С. А. Ан--скій.
править1906.
правитьМихаилъ Егоровичъ Ершовъ, — земскій дѣятель, 50 лѣтъ.
Викторъ, — студентъ, Лиза, — курсистка, его дѣти.
Ловцовъ, — студентъ.
Андрей Ивановичъ Кандеевъ, — бѣжавшій каторжанинъ 55 лѣтъ.
Ѳедоръ Кугайдовъ, — крестьянинъ, служитъ въ домѣ Ершова.
Жандармскій капитанъ.
Жандармы.
Дѣйствіе происходитъ въ университетскомъ городѣ, въ недавнее время (до 17 Октября).
Въ домѣ Ершова. Комната Виктора. Студенческая обстановка. Направо — дверь съ улицы. Налѣво — во внутреннія комнаты. Вечеръ. Викторъ сидитъ у стола, работаетъ.
(Закрываетъ книгу). Ну, вотъ и кончилъ. Теперь просмотрю вчерашнія лекціи, а затѣмъ пойду въ клинику. (Встаетъ. Рѣшительно). Надо, наконецъ, сбросить съ плечъ эту обузу! Я ужъ окончательно измучился этой половинчатой работой, этой двойственностью: съ одной стороны университетъ, съ другой стороны — революція, — и выходитъ ни Богу свѣчка, ни черту кочерга. (Пауза). Теперь, хоть бы громы небесные гремѣли, я эти полгода не отрываюсь отъ занятій. Сдамъ окончательный экзаменъ, поступлю на земскую службу врачемъ — и тогда всецѣло отдамся революціонному дѣлу. (Садится работать. Лееръ нерѣшительно пріоткрывается. Входитъ Лиза съ книгой).
Лиза. Не помѣшаю тебѣ?
Викторъ. (Не отрываясь отъ работы). Въ чемъ дѣло?
Лиза. Объясни мнѣ, пожалуйста, одно мѣсто, нѣсколько фразъ, которыхъ никакъ не пойму.
Викторъ. (Все не отрываясь). Что ты читаешь?
Лиза. Маркса… Ужасно трудно.
Викторъ. (Взглянувъ на нее). Что ты это вдругъ вздумала за Маркса взяться?
Лиза. Совсѣмъ не вдругъ. Я ужъ давно собиралась… (Садится). Я окончательно рѣшила отложить всѣ занятія по курсамъ, лекціямъ и заняться исключительно политической экономіей и соціологіей.
Викторъ. Почему именно этими науками? И почему ты съ Маркса начала?
Лиза. Чтобы, наконецъ, разобраться въ этихъ спорахъ и разногласіяхъ. (Съ горечью). Ты не можешь себѣ представить, какъ я измучилась за послѣднее время. Не знаю, можетъ быть, я въ самомъ дѣлѣ дура набитая, но не могу разобраться, не могу рѣшить, кто правъ, кто ошибается… Слушаю однихъ — мнѣ кажется, что они вполнѣ правы и относительно аграрнаго вопроса, и относительно экономическаго фактора и относительно террора. Слушаю другихъ и начинаю убѣждаться въ противномъ, начинаетъ казаться, что другіе правы. И вотъ я рѣшила, чего бы мнѣ это ни стоило, проштудировать «Капиталъ» и разобраться.
Викторъ. И ты надѣешься проштудировавъ «Капиталъ» разобраться? А знаешь ли, что теперь имѣется огромная литература «критиковъ Маркса» и довольно таки объемистая литература критиковъ этихъ критиковъ. Затѣмъ, ты забыла, что для того, чтобы, напримѣръ, разобраться въ вопросѣ объ экономическомъ матеріализмѣ или о діалектическомъ методѣ надо изучать философію, надо…
Лиза. Какъ же по твоему? Съ чего же начать? Съ чего ты началъ?
Викторъ. Я?.. Съ того же, съ чего ты начинаешь, поэтому тоже ничего не знаю! (Ходитъ по комнатѣ. Съ волненіемъ). Вся наша бѣда въ томъ, что всѣ мы доктринеры, вотъ что! Я Маркса читалъ въ 17 лѣтъ, когда еще ни малѣйшаго понятія не имѣлъ о русской жизни. Мнѣ нужна была не истина, провѣренная жизнью, а стройная теорія — и я ее получилъ. А потомъ я и клалъ жизнь въ прокрустово ложе этой теоріи…
Лиза. Ну, а какъ же слѣдуетъ дѣлать? какъ? Научи!
Викторъ. Слѣдуетъ сперва изучить русскую жизнь, узнать ее, а потомъ ужъ ею провѣрять теоріи, а не теоріей провѣрять жизнь… (Стукъ въ двери. Входитъ Ершовъ.)
Ершовъ. О чемъ вы такъ горячо спорите?
Викторъ. Объ отношеніяхъ теоріи къ дѣйствительности.
Ершовъ (улыбаясь). Подозрительная въ цензурномъ отношеніи тема. Лучше бы разсуждали «о любви къ отечеству и народной гордости!» (Лизѣ). Пойди, Лизокъ, пожалуйста, посмотри принесли ли почту? (Лиза уходитъ).
Ершовъ (оглядываясь). Новый номерокъ «Освобожденія» получился. Пальчики облизать, ей Богу! Нѣкоторыя статьи прямо восторгъ одинъ! Чистый Герценъ! Я тебѣ вечеромъ принесу, увидишь… Ну, и молодецъ этотъ Струве! Бьетъ въ центру!
Викторъ. Въ центру-ли?
Ершовъ. Въ центру, братъ, въ центру! Послушай меня, я больше тебя знаю жизнь. Ты вѣдь знаешь немного мои воззрѣнія вообще. Я себѣ не измѣнилъ. Я остался такимъ же, какимъ былъ 30 лѣтъ тому назадъ, когда ходилъ въ народъ. Только я, братъ, считаюсь съ положеніемъ вещей. Теперь на очереди вопросъ о конституціи — и если кто въ состояніи добиться ея — такъ это земства, либеральная часть общества…
Викторъ. Путемъ вѣрноподанническихъ адресовъ? элегантной фронды?
Ершовъ. Вотъ ты всегда такъ. У тебя форма играетъ больше роли, чѣмъ содержаніе. Слушай, это останется, конечно, между нами. Мнѣ третьяго дня Алексѣй Гавриловичъ разсказалъ, а онъ это знаетъ изъ самаго достовѣрнаго источника, что царь самъ желаетъ дать конституцію, что онъ положительно рѣшилъ, понимаешь, рѣшилъ ее дать, и только, окружающая камарилья съ Побѣдоносцевымъ во главѣ не допускаютъ его.
Викторъ. Ну? Что изъ этого?
Ершовъ. А то, что въ высшихъ сферахъ происходитъ очень сильная и очень серьезная борьба партій. И если лѣвая партія найдетъ стойкую и сильную поддержку въ земствѣ — она можетъ побѣдить… Что ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, Витте сталъ бы играть такую рискованную игру, еслибъ не чувствовалъ за собою сильную партію… Двѣ недѣли тому назадъ Петръ Алексѣевичъ имѣлъ аудіенцію у Витте, и тотъ ему два такихъ словечка откаталъ, что у Петра Алексѣевича прямо дыханіе захватило! (Входитъ Лиза).
Лиза. Почта пришла папа. Тебя ждутъ. (Ершовъ уходитъ). О чемъ отецъ говорилъ съ тобою? (Входитъ Ловцовъ).
Ловцовъ. (Виктору). Здравствуй! Здравствуйте, Елизавета Михайловна! Я къ вамъ по дѣлу, господа. Необходимо на нѣсколько дней помѣстить одного нелегальнаго. Во всемъ городѣ нѣтъ ни одной безопасной квартиры. Единственное мѣсто у васъ. Можете?
Викторъ. Ну, что за вопросъ, конечно!
Лиза. Конечно! конечно! Гдѣ онъ?
Ловцовъ. Я приведу его. Только вы устройте какъ-нибудь такъ, чтобъ его лишніе люди не видали.
Викторъ. Устроимъ, устроимъ, не безпокойся. Иди приведи его! (Ловцовъ уходитъ).
Лиза. Какъ бы устроить, чтобъ отецъ его не видалъ? Знаешь? Помѣстимъ его въ моей комнатѣ, а я буду ходить ночевать къ Олѣ. Отецъ ко мнѣ почти никогда не заходитъ. Только вотъ, какъ быть съ Ѳедоромъ?
Викторъ. За Ѳедора я не боюсь. Ему только сказать, чтобъ не болталъ — и довольно. Онъ — могила. (Заходитъ Ѳедоръ съ дровами).
Ѳедоръ. Протопить надоть. Морозъ! (Садится на корточки и начинаетъ растапливать печь.)
Лиза. О чемъ отецъ съ тобою говорилъ?
Викторъ. По обыкновенію развивалъ свои мечтанія о либеральномъ курсѣ. Царь, говоритъ, хочетъ дать конституцію, да его не допускаютъ.
Ѳедоръ (оборачиваясь). А, примѣромъ сказать, насчетъ земли, ничего не слыхать?
Викторъ. То есть, какъ «насчетъ земли»?
Ѳедоръ. Насчетъ прирѣзки, значитъ. Скоро ли будетъ?
Викторъ. Да кто же прирѣжетъ ее, землю?
Ѳедоръ. Да вѣстимо кто: царь. Кому больше!
Викторъ. Чепуху, братъ, городишь. Никакой прирѣзки вамъ не будетъ. Напрасно надѣетесь.
Ѳедоръ. Ну, это ты, баринъ, того… Ничего ты въ этихъ дѣлахъ не знаешь… Прирѣзка безпремѣнно будетъ. Даже такъ говорятъ, что всю землю какъ есть у помѣщиковъ отберутъ и мужикамъ отдадутъ. Сказываютъ, манифестъ отъ царя будетъ…
Викторъ. Ужъ 40 лѣтъ ждете манифеста. Еслибъ хотѣли вамъ дать землю, ее бы ужъ давно дали.
Ѳедоръ. Да-али бы! А Синотъ на что? Звѣстно дали бы, кабы Синотъ допускалъ. А то онъ, проклятущій, все мутитъ, не допускаетъ… Да не долго ему теперь озорствовать! Сказываютъ: солдатикъ одинъ до самаго царя добрался — и все ему разсказалъ. Царь, значитъ, теперь все доподлинно знаетъ!
Викторъ (Лизѣ). Ну, и толкуй тутъ съ нимъ!
Ѳедоръ. Сказываютъ еще такъ: собралъ разъ царь-Освободитель помѣщиковъ, дворянъ и тамъ сенаторовъ разныхъ и говоритъ имъ: Отгадайте, говоритъ, мнѣ загадку. Есть, говоритъ, у меня сива кобылка, для верховой ѣзды хороша, лучше не надо. Да не знаю, кому ее отдать. Старшему сыну, среднему, аль-бо младшему. Старшой сынъ сидѣть то на кобылкѣ хорошо умѣетъ, да руки у него слабыя: не управится. У средняго руки крѣпкія, да ноги короткія. А у младшаго и руки и ноги въ препорціи. Кому, значитъ, отдать кобылку? Ну, дворяне и говорятъ царю: Дай намъ три дня на обдумку. Обдумаемъ и скажемъ. Далъ имъ царь три дня на обдумку. Черезъ три дня приходятъ; царь спрашиваетъ «Ну что, отгадали?» — Отгадали, — говорятъ, ваше императорское величество! Сиву кобылку младшому отдать слѣдоваетъ. Ни старшой, ни средній съ нею не справятся, а младшому она какъ разъ. — Подпишите, говоритъ царь. — Подписали. — (Подымается. Растягивая слова). То-огда, ца-арь всталъ, одѣлъ черезъ плечо ленту и говоритъ: «Сами вы себя подвели Три сына у меня — это значитъ дворянство, купечество и крестьянство. А сива кобылка — это земля. Дворянство хоть старшое сословіе, да руки слабыя, работить не умѣетъ; купечество ногъ не имѣетъ: стоять не можетъ крѣпко на землѣ. Все его изъ стороны въ сторону мотаетъ. А крестьянство, какъ оно крѣпко на землѣ стоитъ, да работать умѣетъ — ему и земля. Сами вы присудили!..» Вотъ вамъ! А вы говорите чипуха! (Собирается уходитъ).
Викторъ. Сказки все это, братъ, сказки!
Ѳедоръ. (Останавливается у дверей). Сказки говоришь? А видѣлъ ты патретъ царя-Освободителя?
Викторъ. Видѣлъ.
Ѳедоръ. А примѣтилъ ты, что онъ объ одно ухо?
Лиза. Какъ объ одно ухо?
Викторъ. Да это, вѣроятно, портретъ въ профиль.
Ѳедоръ. Да такъ объ одно ухо. Примѣромъ, у меня, у тебя по два уха. А у царя одно. Почему это? А?
Викторъ. А ну, скажи ты почему?
Ѳедоръ. То — то: а ну! Вотъ и раскуси. А люди доподлинно знаютъ почему. Изъ за земли: вотъ!
Лиза. Что-о ты!
Ѳедоръ. А то я! Слушай вотъ. Собрались, значитъ, помѣщики къ царю. А царь и говоритъ имъ: «Чернь, мужики значитъ, бѣдна. Надо ей землю отдать. А то и податей платить ей не изъ чего». А помѣщики какъ одинъ человѣкъ: «Не согласны! Не видать, говорятъ, мужикамъ земли, какъ вамъ, ваше императорское величество, ушей своихъ!» А царь имъ: А что, ежели я ухо свое увижу? — Что тогда? Отдадите землю? Тогда отдадимъ! (Думали шутитъ). Ну, тутъ царь выхватилъ шаблю, отрубилъ себѣ ухо и посмотрѣлъ. Помѣщики тогда и сдались! А царь и остался объ одно ухо! А вы говорите! (Уходитъ).
Лиза. Господи, Господи! Какая тьма ужасная! Пробьется ли когда нибудь лучъ свѣта сквозь нее?
Викторъ. Въ сущности у отца и у Ѳедора буквально одна и та же идеологія. Оба увѣрены, что высшія сферы преисполнены благихъ намѣреній, оба считаютъ виновниками всего окружающую камарилью; оба мечтаютъ о томъ, чтобы какъ-нибудь довести до царя свой голосъ. И у обоихъ это основано на недовѣріи къ собственнымъ силамъ. (Входятъ Ловцовъ и Кандеевъ. Послѣдній одѣтъ въ студенческій мундиръ, лице окутано башлыкомъ).
Кандеевъ. (Снимаетъ башлыкъ, пальто, фуражку). Ну-у, слава тебѣ Господи! Сбросилъ съ себя хомутъ! А цѣлый день меня въ этомъ корсетѣ водили. (Виктору и Лизѣ). Ну, здравствуйте хозяева! Братъ и сестра?
Викторъ. Да.
Кандеевъ. (Глядитъ на столъ). Кни-игъ то столько, книгъ! Мудрости! Ажъ страшно становится! Что, въ университетѣ?
Ловцовъ. Ну! Пошли разспросы! Вы лучше отдохните. Вѣдь двѣ ночи не спали.
Кандеевъ. Вотъ наслалъ на меня Господь наказаніе. Няньку мнѣ далъ! То отдыхай, то ѣшь, то пей. Да дай ты мнѣ съ людьми поговорить! Отдыхай! Отдыхалъ, слава тебѣ господи, цѣлыхъ 20 лѣтъ! И до сихъ поръ бока болятъ.
Ловцовъ. Ну, съ вами не сговоришься! (Вынимаетъ изъ кармана хлѣбъ и колбасу). Вотъ вамъ провіанту.
Кандеевъ. А-ахъ ты Марфа, Марфа!… Ну, спасибо другъ. Не сердись. Ужъ такая я своевольная натура… Ну, ты пойдешь? У тебя дѣлъ не мало. Ступай. Дай знать, когда придутъ извѣстія… И помни, что болѣе двухъ дней я здѣсь оставаться не могу. Необходимо быть тамъ…
Ловцовъ. Да, ради Бога, только не выходите. Тутъ кишмя кишатъ улицы шпиками.
Кандеевъ. (Смѣясь). Ну, ладно, ладно. Буду паинькой. Подъ колпачкомъ сидѣть буду! (Ловцовъ уходитъ).
Кандеевъ. Славный онъ парень! Только конспираторъ такой, что, кажется, самаго здороваго человѣка можетъ въ три дня въ гробъ вогнать. Сегодня онъ меня въ этомъ комедьянтскомъ одѣяніи цѣлый день по городу водилъ. И пѣшкомъ, и на извощикѣ, и въ конкѣ. Это мы отъ шпіоновъ удирали. А я увѣренъ, что ни одинъ шпіонъ за нами не гнался. А если прицѣпился, то именно благодаря нашей хитрой конспираціи. Я двѣ недѣли въ Москвѣ пробылъ, ходилъ открыто по улицамъ. А тамъ, въ самомъ дѣлѣ, на каждомъ шагу шпіоны, и такіе, которые уже гнались за мной. И ничего. Одѣлся я монахомъ. Иду себѣ, крещусь на церкви Божіи — а нечистая сила отъ меня, какъ черти отъ ладона, ха-ха!
Лиза. А вы какъ… Вы… бѣжали изъ тюрьмы?
Викторъ. Лиза! Что за вопросы!
Кандеевъ. Ну, вотъ и вы конспирировать начнете! А отъ чего не спросить? Вѣдь прячете вы меня? Такъ мнѣ и отъ васъ прятаться? Терпѣть не могу. Да! Милая моя барышня… Васъ какъ звать?
Лиза. Лиза, а его Викторъ.
Кандеевъ. Ну, такъ и буду Васъ звать Лиза и Викторъ. А если еще мнѣ, старику, позволите и «ты» буду говорить. Старая мужицкая привычка. Не могу съ молодежью говорить на «вы!»
Лиза. Да пожалуйста! Я очень рада.
Кандеевъ. (Виктору). А тебя и не спрашиваю! Сердись коли хочешь.
Викторъ. Ладно!
Кандеевъ. Такъ вотъ, братцы, хотите знать, кто я и что? Извольте! Былъ я въ 70 годахъ студентомъ, сдѣлался революціонеромъ, пошелъ въ народъ, занимался пропагандой. Попался. Пробылъ 25 лѣтъ въ Сибири. Сперва на-каторгѣ, потомъ на поселеніи. Затѣмъ бѣжалъ, и вотъ ужъ 6-ой годъ странствую по Россіи. Работаю, насколько силы позволяютъ. Бесѣдую съ молодежью, съ крестьянами, съ рабочими, зову ихъ на дѣло, на борьбу, дѣлюсь съ ними своимъ опытомъ. Вотъ и все.
Викторъ. Позвольте! Вы не Кандеевъ ли?!
Кандеевъ. Кандеевъ и есть!
Викторъ. (Бросается обнимать его). Родной, дорогой нашъ! (Лиза пожимаетъ ему руку).
Кандеевъ. (Тронутъ). Спасибо, дѣти! Спасибо, родные! Ну, надо было конспирировать! Я съ молодежью никогда не веду политики. Конечно, не ко всякой молодежи сунусь, но къ той, съ которой встрѣчаюсь, подхожу просто. И она ко мнѣ просто подходитъ. Поэтому мы и понимаемъ другъ друга… Я вѣрю въ молодежь, сильно вѣрю. Вѣрю въ ея совѣсть, въ ея душу. Я къ ней иду не затѣмъ, чтобъ она меня прятала отъ шпіоновъ. Отъ нихъ я спрячусь и въ ночлежкѣ, и на церковной паперти — и гдѣ угодно. Я иду къ молодежи — потому что мнѣ нужна жизнь, совѣсть, здоровое чувство! (Подымается). Ну, вотъ я вамъ о себѣ разсказалъ, а теперь вы о себѣ разскажите.
Викторъ. Разсказывать нечего.
Кандеевъ Будто ужъ нечего? Ну, что дѣлаешь теперь?
Викторъ. Да вотъ видите: зубрю, готовлюсь къ окончательному экзамену.
Кандеевъ. Та-акъ. (Лизѣ). Ну, а ты?
Викторъ. Она Маркса читаетъ.
Кандеевъ. Такъ и есть!.. Читаешь — и конечно, мучаешься, твердишь себѣ: «А-ахъ, какая я дура! И того я не знаю, и этого не знаю… И что изъ меня будетъ, и никуда не гожусь я!» Ну, признайся, по совѣсти, есть это?
Лиза. (Очень серьезно). Думаю… И часто плачу отъ этихъ думъ.
Кандеевъ. Вотъ видишь, какъ я отгадалъ. А отгадали, я потому, что такихъ, какъ ты, дѣвушекъ десятки тысячъ, которыя плачутъ. А хочешь, чтобъ я тебѣ сказалъ, почему ты плачешь и мучаешься?
Лиза. Скажите.
Кандеевъ. И скажу. Ты думаешь, что твое мученье и твои слезы отъ твоего прекраснаго сердца идутъ? Нѣтъ, сестрица! Плачешь ты отъ жадности, отъ безсовѣстности! Вотъ, обижайся не обижайся, а я тебѣ отъ всей души чистую правду говорю. И всѣ вы такія жадныя, алчныя, эгоистичныя.
Лиза. (Почти въ ужасѣ). Жадныя?.. алчныя?..
Кандеевъ. Да-а, жадныя! Восемь лѣтъ училась ты въ гимназіи. Тебѣ этого мало! Прочла ты Пушкина, Тургенева, Толстого, читала ты Шлоссера, Дарвина, Ничше, — тебѣ и этого мало. Теперь читаешь Маркса, и Маркса, повѣрь, тебѣ мало будетъ. За Марксомъ тебѣ нуженъ будетъ Гегель и Фихте и Фейербахъ. А прочтешь ихъ, ты все еще будешь рыдать и мучиться: «А-ахъ, какая я дура! Я еще Авенаріуса не читала! Ахъ, какая я дура, я еще Венеры Милосской не видала!» Ну, подумай, развѣ это не бездушіе, не жадность, не эгоизмъ? Тебѣ нужны и Марксъ и Авенаріусъ, и Венера. А сто милліоновъ народу, который оплачиваетъ своимъ потомъ и кровью твою науку — гніетъ себѣ пока во тьмѣ, пухнетъ съ голоду, избивается и засѣкается башибузуками! А ты въ это время мысль свою науками начиняешь. Тебѣ нужно все — а ему?
Лиза (въ сильномъ волненіи). Но что же дѣлать, что дѣлать? Какъ же идти къ народу безъ знанія, безъ подготовки? Для того, чтобы можно было что нибудь дать народу, надо же знать. А когда я сама не разобралась еще?
Кандеевъ. Въ чемъ ты не разобралась? Въ томъ, глупъ и тупъ ли крестьянинъ или нѣтъ? А вотъ пойди къ нему и посмотри. И разберешься. Чего ты еще не знаешь? Нуженъ ли терроръ? Ну, не знаешь, и не занимайся терроромъ, и не говори о немъ. А теперь разбери, что ты знаешь, что ты можешь сообщитъ темному народу. Можешь ты ему говорить о самодержавіи, можешь ему говорить о соціализмѣ вообще? можешь ты ему разсказать какъ борятся его братья по труду въ другихъ странахъ? можешь ты ему объяснить какъ его эксплуатируютъ кулакъ и помѣщикъ, и фабрикантъ и чиновникъ? можешь? говори!
Лиза. Я не знаю, какъ и заговорить съ народомъ. Я никогда не встрѣчалась ни съ крестьяниномъ, ни съ рабочимъ.
Кандеевъ. А Марксъ тебя этому научитъ? Вотъ и иди, и учись. И Маркса и всякую науку съ собою забери. Работай — и учись. Небось, останется время и для науки. И разбирайся въ вопросахъ. А попадешь въ тюрьму — тогда и совсѣмъ много свободы будетъ. Хоть съ Ѳалеса начинай! А то двадцать лѣтъ учатся, а кончатъ ученье, во всѣхъ вопросахъ разобрались, анъ глядь — душу потеряли! А какъ будешь учиться, работая, — тогда и души не потеряешь, и вѣрнѣе во всѣхъ вопросахъ разберешься — и совѣсть у тебя будетъ спокойна.
Лиза. (Подходитъ къ Кандееву, обнимаетъ ему голову, цѣлуетъ въ лобъ). Спасибо! Я… иду!
Кандеевъ. Ну и тебѣ спасибо, родная моя!.. (Виктору) А ты?
Викторъ. Что я? Я какъ будто уже разобрался; кое что пробовалъ. А есть дѣло — дайте. Я готовъ!
Кандеевъ. Дайте! Самъ бери дѣло, а не: «дайте»! Что мы начальство какое, дайте да дайте? Сколько тебѣ лѣтъ? Мы въ 18—19 лѣтъ, никого не спросясь, соціалистическое движеніе въ 54 губерніяхъ создали. А вамъ все: дайте! А вы то сами гдѣ? А иниціатива гдѣ? Кто хозяинъ многострадальной Россіи, начальство или ты? Начальства не признаешь? Ну и признай себя хозяиномъ! И начни хозяйничать! Смотри какая у тебя губернія. Въ недѣлю кругомъ не объѣдешь. А что здѣсь у васъ есть? Кто работаетъ на фабрикахъ? Кто работаетъ въ деревнѣ? Кто среди молодежи? Никто! Позоръ одинъ! А ты дайте, да дайте! (Входитъ Ѳедоръ).
Ѳедоръ. (Не замѣчая Кандеева). Раньше, передъ волей, какъ прошелъ слухъ про нее, люди не вѣрили. Говорили: «Быть того не можетъ, чтобъ у помѣщиковъ людей отобрали». А вышло, что отобрали. Говорили и договорились. Тоже и съ чугункой. Какъ прошелъ слухъ, смѣялись. «Быть того не можетъ, чтобъ возъ самъ безъ коней бѣжалъ». А вотъ и вышло, что можетъ. И бѣжитъ. Тоже теперь съ землей. Тоже вотъ смѣетесь, быть того не можетъ, чтобы ее дали. А какъ люди говорятъ — и договорятся.
Кандеевъ. А землю кто мужикамъ дастъ?
Ѳедоръ (оглядываясь). Кто? Царь дастъ! Вотъ кто.
Кандеевъ. А скоро дастъ?
Ѳедоръ. Баютъ, что скоро.
Кандеевъ. А если не скоро, тогда что?
Ѳедоръ. Тогда, къ примѣру… (Чешетъ затылокъ). Ничего не подѣлаешь.
Кандеевъ. Какъ ничего не подѣлаешь? А ѣсть надо? Дѣтей кормить надо? Какъ же ихъ безъ земли кормить то? Съ голоду дать имъ помереть?
Ѳедоръ. И дашь, коли средствія никакого нѣтъ, и помираютъ!
Кандеевъ. А средства никакого, говоришь, нѣтъ! А ты искалъ развѣ средства?
Ѳедоръ. Какъ не искать! Искали во какъ!
Кандеевъ. И — искали! Э-эхъ ты! Ну, вотъ, дай поищемъ вмѣстѣ. Ты мнѣ, перво на перво, вотъ что скажи. Что мужику дороже: курица или земля?
Ѳедоръ. (Разсмѣявшись). Ска-азалъ!
Кандеевъ. Нѣтъ ты отвѣчай, что тебя спрашиваютъ: Что мужику дороже, курица или земля?
Ѳедоръ. Ну, загадку загинаешь — скажу!.. Мужику земля дороже.
Кандеевъ. А я говорю: курица дороже.
Ѳедоръ. А я говорю: земля.
Кандеевъ. Ну такъ слушай. Скажи мнѣ вотъ что: Бѣгала у тебя по двору курка. Прошелъ человѣкъ лихой, схватилъ курку и унесъ. Ты что дѣлалъ бы? Отвѣчай.
Ѳедоръ. Что дѣлалъ бы? Погнался бы за нимъ. Сталъ бы отбирать.
Кандеевъ. А еслибъ не далъ?
Ѳедоръ. Драку бы съ нимъ началъ.
Кандеевъ. А еслибъ онъ сильнѣе тебя оказался?
Ѳедоръ. Сосѣдей скликалъ бы.
Кандеевъ. Такъ. Ладно. Да ты хорошенько подумай: можетъ быть, вмѣсто того, чтобы погнаться за лихимъ человѣкомъ, ты легъ бы на печь и сталъ бы ждать пока староста придетъ и расправу учинитъ?
Ѳедоръ. (Улыбаясь). Нѣтъ, на печь не легъ бы, ждать бы не сталъ.
Кандеевъ. Ну, ладно. А теперь скажи мнѣ вотъ что: Земля чья будетъ? Помѣщика или мужика? Кому она принадлежать должна?
Ѳедоръ. По нашему, по мужицкому разсужденію, какъ земля, значитъ, божья, она должна принадлежать тому, кто по-надъ-нею трудится.
Кандеевъ. Какъ же она попала къ помѣщикамъ? Богъ имъ ее подарилъ или силкомъ захватили?
Ѳедоръ. Силкомъ захватили, это вѣрно.
Кандеевъ. Примѣромъ, значитъ, какъ тотъ лихой человѣкъ, что курицу утащилъ?
Ѳедоръ. Похоже, что такъ.
Кандеевъ. Ладно. Ну, а теперь, и разберемъ. Какъ бы у тебя курицу захватили — ты погнался бы за лихимъ человѣкомъ, драку бы завелъ, сосѣдей скликалъ бы, а какъ у тебя землю захватили — ты на печи лежишь, ждешь, пока придутъ и отдадутъ тебѣ землю. На другихъ надѣешься. Вотъ и скажи: что тебѣ дороже, курица или земля?
Ѳедоръ. (Пораженъ) А-ахъ! Ну-у! (Ударяетъ по бокамъ). И подвелъ же ты меня, братецъ ты мой! Ну-у, ловко-жъ ты!
Кандеевъ. Не подвелъ я тебя, братецъ, а правду сказалъ. Сущую правду. Самъ я изъ мужиковъ — и знаю эти дѣла. Не на другихъ надѣяться надо, а на себя. (Слышенъ звонокъ).
Лиза. Папа пришелъ!
Ѳедоръ. Пойду открыть. (Уходитъ).
Викторъ. Вы намъ дали урокъ, какъ говорить съ крестьяниномъ. Я съ нимъ много разъ говорилъ и не зналъ какъ приступить къ этой цитадели.
Кандеевъ. Нѣтъ ничего легче, какъ разбить эту гнилую цитадель. Надо только знать какъ подступить къ ней.
Лиза. Отецъ пришелъ. Онъ можетъ зайти сюда. Вы лучше зайдите ко мнѣ въ комнату.
Кандеевъ. А кто вашъ отецъ? Я и не спросилъ. Какъ ваша фамилія?
Викторъ. Ершовы.
Кандеевъ. Знакомая фамилія. Когда-то зналъ Ершова.
Викторъ. Да вы отца могли знать. Онъ тоже былъ въ революціи когда-то. Въ тюрьмѣ сидѣлъ.
Кандеевъ. По какому дѣлу.
Викторъ. По процессу 193…
Кандеевъ (Вскакиваетъ). Чтобы! Какъ зовутъ отца? Не Михаилъ-ли?
Викторъ. Михаилъ Егоровичъ.
Кандеевъ. Братцы мои! Да вѣдь старый товарищъ, другъ, вмѣстѣ въ народъ ходили, вмѣстѣ пропаганду вели, вмѣстѣ въ тюрьмѣ сидѣли. Гдѣ онъ? Я долженъ его видѣть! (Стукъ въ двери). Это онъ? (Входитъ Ершовъ).
Ершовъ (не замѣчая Кандеева, протягиваетъ Виктору «Освобожденіе»). Вотъ, Викторъ… (Замѣчаетъ Кандеева, который глядитъ на нею въ упоръ. Останавливается, глядитъ на него съ удивленіемъ. Дѣлаетъ къ нему шагъ).
Кандеевъ. Узнаешь?
Ершовъ. Боже мой!.. Неужели?.. Андрей?..
Кандеевъ. Андрей. (Протягиваетъ руку). Ну, здравствуй Миша!
Ершовъ. Господи! Вотъ не ожидалъ! (Обнимаются). Какъ? Откуда?
Кандеевъ. Съ того свѣта!
Ершовъ. Когда тебя освободили?
Кандеевъ. Еще не освобождали. Самъ себя освободилъ.
Ершовъ (шепотомъ). Бѣжалъ?
Кандеевъ. Бѣжалъ. Уже шестой годъ, какъ мечусь по Россіи на нелегальномъ положеніи. Привели меня вотъ къ твоимъ ребятамъ прятать.
Ершовъ. Такъ, такъ! Ну, вотъ не ожидалъ!
Кандеевъ. Ну, ладно! Давай, братъ, съ тобой разговаривать. Только съ тобою у меня разговоръ долженъ быть съ глазу на глазъ.
Лиза. Мы уйдемъ. (Уходитъ съ Викторомъ).
Ершовъ. Ну, разсказывай, другъ, какъ? что? Какъ жилъ? Какъ несъ свой крестъ? Вѣдь почти 30 лѣтъ, какъ не видались!
Кандеевъ. Что разсказывать. Мой разсказъ кратокъ…
Ершовъ. Здоровье какъ? Выглядишь молодцомъ еще.
Кандеевъ. Чего здоровье! На казенныхъ хлѣбахъ 25 лѣтъ прожилъ.
Ершовъ. Какъ же тебѣ удалось бѣжать?
Кандеевъ. Это не трудная штука теперь. Взялъ да и ушелъ. А вотъ ты о себѣ разскажи. Какъ живешь? Что дѣлаешь?
Ершовъ. Что я! Тоже повѣсть не длинная. Какъ видишь. Облегалился. Живу бариномъ. Была жена, умерла… Двое дѣтей… Воспиталъ… Кажется славныя ребята…
Кандеевъ. Что ты мнѣ о нихъ разсказываешь! Я о тебѣ самомъ спрашиваю. Что дѣлаешь?
Ершовъ. Вотъ въ земствѣ служу…
Кандеевъ. Ну? И дальше?..
Ершовъ. Чего дальше? Дальше, ничего… Обывательствую. Либеральную фронду время отъ времени пускаю…
Кандеевъ. Та-акъ! (Пауза). Маловато… Большаго ждалъ отъ тебя…
Ершовъ. Да и я, братъ, большаго отъ себя ждалъ, да не дождался…. Ничего не подѣлаешь?
Кандеевъ. Какъ?! Ничего не подѣлаешь?! Это говоришь ты, Михаилъ?!
Ершовъ. Да! Я!
Кандеевъ. Стыдно!
Ершовъ. Э-эхъ, братъ, не стыди! Тебѣ легко говорить! Ты сидѣлъ внѣ времени и пространства 25 лѣтъ — и сохранился. А пожилъ бы ты здѣсь, въ нашей трущобѣ эти 15—20 лѣтъ безвременья, ты бы иначе говорилъ! Да знаешь-ли ты, что это за время было? Вѣдь капля за каплей жизнь высасывалась. Кругомъ — мракъ, бездушіе, безвѣріе, предательство. Легко было въ это время хранить завѣты? Приходилось войти, влѣзть въ скорлупу, сокращать и сокращать себя, довольствоваться микроскопическимъ дѣломъ, да еще въ тиши творить это маленькое дѣло, приходилось идти на уступки, прессовать свою душу… И если мы, пережившіе здѣсь это безвременье, сохранили хоть искру одну, — такъ и въ этомъ много геройства есть! Да!
Кандеевъ. (Кланяется) Поклонъ тебѣ до земли, герой маленькаго дѣла! Слушай! И мы тамъ не внѣ времени и пространства жили. Мы тоже чувствовали безвременье. И многіе изъ насъ тоже ушли. Одни юкагировъ стали изучать, другіе якутовъ, третьи еще кое кого. Въ науку ушли — и ушли! Дошли даже до чиновъ и орденовъ. Но не всѣ! Старая гвардія не шла на уступки! Мы ждали. Мы вѣрили. Мы каждый день, каждый часъ были готовы, мы прислушивались нѣтъ-ли зова. И когда зовъ раздался — мы пошли, со старымъ дорогимъ знаменемъ, со старой вѣрой. И мы встрѣтили молодежь, которая откликнулась на нашъ зовъ, мы встрѣтили новое крестьянство, новаго рабочаго… Ну, а ты, старикъ, что ты сдѣлалъ, когда безвременье прошло? Дай отвѣтъ!!
Ершовъ. (Стоитъ понуро). Нѣтъ отвѣта… Теперь новыя времена, новыя потребности… Насъ не понимаютъ, и мы не понимаемъ.
Кдидеевъ. Неправда! Понимаютъ! (Пауза). Э--хъ, старикъ, погляди на себя! Сколько еще осталось жить? Вѣдь умрешь въ своей постели, какъ собака въ своей конурѣ. Стыдно, стыдно, во время войны умирать въ собственной постели! На полѣ битвы умирать надо! А вѣдь ты солдатъ старой революціонной гвардіи!
Ершовъ. (Кладетъ ему руку на плечо). Слушай другъ. Ты затронулъ самую больную, мучительную струну души… Не стыди меня… Я… не измѣнилъ… Видитъ Богъ, я сохранилъ въ душѣ все старое, все дорогое… На душу легъ осадокъ, гнилой, гадкій, мелкій, трусливый. Но душа не задѣта — и я еще не умеръ… Я еще способенъ стряхнуть съ себя все, что налегло на душу и… и опять стать въ ряды, если рожокъ затрубитъ.
Кандеевъ. Онъ уже затрубилъ на сборъ. Старикамъ теперь дѣло есть и дѣло большое.
Ершовъ. (Обнимаетъ его). Андрей! Чувствую, что четверть вѣка съ плечъ спадаетъ! Чувствую, что въ груди старое сердце начинаетъ биться… Если и для стариковъ дѣло есть, такъ и мы, старики, покажемъ себя!. Постой, я пойду къ дѣтямъ. (Поспѣшно выходитъ).
Кандеевъ. (Стоитъ задумавшись. Тронутъ). Сказался солдатъ старой гвардіи! (Входитъ Ѳедоръ).
Ѳедоръ. (Подходитъ осторожно къ Кандееву, таинственно толкаетъ его локтемъ). Слухай!
Кандеевъ. Что!
Ѳедоръ. Ты изъ какихъ будешь?
Кандеевъ. Изъ мужиковъ, братъ. Поэтому и знаю мужицкую нужду.
Ѳедоръ. (Шепотомъ). Такъ говоришь, что не на другихъ надѣяться надо, а на себя. А про полтавщину слыхалъ?
Кандеевъ. Не только слыхалъ, но и самъ тамъ былъ. Хочешь, я разскажу тебѣ, какъ полтавцы орудовали. Садись.
Ѳедоръ. А ну, разскажи… (Садится. Входитъ поспѣшно Ершовъ.)
Ершовъ. (Въ волненіи). Андрей, домъ окруженъ жандармами! Что дѣлать!
Кандеевъ. Уже!… Бокового выхода въ сосѣдній домъ нѣтъ никакого?
Викторъ. Нѣтъ.
Кандеевъ. (Послѣ нѣкотораго размышленія Ѳедору рѣшительно). Слушай, братъ! Видишь ты меня? Знай, что я вѣрой и правдой служилъ крестьянскому народу 30 лѣтъ. За это меня гнали и мучили, гноили въ тюрьмѣ и на каторгѣ. Теперь вотъ жандармы опять пришли меня взять. Послужи теперь мнѣ, братъ. Выручи.
Ѳедоръ. (Растерянно). Чего?.. Давай!.. Чего не выручить, ежели ты мірской человѣкъ…
Кандеевъ. Скидывай скорѣй полушубокъ, валенки, шапку — дай мнѣ — а самъ лягъ на печь. Я за старшого дворника представлюсь, а ты, если спросятъ, скажи, что младшій дворникъ, и отвѣчай, что ничего не знаешь. (Рѣзкій звонокъ). Ну, скорѣй!
Ѳедоръ. (Лаетъ ему размашисто руку). Инъ быть такъ! Получай! (Быстро скидываетъ полушубокъ, валенки, шапку и подаетъ Кандееву).
Кандеевъ. (Одѣваетъ. Беретъ свѣчу, идетъ къ дверямъ. Ершову). Чуръ, братъ, держаться спокойно. Гдѣ дѣти? Дома?
Ѳедоръ. Ушли. (Кандеевъ уходитъ со свѣчей, за нимъ Ѳедоръ. Вторичный звонокъ. Ершовъ садится къ столу и углубляется въ книгу. Длинная пауза. Входятъ жандармскій капитанъ, два жандарма, за ними Кандеевъ со свѣчей).
Жанд. кап. Здѣсь живетъ Михаилъ Егоровичъ Ершовъ?
Ершовъ. Это я. Что вамъ угодно?
Жанд. кап. Я имѣю предписаніе произвести у васъ обыскъ. У васъ въ домѣ скрывается политическій преступникъ, бѣжавшій съ каторги.
Ершовъ. Ошибаетесь. Въ домѣ у меня никто не скрывается.
Жанд. кап. Позвольте вамъ замѣтить, что я не ошибаюсь. Часъ тому назадъ онъ зашелъ къ вамъ вмѣстѣ со студентомъ Ловцовымъ, который вышелъ одинъ и теперь арестованъ…
Ершовъ. Повторяю вамъ, что ошибаетесь… Впрочемъ, ищите.
Жанд. кап. Поищемъ, поищемъ! (Оглядываетъ комнату. Кандееву). Ты дворникъ здѣшній?
Кандеевъ. (Вытягивается, отдаетъ честь). Такъ точно, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Заходилъ сюда кто нибудь?
Кандеевъ. Не могу знать, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Какъ это, не можешь знать? Вѣдь ты же открывалъ двери?
Кандеевъ. Такъ точно, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Такъ заходилъ сюда кто нибудь?
Кандеевъ. Не могу знать, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Вотъ болванъ! (Подумавъ). Впрочемъ! (Ершову). Прошу васъ удалиться въ сосѣднюю комнату. (Жандарму). Ступай за нимъ! (Ершовъ и жандармъ уходятъ).
Жанд. кап. (Подходитъ ближе къ Кандееву). Ты, какъ видно, изъ солдатъ?
Кандеевъ. Такъ точно, ваше высокоблагородіе. При трехъ государяхъ служилъ.
Жанд. кап. Былъ въ сраженіяхъ?
Кандеевъ. Такъ точно, ваше высокоблагородіе! На туретчину ходилъ. Двѣ раны въ битвахъ получилъ.
Жанд. кап. Молодецъ! Хвалю!
Кандеевъ. Рады стараться, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Такъ вотъ слушай, служивый. Завелись, знаешь, теперь такіе люди, которые смуту дѣлаютъ, понимаешь? Которые подкуплены врагами, поляками, жидами и другими — и идутъ противъ Государя Императора. Понимаешь?
Кандеевъ. Такъ точно, ваше высокоблагородіе! Вродѣ унутренняго врага!
Жанд. кап. Вотъ — вотъ! А за поимку ихъ назначается большая награда и благодарность отъ начальства.
Кандеевъ. Рады стараться, ваше высокоблагородіе!
Жанд. кап. Ну, вотъ! А теперь скажи, заходилъ сюда вечеромъ старикъ одинъ? Этотъ старикъ и есть внутренній врагъ…
Кандеевъ. Не могу знать, ваше высокоблагородіе! Какъ я весь вечеръ у сосѣдскаго дворника сидѣлъ и въ карты игралъ, я и не знаю, приходилъ сюда кто или нѣтъ… Только вы, ваше высокоблагородіе, безъ сумленія будьте. Ежели этотъ унутренній врагъ сюда зашелъ — мы его изъ подъ земли выроемъ, разыщемъ! (Входитъ въ азартъ). И хоть бы здѣсь не найдемъ — все равно въ сусѣдскомъ домѣ разыщемъ! Енъ, ваше высокоблагородіе, нутряной то врагъ хи-итеръ! Онъ и къ сосѣду залѣзти могъ! Какъ я у дворника сидѣлъ, я и видѣлъ, какъ по колидору шмыганули двое, одинъ щуплый, а другой въ башлыкѣ… Только шалишь! Не спрятаться имъ и тамъ. Изъ подъ земли разыщемъ!
Жанд. кап. Ты самъ видѣлъ, какъ туда, къ сосѣду заходили двое?
Кандеевъ. Такъ точно, ваше высокоблагородіе. Вотъ какъ васъ вижу. Только уже вы не сумлевайтесь…
Жанд. кап. Это въ какомъ домѣ?
Кандеевъ. Въ 3-мъ номерѣ, ваше высокоблагородіе.
Жанд. кап. (Размышляетъ. Жандарму). Ивановъ! Ступай вотъ съ нимъ къ 3-му номеру и останься тамъ, пока не придемъ туда. Никого не выпускай. (Кандееву) А ты поди съ нимъ, укажи ему куда они прошли и вернись сюда вмѣстѣ съ дворникомъ изъ 3-го номера. Слышишь? Полагаюсь на тебя!
Кандеевъ. (Отдаетъ честь). Рады стараться, ваше высокоблагородіе! (Уходитъ вмѣстѣ съ жандармомъ).