ДЛЯ СЦЕНЫ.
правитьИЗДАНІЕ ВИКТОРА АЛЕКСАНДРОВА.
правитьТипографія Шредера, Гороховая, 49.
ОТЪ ИЗДАТЕЛЯ.
править«Семь милліоновъ», есть передѣлка изящной вещицы французскаго репертуара, комедіи «La cigarette». Всѣ пять ролей пьесы одинаково благодарны и представляютъ разнообразіе сценическихъ нюансовъ. Особенно сопоставленіе пылкой капризницы-милліонерши съ ея спокойной, ровной, даже какъ-бы совершенно холодной и равнодушной компаніонкой составляетъ интересный, сценическій эффектъ. Комическія роли двухъ стариковъ очень смѣшны.
СЕМЬ МИЛЛІОНОВЪ.
правитьГ. Д.
Сюжетъ заимствованъ.Довильская, Елена Львовна, — богатая сирота, дѣвушка.
Юшева, Анна Ивановна, — ея компаньонка.
Гравичъ, Андрей Николаичъ.
Каратовъ, — отставной военный.
Отрушкинъ, — банкиръ.
Слуга.
1.
Юшева. А! Андрей Николаевичъ! (Онъ раскланивается.) Что это вы приходите не во время?
Гравичъ. Какъ не во время?
Юшева. Развѣ вамъ вчера не было сказано, что въ этотъ часъ Елена Львовна поѣдетъ въ концертъ?.. Ея нѣтъ дома. Если хотите ее видѣть, скорѣй скачите туда; вы ее еще тамъ застанете.
Гравичъ. Нѣтъ, я не поѣду.
Юшева. Напрасно, потому что, скажу вамъ прямо, на васъ очень сердиты; васъ ждали цѣлыхъ полчаса, чтобы ѣхать вмѣстѣ.
Гравичъ. Мнѣ конечно очень больно, что я могъ прогнѣвить Елену Львовну, но я все таки въ концертъ не поѣду. Я нарочно пришелъ, чтобы видѣть васъ одну; съ вами мнѣ легче говорить откровенно.
Юшева. Боже мой, что такое? какой важный тонъ! — вы словно готовитесь исповѣдаться.
Гравичъ. Вы угадали, да, я хочу исповѣдаться.
Юшева.. Въ чемъ-же такія ваши прегрѣшенія? — въ церковь не ходите? родителей не уважаете? Что тамъ еще?
Гравичъ. Мой грѣхъ обманъ. Самый гадкій обманъ. Я обманулъ человѣка, котораго люблю больше счастья, больше жизни…
Юшева. Словомъ, Елену Львовну.
Гравичъ. Да.
Юшева. Чѣмъ же вы ее обманули?
Гравичъ. Ахъ! все это вѣчный ложный стыдъ!.. изъ за него мы всегда такихъ дураковъ разыгрываемъ… Слушайте, я вамъ объясню это послѣдовательно. Съ первой встрѣчи Елена Львовна понравилась мнѣ — ну просто до сумасшествія, до того, что я готовъ былъ бѣжать отъ нея, — но, признаюсь, не могъ… я чувствовалъ какую-то неодолимую жажду знакомства съ ней, близости къ ней… Для чего?.. зачѣмъ? — все равно! — я не разсуждалъ. Я сказалъ себѣ, что добьюсь этого — и добился.
Юшева. Ну-съ, такъ чтоже?
Гравичъ. Но вотъ тутъ то и глупость. Елена Львовна богатая дѣвушка, что я говорю богатая, у нея семь милліоновъ состоянія, это ужь больше, чѣмъ богатство… чтобъ быть близкимъ въ ея домѣ, свободнымъ въ моихъ поступкахъ, во всемъ этомъ — назовемъ его: общеніи съ ней, я долженъ былъ хоть имѣть видъ человѣка — ну… вполнѣ достаточнаго.
Юшева. Развѣ вы не богаты?
Гравичъ. Нѣтъ, у меня нѣтъ никакого состоянія. По крайней мѣрѣ теперь. Когда я познакомился съ Еленой Львовной у меня былъ капиталецъ тысячъ въ тридцать который я цѣликомъ ухлопалъ въ пять мѣсяцевъ этого знакомства.
Юшева. Какъ-же такъ? почему?
Гравичъ. Потому что я долженъ былъ казаться богатымъ, а для этого…
Юшева. Какъ глупо!
Гравичъ. Я уже самъ сказалъ, что глупо, — но что дѣлать. За нѣсколько дней этого милаго знакомства, я отдалъ-бы послѣднюю рубашку. Ложный стыдъ, все этотъ ложный стыдъ, а какъ быть иначе?.. Вамъ говорятъ: возьмите ложу въ оперу, или поѣдемте маленькимъ пикникомъ за городъ… или Господи! — Мало-ли этихъ причудъ у избалованной богатой барышни… Не могу-же я ей представить счетъ: столько истрачено на театръ, столько на шампанское, на букеты, на цвѣты, на подарки, на заграничное путешествіе; а между тѣмъ, это все довело меня до финала моего романа.
Юшева. То есть?
Гравичъ. У меня осталось денегъ ровно столько, чтобы расплатиться въ Петербургѣ съ мелкими должниками и уѣхать въ деревню Саратовской губерніи, которая какимъ-то чудомъ еще уцѣлѣла… обращаюсь въ мужичка-хлѣбопашца… буду ростить хлѣбъ, служить по выборамъ…
Юшева. Вы хотите уѣхать? и навсегда?.. въ деревню? — Серьезно вы это говорите?
Гравичъ. Совершенно серьезно. Мнѣ другаго ничего не остается.
Юшева. Такъ стало быть ваша любовь къ Еленѣ Львовнѣ была напускная любовь, шалость? шутка?
Гравичъ. Ахъ еслибъ-такъ, я бы не дотянулъ до послѣдней копѣйки, я бы уѣхалъ раньше.
Юшева. Зачѣмъ же вообще уѣзжать? какъ будто вы не замѣтили… ну перестанемъ пустословить, будемъ говорить благоразумными серьезными людьми, послушайте… Елена Львовна конечно немножко капризнаго характера, скажемъ даже взбалмошнаго, но вѣдь это понятно почему? — Она осталось круглой сиротой съ милліоннымъ состояніемъ, ее всегда баловали до безобразія, ей льстили съ дѣтскихъ лѣтъ, другая на ея мѣстѣ была-бы невыносима.
Гравичъ. Разумѣется.
Юшева. А ей такъ противны лесть и ложь, что она перессорилась со всѣми своими благодѣтелями — дѣтства… и, вы видите, знакомыхъ у нея очень мало. Всѣхъ этихъ жениховъ своихъ… было время, когда каждый мѣсяцъ являлся новый женихъ… она съумѣла такъ — спровадить, что теперь ужь никто, расчитывающій на ея богатство, не сунется свататься… кромѣ развѣ вотъ этихъ двухъ старыхъ дураковъ, Маратова и Отрушкина; ихъ-то еще она терпитъ, для развлеченія, чтобъ надъ ними посмѣяться. Она дѣвушка честная, умная, добрая…
Гравичъ. Зачѣмъ вы мнѣ ее хвалите? — повѣрьте, что никто ей такихъ похвалъ не подберетъ, какъ я.
Юшева. Я хочу сказать, что теперь, въ 22 года, съ ея выработкой и увѣренностью, она неспособна увлечься зря, полюбить легкомысленно и если нашелся человѣкъ… ну да, — вы ей нравитесь… я вамъ прямо шепну, что эта неприступная невѣста къ вамъ очень благосклонна.
Гравичъ. Вы думаете?
Юшева. Вамъ это можно сказать, вы человѣкъ скромный, порядочный и заноситься не станете. Да, она тоже васъ любитъ; къ чему же выдумывать такія глупости: уѣзжать куда то въ глушь? у нее есть чѣмъ выкупить ваши тридцать тысченокъ; женитесь на ней и вотъ вамъ лучшая развязка. Надѣюсь, что ея милліоны не могутъ служить препятствіемъ.
Гравичъ. Вотъ тутъ то вы и ошибаетесь: именно ея милліоны то и разбиваютъ все дѣло.
Юшева. Какимъ образомъ?
Гравичъ. Помилуйте, да при первомъ-же объясненіи, при первомъ признаніи въ любви, она имѣетъ полное право подумать, что я, какъ всѣ, ищу ея денегъ. (Движеніе Юшевой.) А если сейчасъ не подумаетъ, это можетъ быть случится потомъ-когда нибудь, что еще хуже… Особенно въ виду моего теперешняго полнѣйшаго раззоренія… Нѣтъ Анна Ивановна, вы видите сами, что эта женитьба невозможна… или… или… развѣ если бы…
Юшева. Если бы что? договаривайте.
Гравичъ. Если бы наши роли перемѣнились, если бы Елена Львовна сама сказала мнѣ: я люблю васъ, я хочу за васъ выйти замужъ.
Юшева. О! вы требуете, чтобы…
Гравичъ. Да и тогда бы я, можетъ быть призадумался, потому что такой эксцентричный поступокъ могъ быть капризомъ и еще не ручался-бы за прочное счастіе.
Юшева. Какой вы тяжелый человѣкъ!.. нѣтъ, вы ее не любите.
Гравичъ. Я люблю ее отъ всей души, я не тяжелый человѣкъ, а честный и здравомыслящи. Я не хочу, чтобъ ея деньги были когда-нибудь причиной малѣйшей ссоры между нами и оттого я на ней не женюсь. Я провелъ подлѣ нея пять мѣсяцевъ полнаго блаженства, — теперь оно кончено. Я заранѣе зналъ, что оно должно кончиться.
Входитъ слуга.
Слуга. Анна Ивановна, тамъ Генералъ Маратовъ и господинъ Отрушкинъ…
Юшева. А! ваши соперники (Слугъ.) Проси сюда. (Слуга уходитъ.) Елена Львовна поручила мнѣ передать имъ кое-что, надъ чѣмъ они не посмѣются. Угодно вамъ смотрѣть комедію?
Гравичъ. Нѣтъ, мнѣ некогда, я ухожу.
Юшева. Здѣсь пройдите, коли не хотите съ нимъ встрѣтится. Вы вернетесь по крайней мѣрѣ?
Гравичъ. Конечно, я вернусь. Я уѣзжаю, я не скрываюсь. Чрезъ полчаса я приду проститься съ Еленой Львовной,
Юшева. Такъ до свиданья.
Гравичъ. Да свиданья.
ЮШЕВА, МАРАТОВЪ и ОТРУШКИНЪ.
Маратовъ. Прелестнѣйшая Анна Ивановна, примите привѣтъ…
Отрушкинъ. Здравствуйте.
Юшева. Здравствуйте господа. Садитесь, пожалуйста. Какъ видите, Елены Львовны нѣтъ дома, но она мнѣ поручила передать вамъ новость, которая доставить большую радость одному изъ васъ.
Маратовъ. Одному изъ насъ двухъ?
Юшева. Да.
Маратовъ. Кому?
Юшева. Я не знаю.
Маратовъ. Жаль! — очень жаль… это-то именно интереснѣе всего.
Юшева. Вы оба любите Елену Львовну. (Оба вздыхаютъ.) Оба хотите на ней жениться (Новый вздохъ, при чемъ Маратовъ даже нѣсколько приподымается на стулѣ.) Ну-съ, такъ я должна вамъ сказать, что она наконецъ рѣшилась… рѣшилась выйти замужъ за одного изъ васъ.
Отрушкинъ. За одного изъ насъ двухъ?
Юшева. Да.
Отрушкинъ. За кого?
Юшева. А! я не знаю.
Отрушкинъ. Жаль! — крайне сожалѣю… потому что именно въ этомъ то и весь интересъ.
Юшева. Можетъ быть вы удивляетесь, почему среди столькихъ поклонниковъ и обожателей, Елена Львовна выбрала именно васъ…
Маратовъ. Я, съ своей стороны, нисколько не удивляюсь.
Отрушкинъ. И я не удивляюсь.
Юшева. Вы видѣли, господа, какіе у нея были женихи, гораздо лучше васъ и по лѣтамъ, и по положенію, и по красотѣ, и по уму.
Маратовъ. Позвольте…
Юшевъ. Но она всѣхъ отстранила… кого прямо, кого намекомъ… словомъ всѣ ее оставили въ покоѣ, кромѣ васъ двухъ; вы тверды и непоколебимы; васъ ничто не беретъ, ни насмѣшки, ни презрѣнье.
Маратовъ. Что она такое говоритъ?
Юшева. Вотъ-эта то ваша вѣрность ей и твердость ее болѣе всего тронули.
Отрушкинъ. Слава Богу.
Юшева. Къ несчастью только вы оба вмѣстѣ не можете на ней жениться Ей поневолѣ приходится выбрать одного изъ васъ, — и этотъ выборъ ей показался совершенно невозможнымъ.
Маратовъ. Ну я бы могъ ей посовѣтовать.
Отрушкинъ. Если бы меня спросила…
Юшева. Совершенно невозможнымъ. Вы оба, каждый по своему, съумѣли произвести на Елену Львовну совершеннно одинаковое впечатлѣніе. И такъ она рѣшила предложить вамъ маленькое испытаніе; кто изъ васъ его выдержитъ, за того она и выйдетъ замужъ.
Маратовъ. Испытаніе?
Юшева. Да.
Маратовъ. Какое?
Юшева. Сейчасъ узнаете. Будьте такъ добры подождать.
Отрушкниъ. Скажите по крайней мѣрѣ это что нибудь трудное?
Юшева. О! нисколько.
Отрушкинъ. Тѣмъ лучше.
Юшева. Самое пустое дѣло… но если вы его исполните, — это пустое дѣло, — вы тѣмъ докажете
Еленѣ Львовнѣ величайшую любовь, какая только бываетъ на свѣтѣ.
Отрушкинъ. Величайшую любовь!… Ваше превосходительство, вы понимаете что такое? — я ничего не понимаю.
Маратовъ. Я тоже не понимаю.
Юшева. Сейчасъ поймете. Потрудитесь подождать.
МАРАТОВЪ и ОТРУШКИНЪ.,
Маратовъ. Удивительное дѣло, я былъ въ полкомъ убѣжденіи, что единственный человѣкъ, который послѣ Меня могъ еще нравиться Еленѣ Львовнѣ, это — Гравичъ… онъ всегда съ ней…
Отрушкинъ. Вообразите я тоже. Я всегда думалъ, что если она не захочетъ за меня выйти замужъ, то возьметъ Гравича.
Маратовъ. А между тѣмъ оказывается, что вы мой соперникъ, и единственный соперникъ!
Отрушкинъ. Боже моя — да, ваше превосходительство… мы соперники другъ другу.
МараТОВЪ. (Посмѣиваясь.) Я O4ÇHb радъ.
Отрушкинъ. (Такъ-же.) А я то еще больше.
Маратовъ. Потому что если въ этомъ дѣлѣ мнѣ некого бояться кромѣ васъ…
Отрушкинъ. И я хотѣлъ сказать: если именно вы единственная помѣха для меня…
Маратовъ. Я могу съ нѣкоторой увѣренностью надѣяться…
Отрушкинъ. Вотъ, вотъ именно я тоже хотѣлъ сказать…
Маратовъ. Меня только одно безпокоитъ:, это испытаніе. Чтобы такое могло быть?
Отрушкинъ. По словамъ Анны Ивановны какіе то пустяки.
Маратовъ. А между тѣмъ этими пустяками мы можемъ доказать величайшую любовь. Да, конечно, оно хорошо, что это пустяки, но я бы не остановился и передъ болѣе важнымъ испытаніемъ, чтобы доказать моей милой Леночкѣ…
Отрушкинъ. А! вы ужь ее называете Леночкой?
Маратовъ. Да, въ моихъ мечтахъ я съ ней очень интименъ… иногда Леночка… иногда Леля… иногда Мамочка… Да, такъ я бы на все готовъ, чтобы доказать, что именно ея деньги… то есть именно не деньги ея, а она сама для меня…
Отрушкинъ. А вотъ кажется наше испытаніе..
ТѢ же, ЮШЕВА и CЛУГА.
Маратовъ. А! Вотъ мы и узнаемъ.
Юшева. (Cлугѣ.)Поставьте подносъ на столъ… придвинѣте два стула… тамъ. (Слуга исполняетъ привязаніе и уходитъ.) Теперь господа, вы увидите, какъ это легко… Прошу покорно садиться. (Оба садятся.) Это ужасно легко, увѣряю васъ. Возьмите каждый по чашкѣ и пейте… И тотъ кто изъ васъ двухъ — не умретъ чрезъ четверть часа, будетъ мужемъ Елены Львовны.
Отрушкинъ. Что такое? что? умретъ?!
Юшева. Вы не поняли? я кажется ясно говорю… Извольте, я повторю вамъ: здѣсь приготовлены для васъ двѣ чашки кофе.
Маратовъ. А! это кофе…
Юшева. Да. Каждый изъ васъ выпьетъ одну изъ этихъ чашекъ и тотъ, который черезъ четверть часа послѣ этого останется живъ — женится впродолженіи мѣсяца на семи милліонахъ Елены Львовны. Ну-съ, кажется теперь я говорила ясной русской рѣчью.
Маратовъ. Да, русской, правда, и довольно ясной, но во всякомъ случаѣ рѣчью не совсѣмъ обыкновенной.
Юшева. И вы видите, что это очень легко.
Отрушкинъ. Очень легко, очень легко… Такъ стало быть въ одной изъ этихъ чашекъ…
Юшева. Положенъ сильный ядъ.
Маратовъ. Однако вѣдь это… вѣдь это…
Юшева. Какъ же быть иначе? За обоихъ васъ Елена Львовна не можетъ выдти замужъ, такъ одинъ долженъ непремѣнно умереть, чтобы опростать мѣсто другому и не смущать ея семейнаго спокойствія.
Отрушкинъ. Позвольте, а въ другой чашкѣ?..
Юшева. Въ другой чашкѣ нѣтъ рѣшительно ничего.
Маратовъ и Отрушкинъ. А!..
Юшева. Мѣняться мѣстами вы можете.
Маратовъ. Странное дѣло, сейчасъ мнѣ казалось что надо взять эту чашку, а теперь…
Юшева. Вы тоже можете подложитъ сахару, если хотите.
Отрушкинъ. Что?
Юшева. Сахару подложить можете, вѣдь кажется я громко сказала.
Маратовъ. Это разумѣется шутка? сознайтесь, что шутка… нельзя же въ самомъ дѣлѣ такъ среди: бѣла дня отравлять людей какъ крысъ.
Юшева. Думайте, что хотите, я ничего не знаю. Я передала вамъ, что мнѣ поручила Елена Львовна.
Маратовъ. А впрочемъ что вы думаете? при ея молодости, неопытности и съ этимъ эксцентричнымъ характеромъ.
Отрушкинъ. И съ семью милліонами, которыми можно закупить любое правосудіе.
Маратовъ. Но понимаете, вѣдь она рискуетъ, — вѣдь это уголовное преступленіе…
Юшева. Мнѣ какое дѣло.
Тѣ-же и ДОВИЛЬСКАЯ.
Довильская. А! здравствуйте, господа… Ну, чтожь? выпили?
Юшева. Нѣтъ еще…
Довильская. Еще нѣтъ?.. и все еще думаете, — напрасно, господа, кофе можетъ простынуть и тогда…
Маратовъ. Ядъ будетъ недѣйствителенъ?
Юшева. Нѣтъ, онъ подѣйствуетъ также быстро, но холодный кофе не вкусенъ, вы вѣдь не любите холодный кофе.
Тѣ-же безъ ЮШЕВОЙ.
Маратовъ. Прелестнѣйшая Елена Львовна… это не серьезно?… это…
Довильская. Совершенно серьезно, генералъ… вѣдь вы-же мнѣ сами сколько разъ говорили, что представься вамъ только случай умереть за меня…
Маратовъ. Да я говорилъ…
Отрушкинъ. И я тоже, правда…
Довильская. Вотъ видите.
Маратовъ. Но вѣдь надо понимать какъ это было сказано… Я говорилъ, что готовъ пожертвовать жизнью, чтобъ видѣть васъ счастливой. Теперь предположите, что я выпью чашку съ ядомъ, тогда вѣдь онъ на васъ женится…
Довильская. Конечно.
Маратовъ. Я его знаю, вы съ нимъ не будете счастливы.
Отрушкинъ. Я только что это хотѣлъ сказать… Вообразите что я бы отравился: вѣдь тогда онъ будетъ вашимъ мужемъ… и стало быть я буду причиной вашего несчастія. — никогда, никогда, никогда!
Довильская. Въ самомъ дѣлѣ? вы думаете, что нашъ генералъ…
Отрушкинъ. Генералъ! генералъ! — какой онъ генералъ?… никогда онъ и не былъ генераломъ. Онъ одинъ разъ за болѣзнію дворянскаго предводителя исправлялъ его должность, такъ получилъ два пакета съ надписью «Его Превосходительству» оттого и называетъ себя генераломъ… Онъ просто капитанъ въ. отставкѣ; если вы за него замужъ выйдете, вы будете капитанша.
Довильская. Неужели только капитанша!!?
Маратовъ. (Тихо ей.) Что онъ вамъ сказалъ?
Довильcкая. Ничего… про васъ право ничего…
Маратовъ. Не совѣтую вамъ выходить за него замужъ, онъ мошенникъ… Вы милое, неопытное дитя, вы не смотрите, что онъ. на себя напускаетъ представительный видъ… онъ настоящій мошенникъ въ полномъ смыслѣ этого слова. Если вы за него выйдете, вы будете женой мошенника. Я бы не говорилъ этого конечно, еслибъ вы были бѣдны… все таки мошенники, которые не сидятъ въ тюрьмахъ, очень уважаются въ обществѣ за ихъ деньги, — но вамъ съ вашимъ состояніемъ это рѣшительно не нужно.
Отрушкинъ. (Подходя.) И потомъ, чѣмъ болѣе я думаю, въ ваши юные года и съ вашей доброй душой. это невозможно… я беру въ свидѣтели капитана…
Маратовъ. Какого капитана?
Отрушкинъ. Виноватъ, я беру въ свидѣтели его превосходительство, вы добры, эта несчастная идея не могла прійти вамъ самимъ въ голову.
Маратовъ. Я увѣренъ, что это испытаніе вамъ посовѣтовала ваша Анна Ивановна.
Отрушкинъ. Я всегда замѣчалъ въ этой дѣвицѣ что-то звѣрское… спокойное, холодное… это она выдумала такое испытаніе.
Довильская. Да, я съ ней посовѣтовалась.
Отрушкинъ. Я зналъ, я навѣрно зналъ… но это неблагодарность съ ея. стороны! — вы ее къ себѣ приблизили, вы съ ней обращаетесь чуть ли не какъ съ сестрой, а она васъ подводитъ… вы знаете какъ она васъ подводитъ?.. Ну предположите, что мы примемъ испытаніе.
Маратовъ. Предположите, что мы выпьемъ эти чашки.
Отрушкинъ. И вдругъ одинъ изъ насъ падаетъ бездыханнымъ трупомъ здѣсь, къ вашимъ ногамъ.
Довильская. (Съ ужасомъ.) О! это ужасно!
Отрушкинъ. Да-съ, что-бы вы сдѣлали?
Довильская. (Мѣняя тонъ и очень спокойно.) Я бы приказала его убрать.
Маратовъ. И только! какое убійственное хладнокровіе!… Хорошо, его бы унесли; но вы думаете это бы прошло вамъ даромъ?.. разнесся-бы слухъ объ этомъ происшествіи и прокурорскій надзоръ явился-бы потребовать у васъ отчета.
Довильская. Я бы отлично съумѣла отвѣтитъ прокурорскому надзору.
Маратовъ. Какъ?
Довильская. Я бы позвала Анну. (Зоветъ). Анна! поди сюда…
Тѣ-же и ЮШЕВА.
Юшева. (Войдя.) Что вамъ угодно?
Довильская. Вы увидите, какъ это просто. Анна, возьми одну изъ этихъ чашекъ и выпьемъ вмѣстѣ. (Обѣ пьютъ.) Вотъ.
Маратовъ и Отрушкинъ. Аа!!.
Довильская. Да, правда, холодный кофе, очень не вкусенъ.
Отрушкинъ. Елена Львовна…
Довильская. Надѣюсь, что мнѣ нечего бояться прокурорскаго надзора.
Маратовъ. Гм… гм!.. вы посмѣялись надъ нами.
Довильская. (Смѣясь.) Вольно-же вамъ было не выпить, вы бы меня поставили въ большое затрудненіе… мнѣ бы пришлось выйти замужъ за васъ обоихъ… Но Анна была такъ увѣрена, что вы не выпьете.
Маратовъ. А! это все она.
Отрушкинъ. Какъ угодно, сударыня, какъ угодно… намъ остается послѣ этого только уйти и уступить мѣсто Андрею Николаевичу.
Довильская. Грави чу!!?
Маратовъ. Не трудно угадать, что когда вы такъ обращаетесь съ нами…
Отрушкинъ. Во всякомъ случаѣ эта шутка была очень остроумна… очень… и въ доказательство того, что я нисколько не обиженъ, я вамъ дамъ добрый совѣтъ: Если вы хотите выйти замужъ за господина Гранича, то выходите скорѣй, потому что онъ бѣдняжка не можетъ ждать.
Маратовъ. Онъ прогорѣлъ въ конецъ.
Отрушкинъ. У него было тысченокъ тридцать денегъ и онъ ихъ всѣ просадилъ въ пять мѣсяцевъ, чтобы увѣрить васъ, что онъ богатъ.
Довильская. Чтобы обмануть меня?
Отрушкинъ. Да, чтобы вы его считали богатымъ.
Маратовъ. Какая тутъ у него была цѣль — я не знаю.
Довильская. Какая цѣль!!.
Отрушкинъ. Я тоже не знаю… я только считалъ долгомъ доложить вамъ… Пойдемте, генералъ.
Маратовъ. Идемте, милый другъ.
Отрушкинъ. Пускай на васъ женится господинъ Гравичъ; но повторяю: торопитесь этимъ бракомъ, сударыня, торопитесь… (Маратову тихо.) Какъ это глупо! — отчего вы не выпили?
Маратовъ. Вы должны были сперва выпить, тогда бы и я за вами… какъ было не догадаться!
ДОВИЛЬСКАЯ, ЮШЕВА.
Довильская Дерзкіе!… невѣжи!… дураки!… (Пауза.) Анна!
Юшева. Елена Львовна…
Довильская. Какъ ты думаешь? — можно ли найти въ цѣломъ мірѣ дѣвушку болѣе несчастную, чѣмъ я.
Юшева. Трудно.
Довильская. Невозможно, Анна.
Юшева. Ну, нѣтъ, чтобы было невозможно, этого нельзя сказать.
Довильская. Говори невозможно!.. Я такъ хочу… я хочу, чтобы ты сказала, что невозможно.
Юшева. Хорошо… невозможно въ цѣломъ свѣтѣ найти такую несчастную дѣвушку, какъ вы.
Довильская. То-то-же. Я одна только не буду никогда любима… Каждая обыкновенная бѣдная дѣвушка, когда ей объясняются въ любви, можетъ вѣрить что это искренно, что любятъ именно ее… а не ея деньги… потому что у ней нѣтъ денегъ… а у меня семь милліоновъ отъ папаши… Когда я куда-нибудь вхожу, кругомъ говорятъ, вотъ семь милліоновъ явились… когда я гдѣ-нибудь гуляю, я слышу: вотъ семь милліоновъ идутъ… и если кто осмѣлится замѣтить, что тутъ кромѣ семи милліоновъ есть еще молодая дѣвушка — ему отвѣчаютъ: «Ахъ — да, конечно, тутъ и эта миленькая малютка… но… но, что она такое въ сравненіи съ ея семью милліонами?!.» вотъ оно мое несчастье, вотъ оно!.. и чтобы я не сдѣлала, мнѣ этого не избѣжать никогда.
Юшева. О! если бы вы желали, есть средство! и очень простое…
Довильская. Есть средство? есть?
Юшева. Кто вамъ велитъ оставаться богатой?… вы можете сразу ваши денежки…
Довильская. Что такое?
Юшева. Отдать кому нибудь — и вы сдѣлаетесь бѣдной.
Довильская. Отдать мои семь милліоновъ? подарить ихъ. кому нибудь?… а — нѣтъ…. благодарю покорно…
Юшева. Такъ и пенять нечего.
Довильская. Вздоръ какой!.. выкинуть семь милліоновъ за окошко, какъ негодную тряпку!..
Юшева. Но вѣдь вы же завидуете бѣднымъ.
Довильская. Ты сказала вздоръ, слышишь?.. говори, что это вздоръ: — я хочу, чтобъ ты сказала, что это вздоръ.
Юшева. Извольте, Елена Львовна, я сказала вздоръ.
Довильская. То-то-же… (Пауза.) Анна…
Юшева. Что-же вы остановились? — я слушаю.
Довильская. Андрей Николаичъ… этотъ Андрей Николаичъ… ты слышала, Анна, что эти два господина сказали про вето.
Юшева. Слышала.
Довильская. Это вѣдь неправда?… они его оклеветали? они солгали?..
Юшева. Нѣтъ, они сказали правду.
Довильская. Онъ прожилъ все свое состояніе, чтобы я его считала богатымъ?
Юшева. Да.
Довильская. Зачѣмъ-же это?
Юшева. Очень понятно зачѣмъ. Вотъ оно какъ случилось: онъ васъ увидѣлъ и съ первой-же минуты полюбилъ.
Довильская. Да, да, я знаю, — меня нельзя видѣть безъ того чтобы не полюбить съ первой минуты, это ужь дѣло извѣстное.
Юшева. Но вы богаты, очень богаты, — а онъ бѣденъ… оттого-то онъ сперва и хотѣлъ бѣжать отъ васъ… уѣхать… хотѣлъ совсѣмъ уѣхать, но такъ какъ онъ васъ любитъ…
Довильская. То онъ остался… это тоже всегда бываетъ такъ… хотятъ уѣхать, но остаются… Продолжай, Анна… Онъ хотѣлъ уѣхать и остался.
Юшева. Онъ рѣшилъ, себѣ доставить удовольствіе хоть немножко пожить подлѣ васъ, вашей жизнью. Ну для этого онъ долженъ былъ тянуться за вами во всѣхъ тратахъ, во всѣхъ расходахъ. Онъ сказалъ себѣ, я съумѣю уйти, когда у меня ничего не останется.,
Довильская. И раззорился?.. совсѣмъ, совсѣмъ раззорился, чтобы только хоть нѣкоторое время не отходить отъ меня? видѣть меня каждый день. Прелестно!… и когда-же онъ тебѣ все это разсказалъ?
Юшева. Только что сейчасъ. Онъ былъ здѣсь.
Довильская. А! еще лучше… Онъ не поѣхалъ въ концертъ но явился сюда, чтобы застать тебя одну и разсказать тебѣ… чтобы ты меня предупре1 дала… Теперь онъ опять сюда вернется, упадетъ къ моимъ ногамъ и разыграетъ великолѣпную сцену.
Юшева. Нѣтъ. Правда онъ сейчасъ придетъ, но къ ногамъ вашимъ падать не будетъ. Онъ придетъ проститься, скажетъ вамъ, что уѣзжаетъ, — и уѣдетъ.
Довильская. И уѣдетъ?
Юшева. Да.
Довильская. Самымъ таки настоящимъ образомъ уѣдетъ, совсѣмъ?
Юшева. Совсѣмъ уѣдетъ.
Довильская. И ты этому вѣришь?
Юшева. Я этому вѣрю, конечно.
Довильская. Какіе пустяки… Говори, что ты этому не вѣришь, я хочу, чтобы ты сказала, что этому не вѣришь.
Юшева. Этого я никакъ не могу… я въ самомъ дѣлѣ вѣрю.
Довильская. Я тебѣ говорю, онъ упадетъ къ моимъ ногамъ.
Юшева, Я сама ему это совѣтовала: пускай, молъ, прямо скажетъ вамъ, что васъ любитъ, — но, нѣтъ, ни за что… Тогда говоритъ, Елена Львовна сейчасъ можетъ подумать, что я хочу на ней жениться изъ за ея богатства.
Довильская. Вотъ какъ!
Юшева. И онъ-былъ правъ: вы таки подумали… онъ говоритъ, что жениться на васъ можетъ только въ одномъ случаѣ… для этого нужно… нѣтъ вы разсердитесь, я не буду повторять его слова.
Довильская. Анна, я хочу!! слышишь, я хочу, чтобы ты мнѣ повторила… ну, что-же нужно, чтобы онъ женился на мнѣ?
Юшева. Нужно по его мнѣнію… чтобы вы. вы сами сдѣлали ему предложеніе; вы сказали ему, что его любите… да и то это можетъ ему показаться не совсѣмъ ловкимъ и тогда…
Довильская. Онъ смѣлъ такъ сказать!?..
Юшева. Да.
Довильская. (Сердито.) Но отчего же онъ не идетъ… а… пускай только явится… пускай теперь придетъ.
Слуга. Господинъ Гравичъ.
Довильская. А!!…
Юшева. (Успокоивая ее.) Елена Львовна!..
Довильская. (Слугѣ.) Проси… ступай же скорѣй… ступай проси!.. (Слуга уходитъ.) Ты увидишь, Анна, какъ я его приму и какъ онъ будетъ благодарить себя за то, что сдѣлалъ тебѣ свое признаніе.
Довильская. (Едва давая ему раскланяться.) Андрей Николаичъ… правду ли говоритъ про васъ Анна, будто вы хотите уѣхать?
Гравичъ. Совершенно справедливо, Елена Львовна.
Довильская. Куда же вы уѣзжаете?
Гравичъ. Въ провинцію, въ деревню.
Довильская. И когда?
Гравичъ. Сегодня, сегодня вечеромъ съ курьерскимъ поѣздомъ на Москву.
Довильская. Сегодня? и не хотите отложить своего отъѣзда ни на одинъ день?
Гравичъ. Ни на одинъ часъ даже.
Довильская. Вы уѣзжаете, — и говорите мнѣ объ этомъ почти въ. самый моментъ отъѣзда… А! я понимаю: вы предположили, что мнѣ будетъ больно съ вами разставаться и потому хотѣли сдѣлать это разставанье наивозможно короткимъ, — дальніе проводы, — и долгіе проводы, — лишнія слезы… благодарю васъ. Что это у васъ въ рукахъ?
Гравичъ. (Растерянные.) Это вотъ?
Довильская. Да. Какой это свертокъ?.. впрочемъ если нельзя сказать: пожалуйста, — я не настаиваю.
Гравичъ. Что-же мнѣ тутъ скрывать? На будущей недѣлѣ маскарадъ у Аракиныхъ и вы меня просили доставить вамъ рисунки костюмовъ XVIII столѣтія, — вотъ я и принесъ.
Довильская. Вы на этомъ балу не будете?
Довильская. Нѣтъ, я ужь въ это время буду въ деревнѣ. (Подавая ей рисунки.) Тутъ нѣсколько подходящихъ костюмовъ и можно сдѣлать выборъ.
Довильская. И такъ даже до послѣдней минуты вы заботитесь обо мнѣ… тѣмъ болѣе мнѣ горько съ вами разставаться… но если выѣдете сегодня, вамъ вѣроятно дорога теперь каждая минута и я метекъ эгоистична, чтобы задерживать васъ.
Гравичъ. Въ такомъ случаѣ позвольте проститься…
Довильская. Передъ нами еще жизни много, а желѣзныя дороги уничтожаютъ всякое разстояніе… встрѣтимся когда нибудь!… какъ это говорится гора съ горой не сходится…
Гравичъ. Да-съ, я надѣюсь, что когда нибудь… Прощайте Анна Ивановна.
Юшева Прощайте Андрей Николаичъ.
Тѣже безъ ГРАВИЧА.
Довильская. Онъ ушелъ!
Юшева. Еще бы не уйти, послѣ такого ласковаго пріема.
Девмльсная. Это невозможно! онъ вернется.
Юшева. Вонъ онъ переходитъ улицу… Нѣтъ, совсѣмъ не похоже на то, чтобы онъ хотѣлъ вернуться.
Довильская. Скажи скорѣй кому-нибудь, чтобы побѣжали за нимъ, — вернули его сейчасъ-же!… (Юшева уходитъ.) О рѣшительно… рѣшительно въ цѣломъ мірѣ нѣтъ женщины несчастнѣе меня. (Юшева возвращается.) Анна!…
Юшева. Что прикажите!
Довильская. Анна — я… я люблю его.
Юшева. Я это знала.
Довильская. Никто въ жизни не нравился мнѣ такъ, какъ онъ… я его выбрала…
Юшева. Знаю, знаю. Елена Львовна… и онъ тоже, онъ обожаетъ васъ; развѣ-бы иначе я Себѣ позволила предлагать ему…
Довильская. Онъ не вернется, онъ не хочетъ вернуться.
Юшева. Ну! — когда вы сами его зовете, такъ отчего-же?
Тѣже и ГРАВИЧЪ.
Довильская. А! Андрей Николаичъ!
Гравичъ. Вы меня звали?
Довильская, Я… я хотѣла (Тихо Аннѣ.) Что ему сказать?
Юшева. (Тихо.) Почемъ я знаю.
Гравичъ. Что вамъ угодно?
Довильская. Я… Я… (Схвативъ рисунки, которые ей подала Юшева.) Я пересмотрѣла эти рисунки… которые вы мнѣ принесли… ваша правда, тутъ есть выборъ, но настоящаго полнаго костюма нѣтъ… у васъ такъ много вкуса, Андрей Николаичъ, и вы такъ хорошо рисуете…
Гравичъ. Вы сами рисуете очень хорошо.
Довильская. Не правда, не правда, не смѣйте хоть вы-то это говорить!.. Мнѣ говорятъ, что я хорошо рисую, потому что ужь такъ положено: все что я дѣлаю выходитъ прекрасно… я избалована — съ дѣтства, только и слышу однѣ похвалы, — но отъ васъ я не хочу ихъ слышать; вы не смѣете! вы; должны говорить правду.
Гравичъ. Я говорю, что думаю.
Довильская. Вы это говорите, чтобъ не исполнить моей просьбы.
Гравичъ. Помилуйте, — что вамъ угодно, приказывайте….
Довильская. Составьте мнѣ по вашему вкусу изъ этихъ рисунковъ костюмъ… полный костюмъ и нарисуйте его… Вѣдь еще до вечерняго поѣзда времени много.
Гравичъ. (Беретъ рисунки.) Извольте, я сейчасъ-же…
Довильская. Куда?.. нѣтъ вы здѣсь… рисуйте… тутъ въ моемъ кабинетѣ все есть: и краски, и карандаши…
Гравичъ. Съ величайшимъ удовольствіемъ.
Тѣже безъ ГРАВИЧА.
Довильская. (Глядя ему вслѣдъ). Что?.. идетъ-таки?.. самымъ равнодушнымъ образомъ идетъ рисовать?!.. а ты говорила, что онъ меня любитъ! — это неправда, онъ совсѣмъ меня не любитъ.
Юшева. Онъ любитъ васъ, онъ очень васъ любитъ.
Довильская. Отчего-же онъ не возвращается?.. Если я его зову вернуться, онъ долженъ-же понимать… не такъ же онъ глупъ, чтобы думать, что это въ самомъ дѣлѣ изъ за рисунка.
Юшева. Я вамъ говорила: онъ любитъ васъ; но онъ никогда въ этомъ не признается вамъ… онъ любитъ васъ и все таки уѣдетъ.
Довильская. Но я не хочу, чтобъ онъ уѣхалъ… надо найти способъ, чтобы его остановить.
Юшева. Какъ-же это?
Довильская. Найди, Анна… какъ знаешь, мнѣ все равно, только найди… Я хочу, я хочу, слышишь, я хочу, чтобы ты нашла способъ…
Юшева. Попробуйте то, что онъ предлагаетъ. Скажите ему сами, что вы его любите.
Довильская. Развѣ я ему своимъ поведеніемъ не дала этого понять? какъ-же такъ въ глаза прямо сказать: не уѣзжайте, я васъ люблю.
Юшева. Если это единственный Способъ.
Довильская. Ты говоришь глупости, Анна… сознавайся сейчасъ, что ты говоритъ глупости!.. я хочу чтобъ ты созналась!
Юшева. Извольте — я говорю глупости… но все-таки другаго способа нѣтъ.
Довильская. Погоди… вотъ что… поди къ нему ты и скажи ты ему, что я его люблю.
Юшева. Я то ужь это ему говорила.
Довильская. Ну… наконецъ… скажи, что я сама тебя просила сказать ему…
Юшева. Это будетъ не то, чего онъ хочетъ.
Довильская. А! вы всѣ только бѣсить меня хотите! уйди отъ меня, уйдите всѣ!? Господи, господи! какъ я несчастна!!
Тѣ-же и ГРАВИЧЪ, — въ концѣ слуга.
Гравичъ. Я забылъ спроситъ васъ, Елена Львовна, какого рода костюмъ вы хотите: маркизы или субретки?
Довильская. Никакого костюма я не хочу! никакого!! оставьте… ступайте, мнѣ ничего не надо!
Гравичъ, Что съ вами, Елена Львовна?
Довильская Вы не понимаете? какой, простенькій подумаешь!.. и такъ таки, преспокойно идетъ себѣ, садится, рисуетъ… совершенно хладнокровно спрашиваетъ; какой костюмъ: маркизы или субретки?!… о! это ужь слишкомъ!!
Гравичъ. Вы просили….
Дрвильская. Какъ это честно притворяться непонимающимъ! какъ это достойно умнаго хорошаго человѣка… какъ это великодушно такъ мучить слабую дѣвушку!
Гравичъ. Кого?..
Довильская. Анна, скажи ему, что онъ меня мучитъ, скажи ему, Анна.
Юшева. Вы мучите Елену Львовну.
Гравичъ. Чѣмъ-же? что я сдѣлалъ?
Довильская. Гордость! гордость! въ чемъ можетъ заключаться гордость порядочнаго человѣка? Гордиться можно чѣмъ нибудь дѣйствительно хорошимъ, какимъ нибудь подвигомъ что-ли… Самолюбіе! — когда задѣто наше самолюбіе? — когда насъ оскорбляютъ… А тутъ развѣ есть какая нибудь тѣнь оскорбленія? вѣдь это только одинъ капризъ съ вашей стороны! прихоть ваша и больше ничего!
Гравичъ. Я самъ не понимаю, что такое это? что такое тутъ?
Довильская. Уйдите, ступайте, если такъ!.. прощайте.
Гравичъ. Прощайте.
Довильская. Стойте. Какъ вы смѣете уходить? какъ вы смѣете?
Гравичъ. Вѣдь вы-же меня прогнали.
Довильская. Я васъ могу прогнать, а вы не смѣете уходить… Я еще не все сказала.
Гравичъ. Я васъ слушаю.
Довильская. Вы злой человѣкъ, вы безсердечный, вы обманщикъ, и тѣмъ хуже, что вы обманывали меня… вы видите я несчастная, одинокая, всѣми покинутая… Что-же мнѣ въ самомъ дѣлѣ прикажете довольствоваться обществомъ Маратова и Отрушкина?… Я васъ поняла теперь, у васъ мелочный характеръ, я васъ ненавижу. Анна! скажи ему, чтобъ онъ ушелъ?.. Не смѣйте уходить!… Чтожь вы молчите? что-же вы не оправдываетесь?
Гравичъ. Дорогая, Елена Львовна…
Довильская. Что я за дорогая? совсѣмъ я вамъ не дорогая; оставьте эти нѣжности.
Гравичъ. Говорите прямо, чего вы отъ меня хотите? вы знаете: я вамъ слуга и рабъ, я готовъ исполнить ваше малѣйшее приказаніе.
Довильская. Скажите пожалуйста!
Гравичъ. Только надо приказать.
Довильская. Онъ мой рабъ! онъ мой слуга!… Стало быть теперь слуги повелѣваютъ господами, а господа должны слушаться безпрекословно… вы мой слуга? — когда съ такимъ упорствомъ непремѣнно требуете, чтобъ я вамъ признавалась въ своей любви!!
Гравичъ. Елена Львовна…
Довильская. Пріучить меня къ мысли, что всегда тутъ подлѣ меня будетъ этотъ милый любящій человѣкъ — и потомъ требовать, чтобы для этого все-таки я сама ему сказала: женитесь на мнѣ, я васъ люблю… Никогда я этого не скажу! — и еслибы я даже сто разъ больше расъ любила, — вы этого не дождетесь.
Гравичъ. Вы уже сказали, Лена! вы сказали больше чѣмъ нужно.
Довильская. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, — пожалуйста не воображайте, что это я ваше требованіе исполняй.
Гравичъ. Такъ или иначе, все равно!! я знаю, что вы меня любите, искренно любите…
Довильская. А, вы это только теперь замѣтили?!. То вы за жалкій человѣкъ!
Гравичъ Браните меня, гоните! — я не уйду, я ни за что не уйду отъ васъ никогда въ жизни.
Довильская. Просите прощенія! сейчасъ-же извольте просить прощенья.
Гравичъ. На колѣняхъ, моя Лена… да, вы правы, это было ложное самолюбіе; я васъ вполнѣ цѣнить не умѣлъ, если хоть мгновенье могъ въ васъ сомнѣваться.
Довильская. Встаньте!.. встаньте-же, я вамъ Приказываю… Садитесь сюда. (Онъ садится подлѣ нея.) Вы измучили меня.
Гравичъ. Забудь это — забудь, мое солнышко. За то теперь у меня не будетъ другихъ мыслей, какъ только о твоемъ счастіи.
Юшева. Вотъ видите, совсѣмъ это не такъ трудно дѣлается, какъ вамъ казалось.
Слуга. Господинъ Отрушкинъ и генералъ Маратовъ.
Довильская. Зачѣмъ они? ненужно… А впрочемъ нѣтъ, проси. (Слуга уходитъ.) Я счастлива, мнѣ весело и они меня посмѣшатъ. Что это имъ вздумало.съ такъ скоро вернуться.
Тѣже МАРАТОВЪ и ОТРУШКИНЪ.
Маратовъ. Прелестный цвѣтокъ…
Отрушкинъ. Обожаемая Елена Львовна…
Маратовъ. Мы придумали новое испытаніе.
Довильская. Очень пріятно, господа.
Маратовъ, Видите, въ чемъ дѣло, такъ какъ мы два соперника и одинъ изъ насъ долженъ непремѣнно исчезнуть… для васъ… онъ исчезнетъ.
Отрушкинъ. Исчезнетъ навсегда.
Маратовъ. Но для этого нѣтъ никакой надобности умирать. Мы предлагаемъ вамъ: возьмите двѣ бумажки; на одной поставьте крестъ, на другой ничего. Вы кладете ихъ въ вазу, каждый изъ насъ беретъ одну изъ нихъ… кто получитъ крестъ, тотъ получитъ васъ, — кто пустую бумажку, долженъ исчезнуть… уѣхать куда-нибудь, на глаза вамъ никогда не показываться.
Довильская. Господа, я вижу вы очень меня любите, если сочинили себѣ такое тяжелое, испытаніе. Дѣлать нечего, я согласна.
Маратовъ. Что? вы видите, — я говорилъ, что она согласится… а вы не хотѣли возвращаться.
Отрушкинъ. Но вѣдь я сочинилъ испытаніе.
Довильская. Выбирайте, господа.
Маратовъ. Господи, помози!..
Отрушкинъ. Будь что будетъ!
Маратовъ. Дайте мнѣ ту, я хотѣлъ ту взять!
Отрушкинъ. Извините, я не уступлю.
Довильская. Теперь поздно, господа; пусть рѣшитъ судьба. Итакъ, тотъ кто получить пустую бумажку…
Маратовъ. Долженъ исчезнуть.
Отрушкинъ. Навсегда.
Довильская. Вы оба даете въ этомъ клятву… не приставать ко мнѣ больше и оставить меня въ покоѣ?
Маратовъ и Отрушкинъ. Мы клянемся.
Довильская. Теперь можете открыть ваши бумажки.
Маратовъ. (Раскрывая.) Пустая!.. Я говорилъ, что я хотѣлъ ту взять, я говорилъ!
Отрушкинъ. Позвольте, вѣдь и у меня пустая… позвольте…
Довильская. А кто получитъ пустую бумажку… вы дали клятву.
Маратовъ. Гм… понимаю… это опять была шутка?
Отрушкинъ. Я говорилъ, что не надо было идти.
Маратовъ. Мы явились слишкомъ поздно, мѣсто ужь было занято.
Отрушкинъ. Правда… мы понимаемъ кому достался крестъ… Андрей Николаичъ, можно васъ поздравить?
Довильская. Вы не пророкъ, а угадчикъ. Да, вотъ мой женихъ.
Отрушкинъ. Вы послѣдовали моему совѣту, вы поторопились.
Маратовъ. Но Андрей Николаевичъ прежде кажется былъ такъ строгъ къ семи милліонамъ…
Гравичъ. Прежде, но не теперь… теперь, еслибы у нея была даже вдвое больше…
Довильская. Вы бы все-таки на мнѣ женились?
Гравичъ. Не задумавшись.
Отрушкинъ. Вѣдь и мы тоже.
Маратовъ. И мы изъ за четырнадцати милліоновъ не стали-бы щепетильничать и отказываться отъ васъ.
Довильская. Но между вами есть разница.
Отрушкинъ. Напримѣръ?
Довильская. Вамъ достались пустыя бумажки…
Маратовъ. А ему семь милліоновъ.
Довильская. Нѣтъ, прежде семи милліоновъ, онъ съумѣлъ добыть самое необходимое, безъ чего я бы не пошла замужъ ни за кого.
Отрушкинъ. Чтожь это: самое необходимое?
Маратовъ. Талисманъ какой нибудь?
Довильская. Да, талисманъ… онъ съумѣлъ добыть… ну, ну, угадайте-же ну?… ахъ Боже мой: любовь мою съумѣлъ добыть, неужто непонятно?!