Русскій ученый въ Новой Гвине<ѣ.
править
Николай Николаевичъ Миклуха-Маклай родился въ 1846 году, въ одной изъ деревень отца своего, помѣщика Новгородской губерніи. Кончивъ курсъ въ Петербургскомъ университетѣ, онъ отправился за границу и слушалъ лекціи въ Гейдельбергѣ, Лейпцигѣ и Іенѣ. Первоначально изучалъ онъ права, но впослѣдствіи посвятилъ себя естественнымъ наукамъ и медицинѣ, спеціально занимаясь сравнительною анатоміею.
Объѣхавъ почти всю Европу, г. Миклуха-Маклай въ 1866 году предпринялъ путешествіе на остіюва Мадейру, Канарскіе и въ Маіюкко. Три года спустя онъ совершилъ экскурсію по берегамъ Чермнаго моря и Малой Азіи, а въ 1870 году отправился въ Тихій Океанъ на корветѣ «Витязь».
Посѣтивъ Бразилію, Патагонію, Чили и многіе изъ тихо-океанскихъ острововъ, онъ въ 1871 году высадился на берегъ Новой Гвинеи.
Какъ извѣстно, европейцы познакомились съ этимъ островомъ ранѣе прочихъ острововъ Тихаго океана.
Португалецъ Менесесъ былъ первымъ посѣтившимъ Новую Гвинею въ 1526 году; названіе же землѣ этой дано Ортесомъ де-Рецомъ но сходству жителей ея съ неграми африканской Гвинеи. Впрочемъ, никому и въ голову не приходило, чтобы это былъ отдѣльный островъ, и въ теченіи всего XVI вѣка Новая Гвинея считалась сѣверною окраиною австралійскаго материка. Только въ 1606 году испанецъ Торресъ открылъ проливъ, раздѣляющій эти страны и названный по его имени — Торресовымъ. Хотя островъ этотъ, принадлежащій къ величайшимъ и богатѣйшимъ на всемъ земномъ шарѣ, такимъ образомъ уже болѣе трехъ сотъ лѣтъ извѣстенъ европейцамъ, — однако до сихъ поръ онъ былъ почти не изслѣдованъ и на немъ еще много мѣстъ, куда не ступала нога европейца. Ученые изслѣдователи не проникали еще въ срединныя части Новой Гвинеи, да и береговая линія изслѣдована лишь мѣстами. Островъ не принадлежитъ ни одному изъ европейскихъ государствъ: на немъ безраздѣльно господствуютъ независимые дикари — съ тѣхъ поръ какъ голландцы, учредившіе здѣсь колонію въ 1828 г., принуждены были въ 1836 году оставить ее по безвыгодности. Сѣверная береговая линія острова склоняется къ востоко-юго-востоку однообразной полосой, сначала плоской, болотистой, покрытой значительными лѣсами, затѣмъ являются горы, которыя мало по малу становятся очень высокими, но представляюсь мало бухтъ и ни одного залива. На востокъ отъ главнаго острова представляются обширныя группы значительныхъ острововъ вулканическаго происхожденія, покрытыхъ роскошной растительностью. Юго-западная береговая линія Покой Гвинеи, плоская и болотистая, окружена обширными илистыми мелями; южный берегъ, поросшій густыми болотистыми лѣсами, совершенно недоступенъ судамъ по причинѣ множества каралловыхъ рифовъ и илистыхъ мелей. На югъ Новая Гвинея оканчивается полуостровомъ Вонимъ-ди-Атасъ, на сѣверномъ берегу котораго есть нѣсколько бухтъ и хорошихъ гаваней, а еще далѣе на юго-востокъ лежитъ группа острововъ — архипелагъ Луизіадовъ. Съ сѣверо-запада Новая Гвинея кончается такимъ же. изрѣзаннымъ глубокими бухтами и заливами, полуостровомъ Вонимъ-ди-Бава съ высокими обрывистыми горными цѣпями, изъ которыхъ одна достигаетъ 3.000 метровъ, а другая покрыта вѣчными снѣгами, слѣдовательно по всей вѣроятности выше 5,000 метровъ. Эти горы, какъ и всѣ низменности, поросли необозримыми, непродорными чащами лѣсовъ исполинскихъ деревьевъ, корнепусковъ, казуаринъ, кариссовъ и т. д. По возвышенностямъ и на горахъ часто встрѣчаются превосходныя пальмы, съѣдобныя, вѣерныя и зонтичныя, красующіяся во всей своей обворожительной роскоши. Рядомъ съ этими тропическими растеніями высятся могучіе панданы, стрелиціи, фиговыя деревья и т. п., обвитыя ліанами и увѣшанныя гирляндами чужеядныхъ растеній, которыя отъ самой земли и до вершины сплошь покрываютъ ихъ своими листьями и цвѣтами въ видѣ пестрой мантіи. При всей близости экватора, влажности воздуха и плодородія почвы, жаръ въ Новой Гвинеѣ отнюдь нельзя назвать невыносимымъ какъ въ Австраліи; здѣсь его умѣряетъ гористый характеръ страны. Что касается извѣстной доселѣ фауны Новой Гвинеи, то на островѣ вовсе нѣтъ обезьянъ, хищныхъ и насѣкомоядныхъ, и только три породы сумчатокъ, одинъ видъ свиньи, изъ плотоядныхъ парадоксъ, и одинъ видъ летучихъ мышей; почти всѣ эти звѣри ночные. Гораздо разнообразнѣе птицы: копчики, ястреба, совы, кукушки, ласточки, медососы, дрозды, мухоловки, вѣнценосные и вѣерные голуби, казуары, лѣсныя и болотныя птицы въ изобиліи. Гадовъ до 30 видовъ, 6 змѣиныхъ, нѣсколько морскихъ черепахъ, обыкновенный индѣйскій крокодилъ, два-три рода ящерицъ и особаго вида лягушка (Hyla cyuanea) съ голосомъ вороны. Рѣки Новой Гвинеи кишатъ рыбою въ неслыханномъ множествѣ и разнообразіи. Остальные классы животныхъ мало изслѣдованы. Путешественники разсказываютъ о чудесныхъ большихъ бабочкахъ, саранчѣ, москитахъ и комарахъ. Зоофиты многочисленны и разнообразны: коралловыя постройки всевозможныхъ цвѣтовъ буквально покрываютъ морское дно — то въ видѣ фантастически-развѣтвленныхъ деревьевъ, то зубчатымъ окаменѣлымъ мохомъ, то широкими лопастями, странно изогнутыми въ видѣ листьевъ. Жители Новой Гвинеи — папуасы, австралійскіе негры, съ шершавой на ощупь кожею на лицѣ и всемъ тѣлѣ и съ курчавыми, расположёнными пучкообразно волосами, отчего происходить и самое названіе ихъ (пуа-пуа — по малайски: курчавый). Цвѣтъ кожи почти черный; черты лица и овалъ довольно правильные и пріятные; только ноздри раздуты и губы толсты. Впрочемъ между отдѣльными племенами есть много особенностей: есть племена очень высокаго роста и очень маленькаго. Касательно характера туземцевъ, нѣкоторые путешественники утверждаютъ, будто это племя кроткое и гостепріимное; другіе, напротивъ, называютъ ихъ дикими, коварными и даже злыми людоѣдами. Женщины менѣе мужчинъ красивы, меньше ростомъ и слабѣе. Папуасы не носятъ никакой одежды, но любятъ украшенія. Оружіе ихъ лукъ, стрѣлы и копье. Цѣпкость, ловкость и быстрота изумимительны.
Мы нарочно остановились на нѣкоторыхъ подробностяхъ при описаніи Покой Гвинеи, чтобы показать, какія трудности приходилось выносить русскому путешественнику, когда онъ высадился въ половинѣ сентября 1871 года на негостепріимный берегъ (впослѣдствіи названъ берегомъ Маклая), въ сопровожденіи двухъ слугъ, и распрощался съ доставившимъ его экипажемъ.
Заливъ оказался весьма углубившимся во внутрь острова и заселенъ дикарями Папуа по всему протяженію своихъ береговъ. По избраніи г. Миклухою-Маклаемъ мѣста на берегу, съ корвета были даны всѣ средства къ устройству жилья и защиты его отъ нападенія дикарей. Въ теченіи 5 дней употреблено было 110 человѣкъ рабочихъ, не считая гребныхъ судовъ. Расчистили мѣстность кругомъ его дома, въ діаметрѣ на 30 саженъ, отъ дѣвственнаго, непроницаемаго лѣса. Сдѣлали кругомъ дома въ нѣкоторомъ разстояніи шесть пороховыхъ минъ и вполнѣ вооружили и зарядили ихъ на случай нападенія; проводники всѣ провели въ домъ и научили г. Миклуху-Маклая какъ ими дѣйствовать. Мѣстность по мнѣнію командира «Витязя», была неудобна въ томъ отношеніи, что съ нея нельзя было усмотрѣть ни одного проходящаго корабля, и обратно, ни одинъ корабль не могъ бы разсмотрѣть мѣстопребываніе европейца и его флагъ на мачтѣ; кромѣ того, она имѣла всѣ данныя для развитія лихорадки. Съ корвета же былъ уступленъ путешественнику 4-хъ-весельный ялъ со всѣми принадлежностями.
Помощи ждать было не откуда, приходилось разсчитывать единственно на свои силы. Туземцы, жители залива Астролябія, гдѣ поселился г. Миклуха-Маклай, оказались подозрительными, и имъ очень не нравились посѣщенія ученаго, хотя сами они приходили къ нему за табакомъ и другими бездѣлками, которые тотъ дарилъ имъ или вымѣнивать на плоды и овощи. Они слѣдили за каждымъ шагомъ ученаго, въ особенности когда онъ подходилъ къ ихъ деревнямъ. Г. Миклуха-Маклай сталъ понемногу изучать ихъ языкъ, но изученіе шло медленно: папуасы неохотно и лѣниво отвѣчали на его вопросы. Одинъ изъ слугъ, полинезіецъ, заболѣлъ и слегъ; къ серіозной хронической болѣніи присоединилась мѣстная лихорадка. Его примѣру послѣдовалъ и другой слуга, европеецъ Ульсонъ, шведъ по происхожденію, бывшій матросомъ на китобойномъ суднѣ. Нашему путешественнику пришлось одному приготовлять пищу для троихъ, лечить больныхъ и ухаживать за ними, носить воду, рубить дрова, принимать визиты папуасовъ, дѣлать метеорологическія и другія наблюденіи и т. д. Благодаря своимъ познаніямъ въ медицинѣ, г. Миклуха-Маклай скоро поставилъ Ульсона на ноги, возвративъ себѣ такимъ образомъ одного изъ помощниковъ. Но въ началѣ ноября того же 1871 года, неутомимый изслѣдователь и самъ почувствовалъ первые пароксизмы лихорадки, которые уже не покидали его во все время пребыванія въ Новой Гвинеѣ, возвращаясь каждыя двѣ недѣли, иногда и два раза, очень ослабляя организмъ и мѣшая многимъ предпріятіямъ. Папуасы разныхъ береговыхъ и горныхъ деревень почти ежедневно толпами посѣщали его хижину, такъ какъ молва о его пребываніи распространялась все далѣе и далѣе. Это было разнообразіемъ монотонной жизни между двумя больными; но подчасъ, когда путешественникъ чувствовалъ себя крайне нездоровымъ, — посѣщенія папуасовъ, съ ихъ подозрительностью и нахальнымъ любопытствомъ, были ему далеко непріятны.
Рифъ, окружавшій мысокъ, гдѣ стояла хижина г. Миклухи-Маклая, могъ быть источникомъ интересныхъ зоологическихъ наблюденій и изслѣдованій; но для этого нашъ ученый долженъ былъ бродить по поясъ или по колѣно въ водѣ, вслѣдствіе чего пароксизмы возобновлялись — и ему поневолѣ приходилось отказываться отъ изслѣдованій. Наконецъ, полинезіецъ, не хотѣвшій принимать никакихъ лекарствъ и изнуренный лихорадкою, умеръ 14-го декабря. Между тѣмъ папуасы, видя, что пришлыхъ людей только двое и кромѣ того одинъ изъ нихъ (Ульсонъ) часто хвораетъ, — незнакомые съ огнестрѣльнымъ оружіемъ, котораго г. Миклуха-Маклай имъ до того времени не показывалъ, не желая увеличивать ихъ подозрительность и боясь еще болѣе ихъ отстранить отъ себя, — дѣлались все нахальнѣе, и предполагая большія сокровища въ хижинѣ ученаго, стали угрожать ему и Ульсону смертью. Г. Миклуха-Маклай принималъ ихъ угрозы шутками или не обращалъ на нихъ вниманія, по прежнему ходилъ по лѣсу, посѣщалъ ихъ деревни. При появленіи его поднималась страшная суматоха: женщины и дѣти съ визгомъ бросались въ хижины и въ лѣсъ, собаки выли, мужчины съ оружіемъ, съ крикомъ и съ особеннымъ воинственнымъ рычаніемъ сбѣгались къ нему, пуская стрѣлы, такъ что послѣднія очень близко пролетали отъ его лица и груди, приставляли свои тяжелыя копья вокругъ головы и даже подъ часъ безъ церемоніи совали остріе копій ему въ ротъ или разжимали ими зубы. Г. Миклуха-Маклай отправлялся всюду невооруженный; индиферентное молчаніе и полное равнодушіе были единственнымъ отвѣтомъ на всѣ эти любезности папуасовъ. За исключеніемъ двухъ или трехъ царапинъ, никто не рѣшался нанести безстрашному изслѣдователю серіозную рану. Дикихъ ставилъ въ тупикъ этотъ неизмѣнный индифферентизмъ, съ которымъ г. Миклуха-Маклай ждалъ, чтобъ папуасы привыкли къ его личности, и спокойно спалъ въ ихъ деревняхъ, не смотря на копья и стрѣлы дикарей, не расходившихся даже, когда онъ засыпалъ.
Насталъ новый, 1872 годъ. Въ концѣ января послѣдовало измѣненіе отношеній туземцевъ къ путешественнику. Папуасы стали искать сближенія съ нимъ и даже его расположенія. На это было много причинъ, между прочимъ и та, что г. Миклуха-Маклай помогъ выздоровленію одного папуаса. которому свалившееся дерево проломило голову. Каждый день перевязывая рану и видясь съ жителями деревни, гдѣ лежалъ раненый, г. Миклуха-Маклай настолько пріучилъ ихъ къ себѣ, что они стали позволять женщинамъ оставаться въ его присутствіи и гораздо охотнѣе стали приносить ему съѣстные припасы въ обмѣнъ за табакъ. Болѣе важною причиною сближенія, какъ впослѣдствіи узналъ нашъ ученый, были новыя событія, происшедшія въ папуасскомъ политическомъ мірѣ. Между сосѣдями г. Миклухи-Маклая и жителями нѣсколькихъ береговыхъ деревень была объявлена война. Сосѣди его ожидали нападенія непріятелей. Будучи болѣе слабыми и предполагая, что ученый обладаетъ какою-то таинственною силою, они сочли удобнымъ пріобрѣсть въ немъ союзника и просили позволенія, въ случаѣ нападенія, прислать къ нему, подъ его покровительство, своихъ женъ и дѣтей. Нападенія не случилось, война ограничилась стычками въ лѣсахъ, и скоро непріятель заключилъ съ сосѣдями ученаго продолжительное перемиріе; но всѣ эти обстоятельства позволили г. Миклухѣ-Маклаю свободно заглянуть въ семейную и общественную жизнь папуасовъ.
При одной изъ экскурсій въ горы, г. Миклуха-Маклай увидалъ, что у мыса Дюпере находятся нѣсколько острововъ. Въ августѣ 1872 года, нашъ ученый собрался посѣтить ихъ. Починивъ не безъ труда ялъ, онъ отправился за мысъ Дюпере и нашелъ тамъ архипелагъ, состоящій слишкомъ изъ 30 острововъ, расположенныхъ отчасти въ небольшой бухточкѣ, отчасти тянущихся вдоль берега; всѣ они были коралловаго происхожденія. Жители этихъ острововъ, уже давно слышавшіе о пребываніи г. Миклухи-Маклая на берегу Гвинеи и знавшіе твердо его имя, приняли его весьма дружелюбно. Нашлись между ними такіе, которые уже были въ его хижинѣ посмотрѣть на бѣлаго человѣка и упрашивали переѣхать къ нимъ. Жизнь этихъ людей, ихъ отношенія между собою, съ дѣтьми и животными, произвели на ученаго то впечатлѣніе, что люди эти вполнѣ довольны своею судьбою, самими собой и всѣмъ окружающимъ. Поэтому г. Миклуха-Маклай назвалъ эту группу острововъ, на которой еще не былъ, кромѣ ею, ни одинъ европеецъ, Архипелагомъ Довольныхъ Людей.
Въ Декабрѣ 1872 года, много потрудившійся ученый путешественникъ, послѣ 16-мѣсячнаго пребыванія въ Н. Гвинеѣ, былъ принятъ на клиперъ «Изумрудъ», подъ командой кап. Кумани, посланный по приказанію Великаго Князя Константина Николаевича на розыски за г. Миклухою-Маклаемъ. Непомѣрные труды и лишенія чрезвычайно вредно повліяли на здоровье путешественника — и онъ по прибытіи въ Батавію долженъ былъ отдохнуть нѣсколько мѣсяцевъ, почему и принялъ приглашеніе Батавскаго генералъ-губернатора, который предложилъ ему погостить въ своей резиденціи въ Бутенцоргѣ.
Едва оправясь отъ выдержанныхъ испытаній, г. Миклуха-Маклай продолжалъ свои изысканія на Зондскихъ островахъ, а 13 февраля 1874 года письмомъ изъ Амбоины увѣдомилъ Императорское Русское Географическое общество въ Петербургѣ о вторичномъ отъѣздѣ своемъ въ Новую Гвинею, но уже на югозападный берегъ ея, гдѣ намѣренъ былъ пробыть три мѣсяца.
Этотъ берегъ отъ большой рѣки Каруфы до мыса Буру носить туземное названіе Папуа-Ковіай — и вслѣдствіе частыхъ войнъ между папуасскими народностями, а также нерѣдкихъ убійствъ и грабежа торговыхъ экспедицій имѣетъ дурную репутацію. 13-го февраля 1874 года г. Миклуха-Маклай отправился изъ Геспра на туземномъ урумбаѣ (большая лодка съ каютой въ видѣ хижины) въ сопровожденіи 2-хъ слугъ амбоинцевъ и папуасскаго мальчика Ахмата, который будучи подаренъ г. Миклухѣ-Маклаю въ 1873 году султаномъ Тидорскимъ, выучился говорить по русски. 27-го февраля урумбай бросилъ якорь у острова Наматоте въ Новой Гвинеѣ, а для постройки хижины выбранъ былъ берегъ «Айва». Папуасы были очень изумлены намѣреніемъ ученаго жить между ними, но обошлись дружелюбно и даже почтительно. Скоро хижина его стала центромъ сбора всѣхъ окрестныхъ папуа-ковіай и ихъ пирогъ. Воспользовавшись тѣмъ обстоятельствомъ, что урумбай (на которомъ было 16 человѣкъ экипажа) вслѣдствіе западнаго муссона не могъ вернуться въ Гесиръ, г. Миклуха-Маклай оставилъ для охраны хижины амбоинца Іосифа и 5 церамцевъ, а самъ съ остальными людьми предпринялъ экскурсію на восточный берегъ залива Тритонъ. Здѣсь посѣтилъ онъ большое и неизвѣстное даже церамцамъ горное озеро «Камака-Валларъ» и нашелъ, что такъ-называемый заливъ «Кируру» есть собственно проливъ между материкомъ и архипелагомъ. Не смотря на то, что папуасы-ковіай уже давно знакомы съ желѣзомъ, одеждою, огнестрѣльнымъ оружіемъ, серебряными и золотыми украшеніями, они остаются номадами. Недостатокъ пищи, вслѣдствіе неимѣнія плантацій и животныхъ, заставляетъ ихъ скитаться по заливамъ за поискомъ рыбъ и морскихъ животныхъ, а по лѣсамъ за листьями и корнями. Папуасы же берега Маклая строятъ своими каменными топорами большія селенія, съ удобными хижинами, обработываютъ плантаціи, имѣютъ свиней, собакъ и куръ.
Вернувшись въ Наматоте, г. Миклуха-Маклай нашелъ большую часть своихъ вещей разграбленною береговыми папуасами, воспользовавшимися отсутствіемъ экипажа урумбая, который, вслѣдствіе нападенія горныхъ жителей на Айдуму, удалился на макасарское судно. Особенно чувствительна была для ученаго потеря нѣсколькихъ метеорологическихъ и прочихъ инструментовъ, аптеки, запасовъ хиннаго и краснаго вина и проч.
Онъ рѣшился переселиться на островъ Айдуму и построилъ тамъ большую хижину въ мѣстности Умбурмета, гдѣ и жилъ одинъ,, такъ какъ люди его боялись проводить ночи на берегу и спали на урумбаѣ. Между тѣмъ обстоятельства усложнялись: на айдумцевъ, союзниковъ г. Миклухи-Маклая, то и дѣло собирались новыя нападенія. Приходилось быть на сторожѣ и носить оружіе. Наконецъ въ средѣ его церамцевъ открылась измѣна и оказалось, что они на ¾ состоятъ изъ папуасовъ, помогали грабежу его вещей и стрѣляли въ грабителей холостыми зарядами. Натянутыя отношенія не допускали дальнѣйшихъ экскурсій. Къ г. Маклаю айдумцы приводили раза два папуасовъ, являвшихся въ Умбурмету въ одеждѣ, украденной изъ его хижины. Ученый рѣшился не оставлять грабителей безнаказанными и захватить хоть одного изъ предводителей грабежа. Утромъ 25-го апрѣля г. Миклуха-Маклай узналъ, что одинъ изъ нихъ, капитанъ Мавары, скрывается въ пирогѣ. Не сказавъ ни слова своимъ людямъ, смѣлый путешественникъ, въ сопровожденіи одного только человѣка, подошелъ къ пирогѣ, нашелъ спрятавшагося врага, приставилъ ему револьверъ ко рту и приказалъ своему спутнику связать ему руки. Церамцы и папуасы, бывшіе на берегу, до того изумились, что не оказали ни малѣйшаго сопротивленія. Не дожидаясь вечера, ученый препроводилъ своего плѣнника на урумбай и перенесъ вещи изъ своей хижины. Пораженные папуасы безпрекословно повиновались ему. Черезъ полтора часа урумбай находился уже далеко отъ берега Папуа-Ковіай и 30-го апрѣля прибылъ съ плѣнникомъ на островъ Кильвару, гдѣ и ожидалъ голландскаго судна, которое должно было придти съ амбоинскимъ резидентомъ.
Возвратясь въ іюнѣ 1874 года, г. Маклай употребилъ нѣсколько недѣль для укрѣпленія силъ горнымъ воздухомъ и въ началѣ ноября снова предпринялъ поѣздку въ Сингапуръ и на Малакку. Разработку своихъ наблюденій ученый нашъ оставляетъ до возвращенія въ Россію — и мы вправѣ ожидать отъ него труда капитальнаго, который по всей вѣроятности прольетъ новый свѣтъ на страну, доселѣ почти неизвѣстную, и на племя — во многихъ отношеніяхъ загадочное. Тѣмъ болѣе вправѣ мы гордиться нашимъ соотечественникомъ, который на отдаленнѣйшемъ и почти пустыннымъ островѣ впервые водрузилъ знамя науки подъ русскимъ флагомъ.