Сочиненія И. С. Аксакова.
Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886
Томъ четвертый.
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886
Сбыточна ли у насъ мечта о «дворянской эрѣ»?
правитьКогда, по поводу Высочайшихъ словъ сказанныхъ волостнымъ старшинамъ о нѣкоторыхъ милостей оказанныхъ дворянству, не имѣющихъ ни тѣни политическаго значенія, нашлись охотники придать этимъ словамъ и этимъ милостяхъ лживое истолкованіе въ смыслѣ какой-то новой начинающейся дворянской эры, какого-то торжества «дворянскаго принципа», — мы тогда же выразили мнѣніе, что никакихъ дурныхъ послѣдствій отъ подобнаго лживаго истолкованія собственно для коренныхъ русскихъ губерній опасаться нечего. До такой степени подобныя корпоративныя «аристократическія» вожделѣнія, навѣваемыя съ чужи, лишены у насъ всякой бытовой, жизненной основы, всякихъ корней въ глубинѣ духа самого русскаго дворянства, что представляются по истинѣ хотя и малосмысленною, но вполнѣ безвредною забавою, и не замедлятъ сами собою улетучиться какъ дымъ, лопнуть какъ мыльные пузыри. Нельзя безъ улыбки слышать противопоставленія «дворянства» «земству», когда главная движущая сила въ земствѣ тѣ же дворяне, — но не какъ корпорація, сочиненная Екатериною, а какъ мѣстные землевладѣльцы, какъ земскіе люди, какъ представители просвѣщенія, работающіе на по льву мѣстнаго населеніи въ союзѣ со всѣми мѣстными интеллигентными силами и свѣдущими людьми. Медвѣжью услугу дворянству оказываетъ тотъ, кто мыслитъ выдѣлить формальнымъ образомъ дворянъ изъ земства, ограничить ихъ значеніемъ корпораціи, замкнуть ихъ въ нее, облечь ее привилегіей власти, какъ въ былыя времена крѣпостнаго права, и затѣмъ, вызвавъ такія, не совсѣмъ славныя воспоминанія, предпоставить эту корпорацію населенію въ качествѣ оффиціальной благодѣтельницы, обязательно изливающей съ высоты, въ силу дворянскаго достоинства, блага своей мудрости и административнаго искусства на обязательно воспринимающее оныя населеніе!.. Это значило бы породить антагонизмъ между дворянствомъ и прочими сословіями, котораго теперь положительно не существуетъ, по крайней мѣрѣ въ уѣздахъ (о городахъ — рѣчь особая). Если гдѣ и существуетъ острая вражда среди крестьянскаго населенія, то не къ дворянамъ, какъ дворянамъ, а къ дворянамъ ли, не дворянамъ ли — землевладѣльцамъ одержимымъ русскимъ духомъ кулачества, или англійскимъ духомъ — ландлордовъ. Послѣднихъ, повидимому, нельзя бы и сравнивать съ такъ-называемыми «кулаками», но кулачество, какъ оно ни разорительно, ни ненавистно для крестьянъ, все же понятнѣе имъ: это зло доморощенное, свое, знакомое явленіе грубой, бездушной корысти. Русскіе же ландлорды, перенося на русскую историческую почву воззрѣнія и пріемы изъ чужой земли, сложившіеся подъ воздѣйствіемъ иной исторіи и культуры, въ своемъ раболѣпно-подражательномъ усердіи становятся обыкновенно plus anglais que les Anglais, придирчивѣе и мелочнѣе, чѣмъ самые ихъ англійскіе образцы, и съ лютымъ педантизмомъ (который и безъ лютости всего болѣе претитъ русской натурѣ) ограждаютъ «священныя права собственности». Права собственности, разумѣется, неприкосновенны, но характеръ пользованія этими правами иной, напримѣръ, въ Англіи, гдѣ землевладѣлецъ словно завоеватель въ чужой странѣ. Да таковъ онъ и есть по происхожденію; такой отпечатокъ лежитъ тамъ на землевладѣніи и теперь, именно отпечатокъ аггрессивности съ одной стороны и глухой ненависти съ другой. Тѣ добрыя сосѣдскія, равноправныя отношенія, которыя возможны въ Россіи между помѣщиками и крестьянами, которыя и существуютъ въ большей части мѣстъ, не мыслимы въ странѣ ландлордовъ. Поэтому и внесеніе къ намъ нѣкоторыми «крупными поземельными собственниками» понятій и пріемовъ ландлордовъ-завоевателей представляется Русскому народу какимъ-то ненавистнымъ нашествіемъ иноплеменничества, едвали не болѣе ненавистнымъ чѣмъ кулачество… Особенно ненавистно оно, когда управлающіе русскихъ ландлордовъ — Нѣмцы или вообще иностранцы, одержимые демономъ легальности или правоваго порядка и волочащіе русскаго мужика въ рабочую пору, за каждую потраву курицей учиненную, подъ судъ, нерѣдко за полсотню и болѣе верстъ, даже хотя бы мужикъ готовъ былъ добровольно тугъ же, безъ суда, уплатить штрафъ, всего въ какихъ-нибудь три двугривенныхъ. Мы это видали въ С. губерніи. Нѣтъ людей опаснѣе для нашего внутренняго земскаго мира, какъ именно гг. помѣщики — ни съ того ни съ сего возмнившіе себя завоевателями въ родной странѣ или ландлордами: они-то и мечтаютъ о «дворянской эрѣ», — но къ счастію, такихъ ландлордовъ у насъ немного. И наоборотъ: если живетъ въ уѣздѣ землевладѣлецъ дворянинъ — человѣкъ не казенный, независимый, разумный, справедливый, думающій и чувствующій по, знающій и понимающій крестьянскія нужды, и притомъ доступный и добрый, то значеніе его въ уѣздѣ и между крестьянами огромное, и со всѣхъ сторонъ стекаются къ нему крестьяне за совѣтомъ, за судомъ, безъ всякаго принужденія, безъ возглашенія какой-то новой «дворянской эры» и безъ возведенія дворянской корпораціи въ какое-то новое, небывалое политическое значеніе. Повторяемъ, ни слѣда антагонизма между народомъ и дворянами не имѣется тамъ, гдѣ сами дворяне умѣютъ внушить къ себѣ сочувствіе и довѣріе, — а гдѣ они своимъ образомъ дѣйствій ни сочувствія, ни довѣрія къ себѣ не вселяютъ, тамъ никакими внѣшними, законодательными мѣрами этому горю не поможешь.
Никакого «дворянскаго вопроса» у насъ въ Россіи не существуетъ, и ничего нѣтъ въ современной нашей жизни такого, что подавало бы даже поводъ возбуждать подобный вопросъ; нѣтъ никакой такой нужды, которая бы могла найти себѣ удовлетвореніе въ искусственномъ созданіи болѣе сильной и крѣпкой дворянской корпораціи, нежели какая влачитъ свое бытіе понынѣ, послѣ своего столѣтняго, нисколько не знаменитаго прошлаго. Разумѣемъ здѣсь прошлое не дворянъ вообще, а именно дворянъ какъ организованной корпораціи. Надобно строго различать эти два понятія: дворяне, или пожалуй дворянство, какъ общественная группа или классъ, какъ бытовое, историческое явленіе, несомнѣнно существующее и имѣющее вполнѣ естественное (вовсе не въ силу внѣшняго закона) право на существованіе, связанное, словно жилами, со всѣмъ историческимъ бытіемъ Русскаго государства, съ его развитіемъ политическимъ и духовнымъ въ самомъ широкомъ смыслѣ послѣдняго слова, — и дворянство въ смыслѣ привилегированнаго, душевладѣльческаго сословія, получившаго при Екатеринѣ свою организацію — съ мундиромъ, грамотою и широчайшими правами мѣстнаго самоуправленія. Сто лѣтъ пользовалась Россійская дворянская корпорація этими правами, но даже ни у одного русскаго ландлорда не достанетъ духу помянуть добромъ это столѣтнее пользованіе. Въ качествѣ душевладѣльческой корпораціи, дворянство не дало народу ни воспитанія, ни образованія, даже не пріучило его къ лучшимъ формамъ хозяйства. Отъ него, отъ корпораціи, зависѣли и судъ, и полиція; изъ среды дворянства назначались имъ самимъ судьи, даже предсѣдатели высшихъ, кромѣ Сената, судебныхъ инстанцій, т. е. палатъ уголовныхъ и гражданскихъ, наконецъ земскіе суды, исправники, становые… Но эти судьи, эти засѣдатели, эти исправники… По истинѣ позорное воспоминаніе! Назначеніе впослѣдствіи въ палаты, въ качествѣ «товарищей предсѣдателя», членовъ отъ короны было настоящимъ благодѣяніемъ. «Дворянскіе выборы»?.. но вѣдь это была только благодарная тема для комедій. Дворянскія жертвы во время Отечественной войны?.. Но немножко стыдно вспоминать, какъ въ 1812 г. поставлялись въ заслугу дворянству эти жертвы чужою кровью и жизнью, т. е. «предоставленіе въ рекруты чуть не десятаго изъ крѣпостныхъ крестьянъ»!.. Денежныя же пожертвованія прочихъ сословій были гораздо значительнѣе дворянскихъ.
А между тѣмъ несомнѣнно, что эти самые дворяне, которые какъ корпорація не умѣли пользоваться своими правами и служить своей странѣ, — они-то именно, каждый порознь или въ свободной, естественной совокупности, какъ наиболѣе просвѣщенный общественный слой, — они-то и были самыми ревностными и доблестными борцами за отечество и въ 1812 г., и во всѣхъ, во всѣхъ испытаніяхъ, ниспосылаемыхъ Россіи. Они-то и двигали впередъ и мысль, и науку, и знаніе, и искусства, и литературу, въ исторіи коихъ найдется относительно немного именъ не-дворянскихъ; они-то всего болѣе и содѣйствовали какъ освобожденію крестьянъ, такъ и упраздненію своихъ собственныхъ сословныхъ дворянскихъ привилегій, или же распространенію ихъ на всѣхъ! Велика заслуга этого общественнаго класса передъ Россіей, и народъ этой заслуги не забываетъ и не забудетъ. Мы говоримъ — класса, а не сословія въ смыслѣ искусственной сословной организаціи; разумѣемъ здѣсь явленіе бытовое, соціальное, которое, не имѣя теперь ни малѣйшихъ юридическихъ преимуществъ предъ прочими общественными группами, не можетъ оскорблять никого тѣми преимуществами нравственнаго порядка, какія даетъ или болѣе утонченное, преемственно воспринятое образованіе, или доброе родовитое имя, или запасъ хорошихъ семейныхъ или родовыхъ преданій. Тѣмъ болѣе, что эти ряды дворянства постоянно пополняются людьми новыми изъ группъ поставленныхъ ниже — не въ юридическомъ, а въ бытовомъ отношеніи. Двери этой общественной, такъ-называемой дворянской группы открыты настежь всѣмъ, кто возвышается до общаго съ ней уровня образованія, такъ что и не различишь: кто тутъ «дворянинъ», членъ корпораціи, кто нѣтъ. Наше среднее дворянство исполнило у насъ въ нѣкоторомъ- родѣ ту же историческую роль, что на Западѣ — tiers-etat или среднее сословіе, но только добрую сторону роли, — безъ мятежей и сословной вражды: поднимая до себя, включая въ свой кругъ массы людей снизу, оно можетъ быть тѣмъ самымъ помѣшало до сихъ поръ образованію у насъ западной, въ ея худомъ смыслѣ.
Спрашивается: приходило ли кому изъ столбовыхъ или родовыхъ дворянъ когда-либо въ голову опредѣлять кругъ своихъ близкихъ знакомыхъ справкою о родословной или выписями изъ шести частей дворянской книги? Конечно нѣтъ. Развѣ университетскій дипломъ въ общественномъ сознаніи, да и у самихъ дворянъ, не стоитъ выше всякаго дворянскаго патента? Въ природѣ русскаго человѣка вообще нѣтъ той нравственной сословной узкости, безъ которой немыслимъ истинный корпоративный духъ, и никакими насильственными или искусственными способами не ввести въ наши нравы, напримѣръ, понятія о столоспособности, Tafelfahigkeit (т. е. правѣ обѣдать за однимъ столомъ), которое въ такомъ ходу до сихъ поръ, несмотря на революціи и конституціи, при дворахъ Западной Европы и даже у германскихъ или англійскихъ аристократовъ.
Нѣтъ спора однакоже, что въ старину, въ древней Руси, шло колебаніе или, вѣрнѣе сказать, шла борьба, и довольно сильная, родоваго аристократическаго начала съ государственнымъ началомъ верховнаго единовластія. Генеалогическій принципъ, существеннѣйшая основа аристократизма вообще, а на Западѣ въ особенности, долженъ былъ смириться у насъ предъ принципомъ служебнаго старѣйшинства: стали считаться не древностью рода, а служебными его заслугами, служебными мѣстами предковъ, — Нѣтъ древнѣе, чистокровнѣе аристократовъ во всемъ мірѣ, какъ наши Рюриковичи (изъ коихъ большинство даже этого и не подозрѣваетъ!), и однако-же, во времена мѣстничества, Салтыковы, Шереметевы стояли выше многихъ князей Рюрикова рода, старѣйшихъ по происхожденію. То, что мы называемъ теперь «дворянствомъ», въ смыслѣ noblesse, Adel, было при Московскихъ царяхъ служилымъ сословіемъ, съ обязательною повинностью службы государству, — а «дворяниномъ» назывался лишь одинъ изъ служилыхъ чиновъ, средній, и самый многочисленный. Родовая спѣсь, вмѣстѣ съ служилымъ значеніемъ боярства, подали было боярщинѣ поводъ къ разнымъ олигархическимъ поползновеніямъ, но казни Іоанна Грознаго, выдвинувшаго начало земли («всей земли Московскаго государства»), да народные мятежи сокрушили эти затѣи… Съ уничтоженіемъ мѣстничества и подъ вліяніемъ польскихъ обычаевъ и понятій, тогда весьма сильнымъ, казалось уже готовилось образованіе «благороднаго» сословія въ смыслѣ западно-европейскомъ. Обратились снова къ принципу генеалогическому, — составлена была книга старинныхъ родовъ. Но названія этому сословію, по прежнему обязанному пожизненной службой, еще пріискано не было. Хотя Петръ Великій не прочь былъ повидимому пересадить къ себѣ сословную организацію Западной Европы и пытался ввести въ Россію и маіораты, и наименованіе «шляхетскаго корпуса» т но онъ самъ же подорвалъ значеніе этого новаго «шляхетскаго сословія» — своею табелью о рангахъ, открывъ широкій, свободный въ это сословіе доступъ людямъ безроднымъ, низшихъ состояній — цѣною служебныхъ, даже весьма не высокихъ заслугъ. Принципъ «благородства», или родовитости, принципъ генеалогическій былъ такимъ образомъ de facto упраздненъ для вновь образуемаго «благороднаго» сословія. Петръ III упраздняетъ затѣмъ и другой принципъ — служилый, т. е. обязательной службы государству, даровавъ пресловутую «вольность дворянства», а вслѣдъ за симъ Екатерина II утверждаетъ закономъ за этимъ раскрѣпощеннымъ отъ государства сословіемъ общее наименованіе «дворянства» и даетъ ему извѣстную организацію вмѣстѣ съ исключительною привилегіею душевладѣльчества. Такимъ образомъ трудно и опредѣлить — какой принципъ положенъ въ основаніе организаціи Русскаго дворянства: это не принципъ родовитости, потому что всякій солдатъ, бывшій крѣпостной, дослужившись офицерскаго чина, становился ipso facto такимъ же потомственнымъ, равноправнымъ дворяниномъ, какъ и его господинъ; это и не принципъ служебнаго старѣйшинства, потому что заслуги на службѣ и чины не предоставляли уже потомъ никакого особеннаго преимущества внутри дворянской корпораціи, разъ кто, въ силу своего извѣстнаго чина, угодилъ въ дворяне. Это была организація сословная, но совершенно своеобразная, не замкнутая, доступная всѣмъ дни/ жущимся путемъ іерархической лѣстницы или табели о рангахъ. Отличительнымъ же признакомъ, существенною привилегіей и источникомъ бытовой, матеріальной и политической силы этого сословія было владѣніе населенными имѣніями. Ему, раскрѣпощенному отъ государства, была закрѣпощена большая часть сельскаго населенія, но такая привилегія была въ сущности для дворянства лишь новымъ прикрѣпощеніемъ, такъ какъ душевладѣльчество было не мыслимо безъ могучей поддержки правительства и ставило дворянъ въ полную отъ послѣдняго зависимость. За то и дворяне, по выраженію Екатерины 11, были тою сотнею тысячъ мѣстныхъ полицеймейстеровъ, которые упрочивали миръ и тишину внутри государства, а съ своей стороны служили опорою петербургскому правительственному строю. Крѣпостное право стало такимъ образомъ краеугольнымъ камнемъ дворянской корпоративной организаціи.
Не станемъ осуждать попусту наше прошлое. Все это былъ процессъ сложенія и сплоченія нашего громаднаго общественнаго и государственнаго тѣла. Не столько въ качествѣ полицеймейстеровъ, сколько въ качествѣ людей обезпеченныхъ, дворяне, какъ мы уже сказали, сослужили свою службу Россіи, хотя вовсе не какъ корпорація, и не на поприщѣ мѣстнаго самоуправленія. Пришло время — и сами дворяне сдвинули камень лежавшій во краю угла дворянской корпораціи и отдѣлявшій ихъ отъ земли, отъ народа. Уничтожилось крѣпостное право, однѣ за другими пали всѣ сословныя привилегіи, — явился новый факторъ въ нашей гражданской жизни — цѣлые сорокъ милліоновъ душъ земщины, т. е. полноправныхъ гражданъ: раздвинулись сами собою основы для мѣстнаго самоуправленія, — дворянамъ открылось новое поприще свободной дѣятельности: служеніе государству въ мѣстномъ служеніи раскрѣпощенной землѣ.
Выдвинулись теперь въ области землевладѣнія двѣ формаціи: землевладѣніе общественное и личное, отвѣчающія двумъ началамъ нашей бытовой жизни: общинному или мірскому, и личному. Дворяне (и всѣ тѣ, которые къ этому классу примыкаютъ по образованію, по владѣнію и т. д.) суть носители и представители начала, личнаго по преимуществу и исключительно; ихъ неспособность къ корпоративному строю доказана теперь исторически. По вѣрному замѣчанію, не намъ принадлежащему, русскіе крестьяне сильны только общимъ умомъ, общею мірскою волею, — порознь же взятые, единично — слабы; дворяне же діаметрально наоборотъ: они сильны только единичнымъ умомъ, только порознь, какъ отдѣльныя личности, — и поразительно слабы умомъ коллективнымъ, корпоративнымъ. Къ корпоративному строю они положительно не способны, этого нѣтъ у нихъ ни въ крови, ни въ преданіяхъ. Только въ гармоническомъ, свободномъ сочетаніи этихъ двухъ началъ, личнаго и мірскаго, лежитъ для Россіи залогъ самаго правильнаго развитія и преуспѣянія. Но это сочетаніе должно быть вполнѣ свободное. Оно и совершится, все къ тому повидимому и идетъ, — но тутъ-то вдругъ и является помѣха ее стороны нѣкоторыхъ, крайне недальновидныхъ дворянъ, возгорѣвшихъ внезапно духомъ ландлордизма, заголосившихъ о ? дворянскомъ принципѣ", о «дворянской эрѣ»… Нашли время увлекаться ландлордизмомъ въ виду его благотворныхъ послѣдствій въ несчастной Ирландіи! Нашли время мечтать о дворянской эрѣ, послѣ того какъ не умѣли воспользоваться эрою немыслимаго уже теперь полноправія, наставшею со временъ Екатерины и длившеюся около ста лѣтъ! Нашли время толковать о дворянскомъ принципѣ, послѣ того какъ тысячелѣтнія усилія исторіи направлены были къ тому, чтобъ обезсмыслить въ дворянской корпораціи всякій принципъ пригодный для сословной организаціи: и принципъ генеалогическій, и принципъ служилый, и принципъ душевладѣльческій!.. Охота замыкаться въ корпорацію, отъ которой остался только остовъ (которому, впрочемъ, никто насильственно дней сокращать и не замышляетъ), въ корпорацію тощую значеніемъ и казною, когда дворянамъ, какъ личнымъ землевладѣльцамъ и просвѣщеннымъ людямъ, открывается такое широкое поле въ качествѣ передовыхъ земскихъ людей, свободно избираемыхъ!
Начинать теперь какую-либо новую дворянскую эру, хлопотать объ укрѣпленіи чахнущей корпораціи, о снабженіи ея привилегіями власти, — это значитъ разъединять то, что готово соединиться, воздвигать взаимную сословную вражду и наносить ударъ тому свободному благотворному воздѣйствію на внутренній земскій строй, къ которому естественнымъ ходомъ исторіи призваны лучшіе дворяне — въ союзѣ со всѣми лучшими земскими людьми. Но опасаться этого нечего. На русской почвѣ сословный аристикратизмъ не привьется. Противъ такихъ поползновеній «революціоннаго консерватизма», по счастливому выраженію Ю. Ѳ. Самарина, возстанетъ все благомыслящее, вѣрное своему историческому духу, дворянство… Да и возставать-то не зачѣмъ. Эти вожделѣнія у насъ не грозны: повожделѣютъ, повожделѣютъ наши крупные собственники, да и начнутъ продавать свои родовыя имущества Евреямъ-подрядчикамъ, или же своею дворянскою гордостью поступаться чиновной каррьерѣ…
По гдѣ толки о дворянской эрѣ могли представить дѣйствительную, не малую опасность, это — въ нѣкоторыхъ нашихъ окраинахъ, и такое соображеніе, къ прискорбію, оправдалось. Наши полоумные «консерваторы», въ своихъ новодворянскихъ вожделѣніяхъ, стоятъ вѣдь не на русской, а на космополитической почвѣ. Имъ мнится, будто интересы русскихъ «дворянъ» солидарны съ интересами и польскихъ магнатовъ, и прибалтійскаго нѣмецкаго рыцарства, и они, въ безумномъ ослѣпленіи, сами спѣшатъ укрѣпить враждебную Россіи и русскому государственному единству соціальную твердыню, т. е. усилить польскій элементъ на Западѣ, предавъ ему русскихъ и литовскихъ крестьянъ въ жертву, и германскій въ Прибалтійскомъ краѣ — для вящаго порабощенія туземнаго, приверженнаго къ Россіи населенія Латышей и Эстовъ. Тамъ, особенно въ этомъ послѣднемъ краѣ, дворянская корпорація не русской чета. Это организація чистокровная западная, классическая организація иноплеменныхъ рыцарей-завоевателей въ завоеванной землѣ, — да еще организація средневѣковая, не тронутая революціями, не прогорѣвшая въ горнилѣ либеральныхъ идей, какъ на Западѣ Европы… По истинѣ можно бы подумать, что все это новое дворянское вѣяніе, подувшее изъ Петербурга, навѣяно на наши такъ-называемыя высшія общественныя въ Петербургѣ сферы ни кѣмъ другимъ, какъ польскими графами и остзейскими баронами, съѣхавшимися на зиму въ нашу «Сѣверную Пальмиру»: это ихъ интриги и козни.
Просимъ читателей прочесть ее вниманіемъ помѣщаемую ниже корреспонденцію изъ Риги. Они увидятъ — какъ употребляли во зло Курляндскія губернскія власти слова, сказанныя волостнымъ старшинамъ Государемъ Императоромъ; до какой неслыханной дерзости дошли въ ихъ ложномъ истолкованіи, на пользу своихъ нѣмецкихъ сословныхъ выгодъ, къ вящему притѣсненію народа! Поступокъ губернатора Лиліенфельда — такой административный скандалъ, на который у насъ внутри Россіи не отважился бы ни одинъ администраторъ…. Дѣло въ томъ, что въ Курляндіи, — этой странной Курляндіи, гдѣ, напримѣръ, баронъ Гейкингъ-отецъ состоитъ русскимъ вице-губернаторомъ, баронъ Гейкингъ-сынъ служитъ у князя Бисмарка совѣтникомъ по иностранному вѣдомству и съ недавняго времени прусскій подданный, третій баронъ Гейкингъ — губернскій предводитель, — вслѣдъ за коронаціей всюду распространены были по краю афишки (затѣмъ перепечатанныя и разосланныя въ оффиціальныхъ губернскихъ вѣдомостяхъ) съ нѣмецкимъ текстомъ и латышскимъ переводомъ какъ вышеупомянутыхъ словъ Его Величества, такъ и циркулярнаго предписанія губернатора Лиліенфельда. Въ этомъ послѣднемъ губернаторъ прямо, огульно обвиняетъ всѣ Латышскія общества въ губерніи въ государственномъ преступленіи, въ стремленіи къ «насильственному перевороту», требуетъ отъ мѣстныхъ властей принятія противъ обществъ строжайшихъ мѣръ, и въ довершеніе, тутъ же въ циркулярѣ, приглашаетъ не только Курляндскія, но и Рижское Латышское общество, въ которыхъ онъ состоитъ почетнымъ членомъ, вычеркнуть его имя изъ списковъ!.. Такимъ образомъ обвиненіе пало и на общество чужой, Лифляндской губерніи, недавно отпраздновавшее коронацію пышнымъ празднествомъ, которое почтили своимъ присутствіемъ и сенаторъ Манасеинъ, и мѣстный губернаторъ!… Эта обида, брошенная въ лицѣ законно существующихъ обществъ всему Латышскому народу, произвела такое сильное возбужденіе, что ревизующій сенаторъ въ Ригѣ запретилъ перепечатываніе въ мѣстныхъ нѣмецкихъ газетахъ курляндскаго циркуляра, но въ Митавѣ не послушались сенатора: тамъ заправляетъ цензурою баронъ Гейкингъ, отецъ Бисмарковскаго легаціонсъ-рата; тамъ продолжали клеветать на латышское населеніе самымъ возмутительнымъ образомъ.
Очень можетъ быть, что ликованіе по случаю наступленія новой «дворянской эры» петербургскихъ газетъ «S.-Petersburger Zeitung’а», издающейся съ двуглавымъ орломъ, «Неrold’а» и «Гражданина», потиравшихъ руки при радостной мысли, что теперь остзейскому нѣмецкому дворянству ужъ не трудно будетъ окончательно онѣмечить край и сломить, при содѣйствіи русской власти, упорное сопротивленіе мѣстнаго населенія (составляющаго большинство только 90 % и не желающаго нѣмечиться), — можетъ быть, что эти ликованія вдохновили г. Лиліенфельда. Но эти господа слишкомъ поторопились… По новѣйшимъ извѣстіямъ, послѣдовало разрѣшеніе Лифляндской депутаціи, состоящей изъ выборныхъ отъ Лифляндскихъ Латышскихъ обществъ, представиться Государю Императору…
Какъ поступаютъ предводителя дворянскіе польскаго происхожденія на нашей западной окраинѣ намъ еще неизвѣстно… Но пусть вѣдаютъ всѣ, кому о томъ вѣдать надлежитъ, — что означаетъ консервативная фикція о пришествіи новой дворянской эры въ Россіи…