ГЮИ ДЕ-МОПАССАНЪ. править
РЫБАКИ. править
Въ газетахъ появилась замѣтка:
«Булонь сюръ-мэръ. 22-го января. Намъ пишутъ: ужасная катастрофа взволновала окрестное населеніе окрестностей, переживавшее за послѣдніе два года цѣлый рядъ несчастій. Промысловый баркасъ рыбака Жавеля, входившій въ гавань во время сильной зыби, былъ отнесенъ къ восточному мысу и тамъ разбился въ щепы о стѣну волнорѣза. Несмотря на всѣ принятыя мѣры, утонули четверо рыбаковъ и юнга.)
Зыбь усиливается. Ожидаютъ новыхъ катастрофъ».
Какой это Жавель? Не братъ-ли Однорукаго?
Если подъ обломками баркаса погибъ именно тотъ, кого я имѣю въ виду, то онъ, восемнадцать лѣтъ назадъ, уже пережилъ одну изъ тѣхъ драмъ, которыя удивительно просто протекаютъ въ средѣ промысловыхъ охотниковъ вообще и рыбаковъ, имѣющихъ дѣло съ грозной стихіей, — въ особенности.
Въ это время старшій Жавель владѣлъ большимъ яломъ.
Какъ извѣстно, это — любимая посуда нормандскихъ рыбаковъ. Прочный, круглобортый, съ глубокимъ !!!дилемъ, ялъ не боится никакой волны, вертится, какъ пробка, безнаказанно черпаетъ воду, чайкой носится подъ парусами и свободно тянетъ за собой длинную сѣть, скользящую по дну океана, захватывающую въ свои цѣпкія петли тяжелыхъ краббовъ, неповоротливыхъ омаровъ и припадающихъ къ дну плоскихъ рыбъ.
Когда вѣтеръ свѣжѣетъ и идетъ короткая волна, начинается самый лучшій ловъ.
Сѣть прикрѣплена къ длинной, обитой желѣзомъ, реѣ, которую спускаютъ въ воду на двухъ канатахъ, перекинутыхъ черезъ блоки. Ялъ идетъ впередъ и тянетъ за собою эту снасть.
Въ тотъ памятный день на ялъ вышли въ море два брата Жавель, четыре подручныхъ рыбака и ученикъ юнги.
Когда отваливали отъ булонской косы, погода стояла тихая, солнечная, но потомъ поднялся вѣтеръ, скоро перешедшій въ штормъ, и рыбакамъ пришлось думать о спасеніи своихъ грѣшныхъ шкуръ.
Они бросились къ англійскому берегу, но прибой не позволялъ войти въ удобную бухту. Пришлось снова выйти на просторъ и возвращаться къ берегамъ Франціи. Но и здѣсь рыбаковъ встрѣтила широкая полоса разыгравшагося прибоя, и отсюда нужно было бѣжать.
Дѣлать было нечего. Приходилось пережидать непогоду въ открытомъ морѣ. Люди собрались видавшіе виды; не въ первый разъ они попадали въ такую передѣлку, бывали случаи, когда буря держала ихъ среди косматыхъ волнъ по пять-шесть сутокъ. Поэтому они не тревожились, собрали паруса и стали ждать.
Къ вечеру волна пошла мельче. Правда, человѣку непривычному могло показаться, что на морѣ продолжается буря, но для рыбаковъ это была пустая зыбь, и старшій Жавель велѣлъ закидывать сѣть.
Снасть быстро приготовили и привычнымъ движеніемъ опустили за бортъ. Канаты, намотанные на воротахъ, перекинули черезъ деревянные блоки, придѣланные у носа и кормы яла, и стали осторожно травить (спускать). Тяжелая рея съ сѣтью пошла ко дну. Черезъ десять минутъ канаты были вытравлены до конца, сѣть поволоклась. Рыбаки принялись крѣпить концы, какъ вдругъ шалая волна бросила ялъ въ сторону, канаты на мгновеніе ослабли. Младшій Жавель, помогавшій вести кормовой канатъ, споткнулся. Его рука скользнула по канату, ослабнувшему при движеніи судна, попала на блокъ, въ слѣдующую секунду ялъ выпрямился, канатъ натянулся и захлеснулъ руку на блокѣ.
Жавель отчаянно рванулся, попытался поднять канатъ свободной рукой, но тяжелая сѣть не пускала.
Онъ дико вскрикнулъ. Подбѣжали рыбаки, ухватились за канатъ, но тоже ничего не могли подѣлать.
— Надо разрѣзать, — сказалъ одинъ изъ подручныхъ и открылъ острый карманный матросскій ножъ. Одного хорошаго удара было бы довольно, чтобы высвободить примятую руку.
Но… разрѣзать канатъ — значитъ потерять сѣть, а она стоила денегъ, много денегъ, цѣлыя полторы тысячи франковъ, и притомъ она принадлежала старшему Жавелю, а онъ дорожилъ своей снастью. Старшій Жавель испугался и крикнулъ:
— Нѣтъ, нѣтъ! не надо рѣзать. Погодите. Я дамъ задній ходъ!
Онъ побѣжалъ на корму и повернулъ руль, но судно, обремененное тяжелой сѣтью, не слушалось, а вѣтеръ гналъ его впередъ.
Младшій Жавель упалъ на колѣни. Его зубы заскрипѣли, глаза вышли изъ орбитъ. Но онъ молчалъ. Старшій братъ подбѣжалъ, всплеснулъ руками, однако рѣзать канатъ все-таки не позволилъ, а взамѣнъ этого велѣлъ отдать якорь.
Якорь спустили. Еще одно усиліе, ялъ удалось немного подвинуть назадъ, канатъ на мгновеніе подался и руку вытащили.
Младшій Жавель теперь ко всему относился совершенно безучастно. Рыбаки усадили его на скамью, сняли съ него куртку, разрѣзали рукавъ рубахи и невольно отшатнулись: вмѣсто руки висѣлъ безформенный комокъ мяса, съ котораго ручьями стекала кровь.
Несчастный понемногу пришелъ въ себя. Онъ взглянулъ на раздробленную руку и пробормоталъ:
— Совсѣмъ никуда не годится.
Возлѣ него образовалась порядочная лужа крови. Одинъ изъ рыбаковъ крикнулъ:
— Надо ему перетянуть жилы, а то онъ совсѣмъ изойдетъ кровью!
Они достали грязную, пропитанную ворванью веревку, обвязали ею руку выше локтя, изъ всѣхъ силъ закрутили ее и завязали узломъ. Кровь потекла медленнѣе и наконецъ совершенно остановилась.
Жавель всталъ. Его рука болталась, какъ тряпка. Здоровой рукой онъ поднялъ ее, какъ постороннюю вещь, повернулъ, внимательно осмотрѣлъ, даже встряхнулъ. Всѣ кости были переломлены, измельчены. Только сухожилія еще связывали этотъ кожаный мѣшокъ съ тѣломъ. Глаза бѣдняги погасли, полузакрылись. Онъ сдѣлалъ шагъ въ сторону и опустился на сложенный у борта парусъ. Товарищи совѣтовали хорошенько промывать рану, чтобы предупредить воспаленіе. Около него поставили ведро, маленькимъ оловяннымъ стаканчикомъ онъ зачерпывалъ воду и тонкой струей лилъ ее на то, что еще недавно было рукой.
— Ты бы лучше прилегъ внизу, — предложилъ ему братъ. Онъ спустился подъ палубную настилку, но черезъ часъ снова появился наверху. Одиночество угнетало его и, кромѣ того, на свѣжемъ воздухѣ ему было легче. Онъ усѣлся на тотъ же парусъ и опять занялся промываніемъ раны.
Уловъ задался отличный. Цѣлой горой лежали возлѣ него бѣлобрюхія рыбы и вздрагивали въ предсмертной агоніи. Онъ внимательно наблюдалъ за ними, ни на секунду не переставая дѣйствовать стаканчикомъ.
Между тѣмъ наступила ночь. Попытка вернуться въ Булонь не удалась: вѣтеръ дулъ съ французскаго берега и гналъ огромные сѣдые валы, съ которыми въ пору было справиться развѣ только сильному пароходу.
Штормъ къ полуночи возобновился и продержался до разсвѣта. Когда взошло солнце, рыбаки увидѣли передъ собой берегъ Англіи, но море начало успокоиваться и можно было повернуть руль къ югу.
Снова прошелъ день. Когда солнце стало склоняться къ горизонту, младшій Жавель подозвалъ товарищей и показалъ имъ черныя пятна, роковые вѣстники начавшагося разложенія. Его рука гнила.
Рыбаки глубокомысленно покачали головами и сочли долгомъ высказать свое мнѣніе.
— Пожалуй, что начался антоновъ огонь, — сказалъ одинъ изъ нихъ.
Дрзъой посовѣтовалъ:
— Полезно обливать морской водой. Она холодитъ.
Ведромъ зачерпнули морской воды и плеснули ее на рану. Жавель страшно поблѣднѣлъ, заскрипѣлъ зубами, весь изогнулся, но не закричалъ.
Когда первый приступъ боли прошелъ, онъ обратился къ брату:
— Дай мнѣ ножъ.
Братъ подалъ ему открытый ножъ.
— Теперь подержи мою руку. Прямѣе. Такъ. Вытяни ее. Еще. Довольно.
Старшій послушно исполнялъ приказанія.
Затѣмъ раненный принялся за операцію. Медленно, осторожно онъ работалъ острымъ лезвеемъ, отрѣзая одинъ кусокъ за другимъ, и скоро отъ руки остался короткій тупой обрубокъ. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ глубоко вздохнулъ и сказалъ:
— Такъ было нужно. Рука, все равно, пропала.
Казалось, что, ему стало легче. Онъ дышалъ спокойно и продолжалъ обмывать свой обрубокъ.
Ночью волненіе опять не позволило зайти въ спасительную бухту.
Когда наступилъ день, Жавель младшій взялъ свою отрѣзанную руку и долго, внимательно ее осматривалъ. Гніеніе за ночь ушло далеко впередъ. Подошли другіе рыбаки, тоже оглядывали ее, передавали другъ другу, обнюхивали.
Старшій Жавель сказалъ:
— Это надо выкинуть въ море.
Но младшій серьезно разсердился:
— Ну, нѣтъ! Это моя рука, и у меня она останется.
Онъ взялъ гніющее мясо и положилъ его себѣ на колѣни.
— Все равно, протухнетъ, — махнулъ рукой старшій.
Но раненому пришла въ голову блестящая мысль. Онъ вспомнилъ, что рыбаки, когда приходится лѣтомъ долго оставаться въ морѣ, складываютъ рыбу въ боченки и пересыпаютъ солью. Онъ спросилъ, нельзя ли вмѣстѣ съ рыбой посолить руку?
— Отчего нельзя, можно, — согласились товарищи.
Опорожнили одинъ изъ боченковъ, наполненныхъ вчерашнимъ уловомъ, положили руку на дно, въ разсолъ, а сверху опять навалили рыбу.
Одинъ изъ рыбаковъ шутя замѣтилъ:
— Глядя, какъ бы ненарокомъ не продать кому твою руку. Вмѣстѣ съ рыбой.
Всѣ разсмѣялись. Только оба брата нахмурились.
Прошелъ еще день, опять наступила ночь, а рыбаки все не могли вернуться домой, хотя огоньки Булони привѣтливо мигали вдали.
Раненый продолжалъ лить на обрубокъ воду.
Иногда онъ вставалъ и начиналъ шагать по ялу, отъ носа къ кормѣ и обратно.
Старшій Жавель, стоявшій у руля, не спускалъ съ брата глазъ и задумчиво качалъ головой.
Наконецъ рыбакамъ удалось проскользнуть въ родную бухту.
На берегу врачъ осмотрѣлъ рану и нашелъ ее въ отличномъ состояніи. Онъ наложилъ повязку и прописалъ больному полный покой. Но Жавель ни за что не хотѣлъ ложиться въ постель, пока ему не вернутъ его руку. Онъ побѣжалъ къ рыбачьей пристани и отыскалъ боченокъ, помѣченный крестомъ.
Выбросивъ рыбу, онъ досталъ длинный комокъ мяса, сморщившійся въ разсолѣ, но въ общемъ отлично сохранившійся. Завернувъ свое сокровище въ чистое полотенце, онъ бережно понесъ его домой.
Жена и дѣти съ любопытствомъ осмотрѣли отрѣзанный кусокъ тѣла супруга и отца, тщательно удалили приставшіе къ кожѣ комочки соли, потомъ позвали плотника и заказали ему маленькій гробъ.
На слѣдующій день состоялись похороны. Присутствовала всѣ сосѣди. Оба брата, одѣтые въ траурные сюртуки и черныя шляпы, шли рядомъ. Пономарь торжественно несъ гробикъ подъ мышкой.
Послѣ похоронъ, какъ водится, обѣдали.
Младшій Жавель больше не выходилъ въ море. Онъ получилъ скромное мѣсто на берегу. Иногда, когда ему случалось разсказывать исторію о своемъ несчастьѣ, онъ таинственно шепталъ слушателю:
— Если бы тогда братъ позволилъ разрѣзать канатъ, у меня рука была бы цѣла. Но братъ очень дорожитъ своей снастью…