[29]Солдатъ и смерть.
Отслужилъ солдатъ царю, двадцать пять лѣтъ, вѣрою и правдою, и идетъ домой въ свою деревню: денегъ у него было три алтына. Одинъ алтынъ положилъ солдатъ на хлѣбъ, другой на вино, а третій на табакъ. Идетъ онъ пѣсенки попѣваетъ, да трубочку покуриваетъ; вдругъ встрѣчается съ нимъ на дорогѣ старичекъ, нищій, и проситъ солдата: «Подай Христа ради,» солдатъ подумалъ, подумалъ, и говоритъ самъ себѣ: «отдамъ старику алтынъ, останусь самъ безъ хлѣба.» Отдалъ онъ алтынъ старику, и пошелъ дальше; идетъ онъ пѣсенки попѣваетъ, да трубочку покуриваетъ. Вдругъ, попадается ему на дорогѣ другой старичекъ, и говоритъ солдату: «Подай Христа ради,» подумалъ, подумалъ солдатъ, да и сказалъ самъ себѣ:—«отдамъ старичку алтынъ, пусть останусь безъ вина.» Отдалъ онъ старичку алтынъ и пошелъ далѣе; идетъ пѣсенки попѣваетъ, да трубочку покуриваетъ; вдругъ ему на
[30]встрѣчу идетъ третій старичекъ, и проситъ солдата: «Подай ради Христа,» подумалъ, подумалъ солдатъ, да и говоритъ самъ себѣ:—«дай отдамъ старичку послѣдній алтынъ», и пошелъ далѣе; идетъ трубочку покуриваетъ, да пѣсенки попѣваетъ. Вдругъ встрѣчается ему смерть. «Здравствуй, говоритъ, служба, куда идешъ?—Иду домой побывать, отслужилъ царю службу, такъ отдохнуть хочу. «Да служба, нуженъ тебѣ покой, хочешъ, пойдемъ со мною, я тебѣ хорошее мѣсто дамъ?—Пойдемъ пожалуй, я не прочь, отвѣчаетъ солдатъ, и пошелъ со смертью. Шли, шли они и пришли они въ такой садъ, въ которомъ ростутъ разные растенія, и цвѣты, и фрукты, и разныя деревья, тутъ смерть и оставила жить солдата, а сама пошла шататься по свѣту. Гулялъ, гулялъ солдатъ по саду, скучно ему стало, ни выпить вина нельзя, ни табаку нѣтъ, раздосадовалъ онъ, да и пошелъ вонъ. Идетъ онъ дорогою, да поетъ пѣсни, вдругъ встрѣчается ему смерть. «Зачѣмъ-же ты, служба, спрашиваетъ смерть, изъ сада ушелъ?»—Да что тамъ мнѣ, одному дѣлать, нѣтъ тамъ ни выпивки, ни табачку, просто скука смертная. «Ну, не горюй объ этомъ, пойдемъ со мною, дамъ я тебѣ, и вина, и табаку. Повѣла его смерть, и привѣла въ адъ,
[31]тамъ черти встрѣтили солдата: скачутъ, пляшутъ, и на бубнахъ играютъ, попросилъ солдатъ табачку, ему тотчасъ цѣлую трубку набили табакомъ, попросилъ солдатъ выпить водочки, ему тотчасъ цѣлый ковшъ притащили, выпилъ солдатъ вино, и еще попросилъ, ему еще подали, а какъ онъ выпилъ этотъ-то ковшъ, такъ и давай буянить: набралъ палокъ, поставилъ чертей въ строй, роздалъ имъ палки, и давай ихъ военному артикулу[1] учить, который чертенокъ не поворотливъ, худо артикулъ выкидываетъ, того сейчасъ по зубамъ, по шее, по мордѣ, и переколотилъ онъ такъ почти что всѣхъ чертей. Это имъ обидно показалось, не рады стали они такому гостю; и стали придумывать, какъ-бы имъ отъ солдата избавиться, стали просить его, чтобы ушелъ вонъ,—не идетъ, гонютъ—по зубамъ дерется, думали, думали и придумали: послать одного чертенка изъ ада, да и велѣть въ барабанъ тревогу забить. Вотъ чертенокъ выбѣжалъ изъ ада, и давай тревогу бить; солдатъ знаетъ военную службу, услыхалъ барабанный бой, и выбѣжалъ на бой барабана, а черти этого и ждали, какъ ушелъ солдатъ, они тотчасъ ворота и заперли; нельзя войти солдату. Ходилъ, ходилъ онъ во кругъ ада, видитъ что въ него попасть нельзя, плюнулъ, да
[32]и пошелъ дальше. Вдругъ встрѣчается ему смерть. «Ну, что служба, спрашиваетъ она, ты и тутъ не ужился?—Да я бы сталъ жить пожалуй, да меня выжили хитростію. «Кудажъ ты теперь пойдешъ служба?—Да куда глаза глядятъ, куда ноги понесутъ. «Пойдемъ со мною?—Пойдемъ, говоритъ солдатъ. И пошелъ онъ вмѣстѣ со смертію. Шли, шли они дорогой, да и разговорились, спрашиваетъ солдатъ смерть: «Куда ты идешъ?—Иду я, говоритъ смерть, морить старыхъ людей. «Эхъ, думаетъ солдатъ, самъ себѣ, заморитъ она у меня, отца старика, да постой, я ее надую. «Послушай меня, говоритъ солдатъ смерти, чѣмъ намъ двоимъ идти, оба мы устанемъ, такъ давай положимъ такъ, нести другъ друга по очереди.—Давай пожалуй, да какой же мы уговоръ положимъ? «А вотъ какой: я повѣзу тебя впередъ, ты сиди на мнѣ, да и пой пѣсню, а какъ пѣсня кончится, тогда я поѣду на тебѣ до конца моей пѣсни.—Хорошо, ну вези меня; смерть засѣла на солдата, и запѣла самую длинную пѣсню. Пѣла, пѣла, наконецъ перестала, тогда солдатъ сѣлъ на нее, и запѣлъ: тра-ла-ла, тра-та-та, смерть везетъ, а солдатъ поетъ. «Да скороли конецъ-то? спрашиваетъ смерть.—Нѣтъ еще, отвѣчаетъ солдатъ, это только начало. Смерть опять везетъ,
[33]а солдатъ поетъ. «Да скороли конецъ?—Нѣтъ еще, и половины нѣтъ; смерть везла, везла, умучилась и упала; тогда солдатъ связалъ ей руки и ноги кушакомъ, и повѣсилъ ее на дерево, а самъ пошелъ дальше, думая самъ про себя: пусть она повиситъ, а отецъ мой поживетъ. Идетъ, да такъ и размышляетъ, только вдругъ пырь[2] ему навстрѣчу смерть, откуда взалась неизвѣстно. «А! закричала она солдату, такъ ты вотъ какъ поступилъ со мною, постой, я теперь съ тобою раздѣлаюсь, вотъ тебѣ гробъ ложись въ него, я тебѣ жизнь прикончу. Дѣлать нечего было солдату, приготовился умирать, и легъ, только поперегъ гроба. «Не такъ ложишся, говоритъ ему смерть. Солдатъ легъ другимъ бокомъ. «Не такъ, говоритъ опятъ смерть, пусти меня, я покажу тебѣ, какъ надобно ложиться, солдатъ вылезъ изъ гроба, а смерть легла въ него и руки крестомъ сложила, солдатъ только и ждалъ этого, схватилъ крышку отъ гроба, покрылъ ею гробъ, заколотилъ желѣзными обручами, и да бросилъ гробъ въ море, а самъ пошелъ дальше. Идетъ онъ, вдругъ пырь ему въ глаза смерть. «Теперь то ты отъ меня не уйдешъ!
— Нѣтъ, говоритъ солдатъ, уйду. «А не уйдешъ!
— Полно уйду, я по хитрѣе тебя, я хо[ть въ ка]кую щелку пролезу. «Я сама прол[езу].
[34]— Гдѣ тебѣ, говоритъ солдатъ, тебѣ въ мой рожокъ не влезть, а я влезу хоть въ самый маленькій. «Нѣтъ влезу.—Нѣтъ не влезть, не хвастай. «А вотъ смотри: и смерть превратилась въ маленькую—премаленькую, и влезла въ рожокъ, а солдатъ закупорилъ рожокъ, и положилъ въ карманъ.
См. также одноимённые страницы.
Русскія простонародныя легенды — СП.: 1861