Сатирические очерки английского общества (Муррэй)/ДО

Сатирические очерки английского общества
авторъ Гренвиль Муррэй, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англ. Side lights on english society, or sketches from life, social and satirical, опубл.: 1881. — Источникъ: az.lib.ru • I. Благородные лорды.
II. Дипломаты.
Текст издания: журнал «Отечественныя Записки», № 1, 1882.

САТИРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ АНГЛІЙСКАГО ОБЩЕСТВА.

Е. Гренвиля Муррея.

Англія, какъ извѣстно, страна свободы слова и эксцентричности до преимуществу; въ ней только и могла появиться такая книга, какъ послѣднее произведеніе извѣстнаго романиста и публициста Гренвиля Муррея: «Sidelights on english society, or sketches from life, social and satirical» (Свѣтъ сбоку на англійское общество или общественные и сатирическіе очерки съ натуры). Представьте себѣ изящно изданные два тома, въ красивомъ синемъ переплетѣ съ золотомъ и съ тремя стами хорошенькихъ картинокъ; стоятъ они въ Лондонѣ 25 шиллинговъ, а въ Петербургѣ 18 рублей; наконецъ, на первой страницѣ посвященіе королевѣ отъ «ея преданнѣйшаго и благодарнѣйшаго вѣрноподданнаго». Очевидно, въ такой роскошной книгѣ, изданной только для богатыхъ и поставленной подъ покровительство монарха, вы ждете встрѣтить все, что угодно, кромѣ сатиры на высшее общество и правительство; однако, намъ рѣдко случалось видѣть такую злую, остроумную и правдивую картину отжившей англійской аристократіи и переживающей свою славу старинной англійской бюрократіи. Смотря на эту панораму тупыхъ или корыстныхъ эгоистовъ, лѣнивыхъ тунеядцевъ, лицемѣрныхъ, не останавливающихся ни передъ какими средствами для достиженія своей цѣли интригановъ, полу-съумасшедшихъ идіотовъ и хитрыхъ мошенниковъ, невольно приходитъ въ голову мысль, что если таковы высшіе представители великой западной націи, всегда стоявшей во главѣ прогресса, то дѣйствительно Западъ гнилой, гнилы его порядки, гнила его цивилизація съ ея плодами. Но всякая мысль о гнилости быстро улетучивается, когда вы вспомните, что эта блестящая сатира посвящена самой королевѣ, и что ея авторъ, обращаясь къ ней, говоритъ прямо: «Если Англія хочетъ оставаться во главѣ прогресса и стремиться къ достиженію идеала великаго государства, подъ управленіемъ династіи любимыхъ монарховъ, то необходимо смѣло смотрѣть въ глаза всѣмъ недостаткамъ нашей политической и соціальной системы, такъ какъ всѣми признанное зло есть зло, на половину уничтоженное, особливо въ странѣ, гдѣ предки вашего величества сдѣлали столько для обезпеченія свободы мысли и слова». Конечно, есть въ Англіи общественныя язвы, но есть и могущественныя средства для ихъ исцѣленія, а безнадежно гнилъ лишь тотъ политическій организмъ, который скрываетъ свои язвы и самодовольно хвалится своимъ внѣшнимъ блескомъ, не допуская нетолько критики, но даже и мысли о ней. Поэтому, книга, подобная сатиристическимъ очеркамъ Гренвиля Муррея, доказываетъ не упадокъ націи, мрачныя стороны которой она отважно выставляетъ на свѣтъ, а, напротивъ, ея живучесть. «Когда государственные дѣятели, говоритъ Гренвиль Муррей въ своемъ предисловіи: — признаютъ, что правительство должно быть организованной системой лжи, обмана и несправедливости, когда оффиціальнымъ даннымъ нельзя вѣрить, когда только богатые и знатные стоятъ во главѣ администраціи и суда, когда бѣднымъ нечего думать о справедливости, когда недовольство распространяется вездѣ — то реформа необходима, реформа близка».

Однако, придерживаясь, вѣроятно, правила, что всякую пилюлю необходимо позолотить, Гренвиль Муррей обставилъ свою рѣзкую сатиру нетолько блестящими иллюстраціями, но и присовокупилъ къ очеркамъ: «Благородные лорды» и «На службѣ ея величества», составляющимъ всю суть настоящей книги, еще нѣсколько другихъ эскизовъ, правда, забавныхъ и остроумныхъ, но не имѣющихъ никакого общественнаго значенія: «Кокетки», «Полу-разведенныя жены», «Молодыя вдовы» и «Старые холостяки». Поэтому, мы познакомимъ читателей лишь съ мастерской картиной аристократической и дипломатической Англіи, но и то въ извлеченіи, такъ какъ у нашего автора встрѣчается иногда малоинтересныя или всѣмъ извѣстныя подробности о современныхъ политическихъ дѣятеляхъ. Напримѣръ, мы вовсе выпустили характеристику Дизраэли, котораго онъ выводитъ на сцену подъ именемъ мистера Бен-Джуда, лорда Спаркльмура. Въ ней нѣтъ ничего новаго и, кромѣ того, она переполнена многими противорѣчіями. Такъ, Гренвиль Муррей превозноситъ до небесъ его политическіе и административные таланты, увѣряя, что онъ первый государственный человѣкъ нашего времени, стоящій неизмѣримо выше «неспособнаго, историческаго, болтливаго мистера Парадойса», т. е. Гладстона, и въ то же время сознается, что лордъ Спаркльмуръ обязанъ своимъ успѣхомъ «чисто лакейской способности низкопоклонничать передъ аристократіей, что всегда будетъ удаваться всякимъ искателямъ приключеній, начиная отъ курьеровъ, пока богатые, знатные и праздные люди будутъ любить лесть». Впрочемъ, и въ прежнихъ его сочиненіяхъ можно было замѣтить тоже явленіе. Нѣтъ пламеннѣе обличителя всѣхъ ужасовъ и всего позора декабрьской имперіи, какъ авторъ «Людей 2-й Имперіи», романа «Депутатъ города Парижа» и проч., а въ то же время, нѣкоторые изъ его очерковъ во «Французскихъ картинахъ англійскимъ мѣломъ» имѣли характеръ доноса на французскихъ радикаловъ и несчастныхъ жертвъ версальскаго правительства. Единственнымъ объясненіемъ этой странности можетъ служить характеръ его таланта: являясь блестящимъ обличителемъ и остроумнымъ сатирикомъ, онъ, повидимому, не выработалъ себѣ опредѣленныхъ политическихъ и общественныхъ идеаловъ. Онъ знаетъ и прекрасно рисуетъ то, что дурно, но не имѣетъ яснаго понятія о томъ, чѣмъ надо замѣнить это дурное. Какъ бы то ни было, это исключительно отрицательное направленіе І'ренвиля Муррея не мѣшаетъ лучшимъ его произведеніямъ, къ которымъ принадлежатъ и «Сатирическіе очерки англійскаго общества», имѣть, кромѣ литературнаго интереса, и серьёзное общественное значеніе.

Эта книга получаетъ еще особый интересъ вслѣдствіе недавней смерти ея талантливаго автора, умершаго 20-го декабря. Занимая одно изъ первыхъ мѣстъ въ ряду англійскихъ журналистовъ, какъ постоянный сотрудникъ газетъ «Daily News», «Pall-Mall-Gasette», «Graphie» и «Illustrated London News», а также журналовъ «Cornhill-Magazine» и «Times», Гренвиль Муррей жилъ въ послѣдніе годы почти безвыѣздно въ Парижѣ, откуда и писалъ свои знаменитые очерки въ «Daily News», подъ названіемъ «Вокругъ и около Франціи». Прежде онъ служилъ въ англійской дипломатіи, состоялъ при посольствахъ въ Австріи, Турціи и Персіи, былъ генеральнымъ консуломъ въ черноморскихъ и азовскихъ портахъ, но, послѣ семнадцатилѣтней службы, долженъ былъ бросить дѣло, которое, по его словамъ, «любилъ какъ солдатъ свое знамя», благодаря интригамъ чиновниковъ англійскаго министерства иностранныхъ дѣлъ. Въ литературѣ онъ сдѣлался извѣстнымъ въ пятидесятыхъ годахъ, рядомъ очерковъ о Турціи, подъ названіемъ «Странствующій англичанинъ», которые очень высоко цѣнились лордомъ Пальмерстономъ, и, представляя блестящую картину злоупотребленій въ высшей турецкой администраціи, проводили преобладавшій тогда въ Англіи взглядъ необходимости защитить самостоятельность Турціи. Впрочемъ, этого взгляда Гренвиль Муррей держался и въ своихъ статьяхъ о Турціи въ «Pall-Mall-Gasette» во время послѣдней войны и въ книгѣ о Россіи: «Русскіе сегодня», вышедшей въ 1878 году и не дѣлающей чести ея автору. Просто непонятно, какъ столь наблюдательный и остроумный писатель, говоря о Россіи, въ которой онъ, однако, провелъ нѣсколько лѣтъ, повторяетъ избитыя нелѣпости маркиза Кюстина и графа Любомирскаго, путаетъ всѣ факты до-реформенной Россіи съ теперешнимъ ея состояніемъ, видитъ вездѣ только пьянство, взятки, господство чина, представляющагося ему въ видѣ особаго сословія, государства въ государствѣ, серьёзно разсказываетъ: о желѣзныхъ статуяхъ Богородицы, находящихся въ каждой мужицкой избѣ, о мраморномъ иконостасѣ и малахитовыхъ купеляхъ въ бѣдныхъ сельскихъ церквахъ, о модномъ экипажѣ русскихъ князей, называемомъ перекладной, о подвигахъ въ Дагестанѣ князя Фалютинскаго и великаго князя Рюрика, объ особой корпораціи нотаріусовъ, которые учреждены съ цѣлью собирать взятки для судей, о перепечаткахъ новыхъ французскихъ и нѣмецкихъ книгъ, въ Екатеринославлѣ, книгопродавцемъ Трикнивымъ, который ихъ передѣлываетъ на русскій вкусъ, о дружбѣ Каткова съ императоромъ Александромъ II, который, по его совѣту, назначилъ министромъ внутреннихъ дѣлъ Милютина на мѣсто Валуева, о новой реалистической школѣ русскаго романа, во главѣ которой стоятъ ученики Флобера и Зола — Сальясъ и Авсѣенко, о воспитаніи въ петербургскомъ университетѣ великихъ князей, и т. д. Отъ этихъ нелѣпостей какъ-то странно даже перейти къ мастерскимъ картинамъ современной французской жизни, которыя доставили главную славу Гренвилю Муррею; ужь вѣроятно такова судьба Россіи, что иностранецъ не можетъ не врать какъ только рѣчь коснется ея.

Описывая преимущественно въ своихъ произведеніяхъ континентальныя общества, Гренвиль Муррей, однако, посвятилъ нѣкоторыя изъ нихъ спеціально Англіи, именно романы: «Юный Браунъ», «Будуарная интрига» и «Хитрый пасторъ», сборникъ мелкихъ разсказовъ подъ названіемъ «Странныя исторіи» и рядъ очерковъ, доселѣ еще не оконченный въ «Illustrated-London-News» «Люди, которыхъ я зналъ». Къ этому же, чисто англійскому циклу, принадлежатъ и «Сатирическіе очерки англійскаго общества», съ которыми мы хотимъ познакомить читателей «Отечественныхъ Записокъ», уже знакомыхъ съ лучшими сочиненіями Гренвиля Муррея.

Намъ остается сказать еще нѣсколько словъ о вымышленныхъ именахъ, подъ которыми нашъ авторъ выводитъ общественныхъ и политическихъ дѣятелей современной Англіи, въ его любопытной галлереѣ лордовъ и дипломатовъ. Впрочемъ, эти вымышленныя имена такъ прозрачны, что всякій узнаетъ въ герцогѣ Гетерландѣ — герцога Седерланда, въ герцогѣ Нодландѣ — герцога Вестминстера, въ лордѣ Менвилѣ — лорда Гренвиля, въ лордѣ Бетгевенѣ — лорда Карнарвона, въ маркизѣ Реквортѣ — маркиза Салисбюри, въ лордѣ Маундерѣ — лорда Гартингтона, въ лордѣ Джонѣ Банерсѣ — лорда Джона Манерса, въ лордѣ Джонѣ Бостлѣ — лорда Джона Росселя, въ лордѣ Чертбюри — лорда Шефтсбюри, въ лордѣ Чутингтонѣ — лорда Артура Сомерсета, въ герцогѣ Гамбльтонѣ — герцога Гамильтона, въ герцогѣ Бильдингландѣ — герцога Нортумберланда, въ баронѣ Шлапвитцѣ — барона Таухница, въ ирландскомъ лордѣ романистѣ — лорда Дезарта, и проч., и проч.

I.
Благородные лорды.

Сливки англійскаго пэрства — это герцогъ Гетерландъ, имѣющій помѣстья въ шести графствахъ, яхту, свору собакъ, сотню лошадей, двухъ домашнихъ пасторовъ и шестнадцать зависящихъ отъ него пасторскихъ мѣстъ. Онъ лордъ-намѣстникъ графства, въ которомъ находится его любимый замокъ, полковникъ такъ называемой yeomanry, т. е. несуществующей теперь средневѣковой народной милиціи, предсѣдатель различныхъ благотворительныхъ, земледѣльческихъ и литературныхъ обществъ, высокое должностное лицо въ масонскихъ ложахъ и кавалеръ ордена Подвязки.

Что можетъ еще сдѣлать общество для такого великолѣпнаго существа? Еслибъ онъ былъ королемъ, то далеко не былъ бы такъ счастливъ. Къ чему ему быть королемъ? Короли завидуютъ его свѣтлости. Онъ держитъ въ одной своей рукѣ болѣе власти, чѣмъ они въ двухъ, и держитъ, не имѣя никакой отвѣтственности, никакихъ заботъ, гнетущихъ коронованныхъ особъ. Хочетъ ли онъ насладиться поклоненіемъ толпы, ему стоитъ только проѣхать верхомъ по городу, лежащему близь любого изъ его помѣстій: всѣ по дорогѣ будутъ снимать передъ нимъ шляпы, альдермэны бросятъ споры или сытный завтракъ и выбѣгутъ на улицу, чтобъ имѣть счастье ему поклониться; женщины станутъ сравнивать его холодный, презрительный взглядъ съ поэтическимъ сіяніемъ луны, а мальчишки при его видѣ засунутъ пальцы въ ротъ отъ изумленія. Но если его свѣтлость предпочитаетъ рукоплесканія болѣе многолюдныхъ собраній, фиміамъ газетъ и т. д., то ему стоитъ только принять участіе въ какомъ-нибудь модномъ движеніи въ пользу турокъ, школъ для кухарокъ, народныхъ кофеенъ и т. д., и онъ насладится лестью до тошноты, до боли подъ ложечкой. Что же касается до власти, то кому нужно мѣсто таможеннаго чиновника, консула, комиссара въ Индіи или пастора? Герцогу-милліонеру стоитъ только мигнуть своему старому пріятелю первому министру и дѣло въ шляпѣ. Королевѣ пришлось бы политиканить въ продолженіи нѣсколькихъ дней, чтобъ выхлопотать то, что герцогъ Гетерландъ получаетъ моментально, а еслибъ она вздумала часто обращаться съ подобными просьбами, то первый министръ пожалуй еще подниметъ вопросъ о предѣлахъ королевской прерогативы, тогда какъ никто еще никогда не подвергалъ сомнѣнію право герцоговъ на такую долю оффиціальнаго пудинга, на какую ему заблагоразсудится протянуть руку. Первый министръ, который вздумалъ бы повернуть своего коня при появленіи герцога, вскорѣ полетѣлъ бы на землю къ верху ногами. Герцогъ Гетерландъ, конечно, не имѣетъ права жизни и смерти, но онъ можетъ въ глазахъ общества превратить своего врага въ прахъ. Онъ можетъ его раззорить или сдѣлать ему жизнь до того отвратительной, что несчастный или убѣжитъ за границу или пуститъ себѣ пулю въ лобъ. Для этого ему стоитъ только шепнуть кому-нибудь, что такой-то джентельмэнъ негодяй и что онъ удивляется, какъ его допускаютъ въ приличныя гостиныя. Еслибъ заграничному герцогу вздумалось повести себя подобнымъ образомъ, то его вызвали бы на дуэль, но дуэль не въ модѣ въ Англіи и человѣку, котораго оклеветалъ представитель высшей англійской аристократіи, надо самому смыть съ себя, какъ умѣетъ, это пятно, или сойти съ нимъ въ могилу. Говорятъ, одинъ благоразумный, хотя слишкомъ горячій джентльмэнъ, позволилъ себѣ какъ-то за обѣдомъ противорѣчить герцогу и, узнавъ, что ему за это грозитъ страшный остракизмъ, нашелъ дорогу къ его свѣтлости черезъ камердинера, бросился на колѣни передъ великимъ человѣкомъ и клялся, что не встанетъ, пока его не простятъ. Герцогъ улыбнулся, возвратилъ раскаявшемуся грѣшнику его общественное положеніе и замѣтилъ своимъ приближеннымъ, что джентльмэнъ, обратившій на себя его гнѣвъ, былъ въ сущности не негодяй, а только идіотъ.

Весь Лондонъ пришелъ въ восторгъ отъ милосердія герцога. который, въ сущности, очень добродушный человѣкъ. Онъ славится какъ щедрый филантропъ; множество калѣкъ въ Лондонѣ ходятъ на купленныхъ имъ пробковыхъ ногахъ, и когда вспыхиваетъ пожаръ въ трущобахъ вокругъ Вестминстера, то онъ надѣваетъ свою мѣдную каску, ѣдетъ на своей пожарной машинѣ и энергично отстаиваетъ лачуги, хотя онъ однажды замѣтилъ не безъ юмора, что не дурно было бы, еслибъ всѣ эти трущобы сгорѣли, такъ какъ его сотоварищъ герцогъ Нодландъ, которому принадлежитъ большинство ихъ, былъ бы принужденъ выстроить новыя, лучшія жилища. Впрочемъ, его свѣтлость герцогъ Нодландъ, нахмуривъ брови, тотчасъ доказалъ, что герцоги не обязаны идти во главѣ санитарнаго прогресса, пока ихъ къ тому не принудитъ общественное давленіе. «Еслибъ герцоги, замѣтилъ его свѣтлость (которому принадлежитъ, между прочимъ рынокъ, составляющій скандалъ для всего Лондона своими міазмами): — стали бы дѣлать все добро, которое могло бы доставить ближнимъ ихъ богатство, то они не сохранили бы достаточно денегъ на черный день, когда потребуютъ у нихъ отказа отъ ихъ привилегій». Только досужимъ публицистамъ можетъ войти въ голову мысль, что богатство дано аристократамъ для оказанія помощи бѣднымъ и что англійскіе пэры могли бы сохранить громадную власть, систематично употребляя свои деньги на общественное благо; но въ дѣйствительности, они потому только и сохранили громадную власть, что умѣли держать деньги въ своихъ карманахъ. Еслибы они были на столько глупы, что стали бы награждать англійскій народъ здоровыми жилищами, музеями, парками и т. д., то никто бы ихъ не поблагодарилъ, а всѣ сказали бы, что они отдали добровольно то, что у нихъ силой отняла бы революція. А герцогъ Гетерландъ и ему подобные ни мало не боятся революцій. Онъ за панибрата съ самыми знаменитыми революціонерами и считаетъ ихъ за добрыхъ малыхъ. Гарибальди превозноситъ его до небесъ, такого же мнѣнія о немъ многіе изъ французскихъ эмигрантовъ декабрьской имперіи. Толпа, разносившая рѣшетки парковъ во время принятія послѣдняго билля о парламентской реформѣ, сдѣлала овацію проѣзжавшему мимо герцогу Гетерланду, какъ патрону Гладстона и другу Брайта. Его свѣтлости нечего бояться биллей о реформѣ, пока они, какъ послѣдній билль, доставляютъ его двоюродному брату министерскій портфель, дядѣ — мантію пэра, старому учителю — епископскую митру, а ему самому — орденъ Подвязки. Любой тори согласенъ былъ бы сдѣлаться горячимъ реформаторомъ подобной цѣной.

Такіе люди, какъ герцогъ Гетерландъ, не бываютъ завзятыми политиками; они предоставляютъ это шумное, отвѣтственное дѣло лордамъ, нуждающимся въ деньгахъ, наслѣдникамъ герцоговъ, желающимъ составить себѣ имя, и чаще всего младшимъ сыновьямъ и родственникамъ лордовъ.

Вотъ напримѣръ, лордъ Пудденъ занимается политикой, какъ выгоднымъ ремесломъ. Сынъ судьи, достигшаго званія пэра, и безприданной племяницы какого-то герцога, онъ имѣлъ достаточно связей, чтобъ проложить себѣ дорогу въ свѣтѣ, но ни гроша денегъ. Получивъ, благодаря усидчивому труду, университетскій дипломъ, онъ не успѣлъ явиться на политической аренѣ съ своими тусклыми глазами и круглымъ, словно полный мѣсяцъ, лицемъ, какъ виги тотчасъ назначили его товарищемъ министра, хотя любой изъ членовъ парламента, взятый на удачу, годился бы лучше его для этой должности. Политическія его теоріи таковы, что мальчишкѣ въ зеленной лавкѣ было бы стыдно ихъ развивать, но въ устахъ пэра онѣ кажутся оригинальными; если въ верхней палатѣ нападаютъ на него за производящіяся въ его вѣдомствѣ злоупотребленія, то онъ прибѣгаетъ къ такимъ изворотамъ, которыхъ постыдился бы послѣдній сутяга. Онъ никогда не признаетъ себя побѣжденнымъ, скользитъ изъ рукъ какъ угорь и извращаетъ факты безъ всякой совѣсти. Онъ никогда не выказываетъ благородныхъ побужденій, никогда не стремится къ общественному благу, никогда не старается искоренить зло. Онъ слабое эхо звонкихъ либеральныхъ фразъ и нѣчто въ родѣ головы турки, поставленной для того, чтобъ застрѣльщики противной партіи бросали въ нее палками, причемъ никто не боится за его шкуру: она такъ крѣпка, что ничѣмъ не прошибешь его мѣднаго лба. Впрочемъ, онъ хитрый человѣкъ и довольствуется второстепенными мѣстами, зная, что родись онъ нѣсколькими ступенями ниже на общественной лѣстницѣ, ему пришлось бы удовольствоваться должностью лакея, не претендуя на постъ дворецкаго.

Напротивъ, для лорда Менвиля нѣтъ ничего недоступнаго въ оффиціальной жизни. Онъ уже отказался, однажды, отъ мѣста перваго министра и его поприще, какъ счастливаго карьериста, окончится только съ его жизнью. Не отличаясь блестящими способностями, онъ человѣкъ съ большимъ тактомъ, мягкій, добродушный, но за то столь равнодушный къ общественнымъ дѣламъ, что однажды, во время его управленія министерствомъ иностранныхъ дѣлъ, французскій посланникъ долженъ былъ слѣдовать за нимъ на улицу съ перомъ и чернилами для подписи трактата, который и былъ имъ дѣйствительно подписанъ на подножкѣ кареты. Лорду Менвилю это все равно. Онъ разсказываетъ смѣшные анекдоты королевѣ, хотя не любитъ часто дежурить при ея величествѣ, такъ какъ придворные обѣды не хороши, а у него дома одинъ изъ лучшихъ поваровъ въ Европѣ. Онъ очень популяренъ, благодаря отсутствію всякаго педантизма, и знаетъ многое практически, хотя не имѣетъ никакого воспитанія и врядъ ли прочиталъ въ свой жизни хоть одну книгу. Не будь онъ пэромъ и сыномъ пэра, никто не подумалъ бы поручить ему высшихъ должностей въ государствѣ. Его естественное мѣсто въ обществѣ, благодаря инстинктивной ненависти къ труду и врожденному добродушію, быть провинціальнымъ сквайромъ или ничего не дѣлающимъ компаніономъ торговой фирмы. А посмотрите, что сдѣлала для него графская корона. Двадцати двухъ лѣтъ онъ вступилъ въ парламентъ, а двадцати пяти попалъ въ товарищи министра иностранныхъ дѣлъ, съ жалованіемъ въ 1,500 ф. ст. въ годъ. Въ тридцать шесть лѣтъ, онъ сдѣлался членомъ кабинета съ жалованіемъ въ 5,000 ф. ст., а годъ спустя, лордомъ-президентомъ совѣта, второе мѣсто въ кабинетѣ послѣ лорда-канцлера. Затѣмъ, онъ ѣздилъ чрезвычайнымъ посломъ на коронацію русскаго императора и былъ сдѣланъ канцлеромъ лондонскаго университета и почетнымъ докторомъ оксфордскаго университета, хотя никогда въ жизни не выдержалъ ни одного экзамена и не имѣлъ никакого понятія о какихъ бы то ни было наукахъ. Кромѣ того, онъ кавалеръ ордена Подвязки, комендантъ пяти портовъ и начальникъ Дуврскаго замка, что приноситъ ему до 4,000 ф. ст. въ годъ и даетъ право пользоваться великолѣпнымъ Вольмерскимъ замкомъ. Онъ нетолько былъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, но и министромъ колоній, хотя не имѣлъ никакой опытности въ этихъ дѣлахъ. Вообще можно смѣло сказать, что этотъ пріятный во всѣхъ отношеніяхъ лордъ, никогда не сдѣлалъ и не сказалъ ничего замѣчательнаго. Пріятели называютъ его «котомъ» и онъ всю жизнь провелъ весело, заваленный почестями, благодаря лишь той случайности, что онъ англійскій пэръ.

Высокоблагородный Аченъ-Джерико-Смитъ, лордъ Бетгевенъ, совершенно не походитъ на благороднаго графа Менвиля. Онъ еще въ школѣ прославился странной маніей таскать деньги изъ кармановъ своихъ товарищей и, несмотря на все уваженіе къ его отцу, школьное начальство было вынуждено его удалить. Но другая школа приняла съ распростертыми объятіями лорда Бабилона, какъ онъ тогда назывался. Нелишенный нѣкоторыхъ способностей и отличаясь сумрачнымъ, несообщительнымъ характеромъ, онъ прилежно учился и получилъ, конечно, не безъ протекціи, университетскій дипломъ по классическимъ наукамъ. Однако, семья юнаго лорда не нашла возможнымъ выпустить его сразу на политическую арену. Злая судьба его безмилосердно преслѣдовала. Герцогиня Дильвотеръ, обѣдая въ одномъ домѣ съ нимъ, потеряла браслетъ. У лэди Тобиты Трумпингтонъ, во время ея пребыванія въ наслѣдственномъ замкѣ Бетгевеновъ, пропала шкатулка съ брилліантами и драгоцѣнными каменьями, за что пришлось заплатить ей круглую сумму. Наконецъ, въ домѣ его отца случилась кража со взломомъ, былъ призванъ знаменитый сыщикъ, а лордъ Бабилонъ послѣ этого былъ отправленъ въ заграничное путешествіе. Онъ поѣхалъ въ Америку, гдѣ, между прочимъ, имѣлъ прелюбопытный разговоръ съ однимъ янки.

— Чѣмъ вы живете? спросилъ у него американецъ, только что вернувшись съ далекаго Запада: — вы на взглядъ не важный работникъ.

— Я получаю содержаніе отъ моего отца, графа Бетгевена, гордо отвѣчалъ юный аристократъ.

— А кто онъ такой?

— Англійскій пэръ, произнесъ съ еще большимъ высокомѣріемъ лордъ Бабилонъ.

— А еслибъ онъ потерялъ состояніе, что бы вы стали дѣлать? спросилъ съ лукавой улыбкой янки.

Пресловутые англійскіе законы первородства устраняютъ всякую мысль, чтобъ англійскій лордъ потерялъ состояніе, а потому доселѣ лорду Бабилону еще не представлялось необходимости выработать хоть грошъ для куска хлѣба. Онъ вернулся домой двадцати пяти лѣтъ, съ француженкой и кучей дѣтей. Это обстоятельство, вѣроятно, закрыло бы ему двери великосвѣтскихъ гостиныхъ, еслибъ онъ былъ просто мистеръ Смитъ; но наслѣдника англійскаго пэра всѣ приняли съ распростертыми объятіями. Ему было только двадцать два года, но его выбрали въ члены палаты депутатовъ, хотя избиратели знали о немъ лишь то, что онъ отличался странными понятіями о собственности. Произнеся дѣвственную рѣчь о патокѣ, которая по его словамъ была важнѣйшимъ вопросомъ нашего времени, онъ снова уѣхалъ и забавлялся по своему на Востокѣ. Чтобъ побудить его вернуться въ отечество, ему предложили мѣсто на ступеняхъ кабинета, съ жалованіемъ въ 1,500 ф. ст. Онъ удостоилъ тогда явиться въ Лондонъ и сталъ потѣшать публику такими грязными исторіями, какія рѣдко чернили не очень свѣтлыя страницы великосвѣтской хроники Англіи. Но это не мѣшало мѣстамъ и почестямъ сыпаться на него. Вскорѣ, онъ, вдвоемъ съ отцомъ, сталъ получать до десяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Когда ему минуло двадцать девять лѣтъ, онъ былъ назначенъ торійскимъ кабинетомъ, въ самое трудное время, начальникомъ надъ всѣми проконсулами Великобританской имперіи. Онъ вмѣстѣ съ тѣмъ наложилъ свою руку на университеты, армію, торговлю и всевозможные національные интересы. И онъ нетолько выказалъ себя самымъ неспособнымъ министромъ, но едва не увлекъ съ собою въ бездну Англію. Когда его публично привлекли къ суду за безчестные поступки, то онъ цинично возбудилъ вопросъ о неподсудности пэровъ обыкновеннымъ судамъ и судьи взяли его сторону, а королева пожаловала ему орденъ Подвязки, отъ котораго онъ отказался, считая себя выше такихъ побрякушекъ. Но какъ только онъ попалъ въ своей министерской дѣятельности въ такую трущобу, изъ которой не было выхода, онъ бросилъ все и бѣжалъ со стыдомъ. Теперь, получая 600,000 ф. ст. ежегоднаго дохода, лордъ Бетгевенъ употребляетъ около 10,000 на рекламы. Поэтому, въ газетахъ часто появляются статьи, указывающія на него, какъ на главу будущаго торійскаго кабинета. Но онъ слишкомъ хитеръ, чтобъ взять такое отвѣтственное мѣсто, развѣ когда нибудь явится премьеромъ въ коалиціонномъ министерствѣ. Для такого поста нуженъ только болванъ, а если этотъ болванъ къ тому же золотой, то тѣмъ лучше.

Ни одинъ человѣкъ, быть можетъ, во всей Англіи не имѣлъ столько шансовъ сдѣлаться замѣчательнымъ государственнымъ дѣятелемъ, какъ лордъ Реквортъ. По внѣшности, онъ былъ прекраснымъ типомъ англійскаго аристократа; ни у кого не было такой обворожительной улыбки, какъ у Роберта Невиля и никто не рѣшался добровольно подвергнуть себя его убійственнымъ сарказмамъ. Онъ не нуждался въ мантіи пэра, чтобъ пробить себѣ дорогу и ему потребовалось бы на это, даже еслибъ онъ былъ простымъ смертнымъ, только болѣе времени. Задолго до полученія своего наслѣдственнаго титула маркиза, онъ пріобрѣлъ славу ловкаго парламентскаго бойца и, находясь въ ссорѣ съ отцомъ въ продолженіи значительнаго времени, жилъ литературными трудами, и первый поставилъ «Saturday Revew» на ея высоту. Поэтому, неудивительно, что, сдѣлавшись маркизомъ двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, онъ сталъ однимъ изъ самыхъ видныхъ людей Англіи. Хотя въ жилахъ его не текла истинная невильская кровь, но по матери онъ происходилъ отъ благородной семьи и отъ него требовалось для упроченія своей славы и оказанія большихъ услугъ отечеству только одного: быть честнымъ, благороднымъ, прямымъ. Но въ этомъ-то онъ и оказался несостоятельнымъ. Въ его умѣ былъ какой-то норокъ, какая-то нравственная фальшь. Если ему приходилось дать отвѣтъ по какому-нибудь вопросу насчетъ его министерской дѣятельности, онъ никогда не говорилъ да или нѣтъ, никогда не отвѣчалъ искренно, а прибѣгалъ къ тупому молчанію или къ оффиціалѣному крючкотворству и недостойнымъ изворотамъ. Онъ стоялъ на второй ступени англійской аристократіи и отъ него зависѣло во всякое время перейти на первую; онъ имѣлъ большое состояніе, большую силу, никѣмъ не заподозрѣнное честное имя, и многіе смотрѣли на него, какъ на лучшую надежду Англіи. Но какъ только онъ сдѣлался министромъ и достигъ власти, онъ сталъ формалистомъ, интриганомъ и бюрократомъ. Онъ назначилъ въ намѣстники одного изъ важнѣйшихъ королевствъ круглаго дурака, несмотря на всѣ протесты, лишь потому, что этотъ завзятый оселъ былъ пэромъ. Прямымъ слѣдствіемъ этого было то, что несчастный народъ сталъ умирать толпами отъ голода и управленіе маркиза Рекворта стоило Англіи десятки тысячъ жизней и милліоны непроизводительно израсходованныхъ денегъ. Измѣнивъ столь недостойнымъ образомъ общественному довѣрію въ одномъ министерствѣ, онъ перешелъ въ другое и сталъ управлять внѣшними дѣлами страны съ такимъ же капризнымъ настроеніемъ и отсутствіемъ всякихъ принциповъ. Онъ не назначилъ и не перевелъ на высшій постъ ни одного человѣка съ талантомъ и энергіей; всѣ его клевреты дѣлали Богъ знаетъ что и получали награды и повышенія Богъ знаетъ за что. Его сношенія съ иностранными державами и объясненія въ парламентѣ напоминали времена лорда Кастльрэ, который откровенно сознавался, что принималъ завѣдомо ложныя увѣренія отъ иностранныхъ кабинетовъ только для того, чтобъ пускать пыль въ глаза парламенту. Въ концѣ-концовъ, никто не вѣрилъ самымъ торжественнымъ оффиціальнымъ завѣреніямъ этого еще недавняго Баярда англійской аристократіи.

— Онъ съ ума сошелъ! воскликнулъ какъ-то одинъ изъ искреннихъ друзей Роберта Невиля, которому больно было видѣть погибель его репутаціи.

— Немудрено, отвѣчалъ стоявшій вблизи вигъ: — его укусилъ Дизи, пригрѣвая на своемъ сердцѣ.

Грустно видѣть, что одна изъ могучихъ политическихъ партій, управляющихъ Англіей, выбрала себѣ въ главы этого лорда, который не можетъ пользоваться довѣріемъ ни одного раціональнаго человѣка. Очевидно, консерваторы могутъ въ будущемъ разсчитывать только на хаосъ, сумбуръ и безурядицу.

Столь же мало надеждъ подаетъ и оффиціальный глава противоположной партіи, которому однажды уже предлагали мѣсто премьера — лордъ Маундеръ. Онъ наслѣдникъ громадныхъ помѣстій въ четырнадцати графствахъ. Не одинъ наслѣдникъ престола въ Европѣ радъ былъ бы помѣняться съ нимъ мѣстами и, пользуясь его теперешнимъ великолѣпнымъ состояніемъ, ожидать въ будущемъ несметныхъ богатствъ. Дома его — дворцы, а парки самые живописные во всей Англіи. Конечно, онъ ни въ грошъ не ставитъ политику и не скрываетъ своего добродушнаго презрѣнія къ общественнымъ дѣламъ. Это лѣнивый, надмѣнный человѣкъ, и виги взяли его въ свои предводители только потому, что подъ его руководствомъ нечего бояться слишкомъ скораго прогресса. Лордъ Маундеръ занялся политикой, какъ другіе благородные лорды занимаются спортомъ — для забавы. Ему нравилась лондонская жизнь и забавляла болтовня въ Нижней Палатѣ. Онъ взялъ министерскій портфель не потому, чтобъ ему нравилось возиться съ толпой чиновниковъ, всегда подбивающихъ его на какую-нибудь глупость или на незаконную, вредную для народа мѣру, но по той простой причинѣ, что однажды знакомая ему дама сказала:

— Отчего вы не министръ?

— Въ самомъ дѣлѣ, отчего я не министръ? произнесъ лордъ Маундеръ: — чортъ возьми, Лотти, вы мнѣ дали прекрасную мысль. Право, потѣха быть министромъ.

Но нашелъ ли онъ потѣхой бремя власти — никому неизвѣстно. Странно только то, что, оставаясь въ частной жизни добродушнѣйшимъ и честнѣйшимъ человѣкомъ, хотя тяжелымъ, несообразительнымъ и туповатымъ, онъ, напримѣръ, въ одной рѣчи, занявшей не болѣе двадцати трехъ строчекъ газетнаго столбца, солгалъ двадцать шесть разъ. Право, любопытно было бы знать, почему общественное мнѣніе терпитъ въ министрѣ то, за что обыкновеннаго смертнаго приговорили бы въ полицейскомъ судѣ къ казенной квартирѣ и казенной діэтѣ? Неужели необходимо въ интересахъ государственной власти, чтобы самый честный и благородный человѣкъ въ частной жизни, сдѣлавшись министромъ, сталъ бы негодяемъ, лжецомъ и мошенникомъ, безъ чести и совѣсти, и чтобы его министерская отвѣтственность была бы нелѣпой конституціонной фикціей?

Подобныя же мысли невольно возникаютъ въ вашей головѣ при взглядѣ на герцога Скампингтона, который представляетъ воочію примѣръ, чего можетъ достичь англійскій пэръ, будучи дуракомъ, шарлатаномъ и негодяемъ. Герцогъ Скампингтонъ, впродолженіи немногихъ послѣднихъ лѣтъ, получилъ около ста тысячъ фунтовъ общественныхъ денегъ; онъ жилъ во дворцѣ получалъ освѣщеніе, отопленіе и прислугу на счетъ трудовой, народной копейки. Сначала онъ занималъ одну за другой второстепенныя государственныя должности съ большимъ содержаніемъ, а потомъ получилъ мѣсто въ кабинетѣ и поставленъ во главѣ одной изъ самыхъ сложныхъ и трудныхъ вѣтвей государственнаго управленія, хотя не имѣлъ ни малѣйшей административной опытности. Но всего этого было мало; герцога Скампингтона назначили лордомъ-намѣстникомъ его графства, съ властью назначать судей, и командиромъ каваллерійскаго полка съ полнымъ содержаніемъ, хотя офицеры увѣряютъ, что онъ нетолько не умѣетъ ѣздить верхомъ, но не отличитъ сабли отъ зонтика. Наконецъ, ему пожаловали орденъ, установленный за особыя услуги государству, и, назначивъ намѣстникомъ надъ одной изъ главныхъ колоній, удалили подальше отъ критики общественнаго мнѣнія. Всѣмъ этимъ онъ обязанъ только своему герцогскому достоинству, но что же сдѣлалъ онъ самъ для поддержанія своего герцогскаго достоинства? Онъ началъ карьеру съ того, что обмошенничалъ отца и его кредиторовъ. Онъ уговорилъ отца отказаться на время отъ права на пожизненное пользованіе родовыми помѣстьями, обѣщая заплатить всѣ семейные долги и потомъ вернуть ему пожизненный доходъ. Но когда старикъ принесъ въ жертву свои личные интересы, чтобы расплатиться съ кредиторами двухъ поколѣній Скампингтоновъ, то сынъ, слѣдуя совѣтамъ ловкаго стряпчаго, забралъ въ свои руки всѣ помѣстья и не далъ ни гроша ни отцу, ни кредиторамъ. Жаль было видѣть сумрачную, но все еще гордую фигуру стараго лорда, раззореннаго своимъ собственнымъ сыномъ; онъ жилъ въ Карльтонскомъ клубѣ и носилъ нетолько перчатки, но даже сапоги дырявые. Сынъ буквально выгналъ его изъ дома и приказалъ лакеямъ не пускать его.

— Съ нимъ можно говорить только палкой, а не словами, произносилъ не разъ старикъ: — а я уже слишкомъ старъ, чтобы дать ему встрепку.

Одинъ изъ кредиторовъ, услыхавъ эти слова, привелъ ихъ въ исполненіе. Старый же герцогъ вскорѣ умеръ отъ стыда, горя и нищеты. Настоящій герцогъ отказался даже принять на себя расходы по погребенію отца и не призналъ силы его духовнаго завѣщанія. Конечно, все это было ловко обдѣлано съ помощью все того же стряпчаго; герцогскія помѣстья закрѣплены за нимъ и онъ сталъ однимъ изъ богатѣйшихъ представителей своего именитаго рода. Онъ теперь богатъ, а многіе, которымъ онъ обѣщалъ уплатить долги своего семейства, пошли по-міру. Что ему честь отца, дѣда, всего рода? Онъ привыкъ къ безчестью, которое, благодаря ему, покрываетъ густымъ слоемъ нѣкогда славное имя.

Съ годами политическіе лорды становятся старыми куклами или, по просту, старыми болванами. Получивъ графское достоинство и. орденъ Подвязки, они обыкновенно часами громятъ министровъ, занимающихъ тѣ мѣста, которыя они сами когда-то занимали, и въ глубинѣ сердца все-таки ждутъ минуты, когда имъ снова вручатъ власть. Иногда эти ожиданія осуществляются; напримѣръ, лордъ Джони Баннерсъ получилъ мѣсто генералъ-почтмейстера въ послѣднемъ торійскомъ кабинетѣ, и вмѣстѣ съ тѣмъ, возможность тиранить цѣлую армію почталіоновъ; но часто переходъ въ верхнюю палату стараго бойца нижней палаты означаетъ, что его окончательно убрали на полку, какъ было съ другимъ Джони, нѣкогда знаменитымъ лордомъ Бостлемъ, который въ послѣдніе года своей жизни довольствовался печатаньемъ статей въ «Times'ѣ» объ ошибкахъ его преемниковъ и предсѣдательствомъ на различныхъ либеральныхъ митингахъ, съ цѣлью помочь страждущему человѣчеству на всемъ свѣтѣ, хотя, во время его долгаго управленія Англіей, онъ ничего не сдѣлалъ для улучшенія участи бѣднаго народа въ Англіи и Ирландіи.

Если не всегда, то въ большинствѣ случаевъ, духовные лорды, т. е. епископы, члены верхней палаты принадлежатъ къ аристократіи. Епископы въ Англіи получаютъ болѣе содержанія, чѣмъ какія бы то ни было духовныя лица на всемъ свѣтѣ. Французскій епископъ преспокойно живетъ себѣ на 500 ф. ст. въ годъ, итальянскій на 300 ф., но эти суммы показались бы издѣвательствомъ для такихъ духовныхъ вельможъ, какъ архіепискомъ кантербюрійскій или епископъ лондонскій. Первый получаетъ 15,000 ф. ст., а второй 10,000, содержаніе же другихъ англійскихъ епископовъ колеблется между 4,000 и 7,000 ф. ст. Конечно, всякій человѣкъ, достигшій верхней ступени въ своей профессіи, заслуживаетъ хорошаго содержанія и нѣтъ причины, почему бы архіепископу не жить хорошо и не имѣть средствъ хорошо воспитывать своихъ дѣтей, но едва ли необходимо для этого отъ 7,000 до 15,000 ф. ст. въ годъ. Впрочемъ, надо отдать справедливость англійскимъ епископамъ, что они почти всегда люди приличные и высокообразованные; по крайней мѣрѣ, собаку съѣли въ богословіи, греческомъ языкѣ и латыни. Лучшимъ примѣромъ достойнаго англійскаго прелата можетъ служить достопочтенный докторъ богословія Буллей, епископъ Грандчергскій. Сынъ сельскаго пастора, онъ тяжелымъ умственнымъ трудомъ проложилъ себѣ дорогу въ свѣтѣ; пройдя блестящимъ образомъ университетскій курсъ въ Оксфордѣ, онъ сдѣлался популярнымъ туторомъ, а потомъ еще болѣе популярнымъ деканомъ въ одной изъ большихъ англійскихъ школъ, гдѣ, въ продолженіи пятнадцати лѣтъ, пользовался 2,000 ф. ст. Жалованья, прекраснымъ жилищемъ, великолѣпнымъ садомъ и уваженіемъ, даже любовью своихъ учениковъ, несмотря на его пристрастіе къ классической розгѣ. Все это въ концѣ-концовъ привело его къ епископской митрѣ и къ верхней палатѣ, гдѣ его всегда слушаютъ со вниманіемъ. Вообще, это дородный, приличный, достойный прелатъ англиканской церкви, нѣсколько гордый и деспотическій, но строго исполняющій свои обязанности и требующій того же отъ своихъ подчиненныхъ. Но не всѣ епископы походятъ на него. Многіе изъ нихъ скорѣе свѣтскіе люди, чѣмъ богословы и это неудивительно, такъ какъ епископской митрой они обязаны своимъ аристократическимъ связямъ. Таковъ, напримѣръ, достопочтенный мистеръ Триммерсъ, епископъ Вордлингамскій. Его братъ былъ пэръ, вигъ и много разъ министръ. Не отличаясь ни умомъ, ни добротой, епископъ Вордлингамскій знаетъ только одно: доставлять всѣ выгодныя мѣста въ подвѣдомственной ему эпархіи своимъ родственникамъ. Онъ живетъ большей частью въ Лондонѣ, имѣетъ отличный аппетитъ, остроумно болтаетъ на званыхъ обѣдахъ и предоставляетъ управлять анархіей своему племяннику. Подобные ему снобсы, а ихъ очень много, приведутъ рано или поздно къ отдѣленію церкви отъ государства. Впрочемъ, въ послѣднее время, съ уменьшеніемъ вліянія въ политикѣ старыхъ виговъ, аристократическій непотизмъ и прямое его слѣдствіе — назначеніе по протекціи епископовъ — нѣсколько ослабли. Послѣднимъ премьеромъ стараго закала былъ лордъ Пальмерстонъ, который, впрочемъ, по своему обычному добродушію, предоставлялъ относительно духовныхъ назначеній полную свободу лорду Черчбюри.

Этотъ кровный аристократъ представляетъ оригинальную фигуру субботняго лорда, какъ его прозвали вслѣдствіе энергичной поддержки принципа — «помни день субботній». Отличаясь съ молодости пристрастіемъ къ религіознымъ предметамъ и находясь въ родственныхъ связяхъ съ самыми вліятельными вигами, онъ занималъ во время ихъ долгаго господства мѣсто неоффиціальнаго, но всемогущаго раздавателя духовныхъ мѣстъ, при чемъ, конечно, давалъ предпочтеніе своей роднѣ и друзьямъ, а потомъ людямъ, преклоняющимся передъ его величіямъ, хотя бы и лишеннымъ всякихъ талантомъ. Впрочемъ, онъ добрый человѣкъ, искренно набожный и сдѣлалъ много добра; напримѣръ, его заслуги безспорны въ дѣлѣ народнаго образованія, которое онъ не считаетъ безбожнымъ зломъ подобно многимъ континентальнымъ аристократамъ. Но, конечно, достойно всякаго сожалѣнія, что этотъ почтенный лордъ съ своей ложно-понятой системой нравственности, являясь врагомъ открытія музеевъ, библіотекъ и общественныхъ гуляній по воскресеньямъ, много содѣйствовалъ увеличенію пьянства и преступленій, такъ какъ ему удалось наполнять по воскресеньямъ не церкви, а кабаки.

Отъ лорда Черчбюри одинъ шагъ до лорда Пиншеда, филантропическаго пэра до преимуществу. Долговязый, худощавый, женоподобный, съ визгливымъ голосомъ и длинными волосами этотъ маркизъ представляетъ забавную фигуру въ галлереѣ англійскихъ лордовъ. Онъ останавливаетъ на улицѣ нищихъ и посылаетъ ихъ къ судьямъ, которые запираютъ ихъ въ тюрьмы. Но, разсуждаетъ филантропъ, у нихъ тамъ опрятный уголъ, опрятная ѣда, опрятная одежда. Онъ забираетъ на улицахъ маленькихъ оборванцевъ и отправляетъ ихъ въ ремесленныя училища. Онъ постоянно хлопочетъ объ улучшеніи быта служанокъ и даритъ старымъ дѣвамъ въ богадѣльняхъ фланелевыя юпки и четвертки табаку. Сердце беретъ у него всегда верхъ надъ умомъ и, розыскивая по улицамъ несчастныхъ жертвъ разврата, онъ допустилъ этотъ бичъ современнаго общества вторгнуться въ нѣдра его собственнаго семейства. Онъ до того поглощенъ своими филантропическими планами, что не имѣетъ времени подумать ни о чемъ другомъ; онъ ни жалѣетъ ни денегъ, ни времени на помощь и розыски бѣдныхъ. Но иногда ему приходитъ въ голову мысль, что, вѣроятно, многіе изъ бѣдныхъ его обманываютъ и тогда, для примѣра, онъ предаетъ суду за шантажъ перваго человѣка, надоѣдающаго ему своими просьбами. Одинъ изъ подобныхъ козловъ отпущенія, приговоренный въ тюрьму на шесть мѣсяцевъ, заявилъ въ судѣ съ патетическимъ удивленіемъ, что онъ никогда не ожидалъ такого жестокаго обращенія отъ лорда, удостаивавшаго его доселѣ своими милостями.

— Но я васъ вижу въ первый разъ въ жизни, воскликнулъ маркизъ Пиншедъ.

— Да, отвѣтилъ съ улыбкой негодяй: — но я вамъ писалъ нѣсколько разъ подъ разными вымышленными именами и всегда получалъ по пяти фунтовъ стерлинговъ.

Но легче смѣяться надъ лордомъ филантропомъ, чѣмъ подражать человѣку, который жертвуетъ на добрыя дѣла по 100 ф. стерлинговъ въ недѣлю. Это его несчастіе, а не вина, что онъ заслужилъ болѣе насмѣшекъ, чѣмъ благодарности за свои, по истинѣ, благородныя усилія облегчить участь бѣдныхъ людей. Быть можетъ, онъ слишкомъ правдиво раскрывалъ язвы, отъ которыхъ общество всегда отворачивается; быть можетъ, онъ говорилъ непріятныя правды высокопоставленнымъ особамъ или давалъ почувствовать бѣднякамъ, что не бѣдняки виноваты въ своей нищетѣ. Какъ бы то ни было, маркизъ Пиншедъ въ одно и то же время и слишкомъ искрененъ и недовольно смѣлъ. Никто не ожидаетъ, чтобъ маркизъ сталъ разрывать кучи грязи своими руками и потому естественно, что лорды сомнительно отзываются о чистотѣ его рукъ; но, съ другой стороны, онъ никогда не рѣшался прямо, безповоротно и всецѣло отдаться истинно народному движенію на пользу низшихъ классовъ. Онъ желаетъ быть филантропомъ, оставаясь маркизомъ. Онъ думаетъ, что въ состояніи дѣйствовать одинъ, и въ результатѣ надъ нимъ смѣются всѣ: и тѣ, которымъ онъ благодѣтельствуетъ, и его сотоварищи лорды. Послѣдніе поголовно издѣваются надъ нимъ и его имя вызываетъ презрительную улыбку на лицѣ даже лорда Боба Чузингтона.

Этотъ лордъ Бобъ, осмѣливающійся поднимать на смѣхъ такого истинно достойнаго человѣка, какъ маркизъ Пиншедъ, представляетъ курьёзный экземпляръ англійской аристократіи. Это дилижансный лордъ, исполняющій должность возницы въ общественномъ дилижансѣ и правящій лошадьми будто бы для потѣхи, а въ сущности умѣющій извлекать копейку изъ этого ремесла, какъ изъ всего, до чего только ни коснется его аристократическая рука. Англичане любятъ спортъ во всѣхъ его проявленіяхъ, и ловко править четверкой лихихъ коней считается доказательствомъ энергіи и мужества, достойныхъ наслѣдника древнихъ историческихъ именъ. Но что сказать о человѣкѣ, который, предопредѣленный съ колыбели быть законодателемъ, судьей и офицеромъ, заводитъ общественный дилижансъ и самъ имъ правитъ ради мелочной наживы? Лордъ Чузингтонъ, конечно, не для куска хлѣба пошелъ въ ямщики. Онъ наслѣдовалъ 40,000 ф. стерл. ежегоднаго дохода, но всегда отличался экономическими наклонностями, такъ что вздумалъ сдѣлаться возницей не по бѣдности, не изъ любви къ спорту, а изъ жадности. Къ соблазну жокеевъ и настоящихъ возницъ, онъ, не морщась, беретъ мелкія монеты, которыя ему даютъ на чай пассажиры. По словамъ самого Боба, онъ долженъ брать на чай «по принципу». Какое эластичное это слово! По принципу, англійскіе бароны вырвали изъ рукъ королей великую хартію и теперь, по принципу, ихъ потомокъ беретъ на чай отъ пассажировъ дилижанса. Страсть къ наживѣ доходитъ у Боба до съумасшествія, а впрочемъ, съумасшествіе у него въ крови. Его отецъ рехнулся на томъ, что неблагородная часть его тѣла стеклянная и никогда не хотѣлъ сѣсть, такъ что исполнялъ стоя свои обязанности пэра и судьи. Очень вѣроятно, что Бобъ подъ старость изъ дилижанснаго лорда перейдетъ въ скупого горда, особый видъ съумасшествія, которому нерѣдко подвергаются англійскіе лорды.

Вообще, когда будетъ написана правдивая исторія благородной англійской аристократіи, то многіе изъ ея представителей окажутся съумасшедшими, точно такъ же, какъ теперь дознано, что великіе тираны древности — Неронъ, Калигула, Комодъ, Геліогобалъ были просто съумасшедшіе. Въ числѣ скупыхъ лордовъ, скряжничество которыхъ положительно составляетъ манію, первое мѣсто занимаетъ лордъ Банборо. Онъ былъ до того скупъ, несмотря на свое громадное состояніе, что никогда не обѣдалъ дома и не брезгалъ даже скромной ѣдой своихъ поселянъ. Про него разсказываютъ множество курьёзныхъ анекдотовъ. Однажды, проходя по Оксфордской улицѣ въ Лондонѣ, онъ услыхалъ, что торговецъ печенымъ картофелемъ просилъ какого-то мальчишку постоять у его лотка пять минутъ, пока онъ сбѣгаетъ домой, обѣщая ему за это горячаго картофеля на пенсъ. Лордъ Банборо предложилъ свои услуги, прождалъ торговца десять минутъ и, по возвращеніи его, объявилъ, что онъ порядился на пять минутъ, а потому заслужилъ порцію картофеля на два пенса. Во время коронаціи Викторіи, лордъ Банборо, по примѣру всѣхъ другихъ пэровъ, послалъ свою шляпу къ придворному ювелиру, чтобъ снять мѣрку для короны, которую, въ качества пэра, онъ долженъ былъ носить во время церемоніи. Его шляпа оказалась такой грязной и измятой, что прикащикъ магазина велѣлъ бросить ее въ мусорную яму, полагая, что она попала къ нимъ по ошибкѣ. Когда лакей лорда Банборо явился за шляпой своего господина и узналъ о случившемся, то съ удовольствіемъ передалъ объ этомъ лорду, полагая, что онъ купитъ себѣ новую шляпу. Но скряга спокойно сказалъ:

— Вели отыскать шляпу въ мусорной ямѣ и вычистить… конечно, на счетъ ювелира.

Дойдетъ ли до такихъ крайностей лордъ Бобъ, трудно сказать, но въ настоящее время нажива составляетъ его манію. Любимое его занятіе заключается въ отдачѣ денегъ въ займы высокопоставленнымъ особамъ за маленькіе, по его мнѣнію, проценты, но никогда не менѣе двѣнадцати, въ замѣнъ чего онъ выговариваетъ себѣ различныя милости: то полковничій чинъ своему брату, то дозволеніе сопровождать принца крови въ за-граничномъ путешествіи, то честь предложить въ верхней палатѣ адресъ королевѣ въ отвѣтъ на ея рѣчь при открытіи парламента, и т. д. Все это, однако, не мѣшаетъ Бобу получать обратно свои деньги, потому что, благодаря банкирской конторѣ, въ которой онъ состоитъ пайщикомъ, этотъ почтенный лордъ знаетъ, кому можно и кому нельзя давать въ займы. Подобными спекуляціями онъ значительно увеличилъ свои родовыя помѣстья, пустилъ по-міру не одного товарища-лорда и составилъ себѣ маленькій музей семейныхъ рѣдкостей, конечно, принадлежавшихъ другимъ семьямъ, а не его семьѣ. Отъ времени до времени онъ продаетъ эти диковины за громадныя суммы богатымъ выскочкамъ и особливо американцамъ.

— Посмотрите на этотъ опалъ, говоритъ въ подобныхъ случаяхъ хитрый Бобъ: — въ нашей семьѣ есть предразсудокъ противъ опаловъ, и потому я не хочу оставить его у себя, но Марія-Антуанета, умирая, имѣла его на себѣ. Онъ стоитъ, какъ видите, тысячу гиней; нѣтъ на свѣтѣ болѣе громаднаго опала; но я продамъ его за 500 ф. стерл. и пожертвую эти деньги на больницу нашего города.

Бобъ ничѣмъ не пренебрегаетъ для наживы; напримѣръ, онъ никогда не платитъ своимъ поставщикамъ, но рекомендуетъ имъ богатыхъ кліентовъ и зорко слѣдитъ, чтобъ послѣдніе аккуратно уплачивали свои счеты, грозя въ противномъ случаѣ исключить ихъ изъ порядочнаго общества. Онъ даже изъ своихъ отношеній къ прекрасному полу ухитряется извлекать пользу. Впрочемъ, однажды онъ едва не потерялъ даромъ брилліантоваго браслета, который ему заложилъ одинъ изъ его должниковъ. Онъ поднесъ браслетъ модной танцовщицѣ и, къ своему ужасу, засталъ ее на другой день въ обществѣ благороднаго герцога. Внѣ себя отъ злобы, Бобъ выгналъ въ шею старика, что онъ могъ сдѣлать безнаказанно, такъ какъ развратный старикъ былъ его родной отецъ. Потомъ онъ сломалъ свой зонтикъ на спинѣ красавицы, прося ее помнить, что когда онъ дарилъ брилліанты, то не допускалъ и мысли объ измѣнѣ. Немного спустя, эта самая танцовщица открыла свой собственный театръ, конечно, насчетъ Боба, который, вернувъ втрое болѣе того, что онъ употребилъ на эту спекуляцію, бросилъ и театръ и актрису, но такъ позорно, что объ этомъ лучше не говорить. Несмотря на всѣ его продѣлки, которыя даже приводили его на скамью подсудимыхъ, и несмотря на однажды состоявшійся противъ него обвинительный приговоръ присяжныхъ, Бобъ продолжаетъ быть законодателемъ, судьей и офицеромъ.

Извѣстно, что лорды могутъ безнаказанно позволять себѣ то, за что простыхъ смертныхъ прячутъ въ тюрьму и подвергаютъ каторжной работѣ. Англійскаго пэра нельзя судить за крупное уголовное дѣло иначе, какъ въ верхней палатѣ, которая, съ одной стороны, своими сложными, дорого стоющими формальностями можетъ раззорить и довести до отчаянія самаго смѣлаго тяжебщика, а съ другой — своими вѣчными отсрочками и медленностью даетъ обвиняемымъ полное средство избѣжать правосудной кары. Даже простые лорды, не пэры королевства, презрительно издѣваются надъ судами и законами. Одного лорда, самоуправно вломившагося въ домъ и совершившаго насиліе, подвергли штрафу, но самъ же судья выдалъ поручительное обязательство въ вѣрности платежа этого штрафа. Другой лордъ былъ вызванъ въ полицейскій судъ по обвиненію въ буйствѣ и оскорбленіи полисмэна; онъ присылаетъ медицинское свидѣтельство о своей мнимой болѣзни и лакея, который гордо объявляетъ, что принесъ денегъ, сколько понадобится. Третій лордъ, обманывающій возницъ кэбовъ, отдѣлывается замѣчаніемъ судьи, что слѣдуетъ заплатить должныя возницамъ деньги въ теченіи мѣсяца. Правосудіе совершенно парализовано, какъ только дѣло идетъ о благородныхъ лордахъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, почтенный пэръ попалъ въ такую грязную исторію, что нельзя было не вызвать его въ судъ, конечно, не обвиняемымъ, по свидѣтелемъ. Однако, лордъ боялся этой явки, такъ какъ его виновность тотчасъ обнаружилась бы; созвали совѣтъ докторовъ и торжественно объявили, что онъ умеръ. Гробъ, наполненный пескомъ, опущенъ въ семейный склепъ, а живой мертвецъ доселѣ процвѣтаетъ въ Америкѣ. Всякій, кто вступаетъ въ ссору съ лордомъ, не долженъ забывать, что его благородный врагъ не человѣкъ, состоящій изъ кожи и костей, но божокъ, котораго будутъ отстаивать до нельзя другіе такіе же божки. Конечно, имѣя въ своихъ рукахъ лорда, можно извлечь извѣстную выгоду, такъ какъ аристократія всегда готова откупиться деньгами отъ скандала; но если обиженный не довольствуется деньгами, то онъ вскорѣ почувствуетъ, каково бы ни было его положеніе въ обществѣ, всю тяжесть общественнаго мнѣнія, которое прямо или косвенно направляется лордами. Жена, дѣти, родственники — всѣ возстанутъ противъ него.

Однажды, скромный пасторъ подвергся въ вагонѣ желѣзной дороги нападенію свирѣпаго бульдога, котораго натравилъ на него незнакомый молодой джентльменъ. Онъ позвалъ кондуктора и пожаловался ему. Молодой человѣкъ изумился этой дерзости и спокойно сказалъ: «Я лордъ Чукстонъ». Кондукторъ покраснѣлъ и, обратясь къ пастору, посовѣтовалъ ему въ полголоса оставить это дѣло, чтобъ не навлечь на себя безконечныхъ непріятностей. Этотъ лордъ Чукстонъ принадлежитъ къ разряду расточительныхъ лордовъ, но, несмотря на грубость обращенія, страсть къ пьянству и развратъ этихъ представителей аристократіи, они пользуются всѣми прерогативами англійскихъ пэровъ. Впрочемъ, какъ они ни безумно бросаютъ деньги, но не всегда раззоряются; законъ о майоратахъ и субститутахъ сохраняетъ ихъ помѣстья отъ погибели, а, кромѣ того, въ средѣ ихъ попадаются хитрые люди. Напримѣръ, герцогъ Гамбильтонъ, который, по его собственнымъ словамъ, соединялъ въ своей особѣ «двухъ лордовъ, одного маркиза, двухъ судей и двухъ полковниковъ», въ ранней молодости до того кутилъ и сорилъ деньгами, что всѣ его помѣстья перешли въ завѣдываніе его главнаго кредитора, ростовщика, мистера Бадвига, но когда онъ проѣлъ почти всѣ свои доходы и мистеръ Бадвигъ хотѣлъ прибрать въ свои руки его помѣстья, то герцогъ, съ помощью ловкаго стряпчаго, пригрозилъ ему уголовнымъ судомъ и, отдѣлавшись этимъ путемъ отъ большинства своихъ долговъ, продолжаетъ жить въ свое удовольствіе и разыгрывать видную роль на скачкахъ и въ татерсалѣ. Лордъ Гатингтонъ, бывшій оберъ егермейстеромъ при господствѣ виговъ, держалъ такіе безумные пари на скачкахъ, что потерялъ все свое состояніе, почетныя должности, даже честное имя. Лордъ Эскдэль, къ двадцати пяти годамъ, спустилъ, благодаря удовольствіямъ спорта, состояніе, которымъ гордился бы не одинъ континентальный король, а лордъ Дюсбери, шестнадцати лѣтъ, быстро идетъ къ той же цѣли. Какъ легко относятся эти благородные представители древней аристократіи къ своему раззоренію можетъ служить примѣръ лорда Шортланда, который, узнавъ въ татерсалѣ отъ своего стряпчаго, что у него нѣтъ болѣе ни гроша за душой, преспокойно заплатилъ свои пари и, возвращаясь домой съ лордомъ Тильтономъ, представляющимъ замѣчательный образецъ благоразумнаго, экономнаго спортнаго лорда, сказалъ между прочимъ:

— Я лопнулъ, меня будутъ продавать съ молотка; не хотите ли купить заранѣе моихъ лошадей?

Впрочемъ, раззореніе для лорда не всегда означаетъ нужду или тѣмъ менѣе нищету; общество такъ сочувствуетъ аристократіи, что раззорившійся лордъ можетъ долго существовать безъ всякихъ средствъ. Достаточные люди средняго класса съ удовольствіемъ даютъ ему въ займы деньги и считаютъ за честь, если онъ удостоиваетъ ихъ обѣды своимъ высокимъ присутствіемъ. Онъ служитъ менторомъ молодымъ лордамъ, и получаетъ проценты съ портныхъ и кокотокъ, которыхъ онъ имъ рекомендуетъ. Кромѣ того, онъ можетъ пользоваться даровыми номерами въ гостинницахъ средняго класса и брать въ кредитъ всевозможные предметы у магазинщиковъ и лавочниковъ, такъ какъ протекція лорда увеличиваетъ число платящихъ кліентовъ. Наконецъ, онъ можетъ слѣдовать примѣру лорда Грайля, который получаетъ въ годъ шестьсотъ фунтовъ стерлинговъ за печатаніе въ газетахъ публичной благодарности элексирамъ, помадамъ, каплямъ и бальзамамъ различныхъ шарлатановъ. Однимъ словомъ, раззорившійся лордъ можетъ прибѣгать къ какимъ угодно средствамъ для поддержанія во что бы то ни стало своего аристократическаго достоинства; ему только воспрещено открыто и гордо переносить свою бѣдность, потому что общество скорѣе проститъ лорду если онъ носитъ часы, не заплативъ за нихъ, чѣмъ если онъ заложитъ свои часы, чтобъ заплатить прачкѣ. Англійскій пэръ, публично признающій себя бѣднякомъ, омрачаетъ величіе своего имени и потому многія грязныя продѣлки лордовъ объясняются тѣмъ, что всѣ окружающіе кричатъ въ одинъ голосъ: «Вы должны поддержать свое достоинство».

Строгія правила свѣтскаго приличія не позволяютъ лордамъ быть биржевыми маклерами, но это нисколько не мѣшаетъ имъ играть на биржѣ и быть директорами различныхъ компаній. Тѣ изъ лордовъ, которые занимаются подобными спекуляціями, носятъ общее названіе биржевыхъ лордовъ и часто наживаются на счетъ своихъ ближнихъ, причемъ прикрываютъ своей мантіей пэра нетолько себя, но и своихъ товарищей директоровъ, не имѣющихъ счастія быть лордами. Одинъ подозрительный финансистъ, не разъ стоявшій на краю гибели, отвѣчалъ на вопросъ, какъ онъ не боится кончить жизнь въ тюрьмѣ: «Это никогда не случится, ибо за мной пошло бы туда же около дюжины лордовъ». Поэтому, акціонерныя компаніи всегда стараются имѣть лорда во главѣ правленія, какъ приманку. Новые отели, на манеръ парижскихъ или американскихъ, и акваріумы составляютъ любимыя спекуляціи лордовъ, которые получаютъ даромъ акціи и выручаютъ безъ всякаго труда тысячу или двѣ фунтовъ стерлинговъ изъ подобной торговли своимъ именемъ. Но нѣкоторые лорды этимъ не довольствуются и наживаютъ большія суммы, пуская въ ходъ на фондовой биржѣ иностранные займы, завѣдомо мошенническіе. Парламентская комиссія напечатала любопытныя свѣдѣнія объ участіи въ этихъ безчестныхъ биржевыхъ продѣлкахъ маклеровъ, дипломатовъ и газетныхъ редакторовъ, но, какъ всегда, о благородныхъ лордахъ не сказано ни слова, хотя безъ ихъ дѣятельной помощи ни одинъ изъ иностранныхъ займовъ, оказавшихся мыльными пузырями, не былъ бы котированъ на биржѣ. Такъ, всѣмъ извѣстно, что лорды Капелькортъ, Конингковъ и Мостинфильчъ были главными дѣятелями знаменитаго займа республики Ріо-Бриганде, который раззорилъ столько довѣрчивыхъ англичанъ, пойманныхъ на удочку сладкорѣчиваго объявленія, въ которомъ ежегодный доходъ этой страны въ 200,000 ф. ст. былъ показанъ въ 5,000,000 ф. ст. и т. д.

Совершенно особый отдѣлъ аристократіи составляютъ артистическіе и литературные лорды. Къ первымъ принадлежатъ аристократическіе любители музыки, театра и изящныхъ искуствъ: ихъ много, но они наслаждаются одни или въ своемъ тѣсномъ кружкѣ артистическими удовольствіями, считая толпу недостойною соучастія въ этомъ наслажденіи. Лордъ Дубльдей, напримѣръ, самый пламенный любитель изящныхъ искуствъ на свѣтѣ. Его картинная галлерея составила бы гордость любого общественнаго музея, по онъ допускаетъ въ нее только своихъ друзей. Онъ расходуетъ ежегодно тысячи фунтовъ стерлинговъ на статуи, старинную мебель, оружіе и проч., но какъ только эти сокровища переступаютъ порогъ его дома — они пропадаютъ для публики. Герцогъ Бильдингландъ также имѣетъ удивительныя художественныя коллекціи, но не допускаетъ въ свой домъ постороннихъ зрителей, боясь, чтобъ они не разорвали его драгоцѣнныхъ ковровъ. Еслибъ собрать всѣ художественныя произведенія, разбросанныя въ жилищахъ благородныхъ лордовъ, то можно было бы составить музей, который заткнулъ бы за поясъ всѣ континентальные музеи, соединенные вмѣстѣ. Это подражаніе собакѣ, лежащей на сѣнѣ, доходитъ до того, что владѣльцы знаменитыхъ картинъ не дозволяютъ даже снимать съ нихъ копій, такъ что они навѣки исчезаютъ изъ памяти людей, въ случаѣ пожара, какъ, напримѣръ, въ послѣдніе годы Бленгеймскаго и Варвикскаго замковъ. Благодаря подобному странному явленію, богатые провинціальные города Англіи, могущіе успѣшно соперничать съ европейскими столицами, не имѣютъ публичныхъ музеевъ.

Лордъ Дубльдей любитъ музыку не менѣе живописи или скульптуры, но его оскорбляетъ, что онъ долженъ слышать лучшихъ пѣвцовъ, пѣвицъ и музыкантовъ вмѣстѣ съ невѣжественной публикой, и онъ истинно наслаждается только интимными квартетами, которые играютъ извѣстные артисты для него одного, въ его роскошной, столовой послѣ великолѣпнаго обѣда. Онъ такъ презираетъ толпу, что, владѣя красивымъ опернымъ театромъ въ Лондонѣ, закрылъ его на нѣсколько лѣтъ скорѣе, чѣмъ уступить шиллингъ съ назначенной имъ чудовищной платы за аренду, хотя онъ получаетъ 300,000 ф. ст. ежегоднаго дохода и могъ бы, будь онъ настоящій меценатъ, устроить первую въ свѣтѣ оперу. Но, несмотря на всю его любовь къ музыкѣ, для его уха нѣтъ слаще мелодій, какъ звонъ золотыхъ, и еслибъ дѣло шло о наживѣ, то этотъ надменный и закормленный аристократъ не задумался бы лишить публику нетолько музыкальныхъ, но и всѣхъ интеллектуальныхъ наслажденій. Нѣсколько иной типъ музыкальнаго лорда представляетъ графъ Джоліандъ; онъ самъ музыкантъ и дѣйствительно оказываетъ помощь бѣднымъ музыкантамъ, хотя вообще покровительствуетъ чаще дурнымъ, чѣмъ хорошимъ, потому что послѣдніе пламеннѣе восторгаются его игрой на скрипкѣ.

Къ разряду театральныхъ лордовъ можно отнести двухъ пэровъ: лорда Фидгама и лорда Кьюта. Оба они выстроили по театру; одинъ — фіолетовый съ золотомъ, а другой — голубой съ серебромъ. Въ одномъ хозяйство вела миссъ Китти Ренъ, которая пѣла фальшиво, но добросовѣстно обнажала свое тѣло, а на другомъ — миссъ Маджи Стерлингъ, ставившая только балеты для себя, хотя она очень дурно танцовала. Часто спрашиваютъ, почему англійская сцена находится въ такомъ упадкѣ и газеты приводятъ самыя глубокомысленныя объясненія этого грустнаго факта; но причина его очень ясна. Благородные лорды, у которыхъ болѣе денегъ въ карманахъ, чѣмъ мозга въ головѣ, поддерживаютъ изъ личнаго извращеннаго вкуса сценическія бездарности и даютъ имъ свободу составлять труппу и репертуаръ на завѣдываемыхъ ими театрахъ. Естественно, что они подбираютъ актеровъ и актрисъ еще хуже себя, а пьесы даютъ самыя пошлыя. Въ Парижѣ подобныхъ артистовъ закидали бы печеными яблоками, а въ Лондонѣ никто не смѣетъ даже освистать красавицъ, покровительствуемыхъ благородными лордами.

Хотя англійскіе пэры пользуются всевозможными средствами, чтобъ быть литераторами, т. е. отличнымъ воспитаніемъ и свободнымъ временемъ, но, послѣ лорда Байрона, ни одинъ пэръ не написалъ книги, которую будутъ читать въ слѣдующемъ столѣтіи. Лорды Маколей, Литтонъ и Биконсфильдъ написали почти всѣ свои произведенія до полученія мантіи пэра. Лордъ Дерби перевелъ прозой Илліаду довольно порядочно, но уже всѣ забыли этотъ добросовѣстный, тяжелый трудъ. Маркизъ Лорнъ и графъ Саутескъ писали стихи, которыхъ никто не читалъ. Лордъ Стэнтонъ составилъ наискучнѣйшую исторію части восемнадцатаго столѣтія, а лордъ Пемброкъ издалъ занимательное описаніе своего путешествія, вмѣстѣ съ докторомъ, который, быть можетъ, и былъ настоящимъ авторомъ. Правда, что лордъ Дунревенъ выпустилъ въ свѣтъ интересное описаніе своего путешествія, а книга лорда Дуфферина «Letters from Hegh Latitudes» достойна внука Шеридана. Наконецъ, Лордъ Толботъ де-Малагидъ издалъ любопытные археологическіе очерки. Вотъ и весь запасъ литературныхъ произведеній англійскихъ лордовъ въ царствованіе Викторіи.

Конечно, этими немногими именами не исчерпывается весь рядъ лордовъ, которые пытали счастіе въ литературѣ и снискивали хвалебные отзывы газетныхъ критиковъ. Обыкновенно литературные лорды пишутъ не для денегъ, а для забавы; поэтому они работаютъ лѣниво, не обдумываютъ и не обдѣлываютъ своихъ произведеній. Къ тому же, считается недостойнымъ для лорда постоянное сотрудничество въ газетахъ и журналахъ; они только могутъ писать письма въ «Times» о политической экономіи или скотскомъ падежѣ и помѣщать изрѣдка скучныя, тяжелыя статьи въ избранныхъ журналахъ. Если же лордъ иногда посылаетъ въ мелкую прессу замѣтки о спортѣ или аристократической жизни, то онъ старательно скрываетъ свое настоящее имя. Одинъ молодой ирландскій лордъ напечаталъ какъ-то очеркъ любопытныхъ тайнъ великосвѣтскаго общества, но, угрожаемый дуэлью съ двумя оскорбленными пэрами, онъ принужденъ былъ смириться и, конечно, уже болѣе не писалъ въ сатирическомъ тонѣ. Онъ имѣлъ, однако, смѣлость выпустить въ свѣтъ нѣсколько романовъ съ графской короной на заглавномъ листѣ, но они оказались ниже всякой критики.

Не хватитъ ни времени, ни мѣста говорить о судебныхъ лордахъ, о пэрахъ, стоящихъ во главѣ арміи, хотя они никогда не нюхали пороха, о лордахъ, исполняющихъ должности вице-королей въ колоніяхъ и т. д. Вообще, трудно найти лорда, который такъ или иначе не опускалъ бы руку въ общественную казну. Конечно, нѣтъ причины закрыть лордамъ доступъ къ власти и почестямъ, но нелѣпо и опасно давать отвѣтственныя должности съ громадными содержаніями одному исключительному классу людей, исключительно въ виду ихъ титуловъ. Среди англійскихъ пэровъ есть добрые люди и благоразумные государственные дѣятели, но въ общемъ это классъ хорошо воспитанныхъ джентльмэновъ, ловко обдѣлывающихъ свои дѣла, охотно оказывающихъ услуги другъ другу, особливо своимъ родственникамъ, и отличающихся презрительной надменностью въ отношеніи остальныхъ смертныхъ и всѣми другими недостатками привилегированной касты. Ожидать отъ англійской аристократіи чести, мудрости, безкорыстія и патріотизма совершенно неосновательно: нельзя собрать то, чего никто не сѣялъ. Лесть порождаетъ высокомѣріе, богатство — себялюбіе, власть — самодурство, праздность — развратъ; поэтому неудивительно, что въ палатѣ пэровъ господствуютъ эти качества и что, другими словами, палата пэровъ — великая преграда къ народному благосостоянію и истинному прогрессу въ Англіи.

II.
Дипломаты.

Для молодыхъ людей съ аристократическимъ именемъ и врожденнымъ талантомъ дипломатическая карьера можетъ быть пріятнымъ ремесломъ, но для всякаго другого какъ-то неловко находиться на службѣ ея величества англійской королевы въ иностранныхъ государствахъ. Дипломатія въ Европѣ перестала быть серьёзнымъ дѣломъ. Теперь, для посла нѣтъ подходящаго поля дѣйствія. Двое чиновниковъ, соединенныхъ телеграфической проволокой, ведутъ за него всѣ оффиціальныя сношенія, а когда случится въ той странѣ, гдѣ онъ находится, что-либо замѣчательное, то газетные корреспонденты далеко опережаютъ своими депешами его формальныя донесенія. Современному посланнику даже не дозволяютъ высоко задирать носъ. Если онъ хочетъ сохранить свое мѣсто и жалованье, то долженъ вести себя смиренно, потому что при малѣйшемъ желаніи разъиграть какую-нибудь роль, правительство, при которомъ онъ акредитованъ, тотчасъ подниметъ его на смѣхъ и начнетъ интригу объ его отозваніи, что обыкновенно удается въ виду многочисленныхъ завистниковъ и соперниковъ въ Лондонѣ. Безцвѣтный же человѣкъ, съ гибкой спиной, безпрекословно исполняющій все, что ему приказано, можетъ припѣваючи прозябать посломъ, пока его добропріятели находятся у кормила правленія въ Англіи. Главныя должности на дипломатической службѣ щедро оплачены; нѣкоторые послы получаютъ до десяти тысячъ фунт. стерл., не считая еще различныхъ добавочныхъ статей дохода, какъ путевыя, на подъемъ, секретныя суммы и пр. Одинъ смѣлый дипломатъ получилъ этимъ путемъ въ нѣсколько мѣсяцевъ сто тысячъ фунт. стерл., и представилъ такой аптекарскій счетъ, что общественное мнѣніе Англіи переполошилось бы, еслибъ архивъ министерства иностранныхъ дѣлъ не былъ сохраняемъ въ строжайшей тайнѣ. Другой почтенный посланникъ, дававшій отличные обѣды, по возвращеніи въ Лондонъ, привезъ домой 700,000 фунт. стерл., плодъ его международныхъ переговоровъ, но, по несчастью, спустилъ ихъ на иностранныхъ спекуляціяхъ. Третій, уже настоящій посолъ, занимался съ успѣхомъ похвальнымъ ремесломъ закладчика въ бурныя времена, предшествовавшія декабрьской имперіи, пріобрѣлъ нѣсколько прекрасныхъ помѣстій, завелъ любопытную коллекцію драгоцѣнныхъ вещей и съ тѣхъ поръ пользуется общимъ уваженіемъ. Но романтичный Востокъ доселѣ составляетъ золотую жилу дипломатовъ. Опытный дипломатъ можетъ отлично обдѣлывать свои дѣла безъ малѣйшаго скандала; ничего не стоитъ превратить землю, пожертвованную въ многолюдномъ городѣ на церковь или кладбище, въ банковый билетъ, и одинаково легко женѣ посланника увеличить число своихъ семейныхъ брилліантовъ, благодаря тому, что ея мужъ узналъ ранѣе всѣхъ придворный скандалъ. Національное банкротство, случившееся на памяти настоящаго поколѣнія, оказалось источникомъ богатства для дипломатовъ, умѣвшихъ сохранить его на время въ тайнѣ. Одинъ почтенный джентльмэнъ нажилъ при этомъ въ мгновеніе ока 200,000 ф. ст. Почти всѣ англійскіе посланники начинали свою карьеру бѣдными людьми. Одинъ изъ нихъ добродушно разсказывалъ, что въ молодости часто обѣдывалъ однимъ корабельнымъ сухаремъ, а послѣ своей смерти, оставилъ 400,000 фунт. стерл. Никто изъ посланниковъ, по возвращеніи въ Англію, не находился въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Быть можетъ, по невѣдомому закону природы, у нихъ чудеснымъ образомъ открывается крупный счетъ въ банкѣ въ извѣстную эпоху ихъ дипломатической карьеры или, быть можетъ, они заслуживаютъ наибольшей благодарности страны, которая не обязана слушать ихъ рѣчей и только читаетъ блестящія описанія ихъ геніальныхъ подвиговъ по кулинарной части.

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, на всемъ свѣтѣ было только пять пословъ, представлявшихъ ея величество великобританскую королеву. Одинъ изъ нихъ началъ жизнь писцомъ у стряпчаго, другой былъ шотландецъ, женившійся на титулованной наслѣдницѣ, а остальные трое родились лордами. Ни одинъ изъ нихъ ничего не написалъ, не сказалъ и не сдѣлалъ замѣчательнаго, чтобъ заслужить подобной чести. Послѣдній посолъ, дѣйствительно отличавшійся рѣдкими способностями, былъ лордъ Даллингъ, но люди знающіе говорятъ, что онъ сдѣлался посломъ по какому-то непонятному чуду, а сохранилъ эту должность только потому, что, благодаря нездоровью, почти постоянно находился въ отпуску. Впрочемъ, мѣсто англійскаго посланника при иностранномъ дворѣ стало въ послѣднее время невыносимымъ для человѣка энергичнаго и разумнаго. Онъ не имѣетъ ни малѣйшей иниціативы и вся его дѣятельность разыгрывается телеграфомъ, который днемъ и ночью не перестаетъ руководить каждымъ его шагомъ. Въ прежнія времена, послы пользовались довѣріемъ коронованныхъ особъ, при которыхъ были акредитованы, и иногда ихъ личныя сношенія приносили пользу, но съ тѣхъ поръ, какъ разговоры дипломатовъ съ императорами и королями стали печататься въ синихъ книгахъ, то благоразумные монархи, случайно встрѣтивъ посланника, предпочитаютъ молчать. По всѣмъ этимъ причинамъ, совершенно напрасно газеты недавно подняли крикъ противъ преобладанія въ дипломатической службѣ лордовъ. Если всѣми признано, что посланники не имѣютъ ни правъ, ни обязанностей, то тупыя, титулованныя фигуры могутъ очень прилично занимать такія безсмысленныя мѣста. Напримѣръ, никто съ такимъ достоинствомъ и быстротой не убѣжалъ изъ Парижа передъ осадой и послѣдней революціей, какъ толстый, жирный лордъ Лайонсъ, который, предоставивъ англійскихъ подданныхъ на произволъ судьбы, преспокойно готовилъ въ Италіи съ своимъ поваромъ удивительные соусы, тогда какъ его американскій сотоварищъ, мистеръ Вашборнъ, получая вчетверо менѣе содержанія, заботился о благосостояніи своихъ соотечественниковъ во все время осады Парижа.

Какъ попадаетъ люди въ послы, сказать довольно трудно. Все зависитъ отъ протекціи и случая, но часто посольство является богадѣльней для отставныхъ политическихъ дѣятелей или удобной кладовой, куда убираютъ опаснаго соперника, который немедленно становится безвреднымъ инвалидомъ. Но гораздо интереснѣе вопросъ — могутъ ли и должны ли быть послы лучшими представителями своихъ націй. Конечно, отъ лицъ, подобныхъ настоящему персоналу дипломатовъ, нечего ожидать хорошаго, но невольно является мысль, что посланникъ, имѣющій здравое понятіе о своихъ обязанностяхъ, могъ бы оказать большія услуги своей родинѣ. Онъ могъ бы основательно изучить исторію, обычаи, законы, экономическое и финансовое состояніе страны, слѣдить за всѣми научными открытіями; однимъ словомъ, разумному посланнику, который обратилъ бы всю свою дѣятельность на эти предметы, свѣтъ былъ бы обязанъ открытіемъ новыхъ истинъ, новыхъ источниковъ богатства, новыхъ формъ народнаго благоденствія. И это было бы очень возможно, еслибъ послами были, по примѣру Франклина, Гумфри Дэви, Генри Гилландъ, Ерскинъ, Брюстеръ, Ватъ и тому подобныя свѣтила, не говоря уже о современныхъ знаменитостяхъ.

Въ настоящее же время, дѣло ведется совершенно иначе. Назначаютъ посломъ стараго, тупого лорда, съ которымъ постоянно болтаютъ пустяки по телеграфу чиновники Даунингъ-Стрита, а секретаремъ посольства другого, столь же тупого, но болѣе молодого джентльмэна, не вѣдающаго о содержаніи телеграфной болтовни, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда онъ временно занимаетъ мѣсто посла. Они обыкновенно въ ссорѣ между собой, не говорятъ другъ съ другомъ, и въ письмахъ къ друзьямъ изливаютъ свою желчь. «Чортъ бы побралъ этого дурака, пишетъ высокоблагородный мистеръ Бабльтонъ: — онъ никогда не уѣзжаетъ въ отпускъ». «Я не могу взять отпуска, пишетъ лордъ Фадльтонъ: — этотъ проклятый мальчишка увидалъ бы мою секретную и конфиденціальную депешу объ удивительномъ показаніи придворнаго лакея касательно новыхъ ботинокъ королевы». Мелкая посольская сошка точно также злобствуетъ другъ на друга. Военный агентъ, обыкновенно генералъ, считаетъ себя обиженнымъ, что секретарь посольства идетъ впереди его на придворныхъ церемоніяхъ. Состоящіе при посольствѣ завидуютъ другъ другу и занимаются только сплетнями и интригами. Видсби — любимчикъ посла и исполняетъ всѣ выгодныя порученія, Бидсби — консулъ и посольскій библіотекарь, также пользуется крохами, а Дидсби, не имѣя никакихъ доходовъ, находится въ оппозиціи. Что же касается до представителей золотой молодежи: Гиджинкса, Шайкока и Крэша, то они большую часть года въ отпуску, а въ остальное время кутятъ и ухаживаютъ за актрисами; но посолъ добродушно улыбается, когда до него доходятъ слухи объ ихъ продѣлкахъ, потому что онъ долженъ значительныя суммы отцу одного изъ нихъ, другой — племянникъ лэди Фадльтонъ, а третій — сынъ министра иностранныхъ дѣлъ.

Второе мѣсто послѣ пословъ занимаютъ въ дипломатической іерархіи чрезвычайные посланники и полномочные министры. Всякій приличный джентльмэнъ, имѣющій деньги или умѣющій ихъ молча добывать и снабжать ими кого слѣдуетъ, можетъ разсчитывать сдѣлаться въ зрѣлые годы чрезвычайнымъ посланникомъ и полномочнымъ министромъ ея величества. Если онъ пользуется большой протекціей, то однимъ прыжкомъ можетъ получить чрезвычайное посольство, хотя въ послѣднее время подобные примѣры стали рѣдки, такъ какъ люди, имѣющіе руку въ министерствѣ, предпочитаютъ болѣе выгодныя должности, чѣмъ безсмысленный постъ посланника, который даже утратилъ свой прежній блескъ отъ отсутствія щедраго гостепріимства. Во времена такихъ дипломатовъ, какъ Стюартъ, Норманби, Темль, Симоръ и послѣдній представитель этой плеяды, лордъ Блумфильдъ, посланники имѣли открытый домъ и радушно принимали всѣхъ англійскихъ путешественниковъ. Современные посланники отказались отъ этого почтеннаго обычая и чаще обѣдаютъ въ гостяхъ, чѣмъ дома, такъ какъ купцы, финансисты и ростовщики всего свѣта считаютъ за честь приглашать къ обѣду посланниковъ. Послѣдніе же, отличаясь обыкновенно туго накрахмаленными галстухами, прекрасно выкрашенными волосами и отличнымъ аппетитомъ, охотно являются на подобные банкеты и съ годами становятся тонкими цѣнителями чужихъ винъ.

Мистеръ Дженкинсъ Батгурстъ Дженкинсонъ можетъ служить типомъ секретаря посольства. Въ его семействѣ существуетъ преданіе, что одна изъ прабабокъ была тетка по мужу закадычнаго друга лорда Ливерпуля, а потому, всѣ представители семьи съ тѣхъ поръ считали себя аристократами. По этой причинѣ и лордъ Джонъ Бостль назначилъ сразу Дженкинса состоящимъ при парижскомъ посольствѣ, но оказалось, что старшій чиновникъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ уже обѣщалъ, конечно, за приличное вознагражденіе, эту должность другому, и Дженкинса упрятали въ миссію при полузабытомъ сѣверо-германскомъ дворѣ. Понявъ въ чемъ дѣло, и пользуясь милостями богатой тетки, онъ оставилъ все свое жалованіе въ рукахъ ловкаго стряпчаго, обдѣлывавшаго дѣла старшаго чиновника въ министерствѣ, и быстро пошелъ бы въ гору, еслибъ не сдѣлалъ съ самаго начала своей карьеры двухъ ошибокъ. Онъ сталъ слишкомъ усердно ухаживать за мѣстной банкиршей, что возстановило противъ него посланницу, которая, конечно, наговорила на него мужу. Съ помощью стряпчаго, Дженкинсъ перешелъ въ другую миссію, но тутъ ударился въ противуположную крайность. Онъ такъ энергично сталъ поддѣлываться къ холостяку посланнику, что тотъ возложилъ на него всѣ обязанности по миссіи и старательно устранялъ всякое его повышеніе, боясь чтобы у него не отняли такого прекраснаго слуги. Прошло шесть тяжелыхъ лѣтъ и мистеръ Дженкинсонъ израсходовалъ все маленькое состояніе, оставленное ему теткой, которая успѣла уже умереть, какъ неожиданно перемѣнилось министерство; посланника удалили и Дженкинса перевели въ Константинополь. Тамъ онъ случайно познакомился съ богатымъ лордомъ Трюфльтономъ, который катался по Егейскому морю въ своей яхтѣ. Найдя, что юный дипломатъ приготовляетъ омлетъ съ томатами лучше его повара, онъ такъ привязался къ нему, что перевелъ его секретаремъ посольства прежде въ Бернъ, а потомъ въ Неаполь. Большую часть своего времени Дженкинсъ проводилъ при особѣ своего высокаго покровителя, но, однакожъ, не согласился совершенно покинуть дипломатію и поступить на частную службу къ лорду Трюфльтону.

— Напрасно, говаривалъ часто этотъ добродушный эпикуреецъ: — я далъ бы вамъ триста фунтовъ въ годъ, ливрею, т. е. Дэвисъ шилъ бы вамъ платье, и вы получили бы пенсіонъ подъ старость. Я могу быть щедрымъ. Мои предки достаточно наворовали для меня и вотъ уже два поколѣнія въ нашей семьѣ люди честные. Напротивъ, ваши теперешніе господа должны сами воровать и имъ не до васъ. Мой благородный другъ, лордъ Фэрби, хотя у него должны быть деньги, хуже всѣхъ. Мое мѣсто для васъ выгоднѣе казенныхъ должностей, конечно, за исключеніемъ нѣкоторыхъ мѣстечекъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ, которыхъ вамъ не видать, какъ своихъ ушей.

На другой день послѣ одного изъ подобныхъ разговоровъ, лордъ. Трюфльтонъ скоропостижно умеръ, не оставивъ никакого завѣщанія. Разочарованный Дженкинсъ былъ вынужденъ вернуться къ своему посту въ Неаполь, гдѣ онъ продолжалъ оказывать, всевозможныя услуги богатымъ англійскимъ туристамъ, но уже болѣе не наткнулся на такого щедраго патрона. Наконецъ, одна итальянская герцогиня потребовала мѣсто Дженкинса для какого-то юнаго, только что испеченнаго дипломата и онъ, конечно, съ помощью стряпчаго и вліятельнаго министерскаго чиновника, попрежнему получавшихъ все его жалованіе, былъ переведенъ секретаремъ посольства въ Берлинъ, гдѣ состоитъ и понынѣ, мечтая о высокомъ постѣ посланника и боясь, чтобъ его не убрали куда-нибудь въ качествѣ генеральнаго консула, что иногда случается.

Благородный Перегринъ-Вилерсъ-Тимминсъ, безцвѣтный, приличный джентльмэнъ сорока трехъ лѣтъ, никогда не зналъ ни дружбы, ни любви изъ боязни, чтобъ не пострадала отъ этого его карьера, и вслѣдствіе этого состоитъ секретаремъ миссіи въ Копенгагенѣ. Врядъ ли онъ поднимется выше по дипломатической лѣстницѣ, такъ какъ онъ четвертый сынъ виконта Нокашингмора, плохо платитъ оброкъ министерскимъ чиновникамъ и имѣетъ всего за душою пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ жалованія, четыре головныя щетки, двѣ пары запонокъ, перстень съ сомнительнымъ брилліантомъ, коллекцію лакированныхъ сапоговъ, не очень блестящій гардеробъ, пару взъерошенныхъ бакенбардовъ и одинъ фальшивый зубъ. Несмотря на баснословную тупость Тимминса, онъ не безъ хитрости; онъ получилъ свое мѣсто благодаря доносу, сдѣланному на товарища, который, по своимъ способностямъ, составлялъ рѣдкое исключеніе среди англійскихъ дипломатовъ, и, говорятъ, вскорѣ женится на баронессѣ Шошильдъ, богатой пятидесяти-семи-лѣтней вдовѣ.

Блестящимъ представителемъ многочисленной плеяды лицъ, состоящихъ при посольствахъ, былъ Гью-Паладинъ, четвертый сынъ лорда Мереворта. Онъ вышелъ однимъ изъ первыхъ изъ Оксфорда, выдержалъ экзаменъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ и началъ свою карьеру состоящимъ при одной изъ германскихъ миссій. Онъ былъ любимчикомъ посланника и посланницы и пошелъ бы очень далеко въ дипломатической службѣ, еслибы съ нимъ не случилась романтическая исторія. Одна августѣйшая особа услыхала однажды на улицѣ, какъ онъ пѣлъ, сидя у окна, какой-то нѣмецкій романсъ и объявила, что онъ поетъ, какъ ангелъ. Лучше было бы для молодого дипломата, еслибы у него вовсе не было голоса. Съ этой минуты, августѣйшая особа требовала, чтобы онъ цѣлый день распѣвалъ съ нею дуэты и, конечно, юноша потерялъ свое сердце. Никому не было извѣстно, платила ли ему принцесса взаимностью, но только она вышла замужъ за еще болѣе августѣйшую особу, чѣмъ она сама. Этотъ бракъ окончательно погубилъ Гью-Паладина: онъ бросилъ дипломатію и въ теченіе двадцати лѣтъ слѣдовалъ всюду за блуждающимъ огонькомъ, который подчасъ заводилъ его Богъ знаетъ въ какія трясины. Наконецъ, въ одинъ прекрасный день, въ газетахъ появилось извѣстіе объ его неожиданной смерти.

Англійская консульская служба, хотя входитъ въ дипломатическое вѣдомство, составляетъ нѣчто совершенно особое. Генеральные консулы за исключеніемъ Марокскаго и Тегеранскаго, которые вмѣстѣ съ тѣмъ полномочные министры, въ сущности, ни курица и ни птица, ни рыба и ни ракъ. По своему званію, генеральный консулъ стоитъ на одной ногѣ съ генералъ-маіоромъ и контръ-адмираломъ, а жалованье его гораздо больше, но министръ иностранныхъ дѣлъ можетъ, если ему вздумается, назначить на это мѣсто своего лакея. Конечно, прямой выводъ изъ этого ненормальнаго положенія, что люди съ характеромъ и воспитаніемъ не любятъ поступать на такую должность, гдѣ ихъ каждый день можетъ замѣнить какой-нибудь проходимецъ. Обыкновенно генеральными консулами бываютъ или люди разочаровавшіеся въ болѣе блестящей дипломатической карьерѣ или богатые иностранцы, какъ, напримѣръ, баронъ фонъ-Шнапвитцъ, считающій это званіе значительной гарантіей своей фирмы на случай войны, или отставной офицеръ, наводящій ужасъ на туземцевъ Африки или, наконецъ, всевозможные проходимцы, заручившіеся протекціей въ министерствѣ.

Лордъ Пальмерстонъ увѣрялъ въ парламентѣ, что консулы не джентльмэны и, дѣйствительно, трудно себѣ вообразить, какую страшную смѣсь лицъ и національностей представляетъ консульскій персоналъ Великобританіи. Цѣлыя семьи овладѣваютъ извѣстной мѣстностью и не допускаютъ никого посторонняго на консульскія мѣста. Такъ, очень неблаговидное Левантинское семейство занимало недавно всѣ консульскія должности отъ Мальты до Трапезунда и отъ Эрзерума до Тегерана; а семья одного стряпчаго Вилькинса дѣлаетъ доселѣ чудеса въ Сѣверо-Американскихъ Штатахъ по консульской части. Даже аристократія не брезгаетъ этимъ званіемъ и въ числѣ родственниковъ одного шотландскаго лорда насчитываютъ двухъ генеральныхъ консуловъ, двухъ консуловъ и одного вице-консула. Но чаще всего консульскія мѣста распредѣляются между лицами, оказавшими министру какую-нибудь услугу; между ловкими курьерами, сыновьями камердинеровъ и кухарокъ, свидѣтелями, показавшими въ его пользу въ скандальныхъ процессахъ, мужьями веселыхъ дамъ и пр. и пр. Лучшими консулами считаются благородные и добродушные флотскіе капитаны въ отставкѣ, но ихъ число въ послѣднее время очень уменьшилось и уже теперь нигдѣ не найдешь такихъ консуловъ какъ Ролинсонъ въ Багдадѣ и Розъ въ Бейрутѣ, которые пользовались общимъ уваженіемъ и большей властью въ странѣ, чѣмъ нѣкоторыя коронованныя особы. За то еще недавно консуломъ въ Алеппо, ходившемъ въ турецкомъ костюмѣ и прозванномъ туземцами «Верховнымъ существомъ», былъ нѣкто Баукеръ, отецъ котораго оказалъ какую-то позорную услугу герцогу Кумберландскому.

Вице-консулы назначаются по закону генеральными консулами, когда и гдѣ того требуютъ интересы англійской торговли. Но на практикѣ всѣ эти назначенія сосредоточены въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ, такъ какъ это мѣста очень выгодныя. Честный человѣкъ получитъ, служа вице-консуломъ, напримѣръ, въ Тулонѣ, не болѣе 50 ф. стер. въ годъ, по ловкій негодяй наживаетъ большія деньги, исполняя въ одно и тоже время обязанности вице-консула, мѣнялы, содержателя отеля для путешественниковъ и гостинницы для матросовъ, путеводителя по окрестнымъ достопримѣчательностямъ, агента корабельныхъ фирмъ и т. д. Есть еще особый видъ вице-консуловъ, это, такъ называемые, министерскіе проходимцы, которые, пользуясь большой протекціей и проживая въ Парижѣ, переходятъ съ мѣста на мѣсто, пока вдругъ, въ одно прекрасное утро, просыпаются чрезвычайными посланниками и полномочными министрами. Этотъ любопытный типъ очень развился во время управленія министерствомъ иностранныхъ дѣлъ пресловутымъ лордомъ Ферби, хладнокровное благоразуміе и великія государственныя способности котораго прославлялись во всѣхъ газетахъ.

На самой послѣдней ступени дипломатической службы стоятъ королевскіе курьеры. Лѣтъ тридцать тому назадъ, это было очень пріятное и выгодное ремесло, такъ что за мѣсто королевскаго курьера съ охотой платили шесть и семь тысячъ фунтовъ стерлинговъ. Но желѣзныя дороги все измѣнили; королевскіе курьеры теперь самые скромные люди, получающіе небольшое содержаніе, путешествующіе въ вагонахъ перваго класса и имѣющіе право провозить безъ таможеннаго осмотра только пакеты съ депешами. Конечно, въ этихъ пакетахъ часто содержится много посторонняго, но все-таки уже нельзя, какъ въ старину, провести турецкихъ шалей на 16,000 ф. стер. Если курьерскіе пакеты приносятъ мало пользы самимъ курьерамъ, то нельзя того же сказать о нѣкоторыхъ дипломатахъ и министерскихъ чиновникахъ, которые, подъ видомъ депешъ, посылаютъ и получаютъ свѣдѣнія, дающія имъ возможность вести биржевую игру на вѣрняка. Недавно еще, одна дама, имѣющая большія сношенія въ дипломатическомъ мірѣ выручила этимъ путемъ двадцать тысячъ фунтовъ. Точно также курьерскіе пакеты часто заключаютъ въ себѣ секретныя письма, потомъ появляющіяся въ видѣ корреспонденцій, что одинаково прибыльно и дипломатамъ и издателямъ газетъ.

"Отечественныя Записки", № 1, 1882