Сельское хозяйство и культура чая в Китае (Коростовец)/ДО

Сельское хозяйство и культура чая в Китае
авторъ Иван Яковлевич Коростовец
Опубл.: 1892. Источникъ: az.lib.ru

СЕЛЬСКОЕ ХОЗЯЙСТВО и КУЛЬТУРА ЧАЯ ВЪ КИТАѢ.

править

Обработанныя пространства въ Срединной имперіи — будетъ ли то пашня, плантація, огородъ или садъ, — также своеобразны и характерны, какъ и все остальное въ этой любопытной странѣ. Особенно поражаютъ они насъ, русскихъ: въ нашей памяти невольно воскресаютъ родныя картины — безконечныя степи или лѣса, заливные Луга, ельникъ на болотѣ и безграничный, безбрежный просторъ полей, съ разбросанными кое-гдѣ деревушками. Китайскій пейзажъ иной: лѣсовъ нѣтъ, нѣтъ и луговъ; поля же какъ будто принадлежатъ и обработываются лиллипутами — до того они малы, часто разграничены и пересѣчены миніатюрными канавками. Даже поверхностному наблюдателю видно, что здѣсь всякая пядь земли считается, тщательно эксплуатируется, цѣнится и приноситъ доходъ. Рядомъ съ такою экономіею, даже скупостью, замѣтна крайняя расточительность на землю: огромныя пространства ея непроизводительно теряются подъ обширными семейными кладбищами, могилами, дорогами и тропинками, которыя безпорядочно и безцѣльно между собою пересѣкаются и спутываются, образуя цѣлый лабиринтъ, не совращающій, а удлинняющій путь. О просторѣ, по крайней мѣрѣ во внутреннемъ Китаѣ, нѣтъ и помину — все густо застроено и воздѣлано, и повсюду кишатъ люди. Людей такъ много, скученность ихъ такъ очевидна, что невольно задаешь себѣ вопросъ — какъ, гдѣ и чѣмъ они всѣ живутъ?

Скудость земли и чрезмѣрное населеніе принудили жителей Срединной имперіи ввести у себя интенсивную систему хозяйства и выработали въ китайскомъ земледѣльцѣ большую выносливость, трудолюбіе и способность приноровляться къ обстоятельствамъ — качества поддерживающія его въ тяжелой борьбѣ за существованіе. Китайскій земледѣлецъ хозяйничаетъ тамъ, гдѣ его западный собратъ и не рискнулъ бы взяться за соху. Для него, какъ мы увидимъ дальше, нѣтъ неудобной плохой почвы: онъ воздѣлываетъ склоны горъ и даже умудряется устроивать поля на водѣ.

Служа главнымъ средствомъ пропитанія колоссальнаго населенія, земледѣліе пользуется здѣсь издавна значеніемъ и почетомъ. Въ главныхъ городахъ имѣются кумирни, посвященныя божеству земледѣлія, занимающему одно изъ первыхъ мѣстъ въ китайскомъ пантеонѣ. Земледѣлію оказывается оффиціальное покровительство; ежегодно весною происходитъ торжественная церемонія вспахиванія земли самимъ богдыханомъ, примѣру котораго слѣдуютъ князья и сановники всей имперіи. Этотъ обрядъ, имѣющій глубоко символическое значеніе, долженъ служить доказательствомъ того, какъ высоко цѣнитъ трудъ земледѣльца глава государства и его сотрудники. Другое божество земледѣльца, пользующееся не меньшимъ почетомъ — великій Драконъ, податель дождя. Ему также приносятся умилостивительныя жертвы самимъ монархомъ.

Крупныхъ землевладѣльцевъ и обширныхъ хозяйственныхъ предпріятій въ Китаѣ нѣтъ вовсе; почти вся площадь удобной земли раздѣлена между многими мелкими собственниками. Принадлежащіе имъ участки переходятъ обыкновенно отъ отца въ старшему сыну, обязанному уступить часть земли въ пользованіе другимъ членамъ семьи. Женатые сыновья не отдѣляются, а остаются жить въ своей семьѣ, которая такимъ образомъ постепенно увеличивается. Въ Китаѣ можно встрѣтить семьи, состоящія изъ четырехъ поколѣній, представители которыхъ живутъ въ одномъ домѣ и совмѣстно обработываютъ наслѣдственный кусокъ земли. Вообще желтокожій дорожитъ насиженнымъ мѣстомъ не въ силу одной привычки; его привязываютъ въ родному участку могилы предковъ, которыя онъ обязанъ поддерживать, и на которыхъ совершаетъ ежегодное жертвоприношеніе; вотъ почему онъ только въ крайности разстается съ своею землею, предпочитая, въ случаѣ нужды, какъ-нибудь перебиться милостынею или заработкомъ въ другомъ мѣстѣ.

Правительственнаго контроля надъ способами обработки почти не существуетъ; въ крупныхъ селеніяхъ есть земледѣльческіе севѣты, состоящіе изъ старыхъ, опытныхъ хозяевъ, слѣдящіе за тѣмъ, чтобы окрестные поселяне не отступали отъ традицій. Сельскіе старшины, завѣдывающіе хлѣбными магазинами, расположенными въ нѣкоторыхъ селеніяхъ, наблюдаютъ за тѣмъ, чтобы мѣстные хозяева вносили слѣдующую съ нихъ часть зерна. Собираемое такимъ образомъ зерно поступаетъ въ общественное пользованіе во время голодовокъ[1].

Китайскою поземельною мѣрою считается «му», равное 240 квадратнымъ шагамъ или «бу». Одно «му» составляетъ приблизительно 1/18 часть нашей десятины. Сто «му» образуютъ одинъ «цынъ» или 5½ русскихъ десятинъ. Пятьдесятъ «му», т.-е. меньше вашихъ 3 десятинъ, считается достаточнымъ надѣломъ средней семьи изъ пяти членовъ. При этомъ слѣдуетъ имѣть въ виду, что выгонной или пастбищной земли, за немногими исключеніями, у мелкихъ собственниковъ не бываетъ. Размѣръ поземельной полати опредѣляется на 10 лѣтъ впередъ и вносится деньгами и хлѣбомъ (рисомъ, пшеницею, просомъ). Земля огородная, или находящаяся по близости большихъ городовъ и судоходныхъ рѣкъ, обложена болѣе высокимъ налогомъ. Недоимки — довольно рѣдкое явленіе и случаются лишь во время какихъ-нибудь общихъ бѣдствій, въ родѣ наводненія или пролета саранчи. Стоимость земли довольно высока; напр., въ провинціи Джили десятина обходится въ 150, 175 рублей. «Легче всего купить фунтъ чаю, и труднѣе всего — одно му земли», гласитъ китайская пословица. Если китаецъ не имѣетъ достаточно денегъ, чтобы сдѣлаться самостоятельнымъ собственникомъ, онъ обработываетъ землю на половинныхъ условіяхъ или беретъ ее въ аренду, причемъ если плата высока — вступаетъ въ товарищество съ другими хозяевами.

Земледѣльческія орудія въ Небесной имперіи, изобрѣтеніе которыхъ исторія относитъ къ І-му вѣку до P. X., до-нельзя первобытны и дешевы. Кромѣ сохи, для обработки почвы употребляются мотыги, желѣзныя лопаты и деревянныя бороны съ желѣзными зубьями. Сверхъ того, для придавливанія разрыхленной почвы имѣются гладкіе и зубчатые каменные катки. Китайскія сѣялки, цѣпы (молотятъ также скотомъ), серпы, грабли и вилы — формою мало отличаются отъ тѣхъ, что употребляются нашимъ крестьянствомъ. Ихъ мельницы состоятъ изъ двухъ круглыхъ жернововъ, приводимыхъ въ движеніе животнымъ. Вѣтряныхъ мельницъ китайцы не строятъ.

Отсутствіе пастбищъ позволяетъ земледѣльцамъ содержать лишь самое необходимое число скота, и владѣлецъ пары муловъ или буйволовъ считается состоятельнымъ хозяиномъ. Во многихъ мѣстностяхъ рабочій скотъ съ успѣхомъ замѣняютъ люди, содержаніе которыхъ обходится дешевле корма четвероногихъ. Въ полѣ зачастую можно увидѣть крестьянина, пашущаго на женѣ или наложницѣ, впряженной въ ярмо рядомъ съ муломъ или осломъ. Для полевыхъ работъ употребляются мулы, коровы, и на югѣ — буйволы. Лошадь и верблюдъ составляютъ достояніе Монголіи и сѣверо-западныхъ областей. Монголія и Манчжурія богаты рогатымъ скотомъ, который размножаютъ не только ради мяса и кожъ, но также ради молока. Китайцы же не имѣютъ понятія о молочномъ хозяйствѣ и съ отвращеніемъ смотрятъ на людей, потребляющихъ молоко. На сѣверѣ разводятся также козы, шкуры которыхъ употребляются для одежды, и овцы съ курдюками (хвостовые наросты). Ихъ размножаютъ ради шерсти, которую снимаютъ довольно варварскимъ способомъ: ее не стригутъ, а вырываютъ при помощи инструмента въ формѣ руки. Роскошною, волнистою шерстью славятся тибетскіе бараны, шкуры которыхъ привозятся и къ намъ въ Россію и идутъ на выдѣлку дамскихъ ротондъ.

Въ числѣ домашнихъ животныхъ, разводимыхъ въ Китаѣ, видное мѣсто занимаетъ свинья. Природа снабдила китайскую свинью черною щетиною, очень низкими ногами и длиннѣйшими ушами. Мясо ея, подъ всевозможными приправами, считается наиболѣе лакомымъ блюдомъ, хотя по качеству оно несравненно хуже нашей свинины. Въ городахъ употребленіе свинины сопряжено съ нѣкоторымъ рискомъ, въ виду того, что это животное питается исключительно экскрементами и отбросами. Въ составѣ каждаго, зажиточнаго хозяйства непремѣнно фигурируетъ домашняя птица — куры, гуси и утки; послѣднихъ китайцы умѣютъ выводить искусственнымъ образомъ. Индеекъ мнѣ не приходилось встрѣчать.

Мѣстомъ родины китайской лошади считается Монголія и сѣверо-западныя области. Оттуда табуны лошадей ежегодно пригоняются въ застѣнный Китай для ремонта китайской кавалеріи (какъ подать) и для продажи. Почти у всѣхъ монгольскихъ лошадей разрѣзаны уши и ноздри. Разрѣзываніе ноздрей производится для увеличенія дыхательной способности коня. Что же касается разсѣченія ушей, то это обыкновеніе введено въ царствованіе богдыхана Канси, открывшаго, что подобная операція будто предохраняетъ отъ молніи. Какъ бы то ни было, но разсѣченіе ушей не способствуетъ украшенію чумазыхъ, обросшихъ длинною шерстью лошадокъ. Впрочемъ, несмотря на малый ростъ и невзрачность, монгольскій конь рѣзовъ и выносливъ. Въ сѣверномъ Китаѣ лошадей куютъ на обыкновенныя желѣзныя подковы, только значительно тоньше и меньше нашихъ, — на югѣ же ихъ совсѣмъ не куютъ. Способъ ковки довольно оригиналенъ: лошадь поднимаютъ на блокахъ, прикрѣпленныхъ къ деревяннымъ столбамъ, и куютъ въ висячемъ положеніи. Эта процедура объясняется тѣмъ, что большинство монгольскихъ лошадей обладаютъ дивимъ и злымъ нравомъ и не подпускаютъ близко человѣка. Кормятъ лошадей и другую скотину рубленною соломою съ ячменемъ, отрубями, кукурузою, просомъ и черными бобами. Сѣно совсѣмъ не употребляется для корма. Китайцы, выказывающіе полнѣйшее невѣжество при леченіи людей, остаются вѣрными себѣ и въ ветеринарномъ искусствѣ. Пользуя животныхъ, они употребляютъ два средства — кровопусканіе и аккупунктуру. При ушибахъ, вмѣсто охлажденія, кладутъ горячія припарки и вообще поступаютъ какъ разъ наоборотъ тому, что мы привыкли дѣлать.

Желтокожій вынужденъ, благодаря недостатку земли, придерживаться плодоперемѣнной системы хозяйства, и надо воздать ему должное — онъ съ ничтожными средствами достигаетъ удивительныхъ результатовъ. Секретъ китайской обработки, кромѣ тщательности и старанія, кроется въ искусномъ орошеніи и умѣломъ удобреніи. Китаецъ, для полученія удобренія, пользуется рѣшительно всѣмъ, не пренебрегая такими отбросами, которые у насъ и не придетъ въ голову употреблять въ дѣло. Кромѣ помета животныхъ, птицъ, шелковистыхъ червей[2] и экскрементовъ и урины человѣка, занимающихъ первое мѣсто въ ряду удобрительныхъ веществъ, китайскій хозяинъ утилизируетъ волу, обрѣзки и остатки овощей, опилки, илъ, пласты дерна, листья, коренья, всевозможную падаль, гнилую рыбу, кости, щетину, остатки волосъ отъ стрижки и бритья и массу иныхъ самыхъ неожиданныхъ веществъ. Все это собирается на улицахъ и дорогахъ членами семьи земледѣлье, обыкновенно стариками и дѣтьми и многочисленными спеціалистами, образующими особыя артели.

Подобныхъ мусорщиковъ, съ корзинкою или кадкою за спиною и съ длиннымъ черпакомъ въ рукѣ, можно встрѣтить во @всякое время дня и ночи. Нѣкоторые изъ нихъ дѣйствуютъ на дорогахъ, собирая никому непринаялежащее; другіе заходятъ въ дома и за скромное вознагражденіе наполняютъ свою тачку. Усердіе этихъ субъектовъ подчасъ поразительно; нерѣдко цѣлую версту бѣжитъ собиратель за муломъ или за лошадью, ожидая заслуженной награды. Рачительные хозяева, земля коихъ расположена близь дороги, ставятъ недалеко отъ нея небольшое «buen-retiro» съ надписью, приглашающею прохожихъ остановиться и доставить владѣльцу земли удовольствіе, которое имъ ничего не стоитъ. Собранный навозъ высушивается на солнцѣ и затѣмъ обращается въ пудретто, которое, когда наступаетъ время удобрить поле, складывается на немъ небольшими кучками и затѣмъ смѣшивается съ мелко-разрыхленною почвою.

Кромѣ этого удобренія, у землевладѣльцевъ Срединной имперія въ большомъ ходу удобреніе компостное. Во дворѣ каждой зажиточной фанзы имѣется обложенная кирпичомъ или обмазанная глиною яма, въ которой заготовляется компостъ. Туда валять помои и всевозможные густые отбросы, получаемые въ хозяйствѣ и изрѣдка всю эту массу, издающую зловоніе, не ощущаемое китайскими привыкшими носами, переворачиваютъ вилой. Для ускоренія разложенія, въ компостъ иногда подбавляютъ извести, а въ сухое время поливаютъ водою. Въ городахъ, по сторонамъ дороги вырыты такія же компостныя ямы, не мало способствующія зараженію воздуха. Весною ямы очищаются и содержимое ихъ поступаетъ на заводы, приготовляющіе удобреніе; такія ямы есть въ окрестностяхъ почти всякаго города или большого села.

Послѣ неглубокой вспашки, удобренія и бороньбы, поле укатывается ватками. Всѣ хлѣбные злаки высѣваются рядами; такой способъ даетъ больше простора корнямъ и позволяетъ земледѣльцу контролировать ростъ растеній, вспахивая уплотнившуюся землю и вырывая сорныя травы. Рисъ сѣется очень густо на небольшомъ пространствѣ и затѣмъ пересаживается въ поле, увлажненное до состоянія болотистости. Для вызрѣванія этого растенія требуется стодневный періодъ, послѣ чего его вяжутъ въ снопы и молотятъ, ударяя о стѣнку большого чана.

Послѣ удобренія, усилія земледѣльца направлены на своевременное и обильное орошеніе. Въ этомъ отношеніи китаецъ мало походить на разсчитывающаго исключительно на небесную воду безпечнаго русскаго человѣка, борьба котораго съ засухою заключается лишь въ почесываніи затылка. Чтобы имѣть воду подъ рукою, желтокожій роетъ колодцы, каналы и водоемы и устроиваетъ всевозможныя водоподъемныя машины. Въ прежнее время наилучшею системою ирригаціи пользовался средній Китай, гдѣ въ X вѣкѣ была проведена цѣлая сѣть большихъ и малыхъ каналовъ. Къ сожалѣнію, подобно всѣмъ капитальнымъ сооруженіямъ былого времени, эти каналы представляютъ одни жалкіе остатки прежняго величія. Даже Императорскій каналъ, проведенный, чтобы служить торговою артеріею между сѣверомъ и югомъ, совершенно засоренъ и негоденъ въ плаванію.

Если поле, подлежащее орошенію, лежитъ выше уровня воды въ каналѣ или рѣкѣ, — желтокожій устраняетъ это затрудненіе, устроивая водоподъемныя машины и водокачки. Простѣйшій способъ накачиванія воды слѣдующій: въ плетеному ведру (у китайцевъ нѣтъ металлическихъ ведеръ) прикрѣпляютъ пару веревокъ, за которыя берутся два человѣка, и раскачиваютъ ведро такъ, чтобы оно зачерпывало воду въ рѣкѣ или въ каналѣ и затѣмъ опрокидывалось въ желобъ, проведенный въ поле. Для подъема воды пользуются также цѣпью съ черпаками, которая движется конною тягою или людьми.

Когда по близости нѣтъ ни рѣки, ни канала, — роютъ колодезь, причемъ для опредѣленія мѣста нахожденія подземнаго источника приглашается гадальщикъ или колдунъ. Послѣдній вообще играетъ видную роль у китайцевъ, эксплуатируя въ свою пользу легковѣріе, невѣжество и суевѣріе, изъ которыхъ соткано міровоззрѣніе и характеръ не только простолюдина, но и китайскаго образованнаго человѣка, изучившаго классиковъ[3]. При орошеніи поля, т.-е. при выпускѣ воды, земледѣлецъ слѣдитъ за тѣмъ, чтобы напоръ струи не уносилъ съ него удобренія. Во избѣжаніе этого, всѣ поля бываютъ разбиты на небольшіе четыреугольники, называемые «ци», раздѣленные маленькими земляными насыпями такъ, чтобы вдоль нихъ проходила оросительная канавка. Когда нужно увлажнить поле, въ канаву впускаютъ воду и затѣмъ послѣдовательно наполняютъ ею всѣ четырехугольники.

Стремясь извлечь выгоду по возможности изъ всякой почвы, граждане Срединной имперіи устроиваютъ поля на склонахъ горъ. Послѣднія перекапываются террасами въ горизонтальномъ, слегка возвышающемся направленіи и ограждаются каменными заборчиками. Если почва камениста, трудолюбивый китаецъ натаскиваетъ земли изъ долинъ. При устройствѣ горнаго поля, онъ соображается съ положеніемъ и направленіемъ ключей, воду которыхъ утилизируетъ для орошенія террасъ; если же послѣднія прерываются оврагами или расщелинами, препятствующими естественному стоку воды, черезъ нихъ перебрасываются легкіе бамбуковые желоба, и по нимъ вода безпрепятственно сбѣгаетъ съ одной террасы на другую. Издалека гора, изрытая террассами, покрытыми растительностью, имѣетъ видъ зеленой стѣны.

Желтый земледѣлецъ извлекаетъ выгоду изъ сыпучихъ песковъ, обращая ихъ въ плодородную землю путемъ орошенія и уплотненія, что достигается разведеніемъ особаго рода корнеплоднаго растенія, образующаго необходимый перегной. Но особенно рельефно проявляется старательность и прилежаніе китайскаго земледѣльца въ устройствѣ огородовъ. Аккуратныя грядки, пересѣченныя канавками и засѣянныя разнообразными овощами, среди которыхъ преобладаютъ лукъ, чеснокъ, сладкій картофель и капуста, могутъ возбудить зависть самаго требовательнаго европейскаго огородника. Для увеличенія производительности огородной земли, китайцы обильно поливаютъ ее жидкимъ удобреніемъ, и близость огорода чувствуется поэтому издалека. Почти всѣ китайскіе овощи выростаюгь болѣе въ длину, чѣмъ въ толщину; нѣкоторымъ овощамъ, напр. огурцамъ, часто искусственно придается удлиненная форма черезъ подвязываніе къ нимъ какой-нибудь тяжести. Относительно вкуса китайскія овощи нельзя поставить высоко; всѣ онѣ отличаются чрезмѣрною прѣсностью и водянистостью.

Въ плодоводствѣ желтокожіе могли бы, при благопріятныхъ климатическихъ и почвенныхъ условіяхъ своей страны, достигнуть блестящихъ результатовъ, но, благодаря рутинѣ и невѣжеству, плоды, получаемые въ Небесной имперіи, довольно посредственнаго качества. Ягодъ въ Китаѣ совсѣмъ не ростетъ, а изъ плодовъ довольно пріятны на вкусъ груши, абрикосы, персики, сливы и виноградъ, ввезенный, какъ говорятъ, іезуитами. Виноградъ идетъ только въ пищу; имъ не пользуются для приготовленія вина, которое китайцы замѣняютъ плохо перегнанными хлѣбными водками, напоминающими нашу сивуху. Въ южномъ Китаѣ ростутъ въ дивомъ видѣ всевозможные тропическіе фрукты, какъ-то бананы, финики, ананасы, манго и другіе.

Около большихъ рѣкъ и озеръ, гдѣ земля дорога, а населеніе густо, подданные богдыхана устроиваютъ такъ называемые пловучіе поля и огороды. Это не что иное, какъ большіе бревенчатые плоты или плетенки изъ ивовыхъ прутьевъ, съ загнутыми краями. Плоты покрываются иломъ со дна рѣки, удобряются и засѣваются. Рядомъ съ такимъ полемъ, въ лодкѣ помѣщается, его владѣлецъ съ семьею, скарбомъ, домашнею птицею, а если позволяетъ мѣсто — съ парочкою свиней или барановъ. Преимущество пловучаго поля — въ его подвижности и въ томъ, что она не боится засухи. Такимъ образомъ, въ рукахъ китайца самыя плохія почвы становятся производительными; на болотѣ онъ сѣетъ рисъ, на сухой землѣ разводитъ кунжутъ и хлопчатникъ. Даже дно рѣкъ, болотъ и озеръ несетъ ему свою дань въ видѣ водяныхъ каштановъ, считаемыхъ лакомымъ блюдомъ въ Китаѣ.

Кромѣ всѣхъ извѣстныхъ въ Европѣ хлѣбныхъ злаковъ, Срединная имперія производитъ индиго, сахарный тростникъ, восковое дерево и множество иныхъ растеній. Въ странѣ культивируется въ обширныхъ размѣрахъ макъ, ради добываемаго изъ него національнаго курева, тутовое дерево, дающее кормъ шелковичнымъ червямъ, и жень-шень — корень, ростущій также въ дикомъ видѣ и высоко цѣнимый китайцами за его цѣлебныя свойства. Но главнѣйшее изъ китайскихъ растеній, какъ по всемірной извѣстности, такъ и по доставляемой имъ выгодѣ, есть чай[4].

Чайное деревцо принадлежитъ къ роду камелій и ростетъ между 23 и 35 градусами широты. Сѣмя чайнаго дерева даетъ на первый годъ маленькій ростокъ съ нѣсколькими листками, который на третій годъ достигаетъ высоты 3—5 футовъ, послѣ чего пересаживается на плантацію. Деревцо имѣетъ глянцовитые темно-зеленые листья и небольшіе, скоро опадающіе, бѣлые цвѣты. Всѣхъ сборовъ листа бываетъ не больше четырехъ, причемъ лучшій чай получается изъ нѣжныхъ листиковъ перваго сбора. Въ культурѣ чая преобладаетъ обще-китайская система мелкихъ, дробныхъ хозяйствъ, и самостоятельнымъ плантаторомъ считается владѣлецъ нѣсколькихъ десятковъ кустовъ.

Изъ рукъ мелкихъ плантаторовъ чайная жатва переходитъ въ скупщикамъ-фабрикантамъ, которые, объѣздивъ извѣстный районъ и скупивъ нѣсколько партій чая, направляютъ ихъ въ свои чайныя заведенія. Здѣсь, при помощи нечистоплотныхъ, но расторопныхъ кули и крайне первобытныхъ снарядовъ, чайный листъ проходитъ чрезъ многочисленныя манипуляціи. Принесенный изъ горъ, гдѣ преимущественно расположены плантаціи, онъ сваливается на циновки, во дворѣ или въ сараѣ такъ называемой фабрики (въ сущности — обыкновенной фанзы) и, прежде всего, подвергается прессованію, т.-е. голые рабочіе топчутъ его ногами. Брезгливому человѣку лучше не смотрѣть на эту операцію, ибо онъ, пожалуй, почувствуетъ отвращеніе въ чаепитію. Ноги вообще не особенно чистоплотная часть тѣла; а тѣмъ болѣе ноги китайскихъ куліевъ, покрытыя грязнымъ потомъ и нерѣдко струпьями и болячками, образующимися отъ ѣдкаго сока, выжимаемаго изъ сырого листа.

Размятые и потемнѣвшіе листья складываются въ корзины и въ теченіе нѣсколькихъ дней оставляются для броженія, послѣ чего сушатся на солнцѣ. Такъ какъ, подсохнувъ, листики свертываются въ трубки довольно неравномѣрной величины и формы, то для приданія болѣе однообразнаго вида, ихъ вновь подвергаютъ ножному прессованію. Затѣмъ слѣдуетъ сортировка, состоящая изъ послѣдовательнаго просѣиванія чая черезъ рѣшета равной величины, причемъ листки меньшаго формата, и слѣдовательно болѣе молодые, образуютъ высшій сортъ, листки покрупнѣе — второй, и т. д. Кромѣ того весь чай пропускается чрезъ вѣялку и очищается руками отъ сора, корешковъ и посторонней примѣси. Окончательное поджариваніе чая надъ угольями, предшествующее его укупоркѣ въ свинцовые и затѣмъ деревянные ящики, требуетъ большой зоркости и опытности, ибо чай легко пережарить, и тогда онъ теряетъ всѣ свои качества.

Только пройдя черезъ всѣ эти мытарства, получается знакомый намъ по цвѣту, вкусу и аромату черный чай. Этотъ чай, а равно прессованные низшіе сорта — плиточный и кирпичный, не потребляются въ самомъ {

Монголы и сибирскіе инородцы, пьющіе кирпичный чай, варятъ его съ масломъ, молокомъ, солью и другими ингредіентами; получается гадкая, неаппетитная бурда, могущая удовлетворить развѣ дикаго номада.} Китаѣ и составляютъ предметъ вывоза. По китайскимъ понятіямъ, всякій сушеный листъ и даже трава, часто ничего общаго не имѣющіе съ чайнымъ деревомъ, съ прибавкою какихъ-нибудь душистыхъ цвѣтовъ, напр. жасмина ели розы, есть чай. Другая особенность китайскаго чая — та, что онъ не поджаривается. Такой чай, будучи заваренъ по Китайскому рецепту, имѣетъ палевый цвѣтъ, довольно непріятный, специфическій запахъ и почти никакого вкуса (его пьютъ безъ сахару). Чай, приготовленный по-европейски, кажется желтокожимъ непріятнымъ; онъ и не можетъ казаться инымъ — людямъ съ столь оригинальными вкусами.

Главнѣйшимъ центромъ чайнаго дѣла служитъ портъ Ханькоу на Янцекіангѣ. Этотъ крупный торговый пунктъ, подобно нашему Нижнему во время ярмарки, принимаетъ свою настоящую физіономію во время чайнаго сезона. Европейскій кварталъ наполняется тогда массою пріѣзжихъ, имѣющихъ какое-либо отношеніе въ чаю, и жизнь въ теченіе нѣсколькихъ недѣль доходитъ до высшей степени напряженія. Маклера, компрадоры[5], коммиссіонеры всѣхъ національностей — послѣдніе съ пробами чая, — мечутся отъ одной фирмы къ другой, споря объ установленіи цѣнъ и объ открытіи рынка. Титестеры[6] пробуютъ чаи, а представители фирмъ торгуются съ капитанами пароходовъ изъ-за фрахта. Повсюду хлопоты, шумъ и лихорадочная суета. Рѣка, заставленная и океанскими пароходами, среди которыхъ виднѣется и нашъ доброволецъ, и китайскими лодками съ чайными ящиками, представляетъ также довольно оживленную картину. Каждый изъ этихъ морскихъ гигантовъ спѣшитъ скорѣе наполнить трюмы и раньше другихъ уйти въ Европу. Визгъ лебедокъ сливается съ монотонными криками голыхъ кули, таскающихъ чайные ящики, и съ окликами лодочниковъ. И всѣ эти мученики чайнаго дѣла хлопочутъ и мечутся въ раскаленной и въ тоже время сырой атмосферѣ, не находя покоя даже ночью, когда въ жарѣ присоединяются миріады комаровъ и мошекъ.

Въ Ханькоу издавна существуетъ нѣсколько русскихъ коммиссіонерскихъ фирмъ, ведущихъ довольно крупныя дѣла. Наши чайныя фирмы есть[7] также въ Фучжоу, Тянцзинѣ и Калганѣ; онѣ являются въ послѣднихъ двухъ пунктахъ коммиссіонерами по отправкѣ караваннымъ путемъ. Караваны верблюдовъ, нагруженныхъ преимущественно плиточнымъ и кирпичнымъ чаями, направляются изъ Тунчжоу (туда чаи доходятъ на лодкахъ по рѣкѣ Лейхо), черезъ города Дунъ-Ба, Калчанъ и Ургу въ Кяхту. Этотъ длинный путь описанъ столько разъ и столькими путешественниками, что прибавить въ сказанному нечего. Къ сѣверу отъ Калгана разстилается дикая, безжизненная пустыня, безводная и безлѣсная, съ разбросанными кое-гдѣ грязными юртами, въ которыхъ ютятся помады, жалкіе потомки монголовъ. По этой-то пустынѣ, наводящей тоску и отчаяніе на всякаго, вереницами тянутся тысячи верблюдовъ нагруженныхъ чаемъ и другими товарами[8].


Въ заключеніе скажемъ нѣсколько словъ о китайскихъ садахъ. Китайцы не любятъ гулять, и эта не-любовь къ гуляньямъ сказалась въ устройствѣ ихъ садовъ, которые даже не располагаются возлѣ дома, а устроиваются гдѣ-нибудь за городомъs въ родѣ дачи, но безъ дома для житья. Широкія тѣнистыя аллеи, эффектныя просѣки и перспективы, съ сочетаніемъ разныхъ тоновъ зелени, газоны и цвѣтники, однимъ словомъ — все, что по нашему составляетъ красу сада или парка, въ глазахъ желтокожихъ гражданъ является совершеннымъ уродствомъ и признакомъ варварскаго вкуса. Въ китайскихъ садикахъ перспектива закрыта поворотами и зигзагами мощеныхъ дорожекъ. Объ аллеяхъ или тонахъ нѣтъ и помину; трава гладко выщипана или ростетъ какъ попало. Цвѣтники и клумбы совершенно отсутствуютъ, а изъ цвѣтовъ, до которыхъ желтокожіе большіе охотники, особеннымъ предпочтеніемъ пользуются — піонъ, кризантемы, гарденіи, и также цвѣты персиковые и вишневые, — всѣ они ростутъ въ горшкахъ, установленныхъ вдоль дорожекъ или въ теплицахъ.

Изуродованныя (искусственно задержанныя въ ростѣ) деревья, лабиринты подстриженныхъ кустиковъ, затѣйливые мостики, перекинутые черезъ ручейки, миніатюрные акваріумы и пагоды, искусственныя скалы и пещеры, и тамъ и сямъ развѣшенныя таблички съ глубокомысленными изреченіями, въ родѣ: «уважайте генія сего мѣста», или: «вино веселитъ сердце, а ученіе просвѣщаетъ умъ» — таковъ долженъ быть садъ, чтобы заслужить одобреніе китайца. Сюда онъ пріѣзжаетъ пикникомъ въ компаніи пріятелей — покалякать, почифанить (пообѣдать), выпить нѣсколько десятковъ чашекъ безвкуснаго чая и выкурить множество трубокъ съ плохимъ табакомъ…

П. Коростовецъ.

Пекинъ, 30-го августа.

"Вѣстникъ Европы", № 12, 1892

  1. Кромѣ мелкихъ складовъ хлѣба, есть государственные магазины, куда свозится податной рисъ, поступающій въ государственный доходъ и идущій на содержаніе войскъ. Но такъ какъ въ Китаѣ, болѣе нѣмъ гдѣ-либо, практика далека отъ теоріи, то и въ данномъ случаѣ злоупотребленія, т.-е. незаконная продажа зерна, взяточничество и хищенія совершенно извратили основную мысль этого установленія.
  2. Пометъ лошадей, муловъ, верблюдовъ — употребляется китайцами какъ топливо и лишь въ рѣдкихъ случаяхъ идетъ на удобреніе.
  3. Эти субъекты опредѣляютъ благопріятное мѣсто или такъ называемый «фынь-шуй» (вѣтеръ-вода) не только для рытья колодца, но также для постройки дома, разбитіи сада, устройства кладбища и т. д. Фынь-шуй опредѣляется на основаніи расположеніи мѣстности, направленія теченія рѣки или потока, заворота дороги, геологическаго строенія почвы и тому подобныхъ признаковъ. Если фынь-шуй почему-либо былъ опредѣленъ ошибочно, т.-е. дѣла даннаго хозяйства пришли въ разстройство или въ домѣ случилось несчастіе, хозяинъ отыскиваетъ новый фынь-шуй и, найдя такой, разбираетъ домъ и переноситъ его на другое мѣсто. Изъ-за фынь-шуя возникаетъ также не мало недоразумѣній между китайцами и европейцами, которые будто бы отнимаютъ его у данной мѣстности неумѣлымъ расположеніемъ и вышиною своихъ знаній. Особенно возстаютъ китайцы противъ высокихъ католическихъ соборовъ и двухъ-этажныхъ домовъ.
  4. Несмотря на мѣра, принимаемыя китайскимъ правительствомъ для поддержанія чайнаго дѣла, вывозъ чая изъ страны уменьшается, отступая передъ конкурренціею индійскихъ и цейлонскихъ чаевъ (хотя и худшаго качества, но болѣе дешевыхъ), захватывающихъ съ каждымъ годомъ большее число рывковъ.
  5. Китайцы-посредники, состоящіе при всѣхъ крупныхъ торговыхъ домахъ и каикахъ.
  6. Пробующіе чай, эксперты, опредѣляющіе качество чаевъ; ремесло это довольно прибыльно, но вредно отзывается на здоровьѣ, разстроивая нервы.
  7. Въ настоящее время ихъ пять. Всего же русскихъ въ Ханькоу — около 85 человѣкъ.
  8. Для этихъ громоздкихъ четвероногихъ, путь чрезъ Гоби есть по истинѣ скорбный путь, за которомъ значительная часть ихъ гибнетъ отъ изнуренія. Несмотря на толстый веревочный потникъ, верблюды натираютъ себѣ спины до кости. Образуются язвы, въ которыхъ начинается гніеніе и заводятся черви. Ступня ногъ верблюды трескаются отъ ходьбы по раскаленному песку и камнямъ. Если больной верблюдъ начнетъ приставать или ложится, его бросаютъ въ пустынѣ въ добычу волкамъ и коршунамъ. Если же верблюдъ еще достаточно крѣпокъ, монголы валятъ его вы землю, сшиваютъ трещины на ногахъ, срѣзаютъ и выскребываютъ гнилое мясо со спины и, наваливъ вьюкъ, заставляютъ идти съ караваномъ, пока несчастное животное не падетъ окончательно.