САТИРА править
Печатать позволяется съ тѣмъ, чтобы по напечатаніи представлены были въ Ценсурный Комитетъ три экземпляра. Москва. 1829 года, Іюля 27 дня.
ПЕРЕВОДЪ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.
править
ПѢСНЬ X. править
Миронъ! Я вижу ты уже и въ самомъ дѣлѣ
Жениться предпріялъ, и на этой недѣлѣ.
Не думалъ, признаюсь, чтобъ человѣкъ съ умомъ
Могъ этакъ рисковать; а ты ужъ и съ отцемъ
Поладилъ, все рѣшилъ, и свадьбы день назначилъ!
Смотри! чтобъ послѣ ты себя не одурачилъ;
Не сталъ бы каяться, не сталъ бы говорить:
Что и изъ друзей ни кто не вздумалъ совратить
Совѣтами тебя съ сего пути ужасна!
То знай, Миронъ! Винить ты будешь всѣхъ напрасно.
Я первый, истину какъ должно возлюбя,
Въ намѣреньи твоемъ готовъ пропнуть тебя.
Прими сей мой совѣтъ, который другъ вѣщаетъ:
Скажи мнѣ напередъ, чѣмъ бракъ тебя прельщаетъ?
Невѣста коль твоя, красавица собой,
И превосходитъ всѣхъ своею бѣлизной,
Имѣетъ стройный станъ, скромна, крошка по нравѣ,
Умъ, нѣжность колоса; у всѣхъ въ великой славѣ;
Съ ней кучи золота, что въ вѣкъ не перечесть;
Готовитъ для тебя твой нарѣченный тестъ
Родство презнатное, въ которое вступаешь;
Ну словомъ: все ты въ ней блаженство обрѣтаешь.
А больше чѣмъ влечетъ она тебя къ себѣ?
Не тѣмъ ли, что красотъ завидныхъ нѣтъ въ тебѣ?
Ни ты чтобъ славенъ былъ, богатства не имѣешь,
Обворожатъ собой красавицъ не умѣешь.
Такъ стало ее рокъ расположилъ къ тебѣ,
Какъ не завидовать тебѣ въ твоей судьбѣ!
Коль дѣвушка горитъ не къ намъ, а лишь къ карману,
То тамъ того и жди, что скоро быть обману.
Онажъ искателямъ на зло, ихъ не любя,
При нихъ краснѣетъ вся, но смотритъ на тебя.
Согласенъ, ты счастливъ, и говорю не ложно,
Что счастливѣй тебя быть въ мірѣ не возможно;
Но вотъ отъ части что еще меня страшитъ:
Что вѣчно ли она тѣ чувства сохранитъ,
За кои такъ легко свободой ты рискуешь;
Мечты, которыя въ умѣ своемъ рисуешь,
То сбудутсяль онѣ? И продолжатсяль вѣкъ?
Чтобъ модный шарлатанъ тѣ блага не пресѣкъ!
И не былъ бы ты самъ еще тому виною!
Вообрази себѣ: съ молоденькой женою
Возможешь ли сидѣть все въ четырехъ стѣнахъ?
Лѣтъ! — Правда ли? — Ты быть съ ней долженъ на балахъ,
Во всѣхъ собраніяхъ, гдѣ роскошной рукою
Утѣхи собраны; — тамъ рой мущинъ толпою
Помчится по слѣдамъ вездѣ твоей жены.
Ты знаешь: женщины всѣ такъ сотворены,
Что воздыхателей онѣ не ненавидятъ,
И отъ мужа любить грѣха со всѣмъ не видятъ;
Но въ чувствахъ отвѣчать обязанностью чтутъ;
А строги правила невѣжествомъ зовутъ.
Положимъ, что твоя есть образъ совершенства,
И ни кому съ тобой не сдѣлаетъ равенства,
Но можетъ вображать: кто нравится глазамъ,
Тушъ преступленья нѣтъ марающаго дамъ.
Зародыша любви она не понимаешь;
А чувствуетъ, что нѣтъ кого-то, и — скучаетъ.
Сама не вѣдаетъ кто нуженъ такъ для ней,
Изъ окружающихъ сотъ нѣсколькихъ людей!
И послѣ какъ въ.толпѣ она того встрѣчаетъ,
Въ минуту вспыхнула, какъ пламень запылаетъ;
А сердцу стоитъ разъ не много по отстать
Въ супружней вѣрности, — тамъ трудно унимать;
И если мужъ въ женѣ премѣну замѣчаетъ,
То долженъ дѣлать такъ, какъ будто и не знаетъ;
Не то весь свѣтъ его ревнивцемъ прозоветъ,
Тираномъ, варваромъ у всѣхъ онъ прослывешь.
Преступну видя страсть, онъ долженъ уклоняться,
Любовникамъ мѣшать не смѣть намѣреваться.
Въ театры повезешь! — Тамъ встрѣтитъ ее взоръ
Истаивающихъ въ любви! — Ихъ разговоръ
Навѣрно внѣдрится въ ея невольны чувства.
Тамъ дѣти Марсовы, во всей красѣ искуства
Явятъ геройскій духъ! Узритъ въ ихъ ранахъ кровь;
А тамъ!… Венеринъ сынъ возжетъ въ ней къ нимъ любовь.
Тогда ужъ ты пропалъ; она другимъ пылаетъ;
Тебѣжь седьмую часть: всю дружбу предлагаетъ.
Вотъ это каково? Ну, что любезный другъ?
Ты что-то сердится? завидный мой супругъ! —
— Нимало. Мыслить всякъ, какъ хочетъ кто, такъ воленъ;
Но изъ опеки я давно уже уволенъ.
За дружескій совѣтъ тебя благодарю;
Но я по своему на этотъ бракъ смотрю,
И мысль твоя для всѣхъ закономъ быть не можетъ.
Пускай лишь слабые умы она тревожитъ;
Яжъ правъ. Вотъ почему. — Я знаю напередъ,
Ты скажешь: я ее разсматриваю съ годъ.
Изгибы сердца всѣ, не чувствами я мѣрилъ
(Конечно, сердцубъ въ томъ ни какъ я не повѣрилъ);
Но посторонними глазами я глядѣлъ,
И перемѣны въ ней ни малой не нашелъ.
Все одинакова, все тѣ же совершенства,
Въ которыхъ я мое надѣюсь зрѣть блаженство.
Есть браки, слова нѣтъ! которыхъ узы — цѣпь!
Ктожъ въ этомъ виноватъ? — женихъ! когда онъ слѣпъ,
И мужемъ сдѣлавшись, весь оперся на счастье;
И молодой своей все отдалъ самовластье,
И смотритъ на жену всегда въ двойной лорнетъ,
Какъ на любовницу! — Ужъ тутъ надежды нѣтъ.
Но вообще сказать: гдѣ нравы развращенны,
Не льзя… чтобы росли средь жены ихъ примѣрны:
Не должно мыслить такъ; то мнѣнье будетъ въ стыдъ
Тому, кто злобно вѣкъ, неправильно чернитъ"
Примѣровъ нынѣ есть на свѣтѣ очень много,
Какъ въ правилахъ себя ведутъ супруги- строго.
Иль взглянемъ въ древности, Фринея (*) гдѣ цвѣла;
И Пинелопа (**) съ ней въ одной странѣ росла.
(*) Фринея, распутная Гречанка.
(**) Пинелопа, Уллисова супруга, образецъ цѣломудренности.
Хоть солнце и одно всю землю согрѣваетъ;
Но розу и полынь все таясь земля раждантъ.
Такъ браковъ много есть, завидныхъ, что мужья
Съ ихъ женами, по смерть любовники — друзья.
Все такъ, согласенъ я! Ты славно изъяснился,
И долгъ соблюлъ тѣмъ свой, что за жену вступился.
Но я но на лицо, а вообще сказалъ;
Чегобъ я на твоемъ бывъ мѣстѣ трепеталъ.
Но согласитсяль съ тѣмъ, чего на свѣтѣ болѣ:
Счастливыхъ ли мужьевъ, иль гибнущихъ въ злой долѣ?
И мужъ пока не мужъ, а только что женихъ.
Доколѣ счастья онъ въ женитьбѣ не достигъ,
А только дѣвушки плѣняся красотами,
Иль толстыми ея прельстяся сундуками,
Мечтаетъ, что съ небесъ онъ то руно укралъ у
Которое Зевесъ такъ тщательно скрывалъ.
Иль, не укравъ еще, а онымъ ужъ гордится
Не такъ ли, какъ и онъ, ребенокъ веселится?
Не ошибаетсяль? И какъ не попѣнять
Весьма невѣрному, и, вѣрнымъ рисковать?
Скажи: на свѣтѣ что свободы намъ милѣе?
И горькой участи не воли, что есть злѣе?
Всѣхъ насъ въ супружествѣ ждетъ: благо, илъ напасть!
И знавъ то, женимся! Чтожъ правитъ нами? — страсть!
А страсть съ безуміемъ, по мнѣ, одно и то-же.
Ну! если съ нею кто твое раздѣлитъ ложе,
И тѣмъ нарушитъ хоть жена твоя законъ;
А дѣтямъ все отецъ не кто другой, — Миронъ!
И если сбудется такое предсказанье,
Какое ощутишь въ душѣ твоей терзанье,
Коль сходства не найдешь въ нихъ малаго съ собой,
И даже съ матерью? — А велѣно судьбой,
Чтобъ дѣти были всѣ какъ вылиты въ отца*
И долженъ ты глядѣть на этаго срамца,
Презрѣвшаго законъ и дружбы, и пріязни?
Неистовый твой врагъ безъ малыя боязни
Ласкаетъ безъ стыда при всѣхъ твоихъ дѣтей;
Самъ на тебя женѣ мигаетъ онъ твоей.
Ты жъ, зная это все, въ душѣ лишь кроешь злобу,
Не смѣвъ ему открыть скорѣйшій путь ко гробу,
; А пособишь не льзя: разводныхъ нынѣ нѣтъ.
Къ чему тебя тогда страсть эта доведетъ?
Все знаю, ты всегда противникомъ былъ бракуй
Но въ первомъ ли тебѣ я встрѣтилъ забіяку?
Вѣнецъ супружества былъ прежде поносимъ,
Но пасквилаторовъ въ успѣхахъ мы не зримъ.
И прежде многіе: Фонтени, Моліеры,
Критиковали бракъ на разные манеры.
Виглонъ писалъ объ немъ, писалъ и Рабеле,
Маротъ и Аріостъ, Бабасъ, еще Геле,
И всѣ сатирики писали, надувались,
Плодами же своихъ трудовъ не наслаждались.
Но, вопреки имъ всѣмъ, священный сей союзъ
Крѣпчалъ и составлялъ блаженство брачныхъ узъ;
Онижъ! Съ стыдомъ въ домахъ, въ безмолвіи сидѣли,
И съ ярой злобою на счастливыхъ глядѣли;
И, можетъ изъ числа враждебныхъ сихъ мужчинъ,
Ругать имъ женскій полъ чуть не былоль причинъ;
Чуть не явилъ ли кто собой обращикъ свѣшу,
Чтобъ не найти въ женѣ — ходячую монету;
То надобно ее умѣть намъ сберегать,
И добрую жену рабою не считать.
Не должно) чтобъ она цѣпями бракъ считала,.
Чтобъ, мужа, не боясь, любила, почитала;
Въ желаніяхъ ея была бы вся своя.
Вотъ о супружествѣ какая мысль моя.
Я вижу, что тебя, мой другъ, не переспоришь;
Пожалуй замолчу! Но, ежели дозволишь,
Чтобъ правды предъ тобой мой голосъ не умолкъ,
Прими не мой совѣтъ, прими всеобщій толкъ.
Всѣ въ свѣтѣ говорятъ: ужель насъ всѣ глупѣе?
Но мы, теорики; тѣжъ, въ практикѣ сильнѣе.
Мужья ужъ и отцы, имѣютъ и внучатъ;
Ужели и они намъ правды не внушатъ?
Изъ нихъ иные есть: при изобильи плачутъ;
А жены ихъ, съ родней, по всѣмъ гуляньямъ скачутъ.
У женниныхъ родныхъ все есть на его щотъ;
А мыслятъ: скоро ли нашъ дядюшка умретъ?
Ахъ! скороль сами мы разполагать всѣмъ будемъ,
И низкую сію зависимость забудемъ?
Какая это жизнь! чтобъ всякій день торчать,
Въ глаза ему глядѣть и мины замѣчать?
Все это изъ чего? — Изъ тысячи рублей!
Ахъ! еслибъ онъ издохъ какъ можно поскорѣй.
Женажъ! все слышитъ то, и имъ же потакаетъ;
Не меньше и сама въ душѣ тогожъ желаетъ.
Вѣдь что ни говори, а ты въ рукахъ у ней!
Да если другъ ея прелютый твой злодѣй,
Ту опробуетъ мысль, и дастъ совѣтъ полезный:
Какъ разъ отправится супругъ нашъ прелюбезный
Во области тѣней — Родные заревутъ
Тамъ, тѣло съ помпою могилѣ предадутъ;
Легальная вдова во трауръ облечется,
И явитъ свѣту тѣмъ, что снова продастся.
И мужу не прошло еще шести недѣль,
А уже новую зажегъ лампаду Лель!
ПРОДОЛЖЕНІЕ X, ПѢСНИ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.
править
О! сколь ужасна намъ супружества стезя,
Путь длинный! И по немъ должны идти скользя,
Все оступаясь, и конца его не знаемъ:
Что выиграемъ тамъ, иль вовсе проиграемъ.
Безъ бюта вѣрнаго, зажмуривши глаза
Вступаемъ на него, и видимъ, что гроза
Нависла тучами и многихъ поразила!
Сраженныхъ Мы не зримъ; зримъ коихъ пощадила.
Счастливыхъ въ тысячѣ троихъ коль можемъ счесть,
То думаемъ и намъ готова та же честь.
Бываютъ разные характеры въ семъ полѣ,
И бремя женъ несутъ мужья всѣ въ разной долѣ.
Иной, отъ злой жены, — украдкой слезы льетъ;
Другой, отъ вѣтреной, — ему покоя нѣтъ.
Скупая, — сундуки на крѣпко запираетъ;
И мужа въ мотовствѣ всечасно укоряетъ.
Безчестныя жены жестокость я слегка
(Которая свой планъ надъ прахомъ муженька
Безсовѣстно въ глазахъ всей публики свершаетъ)
Уже изобразилъ. Но пуще что стращаетъ!
Ахъ! Боже упаси ревнивыя жены!
Ужъ это истинно, что хуже сатаны!
Но ревность отъ любви всегда проистекаетъ,
То если и любовь, насъ даже ужасаетъ;
Чтожъ, если не любовь? Какихъ тутъ ждать отрадъ?
И чтожъ супружество теперь, когда не адъ?
— Займемся мы скупой и вѣтреной женою,
И взглянемъ: чѣмъ одна возьметъ передъ другою.
Коль, при наружности изящнѣйшихъ красотъ,
Но вѣтреной женѣ, попался мужъ не мотъ;
Хотя и не скупецъ, расчетъ всему лишь знаетъ, -"
Какая бѣднаго зла участь ожидаетъ (
Несчастный! прилѣпясь къ супругѣ всей душой,
Со тщаньемъ бережетъ всегда ея покой,
Предупреждаетъ мысль, желанья прихотливы;
Въ наградужъ видитъ что? — лишь взоры горделивы!
ІІли надутый видъ, не вѣдомо за что!
Потомъ онъ узнаетъ, что гнѣвалась за то:
Какъ могъ несносный мужъ о томъ не догадаться,
Что въ публику не льзя ни какъ ей показаться.
"Возможноль въ шали той, что ѣздила на балъ,
"Которую на мнѣ два раза всякъ видалъ,
"Поѣхать въ третій разъ? И что тогда всѣ скажутъ?
"Ужъ послѣ на меня и пальцемъ вѣдь укажутъ!
"При состояніи, отряпницей всегда
"Является при всѣхъ безъ всякаго стыда!
"Когда онъ этакъ скупъ, за чѣмъ же онъ женился?
«Ну станулъ я терпѣть?» — онъ старый чортъ взбѣсился!
"Чего же стоитъ шаль? — Три тысячи рублей!
"Уже ль нѣтъ десяти карманныхъ въ годъ у ней?
"Всякъ скажетъ* Воспретить мнѣ ни кому не можно,
"II съ этимъ филиномъ сидѣть мнѣ дома должно.
"Чуть чепчикъ, иль борокъ понадобился мнѣ,
«Все кланяйся ему. Приличноль то женѣ?»
Тутъ мужъ, отъ горничной узнавъ причину эту,
Проворнѣе вели закладывать карету;
Верши умомъ своимъ, выдумывай скорѣй,
Чѣмъ можешь угодить женѣ своей вернѣй
(Пока еще она проснуться не изволитъ):
Скорѣе успѣвай! Не то — она прошколитъ:
Не приметъ съ полгода тебя и на глаза,
И дома жить сама не будетъ ни часа.
Ты опрометью мчись въ всѣ модны магазины,
Дабы увидѣть тѣнь въ лицѣ пріятной мины.
Въ наградужъ получилъ ты если поцѣлуй,
То значитъ это то: почаще такъ балуй!
Всѣ прихоти ея вмѣняй себѣ въ законы.
Коль окружать ее вертлявы Селадоны,
Присутствовать не смѣй въ той комнатѣ никакъ;
А то симъ ревности подашь женѣ ты знакъ,
И опротивишь ей, навлекши подозрѣнье,
Что въ вѣрности ея имѣешь ты сомнѣнье.
Для частыхъ праздниковъ ей нуженъ гардеробъ;
На сущи пустяки, не стоющи вниманья,
Что бъ осторожный мужъ, сверхъ всяка ожиданья,
За розныхъ множество: помадъ, румянъ, бѣлилъ,
Изъ сундуковъ своихъ пять тысячь въ годъ платилъ.
Хоть восхищатьсябъ могъ онъ самъ ея нарядомъ!
Напротивъ! — Онъ и сѣсть не смѣетъ съ нею рядомъ!
Не токмо при гостяхъ, но даже и одинъ;
Красотъ ея со всѣмъ не есть онъ властелинъ.
Не смѣетъ подойти, и приласкать не смѣетъ!
Изъ прочихъ въ правѣ всякъ! — Мужъ права не имѣетъ!
— Съ женитьбой у него открылись вечера.
Тамъ танцы, музыка, здѣсь — въ банкъ и въ штосъ игра.
Жена, и тамъ и сямъ, какъ бы Зефиръ летаетъ,
И въ банкъ, и въ экосезъ, по всюду успѣваетъ.
Мужъ изъ дали глядитъ, какъ счастливый понтёръ,
Умильный на жену его вперивши взоръ,
Нетерпѣливо ждетъ, какъ выиграетъ даму;
А между тѣмъ клянетъ свою судьбу упряму.
Та, бросивъ взглядъ ему, стрѣлою въ экосессъ,
И вѣршится какъ вихрь средь множества повѣсъ.
Мужъ видитъ шалуны ее какъ зацѣпляютъ,
Какъ къ прелестямъ ея всѣ пламенно пылаютъ,
Все видитъ, и — глядитъ на нихъ розиня ротъ
(Невинно зеркало, когда ужъ самъ уродъ).
При томъ, я не скажу, чтобъ даже въ помышленье,
Рѣшилась посягнуть на гнусно преступленье!
Лишь вѣтрена она, а больше ни чего.
Но мужу-то, прошу сказать мнѣ, — каково?
Вѣдь онъ не святодухъ! — Онъ, Богъ вѣсть, что мечтаетъ!
И всѣхъ танцовщиковъ себѣ родней считаетъ;
А дѣлать нечего! хоть грустно, для жены,
До трехъ часовъ не спать; а не жалѣй спины.
— Но взглянемъ же теперь на женщину скупую.
И мужу кто изъ нихъ дастъ выгоду какую?
Не назову я гдѣ, а то узнаетъ свѣтъ:
(Кому здѣсь имени, по крайней мѣрѣ, нѣтъ.
Пусть пасквилаторомъ меня не называютъ;
Но я увѣренъ въ томъ, что тотъ часъ всѣ узнаютъ,
О комъ я говорю; но пусть не отъ меня).
Былъ нѣкто (у него обширная родня)
Извѣстный человѣкъ, и очень почитаемъ
(За стряпчески дѣла) былъ тамошнимъ всѣмъ краемъ.
Родоначальникомъ его приказный былъ,
И кучки золота порядочны скопилъ
Для правнука сего. И этого безбожно
Чтобъ мотомъ смѣть назвать! — Но жилъ онъ, осторожно:
Три блюда всякій день имѣлъ онъ за столомъ,
И гость не уходилъ съ голоднымъ животомъ.
До лишнихъ прихотей былъ вѣчно не охотникъ.
Но что до щегольства, то былъ великій модникъ.
Вина и полпива въ дому не заводилъ
(Парами голову онъ рѣдко тяготилъ).
Не чувствовалъ ни въ чемъ онъ съ роду недостатка.
И между тѣмъ не зналъ, что есть такое взятка.
Доволенъ бывъ своимъ, былъ въ званьи семантикъ!
И какъ порядочно онъ жить всегда привыкъ,
(И можетъ нѣсколько онъ жилъ и не по чину,
Не уступалъ ни въ чемъ иному дворянину);
Довольное имѣлъ количество людей,
Держалъ онъ парочку въ конюшнѣ лошадей,
И дрожки, саночки. Чегожъ еще вамъ надо?
Рогатаго скота хоть небольшее стадо,
И словомъ: жилъ себѣ, какъ только онъ хотѣлъ*
Къ несчастію, родныхъ онъ множество имѣлъ,
И между прочими старухи замѣшались
(Которы изъ кони на сватьбахъ помѣшались).
Чтобъ внучикъ не вдался со времемъ въ мотовство,
Заблаговременно взялись за сватовство.
Емужъ вперилось въ умъ что холостому скука,
Безъ друга жизнь вести претягостная мука!
Что не съ кѣмъ радости, ни горя раздѣлить;
Съ женой и въ горести есть съ кѣмъ слезу пролить.
Родные всѣ къ нему съ совѣтами приспѣли:
И о красавицахъ того ему напѣли,
Что въ мысляхъ даже онъ страшился красоты.
Вступяжъ въ супружество, чтобъ послѣ нищеты
Не повстрѣчать ему, съ прибавленнымъ расходомъ,
Рѣшили такъ они: что лучше жить съ уродомъ,
Но лишь съ богатою, чѣмъ съ бѣдной красотой;
Чтобъ послѣ по міру нейти ему съ женой.
До тѣхъ поръ бѣгали старухи, что устали;
Но славную жену богатую сыскали;
За что до гроба имъ, обѣщанъ былъ покой.
Женили молодца на чучелѣ такой,
Что трудно описать, да трудно и повѣрить!
И какъ не надобно на свой аршинъ всѣхъ мѣрить
То вотъ тому примѣръ: несчастный сей простакъ
Съ богатою женой попалъ въ такой просакъ,
Что жизни былъ не радъ: люта неимовѣрно,
Скупа до скряжества и въ ревности примѣрна.
Наслышавшись она отъ постороннихъ женъ,
Что множество мужья имъ дѣлаютъ измѣнъ, —
А все это чрезъ что? чрезъ деньги и наряды, —
Желавъ предположить заранье всѣ преграды,
Въ несчастьи упредишь дабы себя такомъ,
Рѣшилась овладѣть въ началѣ муженькомъ.
И долго ли? Женѣ всѣ способы возможны;
Мужчины на это просты, неосторожны, —
Довѣрчивы всѣму; слова, въ которыхъ ядъ,
Малѣйшаго вреда себѣ отъ нихъ не мнятъ.
На все рѣшительны, и въ окончаньи скоры,
А паче съ злой женой, дабы спасшись отъ ссоры,
Все сдѣлаетъ, чего она ни пожелай.
Ну прежде, мужъ ключи отъ денегъ подавай,
Крестьянъ и слугъ тотъ-часъ отдай ей во владѣнье;
А послѣ въ домѣ все останное имѣнье.
На это женушка, знать славно знала свѣтъ!
У мужа: фракъ, сертукъ, шинель, картузъ, жилѣтъ!
Все, все обобрала къ себѣ подъ сохраненье,
Оставивши его лишь въ матерьнемъ рожденьѣ.
Предлогъ былъ истинный, и фальши не скрывалъ;
Не то, чтобы она ограбить на повалъ
Хотѣла мужа; — нѣтъ! А скупость и ревнивость,
Рѣшили на сію ее несправедливость.
Потомъ обдумавишсь, за лучшее сочла
Продать все лишнее, и тотъ часъ продала.
Пустила деньги въ ростъ, а мужъ сертукъ изъ байки
Носилъ по праздникамъ, красавицъ для приманки;
Дабы ей уменьшить еще ея расходъ,
Весь, весь распродала послѣдній мужнинъ скотъ,
И даже лошадей, чего съ нимъ не бывало,
Чтобъ она. ходилъ пѣшкомъ. Но этаго все мало:
Закупорилась съ нимъ самъ другъ во всемъ дому,
И изъ родныхъ не смѣлъ ни кто ходить къ нему.
Какъ ржа желѣзо всѣхъ и ѣла поѣдомъ!
Людей всѣхъ продала, опустошила домъ!
Послѣдній былъ старикъ (и лѣтамъ лишь обязанъ,
Который къ Сарину, какъ къ сыну, былъ привязанъ;
Блюлъ молодость его, служилъ его отцу,
Что въ руки не попалъ, къ стороннему купцу),
Ему лишь барыня всю милость оказала:
Пилъ, ѣлъ чтобы свое, жить въ кухнѣ приказала.
Какъ часто наша честь зависитъ все отъ женъ!
Мужъ скупость знавъ жены, былъ послѣ принужденъ,
Дабы избавишься отъ безпрестанной сестры,
Хоть противъ совѣсти, а началъ брать поборы.
ПРОДОЛЖЕНІЕ X. ПѢСНИ БУАЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.
править
Характеръ женъ троихъ, глазамъ твоимъ представилъ,
И отъ желанья все жениться не избавилъ.
Ты не пугается ни мало сихъ оковъ;
Но я изобразить еще тебѣ готовъ
Двухъ женъ, которыя ту правду утверждаютъ,
Что жизнію своей весь тартаръ утѣшаютъ,
Тѣхъ женъ, могущихъ мысль во ужасъ привести,
Съ которыми должны мы жизнь свою вести.
Иная попадетъ, какъ адомъ порожденію!
Лютѣе Фуріи! Ужаснѣй чѣмъ геенфа!
Встрѣчаетъ утро тѣмъ, что станетъ мужа ѣсть,
А все на языкѣ ея вѣршится честь.
(Что за диковинка! иль чести очень много
У всѣхъ дѣвицъ? У дамъ она весьма у бога)!
За эту мниму честь мужъ вѣчно виноватъ:
Ступилъ, всталъ, легъ не такъ, сказалъ, всё не въ попадъ;
Ты мѣста не найдешь, куды отъ ней укрыться;
По всюду за тобой какъ тѣнь твоя стремится.
Къ пріятелю ль пойдешь, чтобъ время раздѣлить,
Съ нимъ горести свои хоть мало облегчить,
Она возопіетъ: о рокъ мой пренесчастный!
Какой мнѣ бракъ судилъ? Бракъ горестный, ужасный!
Не можно съ мужемъ мнѣ пяти промолвить словъ:
Онъ все разславить всѣмъ пріятелямъ готовъ.
О лжецъ! О ябѣдникъ! О клевѣтникъ поносный!
Ахъ! сколь меня сразилъ жестоко жребій грозный!
Съ утра и до ночи все рыщетъ по гостямъ;
За чѣмъ? Желаю знать, что дѣлаетъ онъ тамъ?
Все только на жену несчастную сплетаетъ,
Такой злодѣйкою меня онъ выставляетъ,
Что ни одинъ со мной почти не говоритъ,
И всякій отъ меня какъ аспида бѣжитъ!
Яжъ съ стороны моей всю совѣсть повѣряя,
Не винна передъ нимъ, а въ немъ душа презлая!
Въ то время, когда мужъ радъ, радъ найти покой,
И призритъ кто его, тотъ всякъ ему родной.
(И какъ разсказывать, коль въ память не вмѣстится
Вся злость, что у нее на языкѣ вершится?)
Но ежели донокъ и выдастся ему,
То въ домѣ нѣтъ житья изъ прочихъ ни кому.
Или кухарка тамъ съ подбитыми глазами,
Иль горничная вся съ распухшими щеками
Отъ дѣлать нечего; ступай нашъ Фалалей
Въ конюшню, и дери безъ жалостно людей!
Вотъ нравъ его жены! не правда ли? прекрасный!
Вина во всемъ ея, а онъ злодѣй ужасный!
Его вѣдь одного въ семъ варварствѣ винятъ;
Какъ мужу не унять жены? всѣ говорятъ.
А мужъ, ужъ какъ скелѣтъ, и на подобье тѣни
Влачится, а нейдетъ согнувъ свои колѣни.
Изсохъ, изчахъ, и умъ свой съ него потерялъ,
И хуже во сто разъ, чѣмъ сумасшедшій сталъ;
Минуты собственной онъ въ жизни не имѣетъ,
И даже мыслишь онъ по своему не смѣетъ.
Ты скажешь, что и въ семъ я сходствѣ не попалъ
На ту, которую въ супругу ты избралъ.
Мнѣ странно только то, что какъ, чего не знаемъ,
О томъ какъ знатоки мы будто разсуждаемъ;
Добро бы ужъ себя! Хотимъ увѣришь всѣхъ,
Что знаемъ все! Вѣдь насъ подымутъ и на смѣхъ,
Когда сама себя она еще не знаетъ,
То какъ же мысль твоя ее такъ постигаетъ?
И дьяволъ коль себя въ змія бы не сокрылъ;
Тогда едва бы онъ Адама обольстилъ.
Въ дѣвицахъ таковы, въ женахъ со всѣмъ иныя,
И на это на все причины есть большія.
Коль дѣвушка въ рукахъ: у матери, отца,
Какъ не желать скорѣй ей вырвать молодца?
И бывъ женой его, быть властной госпожою
Надъ нимъ, какъ мать съ отцомъ, до днесь были надъ нею.
Желанье вольности, подругъ ея примѣръ,
Раждаютъ на тебя въ ней множество химеръ;
И какъ тебя, въ себя заставишь ей влюбишься,
Когда не Ангеломъ прекроткимъ притвориться;
Обвороживъ тебя своею красотой,
И ты уже владѣть не въ силахъ бывъ собой,
Свой жребій совершилъ, и ты на ней женился,
То знай! съ минуты сей ты съ вольностью простился,
Законы строгіе воспримешь отъ нее,
Тогда пойдетъ твое завидное житье;
Тогда-то ты вздохнешь; вздохъ жизни будетъ стоить,
Но мукъ твоихъ ни кто нр сможетъ успокоить.
Томящійся въ цѣпяхъ ужаснѣйшій злодѣй,
И тотъ покойнѣе тебя будетъ скорѣй.
Тотъ по достоинствамъ и ждетъ возмѣздной кары!
Тыжъ волею своей стяжалъ судьбы удары
Чуть лишь замѣтила въ собраніи она,
Что кто нибудь изъ дамъ предъ ней предпочтена
Вниманьемъ публики, въ лицѣ вся помертвѣетъ,
На мужа перваго она разсвирѣпѣетъ;
Иль начался другой, не ею, полонезъ,
Весь блескъ собранія въ глазахъ ея исчезъ;
Всему виновенъ ты, всѣ такъ тебя боятся,
Что опасаются къ ней даже приближаться.
Иль хуже: какъ дуракъ, жена должна сама
Тамъ думать о себѣ, гдѣ молодежи тьма,
Что не умѣлъ во всѣхъ къ женѣ вдохнуть почтенья;
Иной бы и желалъ мнѣ сдѣлать предложенье,
Но ктожъ рѣшится? всѣхъ твой столь надутый видъ,
На шагъ приближиться ко мнѣ, уже страшитъ
Ну что это за жизнь? Она лютѣе муки!
Ужель такъ цѣлый вѣкъ влачишь я буду въ скукѣ?
Ты силу словъ понявъ, въ угодность для нее
Рѣшился отпускать во всюду одное.
И въ первый разъ она съ живыми красотами
Явилась въ публику, и тотъ часъ шалунами
Уже окружена, и сердце бьется въ ней:
(Шагъ первый сдѣланъ кѣмъ, то тѣмъ не до мужей)!
Тыжъ всякій день одинъ, а добрая жена
Въ блестящемъ обществѣ, душа въ ней вскружена
Полсотнею друзей. Изъ нихъ на перебой
Одинъ передъ другими, съ вертушкой молодой
Танцуютъ, рѣзвятся, и счастливый изъ слугъ,
Внезапно будетъ твой необходимый другъ!
И тыжъ ему пѣнять самъ будешь слишкомъ ѣдко,
Что ѣздитъ онъ къ тебѣ обѣдать очень рѣдко,
Что и на званіе онъ. друга не похожъ.
Когда политикой занялся отъ вельможъ,
Тогда, какъ всякой день) онъ у тебя бываетъ;
А ты (прекрасный мужъ)! кто въ домѣ былъ, не знаешь.
Онъ не обѣдаетъ, а ужинаетъ лишь!
И все тогда, когда уже ты крѣпко спишь.
Но если иногда проснувшись не нарочно
Ты вздумаешь взглянуть, что дѣлаетъ заочно
Супруга вѣрная одна и безъ тебя?
То не прогнѣвайся, вини тогда себя.
Та глупость прежняя, была что въ стары годы,
Давнымъ давно у насъ ужъ вывелась изъ моды.
Коль съ кѣмъ нибудь когда жена сидитъ самъ другъ,
Чтобъ смѣлъ тогда взойти не нужный имъ супругъ,
Тогда истерики невинную замучатъ,
На мѣсяцъ худо съ ней тебя они разлучатъ.
Тутъ что заговоришь? Когда услышишь ты,
Что съ нею всякій день бываютъ дурноты,
И докторъ требуетъ консильумъ непремѣнно,
И не ручается за жизнь ея на вѣрно,
Ты будешь жизнь клянутъ, притворство видя въ ней;
Все знаешь и молчи, корми лишь лѣкарей.
Пройдетъ болѣзнь, жена твоя съ одра возстанетъ;
То пуще прежняго тебя еще грысть станетъ.
И, Боже упаси! замѣтитъ коль она,
Что говоритъ съ тобой пріятеля жена;
Куда извѣстно ей ты ѣздишь очень часто;
То знай! что всякій день, разъ худо полтораста,
Ей упрекнетъ тебя, крича: что ты злодѣй!
Забылъ свою жену, забылъ своихъ дѣтей!
Во беззаконіи жизнь блудну провождая,
Отъ порицаніяжъ себя спасти желая,
Сомнѣнье низкое ты возымѣлъ въ женѣ:
"Извѣстна я давно, всей здѣшней сторонѣ,
"И дурно про меня, мой врагъ, сосѣдъ не скажетъ;
"А на тебя изъ нихъ съ презрѣньемъ всякъ укажетъ:
«Вонъ извергъ мужъ идетъ, чудовище! о змѣй!»
Не сыщешь ты ни гдѣ убѣжища отъ ней;
И послѣ чтобъ спастись всечасной ссоры съ нею,
Ты уподобится презрѣнному лакѣю,
Который подкупленъ всегда твоей женой;
Когда она самдругъ, ты будешь часовой!
Но если и сіе позорище ужасно
Представилъ я тебѣ со всѣмъ Миронъ напрасно,
Послѣднее еще ихъ свойство сообщу,
И послѣ я уже на вѣки замолчу.
ПРОДОЛЖЕНІЕ X. ПѢСНИ БУЛЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.
править
При строгой стойкости философовъ примѣрныхъ,
Испытанныхъ въ большихъ бѣдахъ, неимовѣрныхъ,
Преданья намъ объ нихъ, изъ древности временъ
Гласятъ, что ихній духъ ни чѣмъ порабощенъ
Въ ихъ жизни не бывалъ, ни временемъ, ни властью,
Не приносили жертвъ ни малому пристрастью,
Какъ бы безъ слабостей изъ нихъ былъ всякъ рожденъ!
Или надѣется и ты быть къ нимъ причтенъ?
Положимъ: съ вѣтреной, безчестною женою,
Съ скупой, съ злой, можно жить; онѣ давно молвою
Уже оглашены, и всякій знаетъ ихъ
Какъ низкихъ, скаредныхъ, безчестящихъ другихъ;
И въ этомъ, кажется, отрада не велика,
Тыжъ терпишь отъ сего столь громогласна крика;
Утѣхи мало въ томъ, что всѣ жену винятъ,
А объ мужѣ не всѣ, какъ должно, говорятъ.
Одинъ, тебя винитъ; другой, изъ снизхожденья
Жалѣетъ о тебѣ. Большое утѣшенье!
По мнѣнью моему: кто хочетъ сострадать,
То значитъ все равно, что дуракомъ назвать.
Въ глаза же дурака ни кто не скажетъ явно;
А смѣло сожалѣть всякъ будетъ презабавно,
Но все уже сноснѣй и то намъ можетъ быть;
А если долженъ ты терпѣть и говорить
Не смѣть на счетъ ее и совершенну другу,
Которомубъ желалъ подъ часъ ты отъ досугу
Часть скорби удѣлишь; услышишь отъ него,
Что поведенія весь городъ твоего
Не мыслитъ оправдать, въ глазахъ ты всѣхъ виновенъ,
Противъ такой жены! Ты дуренъ и безбоженъ!
Она, которая блюдетъ такъ свой законъ,
Строга во правилахъ, въ ней Небомъ умъ весь полнъ;
Священство все ее съ почтеньемъ уважаетъ;
Подобной ей ни кто въ семъ городѣ не знаетъ,
И сердцемъ прилѣпясь къ религіи святой,
Все въ мірѣ прочее считаетъ суетой!
Отверглась отъ всего и въ вѣчность устремилась,
Возможнодь, чтобы ша дурною быть рѣшилась?
Забыла о себѣ, здоровья не щадитъ,
На пользу лишь души, не свѣтскую глядитъ,
Ни что ей ни когда въ молитвѣ не мѣшаетъ,
Во взорѣ пламенномъ, мысль, сердце выражаетъ,
Лукавства, хитростей не вѣдаетъ она,
И помышленіемъ сихъ чувствъ удалена;
Во храмѣ предстоитъ съ большимъ благоговѣньемъ;
Вся мысль ея въ лицѣ, какъ будто вдохновеньемъ,
Съ небесъ ниспосланнымъ, начертена у ней;
Не вѣдаетъ грязей, ни дожделивыхъ дней,
Которыебъ могли духъ къ небу прилѣпленной
Не допустить ее во храмъ Творца Вселенной!
Возможноль быть тому, чтобы могла она
Не чтишь того, кому въ супругу суждена?
Душой чтобъ покривить противъ того умѣла,
Кому вручить судьбу свою сама хотѣла?
Коль каждый шагъ она умѣетъ повѣрять,
Всѣхъ ближнихъ долгомъ чтитъ въ напастяхъ облегчать;
То можетъ ли она супругу своему,
Чтобъ жизнью отреклась, пожертвовать ему?
Чтобы на мысли той могла остановиться,
Какъ мужу пособишь, когда въ ней нужда зрится?
Въ то время, какъ ея открытая душа,
Для всѣхъ отверстая, тебѣжъ хуже ежа,
Тотъ колется ужъ въявь, его щетина видна,
А эта!! во травѣ сокрытая эхидна,
На видъ красавица, съ блестящей чешуей;
Но только что она съ зміиною душой.
Ласкательна, смирна, какъ словно въ кольцы вьется;
Но путникъ, ежели да не остережется,
И прелестью ея наружною плѣнясь,
Приостановится, то тотъ часъ и впилась,
И жаломъ гибельнымъ до толѣ поражаетъ,
Пока всѣхъ жизненныхъ примѣтъ его лишаетъ.
Тутъ что? Къ несчастью же, хотя бы ужъ она
Была злѣй Фуріи, да только лишь умна;
То осторожный мужъ найти минуту можетъ,
Въ которую ея дѣянья ей предложитъ,
Въ несправедливости онъ уличитъ ее.
Въ добавку ко всему, на счастіе твое,
Да дура попадетъ. При стойкости твоей,
Скажи, Альсипъ! тогда что будешь дѣлать съ ней?
Ты такъ какъ философъ, представишь ей резоны,
Въ которыя набьешь всей Логики законы,
Раскроешь Библію, исторію предъ ней;
Но голосъ истины далекъ ея ушей.
Ты что ни говори, она тебѣ не вѣритъ,
И злобу лишь тогда къ тебѣ свою умѣритъ,
Коль скажетъ ей то полъ, что этотъ грѣхъ великъ,
Не знаетъ мужа коль въ числѣ своихъ владыкъ,
И мщеніе небесъ ее постигнетъ скоро,
Когда не прекратитъ съ тобой она раздора;
Но самъ подумай ты! Уменъ ли будетъ тотъ,
Который для тебя забудетъ свой доходъ?
Ему вѣдь отъ тебя въ годъ гроша не придется;
А отъ нея сотъ пять и шесть когда сойдется;
То послѣ этаго возможно ли сигу,
Хотя бы и желалъ, твоимъ быть? Самому
Подумать надобно на счетъ его семейства;
Вотъ почему онъ ей прощаетъ лицемѣрство!
Не менѣе, у насъ, санъ этотъ такъ великъ,
Что къ увѣренію одинъ его языкъ,
(. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .)
Всякъ судъ въ свидѣтели, всѣхъ прежде принимаетъ,
Сильнѣй онъ трехъ другихъ, а онъ весь за нее;
То оправданіе дѣйствительноль твое?
Тыжъ только чувствовать и чахнуть съ горя можетъ,
И симъ злой участи ни мало не поможешь.
Оплакивай свою судьбу на единѣ;
А все въ глаза смотри и ей, и всѣй роднѣ.
Коль свѣтъ объ ней кричитъ, и ставитъ для примѣра
Всѣмъ женамъ, а она, какъ лютая Мегера,
Защиту на своей имѣвъ всю сторонѣ,
Тебя, всю жизнь твою, какъ жаритъ на огнѣ,
И въ набожности видъ свой образъ нарядила,
Дабы ни кто не зрѣлъ души въ ней Крокодила,
И свойства онымъ всѣ сокрыла черноты,
Чѣмъ съ этакой женой, себѣ поможешь ты?
Раскаянье тогда все будетъ безполезно;
За чѣмъ тѣмъ жертвовать, что столько намъ любезно?
Къ надеждѣ для тебя, изчезли всѣ слѣды,
Къ кому ни кинется у всѣхъ свои бѣды,
Всякъ въ очередь свою, тѣжъ слезы проливаетъ,
Которыя Гименъ коварно извлекаетъ.
Ни кто въ тебѣ, повѣрь, участья не возьметъ,
И горе всякаго свое весьма гнѣтетъ;
Ты сострадательныхъ не сыщетъ душъ на свѣтѣ,
Что въ бѣдной хижинѣ, Министра ль въ кабинетѣ,
Не встрѣтишь ты ни гдѣ со всѣмъ открытыхъ лицъ,
Ни въ обществѣ мущинъ, ни въ обществѣ дѣвицъ.
Хоть принужденный смѣхъ улыбку и являетъ,
А на сердцѣ взгляни! ядъ раны разрываетъ.
Смѣются иногда уста, когда въ слезахъ
Тоскующа душа, тиранится въ бѣдахъ,
Ни мѣсто, и ни санъ, ни что не защищаетъ
Противу женскихъ штукъ, что злоба вымышляетъ;
Казалось бы иной, наперсникъ бывъ судьбѣ,
Лишь вздумалъ, и стяжалъ желанное себѣ;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Какъ смѣтъ надѣятся? Но я уже охрипъ,
Миронъ! (давно мнѣ другъ)! на этомъ помѣшался,
Что счастья нѣтъ ни въ чемъ, какъ въ бракѣ. Я боялся,
Душевно признаюсь, робелъ я за него,
Чтобы въ порывѣ чувствъ не сдѣлалъ онъ сего,
Чтобы сошедъ съ ума, на комъ не обвѣнчался;
Но вижу! что вотще беречь его старался.
Я все изобразилъ, что чувствовалъ лишь самъ:
Какъ скрытенъ этотъ полъ, и сколько золъ, упрямъ!
Разсудку я его всѣ. степени представилъ,
Теперь на судъ его, его я предоставилъ.
Пусть сердится иль нѣтъ, но я не виненъ въ томъ,
Что не подѣйствовалъ надъ грубымъ столь умомъ,
Который истину злымъ вымысломъ считаетъ;
Пусть самъ себѣ свою судьбу опредѣляетъ.
Не правда ли, Миронъ? Ну полно иль и впрямъ
Тебя не знаю я! и вѣрю всѣмъ словамъ,
И точно оснуюсь на сказанномъ тобою,
Когда враждуешь ты всечасно самъ съ собою;
Ты пустословишь лишь, и сердцу вопреки
Ложъ истиной зовешь, — ужель всѣ дураки?
Ты славно говоришь, языкъ на все способенъ;
Тыбъ славный извергъ былъ, но ты со всѣмъ не злобенъ.
А это только лишь привычка языка,
Любя весь женскій полъ, язвишь изъ далека.
Ты могъ же описать такъ дерзко человѣка,
Который бывъ всегда, даже съ начала вѣка,
Какъ полный властелинъ вселенной, и потомъ
По твоему уже сравнялся онъ съ скотомъ,
Иль хуже еще сталъ. Языкъ на все твой гибокъ;
При остротѣжъ твоей, въ немъ много есть ошибокъ,
И сердца твоего не столько мысль хитра,
Чтобы вредить другимъ; золъ почеркъ лишь пера.
ПРОДОЛЖЕНІЕ X. ПѢСНИ БУЛЛО
ДЕ ПРЕЕВОЙ САТИРЫ
НА ЖЕНЩИНЪ.
править
Не сталъ бы истину подъ маску сокрывать,
Что сердце чувствуетъ, привыкъ языкъ вѣщать!
Быть можетъ онъ и слабъ, намѣренье богато,
Устроить ближнему погибель, кучи злата
Я не возьму за то. Таковъ прямый мой нравъ;
Совѣтъ отринутъ мой, пускай, но я ужъ правъ,
И совѣсть укорять моя меня не станетъ,
Что ближній слезы льетъ, вѣкъ мучится, страдаетъ,
А я напредь сего погибель зналъ,
И равнодушенъ бывъ его не удержалъ.
Я долгъ соблюлъ мои весь, но ежели Мирону,
Разсудка вопреки, желается закону
Попробовать: авось, чудесный талисманъ
Не дастся ли ему? И встрѣтитъ онъ обманъ,
Ни кто не виноватъ. Какъ талисманъ есть чудо,
Такъ точно тамъ добра искать, гдѣ больше хода.
Я все открылъ, что зналъ, дабы тѣмъ остеречь,
Отъ безпоправочной бѣды желавъ отвлечь,
Въ которую попасть лишь стоитъ намъ рѣшиться;
Но не возможно ужъ ее освободишься.
Ты мнѣ говаривалъ: коль ошибусь въ женѣ,
Тогда большихъ трудовъ не будетъ стоить мнѣ,
Сказать: прости на вѣкъ, мы нравами не сходны,
То и принадлежать другъ другу не способны!
Конечно, еслибъ такъ, оно было легко,
Тогда бы не чего и рыться далеко.
Сего дня ты женатъ, а завтра холостъ снова;
За чѣмъ же счастью быть, несчастіемъ другова?
Но этотъ узелъ такъ религіей скрѣпленъ,
Что смерти лишь одной онъ только подчиненъ;
Одна она его расторгнетъ на двѣ части,
А то не подлежитъ ни чьей земной онъ власти.
И не ужели ты, превыше мѣръ счастливъ,
И въ осторожности себя такъ бережливъ,
Что разу не подашь женѣ своей причины
Сердишься на тебя и до самой сѣдины;
Весь вѣкъ съ ней проживешь, какъ въ первый день вѣнца?
Тогда историки, тебя для образца
Запишутъ въ лѣтопись, рѣка временъ не смоетъ;
Но развѣ для тебя особенно устроитъ
Судьба могущая уставъ природы вновь!
Но если, какъ и всѣ (зовомую) любовь,
Къ тебѣ твоя жена такуюжъ возымѣетъ,
И коль со временемъ она разсвирѣпѣетъ,
И къ довершенію твоихъ ужасныхъ мукъ,
Ты долженъ будешь вѣкъ глядѣть у ней изъ рукъ,
Словамъ ея внимать и замѣчая мины:
Быть долженъ ты готовъ на разныя картины,
И выполняя все, чуть ежели сплошалъ,
Тогда забыто все, и ты на вѣкъ пропалъ;
Ни что въ подсолнечной не будетъ мило,
Освободитъ тебя сихъ мукъ — одна могила!
Готовъ ли ко всему, любезный мой Миронъ?
Будь слѣпъ! Будь глухъ! Будь нѣмъ! Вотъ всѣхъ мужьевь законъ!