Н. Ахшарумовъ
правитьVI
правитьМАЛАНЬИНЫ СТРѢЛКИ.
правитьI.
правитьБылъ у одной старухи сынъ, — по имени Ѳомка. Ѳомка былъ мужичекъ малорослый, тощій и самый, какъ говорится, безпрокій. Никакая работа ему не спорилась, потому что онъ не умѣлъ обойтись какъ люди обходятся, а все дѣлалъ по своему. Одежда у Ѳомки была оборванная, избенка кривая, крыша дырявая, лошаденка хромая, и жилъ онъ одинъ со своею старухою матерью, безъ жены; — потому что во всемъ околоткѣ не было такой дуры, которая бы согласилась пойти за него.
Вотъ, какъ то разъ, шелъ Ѳомка въ сумерки между опушкой и полемъ; а было это около Ильина дня и наканунѣ была большая гроза. Идетъ онъ, и все ему слышится громъ — не громъ, а такъ, будто гдѣ-то недалеко телѣга по бревнамъ проѣхала" I И думаетъ онъ: — гдѣ бы это могло быть? Крутомъ, на пять верстъ, нѣтъ ни плотины, ни моста; а гремитъ гдѣ-то недалеко… Чу! вотъ опять застучало! И на этотъ разъ, такъ уже близко, что Ѳомка остановился и началъ осматриваться. Глянулъ въ одну сторону, нѣтъ никого, — глянулъ въ другую: — видитъ, на самомъ краю опушки, кто-то стоитъ нагнувшись, словно какъ будто-бы ищетъ грибовъ, Сталъ онъ за нимъ приглядывать: — видитъ старикъ какой-то, сѣдой, безъ шапки, ростъ богатырскій, плечи широкія, лицо такое хмурое, грозное… стоитъ, наклонился, клюкой ковыряетъ что-то во мху; поковырялъ и знать не нашелъ ничего, — пошелъ дальше; да какъ только пошелъ, — и застучало опять.
— Хе! хе! — думаетъ себѣ Ѳомка. — Вотъ оно гдѣ гремитъ-то! — и дивно это ему показалось. Подошелъ ближе: — Богъ помочь дѣдъ.
— Спаси — Богъ.
— Что это ты стучишь?
— Такъ, это я про себя ворчу… — Отвернулся и надо быть что увидалъ на полу, — сталъ опять ковырять клюкой, поковырялъ, вытащилъ изъ земли какую-то стрѣлку, и бросилъ въ мѣшокъ.
— Что это ты тутъ дѣлаешь?
— Такъ, ничего, — говоритъ; свой товаръ подбираю.
— Какой товаръ?
— Да вотъ, дочка моя, — Маланья вчера тутъ въ горѣлки играла, разбѣгалась, стрѣлки свои пораскидала. А я не люблю этого баловства Товаръ дорогой; — почто его тратить даромъ? Хочешь стрѣлять, такъ стрѣляй толкомъ: — выбери мѣсто, нацѣль хорошенько, — да тогда и пали…
Слушаетъ Ѳомка, сейчасъ смекнулъ — въ чемъ дѣло и кто такой этотъ старикъ и о какой Маланьѣ онъ говорилъ. — Слышь-ты, говоритъ тебѣ одному не справиться съ этой работой; всю ночь тутъ провозишься. А ты выучи-ка меня эти стрѣлки искать, такъ я тебѣ, дѣдушка, помогу.
Дѣдъ согласился; надоѣло ему ковырять одному; выучилъ мужика по какимъ примѣтамъ отыскивать мѣсто куда упала стрѣла и какъ эту стрѣлу изъ земли выкапывать. И вотъ стали они искать вдвоемъ; — искали, пока совсѣмъ не стемнѣло, и понабрали таки порядкомъ. Какъ стало совсѣмъ темно, дѣдъ взялъ, покидалъ свой товаръ въ мѣшокъ и мѣшокъ завязалъ. — Ну, — говоритъ, — спасибо тебѣ любезный; — будетъ съ меня и этого. — Загрохоталъ и ушелъ во свояси.
А Ѳомка, какъ ни былъ плохъ, однако на этотъ разъ маху не далъ. Не захотѣлъ онъ уйти съ пустыми руками и изловчился, тайкомъ отъ дѣда, засунуть себѣ въ сапогъ съ полъ-дюжины… Зачѣмъ? Онъ и самъ хорошенько не зналъ, но нраву онъ былъ пытливаго и всякое новое дѣло его занимало. Дай, думаетъ, посмотрю: что это за стрѣлки такія? Пришелъ домой, ни слова не говоря старухѣ, спряталъ свою находку на печь и завалился спать. Утро-де вечера мудренѣе.
II.
правитьНа другой день былъ праздникъ. Ѳомка проснулся чуть свѣтъ, взялъ съ собою стрѣлки и ушелъ въ лѣсъ. Что онъ тамъ дѣлалъ не знаю, — только вернулся домой безъ одной стрѣлы, да въ придачу еще безъ пальца на лѣвой рукѣ.
— Что съ тобой? — спрашиваетъ старуха.
— Такъ, ничего, — топоромъ отхватилъ.
Нѣсколько дней послѣ этого, онъ сидѣлъ смирно; но какъ только палецъ зажилъ, взялъ остальныя стрѣлки и пошелъ опять въ лѣсъ… Вернулся опять безъ одной, да въ придачу еще безъ глаза.
— Что съ тобой? — спрашиваетъ старуха.
— Такъ, ничего, на сукъ наткнулся.
Послѣ этого, онъ запряталъ Маланьины стрѣлки въ клѣть и долго до нихъ не дотрогивался; — знать поотбило охоту… Но вотъ, однажды, понадобилось ему зачѣмъ-то въ кузницу; а кузница была въ городѣ. Подходитъ онъ къ городу поздно вечеромъ, въ сумерки, и опять ему чудится — громъ не громъ, а такъ — что-то стучитъ… Глядь, впереди, недалеко, бредетъ тотъ самый старикъ, котораго онъ у лѣсу встрѣтилъ. Поровнялись они; — здравствуй, дѣдъ!
Тотъ смотритъ, — не узнаетъ.
— А того мужика помнишь, который тебѣ помогалъ Маланьины стрѣлки выкапывать?
— А, это ты?… Ну, будь здоровъ — братецъ.
— Куда идешь дѣдушка?
— Въ кузницу — братецъ.
— Пойдемъ-же вмѣстѣ, и мнѣ туда нужно.
Пришли они въ кузницу; — Ѳомка сейчасъ свое
дѣло справилъ, присѣлъ на завалинкѣ и сидитъ, дожидается… — Дай, думаетъ, погляжу зачѣмъ дѣдъ пришелъ.
А дѣдъ кликнулъ къ себѣ кузнеца и спрашиваетъ; — Ну что, говоритъ, — кузнецъ, пущалку, справилъ?
— Справилъ.
— Покажь-ка сюда?
Смотритъ Ѳомка, — кузнецъ досталъ изъ подъ лавки снарядъ какой-то диковинный и подаетъ дѣду. Дѣдъ поглядѣлъ. — Хорошо, — говоритъ. Сейчасъ заплатилъ кузнецу, что слѣдуетъ; взялъ свой снарядъ и пошелъ.
Какъ только пошелъ, и Ѳомка пошелъ; — увязался опять за нимъ, опять разговоръ заводитъ.
— Здорова-ли дочка?
— Ничего, славу Богу, живетъ.
— Много-ли стрѣлокъ пораскидала?
— Да, порастратила-таки порядкомъ.
Говорятъ они этакъ; а Ѳомка все на снарядъ поглядываетъ. — Что это дѣдушка, — говоритъ, у тебя за-штука такая?
— Пущалка — братецъ.
— На что это тебѣ?
— А это, говоритъ, для дочки моей, игрушка такая. Изъ этой пущалки она свои стрѣлки цущаетъ.
— А развѣ нельзя безъ этого?
— Нѣтъ, — говоритъ, — нельзя. Безъ этого либо палецъ тебѣ оторветъ, либо глазъ выжжетъ.
Сказалъ это дѣдъ, а самъ усмѣхается, на Ѳомку поглядываетъ.
— Хе, хе! братъ! Да что это у тебя глазъ-то?
— Ничего — отвѣчаетъ Ѳомка — это я ночью, на сукъ напоролъ.
— Вотъ какъ!.. Хе, хе, да у тебя и пальца недостаетъ!.. Куда дѣвалъ?
— Ничего, дѣдушка; — это я въ хмѣлю, топоромъ отхватилъ.
— Ну, братецъ; — это тебѣ наука. Послушай ты моего совѣта: — будь напередъ осторожнѣе.
Сказавъ это дѣдъ загрохоталъ и пошелъ во свояси.
А Ѳомка не промахъ, сейчасъ вернулся назадъ къ кузнецу и заказалъ для себя пущалку такую-же какъ у дѣда.
— Не разсердился бы дѣдъ? -говоритъ кузнецъ.
— Э! Ничего! — отвѣчаетъ Ѳомка, — Мы съ нимъ пріятели; — самъ видѣлъ, вмѣстѣ пришли.
Черезъ недѣлю, пущалка была готова и Ѳомка ходилъ съ нею въ лѣсъ и вернулся на этотъ разъ безъ изъяну, веселый такой. Приходитъ къ матери… — Прощай, — говоритъ, — матушка! Благослови ты меня въ путъ далекій, на подвиги ратные, на поприща богатырскія… Землю пахать теперь не мое уже дѣло.
Какъ услыхала старуха эти слова, такъ и ахнула. — Ѳомка! Да ты не съ ума-ли спятилъ?… — Ты, — говоритъ, — посмотри на себя… Ну къ рожѣ-ли тебѣ подвиги ратные? Вѣдь у тебя силенки не многимъ побольше чѣмъ у меня?.. Да и кого ты, кривой богатырь, — воевать собираешься?
— Не безпокойся матушка, — говоритъ Ѳомка; — я ужъ найду кого. А что до силы моей, то этой силы ни ты, да и никто на свѣтѣ еще не извѣдалъ. И никому неизвѣстно, гдѣ она у меня; — а я знаю гдѣ, и когда покажу, тогда и увидятъ.
Вечеромъ, въ этотъ день, Ѳомка ходилъ на то мѣсто, гдѣ онъ первый разъ дѣда встрѣтилъ, и вернулся домой съ какимъ-то пучкомъ. А на другой день, чуть свѣтъ, осѣдлалъ хромую свою лошаденку, повѣсилъ пущалку черезъ плечо, простился съ матерью и уѣхалъ.
III.
правитьДолго-ли ѣхалъ Ѳомка и далеко-ли уѣхалъ, — не знаю; только вотъ — выѣзжаетъ онъ изъ лѣсу на зеленый лугъ и видитъ: стоятъ на лугу два шатра златоверхіе, у шатровъ богатырскіе кони пасутся Слѣзъ онъ съ своей лошаденки и пустилъ ее тутъ-же траву щипать; а самъ прилегъ отдохнуть. Не долго прошло, изъ шатровъ выходятъ два старыхъ, престарыхъ богатыря; — посмотрѣли на мужичка, усмѣхнулись и сѣли тутъ-же, неподалеку.
И говоритъ одинъ богатырь другому: — Прошли — говоритъ, — богатырскія времена, Ильюха! Что за народъ нынче на свѣтъ родится!.. Посмотри-ка, вонъ: — мужичонка какой!… Что твой комаръ. Взялъ его на ладонь, да прихлопнулъ — такъ только мокренько останется.
Рѣчь эта была обидна для Ѳомки, но онъ смолчалъ.
И говоритъ другой богатырь: — А что, — говоритъ. — Алеша, — много ты этакихъ за одинъ пріемъ уберешь?
— Да какъ махну, — отвѣчаетъ тотъ; — такъ штукъ пятьдесятъ за разъ уберу.
Не вытерпѣлъ этого Ѳомка. — Почто, — говоритъ, — вы старые богатыри, — меня юнаго обижаете? Вы силы моей не извѣдали, а если хотите извѣдать, то чѣмъ на словахъ похваляться, испытайте лучше меня на дѣлѣ.
— Хорошо, — говоритъ Алеша, — давай, кривой богатырь, силу пробовать.
— Нѣтъ, — отвѣчаетъ Ѳомка. — Я на тебя Алеша Поповичъ младъ и на тебя, дѣдушка Илья Муромецъ, руки не подниму: потому не приходится дѣтямъ своихъ отцовъ колотить. А если хотите силу мою узнать, то возьмите меня съ собою на подвиги ратные, на поприща богатырскія. Пригожусь, сами спасибо скажете; а не пригожусь — наплюйте вы мнѣ въ лицо и прогоните.
Призадумались старые богатыри: смотрятъ на мужичка, дивятся; откуда у него такая прыть?
— И вотъ, — говоритъ Илья Муромецъ. — А что, — говоритъ, Алеша, возьмемъ ужъ его съ собой — такъ и быть. Съ виду онъ точно что плоховатъ, да съ виду не всякаго разберешь.
— Хорошо, — говоритъ Алеша, — возьмемъ.
И положили они промежъ себя уговоръ: Ѳомкѣ ѣхать за старыми богатырями слѣдомъ и служить имъ покуда конюхомъ. А если дѣло какое встрѣтится, то пускать его въ дѣло перваго. Годенъ окажется — принять его нарѣченнымъ братомъ и считать младшимъ богатыремъ; а негоденъ — прогнать.
Порѣшили на томъ и уѣхали.
IV.
править"Идутъ богатыри на своихъ богатырскихъ коняхъ; а Ѳомка за ними; на своей хромой клячѣ — трюхъ, трюхъ… едва поспѣваетъ.
Подъѣзжаютъ они къ городу; — а въ городѣ страхъ и смятеніе неописанное. Поселился въ дремучемъ лѣсу, у самаго города, басурманъ — шестиглавый змѣй и губитъ христіанскій народъ во множествѣ неисчислимомъ.
Какъ услыхали это богатыри, сейчасъ поѣхали въ лѣсъ, и по слѣду змѣиному, отыскали его вертепъ. Глядятъ, — изъ вертепа выходитъ чудище нечестивое о шести головахъ и каждая голова съ пивной котелъ.
— Ну, Ѳома, — говоритъ Илья Муромецъ; — вотъ тебѣ и работа. Коли жизнь не красна, смерть не страшна, то выходи ты, по уговору, первый супротивъ этого змѣя и ратуй его; а мы посмотримъ, если онъ станетъ одолѣвать, тогда сами примемся.
Но Ѳомка только того и боялся, чтобъ старики какъ-нибудь безъ него не покончили. Вышелъ онъ смѣло впередъ и сталъ заряжать свою пущалку; а змѣй-то, завидѣвъ его криваго, какъ прыснетъ со смѣху. — Пошелъ прочь! — говоритъ, — шутъ ты этакой! Не хочу я съ тобою и рукъ марать!
— Ну, ничего, — отвѣчалъ Ѳомка. — Я тебя, любезный, не задержу. — Сейчасъ прицѣлился да какъ грянетъ… Освѣтилось все мѣсто битвы; по лѣсу пошелъ гулъ раскатами и огненная стрѣла, ослѣпляя глаза яркимъ блескомъ, ударила въ змѣя. Только его и видѣли. Разорвало его бѣднягу всего на куски и тѣ куски не то спалило, не то раскидало по лѣсу.
Богатыри стоятъ, смотрятъ… понять не могутъ, что это такое было?.. Смотрѣли, смотрѣли, пожали плечами, да и поѣхали прочь. Ѳомка за ними… И вотъ слышитъ онъ, богатыри говорятъ между собою тихонько.
— Ну что, Ильюша?
— Да что, Алеша; — я братецъ, правду люблю говорить. Въ жизнь свою не случалось такъ чисто покончить дѣло!
И вернулись они опять въ городъ, гдѣ люди, узнавъ, кто одержалъ побѣду, не захотѣли и вѣрить старымъ богатырямъ; думали, что это они вдвоемъ убили змѣя, и только изъ милости уступаютъ Ѳомкѣ всю честь,
А впрочемъ приняли всѣхъ троихъ съ великимъ почетомъ.
V.
правитьПослѣ того, назвали богатыри Ѳому своимъ меньшимъ братомъ и стали честить какъ ровнаго.
И ѣздили они долго, втроемъ, сперва по святой Руси, а потомъ и по разнымъ краямъ чужеземнымъ. И было у нихъ за это время работы не мало. Попадались имъ великаны и въ три сажени, и въ семь, и въ десять; и змѣи разнаго сорту, то о шести, то о двѣнадцати головахъ, а то и болѣе; и Эфіопскіе короли съ несмѣтными ратями, и Турецкіе, и Татарскіе, и Китайскіе витязи, — и противъ всѣхъ ихъ по уговору выходилъ Ѳома первый. Выйдетъ, живо дѣло все самъ покончитъ, а два старшіе богатыря поглядятъ, да потупивъ голову и поѣдутъ прочь.
И вотъ стали старые богатыри призадумываться, — Видятъ, дѣла имъ никакого нѣтъ, всю работу Ѳомка себѣ забралъ; а и просить-то его, чтобы уступилъ, не смѣютъ; боятся, что стары ужъ стали очень и чего добраго еще передъ нимъ, молодымъ, осрамятся.
Стали они объ этомъ промежъ себя разговаривать. И вотъ, — говоритъ Илья Муромецъ, — а что, Алеша, — вѣдь дѣло-то наше дрянь! Состарились мы, да и время-то богатырское знать миновало. Не нужны стали теперь богатыри. Съ этой пущалкою, что у Ѳомки, всякая баба выйдетъ противъ тебя и и ничего ты съ ней не подѣлаешь.
— Да, — отвѣчаетъ Алеша Поповичъ, младъ. — Я, братецъ — Ильюха, и самъ такъ думаю. Довольно ужъ мы съ тобой покрутили міромъ. Пора и честь знать! Пойдем-ка на покой.
И вотъ простились богатыри съ своимъ нареченнымъ братомъ Ѳомою и уѣхали во свояси.
А Ѳомка, тою порой, гостилъ во дворцѣ у какого то короля заморскаго и слава о немъ успѣла уже пройти по цѣлому свѣту.
VI.
правитьСидитъ Ѳомка у короля, въ его золотомъ чертогѣ; — а король-то и говоритъ ему:
— Скажи, — говоритъ, мнѣ Ѳома, по правдѣ; — отчего старые богатыри уѣхали?
И отвѣчаетъ ему Ѳома: — скажу я тебѣ, государь, по правдѣ; — старые богатыри обижаются, что имъ возлѣ меня, молодого богатыря, совсѣмъ дѣлать нечего.
Выслушавъ это король, самъ глядитъ на Ѳому, усмѣхается. — Послушай, Ѳома, — говоритъ, вѣдь ты врешь?
— Нѣтъ, — говоритъ, не вру.
— Нѣтъ врешь, Меня, братецъ мой, не обманешь. Ты вотъ говоришь, — богатырь; — а если по правдѣ сказать, — какой ты богатырь? Отыми у тебя пущалку да стрѣлы, такъ тебя всякій дворовый пѣтухъ загоняетъ..
Ѳомка обидѣлся.
— Нѣтъ, — говоритъ король, — ты этимъ любезный не обижайся. А ты мнѣ вотъ что скажи. Вѣдь этакую пущалку, какъ у тебя, всякій кузнецъ можетъ сдѣлать?
— Да, — отвѣчаетъ Ѳома, -можетъ; а стрѣлы то ты откуда возьмешь? Безъ стрѣлъ, съ одной пущалкой, ничего не подѣлаешь.
— А вотъ, — говоритъ король; — я къ тому и веду разговоръ. Ты, Ѳома, парень не глупый: самъ можешь понять, что славы твоей не убудетъ, если ты мнѣ откроешь: откуда ты эти стрѣлы берешь; и выучишь моихъ мастеровъ этому дѣлу стрѣлецкому. А если, — говоритъ, ты это сдѣлаешь, то будетъ тебѣ отъ меня за это награда такая, о какой ты и не думаешь. Богатыремъ я не могу тебя сдѣлать, конечно, да мнѣ и не нужны богатыри; но сдѣлаю тебя генераломъ и отдамъ тебѣ все свое войско въ команду, и для этого войска, мы закажемъ пущалки и ты будешь его учить своему стрѣлецкому ремеслу. А когда ты все это выполнишь, тогда я отдамъ за тебя свою дочь и съ нею полцарства въ приданое.
Польстился Ѳома на такую великую честь и открылъ королю свое дѣло тайное, свое мастерство стрѣлецкое. И сдѣлалъ король его генераломъ, а старыхъ своихъ богатырей уволилъ въ чистую. Не нужны стали они ему съ тѣхъ поръ, какъ все войско было вооружено gущалками и всякій солдатъ могъ сдѣлать то же, что Ѳомка дѣлалъ. И сталъ Ѳомка знатнымъ бояриномъ и сталъ король выдавать за него свою дочь, а за дочерью отводить полцарства въ приданое.
И вотъ ѣдетъ Ѳома съ королевскою дочерью подъ вѣнецъ. идутъ они въ золотыхъ колесницахъ… По дорогѣ войско стоитъ въ два ряда, народъ толпится, шапки бросаютъ къ верху, кричатъ: ура! По всему городу праздникъ, въ колокола звонятъ… А по небу между тѣмъ поднимается черная туча. Остановилась она надъ самымъ вѣнчальнымъ поѣздомъ, да вдругъ какъ шарахнетъ!.. Разорвало ее, словно платокъ, на два куска и изъ прорѣхи вылетѣла царица Маланья во всей лучезарной своей красотѣ. Она была въ огненной колесницѣ, на вороныхъ коняхъ, и на темныхъ ризахъ ея свѣтилось кровавое зарево. Грозно глянула она на Ѳому:
— Стой! Ѳомка-воръ! Ты стрѣлы мои укралъ, ты тайны мои извѣдалъ и по свѣту разгласилъ; — я тебѣ этого не прощу! На вотъ отвѣдай-ка эту стрѣлку!.. — Сказавъ это, царица взмахнула высоко бѣлой рукой и пустила въ него стрѣлу лучезарную…
Тяжелый громовой ударъ грянулъ надъ самою головою жениха. Кони его попадали; — народъ столпился вокругъ его золотой колесницы. Глядятъ; а бѣдный кривой богатырь — лежитъ въ колесницѣ — мертвый.
СВАТЪ.
правитьМарко былъ человѣкъ бѣдный; тяжкимъ трудомъ зарабатывалъ себѣ хлѣбъ насущный и съ молоду натерпѣлся всякой нужды. Рано ли, поздно ли, надоѣло ему наконецъ изъ кожи лѣзть; бросилъ работу, какая была, и пошелъ искать случая. Ищетъ, справляется у знакомыхъ; — не знаете ли, молъ, люди добрые, гдѣ бы мнѣ счастье свое найти? Но одни ему отвѣчаютъ — не знаю, поди спроси у другого кого нибудь; — а другой кто нибудь смѣется; — у насъ, молъ, не оставлялъ, поди поищи, не обронилъ ли на улицѣ?.. И вотъ, наконецъ, надоѣлъ онъ всѣмъ. Куда не придетъ, обругаютъ его и выгонютъ. — Да что ты присталъ? — говорятъ, — ступай къ черту! Но онъ къ черту идти не хотѣлъ, а такъ себѣ — бродилъ около.
Вотъ, разъ, попадается ему кто то на встрѣчу.
— Здравствуй, говоритъ, — Марко? Что ты все ходишь около, а ко мнѣ не зайдешь? Мы съ твоимъ отцомъ были пріятели…
Марко глядитъ, — лицо незнакомое… — А какъ тебя звать?
— Да твой отецъ меня сватомъ звалъ.
Обрадовался бѣднякъ; — думаетъ вотъ нашелъ добраго человѣка, къ которому можно прибѣгнуть въ нуждѣ. Стали они бесѣдовать; — Марко и говоритъ: — Сватушка, не оставь ты меня совѣтомъ; научи, гдѣ бы мнѣ счастье свое найти?
Сватъ долго не думалъ. — Счастье твое, говоритъ, было не разъ у тебя подъ рукой, да ты, по простотѣ своей, его не примѣтилъ. Завтра ты встрѣтишь его опять. Въ полдень ступай на рѣку… Въ рѣкѣ будутъ купаться двое; а ты смотри, не плошай. Тутъ, гдѣ они купаться будутъ, ту гъ и найдешь свое счастье.
Марко исполнилъ, какъ было сказано. Въ полдень, пошелъ на рѣку и сѣлъ на травкѣ, у самаго берега. Не долго сидѣлъ, видитъ идетъ купецъ съ парнишкою, сыномъ; пришли, раздѣлись недалеко отъ него и стали купаться. Глядитъ Марко въ оба; все думаетъ: какое такое счастье будетъ ему отъ этого? Только вотъ, выкупался купецъ и выкупалъ сына. Стали они одѣваться, да какъ одѣлись, сейчасъ и ушли. И видитъ Марко, на томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ одѣвался купецъ, что-то осталось. Онъ подошелъ, смотритъ, — бумажникъ, въ бумажникѣ деньги, — куча такая набита, и не сочтешь!.. Не подумалъ онъ и о счастьи своемъ, такъ стало жалко ему купца. Вотъ, думаетъ, — человѣкъ трудился, берегъ, надѣялся на старости лѣтъ отдохнуть и дѣтямъ оставить; а тутъ, однимъ разомъ все сгинуло!.. Нѣтъ, не сгинуло!.. Побѣжалъ Марко, что было мочи, догналъ купца и отдалъ ему бумажникъ.
Тотъ измѣнился въ лицѣ, посмотрѣлъ на него, и, важно погладивъ сѣдую бороду, поклонился ему до земли. — Это, говоритъ, тебѣ отъ меня за доброе дѣло: а это вотъ за труды; — и подарилъ ему красненькую.
Бѣдному Марко и въ мысль не пришло, что онъ могъ получить больше. Десять рублей для него были крупныя деньги и онъ имъ несказанно обрадовался. Ай да сватъ, думалъ онъ. Какъ славно меня научилъ!
А сватъ какъ тутъ, идетъ на встрѣчу ему. — Ну что, — говоритъ, — нашелъ?
— Нашелъ, голубчикъ! Саасибо тебѣ. Вѣкъ не забуду!.. и разсказалъ ему все, какъ было.
Осерчалъ тотъ. — Дуракъ! Зачѣмъ ты отдалъ ему бумажникъ? Ты бы спряталъ его себѣ въ карманъ, такъ вотъ и было бы тебѣ счастье… а это что? Тьфу!.. Пошелъ прочь отъ меня; не хочу я съ тобою и разговаривать!..
Ушелъ Марко задумавшись. А вѣдь сватъ то, думаетъ, правъ! Оно такъ и есть, что я счастье свое упустилъ!
Но вотъ, черезъ нѣсколько дней, встрѣчаетъ онъ снова его, на улицъ. Какъ только завидѣлъ, обрадовался, бѣжитъ, машетъ рукою. — Эй, сватушка! Сватушка!
— Что ты?
— Сватушка! А вѣдь счастье то отъ меня не совсѣмъ ушло. Вѣдь вышло лучше, чѣмъ мы съ тобой думали!
— А что?
— Да послѣ того, какъ ты, помнишь, намедни, меня обругалъ, встрѣтился я опять съ тѣмъ купцомъ, и онъ нанялъ меня въ прикащики, жалованье мнѣ обѣщалъ хорошее.
— Эхъ ты, простота! Чему обрадовался! Да если бы ты не сдурилъ, то былъ бы теперь самъ купцомъ и самъ нанималъ бы прикащиковъ… Такъ вотъ то было бы счастье, а это-тьфу!.. Ну, да ужъ нечего дѣлать. Жалко мнѣ тебя глупаго; научу я тебя опять, гдѣ тебѣ счастье свое найти… Вотъ слушай… Дня черезъ три хозяинъ тебя ушлетъ за деньгами. Пріѣдешь ты въ городъ приморскій, получишь деньги, пойдешь на пристань; — у пристани будетъ трактиръ… Войди въ трактиръ, садись и слушай, что будутъ возлѣ тебя говорить. Тутъ и узнаешь, что тебѣ нужно сдѣлать, чтобы найти свое счастіе… Да смотри же, не оплошай!
— Не бойся, сватушка, — маху не дамъ…
Какъ разъ черезъ три дня призываетъ его купецъ къ себѣ и даетъ ему письма. — Поѣзжай, говоритъ, ты съ этими письмами въ такое-то мѣсто, отыщи кого слѣдуетъ, и получи деньги. Да, смотри, Марко, не оплошай.
— Не бойся, говоритъ Марко, — маху недамъ — и уѣхалъ.
Пріѣзжаетъ онъ въ городъ; отыскалъ кого слѣдуетъ, отдалъ письма и получилъ кучу денегъ. Ну, думаетъ, — теперь держи ухо востро, — счастье недалеко… Сейчасъ на пристань… у самой пристани, видитъ трактиръ. Вошелъ онъ туда, велѣлъ подать себѣ чаю и ждетъ, — что будетъ?.. Недолго ждалъ. Пришли какіе-то два купца, сѣли недалеко, начали разговаривать между собою въ полголоса… И слышитъ Марко: — одинъ купецъ говоритъ другому: — Эхъ, молъ, какая досада!
— А что?
— Да вотъ что. Есть тутъ, на пристани, два корабля съ заморскимъ товаромъ. Сію минуту прибыли и никто еще не успѣлъ хватиться; а я тамъ былъ и узналъ кое-что… Жаль, братецъ; если бы теперича мы съ тобою при деньгахъ были, то мы бы тутъ счастье свое нашли…
— Какъ такъ?
— А вотъ какъ. Цѣна такая дешевая, что еслибъ теперича взять да сразу купить весь товаръ за наличные, то его и на берегъ свезти не успѣешь. Въ три дня, тутъ же, на корабляхъ, раскупятъ у тебя все по разнымъ рукамъ и ты вернешь свои деньги вдвое.
— Да вѣрно ли?
— А такъ вѣрно, братецъ ты мой, что будь у меня какая нибудь возможность, я бы вотъ этого стакана не допилъ. Бѣгомъ побѣжалъ бы туда и порѣшилъ бы все сразу.
Слушаетъ Марко, слова не проронилъ… — Ну, думаетъ, сватъ то не промахъ! Не надо и мнѣ плошать…
Человѣкъ онъ былъ прыткій; не долго думая, всталъ, пошелъ изъ трактира прямо на корабли, да и купилъ весь товаръ за наличные. Дѣло его удалось, ни дать ни взять, какъ купецъ въ трактирѣ разсчитывалъ. Черезъ три дня все было продано въ разныя руки и онъ вернулъ хозяйскія деньги безъ малаго вдвое. Уѣхалъ Марко домой веселый такой. Думаетъ — вотъ то счастье! Вотъ распотѣшу я старика! Вѣдь ему и во снѣ не снится, какія деньги мы съ нимъ зашибли. То то, я чай, будетъ радъ. И всю дорогу онъ думалъ о томъ, какъ старикъ будетъ радъ и какъ онъ его похвалитъ; скажетъ: — ну, Марко, ты молодецъ! Маху не далъ!
Вышло, однако, не совсѣмъ такъ, какъ онъ ожидалъ. Хозяинъ конечно былъ радъ, такъ радъ, что даже весь покраснѣлъ, увидѣвъ нежданную прибыль; но вмѣсто того, чтобъ его похвалить, задалъ ему головомойку. — А ты какъ смѣлъ, говоритъ, — безъ моего приказанія, — пускать на авось мои деньги?.. Ну, а еслибъ не удалось, и ты не вернулъ бы затраты? Съ какими глазами ты бы явился ко мнѣ?
Пугнувъ его этакъ маленько, старикъ однако смягчился. — Я, говоритъ, не стану тебя обманывать; — я на тебя не сердитъ; и если бы даже хотѣлъ разсердиться, то не могу. Я радъ, что ты это сдѣлалъ, и признаюсь, не думалъ, что у тебя столько сметки… И хотя, говоритъ, у меня на устахъ строгое слово, но на сердце не то. — Сказавъ это, старикъ прослезился и обнялъ Марко; и Марко, въ эту минуту, забылъ головомойку, такъ онъ былъ радъ, такъ счастливъ!
Денька черезъ два идетъ онъ по улицѣ, глядь: а навстрѣчу ему идетъ сватъ; — сердитый такой, рожу нахмурилъ… Марко сейчасъ къ нему… Ахъ, сватушка! говоритъ, благодѣтель ты мой! Какъ я тебѣ обязанъ!.. Вѣдь все вышло по твоему! Ты не знаешь, вѣдь я какія деньги зашибъ!.. и сейчасъ разсказалъ ему все.
Сватъ слушалъ, слушалъ, да вдругъ какъ вскинется на него: такъ, даже зубами заскрежеталъ. Ахъ, ты, говоритъ, такой сякой! Да ты что это мнѣ разсказываешь?..
— А что?
— Какъ что? Да вѣдь ты опять счастье свое упустилъ! Зачѣмъ ты отдалъ ему всю выручку? развѣ ему что нибудь слѣдовало кромѣ тѣхъ денегъ, что ты по письмамъ его получилъ? Вѣдь это не онъ выдумывалъ и не онъ исполнялъ! Да если на то пошло, такъ и не ты, я тебя научилъ; я тебѣ подарилъ эту прибыль; а ты, дуракъ, брезгаешь, смѣешь отъ нея отказываться!.. Пошелъ прочь отъ меня! Не стоишь ты, чтобы я и смотрѣлъ на тебя, не только съ тобой разговаривалъ.
Марко ушелъ отъ него, поджавши хвостъ. — Самъ думаетъ: — а вѣдь сватъ то правъ. Счастье было мое, а не хозяйское, и я напрасно ему отдалъ деньги.
Послѣ этого, долго онъ не встрѣчалъ свата на улицѣ, а самъ идти къ нему не посмѣлъ, ибо думалъ, что тотъ все еще на него сердится.
Полгода спустя они опять встрѣтились. Сватъ, какъ увидѣлъ его, надулся и сдѣлалъ видъ, что хочетъ мимо пройти; но Марко его остановилъ.
— Сватушка! Не сердись, говорить. — Ты не знаешь, вѣдь счастье то отъ меня не ушло. Вѣдь старикъ то сдѣлалъ меня товарищемъ и выдалъ за меня замужъ родную дочь; и тѣ деньги, которыя онъ отъ меня получилъ, идутъ за нею въ приданое.
— Глупый ты человѣкъ! — отвѣчалъ сватъ. — Не знаешь самъ, чему радуешься. Твой хозяинъ тебя кругомъ оплелъ… Ну, какой ты ему товарищъ? Тотъ же прикащикъ, только безъ жалованья; а попробуйка съ нимъ тягаться, да онъ те въ бараній рогъ свернетъ!..Да вотъ и дочь еще тебѣ навязалъ. Прежде была у него на шеѣ, а теперь у тебя… Приданое то далъ въ руки, что-ли?
— Нѣтъ, не далъ еще.
— Ну и не дастъ. Это все дудки!.. у него вѣдь есть сынъ?
— Есть.
— Ну вотъ — сынъ и получитъ все, а тебѣ съ дочерью шишъ!
Задумался Марко.
— Что мальчикъ то — боленъ?
— Да, боленъ, — по двору бѣгалъ вчера, споткнулся, голову о камень ушибъ…
— Ну, слушай; — счастье твое еще не совсѣмъ ушло. Вотъ тебѣ скляночка… Какъ придешь домой, возьми да и спрысни парнишку… Только смотри чтобы на руки не попало…
Поблагодарилъ его Марко, взялъ скляночку и пошелъ домой… Никакого сомнѣнія онъ не имѣлъ, а думалъ — навѣрно, вотъ какъ теперь приду да спрысну, такъ тутъ же и встанетъ совсѣмъ здоровый, потому — если ужъ сватъ что сказалъ, то безпремѣнно сбудется. Только вотъ, идетъ онъ по улицѣ, видитъ собака подъ колесо попала и отдавило ей заднія ноги… Ползетъ бѣдняга на двухъ переднихъ вижжитъ… Жалко стало ему; — дай, думаетъ, вылечу… Взялъ, да и брызнулъ изъ склянки. Какъ брызнулъ, такъ ее скорчило и духъ вонъ!
Испугался Марко; склянку тутъ же разбилъ о камень, а самъ побѣжалъ въ Церковь и поставилъ свѣчу у Спаса. Думаетъ — вотъ отъ какого несчастія Богъ избавилъ!.. Ну что если бы не собака?.. Сватъ вѣрно ошибся, перемѣшалъ какъ нибудь?.. И нѣсколько дней послѣ этого онъ все ждалъ: не встрѣтитъ ли свата, дабы узнать, что за зелье такое онъ далъ! Но сватъ не встрѣчался… Только вотъ, разъ и приходитъ ему на умъ. — Дай-ка пойду я самъ къ нему въ гости… Надо же посмотрѣть хоть разъ, какъ онъ живетъ.
Отправился Марко; отыскалъ улицу, переулокъ и домъ; идетъ въ ворота, а изъ воротъ на встрѣчу — свинья. — Кого тебѣ? — спрашиваетъ. Удивило это его немного; однако, онъ сказалъ кого, и свинья указала ему, на заднемъ дворѣ, крылечко.
Входитъ онъ, черезъ крылечко, въ сѣни, а въ сѣняхъ свалка… Ухватъ съ метлою ругаются и таскаютъ другъ друга… Вишь ты мокрохвостая!.. — Брысь — кривоногій!.. Хлопъ! Хлопъ!..
Что это за хозяйство такое? — думаетъ Марко и спрашиваетъ: — гдѣ сватъ? — Ему отвѣчаютъ: — дальше.
Идетъ онъ дальше, направо кухня, налѣво дверь заперта. Заглянулъ въ кухню, смотритъ: — въ углу лежатъ кучею мертвые пальцы. Онъ отвернулся, глядь, а въ другомъ углу куча мертвыхъ головъ… Спрашиваетъ: — гдѣ сватъ? — Головы отвѣчаютъ: — тутъ: а одинъ палецъ и указалъ ему на закрытую дверь. Глянулъ Марко въ замочную скважину: видигь, — Сватъ, а у свата на головѣ — рога… Страшно стало ему; однако-же онъ вошелъ… Какъ увидалъ его сватъ, сейчасъ схватилъ одѣяло съ постели и весь закутался.
— Сватушка! говоритъ Марко, что это за хозяйство у тебя въ домѣ?
— А что?
— Да въ воротахъ свинья у меня спросила кого мнѣ нужно?
— Эхъ, братецъ, ну что ты врешь? Какая свинья? Это нашъ дворникъ съ тобой говорилъ.
— А въ сѣняхъ у тебя, сватушка, я видѣлъ, ухватъ съ метлою ругались и колотили другъ друга.
— Фу, какой вздоръ! Это тебѣ почудилось; это слуга съ служанкой спорили.
— А у тебя на кухнѣ, сватушка, я видѣлъ въ углу, мертвые пальцы,
— Глупый ты человѣкъ! Это не пальцы, это коренья кухонные.
— А въ другомъ углу — мертвые головы.
— Эхъ, братецъ! Да гдѣ у тебя глаза? Вѣдь это были кочни капустные.
— А какъ глянулъ я къ тебѣ, въ замочную скважину, такъ у тебя, сватушка, были на головѣ рога.
— Неправда!
— А этимъ лекарствомъ, сватушка, что ты далъ для хозяйскаго сына, я спрыснулъ больную собаку, и та собака издохла.
— Ну что-жъ? Туда и дорога!
— А если-бы я, вмѣсто собаки, парнишку спрыснулъ, то и парнишка-бы тоже померъ?
— Ну, разумѣется; — я за этимъ тебѣ и далъ.
— Господи Іисусе Христе! — шепнулъ Марко и поднялъ руку, чтобы перекреститься, но не успѣлъ.
Какъ вскочитъ сватъ, да какъ закричитъ: — Вонъ отсюда, бездѣльникъ!.. Все завертѣлось вокругъ него и онъ полетѣлъ внизъ головою, безъ памяти.
Очнулся… Смотритъ: — онъ гдѣ-то, на заднемъ дворѣ, лежитъ у помойной ямы и надъ нимъ свинья хрюкаетъ…
Бѣгомъ ударился онъ домой и съ тѣхъ поръ не бывалъ больше у свата, да и не встрѣчалъ его.
Жилъ онъ долго, и всю свою жизнь шелъ по прямому пути, и счастье, которое онъ нашелъ на этомъ пути, не покидало его.
