Сиръ Александръ: Монтей ничѣмъ невиноватъ въ этомъ дѣлѣ. Лордъ Роскелинъ, помните ли вы Шотландскихъ монтаньяровъ, которые приходили съ приказаніемъ Сент-Клера о деньгахъ на Карнежіо? —
«Я ихъ помню, сказалъ Лордъ Жонъ: я очень грубо съ ними поступилъ; они хорошо мнѣ за то отплатили, и я всегда подозрѣвалъ ихъ, что они казались…»
— Вы не обманулись, отвѣчалъ Сиръ Александръ: это былъ братъ мой Рандольфъ Мак-Грегоръ и восемь изъ нашихъ изгнанныхъ друзей. Никогда не оскорбляли безъ наказанія Мак-Грегоровъ, а наипаче гордаго Рандольфа. Случай допустилъ ему встрѣтиться съ коляскою вашей матушки, возвращавшей вамъ сына, и слишкомъ живо подстрекнулъ его, чтобы онъ могъ тому воспротивиться; я былъ съ нимъ, вошелъ въ его виды, и мы похитили дитя, которое братъ мой увезъ въ Барро, съ намѣреніемъ хранить его какъ залогъ, естьли покусятся на жизнь или свободу Сент-Клера. Я долженъ сказать, вамъ, что онъ одинъ только хулилъ нашъ поступокъ, и хотѣлъ, чтобы вамъ возвратили сына безъ всякихъ условій; но какъ онъ одинъ быль этого мнѣнія, то мы превозмогли его, мы дали клятву хранить дитя и тайну; и исполнили это. —
"Мы рѣшились, прибавилъ Гамильтонъ: сдѣлать сына твоего нашимъ другомъ залогомъ примиренія; мы воспитали его съ величайшимъ попеченіемъ, и онъ соотвѣтствовалъ нашему ожиданію выше всякой надежды. Сент-Клерръ былъ отцемъ его, а мы всѣ друзьями и наставниками. Одни въ тѣлесныхъ упражненіяхъ, другіе же въ образованіи ума его; ничто не было оставлено; мы гордились нашимъ воспитанникомъ, а ты долженъ гордиться сыномъ.
Долгое время говорили объ этомъ предметѣ, о воспитаніи, полученномъ Рандольфомъ, причинахъ, заставившихъ Сент-Клера отлагать возвращеніе его фамиліи, и наконецъ о намѣреніи сочетать его бракомъ съ Зиною; но оно было отложено.
— Думаете ли вы, что супруга ваша согласится на это? сказалъ Монтей: и приметъ ли она своего сына, воспитаннаго Монтеемъ, котораго она ненавидитъ, не зная этого? —
«Должно надѣяться, что природа станетъ говорить въ ея сердцѣ, сказалъ Лордъ Роскелинъ: хочешь ли ты, сынъ мой, чтобы я завтра представилъ тебя твоей матери?»
— Не лучшели ее о томъ предувѣдомить, сказала Амбруазина: въ слабомъ состояніи, въ какомъ она находится это движеніе можетъ ей стоить жизни. —
Графъ одобрилъ эту мысль и рѣшился возвратиться чрезъ нѣсколько дней въ Замокъ Роскелинъ. Будучи еще слабъ отъ своей раны, и слѣдуя первому движенію, онъ хотѣлъ ѣхать завтра, но скоро почувствовалъ, что не могъ этого сдѣлать, и уступилъ желанію провести нѣсколько дней въ спокойствіи въ нѣдрахъ своей фамиліи и съ своимъ сыномъ. Рандольфъ или Монгарозъ вознаградилъ первыя минуты своей холодности выраженіемъ истинной сыновней нѣжности; онъ вспомнилъ вдругъ, что въ Замкѣ были двѣ особы, для коихъ это открытіе было бы величайшимъ щастіемъ, и онъ выпросилъ позволеніе обнять свою кормилицу и молошную сестру Capру и Марію Грантъ. Онъ побѣжалъ туда; и можно судить о ихъ радости. — Восхищеніе кормилицы возвратило ей употребленіе ногъ; надобно было ей показать красную руку, которую она знала лучше всѣхъ. Она не могла устать, смотря на своего любезнаго Монтроза, и повторять, что это онъ; Зина также пришла обнять кормилицу и обѣщать ей, что она будетъ жить съ ними. Молодые любовники пошли потомъ прогуляться въ паркъ. Сколько вещей имѣла она сказать себѣ, и однакожъ сказала одно только слово, повторяемое тысячу тысячь разъ: «Мы уже не оставимъ другъ друга; любезнѣйшая сестра будетъ обожаемою супругою; лучшій изъ братьевъ будетъ любезнѣйшимъ супругомъ!»
Зина съ трудомъ могла простить Монтрозу первую минуту печали, которую онъ ощутилъ, узнавши, что не былъ ея братомъ; онъ самъ едва могъ это понять, ибо все былъ сыномъ Монтея и Амбруазины, и мужемъ своей милой Зины. Онъ разсказалъ ей все, что терпѣлъ, чувствуя, сколь много любилъ ее; а мнѣ казалось, сказала она, что я не довольно еще любила тебя..
По возвращеніи въ Замокъ они нашли, что все было приготовлено къ празднику для всѣхъ крестьянъ. Лордъ Роскелинъ желалъ бы весь свѣтъ сдѣлать свидѣтелемъ своего щастія; онъ разсыпалъ благодѣянія не только въ Замкѣ, но даже въ деревняхъ, которыя зависѣли отъ Монтэя, и далъ пенсію кормилицѣ своего сына.
Вечеромъ Замокъ былъ иллюминованъ; большой столъ былъ поставленъ посреди двора и разставлены бочки съ виномъ к пивомъ; музыканты играли веселыя плясовыя пѣсни, и со всѣхъ сторонъ слышны были восклицанія: «Да здравствуютъ Лорды Роскелинъ и Монтей! да здравствуютъ молодой и храбрый Лордъ Монтрозъ и Зина!» Эти увеселенія продолжались цѣлую недѣлю; послѣ чего Графъ назначилъ на завтра свой отъѣздъ. "Монтрозъ! сказалъ онъ своему сыну: мнѣ пришла мысль взять изъ Эдинбурга твоего друга Рональдза, котораго я тамъ оставилъ; я имѣю нужду въ человѣкѣ, съ которымъ могъ бы говорить о щастіи сына, и въ продолженіи нѣсколькихъ дней, какъ я буду съ нимъ въ разлукѣ, онъ поѣдетъ со мною въ Роскелинъ. Лишь только я приготовлю мать твою принять тебя, то онъ пріѣдетъ къ тебѣ, чтобы привезти какъ можно поспѣшнѣе, туда и Лордъ Монтрозъ, желавшій, чтобы братъ его по оружію сдѣлался дѣйствительно ему братомъ, женившись на Матильдѣ, одобрилъ это намѣреніе, и сказалъ своему отцу, то будетъ сопутствовать ему до Эдинбурга. Вечеромъ, будучи съ нимъ одинъ, онъ сдѣлалъ ему довѣренность о любви своего друга Лорда Рональдза къ сестрѣ своей, и получилъ согласіе отъ отца, которой ни въ чемъ не могъ ему отказать и который самъ почиталъ молодаго Лорда, Рандольфъ радовался, что самъ увѣдомитъ его о такомъ щастіи, и это щастье утѣшало его въ томъ, что оставлялъ на нѣсколько дней Монтея и свою милую Зину.
ГЛАВА XV.
правитьИтакъ на другой день Лордъ Роскелинъ уѣхалъ съ своимъ сыномъ. Пріѣхавши въ Эдинбургъ, они прежде всего пошли въ домъ Лорда Рональдза; его тамъ не было. Люди его сказали, что будетъ около часу, какъ онъ уѣхалъ верхомъ одинъ, сказавши, чтобъ его не дожидались, потому что не знаетъ, скороли онъ возвратится, и что они не знали дороги, по которой онъ поѣхалъ. Эта отлучка перемѣнила намѣреніе Лорда Жона; но Монтрозъ просилъ его позволить ему, какъ уже намѣреніе его перемѣнилось отсутствіемъ ихъ друга, ѣхать съ нимъ въ Роскелинъ. «Это правда, что я страшусь, сказалъ онъ: пріему, которой сдѣлаетъ мнѣ мать моя, и перваго нашего свиданія; но нетерпѣніе увидѣть сестрицу Матильду превозмогаетъ страхъ мой; я нетерпѣливо желаю быть ей вами представленнымъ какъ братъ; подъ этимъ титломъ на замѣнитъ Зину въ моемъ сердцѣ. И Такъ позвольте, любезный батюшка, мнѣ съ вами ѣхать. Матушка, говорите вы, сидитъ въ своей комнатѣ по причинѣ болѣзни; намъ легко будетъ увидѣть прежде нея сестрицу, и я подожду, скрывшись въ ея комнатѣ, того времени какъ вы откроете матушкѣ, что сынъ ея Монтрозъ найденъ: да проститъ она для него Рандольфу!»
Лордъ Роскелинъ, радуясь, что не разлучится съ своимъ сыномъ, согласился на это, и не теряя времени, они продолжали свой путь, погоняя лошадей, чтобы пріѣхать въ Замокъ прежде, нежели запрутъ его, ибо вечеръ уже наступалъ.
Въ продолженіе отсутствія Роскелина добрый нравъ и кротость Елеоноры были до того поддерживаемы, что почли бы ее нѣжнѣйшею матерью; она оказывала дочери своей дружбу и не повидала ее ни на минуту, повторяя безпрестанно, что ей ничего не стоило сдѣлать ее щастливою. Матильда, не привыкшая къ благосклонности своей матери, очень была къ ней чувствительна, и увѣряла ее съ своей стороны, что она можетъ всего ожидать отъ ея дочерней любви.
— И однакожъ, сказала Графиня, обнявъ ее: мы обѣ не будемъ щастливы ты сдѣлаешь мнѣ зятемъ человѣка, котораго я ненавижу, и выйдешь замужъ совсѣмъ не за того, кого любишь. —
«Я, матушка? сказала Матильда покраснѣвъ… Вы думаете… Увѣряю васъ….»
— Не увѣряй меня ни въ чемъ, дочь моя; я прочла въ твоемъ сердцѣ: твое щастье слишкомъ занимаетъ меня, чтобы я не старалась его проникнуть. Я увидѣла въ немъ, что ты любишь Лорда Рональдза, и не удивляюсь тому; но, бѣдное дитя! какъ жестоко думать, что тобою пожертвуютъ властолюбію твоей бабушки, которая любитъ теперь только стариннаго своего сына и его ненавистную фамилію! Отецъ твой уступилъ прежде нашимъ желаніемъ; но мать его имъ управляетъ, и ты ни на что не должна надѣяться, кромѣ любви твоей, мужества и моей матерней нѣжности. —
Матильда вздохнула и бросилась въ объятія своей матери. «Это правда, сказала она: я не хочу таить передъ матушкою; Лордъ Рональдза понравился мнѣ съ первой минуты, какъ я его увидѣла, и тщетно сопротивлялась склонности, меня увлекавшей. Онъ признался, что любитъ меня, и я вѣрю этому; но обѣщая, клялась я батюшкѣ не располагать собою безъ его воли. Лордъ Рональдза хочетъ поговорить съ Рандольфомъ; Рандольфъ добръ и великодушенъ, башюшка также: они не захотятъ сдѣлать меня нещастною.»
— Бѣдная дѣвица! сказала Графиня: ты не знаешь, такъ какъ я знаю, этого Монтея. Его любимецъ, сынъ его Рандольфъ, есть незаконнорожденный, хотя онъ и сказалъ отцу твоему противное; но я навѣрное знаю, что онъ не имѣлъ другой законной жены, кромѣ владѣтельницы Кинталя, а Рандольфъ не сынъ Амбруазины: онъ имѣетъ матерью какую нибудь презрительную и неизвѣстную женщину, которую Монтей не смѣетъ назвать. И такъ онъ не имѣетъ никакого права ни на землю Кинталь, ни на Монтей; онъ ничего не имѣетъ, и отецъ хочетъ обогатить его, женивши на единственной дочери своего брата, и ты думаешь, дурочка, что они оставятъ это намѣреніе. Отецъ твой, болѣе управляемый ими, нежели былъ мною, сдѣлаетъ все, что они захотятъ. Онъ не будетъ слушать ни прозьбъ твоихъ, ни слезъ; тебя повлекутъ къ олтарю, и этотъ великодушный Рандольфъ извинитъ себя, говоря также, какъ и ты, что онъ не хотѣлъ слушаться своего отца. Но мать также имѣетъ свои права, и я ихъ употреблю, чтобы сдѣлать вѣрнымъ благополучіе моей милой Матильды; я прошу тебя только, чтобы ты оставила мнѣ тебя руководствовать. —
«Прикажите матушка, что я должна дѣлать?»
— Написать къ Лорду Рональдзѣ, прося его пріѣхать, не теряя времени, — ибо со дня на день отецъ твой можетъ привезти Рандольфа, — но чтобы онъ пріѣхалъ въ этотъ же вечеръ; я отдамъ тебя ему здѣсь въ этой церкви, одинъ изъ Священниковъ сосѣдняго монастыря уже обѣщалъ мнѣ соединить васъ, и когда отецъ твой возвратится съ этимъ ненавистнымъ Рандольфомъ, то найдетъ тебя уже замужнею. —
«О Боже! сказала Матильда: я оскорблю батюшку, преступлю данное мною слово. Писать къ Лорду Рональдзѣ, предлагать ему мою руку… Нѣтъ, матушка! я не должна забывать, чѣмъ я должна батюшкѣ и самой себѣ.»
— Непослушная дочь! безчувственная любовница! вскричала Елеонора, пришедши въ бѣшенство, отъ котораго едва удерживалась въ продолженіе нѣсколькихъ дней: неужели ты хочешь лучше быть невѣрною женою и причинить смерть своей матери? — Матильда затрепетала. — И я также, продолжала Елеонора: даю клятву, что въ тотъ день, въ которой ты выйдешь за Рандольфа, этотъ кинжалъ пронзитъ сердце твоей матери, — и показала ей одинъ, который носила за своимъ поясомъ. — Теперь выбирай меня, или отца своего, Монтеевъ, илт Рональдза. —
«О Боже мой! сказала дѣвица, испугавшись и бросившись къ ногамъ ея: матушка! пожалѣйте о себѣ и обо мнѣ; дайте мнѣ время умилостивить батюшку! Онъ также любитъ Лорда Рональдза; и когда я открою ему мое сердце, то вѣрьте, что будетъ съ вами согласенъ, чтобы составить мое щастіе.»
— Нѣтъ, нѣтъ! сказала эта женщина, внѣ себя отъ бѣшенства: я не хочу быть болѣе съ нимъ въ согласіи. Не сказалъ ли онъ мнѣ, что власть моя уже прошла и что мнѣ должно быть покорною и послушною? Онъ научится знать меня; будетъ знать, можетъ ли онъ меня превозмогать! Я хочу, чтобы но возвращеніи онъ нашелъ тебя замужемъ по одной моей волѣ, и чтобы въ свою очередь онъ покорялся и повиновался моимъ желаніямъ; наконецъ я предвидѣла твой отказъ также, какъ и отецъ. Ты не имѣешь никакой твердости въ своемъ характерѣ; ты жертвуешь любовникомъ достойнымъ тебя, чтобы выйти замужъ за незаконнаго сына Сент-Клера Монтея, Нѣтъ, я хочу услужить тебѣ противъ твоей воли, хочу соединитъ тебя съ твоимъ любезнымъ; ты скоро его увидишь, ибо ему отдана нынѣшнимъ утромъ записка, написанная подъ твоимъ именемъ, и я ожидаю его съ минуты на минуту. Естьли это правда, что онъ тебя любитъ, то не отважится потерять тебя и лучше меня уговоритъ тебя. —
"Естьли Лордъ Ранальдза любитъ меня, сказала Матильда: то не потребуетъ ничего противнаго моей должности, « и поклонившись съ почтеніемъ, она вышла изъ залы и пошла искать помощи въ обыкновенномъ прибѣжищѣ своемъ — Молитвѣ на колѣняхъ предъ маленькою молитвенницею, которую она имѣла въ своей комнатѣ. Она просила Бога подать ей силу сдержать обѣщаніе, данное ею отцу своему, не приводя матери своей къ виновнымъ крайностямъ. О милосердый Боже! говорила она съ усердіемъ: тронь ея сердце, возврати въ него миръ; не допусти, чтобы я, преступивши мою должность, съ какимъ бы удовольствіемъ повиновалась и моему родителю въ согласіи съ матушкою, естьли бы онъ приказывалъ мнѣ соединиться съ Лордомъ Рональдзою, и какъ жестоко отказываться отъ того, чтобы сдѣлало меня щастливою!
Къ этому безпокойству присоединилось безпокомство также и о странномъ мнѣніи, которое бы возымѣлъ Лордъ Гональдза, получивши эту записку, когда она звала его тотчасъ по отъѣздѣ своего отца; она нетерпѣливо ожидала его пріѣзда, чтобы увидѣть его и сказать ему, чтобы она къ нему писала; но естьли онъ не пріѣдетъ, естьли почтетъ меня слабою, презрительной дѣвицею… эта мысль еще болѣе для нее несноснѣе, противъ которой она не находила ни мужества, ни утѣшенія.
Онъ въ самомъ дѣлѣ получилъ съ посланнымъ записку, и удивленіе его было чрезвычайно; она заключалась въ слѣдующихъ словахъ:
„Естьли Лордъ Рональдза любитъ Матильду Роскелинъ, какъ все заставляетъ ее это думать, то она проситъ его возвратиться въ Замокъ Роскелинъ, тотчасъ по полученіи записки; онъ получитъ тамъ награду любви, которая его туда приведетъ.“
Лордъ Рональдза не зналъ почерка Maтильды, не зналъ ея добродѣтель, скромность и цѣломудріе, и не могъ понять, какъ она позволила себѣ поступокъ, столь мало сообразной съ ея поломъ, лѣтами, столь противный ея характеру и всему тому, что она выражала ему въ своихъ разговорахъ. Однакожъ было возможно, что съ нею случилось какое нибудь приключеніе, требующее его помощи и совѣта, или которое могло подать ему какую нибудь надежду; она обѣщала ему награду любви, которая приведетъ его въ Замокъ. О! думалъ онъ, какъ велика будетъ эта награда! И естьли она равняется съ моей любовью! Но та ли эта Матильда цѣломудренная, скромная Матильда, которая мнѣ это обѣщаетъ! Онъ спрашивалъ посланнаго. Слѣдуя точному приказанію, имъ полученному, сей послѣдній отвѣчалъ ему, что точно Лади Матильда послала его, и что ничего не случилось въ Замкѣ необыкновеннаго; я долженъ, сказалъ онъ, тотчасъ туда возвратиться съ отвѣтомъ. Рояальдза сказалъ, что онъ за нимъ послѣдуетъ, и выслалъ его. Дѣла, коими онъ былъ обремененъ, продержали его два часа; наконецъ онъ сѣлъ на лошадь и поскакалъ изъ Эдинбурга въ Роскелннъ; однакожъ прежде ночи онъ не могъ туда пріѣхать. Онъ былъ остановленъ на мосту однимъ человѣкомъ: это былъ тотъ же посланный, самый преданный слуга Графинѣ. Онъ подошелъ къ Рональдзѣ и сказалъ ему, что имѣлъ приказаніе попросить его сойти съ лошади и слѣдовать за нимъ въ то мѣсто, гдѣ ожидала его Лади Матильда. Удивленіе Лорда превзошло его нетерпѣливость, онъ сдѣлалъ, что приказывала Матильда, и позволилъ вести себя. Вмѣсто того, чтобы идти на дворъ, человѣкъ его ведшій отворилъ ту же самую внутреннюю церковь, гдѣ нѣкогда Амбруазина имѣла свиданіе съ Монтеемъ во время ихъ бѣгства.
Она была освѣщена и олтарь былъ украшенъ какъ бы для церемоніи; передъ нимъ стояла Графиня въ угрожающемъ положеніи съ кинжаломъ въ рукѣ и Матильда въ слезахъ возлѣ нее на колѣняхъ.
Рональдза затрегіеталъ при этомъ видѣ; онъ думаетъ, что раздраженная мать, открывши, что дочь любила его, призвала его и хочетъ за то наказать, но Елеонора не долго оставила его въ этихъ мысляхъ. Видя его входящимъ, она пошла къ нему на встрѣчу.
„Рональдза! сказала она ему: ты любишь Матильду, и она твоя; я отдаю ее тебѣ по моей материнской власти. Она также тебя любитъ; но должность сражается еще въ ея сердцѣ она боится оскорбить своего отца, но не боится мнѣ сопротивляться; присоединись ко мнѣ, чтобы заставить ее рѣшиться. Священникъ ожидаетъ моихъ приказаній въ ризницѣ. Пусть эта слабая дѣвица согласится соединиться съ человѣкомъ, котораго она любитъ и сама выбрала; Лордъ Жонъ и его Рандольфъ пріѣдутъ слишкомъ поздно и я буду радоваться ихъ тщетному гнѣву.“
Матильда не смѣла прервать ее, лишь только она могла это сдѣлать, то сложивъ руки, вскричала: — Рональдза! записка, которую вы получили, совсѣмъ не отъ меня. Такъ, я люблю васъ, признаюсь въ томъ, но безъ согласія моего родителя……. можемъ ли мы…… Нѣтъ, никогда!…. —
Безъ этого согласія, сказалъ Рональдза: я отказываюсь отъ щастія, за которое отдалъ бы жизнь свою; но хочу быть его достойнымъ. Ободритесь, милая Матильда; я не желаю, чтобы это щастье васъ огорчало. Сударыня! сказалъ онъ Графинѣ: сохраните ко мнѣ вашу благосклонность и это предпочтеніе, коего всю цѣну я чувствую; я получу также согласіе ея родителя и буду признательмымъ сыномъ васъ обоихъ.
„Естьли ты будешь просить, естьли получишь это согласіе, вскричала съ бѣшенствомъ Елеонора: то не получишь моего; я хочу располагать дочерью по своей волѣ, соединить ее съ человѣкомъ, ею любимымъ, и который ее также любитъ — это моя должность и право; хочу, чтобы Жонъ, Сент-Клеръ и ихъ добродѣтельная мать узнали, что они не могутъ покорить меня своимъ желаніямъ; хочу сопротивляться всѣмъ Монтеямъ и Роскелинамъ; увѣриться, что этотъ ненавистный Рандольфъ не сдѣлается никогда моимъ сыномъ; наконецъ, Рональдза, вѣньчайся съ Матильдою сію же минуту, или откажись отъ нее навсегда; я имѣю вѣрныя средства, что она никогда не будетъ ни Рандольфовою, ни твоею, естьли ты колеблешься.“
— Я не колеблюсь, сказалъ Рональдза, обяявши Матильду: любезная дѣвица! ваша рука не должна быть цѣною ненависти и мщенія; я не хочу быть ею одолженнымъ обманщицѣ. Храните обѣщаніе, данное вами родителю; онъ одинъ имѣетъ право располагать вашею рукою. Я не буду вашимъ супругомъ, но буду вашимъ другомъ и защитникомъ; я не оставлю васъ только для того, чтобы вручить вашему родителю. —
Онъ вспомнилъ о кинжалѣ, которой видѣлъ въ рукахъ Графини, и страшился, чтобы она чего нибудь не предприняла. И въ самомъ дѣлѣ бѣшенство ея было чрезвычайно; лице ея покрылось смертною блѣдностію; съ нею сдѣлались конвульсіи. „И такъ, сказала она голосомъ, удушаемымъ гнѣвомъ: все мнѣ сопротивляется; только отъ себя самой должна, я ожидать мщенія.“ При сихъ словахъ беретъ свой кинжалъ; но онъ вырывается изъ трепещущей ея руки, падаетъ, и Рональдза поспѣшно подымаетъ его. Она изливаетъ свое бѣшенство въ тщетныхъ ругательствахъ… Въ эту минуту дверь отворяется; слуга, приведшій Лорда Рональдза и стоявшій у входа церкви, вбѣгаетъ поспѣшно. — Лордъ Роскелинъ пріѣхалъ, сказалъ онъ: спрашиваетъ Лади Матильду, и хочетъ ее видѣть; онъ привезъ съ собою молодаго Лорда Рандольфа Монтея, избавителя Короля, какъ его называютъ. — Рональдза обрадовался, а Матильда испустила крикъ ужаса, видя мать свою упавшею безъ памяти; бѣжитъ къ ней и видитъ, что оборвавшаяся жила, бывши еще худо залѣчена, раскрылась съ такою жестокостью, что не оставляла никакой надежды. Лордъ Рональдза спѣшилъ къ ней на помощь; они подняли нещастную Елеонору и старались остановить кровь въ то время, какъ Графъ и Монтрозъ, слыша крикъ, вошли въ церковь. Лордъ Жонъ слишкомъ любилъ виновную Елеонорy, чтобы не быть тронутымъ состояніемъ, въ которомъ нашелъ ее, онъ сдѣлалъ знакъ Рандольфу удалиться, ибо видъ его могъ быть пагубенъ больной, естьли она придетъ въ память. Добрый молодой человѣкъ повиновался, и въ эту минуту онъ почувствовалъ по сердечному терзанію и сожалѣнію своему, что не могъ даже подойти къ своей матери, что это священное имя всегда говоритъ въ сыновнемъ сердцѣ.
Не понимая, для чего тутъ былъ Лордъ Рональдза и что дѣлали въ церкви въ такое время, Лордъ Жонъ помогалъ ему нести Елеонору. Положивши ее въ постель и поручивъ попеченіямъ дочери, онъ потребовалъ отъ него объясненій. Лордъ Рональдза былъ въ смущеніи. „Лади Елеонора, сказалъ онъ запинаясь: прочла въ моемъ сердцѣ; она хотѣла соединить меня съ Матильдою… но дочь ваша“…..
— Но чтоже, любезный Рональдза, сказалъ Лордъ, прерывая его: не уже ли дочь моя противится вашимъ желаніямъ; я также на то согласенъ, и радуюсь, что Графиня это одобряетъ. Естьли она будетъ жива, то въ первый разъ мы будемъ съ нею согласны; я поговорю съ Матильдою. —
„О Рандольфь! сказалъ Лордъ Рональдза: я не могу быть щастливымъ на счетъ своего друга!“
— Рандольфь не существуетъ болѣе; это Монтрозъ, мой сынъ, котораго я потерялъ и котораго нашелъ опять. Такъ вы не знали?… Такъ, я вспомнилъ, чго вы неучаствовали вь тайнѣ. Позовите Лорда Монтроза, закричалъ онъ, и Лади Матильду; бѣдная Елена! когда будетъ она въ состояніи узнать объ нашемъ щастіи. —
Между тѣмъ, какъ исполняютъ эти приказанія, онъ въ короткихъ словахъ разсказываетъ молодому Лорду о похищеніи своего сына изгнанниками и о всемъ что произошло въ Замкѣ Монтея. „Мой сынъ, сказалъ онъ ему: женится на своей двоюродной сестрѣ Зинѣ Монтей; вторая его мысль была соединить васъ съ Матильдою: я ему это обѣщалъ, и съ удовольствіемъ вамъ это подтверждаю.“ Но вотъ и онъ.
Монтрозъ сначала освѣдомился о состояніи Графини; она еще не пришла въ чувства. „Я узналъ, сказалъ Лордъ своей дочери: что ты сопротивлялась ея волѣ.“
— Такъ, батюшка, признаюсь въ томъ, и упрекала бы себя, естьлибъ знала, что мое сопротивленіе причинило ей паденіе; но она никогда не могла поправиться послѣ пагубнаго приключенія. Уже нѣсколько дней она дѣйствовала выше силъ своихъ; сего дня она хотѣла идти въ церковь и… усталость… волненіе….
„Не набожность ли привела ее туда?“
„Нѣтъ? батюшка; это было… Я думала, что Лордъ Рональдза все разсказалъ вамъ…“
— Такъ, дочь моя, онъ увѣряетъ меня, что ты совершенно отказываешься выдти за него замужъ; правда ли это? —
„Безъ вашего согласія, батюшка…“
— Хорошо, дочь моя? но ты знаетъ, что я желаю только твоего благополучія. Вотъ твой двоюродной братъ Рандольфъ; онъ шелъ съ отверзтыми объятіями къ сестрѣ своей; отецъ далъ ему знакъ, и онъ остановился. — Вотъ твой братъ Рандольфъ; ты знаешь, для чего я привезъ его; но я оставляю тебѣ свободу выбирать его, или Рональдзу; тотъ, котораго ты отвергнешь, будетъ твоимъ братомъ. Согласны ли вы оба на это? —
„Клянемся въ томъ!“ сказали вмѣстѣ Рандольфъ и Рональдза: одинъ будетъ ея супругомъ, а другой братомъ.»
Матильда посмотрѣла съ робостью на своего отца, — Говори, сказалъ онъ еще: я соглашаюсь на твой выборъ. — Тогда Матильда, протянувъ руку къ Рандольфу, сказала ему съ кроткимъ выраженіемъ: «Признаете ля вы меня своею сестрою?» Вмѣсто отвѣта онъ бросился въ ея объятія, повторяя: — Такъ, сестрица, назначенная не только природою, но и выборомъ твоего сердца. — Представляя ее потомъ Лорду Рональдзѣ, «а ты, сказалъ онъ ему: теперь ты еще болѣе братъ мнѣ по дружбѣ и по любви. Вотъ рука сестры моей; да будете вы также щастливы, какъ Монтрозъ и Зина!»
Матильда ничего не понимала; но Лордъ Роскелинъ изъяснилъ ей это, и представляя ей Монтроза, онъ обнялъ ихъ вмѣстѣ троихъ, — Я, сказалъ онъ: щастливѣйшій изъ отцовъ! —
Ихъ обниманія были прерваны одною изъ женщинъ Графини, пришедшею увѣдомить ихъ, что госпожа ея пришла въ чувства и спрашивала дочь и своего супруга; они побѣжали туда и изъ первыхъ словъ увидѣли, что она была близка къ кончинѣ. Подавши имъ знакъ сѣсть подлѣ себя, «я чувствую, что скоро умру, сказала она едва внятнымъ голосомъ: простите меня, ибо это для меня будетъ надеждою получить прощеніе на небсеахъ. Роскелинъ! я была мученіемъ твоей жизни; но я дала тебѣ Матильду, наилучшую, послушнѣйшую изъ дочерей, и подъ именемъ ея матери я смѣю надѣяться забвенія моихъ преступленій; она любитъ Лорда Рональдза и жертвовала имъ изъ повиновенія отцу своему. Естьли бы я могла надѣяться, что послѣдняя моя прозьба будетъ услышана, но просила бы тебя о благополучіи твоей дочери, и чтобы ты отказался отъ намѣреній твоихъ въ разсужденіи Рандольфа… Хочешь ли ты дать мнѣ это доказательство твоего примиренія и прощенія?»
Плачущая Матильда цѣловала руки своей матери и не могла говорить; Лордъ Жонъ также плакалъ. — Елена, сказалъ онъ ей: я все забываю, естьли Небо даруетъ тебѣ жизнь; естьли ты возвратишь сердце супруги и матери, то мы можемъ еще быть щастливы съ дѣтъми нашими. Я соглашаюсь на прозьбу твою; Матильда выйдетъ за Лорда Роналѣдза, но съ условіемъ, что ты такжe согласшься на то, что я у тебя попрошу. —
«Говори; естьли оно въ моей власти, то я обѣщаюсь.»
— Прости Рандольфа Монтея, онъ здѣсь, и согласись его видѣть. —
На умирающемъ лицѣ Елеоноры еще выражался ужасъ. Она молчала нѣсколько минутъ; потомъ сказала Лорду Жону: «Клянешься ли ты мнѣ, что онъ не будетъ твоимъ сыномъ?»
— Клянусь, что опъ никогда не будетъ мужемъ Матильды! —
«И такъ пусть придетъ, сказала она съ усиліемъ, чего бы я не сдѣлала, дочь моя, чтобы загладить мои вины противъ тебя!»
Лордъ пошелъ за Рандольфомъ и скоро привелъ его къ постелѣ умирающей матери. Молодой человѣкъ былъ пораженъ этимъ зрѣлищемъ смерти, мыслію, что видѣлъ, давшую ему жизнь уже на краю гроба; сердечное движеніе, рыданіе Матильды и отца его, все это столь живо возбудило его чувствительность, что онъ самъ заплакалъ и упалъ на колѣни. Елеонора съ удивленіемъ на него смотрѣла. «Ты плачешь, молодой человѣкъ, сказала она ему: а твоя непріятельница умираетъ; всѣ страсти погасаютъ въ эту страшную минуту. О Рандольфъ! я не ненавижу болѣе ни тебя, ни отца твоего: произнеси также благословеніе для души моей!» Молодой человѣкъ не могъ говорить; рыданія удушали его голосъ.
— Ты просишь у него благословенія, сказалъ Графъ: дай ему свое, Елена. Вспоминаешь ли ты нашего старшаго сына Лорда Монтроза, котораго у насъ похитили? —
«Помню ли я! О Боже, что ты хочешь сказать!» и смерть казалась на нѣсколько минуть отъ нее удалившеюся: румянецъ полвился на щекахъ ея, взоры ея оживились, она приподнялася. «Рандольфъ! сказала она: покажи мнѣ правую твою руку.» Роскелинъ поднялъ рукавъ платья Рандольфова. — Такъ, Елеонора, онъ сынъ нашъ Монтрозъ. — Елеонора слабо вскрикнула: «Сынъ мой! благословляю, тебя!…. прости…. прости мать свою…….» Голова ея упала назадъ, глаза закрылись и смертная блѣдность покрыла лице ея: Елеонора уже не существовала. Въ первыя минуты сказали бы, судя по печали всѣхъ окружающихъ ее, рыданіямъ Лорда Жона и дѣтей его, что они потеряли наилучшую супругу и мать. — Лордъ Рональдза присоединился также къ плачущимъ друзьямъ своимъ; Графиня всегда была къ нему благосклонна, и сверхъ того мать его любезной Матильды. Она смѣшала свои слезы, а нѣжныя попеченія любви едва могли утѣшить печаль чувствительной Матильды; слезы Лорда Жона были искренни.
Онъ зналъ пороки жены своей, но любилъ ее; однакожъ горесть ихъ была не такова, какъ естьлибъ они потеряли супругу и мать, исполнившую свою должность; она постепенно утишилась. Лордъ Роскелинъ имѣлъ удовольствіе представить Монтроза своимъ крестьянамъ какъ сына своего и наслѣдника. Графиня не такъ была любима, чтобы смерть ея была оплакиваема тѣми, которые отъ нее зависѣли; а благородные и пріятные поступки Лорда Монтроза обѣщали имъ благополучіе на будущее время.
Когда всѣ церемоніи погребенія Графини были кончены, они рѣшились ѣхать въ Монтей. Проѣзжая чрезъ Стирлингъ, они засвидѣтельствовали должное почтеніе Королю, которой выразилъ имъ свою радость о соединеніи обѣихъ фамилій, и предпринимаемыхъ бракахъ; обѣщалъ имъ этимъ заняться и выпросить церковное разрѣшеніе на бракъ Монтроза и Зины.
Посланный привезъ въ Монтей извѣстіе о смерти Графини и скоромъ пріѣздѣ Лорда Жона и дѣтей его. Ничего не щадили, чтобы усладить горесть Maтильды. Любовь бабушки, которую она увидѣла съ чрезвычайнымъ удовольствіемъ, попеченія Амбруазины, дружба Зины, Рандольфа и ея двоюродныхъ братьевь, соеднненныя съ любовью Рональдзы, произвели наконецъ желанное дѣйствіе. Но будучи всегда привязана къ набожности, она выпросила и получила позволеніе отъ своего дяди цѣлый мѣсяцъ служить панихиды за упокой души ея матери и всегда при нихъ присутствовала. По прошествіи этого времени Монтей, чтобы совершенно разсѣять ея печаль, предположилъ съѣздить въ Кинталь и Барро, что было принято и тотчасъ исполнено.
ГІріѣздъ ихъ на острова обрадовалъ добрыхъ островитянъ; они увидѣли, что любезный начальникъ былъ по прежнему ихъ другомъ. Путешественники провели въ крѣпости цѣлый мѣсяцъ, Зина нашла себя тамъ еще щастливѣе, нежели въ дѣтствѣ, и тысячи воспоминаній растрогали Амбруазину и Монтея, Жамесъ и Сент-Клеръ наши тамъ товарищей своего дѣтства; Рандольфъ и Рональдза вездѣ были щастливы съ Зиною и Матильдою; Лордъ Жонъ и домъ его, не знавшіе Гебридскихъ острововъ, удивлялись ихъ дикимъ краcотамъ. Оттуда они поѣхали на Аркадскіе острова, и проживши еще нѣсколько времени въ Замкѣ Рональдзы, они возвратились въ Шотландію, посѣщая помѣстья друзей своихъ, бывшія на пути.
Лади Роскелинъ сопутствовала имъ въ этомъ путешествіи; она была тронута до слезъ, видя ужасное жилище, въ которое она изгнала на столъ долгое время своего сына. «Можешь ли ты простить меня? говорила она ему, смотря на высокія и до половины разрушившіяся стѣны крѣпости; что же до меня касается; то я этого никогда не прощу себѣ.»
Монтей показалъ ей рукою на Амбруазину и дѣтей ея. — Здѣсь, сказалъ онъ; она жила со мною; тутъ она родилась и тутъ я былъ, вопреки жребію, щастливѣйшимъ изъ людей!
Наконецъ они возвратились въ Монтей и получили разрѣшеніе церкви. Лордъ Рональдза выпросилъ у Графа и Матильдф, чтобы ему жениться, не дожидаясь времени прошествія траура. Обѣ четы пришли въ тотъ же день къ Королю, которыя почтилъ бракъ ихъ своимъ присутствіемъ, обременивъ ихъ подарками и знаками отличія. Всеобщая радость царствовала между жителями помѣстій обѣихъ фамилій; союзъ между братьями былъ еще болѣе утвержденъ бракомъ ихъ дѣтей, и эта связь сдѣлалась еще крѣпчайшею по прошествіи года, рожденіемъ сына у Монтроза и 3ины; эта нѣжная супруга просила, чтобы сынъ ихъ носилъ имя Рандольфа, которое имъ всѣмъ столь было драгоцѣнно.
Матильда также произвела на свѣтъ дочь и съ трудомъ можно было рѣшить, которая изъ новобрачныхъ была щасгаливѣе. Монтрозъ и Рональдза сдѣлались отцами, не преставая быть любовниками въ продолженіе всей своей жизни. Вдовствующая Лади Роскелинъ проводила одну половину года въ Роскелинѣ, а другую въ Монтеѣ, гдѣ жилъ Рональдза; вездѣ дѣлали для нее праздники, и ласкали ее; она видѣла своихъ правнуковъ и скончалась посреди своей фамиліи, сожалѣя о времени, въ которое она была съ ними въ разлукѣ.
Друзья Монтея рѣдко съ нимъ разставались; Россъ Гамильтонъ и Мак-Грегоръ жили въ своихъ помѣстьяхъ недалеко отъ Монтея, которыя онъ часто посѣщалъ. Какъ Монтрозъ отказался отъ наслѣдства оставленнаго ему его воспреемникомъ Рандольфомъ, то Александръ и Робертъ Мак-Грегоры отдали оное второму сыну, котораго онъ имѣлъ чрезъ два года, бывши его крестными отцами.
Рыцарь дю-Бургъ никогда не оставлялъ своего друга; онъ увеселялъ бесѣду своими обширными познаніями и пріятностію своихъ рѣчей, и сохранилъ эти преимущества даже и въ глубокой старости.
Монтрозъ и Зина, привязанные съ самаго дѣтства другъ къ другу, любили другъ друга съ тою нѣжностію до самой смерти, также какъ Рональдза и Матильда; они разставались только тогда, когда отечество имѣло нужду въ защитникахъ. Продолжительный миръ сдѣлалъ благополучіе ихъ еще вѣрнѣйшимъ; оно было возмущаемо только потерею ихъ родителей, которыхъ они сохранили до самой глубокой старости. — Исполненіе обязанностей своихъ, кроткія натуральныя чувствованія и внутреннее семейственное согласіе есть самый вѣрнѣйшій способъ продлить жизнь свою и быть столь щастливымъ, какъ только можно быть на земли.