Сатирическіе очерки и разсказы Петра Горскаго, съ 10-ю рисунками Волкова. Цѣна 1 р. 50 к. Изданіе B. Е. Геккеля. 1863.
Въ № 266 «Московскихъ Вѣдомостей» за прошлый годъ, въ объявленіи отъ книгопродавца Генкеля объ выходѣ «Сатирическихъ очерковъ и разсказовъ» Петра Горскаго сказано:
«Появившіеся въ послѣднихъ годахъ въ лучшихъ вашихъ періодическихъ изданіяхъ статьи Петра Горскаго обратили на себя всеобщее вниманіе. Собраніе ихъ въ одну книгу вѣроятно найдетъ сочувствіе въ той части публики, которая съ удовольствіемъ читаетъ очерки Щедрина, воспоминанія Селиванова, разсказы Марка Вовчка, комедія Островскаго и разсказы Писемскаго. Авторъ сатирическихъ разсказовъ хотя и не пользуется еще тою извѣстностью, какъ вышеприведенные писатели, но вѣроятно скоро займетъ почетное мѣсто въ кругу нашихъ лучшихъ литераторовъ» и проч.
Это объявленіе вмѣстѣ съ заглавной виньеткой, гдѣ сверху изображенъ жукъ въ паутинѣ, а внизу чортъ съ перомъ въ рукѣ, сидящій верхомъ на человѣкѣ еврейскаго типа, могутъ служить первоначальными матеріалами для оцѣнки дарованія автора, его взгляда на литературную дѣятельность вообще и на дѣятельность сатирическаго писателя въ особенности. Но прежде чѣмъ разбирать какъ эти матеріалы, такъ и находящіеся въ самой книжкѣ, мы должны сказать нѣсколько слонъ о томъ, къ какой части публики мы обращаемся съ нашей статейкой и съ какого рода читателями желаемъ бесѣдовать по поводу сатирическихъ очерковъ и разсказовъ г. Петра Горскаго.
Выписанное нами объявленіе «Московскихъ Вѣдомостей» уже отчасти указываетъ, съ какой именно частью публики мы будемъ говорить. Въ публикѣ существуютъ такіе люди, которые, прочтя извѣщеніе о выходѣ книжки г. Петра Горскаго, уже на основаніи одного этого извѣщенія книжки не купятъ и къ нашей статейкѣ отнесутся какъ къ вещи совершенно ненужной и не интересной. Эти люди хвалятся какимъ-то особеннымъ чутьемъ и по самымъ ничтожнымъ признакамъ, по одному слову, по картинкѣ, по мѣсту событія будто бы всегда и безошибочно могутъ угадать, въ чемъ дѣло, къ какому роду и порядку относится явленіе, представившееся ихъ глазамъ, и къ какому разряду людей принадлежитъ человѣкъ, съ которымъ они встрѣтились. Понятно, что мы обращаемся не къ нимъ, а къ другой части публики, гораздо многочисленнѣйшей, и представляющей болѣе разнообразныхъ оттѣнковъ, нежели первая. Словомъ, мы обращаемся къ тѣмъ людямъ, которые, прочтя объявленіе «Московскихъ Вѣдомостей», пошли къ книгопродавцу Генкелю, а увидѣвъ на заглавномъ листѣ книги сверху жука въ паутинѣ, а внизу чорта съ перомъ въ рукѣ, сидящаго верхомъ на человѣкѣ еврейскаго типа, засмѣялись и заплатили полтора рубля. Вотъ этимъ-то людямъ мы хотимъ доказать всю легкомысленность ихъ поведенія и привести къ раскаянію въ излишнемъ мотовствѣ, а если книжка г. Петра Горскаго и при чтеніи доставила имъ удовольствіе, то застыдиться этого ощущенія и поскорѣй подарить ее въ знакъ дружбы какому нибудь пріятелю.
Если бы читатель, купившій книжку г. Петра Горскаго, прочелъ внимательно объявленіе, припечатанное въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ», то могъ бы легко усмотрѣть, на что бьетъ авторъ. Онъ говоритъ о себѣ (авторъ, а не издатель г. Генкель, потому что ни одинъ издатель не осмѣлится, безъ согласія автора, печатать рекламы объ издаваемомъ имъ сочиненіи), что книжка его «вѣроятно найдетъ сочувствіе въ той части публики, которая съ удовольствіемъ читаетъ очерки Щедрина, воспоминанія Селиванова, разсказы Марка Вовчка, комедіи Островскаго и разсказы Писемскаго».
Такимъ безобразнымъ сопоставленіемъ именъ г. Петръ Горскій хочетъ внушить, что онъ хотя и неизвѣстенъ, но можетъ написать совершенно такъ же, какъ и всякій извѣстный писатель, какъ Щедринъ, Марко Вовчокъ, Островскій, Селивановъ, Писемскій, которыхъ многіе привыкли безразлично называть извѣстными писателями, безъ всякаго отношенія къ ихъ дѣйствительному значенію и положенію, какъ общественныхъ дѣятелей. Кромѣ этой грубой уловки для распространенія своей книжки, г. Петръ Горскій такимъ сопоставленіемъ именъ уже заранѣе указываетъ на то, какъ онъ понимаетъ значеніе сатиры и какъ смотритъ онъ на свою дѣятельность, какъ сатирика. Уже изъ этого одного видно, что свое призваніе онъ открылъ не во внутренней потребности духа, а почерпнулъ изъ наблюденій надъ ходомъ книжной торговли, внимательно изучая, какой товаръ ходчѣе идетъ съ рукъ. Заглянувъ въ книжку, мы въ каждомъ очеркѣ, въ каждомъ разсказѣ увидимъ ясно подтвержденіе этой мысли. Мы увидимъ, что г. Петръ Горскій замѣтилъ, что то общество, представителемъ котораго является наша литература, въ послѣднія шесть, семь лѣтъ обратило почти исключительно свое вниманіе на изученіе самого себя. Оно стало вглядываться въ окружающую среду и принялось выставлять на видъ всѣ недостатки общественнаго строя жизни и обличать ихъ, предавая осмѣянію и преслѣдованію. Литература, по необходимости покорная всякому движенію стала разработывать разные жизненные вопросы, ставя ихъ такъ, сказалась общественная потребность, и доискиваясь причинъ ненормальныхъ явленій. Тогда же, по необходимости, занялась она и всѣмъ тѣмъ.
Что голодно и бѣдно,
Несчастно, зелено и блѣдно,
Что ходитъ, голову склоня,
и стала настоятельно допрашиваться, откуда взялся этотъ элементъ, а допросясь, отнеслась къ нему сочувственно, въ ущербъ явленіямъ противуположнаго свойства. Такое положеніе литературы не ускользнуло отъ внимательнаго глаза г. Петра Горскаго, заинтересовавшагося имъ по отношенію къ книжной торговлѣ, но совсѣмъ не по внутреннему значенію. Еслибы г. Петръ Горскій вдохновлялся произведеніями какого нибудь замѣчательнаго современнаго писателя, мы не видѣли бы въ этомъ большой бѣды, во первыхъ потому, что многіе таланты на столько сильны, что, по необходимости, должны раздражать своимъ вліяніемъ дарованія втораго сорта, а во-вторыхъ, иногда попадаются и въ этихъ случаяхъ подражатели довольно хорошіе. Часто послѣдніе, начитавшись произведеній какого-нибудь замѣчательнаго писателя, особенно имъ понравившагося, проникнувшись его мыслями, могутъ излагать заимствованное легко, довольно художественно и не безъ пользы для массы читателей. Но это возможно только въ тѣхъ случаяхъ и когда писатель-подражатель живо ощущаетъ дѣйствительность, ощущаетъ свою солидарность съ современнымъ обществомъ и имѣетъ твердое и опредѣленное воззрѣніе на весь окружающій его строй общественной жизни. Тутъ подражательность является лишь по недостатку наблюдательности, по неспособности отъ массы однородныхъ явленій отдѣлить явленіе типичное, характерное, и нѣтъ сомнѣнія, что у такого писателя все слилось бы въ туманную картину, если бы его любимый авторъ не служилъ ему путеводной звѣздой или, лучше сказать, указкой. Но у г. Петра Горскаго, при совершенномъ отсутствіи наблюдательности, нѣтъ никакого чутья дѣйствительности, лежащей передъ нимъ, никакого пониманія того, что совершается въ обществѣ и литературѣ, никакого сознанія общественныхъ нуждъ и стремленій. О сатирѣ въ современномъ ея значеніи онъ также не имѣетъ ни малѣйшаго понятія, и хотя имѣетъ большую охоту подражать, но подражаетъ или тому, кому подражать пора давно прошла, или тому, кому подражать совсѣмъ никогда не слѣдовало. Въ результатѣ же выходитъ, что онъ употребляетъ всевозможныя усилія, чтобы обличить то, что въ настоящее время обличать смѣшно и глупо.
Очерки и разсказы г. Горскаго состряпаны просто. Берется какое нибудь положеніе, событіе, званіе или лицо, къ которымъ общество относится или особенно сочувственно или особенно враждебно, потомъ дѣлается какое нибудь описаніе или пошло мелодраматическое или пошло ругательное, пересыпанное самымъ дикимъ остроуміемъ, а въ заключеніе авторъ, какъ бы подавленный грустными или возбуждающимъ негодованіе впечатлѣніями, восклицаетъ: «недовольно ли?» или «не отложитъ ли до другаго раза?» Этотъ способъ писанія сатирическихъ очерковъ г. Петръ Горскій довелъ до замѣчательной простоты. Понравится ему остроумная замѣтка какого нибудь писателя, онъ сейчасъ хватается за нее и начинаетъ воздвигать цѣлое зданіе. Придумываются смѣшныя фамиліи и имена; потомъ эти фамиліи и имена придаются лицамъ мужескаго и женскаго пола и сочиняется между ними разговоръ или, лучше сказать, рядъ несодѣянныхъ репликъ, поражающихъ своею ложью и тупымъ паясничествомъ. Такимъ образомъ произошелъ, напримѣръ, очеркъ «Благотворительное общество». У Гоголя въ «Мертвыхъ душахъ» гдѣ-то есть замѣтка, что всѣ мы очень скоры на заведеніе всякихъ благотворительныхъ обществъ и даже охотно даемъ деньги, но дѣло всегда оканчивается тѣмъ, что половина денегъ истрачивается на празднество въ честь такого событія, потомъ нанимается помѣщеніе и затѣмъ бѣднымъ остается два съ полтиной, да еще въ распредѣленіи этихъ денегъ не всѣ члены между собою согласны. Мы не помнимъ подлинныхъ выраженій Гоголя, но въ томъ, что мы сказали, заключенъ весь скудный матеріалъ, изъ котораго г. Петръ Горскій сочинилъ очеркъ, помѣстившійся на 28 страницахъ. Читатель удивляется, какъ можно такой вздоръ размазать на 28 страницахъ, а между тѣмъ, это очень просто. Изображается губернскія городъ, или даже не изображается, а просто говорится, что въ одномъ губернскомъ городѣ существуютъ жители. Эти жители гоняются за столицей въ модахъ и французскомъ языкѣ. Я высшее чиновничество обнаруживаетъ сильную наклонность къ аристократизму. Въ городѣ живетъ г-жа Бомондова (не правда ли, какая смѣшная фамилія?), для которой «задача жизни — комъ иль фо», хотя, какъ ядовито сообщаетъ намъ авторъ, аристократическимъ благовоніемъ она пропиталась въ 7 ротѣ Измайловскаго полка и въ Теряевой улицѣ,мѣстахъ, какъ извѣстно жителямъ Петербурга, весьма глухихъ и отдаленныхъ отъ всего аристократическаго. Г. Бомондовъ, «добрякъ страшный, когда-то франтъ, а теперь обрюзгшій и расплывшійся, во всемъ слушается своей супруги. Онъ держитъ ручки постоянно на брюшкѣ, а головку нѣсколько на бокъ. Занимая очень и очень значительный постъ въ городѣ, онъ полжизни провелъ бай-бай, вполнѣ полагаясь на административныя способности своей супруги». Супруга натурально опредѣляетъ чиновниковъ "съ элегантными манерами, но до того несвѣдущихъ, что они одинъ за другимъ были удадалены отъ службы «высшемъ начальствомъ». Эта г-жа Бомондова, занимаясь своимъ туалетомъ и отличаясь самыми изящными манерами, не терпитъ ничего грязнаго и грубаго.
Всякій бѣднякъ противенъ этой злой г-жѣ Бомондовой, всѣ они кажутся ей чуть не преступниками. Читатель замѣчаетъ, конечно, сколько сатирическаго яда разлито въ описаніи авторомъ аристократической дамы губернскаго города и какъ новъ и занимателенъ этотъ ядъ. Далѣе на сцену выводятся: начальникъ строительной коммиссіи, говорящій противъ дармоѣдства и тунеядства и «страдающій одышкой отъ непомѣрной толщины», предсѣдатель палаты, неодобряющій пьянства, о которомъ, однако, разсуждаетъ «допивая пятый стаканъ чаю съ ромомъ» и пр. и пр. Всѣ они не согласны на сборъ денегъ, но такъ какъ острота Гоголя должна воспріять образъ разсказа, то является добродѣтельный полиціймейстеръ, который склоняетъ ихъ къ филантропіи. Наконецъ чиновники и ихъ жоны собираютъ деньги и тотчасъ же устраиваютъ балъ и пикникъ. «Однимъ словомъ, заключаетъ г. Петръ Горскій, дѣло кончилось тѣмъ, что отъ всей пожертвованной суммы не. осталось ничего кромѣ двухъ съ полтиной!» Авторъ даже двухъ съ полтиной не утаилъ изъ того матеріала, которымъ воспользовался для своего разсказа--добросовѣстность, поистинѣ высокая. Все же, что авторъ внесъ оригинальнаго въ разсказъ состоитъ изъ нестерпимаго балаганства и самаго глубокаго пренебреженія ко всѣмъ условіямъ времени, мѣста и правдоподобія.
Въ доказательство приводимъ описаніе бала:
«Всѣ аристократическія дамы приложили особое попеченіе, чтобы все было какъ въ Петербургѣ; драпировка какъ въ Петербургѣ, костюмы на дамахъ какъ въ Петербургѣ, освѣщеніе — какъ въ Петербургѣ. Ну, натурально, при такихъ стараніяхъ не могло быть ничего такого, чтобы „зловредные“ гимназисты чиновники, потрясающіе спокойствіе градовъ и весей, могли поднять назубки…а чтобы этого не случилось, чтобы какой нибудъ бальныя разговоръ на французскомъ языкѣ, состоящій изъ двухъ основныхъ элементовъ вуи и нонъ, непопалъ въ „Искру“ или „Гудокъ“ — въ видѣ спасительнаго громоотвода, изобрѣтеннаго г. Франклиномъ — всѣмъ здѣшнимъ шикарнымъ дамамъ, барышнямъ, господамъ гарнизоннымъ ффицерамъ, прошедшимъ полный кадетскій курсъ, съ полнымъ успѣхомъ, служило краткое руководство къ изученію французскаго языка, по методѣ Робертсона. Метода Робертсона, или вѣрнѣе, краткіе разговоры, служили для здѣшнихъ барышенъ и кавалеровъ путеводной звѣздой, среди подводныхъ камней, шхеръ, какіе встрѣчаются при спряженіи французскихъ глаголовъ, французскихъ оборотовъ рѣчи и пр. и пр. Господа офицеры, явившись на балъ, повторяли французскую кадриль, расчерчивая переходы паръ въ каждой фигурѣ на аспидной доскѣ. Иные, чтобы изучить новомодные танцы, въ родѣ лансье, на самой практикѣ отправлялись въ пріятные, гостепріимные дома, исполненные единственно молодыхъ барышень, гдѣ все семейство состоитъ изъ барышень, словно папаша съ мамашей со втораго года вступленія въ бракъ только и производили дочекъ да дочекъ…
Балъ начался, балъ окончился, къ крайнему удовольствію всѣхъ присутствовавшихъ — блистательно… никто не „подгадилъ“. Всѣ барышня отвѣчали, какъ прилежныя ученицы, на вопросы господъ кавалеровъ, претендующихъ на знаніе французскаго языка; всѣ кавалеры, озадаченные вопросомъ дамъ на томъ же языкѣ, отлично выходили изъ критическаго положенія, благодаря сказанной методѣ Робертсона лля частицамъ вуй и нонъ. Когда приходилось имъ стать въ тупикъ при вопросѣ, изъ котораго они ни одной іоты не понимали, они или онѣ строили глубокомысленную, озабоченную физіономію и отвѣчали вуй. Нонъ (non) отвѣчать было не всегда выгодно, потому что вопрошающій или вопрошающая могли предложить доказать, почему нонъ? тогда пришлось бы доказывать, почему нонъ, а не вуй. Сначала бала все шло комъ-или-фо между дамами, но потомъ „подгадили мужчины“! Извѣстно изъ психологіи, что эта „грубая половина рода человѣческаго“ любитъ во всемъ подгадить. Когда, послѣ балу, всѣ отправились на фейерверкъ, то обнаружилась страшная неурядица между аристократическимъ обществомъ. Грубые мужчины обнаружили свои „звѣриные инстинкты“ въ отношеніи къ благоприличнымъ дамамъ и дѣвицамъ. Наконецъ начался фейерверкъ. Подъ покровомъ темной ночи, всякій дозволилъ себѣ нѣкоторыя вольности, которыя не дозволилъ бы при дневномъ свѣтѣ».
Мы взяли для оцѣнки литературныхъ способностей г. Петра Горскаго очеркъ «Благотворительное общество», потому что онъ замѣчателенъ какъ по простотѣ концепціи, такъ и по манерѣ изложенія и вдобавокъ достаточно характеристиченъ. Но всѣхъ очерковъ и, разсказовъ восемь. Въ очеркѣ «Хорошіе люди», изображены два чиновника: Петръ Иванычъ, кончившій курсъ въ университетѣ, и Иванъ Петровичъ, не бывшій въ университетѣ и къ тому же носящій фамилію Пролазовъ. Смѣшная фамилія Пролазовъ уже показываетъ что это за гусь этотъ Иванъ Петровичъ. И дѣйствительно. Иванъ Петровичъ отличается знаніемъ святцевъ, хорошо чинить перья, всячески умѣетъ услужить, словомъ — настоящій пролазъ. Иванъ Петровичъ къ начальству является тихо и скромно, знакомится сначала съ камердинеромъ и разумѣется получаетъ мѣсто. Петръ Ивановичъ напротивъ того, будучи прекраснымъ человѣкомъ, остается несчастнымъ на всю жизнь, потому что съ камердинеромъ не знакомится, почеркъ имѣемъ скверный и къ начальству является шумно. Въ концѣ очерка, однако, Ивана Петровича вмѣстѣ съ его начальникомъ. Сидоромъ Сафронычемъ Загребистымъ, начальство отдаетъ подъ судъ. Вотъ и все — оригинальнаго тоже и столько же, какъ и въ разсказѣ «Благотворительное общество»! Въ очеркѣ «Отживающіе люди» говорится о губернскомъ городѣ и о живущемъ тамъ чиновникѣ по фамиліи Медоточивый. Этотъ Медоточивый необыкновенный плутъ; онъ, какъ указываетъ его фамилія, умѣетъ говорить сладко, а потому со всѣми живетъ въ ладу, грабитъ всѣхъ, кто попадается ему подъ руку, и всегда, каковъ бы ни былъ начальникъ, умѣетъ держать его въ рукахъ. Штуки, этотъ Медоточивый дѣлаетъ совсѣмъ невозможныя, такъ что только читаешь, да удивляешься фантазіи автора. И въ этомъ родѣ всѣ очерки, всѣ разсказы. Видно, что г. Горскій начитался собственно разсказовъ Основьяненка и рѣшилъ, что это и есть писатель, который заслуживаетъ подражанія. Конечно, есть у него поползновеніе написать и такъ, какъ пишутъ современные сатирическіе писатели, но основательно онъ знакомъ только съ сочиненіями Основьяненки. Основьяненко, съ его міросозерцаніемъ и юморомъ, пришелся какъ нельзя болѣе по душѣ г. Петру Горскому, и онъ просто перекладываетъ своего любезнаго писателя въ очерки болѣе или менѣе длинные, не замѣчая всѣхъ неудобствъ такого производства. Въ разсказѣ «Синхридъ Синхридычъ» это подражаніе доходитъ до самой наивной степени, и читателю прямо вручается ключъ къ источнику, изъ котораго преимущественно почерпаетъ авторъ свое вдохновеніе. Въ этомъ разсказѣ давно умершій и забытый панъ Халявскій снова оживаетъ и является во всей своей неприкосновенности. Выписываемъ одно мѣсто, когда собирается семейный совѣтъ для рѣшенія вопроса, въ какое заведеніе помѣстить мальчика.
" — Да что я скажу? Нѣтъ лучше службы въ Расеѣ, какъ гермизонная; отдайте его въ юнкера ко мнѣ, такъ я его живо приведу въ христіанство!…
" — Что ты такое говоришь, братецъ? возразилъ папаша, --онъ и по метрикамъ записанъ, что окрещенъ въ православную вѣру.
" — Да, это и я скажу: у меня въ приходѣ святое крещеніе воспріялъ, отвѣтилъ отецъ Пафнутій.
" — Эхъ вы, штафирки! воскликнулъ подпорудчикъ: --нашей военной поведенціи не смекаете! Отчего же если арестантики дурно ведутъ себя, или солдаты, начальникъ поручаетъ ихъ мнѣ и всегда говоритъ: «приведи, братецъ, ихъ въ христіанство!»
" — Осмѣлюсь, сестрица, мое глупое слово молвить, вмѣшался сапожный торговецъ: — нѣтъ великатственный сапожной комерціи: накупилъ съ рынку сапоговъ и сбывай ихъ за тройную цѣну… Тутъ дѣло на чести-съ: видишь, что покупатель простоватъ, четверную цѣну гни . Купецкая поведенція супротивъ военщины куды лучше-съ, дитя и Храма Божія не забудетъ, и всему опчеству пользу принесетъ…
" — Да что, сестрица, далеко ходить? пустите сына по комерсіатской части. Золотое дно ефтатъ комерсіатъ; братецъ-то оттуда ее съ пустыми руками вышелъ, замѣтила какая-то родственница.
" — Истинное раздолье, что говорить! подхватила другая; — мой тятенька былъ сортовщикъ, я ефтатъ комерсіатъ знаю…
" — Ты спроси меня, голубушка, объ этомъ! отозвался родитель: — все это было, да сплыло! Теперь начальство-то на насъ въ три ока глядитъ! Молю Бога, что убрался по-добру, по-здорову!..
" — Прежде чѣмъ приступить къ сему важному дѣду, началъ отецъ Пафнутій: — нужно сдѣлать ему умственное воспитаніе, дабы опредѣлять, къ чему онъ наипаче способенъ.
" — Вотъ это такъ! вотъ это такъ! воскликнули всѣ, очень довольные, что рѣшеніе не осталось ни на чьей сторонѣ…
" — Что-жъ ребенка-то мучить! Онъ и безъ наукъ большихъ чинъ елестратора получитъ, а тамъ выйдетъ въ люди: кусокъ хлѣба есть…
" — Пратѣхцѣю имѣетъ, не нищій какой ни будь, добавила родственница.
" — Только къ дилехтору съ поклономъ съѣзжу, такъ и безъ наукъ примутъ — подхватила мамаша.
" — Такъ-то оно такъ! Все же ученіе есть свѣтъ, а неученіе тьма. Ну, скажите что нибудь изъ грамматики.
" — А что вамъ въ ней нужно? Я принесу…
" — Да вы и понятія не имѣете ни о чемъ, нечего и спрашивать. Не проходили ли вы ариѳметику?
" — Аряхметику?!!..
" — Ну, да! скажите, какія бываютъ дроби, напримѣръ?
" — Волчья, заячья, бекасиная!…
" — Нѣтъ, онъ ни къ чему не приготовленъ; лучше оставимъ, — сказалъ батюшка.
" — Были бъ денежки, батюшка, а науки сами по себѣ ничего не значатъ. — Вонъ, какіе есть ученые, а безъ сапогъ ходятъ, а нашъ братъ сиволдай въ козловыхъ щеголяетъ, по пяти съ полтиной пара-съ! замѣтилъ торговецъ.
" — Куда же лучше его въ науку отдать, въ гимназію, или въ кадетской корпусъ?…
" — А по моему, отдайте сына лучше въ арестантскія роты, чѣмъ въ гимназію, замѣтилъ подпоручикъ.
" — Это почему? тамъ обучаютъ тоже всѣмъ наукамъ: и физикамъ, и химикамъ разнымъ, и метрикамъ, и геометрикамъ, возразила мать.
" — Если хотите развратить сына, чтобы онъ церковь забылъ, такъ отдавайте въ гимназію, сказалъ подпоручикъ унылымъ тономъ.
" — Да почему же? почему? спросилъ отецъ.
" — Да развѣ вы не знаете, что онъ оттуда поступитъ въ нетриситетъ; ну, и будетъ пропащая головушка!…
" — Ахъ, и въ самомъ дѣлѣ, матка моя; они правду баютъ, вмѣшалась родственница: — вѣдь ефти нетриситетскіе скубенты чистые головорѣзы!… Вѣдь тамъ ихъ рѣзать людей заставляютъ, вотъ-те Христосъ! Мнѣ жена тамошняго сторожа сказывала, что привезли шестерыхъ въ ихній кіятеръ, называется, трое было мерзлыхъ, а трое въ апокалипсическомъ ударѣ были, а скубенты-то взяли ихъ, да и зарѣзали!… Да вѣдь какъ разбойники издѣвались! ни одной жилки цѣлой не оставили!.'..
" — Экія страсти! воскликнула мамаша: — середи бѣлаго дня въ городѣ рѣжутъ!…
" — Дуры вы, дуры! замѣтилъ родитель: --да вѣдь они на мертвыхъ затѣмъ и практикуются, чтобы умѣть живыхъ рѣзать!… Одинъ операторъ до того напрактиковался, что въ людей собачьи желудки вставлялъ, да и то жили, какія еще видныя должности послѣ занимали…
" — Какъ это такъ? спросили почти всѣ въ одинъ голосъ.
" — У одного въ желудкѣ ракъ завелся, да можетъ, быть не одинъ, а цѣлая сотня!… Надо было вынуть желудокъ, да вычистить; вотъ операторъ разрѣзалъ у больнаго брюхо, вытащилъ желудокъ и положилъ на окошко: откуда ни возьмись собака — цапъ-цапъ, желудокъ-то и проглотила!… Фельшера за ней, а ея и слѣдъ простылъ.
" — Что я, батюшка, буду безъ желудка-то дѣлать: вѣдь его собака съѣла, завопилъ больной.
" — Ничего, не унывай, это дѣло еще можно поправить; поймайте, скорѣй собаку! говоритъ докторъ.
"Собаку поймали, докторъ ее сейчасъ же зарѣзалъ, вынулъ изъ нея ея же собственный желудокъ и вставилъ въ брюхо больнаго. Чтожь бы вы думали! Больной живетъ до сихъ поръ, только лаять сталъ по собачьи! Занимаетъ, говорятъ, отличную должность, а какъ почувствуетъ расположеніе лаять, то, чтобъ себя не конфузить, запирается на это время одинъ въ комнатѣ. Такъ вотъ оно, что значитъ нетриситетская наука-то!
" — Ужь если отдавать, братецъ, такъ всего лучше въ кадетскій корпусъ: тамъ всѣмъ наукамъ обучатъ, и маршировкѣ, и еограхіи, и гимнастикѣ, а главное — не развратятъ.
" — Вотъ это такъ! вотъ это такъ! подтвердили всѣ: — его камплѣхцѣя словно пригнана для кадетскаго корпуса.
" — А что оттуда прямо въ ахвецеры, говорятъ, выпущаютъ? спросила мамаша у собранія.
« — Прямо въ ахвецеры, отвѣчалъ подпоручикъ: — съ разу на все готовое сядетъ: и прогоны до полка даютъ, и деньщика, и жалованье передъ, и фатеру отводятъ, даже Царь батюшка шьетъ имъ платье на свой коштъ».
Читатель видитъ, сколько ума, такта и таланта въ этихъ такъ называемыхъ сатирическихъ очеркахъ и разсказахъ, и какого сорта юморъ господствуетъ въ нихъ. Остроуміе самое плоскодонное, выражающееся въ перевираніи словъ, какъ напримѣръ титехтеры, дилехтеры, камплехцѣя, аряхметика, и въ изобрѣтеніи игривостей въ родѣ мамзюха, трепыхало и т. под., разлито въ изобиліи по всей книжкѣ, но особенно блещетъ въ именахъ и фамиліяхъ дѣйствующихъ лицъ, какъ напримѣръ: Свинодѣевъ, Рукочесовъ, Мардальонъ Харитонычъ, Загребистый и т. под. А если авторъ выдумаетъ какое нибкдь имя, которое кажется ему почему либо уже очень хорошо и удачно придуманнымъ, то онъ и отстать отъ него не можетъ: ставитъ все въ кавычки и долго объясняетъ его правдоподобіе и характерность. Придумалъ онъ напримѣръ фамилію Полированный, ну и обрадовался, а сейчасъ увѣряетъ читателя, что эта фамилія и возможна, и удачна, и много выражаетъ:
…"Можетъ быть читатель усомнится, есть ли въ дѣйствительности «полированный» чиновникъ? Что же тутъ мудренаго? Вѣдь на Гороховой, близь Малой Морской есть же зубной врачъ Праведный! Я знаю даже одну управу благочинія, гдѣ были цѣлыхъ два «Бѣлыхъ» чиновника. А развѣ нѣтъ въ нашихъ присутственныхъ мѣстахъ чиновниковъ «Чистыхъ», «Утѣшительныхъ» и т. д. А если есть у васъ въ управѣ чиновники «Чистые», врачъ въ Гороховой «Праведный», то можно допустить, что въ нашемъ благонамѣренномъ городскомъ обществѣ найдется секретарь «Полированный».
У г. Петра Горскаго есть также очерки, въ которыхъ описывается жизнь и судьба бѣдныхъ тружениковъ, и гдѣ обличеніе, играющее главную роль въ другихъ разсказахъ, является только рамкою. Къ сожалѣній), и здѣсь почти все отзывается или положительной выдумкой, или самой безобразной натяжкой. И здѣсь па каждомъ шагу пиво, что правда жизни положительно не знакома автору, что даже личныя его ощущенія скудны, а чужая боль, а чужое горе вовсе не понятны и интересуютъ его только своей внѣшней стороной; отъ этого вездѣ присутствуетъ дѣланный азартъ и резонерство. Если обличительныя поползновенія автора скудны и возбуждаютъ жалость, то отношенія его къ такимъ предметамъ, каковы сюжеты разсказовъ «День на биржѣ и ночь на квартирѣ» и «Бездольный», возбуждаютъ положительно непріятное чувство своею деревянностью, облеченною въ форму сочувствія потому только, что эта форма почему-то требуется публикой. Такъ напримѣръ, говоря о презрѣніи, которое питаютъ благовоспитанные люди къ бѣднякамъ г. Петръ Горскій объясняется слѣдующимъ образомъ: «она (какая-то дама) не подозрѣвала, что между такими отрепанцами, забулдыгами, пьянчужками, есть много людей честныхъ, добрыхъ, толковитыхъ и даровитыхѣ, которыхъ вся и слабость состоитъ въ томъ, что они любятъ подѣ часъ не въ мѣру выпить… Приласкай ихъ кто нибудь, приголубь, отучи отъ „пагубнаго порока“, что очень не трудно сдѣлать со многими изъ нихъ — и они будутъ изъ благодарности полезнѣйшіе, преданнѣйшіе люди?» Наконецъ въ одномъ очеркѣ авторъ, обличая разныхъ лицъ, мѣшающихъ бѣднякамъ жить на свѣтѣ, совсѣмъ зарапортовался, и обличилъ матросовъ въ томъ, что они дѣлаютъ кресту на могилы изъ казеннаго лѣсу (стр. 33).