Михаилъ князь черниговскій, сынъ Всеволода чермнаго, съ молодыхъ лѣтъ отличался благочестивымъ настроеніемъ души; въ молодости не пользовался онъ добрымъ здоровьемъ, напротивъ былъ весь разслабленъ; по слуху о переяславскомъ столпникѣ Никитѣ отправился онъ просить молитвъ праведника и по вѣрѣ своей получилъ (1186 г.) полное здоровье[1]. Въ 1224. г. видимъ его въ совѣтѣ князей, рѣшавшемъ, идти ли на встрѣчу татарамъ, по призыву половцевъ, а въ концѣ того же года онъ уже былъ съ дружиною своею въ Торжкѣ, готовый помогать в. князю Юрію, за которымъ была въ замужествѣ сестра его. Новгородцы, не принявъ къ себѣ сына Юріева, охотно приняли къ себѣ Михаила. — Юрій, при всемъ томъ, что помирился съ новгородцами, взялъ изъ Торжка казну новгородскую; кн. Михаилъ явился съ просьбою возвратить Новгороду его собственность и Георгій уважилъ ходатайство его. Новгородцы съ восторгомъ благодарили князя своего за его услугу, возвратившую сотнямъ состояніе ихъ. Умными и благодушными поступками своими, Михаилъ снискалъ любовь новгородцевъ. «Вся область наша, говоритъ новгородскій лѣтописецъ, благословляла свой жребій, не чувствуя никакой тягости». Но въ страшной калкской битвѣ убитъ былъ вмѣстѣ съ сыномъ братъ Михаила Мстиславъ, княжившій въ Черниговѣ. К. Михаилъ объявилъ, что долженъ возвратиться въ родной городъ. Напрасно новгородцы просили его остаться съ ними, напрасно говорили, что князь любимый Новгородомъ не можетъ оставить Новгорода безъ оскорбленія доброму сердцу своему. Михаилъ отвѣчалъ, что Черниговъ и Новгородъ должны быть одно между собою и онъ идетъ скрѣпить узы дружества и торговыхъ сношеній между ними[2]. Михаилъ занялся устройствомъ роднаго ему княжества. Въ 1227 г. онъ готовъ былъ воевать съ сосѣдомъ своимъ, съ курскимъ княземъ Олегомъ. Къ счастію м. Кириллъ помирилъ князей. Въ то время смутъ и междоусобій миролюбивый князь не могъ не вовлекаться въ междоусобія и Михаилъ по вызову князя кіевскаго долженъ былъ отправиться на Волынь для войны съ галицкимъ княземъ, но этотъ походъ кончился безъ бѣдъ, миромъ. Въ концѣ 1228 г. новгородцы, тѣснимые кн. Ярославомъ и своими неурядицами, отправили пословъ просить Михаила въ Новгородъ. Михаилъ тѣмъ болѣе поспѣшилъ въ Новгородъ, что нещастные послы Новгорода задержаны были въ Смоленскѣ по волѣ Ярослава. Народъ принялъ его съ восторгомъ. Князь, давъ клятву охранять древнюю правду Ярославову, прежде всего занялся прекращеніемъ неурядицы въ Новгородѣ. Согласно съ древнимъ новгородскимъ закономъ онъ рѣшилъ прекратить всѣ споры и тяжбы по взысканію оброковъ съ поселянъ, переведенныхъ или перешедшихъ отъ одного владѣльца къ другому: «какъ повелѣли древніе князья, такъ и платить, сказалъ онъ; кто гдѣ живетъ, тамъ плати; кто перешелъ на новую землю, свободенъ отъ дани, хотя бы и за пять лѣтъ». Поселяне, дотолѣ угнѣтенные и разорявшіеся богатыми землевладѣльцами, благословили добраго князя Михаила. Устроивъ и другія внутреннія дѣла Новгорода, миролюбіемъ склонивъ и Ярослава къ уступкамъ въ пользу Новгорода, Михаилъ оставилъ новгородцамъ юнаго сына Ростислава, а самъ возвратился на югъ. Онъ примирилъ съ Черниговомъ и Кіевомъ кн. Ярослава, грозившаго войною. Въ 1235 г. Владиміръ князь кіевскій и Даніилъ князь галичскій привели войска къ Чернигову; обложивъ городъ, они сожгли предмѣстья и разорили окрестности. Михаилъ искусно вывелъ войска изъ Чернигова и на голову разбилъ князя галичскаго. Изяславъ, союзникъ и родственникъ Михаила, подоспѣлъ на помощь и Кіевъ взятъ былъ для Изяслава, а Михаилъ взялъ себѣ Галичь[3].
Наступило страшное время. Въ 1238 г. татары опустошили Рязань, Суздаль и Владиміръ. Въ 1239 г. обратились они на южную Россію. Въ это время Михаилъ владѣлъ Кіевомъ. Послы Мангу потребовали отъ Кіева и князя, чтобы покорились добровольно — хану. Михаилъ и его дружина видѣли, что нѣтъ силъ побѣдить страшнаго врага: но признали за низость просить себѣ цѣпей у гордаго врага. Послы хана за дерзскіе отзывы были убиты. Михаилъ поспѣшилъ искать помощи отчизнѣ за ея предѣлами, — онъ обратился къ Белѣ королю венгерскому. Кіевъ былъ взятъ и еще прежде того опустошенъ Черниговъ, дорогой Михаилу. Кн. Мстиславъ, двоюродный братъ Михаила, истощалъ и мужество и военныя средства спасти Черниговъ. Городъ былъ сильно укрѣпленъ; защитники бились съ татарами, нещадя жизни. Татары выставили стѣнобитныя машины, — на городъ саженей за 100 летали каменья огромныя, такія, что четыре человѣка едва могли поднять одинъ камень. Мстиславъ уступилъ упорному напору многочисленнаго врага: множество изъ его войска пало въ битвахъ; городъ былъ взятъ и преданъ огню; епископа Порфирія взяли въ плѣнъ, но истомленнаго лѣтами и скорбями отпустили изъ Глухова и онъ умеръ. Кн. Михаилъ не нашелъ помощи у сильнаго Белы, — тотъ остался ждать своей очереди, которая и дошла до Венгріи послѣ Кіева. Михаилъ ѣздилъ изъ страны въ страну. Ограбленный нѣмцами близь Сирада, онъ возвратился въ Кіевъ и жилъ на островѣ, противъ развалинъ древней столицы; потомъ переселился въ опустошенный Черниговъ. Между тѣмъ сынъ его Ростиславъ умѣлъ снискать любовь Белы и венгерскій король выдалъ за него дочь свою. Михаилъ, думая найти въ родственникѣ вѣрнаго союзника, въ другой разъ прибылъ въ Венгрію: но и опять встрѣтилъ тамъ пріемъ слѣпаго своекорыстія. Огорченный, князь возвратился на родину[4].
Чиновники хана переписывали въ черниговской области всѣхъ оставшихся жителей для сбора дани; отъ князей требовали они, чтобы неиначе вступали они въ управленіе областями, какъ явясь напередъ съ покорностію къ Батыю. Князь Михаилъ, не нашедшій нигдѣ помощи отчизнѣ, видѣлъ, что надобно покориться хану, — такова воля Божія: но что дѣлать, если придется встрѣтиться съ язычествомъ двора Батыева? Св. вѣрою надобно дорожить болѣе всего, думалъ онъ. Благочестивый Михаилъ обратился за совѣтомъ къ отцу духовному, епископу Іоанну. Тотъ говорилъ ему: «многіе князья отправлялись въ орду и поступали по волѣ язычника; прельстясь славою свѣта сего, ходили сквозь огонь и кланялись идоламъ. Но ты, князь, не принимай въ уста твои ни пищи, ни питья ихъ; а исповѣдуй вѣру христіанскую, говори, что христіанамъ не слѣдуетъ поклоняться твари, а только Господу Іисусу Христу». Князь отвѣчалъ: «пусть молитвою твоею совершится воля Божія! Я желаю пролить кровь мою за Христа и за вѣру чистую». Бояринъ Михаила Ѳеодоръ сказалъ тоже. Если такъ поступите, сказалъ епископъ, вы будете новыми мучениками, на утвержденіе другимъ. Князь и воевода обѣщались поступить такъ. Духовный отецъ далъ имъ св. причастіе на путь и отпустилъ съ молитвою: да укрѣпитъ васъ Богъ, за котораго желаете страдать!
Прибывъ въ станъ Батыя съ внукомъ Борисомъ Васильковичемъ ростовскимъ княземъ и съ бояриномъ Ѳеодоромъ, князь Михаилъ объявилъ, что желаетъ представиться Батыю. О немъ доложили. Батый приказалъ позвать жрецовъ и сказалъ: «выполните надъ русскимъ княземъ Михаиломъ все, что слѣдуетъ по вашимъ уставамъ и тогда представьте его ко мнѣ». Жрецы потребовали, чтобы князь и бояринъ его прошли среди огня. — Князь отвѣчалъ: «христіанинъ поклоняется Творцу, а не твари». — Объявили Батыю о непокорности русскаго князя. Батый разсвирѣпѣлъ и послалъ вельможу своего Эльдегу объявить князю: «какъ смѣетъ онъ не исполнить воли царя? Пусть избираетъ одно изъ двухъ, или поклонится богамъ и будетъ спокойно владѣть княжествомъ, или умретъ онъ злою смертію». — Князь отвѣчалъ: я готовъ поклониться царю, — ему вручилъ Богъ судьбу земныхъ царствъ: но я христіанинъ и немогу поклоняться тому, чему поклоняются жрецы»! Такъ пишетъ современникъ[5].
Что это за дѣйствіе, котораго требовали отъ князя Михаила и отъ котораго отказался онъ? По извѣстію духовника — епископа Іоанна, это было дѣло языческое. Такъ ли это было[6]? О ханѣ Мангу западный путешественникъ говоритъ: «онъ приносилъ жертвы небу, солнцу, лунѣ и горамъ»[7]. Согласимся, что Батый «не принадлежалъ ни къ какой сектѣ и поклонялся только единому Богу»[8]. — Но яса Чингисова была господствующимъ закономъ монголовъ; а въ ясѣ предписывалось вмѣстѣ съ поклоненіемъ верховному поклоненію духамъ добрымъ и злымъ, поклоненіе солнцу, лунѣ, стихіямъ, предкамъ. — Какъ ни думалъ для себя Батый: въ станѣ его господствовалъ монгольскій законъ съ его жрецами. Даніилъ князь галичскій спустя три года послѣ Михаила «видѣлъ здѣсь гнусныя волхвовательныя богослуженія и установленныя Чингисомъ бредни, — царей, князей, вельможъ, законъ водилъ около куста кланяться солнцу, лунѣ, землѣ, діяволу, умершимъ въ аду отцамъ, дѣдамъ и матерямъ[9]. — Извѣстно, что даже буддійскіе ламы вынуждены были сохранить между бурятами поклоненіе огню — ихъ древнее заблужденіе[10]. Гордости монголовъ естественно было тѣшиться тѣмъ, что русскіе отдаютъ уваженіе и ихъ религіи. Если же для кого, то особенно для кн. Михаила Батый не могъ отмѣнить ничего изъ требованій жрецовъ монгольскихъ. Онъ видѣлъ въ Михаилѣ того, кто старался отклонить отъ себя монгольскую власть. «Татары выискивали случай убить его»; говоритъ западный очевидецъ событій. — Этотъ римскій миссіонеръ не совсѣмъ вѣрно и слишкомъ коротко описалъ пріемъ кн. Михаила въ ордѣ: но и онъ писалъ: «южной сторонѣ покланяются какъ Богу и заставляютъ тоже дѣлать другихъ знатныхъ людей, которые покаряются имъ. Недавно Михаилъ, одинъ изъ великихъ герцоговъ русскихъ, пріѣхалъ къ Батыю: ему сказали, чтобы онъ поклонился Цингисъ-Хану на югъ. Михаилъ отказался.... У нихъ есть идолы сдѣланные изъ войлока; они почитаютъ солнце, свѣтила, огонь, воду, землю, поклоняются и приносятъ въ жертву начатки пищи и питья»[11]. — Такъ благов. князь Михаилъ и бояринъ Ѳеодоръ поставлены были лицемъ къ лицу предъ язычествомъ: имъ оставалось одно изъ двухъ — или поступить по совѣсти язычника, или умереть съ христіанскою совѣстію. И лѣтописи наши не иначе называютъ подвигъ кн. Михаила, какъ подвигомъ «за святую вѣру»[12], страданіемъ за неуваженіе язычества[13].
Обратимся же къ исторіи высокаго христіанскаго подвига.
Когда Эльдега услышалъ отказъ князя исполнить то, чего отъ него требовали, онъ сказалъ: понимаешъ ли, князь, что ты произносишъ себѣ смертный приговоръ? «Да, отвѣчалъ покойно князь; я желаю страдать за Христа моего, готовъ пролить кровь мою за чистую вѣру». — Юный князь Борисъ ростовскій, которому Батый также объявилъ свою волю о Михаилѣ[14], со слезами говорилъ дѣду: «государь-батюшка! поклонись». Бояре Борисовы говорили: «готовы мы со всею страною своею принять на себя епитимію за тебя, князь». Михаилъ отвѣчалъ: «не хочу я быть христіаниномъ только по имени, а дѣла творить язычника». — Это значило, что св. князь не хотѣлъ быть лицемѣрнымъ христіаниномъ и безчестить христіанство предъ язычниками; онъ хотѣлъ быть лучшимъ христіаниномъ, на котораго могли бы съ торжествомъ смотрѣть христіане, на землѣ и на небѣ. Бояринъ Ѳеодоръ думалъ между тѣмъ: не склонили бы князя мольбы своихъ къ измѣнѣ совѣсти, — вызываемая ими въ душѣ князя борьба съ любовію къ жизни, къ милой семьѣ, ко всему дорогому не кончилась бы побѣдою худшаго. И онъ сказалъ любимому князю: «помнишь ли, государь, слова духовнаго отца нашего? Господь сказалъ: «иже хощеть душю свою спасти, погубить ю; а иже погубить душю свою Мене ради и евангелія Моего, спасеть ю. Кая польза человѣку, аще міръ весь пріобрящеть, а душю свою погубить? Иже исповѣсть Мя предъ человѣкы, исповѣмъ его и Азъ предъ Отцемъ моимъ; а отвергийся Мене предъ человѣки отвергусь его и Азъ предъ Отцемъ моимъ». — Князь Борисъ и его бояры съ своей стороны не преставали убѣждать Михаила пощадить себя. «Не слушаю васъ, не погублю души моей», сказалъ рѣшительно св. князь. И снявъ съ себя княжескую епанчу, бросилъ ее съ словами: «прочь слава міра сего, не хочу ея»[15]. — Увидѣвъ, что никакія убѣжденія не перемѣняютъ рѣшимости князя, ханскій вельможа отправился къ Батыю передать отвѣты кн. Михаила. «Множество христіанъ и язычниковъ собралось тутъ слушать, что отвѣчаетъ князь Михаилъ царю», говоритъ описатель подвига. Такъ и христіанскій и языческій міръ смотрѣли на подвигъ в. кн. Михаила. Міръ христіанскій съ радостію и торжествомъ видѣлъ, что христіанскій князь не унизилъ въ себѣ имени христіанина, къ соблазну братій; нѣтъ онъ подалъ примѣръ другимъ, каковъ долженъ быть искренній христіанинъ. — Міръ языческій долженъ былъ сознаться, что христіанство воспитываетъ людей высокихъ по духу, которые любятъ вѣру свою не до первой опасности для чести или жизни, а все отдаютъ за нее. Говорятъ и это вполнѣ вѣроятно, что Батый, выслушавъ отвѣтъ Михаила, сказалъ: «это — великій человѣкъ»[16]. — Безъ сомнѣнія, твердость св. князя Михаила, восторжествовавшая надъ гордостію монгольскою, доставила св. церкви ту услугу, что послѣ Михаила князей русскихъ уже не ставили лицемъ къ лицу съ язычествомъ при ихъ пріемѣ въ ордѣ.
Когда Эльдега удалился: блаженный Михаилъ и его достойный бояринъ начали пѣть псалмы и окончивъ пѣніе пріобщились св. таинъ, которыя далъ имъ духовный отецъ, благословившій ихъ на страданія за Христа[17]. Князь Михаилъ! сказали еще разъ татарскіе чиновники, идутъ отъ хана убить васъ; покоритесь и останетесь живы. Великій князь и Ѳеодоръ отвѣчали за одно: «не слушаемъ васъ, не хочемъ славы міра сего». И начали пѣть себѣ: «мученицы твои, Господи, не отвергошася Тебе, не отступиша отъ заповѣдей Твоихъ». Потомъ пѣли другіе мученическіе стихи. Такъ укрѣплялись они на довершеніе высокаго подвига.
Явились убійцы. Соскочивъ съ коней, татарскіе палачи схватили князя Михаила, растянули за руки и за ноги и начали бить то кулаками, то палками по груди, потомъ повернули его лицемъ къ землѣ и били ногами. — Это звѣрство длилось долго. Даже отступникъ отъ христіанства, путивлянинъ Дементій, оскорбился тѣмъ и ножемъ отрѣзалъ голову св. мученику.
Боярина Ѳеодора стали уговаривать не слѣдовать примѣру князя и обѣщали ему почести. Онъ отвѣчалъ: «не могу кланяться твари, хочу страдать за Христа моего, какъ и государь мой князь». — Его стали мучить, какъ мучили князя и наконецъ отрѣзали ему голову. Это было 20 сент. 1244 г.[18].
Святыя тѣла мучениковъ брошены были въ пищу псамъ. Не одинъ день лежали онѣ, но остались цѣлы и невредимы. Господь, за котораго пострадали мученики, явилъ свое знаменіе въ подкрѣпленіе вѣры слабыхъ и въ униженіе язычеству. Надъ святыми тѣлами стоялъ столпъ свѣтлый, горѣли свѣчи и слышны были небесные голоса. — Богобоязненные христіане, видѣвшіе это, съ радостію и слезами, тайно взяли св. тѣла и принесли въ Черниговъ[19]. Такъ какъ сказаніе о мученическомъ подвигѣ св. князя и его воеводы написано было еще духовникомъ ихъ епископомъ Іоанномъ: то нѣтъ сомнѣнія, что память ихъ стали чтить въ Черниговѣ въ слѣдъ за принесеніемъ мощей ихъ въ Черниговъ[20]. Въ 1572 г. св. мощи ихъ по волѣ ц. Іоанна перенесены были въ Москву, изъ опасенія, — не подверглись бы онѣ поруганію со стороны папистовъ, по переходѣ Чернигова подъ власть польскую. Нынѣ онѣ почиваютъ въ архангельскомъ соборѣ[21].
Св. кн. Михаилъ за великій подвигъ свои награжденъ и на землѣ благословеніемъ небеснымъ. Тогда какъ вѣтви другихъ потомковъ равноапостольнаго давно угасли, вѣтви св. кн. Михаила понынѣ еще зеленѣютъ кн. Борятинскіе, Горчаковы, Долгорукіе, Елецкіе, Звѣнигородскіе, Кольцовы-Мосалъскіе, Оболенскіе, Одоевскіе, Щербатовы. Въ потомкахъ его постоянно живо было благочестіе. Не говоримъ здѣсь о знаменитой дочери его — о св. Ефросиніи[22]. — Великому родителю подражалъ въ благочестіи сынъ его кн. Романъ брянскій, а еще болѣе внукъ его кн. Олегъ Романовичъ. Въ ркп. святцахъ читаемъ: «святый благовѣрный князь Олегъ Романовичь брянскій, во иноцехъ Леонтій, преставися въ л. 6740 и положенъ бысть въ Петропавловскомъ монастырѣ». Здѣсь въ означеніи времени — ошибка. Князь Олегъ Романовичъ, внукъ св. кн. Михаила, въ 1274 г. былъ вмѣстѣ съ отцемъ своимъ на войнѣ противъ Литвы. «По окончаніи войны, говоритъ современникъ, изъ Новгородка литовскаго Олегъ пріѣхалъ во Владиміръ (волынскій) къ сестрѣ своей (Ольгѣ—Еленѣ Романовнѣ, супругѣ князя Волынскаго Владиміра). — Владиміръ усердно звалъ тестя своего къ себѣ. «Государь—батюшка! говорилъ онъ, пріѣзжай побывать въ своемъ домѣ и посмотрѣть на здоровье дочери твоей. Но Романъ отказался. Сынъ мой Владиміръ! отвѣчалъ онъ, немогу я отлучиться отъ моей дружины ратной; я живу въ сторонѣ, угрожаемой войною; кто безъ меня управитъ моею дружиною? Вотъ пусть ѣдетъ вмѣсто меня сынъ мой Олегъ. Они поцѣловались и каждый отправился въ свое мѣсто». По этому извѣстію видимъ какъ въ кн. Владимірѣ, почтительнаго сына, хотя по другому извѣстію онъ и стригъ бороду, такъ и въ кн. Романѣ — является князь попечительный о своихъ подданныхъ, жертвующій для долга самымъ невиннымъ удовольствіемъ[23]. — По извѣстію о началѣ Свѣнскаго монастыря кн. Романъ Михайловичь князь благочестивый и душевныя расположенія его привлекаютъ на него особенную милость Божію. По этому извѣстію князь былъ сильно болѣнъ и чудесно исцѣлился на Свѣнской горѣ предъ иконою Богоматери. — Онъ тогда же поставилъ на мѣстѣ исцѣленія крестъ, доселѣ цѣлый: потомъ построены имъ на горѣ храмъ и монастырь, а чудотворная икона украшена дорогимъ окладомъ[24]. — Храбраго кн. Романа Михайловича видимъ еще воюющихъ въ 1285 г.[25]. Но кн. Олега послѣ 1274 г. не видимъ болѣе ни въ какой мірской тревогѣ. Въ древнихъ синодикахъ поминали: «в. к. Романа стараго черниг. и княгиню Анну и сына его кн. Олега Романовича вел. князя черниговскаго, Леонтія, оставившаго дванадесять темъ людей и пріимшаго ангельскій образъ, во иноцѣхъ Василія»[26]. Синодики даютъ видѣть въ блаж. кн. Олегѣ нравственное мужество, разставшееся съ заманчивою властію наслѣдственнаго в. князя черниговскаго, могшаго еще располагать стами тысячь народа. По лѣтописямъ видимъ, что послѣ кн. Романа наслѣдовалъ отцу старшій сынъ его кн. Михаилъ, а затѣмъ въ 1309 г. брянскимъ княземъ былъ Василій Михайловичь[27]. Ясно, что кн. Олегъ, видя непрочность земнаго счастія неуспокоивающаго собою любимцевъ своихъ, предоставилъ брату и его сыну княжество черниговское и брянское, а самъ рѣшился въ одеждѣ инока служить Господу и началъ строить Петропавловскій монастырь. По благочестивымъ расположеніямъ дѣтей и внуковъ св. кн. Михаила, не можемъ сомнѣваться, что и сестра блаженнаго кн. Ольга, получивъ въ 1289 г. богатыя имѣнія на Волыни, по завѣщанію супруга[28], щедро помогала брату въ устроеніи брянской обители. — Князь инокъ Василій скончался строгимъ подвижникомъ. Мощи его почиваютъ подъ спудомъ въ каменномъ храмѣ обители его, которую п. Никонъ, по благоговѣнію къ св. князю подвижнику, возводилъ на степень ставропигіи[29].
- ↑ См. о пр. Никитѣ мая 24 житіе благов. кн. Михаила, описан. духовникомъ его епископомъ Іоанномъ напеч. въ чернигов. епарх. извѣс. 1864 г. описаніе Андрея въ сборникѣ новгор. б-ки XV в (Извѣс. акад. VI, 310), съ синод. б. № 556. Оно же въ собр. д. V, 182—184. VII, 150—156. Въ степ. кн. 1, 340—353. составлена изъ того многорѣчивая повѣсть, гдѣ составитель собственныя мысли и слова выдаетъ за мысли и слова мучениковъ.
- ↑ Собр. л. III, 41. 42. I, 217.
- ↑ Собр. л. II, 180—81.
- ↑ Собр. л. I, 200. II, 181.
- ↑ Собр. л. V, 182—184. VII, 154—156. Сказаніе духов. Іоанна епископа, нап. въ черниг. епарх. изв. 1864 г.
- ↑ Къ сожалѣнію, оскорбительные отзывы о св. князѣ не разъ высказаны были печатно, Полевымъ, Арцыбашевымъ и другими. Истор. рус. ц. 2, 15. 16.
- ↑ Рубруквиса путешествіе гл. 36.
- ↑ Хондемира исторія монголовъ стр. 49. Спб. 1839 г.
- ↑ Собр. л. II, 184.
- ↑ Ламы Гомбоева о древнихъ монгольскихъ обычаяхъ. Записки археол. общ. XIII, 237.
- ↑ Плано Карпини путешествіе стр. 187. 85. 89. 93. 180. Сл. Ламы Гомбоева XIII, 247. 242.
- ↑ Собр. л. IV, 38.
- ↑ Собр л. I, 201. II, 181. Ростов. л. у Карамз. 4. пр. 41. Никон. л. III, 22. 23.
- ↑ Объ этомъ говоритъ Плано-Карпини, только онъ ошибается, называя князя сыномъ Ярослава.
- ↑ Собр. л. VII, 155. Іоаннъ, «и снемъ кочь свой, поверже имъ». — Кочь — княжескій епанча иди мантія. Въ духов. завѣщаніи 1331 г. вел. кн. Іоаннъ отдаетъ сыновьямъ своимъ «коць великой съ бармами» (собр. гос. гр. 1, 31). Волынская лѣтопись называетъ ату княжескую одежду западнымъ названіемъ — мятлею mantel «и видѣ Ярослава сѣдяща на огнѣ мѣстѣ въ черни мятли и въ клобуцѣ». Собр. л. II, 72.
- ↑ Никон. л. III, 22. Степ. кн. 1, 350. Карамз. 4. пр. 43.
- ↑ Никон. л. III, 26. 26. «Призвавъ же Михаилъ священника своего, святыхъ и божественныхъ таинъ отъ него причастися». Современникъ говоритъ другое. Даже степ. кн. 1, 351 не говоритъ здѣсь о священникѣ. Послѣ св Михаила князья наши дѣйствительно являлись въ орду съ своими духовниками и даже былъ сарайскій епископъ. — Но этимъ одолжены были твердости св. кн. Михаила.
- ↑ Собр. л. I, 201, II, 181. IV, 38. VII, 156. Никон. л. III, 25. Плано-Карпини также пишетъ, что князя Михаила побуждалъ къ подвигу мужества русскій вельможа, и что послѣдній лишенъ былъ головы, какъ и князь.
- ↑ Собр. л. V. 155. VIII, 159. Никон. л III, 25. 26. Степ. кн. 1, 352. Сказаніе Іоанна.
- ↑ Въ новгор. служебникѣ XV в. въ молитвѣ предъ литургіею призываются въ помощь на ряду съ другими святыми св. кн. Михаилъ и бояринъ Ѳеодоръ. — Изв. акад. н. VI, 317.
- ↑ Снегирева памятн. моск. древн. 66—67.
- ↑ У св. кн. Михаила было 5 сыновей и 2 дочери, кн. Ростиславъ, к. Романъ, к. Семенъ глуховскій и новосильскій, к. Мстиславъ карачевскій и козельскій, к. Юрій торусскій, к. Ѳеодулія — св. Ефросинія, к. Марія — супруга св. кн. Василька ростовскаго. О потомкахъ см. въ X кн. времен. общ. ист. родословную стр. 46—50. 66—71. 155—157. 240—244. К. П. Долгорукаго родословную кн. 1, 47—120. Въ синодикахъ: елецкомъ («з древлѣ составленныхъ уписанномъ), сѣверскомъ и любецкомъ, поминали родственниковъ и потомковъ св. к. Михаила, «к. Димитрія Мстиславича черниг. убіеннаго отъ татаръ за православную вѣру» (неизвѣстнаго Строеву и Погодину), «к. Іоанна путивльскаго страстотерпца и чудотворца, убіеннаго отъ татаръ за христіаны» (сына кн. Романа Игоревича, скончавшагося въ 1211 г.), «к. Іоанна глинскаго, кн. Романа новосильскаго, пріимшаго ангельскій образъ (внука св. кн. Михаила), кн. Іоанна (Титовича) козельскаго, пріимшаго ангельскій образъ» (правнука к. Михаила).
- ↑ Собр. л. II, 205. 206. 220. Вѣроятно тогда, какъ Олегъ возвращался къ отцу, набожный князь Владиміръ Васильковичь «до Чернѣгова посла въ епископью еуангеліе опракосъ, золотомъ писано, а оковано сребромъ съ женчугомъ и среди его Спасъ съ финифтомъ». Собр. л. II, 223.
- ↑ Сказаніе о началѣ Свѣнскаго монаст. въ древн. вивліоѳ. 19, 284— 293. Ист. іер. VI, 36—39.
- ↑ Показаніе нѣкоторыхъ (Долгорукаго родослов. 1, 49. Карамз. 4. пр. 270. 271), будто кн. Романъ убитъ въ ордѣ въ 1275 г. не стоитъ никакого довѣрія, такъ какъ по лѣтописи онъ въ 1285 г. нападалъ на Смоленскъ. Собр. л. VII, 109. Никон. л. III, 85. Въ лучшей родословной (времен. общ. ист. X, 68) просто сказано, «а другой сынъ его (св кн. Михаила Романъ) послѣ отца своего на княженіи, на Черниговѣ и на Брянскѣ, — а убилъ его царь въ ордѣ».
- ↑ Синодики елецкій, любецкій и сѣверскій.
- ↑ Карамз. 4. пр 119. 252. Никон. л. III, 106. Кн. Романъ брянскій, упоминаемый въ 1319 г., приводившій собою въ недоумѣніе Карамзина (IV, 128. пр. 270), безъ сомнѣнія не сынъ св. кн. Михаила, а сынъ внука его кн. Михаила Романовича. Въ синодикѣ отличаютъ сына св. Михаила названіемъ «Романа стараго», а о другомъ кн. Романѣ Михайловичѣ говорятъ такъ: «в. к. Романа Михайловича черниг. убіеннаго отъ к. Юрія смоленскаго». да и въ лѣтописи к. Романъ 1319 г. называется зятемъ кн. Льва, а кн. Романъ старшій самъ былъ тестемъ к. Владиміру, брату Льва.
- ↑ Собр. л. II, 215. Князь Владиміръ еще 1286 г. отдалъ супругѣ своей гор. Кобринъ съ нѣсколькими селами и ея же попеченію поручилъ созданный имъ апостольскій монастырь, приписавъ къ послѣднему село Березовичи. Собр. грам. 2 № 4.
- ↑ Свѣдѣн. о монас. 430. Ист. іер. III, 460. Въ 1662 г. «за Петровскимъ (брянскимъ) монастыремъ 95 дворовъ» Запис. русск. археол. 2, 415. Спб. 1861 г.