РУССКАЯ СЕМЬЯ ПЕРЕДЪ ГЛАСНЫМЪ СУДОМЪ.
правитьВъ области положительнаго законодательства почти каждой страны можно отыскать цѣлый рядъ законовъ, которые, существуя въ кодексахъ, не имѣютъ никакого примѣненія въ жизни. Иногда это бываетъ очень хорошо, иногда — очень худо. Подобное разногласіе между теоріей и практикой можно встрѣтить не только въ области законовъ второстепенныхъ, но и такихъ, которые составляютъ основу всего государственнаго устройства. Если пересмотрѣть конституціи многихъ современныхъ государствъ, то можно найти въ нихъ очень много прекрасныхъ пунктовъ, которые, однакожъ, очень ловко обходятся на практикѣ. Франція, какъ извѣстно, можетъ быть названа образцовой страной въ этомъ отношеніи. Съ другой стороны, есть въ Европѣ и такія государства, которыя, имѣя у себя весьма не либеральные основные законы, пользуются однако же весьма значительной степенью свободы. Такова въ особенности — Англія. Еслибъ мы вздумали изучать политическій строй этого государства по существующему въ ней законодательству, то получили бы объ этой странѣ самое невѣрное понятіе. Достаточно упомянуть, что по законамъ королевская власть въ Англіи пользуется весьма широкими правами, тогда какъ на дѣлѣ, она во всемъ ограничена парламентомъ, и сама по себѣ не имѣетъ ровно никакого значенія.
Если справедливо, что либеральные законы могутъ способствовать всестороннему развитію общества, то не менѣе справедливо и обратное положеніе, то есть, что они значительно теряютъ свои хорошія качества отъ соприкосновенія съ той средой, которая не умѣетъ ими пользоваться, которая не доразвилась до нихъ. Точно также справедливо и то, что дурные законы значительно парализуются обществомъ, стоящимъ на высокой степени политическаго развитія. Можно бы, повидимому, бояться, что въ Англіи, рано или поздно, найдется какой нибудь король, который захочетъ воспользоваться своими законными правами и забрать всю власть изъ рукъ. парламента въ свои руки; а между тѣмъ подобное coup d'état въ Англіи положительно немыслимо, потому что тамъ общество слишкомъ развито для того, чтобы согласилось уступить кому бы то ни было свои политическія права. Съ другой стороны, во Франціи, передъ декабрьскимъ переворотомъ, существовала весьма либеральная конституція, и однакожъ она не помѣшала президенту республики сдѣлаться неограниченнымъ императоромъ. Уже этихъ двухъ крупныхъ фактовъ достаточно для того, чтобы нѣсколько понять отношеніе положительнаго законодательства къ обществу, то есть, что по дурнымъ законамъ нельзя еще заключать, что и самое общество дурно, точно также, какъ и самые либеральные законы не могутъ свидѣтельствовать о цвѣтущемъ положеніи общества.
Имѣя передъ собой примѣры разногласій между теоріей и практикой, между закономъ и жизнью въ вопросахъ первостепенной важности, нечего, конечно, удивляться существованію такого же разногласія въ вопросахъ второстепенныхъ, особенно тѣхъ, которые касаются частныхъ отношеній между гражданами. Входя въ сферу этихъ отношеній, мы находимъ множество законовъ, съ самымъ разнообразнымъ характеромъ, которые, будучи не отмѣнены, почти никогда не примѣняются на практикѣ. Между ними попадаются и очень хорошіе и очень дурные — хорошіе настолько, что примѣненіе ихъ на практикѣ оказывается просто невозможнымъ, по неисполнимости заключающихся въ нихъ требованій; дурные настолько, что даже само общество переросло ихъ и въ лицѣ осмысленнаго обычая осудить ихъ на смерть. Существованіе законовъ послѣдняго рода объясняется тѣмъ, что ихъ просто не успѣли выкинуть изъ кодексовъ, куда они вошли съ давняго времени; законы хе перваго рода объясняются желаніемъ каждаго законодателя включить въ сводъ возможно большее число нравственныхъ положеній, хотя бы они были даже неудобоисполнимы на практикѣ. Напримѣръ, по нашимъ законамъ, строго запрещаются всѣмъ я каждому пьянство, роскошь, развратъ, нищенство и т. п.; но тѣлъ не менѣе, всѣ эти запрещаемыя закономъ дѣйствія совершаются на каждомъ шагу и большинство даже не считаетъ ихъ пороками; напротивъ, роскошь, напримѣръ, превозносится публично и многимъ ставится въ заслугу; нищіе слоняются повсюду, пьянсівуютъ и развратничаютъ весьма многіе. Нѣкоторые изъ законовъ подобнаго рода существуютъ на правахъ простыхъ нравственныхъ положеній, хотя и обязательныхъ для каждаго, но нарушеніе которыхъ не влечетъ за собою никакого наказанія; слѣдовательно они, собственно говоря, не имѣютъ характера; другіе же, напротивъ, охраняются болѣе или менѣе строгими наказаніями. Напримѣръ, за незаконное, то есть безбрачное сожительство неженатаго съ незамужнею, по взаимному ихъ согласію,. виновные подвергаются церковному покаянію, а между тѣмъ подобное сожительство встрѣчается на каждомъ шагу; за появленіе въ публичномъ мѣстѣ, напримѣръ на улицѣ, пьянымъ, виновные подвергаются семидневному аресту или денежному штрафу въ 25 р. сер. — а каждый праздникъ улицы Петербурга наполнены пьяными; за публичное выставленіе соблазнительныхъ издѣлій или изображеній, виновные тоже подвергаются семидневному аресту или штрафу, а въ окнахъ любого картиннаго или эстаминаго магазина можно видѣть множество изображеній несомнѣнно соблазнительныхъ; за прошеніе милостыни назначено мѣсячное тюремное заключеніе и т. д. Такимъ образомъ, несмотря на существованіе только-что перечисленныхъ законовъ, запрещаемыя ими дѣйствія совершаются на каждомъ шагу, и администрація принуждена большею частію смотрѣть на нихъ сквозь пальцы. Она понимаетъ, что еслибъ строго примѣнять эти законы и всѣхъ виновныхъ предавать суду, то пришлось бы выстроить во сто разъ больше тюремъ и остроговъ, во столько же разъ увеличить личный составъ полиціи — я, при всемъ томъ, безъ всякой надежды искоренить зло. И въ самомъ дѣлѣ, какъ будто пьянство, развратъ, нищенство и тому подобные пороки могутъ быть уничтожены посредствомъ даже самыхъ строгихъ наказаній? Теперь всякій понимаетъ, что они зависятъ отъ причинъ, такого рода, передъ которыми уголовный законъ оказывается совершенно безсильныхъ.
Бываютъ случаи, гдѣ безсиліе положительнаго закона идетъ такъ далеко, что встрѣчаетъ себѣ прямое противодѣйствіе въ самой администраціи, которая принуждена нарушать законъ въ видахъ общественнаго блага. Напримѣръ, законъ категорически заявляетъ слѣдующее: «запрещается открывать днемъ и ночью домъ свой или наемный для непотребства, входить въ оный и непотребствомъ своимъ или непотребствомъ другихъ снискивать себѣ пропитаніе.» «Полиція ни въ какомъ случаѣ не дозволяетъ возникать непотребнымъ и соблазнительнымъ сборищамъ, и повсемѣстно искореняетъ оныя, подъ какимъ бы видомъ и названіемъ они ни существовали.» А между тѣмъ всѣмъ извѣстно, что какъ въ самомъ Петербургѣ, такъ и въ другихъ городахъ существуютъ во множествѣ эти. самые «непотребные дома» и полиція, вопреки буквѣ закона, придаетъ имъ очень важное значеніе съ точки зрѣнія общественнаго здоровья. Полиція смотритъ на эти дома какъ на такія учрежденія, которыя даютъ ей возможность болѣе или менѣе успѣшно предупреждать развитіе разныхъ заразительныхъ болѣзней и вообще наблюдать за жизнью женщинъ, сдѣлавшихъ изъ разврата постоянный промыселъ. Администрація пришла въ убѣжденію, что если закрыть всѣ «непотребные» дома, то отъ этого" развратъ не только не уменьшится, но даже увеличится; притомъ, онъ будетъ совершаться вдали отъ всякаго надзора и повлечетъ за собою страшное развитіе тѣхъ трудно излечимыхъ болѣзней, которыя и теперь въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Россіи, особенно въ рабочемъ классѣ, распространены въ большихъ размѣрахъ. Такимъ образомъ, до самаго послѣдняго времени вопросъ о «непотребныхъ» домахъ и такихъ же женщинахъ представлялъ у насъ довольно странное явленіе: въ законѣ то и другое запрещалось строжайшимъ образомъ, а на практикѣ — и дома и женщины пользовались полною терпимостію со стороны администраціи. Наконецъ, законъ долженъ былъ уступить въ этой продолжительной, но неравной борьбѣ. До 1866 года онъ не только запрещалъ содержать упомянутые нами дома, но наказывалъ всѣхъ тѣхъ, «кто явнымъ и соблазнительнымъ образомъ посѣщаетъ непотребныхъ женщинъ», а также и тѣхъ, «кто изъ непотребства своего или другихъ сдѣлаетъ себѣ ремесло.» Такимъ образомъ, по этимъ статьямъ закона, въ Россіи ежедневно совершалось на глазахъ администраціи громадное число преступленій, и каждая проститутка уже сама по себѣ была преступница. Ко съ введеніемъ въ дѣйствіе новыхъ судебныхъ уставовъ, или, точнѣе, съ изданіемъ въ 1866 году, исправленнаго Уложенія о наказаніяхъ, эти непримѣнявшіяся статьи закона были уничтожены. Теперь запрещеніе «днемъ и ночью открывать домъ свой или наемный для непотребства» осталось въ законѣ только какъ простое нравственное положеніе, неогражденное никакою статьею въ Уложеніи о наказаніяхъ. —
Подобныхъ примѣровъ можно бы привести множество, и въ числѣ ихъ значительный процентъ составляли бы такія статьи, которыя не отмѣнены и въ настоящее время. Наказанія за нищенства, роскошь и т. п. прямо относятся къ числу подобныхъ примѣровъ.
Изъ сказаннаго нами можно бы, повидимому, заключить, что вообще положительное законодательство извѣстнаго государства но имѣетъ большого вліянія на то или другое состояніе общества. Если часто самые благонамѣренные законы преклоняются передъ силой обычая и уступаютъ ему мѣсто, если законы устарѣлые и отсталые оказываются часто безвредными въ средѣ опередившаго ихъ общества, то, повидимому, тотъ или другой характеръ законодательства, а также тѣ или другія отдѣльныя его положенія не могутъ ни стѣснять, ни увеличивать прогрессивнаго развитія общества, что вообще положительное законодательство не можетъ быть причислено къ разряду тѣхъ силъ, которыя вліяютъ какихъ бы то ни было образомъ на состояніе общества.
Но такое заключеніе было бы ошибочно. Оно можетъ быть признано справедливымъ только относительно той части законодательства, которая опредѣляетъ отношенія цѣлаго общества, какъ единицы, къ правительству, а также относительно нѣкоторыхъ его отдѣловъ, неимѣющихъ вообще особенно важнаго значенія. Во многихъ же другихъ случаяхъ оно положительно несправедливо. Если общество переросло свое законодательство въ вопросахъ первостепенной важности, какъ Англія, напримѣръ, переросла свою конституцію, то тутъ отъ существованія устарѣлаго закона не предвидится ни для кого никакой опасности; попытка какого-нибудь короля воспользоваться на дѣлѣ своими законными правами получила-бы въ глазахъ англичанъ значеніе настоящаго coup d'ètal и встрѣтила бы единодушный отпоръ во всей массѣ общества, то есть, королю пришлось бы бороться съ такой силой, которую побѣдить невозможно, такъ какъ въ этомъ случаѣ между нимъ и обществомъ не оказалось бы никакого третьяго лица, на которое ему можно бы было опереться. Но въ вопросахъ не политическаго, а соціальнаго характера, каковы семейный, экономическій и т. п., положеніе дѣла совершенно измѣняется. Предположимъ, напримѣръ, что извѣстное законодательство запрещаетъ устройство въ рабочемъ классѣ какихъ бы то ни было ассоціацій; между тѣмъ очевидная необходимость заставляетъ работниковъ соединяться въ общества, имѣть, напримѣръ, общія квартиры, столъ и даже сообща производить какія либо работы. Бываютъ случаи, что несмотря на положительное запрещеніе закона, такія ассоціаціи все-таки существуютъ и даже съ молчаливаго согласія администраціи, которая втайнѣ вполнѣ признаетъ ихъ необходимость. Повидимому, дѣло нисколько не страдаетъ отъ такаго нелиберальнаго закона, такъ какъ запрещаемыя ихъ полезныя учрежденія все-таки существуютъ. Но на самомъ дѣлѣ, такой законъ имѣетъ огромное вліяніе. Запрещаемая ихъ ассоціація хотя и существуетъ, но далеко не самостоятельно; она находится во власти администраціи, которая можетъ дозволить ей дальнѣйшее существованіе, но можетъ каждую минуту и закрыть ее. Естественно, что при такомъ положеніи дѣла, ассоціація не можетъ считать свое существованіе вполнѣ обезпеченнымъ, такъ какъ она находится въ полной зависимости отъ произвола администраціи, и безъ гарантіи со стороны закона она не можетъ принести и сотой доли той пользы, какая получилась бы при полномъ покровительствѣ закона.
Возьмемъ для примѣра болѣе опредѣленный случай. По нашимъ законамъ, строго запрещается открывать безъ разрѣшенія правительства учебныя или воспитательныя заведенія какого бы то ни было рода, а также лицамъ, неимѣющимъ законныхъ свидѣтельствъ — давать уроки какъ въ пансіонахъ, такъ и въ частныхъ домахъ. Наказанію подвергаются не только эти лица, но даже «родители, родственники или опекуны малолѣтняго», которые примутъ къ себѣ въ домъ учителя или учительницу, неимѣющихъ законнаго свидѣтельства. Таково требованіе закона. Между тѣмъ извѣстно, что нѣтъ въ Россіи ни одного города, гдѣ бы не существовало нѣсколькихъ, такъ сказать, контрабандныхъ учителей, извѣстныхъ даже самой администраціи. Администрація, конечно, не преслѣдуетъ ихъ и не предаетъ суду, потому что такимъ преслѣдованіемъ она закрыла бы и тѣ немногіе пути, посредствомъ которыхъ распространяется грамотность въ недостаточныхъ классахъ населенія. Но несмотря на такую снисходительность, у насъ все-таки нѣтъ свободы преподаванія, потому что каждому изъ учителей, неимѣющихъ законнаго свидѣтельства, ежеминутно грозитъ запрещеніе давать уроки и довольно тяжелое наказаніе. Такимъ образомъ, въ приведенномъ нами примѣрѣ, дѣйствіе закона, несмотря на его постоянныя нарушенія, все-таки оказывается весьма стѣснительнымъ.
До введенія новыхъ судебныхъ уставовъ, у насъ, собственно говоря, не существовало настоящей судебной власти, не существовало безпристрастнаго суда. Какъ ни страннымъ покажется наше замѣчаніе, но мы должны сказать, что нашъ старый судъ гораздо болѣе соотвѣтствовалъ нашему законодательству, чѣмъ новый. И это станетъ совершенно понятнымъ, если мы вспомнимъ, что всѣ наши законы составлялись во время существованія стараго порядка судопроизводства. Хотя, какъ мы замѣтили выше, со введеніемъ въ дѣйствіе новыхъ судебныхъ уставовъ, произведены довольно важныя измѣненія въ Уложеніи о наказаніяхъ и выброшены тѣ статьи, которыя оказались совершенно устарѣлыми, но эта перемѣна по необходимости должна была ограничиться весьма скромными рамками, такъ какъ въ противномъ случаѣ пришлось бы предпринимать слишкомъ громадныя работы для кореннаго пересмотра всѣхъ томовъ нашего «Свода». Такимъ образомъ никакъ нельзя отрицать тѣсной связи между характеромъ нашего законодательства и строемъ уничтоженнаго суда. Отличительной чертой этого суда былъ, какъ извѣстно, нѣкоторый произволъ. Въ однихъ случаяхъ это оказывалось крайне невыгоднымъ, но за то въ другихъ — выгода была несомнѣнная. Хотя, по закону, суды и тогда, какъ теперь, должны были строго придерживаться существующаго законодательства, но на дѣлѣ оказывалась полнѣйшая возможность дѣйствовать «по собственному усмотрѣнію». Этому способствовало совмѣстное существованіе множества разнохарактерныхъ судовъ, отсутствіе гласности въ судебномъ разбирательствѣ, отсутствіе одного, верховнаго суда, разъясняющаго законы, приговоры котораго обязательны для всѣхъ судебныхъ инстанцій въ государствѣ, наконецъ, отсутствіе на судѣ того общественнаго элемента, который, въ лицѣ присяжныхъ засѣдателей, играетъ теперь такую важную роль. Благодаря всѣмъ этимъ обстоятельствамъ, старый судъ не былъ поставленъ, цо самой своей роли, въ необходимость строго руководствоваться существующими законами. Отсюда, какъ извѣстно, проистекало множество злоупотребленій, настолько хорошо всѣмъ знакомыхъ, что намъ нѣтъ надобности о нихъ распространяться; но отсюда же, какъ мы замѣтили, являлись и тѣ хорошія стороны, которыя обусловливались нѣкоторыми важными недостатками нашего кодекса. Для стараго суда не составляло ничего необыкновеннаго нарушить законъ въ виду противорѣчащаго ему обычая, давши перевѣсъ послѣднему надъ первымъ; ему весьма часто случалось оставлять безнаказанными такія дѣйствія, которыя, представляя въ жизни весьма обыкновенное явленіе, тѣмъ не менѣе запрещались закономъ; для него не составляло ни малѣйшаго труда оправдать, еслибы онъ только пожелалъ, и нищаго, и содержательницу публичнаго дома, и контрабанднаго воспитателя, обвиняемыхъ въ нарушеніи законовъ. Постановляя свои рѣшенія" судъ весьма часто имѣлъ возможность руководствоваться «посторонними соображеніями», напримѣръ, непримѣнимостью на практикѣ того или другого закона и т. п. Старый судъ почти ничѣмъ не отличался отъ администраціи, а часто и совершенно смѣшивался съ нею, въ лицѣ, напримѣръ, полицейской власти, которая въ нѣкоторыхъ случаяхъ была вмѣстѣ и администрація, и судъ. Всѣ эти обстоятельства, дѣйствуя часто очень неблагопріятно, и въ особенности вредно отражаясь на недостаточномъ классѣ населенія, скрывали однакожъ отъ глазъ и общества, и правительства тѣ недостатки нашихъ законовъ, которые рѣзко выступаютъ теперь, при новомъ порядкѣ судопроизводства.
Если бы у насъ въ настоящее время всѣ судебныя дѣла рѣшались присяжными засѣдателями, то упомянутые нами недостатки нашего кодекса были бы въ значительной степени парализованы; какъ извѣстно, присяжные, въ сужденіи о виновности или невинности подсудимаго, руководствуются не тѣми или другими законами, а собственнымъ убѣжденіемъ. Они имѣютъ полное право оправдать даже такого подсудимаго, который самъ сознался въ извѣстномъ преступленіи. Слѣдовательно, если бы прокурорская власть предала суду какое нибудь лицо, обвиняемое въ такомъ дѣйствіи, которое, хотя запрещено закономъ, но въ жизни вовсе де считается преступнымъ, то присяжные могли бы прямо разсѣчь узелъ, признавъ подсудимаго невиновнымъ. Тоже самое было бы и въ томъ случаѣ, еслибъ присяжнымъ было предоставлено право произносить свои приговоры въ дѣлахъ гражданскихъ: они руководствовались бы не статьями закона, часто весьма, запутанными и сбивчивыми, а здравымъ смысломъ и существующими обычаями. Но у насъ не одни только гражданскія дѣла не предоставлены рѣшенію присяжныхъ; въ области уголовнаго законодательства существуетъ также весьма значительный отдѣлъ преступленій, которыя разсматриваются судомъ безъ участія присяжныхъ засѣдателей; а такой судъ не имѣетъ никакого права рѣшать дѣла иначе, какъ по закону. Никакія постороннія соображенія, никакія произвольныя толкованія законовъ здѣсь не допускаются. Если бы Окружной судъ неправильно примѣнилъ законъ, то, не говоря уже о судебной палатѣ, дѣло можетъ дойти до кассаціоннаго департамента, обязанность котораго состоитъ именно въ установленіи однообразнаго и правильнаго толкованія законовъ. Такимъ образомъ, если бы въ настоящее время не были отмѣнены тѣ статьи Уложенія о наказаніяхъ, которыя наказываютъ женщинъ, промышляющихъ развратомъ и лицъ, посѣщающихъ публичные дома, то для суда не было бы никакой возможности освобождать ихъ отъ наказанія. Точно также не можетъ нынѣшній судъ освободить отъ наказанія ни пьяницу, ни нищаго, ни контрабанднаго учителя, ни даже тѣхъ родителей, у которыхъ этотъ учитель давалъ уроки.
Чтобы болѣе ясно провести границу въ этомъ отношеніи между судомъ старымъ и новымъ, и вмѣстѣ, чтобы прямо, перейти къ главному предмету нашей статьи, мы остановимся на тѣхъ законахъ, которые касаются семейной жизни — и именно, опредѣляютъ взаимныя отношенія мужа и жены.
Наше законодательство слѣдующими главными чертями опредѣляетъ эти отношенія: жена обязана повиноваться мужу своему, какъ главѣ семейства, пребывать къ нему въ любви, почтеніи и въ неограниченномъ послушаніи, оказывать ему всякое угожденіе и привязанность, какъ хозяйка дома. Супруги обязаны жить вмѣстѣ. Поэтому строго воспрещаются всякіе акты, клонящіеся къ самовольному разлученію супруговъ. При переселеніи, при поступленіи на службу, или причиной перемѣнѣ постояннаго жительства мужа, жена должна слѣдовать за нимъ. Какъ бы въ вознагражденіе за все это, мужъ обязанъ любить свою жену, какъ собственное свое тѣло, жить съ нею въ согласіи, уважать, защищать, извинять ея недостатки и облегчать ея немощи. Онъ обязанъ доставлять женѣ пропитаніе и содержаніе по состоянію и возможности своей.
Таковы буквальныя слова закона. Если бы мы захотѣли анализировать выписанныя нами статьи, то увидѣли бы, что самое существенное ихъ содержаніе заключается въ этихъ немногихъ словахъ: «супруги обязаны жить вмѣстѣ; жена обмана пребывать къ мужу въ неограниченномъ послушаніи». Все остальное служитъ только развитіемъ этого основнаго положенія и не заключаетъ въ себѣ никакого реальнаго содержанія. Воль скоро мужъ, по отношенію къ своей женѣ, является властью неограниченною, то ясно, что она не только обязана слѣдовать за нимъ куда бы то ни было, но вообще, должна безпрекословно исполнять всѣ его приказанія. Хотя, но словамъ того же самаго закона, мужъ обязанъ любить жену уважать, защищать, содержать и т. п., но всѣ эти обязательства реальнаго значенія не имѣютъ и не сообщаютъ женѣ никакихъ юридическихъ правъ.
Нѣсколько въ иномъ положеніи находится жена, у которой есть имущество. Хотя бракомъ установляется и неразрывная связь между женою и мужемъ, но не составляется общаго владѣнія въ имуществѣ супруговъ; каждый изъ нихъ можетъ имѣть и вновь пріобрѣтать отдѣльную свою собственность. Приданое жены, а также всякое другое имущество, пріобрѣтенное ею во время замужества, признается ея отдѣльною собственностью. Супругамъ дозволяется продавать, закладывать и вообще, какъ бы то ни было, распоряжаться своимъ имуществомъ, прямо отъ своего имени, независимо другъ отъ друга. Не воспрещается супругамъ совершать взаимно закладныя на принадлежащее каждому изъ нихъ имѣніе и вступать въ другія законныя между собою обязательства.
Этими двумя серіями «правъ и обязанностей, отъ супружества возникающихъ», вполнѣ опредѣляется положеніе русской семьи. Хотя въ теоріи и трудно совмѣстить полную имущественную самостоятельность съ безграничнымъ личнымъ подчиненіемъ; но въ жизни это право и эта обязанность кое-какъ мирятся. Имущественная полноправность значительно облегчаетъ личную подчиненность, такъ, что, во всякомъ случаѣ, положеніе жены, имѣющей какую-либо собственность, несравненно лучше, чѣмъ положеніе жены, ничего неимѣющей. Такая жена находится въ полной безграничной зависимости отъ мужа, и только одна статья уголовнаго закона вмѣшивается въ ихъ семейныя отношенія. Эта статья говоритъ, что "за «естокое обращеніе съ женою, обстоятельствами доказанное, особенно въ случаѣ нанесенія ей *увѣчья или ранъ», мужъ подвергается значительному наказанію.
Если бы предположить, что всѣ браки въ Россіи совершаются между людьми, стоящими на одинаковой степени развитія, и притомъ людьми образованными, то приведенныя нами статьи закона не имѣли бы особенно важнаго значенія. Въ случаѣ какихъ нибудь разногласій между мужемъ и женою, они всегда могли бы устроить свою жизнь такъ, что не стали бы мѣшать другъ другу. Такъ, дѣйствительно, очень часто и бываетъ въ жизни. Если мужъ и жена, достаточно развитые и достаточно честные, замѣчаютъ, что ихъ семейный бытъ для кого нибудь изъ нихъ становится невыносимымъ, то мужъ не станетъ пользоваться правомъ сильнаго и заставлять жену свою жить съ нимъ вмѣстѣ; точно также поступитъ и жена; оба они поймутъ, что насильное соединеніе ихъ подъ одной кровлей не доставитъ никому изъ нихъ особеннаго удовольствія. Хотя законъ и запрещаетъ супругамъ составлять какіе нибудь акты, клонящіеся къ самовольному расторженію, брака, но онъ его дѣлаетъ съ цѣлью лишить возможности супруговъ входить между собою въ юридическія обязательства относительно ограниченія личныхъ правъ мужа, какъ господина своей жены. Но законъ не имѣетъ ни права, ни возможности проявлять свою силу въ тѣхъ случаяхъ, когда человѣкъ самъ, добровольно лишаетъ себя тѣхъ или другихъ правъ. Если я не хочу быть съ своею женою въ отношеніяхъ хозяина къ служанкѣ, если я желаю признавать ее такимъ же полноправнымъ лицемъ, каковъ я самъ, то никакая сила въ мірѣ не можетъ заставить меня смотрѣть на дѣло иначе. Я могу предоставить ей полное право жить такъ, какъ она найдетъ лучшимъ; выдавъ ей паспортъ на право жить отдѣльно, я даже не нарушаю закона, потому что въ его глазахъ я все-таки остаюсь полноправнымъ мужемъ, имѣющимъ возможность каждую минуту потребовать къ себѣ свою жену. Если у насъ есть дѣти, мы и на ихъ счетъ можемъ добровольно условиться, и тутъ также законъ не будетъ имѣть никакого права вмѣшиваться въ наши распоряженія.
Но все это было бы возможно въ томъ случаѣ, еслибъ наши семьи состояли изъ людей одинаково и притомъ достаточно образованныхъ. Ко переходя изъ области предположеній въ область дѣйствительности, мы видимъ, что подобные случаи чрезвычайно рѣдки. Мысль о необходимости для мужа выбирать себѣ жену, подходящую къ нему по умственному развитію, начала высказываться очень недавно и справедливость ея признали еще очень немногіе. Такимъ образомъ, если мы и можемъ указать на примѣры браковъ, въ которыхъ супруги, будучи людьми образованными, довольно близко подходятъ другъ къ другу по своему умственному развитію, то подобные примѣры составляютъ величайшее исключеніе, такъ что ихъ смѣло можно не ставить въ счетъ.
Всматриваясь въ типъ семьи, наиболѣе у насъ распространенный, мы видимъ, что, вездѣ почти жена есть существо страдательное, слабое, безправное. Хотя у насъ знаніе законовъ распространено и весьма слабо, однакожъ такіе законы, каковъ супружескій, извѣстны хорошо всему населенію. Установившійся обычай играетъ роль закона въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ самый законъ неизвѣстенъ. Такимъ образомъ въ массѣ прочно водворилось убѣжденіе, что «жена обязана пребывать къ мужу въ неограниченномъ послушаніи». Однакожъ, ни законъ, ни обычай часто бываютъ не въ силахъ прочно установить семью на началахъ полной подчиненности жены мужу. Очень часто, съ одной стороны, является возмутительное злоупотребленіе своимъ правомъ, съ другой — вполнѣ естественный, хотя и противозаконный протестъ. Чѣмъ ниже стоитъ семья въ умственномъ отношеніи, тѣмъ болѣе рѣзкія формы принимаютъ злоупотребленія и протестъ. Въ простомъ народѣ, какъ извѣстно, очень часто повторяются случаи убійства лужей женами; въ большинствѣ изъ этихъ случаевъ всегда обнаруживается, что жена, прежде чѣмъ рѣшилась на убійство, перенесла множество физическихъ и нравственныхъ мученій. Можно бы привести значительное число фактовъ, обнаруженныхъ судомъ, и взятыхъ изъ жизни простонародной семьи, въ которыхъ мужъ является безжалостнымъ тираномъ своей жены. Въ глазахъ народа, главенство мужа надъ женою понимается до такой степени широко, власть его признается въ такой мѣрѣ неограниченною, что ее доводятъ даже до права мужа распоряжаться жизнью своей жены. Ограничительный законъ, по которому мужъ подвергается тяжелой отвѣтственности за нанесеніе женѣ тяжкихъ побоевъ, не только неизвѣстенъ въ народѣ, но существованію его не хотятъ даже вѣрить; до такой степени представляется имъ этотъ законъ несовмѣстнымъ съ неограниченною властью мужа. Для подтвержденія нашихъ словъ и вмѣстѣ для лучшей характеристики сложившагося въ народѣ понятія о семейныхъ отношеніяхъ, мы приведемъ одно мѣсто изъ любопытнаго письма одного газетнаго корреспондента. Крестьянинъ Хоботня, послѣ двадцатилѣтняго сожительства съ своей женой, однажды такъ прибилъ ее полѣномъ, что та на другой день оказалась мертвою. Хоботню арестовали и посадили въ острогъ. Когда извѣстіе объ этомъ убійствѣ было напечатано въ газетахъ, упомянутый нами корреспондентъ собралъ нѣсколькихъ крестьянъ, между которыми онъ жилъ, и завелъ съ ними рѣчь объ убійствѣ.
— Что же съ этимъ бѣднякомъ сдѣлаютъ? спросилъ одинъ изъ крестьянъ.
— Вѣроятно, сошлютъ въ каторжную работу, отвѣчалъ корреспондентъ.
— Вотъ такъ! воскликнули почти единодушно его собесѣдники. — Пропадетъ хорошій человѣкъ за пьяницу проклятую, за дрянь негодную!
Корреспондентъ началъ говорить, что нельзя же и пьяницу забивать до смерти, что надо было принимать какія нибудь другія мѣры, что хорошій человѣкъ и скотины своей не забьетъ до смерти.
— Да развѣ онъ мѣръ не принималъ? возразили слушатели; — онъ и въ столбу ее привязывалъ, и ноги ей кипяткомъ обливалъ, и припеканьемъ стращалъ — развѣ помогло? А къ скотинѣ ее никакъ прировнять нельзя; скотина пользу человѣку приноситъ; а плоха скотина — продать можно. Ну, а жену кто купитъ? А вѣдь она ему свѣтъ завязала, жизнь испортила; двадцать лѣтъ онъ съ нею мучился. Что же ему было дѣлать?
— Ну, прогналъ бы наконецъ, отвѣтилъ корреспондентъ; — пускай бы попробовала на своемъ хлѣбѣ пожить, нужду узнала бы: можетъ быть и покаялась бы.
— Да какъ же ты жену свою прогонишь! начинали уже горячиться крестьяне. — Походитъ день, другой, да и вернется опять на твою голову. А если и не вернется, какъ же человѣку безъ хозяйки жить? Вѣдь при живой женѣ не повѣнчаютъ.
— Все-таки какъ же убивать-то? Ну, коли ужъ такое несчастье, терпѣть надо было.
— Да какъ же терпѣть-то? Человѣкъ не ангелъ! Терпишь, терпишь — да и не вытерпишь! А онъ вѣдь двадцать лѣтъ терпѣлъ. Нѣтъ, замѣтилъ одинъ изъ слушателей, — дуракъ этотъ Хоботня, не надо было бить до смерти, а полегче; вотъ онъ и отбилъ бы ей печенку и вбилъ бы ее въ чахотку, и пропала бы она какъ собака негодная, а онъ бы былъ правъ. А то дуракъ: ну и сиди за нее въ острогѣ.
Когда, наконецъ, корреспондентъ спросилъ, виноваты ли тѣ люди, которые, видя, какъ Хоботня билъ свою жену, не остановили его, крестьяне отвѣчали:
— Да какъ же имъ остановить его? Кто же можетъ мѣшаться межъ мужемъ и женою? За это Хоботня воленъ былъ коломъ ихъ со двора гнать. Нѣтъ, въ такое дѣло никакой путный человѣкъ не вмѣшается: всякій знаетъ, что воленъ дѣлать надъ женою что ему угодно.
Корреспондентъ увѣряетъ, что народу совершенно неизвѣстно о существованіи закона, запрещающаго мужу наносить тяжкіе побои своей женѣ. Когда ему, въ качествѣ судебнаго слѣдователя, пришлось однажды разбирать два дѣла о жестокомъ обращеніи мужей съ женами, и когда онъ посадилъ въ острогъ мужа, который сковывалъ жену желѣзными цѣпями и двое сутокъ держалъ ее голодною въ темномъ амбарѣ, то все мѣстное населеніе подняло крикъ, что послѣ этого жить нельзя на свѣтѣ, что подобнаго закона нѣтъ и быть не можетъ; даже одно начальствующее лицо нашло поступокъ слѣдователя очень рѣзкимъ и замѣтило, что въ подобныхъ дѣлахъ надо быть слишкомъ осторожнымъ, что какъ бы то ни было, а мужъ все-таки глава жены. Въ другомъ случаѣ, когда слѣдователь также вступился за жену, съ ногъ до головы избитую своимъ мужемъ, то его грозили даже предать суду за то, что онъ «противозаконными дѣйствіями нарушаетъ святость семейнаго союза».
Мы нисколько не сомнѣваемся въ справедливости приведенныхъ фактовъ; мы сами знаемъ, что семейный бытъ простого народа обставленъ ужасающими Подробностями; мы знаемъ, что жертвою этого быта всегда бываетъ жена; знаемъ по судебнымъ фактамъ, что если мужъ обвиняется въ убійствѣ жены, то побудительными причинами всегда оказывается или ревность, или желаніе наказать за что нибудь виновницу, при чемъ убійство является не намѣреннымъ, а случайнымъ, происшедшимъ отъ чрезмѣрности наказанія; если же жена убиваетъ мужа, то всегда оказывается, что она рѣшается на убійство вслѣдствіе жестокаго съ нею обращенія; другіе по тѣмъ же самымъ причинамъ посягаютъ на самоубійство — вѣшаются и топятся. Все это совершенно справедливо; но вопросъ въ томъ: составляетъ ли нашъ простой народъ исключительное явленіе въ этомъ случаѣ? Не повторяются ли тѣ же самыя явленія въ болѣе образованныхъ слояхъ общества, только, можетъ быть, въ нѣсколько иныхъ формахъ? Дѣйствительно, ежедневный опытъ подтверждаетъ, что и въ нашихъ «образованныхъ» семьяхъ далеко не существуетъ безмятежной тишины и спокойствія. Здѣсь, правда, мужья рѣдко бьютъ своихъ женъ и еще рѣже добиваютъ ихъ до смерти, но за то здѣсь въ большомъ ходу болѣе тонкія средства, хотя они достигаютъ той же цѣли: жены, подъ вліяніемъ дикаго, необузданнаго произвола мужей, или также рѣшаются на преступленія, или лишаютъ себя жизни, или незамѣтно погибаютъ, кончая жизнь въ чахоткѣ, или, наконецъ, становятся вѣчно-сварливыми, озлобленными, недовольными, обращая «семейный очагъ» въ настоящій адъ. Впрочемъ, мы были бы несправедливы, еслибъ всю вину семейныхъ драмъ сваливали исключительно на мужей; жены оказываются часто главными виновницами. Какъ бы то ни было, отъ тѣхъ или другихъ причинъ, но совмѣстная жизнь супругой, часто становится невозможною — иначе, она грозитъ разстроиться посредствомъ преступленія. Въ этихъ-то случаяхъ, если мужъ и жена достаточно развиты, то имъ ничего не стоить разойтись миролюбиво, ко взаимному удовольствію. Но сплошь и рядомъ случается, что они оба или крайне необразованы и заражена раздыми предразсудками, или одинъ изъ супруговъ гораздо глупѣе и недобросовѣстнѣе другого."Въ такихъ случаяхъ мирнаго исхода быть не можетъ. Еслибы мужъ и хотѣлъ уйти отъ своей жены — она имѣетъ полное право не согласиться на это, такъ какъ «супруги обязаны жить вмѣстѣ»; еслибы хотѣла уйги жена, то мужъ имѣетъ право не пустить ее, такъ какъ жена должна всюду слѣдовать за мужемъ и пребывать къ нему въ неограниченномъ послушаніи. Остается одинъ выходъ — обратиться къ посредству власти и просить о защитѣ страдающаго.
Администрація, очень хорошо зная о существованіи закона, недозволяющаго ни подъ какимъ видомъ самовольно расторгать бракъ, тѣмъ не менѣе вполнѣ сознавала, что приложеніе этого закона во всей его строгости рѣшительно немыслимо. Насильно охраняя цѣлость неудачнаго брака, администрація способствовала бы значительному увеличенію числа преступленій въ Россіи. Если вы женщину принудите жить съ человѣкомъ, котораго она ненавидитъ, который, при томъ же, подвергаетъ ее всевозможнымъ физическимъ и нравственнымъ истязаніямъ, то этимъ вы прямо заставляете се совершить преступленіе: она или сама лишитъ себя жизни, или убьетъ своего мужа. Для предупрежденія такихъ случаевъ, администрація очень часто принимала участіе въ семейныхъ распряхъ и въ случаѣ виновности мужей, выдавала женамъ паспорты на право жить отдѣльно. Изъ нѣсколькихъ гражданскихъ процессовъ между мужьями и женами, производившихся въ новыхъ судебныхъ учрежденіяхъ, видно, что наибольшую услугу въ семейныхъ распряхъ оказывало III отдѣленіе собственной его величества канцеляріи. Не слишкомъ строго придерживался закона и самъ судъ, когда дѣла по несогласію супруговъ доходили до его разсмотрѣнія. Хотя законъ строго запрещаетъ составленіе какихъ бы то ни было актовъ, клонящихся къ расторженію браковъ — разныя правительственныя и судебныя мѣста и лица не стѣснялись свидѣтельствовать различные договоры между мужьями и женами, хотя эти договоры не вполнѣ соотвѣтствовали закону. Для примѣра, мы воспользуемся однимъ изъ дѣлъ, производившихся въ новыхъ судебныхъ мѣстахъ между стругами, и по одному-изъ нихъ прослѣдимъ, какое участіе принимали правительственныя мѣста въ супружескихъ распряхъ. Остановимся на дѣлѣ князей Голицыныхъ, которое производилось въ тверскомъ окружномъ судѣ по гражданскому отдѣленію.
Жена коллежскаго ассесора князя Федора Голицына, отправившись въ 1842 году за границу для поправленія здоровья, возвратилась оттуда, какъ жалуется князь Голицынъ, «съ новыми воззрѣніями на жизнь вообще и на семейную въ особенности». Она пожелала жить отдѣльно отъ мужа, пользуясь отъ него, однакожъ, опредѣленнымъ содержаніемъ. Намъ неизвѣстны истинныя причины, по которымъ княгиня Голицына признала невозможнымъ жить вмѣстѣ со своимъ мужемъ; мы только знаемъ, что супруги заключили между собою условіе, но которому мужъ обязался выдавать женѣ 1200 руб. с. въ годъ. Спустя нѣсколько лѣтъ, именно въ 1855 году, размѣръ этой суммы былъ увеличенъ до 2600 руб. с. въ годъ, почему между супругами и заключено новое домашнее условіе, взамѣнъ прежняго. Черезъ пять лѣтъ князь Голицынъ почему-то не захотѣлъ продолжать выдачу женѣ опредѣленнаго содержанія, а предложилъ ей снова переѣхать къ нему въ домъ и жить вмѣстѣ. Жена въ это предложеніе не согласилась и, основываясь на условіи, находящемся въ ея рукахъ, подала всеподданнѣйшую жалобу, въ которой просила обязать ея мужа выполнять условіе. Министръ внутреннихъ дѣлъ конфиденціально передалъ эту жалобу московскому генералъ-губернатору, я ли конфиденціальныхъ переговоровъ съ княземъ Голицынымъ. Но такъ какъ никакихъ соглашеній на этотъ счетъ не состоялось, то жалоба княгини Голицыной была передана московскому совѣстному суду, гдѣ уже производилось дѣло, начавшееся по жалобѣ князя Голицына на его сыновей, вышедшихъ изъ повиновенія. «Не рожденный для тяжбъ», объясняетъ князь Голицынъ, «онъ рѣшился навсегда развязаться со своимъ безпокойнымъ семействомъ». Съ этой цѣлью онъ заявилъ совѣстному суду о желаніи дать своей женѣ и дѣтямъ часть имѣнія, находящагося въ тверской губерніи, съ тѣмъ, чтобъ они раздѣлили это имѣніе между собою полюбовно «и никогда больше ничего отъ него не ожидали.» По нѣкоторымъ обстоятельствамъ, эта сдѣлка между супругами не состоялась, и княгиня Голицына продолжала свой искъ съ мужа — то черезъ министерство внутреннихъ дѣлъ, то черезъ московскаго генералъ-губернатора, то черезъ начальника тверской губерніи. Наконецъ, князь Голицынъ согласился снова производить своей женѣ содержаніе по 1500 руб. въ годъ, а затѣмъ, «съ цѣлью упрочить отдѣльную ея отъ него жизнь его жены, взамѣнъ всѣхъ прежнихъ условій и договоровъ, заключилъ съ нею новый договоръ, который и засвидѣтельствованъ въ тверской палатѣ гражданскаго суда.» Въ этомъ договорѣ было между прочимъ упомянуто, что хотя князь Голицынъ въ московскомъ совѣстномъ судѣ и заявилъ желаніе отдѣлить женѣ часть своего недвижимаго имущества, но что въ настоящее время она формально отъ этого отказывается. Взамѣнъ уничтоженнаго такимъ образомъ обязательства, князь Голицынъ согласился представить одно изъ своихъ имѣній на выкупъ правительству и изъ слѣдующей ему выкупной суммы выдать женѣ единовременно 30 тысячъ р. с. Принимая эту сумму, жена обязывалась, болѣе у мужа никогда ничего не просить и оставаться довольною, а затѣмъ прекратить и всякія съ мужа взысканія." Несмотря на это условіе, и не дождавшись того времени, когда князь Голицынъ получитъ выкупную сумму за имѣніе, жена снова обратилась въ министерство внутреннихъ дѣлъ съ докладной запиской, въ которой она просила о понужденія мужа въ выдачѣ ей ежегоднаго содержанія въ 1500 руб. и скорѣйшей уплатѣ тѣхъ 30 тысячъ, которые упомянуты въ договорѣ. Такъ какъ, по мнѣнію князя Голицына, подобными дѣйствіями жена его нарушила существенныя условія договора, въ которомъ она обязалась не требовать ничего отъ мужа, то онъ и обратился въ тверской окружной судъ съ просьбой — признать этотъ договоръ нарушеннымъ и освободить его, князя Голицына, отъ обязательству уплатить женѣ 30 тысячъ рублей. По этому-то поводу дѣло супруговъ Голицыныхъ и разсматривалось въ новыхъ судебныхъ мѣстахъ.
Очевидно, что договоръ между мужемъ и женою, сущность котораго мы сейчасъ привели, прямо относится къ разряду актовъ, строго запрещаемыхъ нашимъ законодательствомъ. Не говоря уже о внѣшней формѣ этого договора, самая его сущность и даже заключающіяся въ немъ отдѣльныя выраженія ясно показывали палатѣ гражданскаго суда, что это договоръ противозаконный, котораго не могутъ свидѣтельствовать никакія казенныя мѣста. къ тому же, онъ и по внѣшнему своему виду не подходитъ ни подъ одну изъ тѣхъ формъ договоровъ, которыя установилъ законъ. Это не есть актъ «отдѣльный», потому что въ немъ идетъ рѣчь не объ отдѣлѣ, а объ отреченіи отъ принятія извѣстной части имущества; это не есть дарственная запись, потому что многіе его пункты никакъ не подходятъ подъ эту форму договоровъ; это. есть просто частное условіе между супругами, ни въ какомъ случаѣ не~ допускаемое по закону. И между тѣмъ, тверская палата гражданскаго суда не затруднилась придать этому акту законную форму, назвавши его «отдѣльнымъ.» По всей вѣроятности, она, очень хорошо понимая настоящій смыслъ и цѣль этого договора, сдѣлала уступку въ виду тѣхъ затрудненій, которыя происходили бы отъ приложенія на практикѣ строгихъ законовъ, опредѣляющихъ «права и обязанности, отъ супружества возникающія.» Такимъ образомъ, примѣняя законъ, гражданская палата руководствовалась, очевидно, совершенно посторонними соображеніями, стараясь примирить букву закона съ условіями дѣйствительной жизни. Въ этомъ случаѣ палата парализовала невыгодное и стѣснительное дѣйствіе закона.
Не меньшую услугу княгинѣ Голицыной оказывали, какъ мы видѣли, и другія правительственныя мѣста и лица. Министерство внутреннихъ дѣлъ принимало отъ нея. Жалобы и просьбы, министръ передавалъ ихъ московскому генералъ-губернатору и начальнику тверской губерніи и т. д.; а между тѣмъ по закону, всѣ эти лица имѣли полное право не разсматривать жалобъ княгини Голицыной; они могли просто напомнить ей тѣ статьи закона, по которымъ «супруги обязаны жить вмѣстѣ», а жена должна пребывать въ неограниченномъ послушаніи къ своему мужу" — и затѣмъ всѣ ея просьбы и жалобы оставлять безъ разсмотрѣнія.
Дѣло супруговъ Голицыныхъ не составляетъ исключительнаго случая. Ограничиваясь даже тѣни процессами, которые производи* лись въ новыхъ судебныхъ мѣстахъ, мы можемъ указать нѣсколько случаевъ, гдѣ администрація не относилась съ большою строгостью къ сдѣлкамъ между супругами и оказывала имъ въ этомъ отношеніи свое содѣйствіе. Такъ, напримѣръ, изъ дѣла супруговъ Клейнпель, производившагося въ петербургскомъ окружномъ судѣ, оказывается, что жена за извѣстное единовременное вознагражденіе отказалась на будущее время предъявлять къ мужу своему новыя требованія объ ея содержанія, и эта сдѣлка засвидѣтельствована въ варшавской полиціи. Изъ дѣла супруговъ Палевичъ также оказывается, что жена, подъ вліяніемъ жестокаго обращенія съ нею мужа, просила III отдѣленіе собственной его величества канцеляріи о выдачѣ ей паспорта на право жить отдѣльно отъ мужа. И этотъ паспортъ, по сношенію III отдѣленія съ петербургскимъ оберъ-полиціймейстеромъ, былъ ей выданъ. Кромѣ того, изъ этого же дѣла оказывается, что между супругами Палевичъ существовали нѣкоторыя письменныя обязательства, «скрѣпленныя казенною печатью». Далѣе, изъ дѣла супруговъ Вагнеръ видно, что вслѣдствіе происходившихъ между ними несогласій, они обращались съ жалобами въ канцелярію военнаго генералъ-губернатора, въ III отдѣленіе собственной его величества канцеляріи, въ петербургскую управу благочинія и т. д. Хотя изъ дѣла не видно, въ чехъ состояли и чѣмъ оканчивались эти жалобы, но можно предполагать, что упомянутыя мѣста не отказывались отъ разсмотрѣнія несогласій въ семействѣ Вагнеръ. По крайней мѣрѣ, г-жа Вагнеръ выписками изъ дѣлъ, производившихся въ упомянутыхъ мѣстахъ, доказывала передъ судомъ право на полученіе отъ мужа опредѣленнаго содержанія. Подобныхъ случаевъ много и приводить ихъ большое число совершенно безполезно. Для насъ достаточно и двухъ-трехъ несомнѣнныхъ фактовъ, въ родѣ перечисленныхъ выше, для доказательства, что старый судъ и администрація относились въ супружескимъ несогласіямъ менѣе строго, чѣмъ требовалъ законъ.
Такимъ образомъ, мы видимъ, что до введенія въ дѣйствіе новыхъ судебныхъ уставовъ тяжелый законъ относительно супружескихъ правъ и обязанностей обходился даже и въ тѣхъ случаяхъ, когда супруги не приходили ни къ какимъ миролюбивымъ соглашеніямъ, а обращались къ посредству третьяго лица — власти. Хотя здѣсь вмѣшательство власти имѣло характеръ произвола, такъ какъ власти дѣйствовала не по обязанности, а по снисхожденію, и оказывая услугу въ одномъ случаѣ, имѣла полное право не оказать ее въ другомъ — тѣмъ же менѣе, она все-таки значительно парализовала строгость закона. Какъ бы то ни было, но во многихъ случаяхъ, этотъ законъ существовалъ только на бумагѣ и тѣ, которые говорили о. несоотвѣтствіи его условіямъ дѣйствительной жизни, слышали утѣшенія, что этотъ законъ почти никогда не примѣняется во всей его строгости, что на него слѣдуетъ смотрѣть не больше какъ на теоретическое положеніе, установленное исторіей, что вообще его слѣдуетъ причислить къ разряду тѣхъ законовъ, которые, какъ законы о пьянствѣ, роскоши, нищенствѣ и т. д., ежедневно нарушаются на практикѣ, не возбуждая этимъ никакого преслѣдованія. Но если даже за подобными утѣшеніями и можно было признавать нѣкоторую долю, справедливости, то ужь въ настоящее время они рѣшительно неумѣстны и не имѣютъ никакого смысла. Съ учрежденіемъ гласнаго судопроизводства значительно уменьшилась возможность руководствоваться какими нибудь посторонними, житейскими соображеніями при разборѣ судебныхъ дѣлъ, а съ образованіемъ кассаціоннаго сената — возможность различнаго толкованія закона совершенно уничтожилась. Теперь ни одна буква закона не можетъ оставаться мертвой, точно также какъ сила его не можетъ ни увеличиваться, ни уменьшаться по произволу судьи; теперь — и только теперь — всѣ достоинства и недостатки нашего законодательства выступаютъ въ полной силѣ и становятся для всѣхъ очевидными".
Переходя къ разсмотрѣнію дѣлъ между супругами, производившихся въ новыхъ судебныхъ мѣстахъ, мы можемъ раздѣлить ихъ на двѣ группы: тѣ, которыя разсматривались судомъ до рѣшенія одного изъ нихъ кассаціоннымъ департаментомъ сената, и тѣ, которыя разсматривались или будутъ разсматриваться. Существенная разница въ условіяхъ производства тѣхъ и другихъ дѣлъ заключается въ слѣдующемъ: пока извѣстный юридическій вопросъ, напримѣръ, о толкованіи какой-либо неясной статьи закона, не доходилъ до сената, до тѣхъ поръ судьи обязаны примѣнять законъ по собственному усмотрѣнію. Если на постановленный ими приговоръ не принесена въ срокъ жалоба, то приговоръ вступаетъ въ законную "илу и становится безусловно-обязательнымъ для тяжущихся или подсудимыхъ. Можетъ случиться, что одинъ судъ рѣшитъ какое нибудь дѣло такимъ образомъ, а другой судъ совершенно однородное дѣло иначе — все-таки, если приговоры не обжалованы въ законный срокъ, оба они, несмотря на свой противоположность, одинаково законны. Но иное дѣло, если какой нибудь вопросъ доходитъ до кассаціоннаго сената. Какъ извѣстно, сенатъ, утверждая или отмѣняя окончательный приговоръ суда, сопровождаетъ свое рѣшеніе самыми подробными мотивами и печатаетъ эти рѣшенія въ особомъ сборникѣ, разсылаемомъ во всѣ суды государства; такія рѣшенія безусловно обязательны для всѣхъ судебныхъ мѣстъ. Слѣдовательно, если какой нибудь спорный юридическій вопросъ разрѣшенъ кассаціоннымъ сенатомъ, то можно уже навѣрное утверждать, что именно такимъ, а не инымъ образомъ будутъ рѣшены въ судахъ и всѣ послѣдующія дѣла подобнаго же рода.
Пока дѣла о супружескихъ несогласіяхъ не доходили до сената, до тѣхъ поръ судьи обнаруживали стремленіе — сообразовать требованія закона съ условіями практической жизни. Подобное стремленіе мы замѣчаемъ, напримѣръ, въ упомянутомъ нами дѣлѣ супруговъ Палевичъ. Г-жа Палевичъ подала въ петербургскій окружный судъ прошеніе, въ которомъ она объясняетъ, что мужъ ея прожилъ все ея состояніе и сталъ жестоко съ нею обращаться. Хотя она и получила, вслѣдствіе жалобъ въ III отдѣленіе, паспортъ на отдѣльное жительство, но у нея нѣтъ никакихъ денежныхъ средствъ. Поэтому, основываясь на той статьѣ закона, по которой мужъ обязанъ содержать свою жену, г-жа Палевичъ проситъ окружный судъ обязать мужа выдавать ей ежемѣсячное содержаніе изъ получаемаго имъ жалованья. Во время разбирательства этого дѣла, обнаружились факты, къ несчастію, весьма обыкновенные въ нашей семейной жизни, и притомъ, факты такого рода, которые плохо поддаются строгой провѣркѣ. Повѣренный мужа сталъ разсказывать, что г. Палевичъ цѣлыми семью годами моложе своей жены, что онъ познакомился съ нею совершенно случайно, увлекся и женился противъ желанія своего отца. Г-жа Палевичъ, по словахъ повѣреннаго отвѣтчика, съ первыхъ же^ дней медоваго мѣсяца обнаружила весьма непохвальныя качества своего характера: она будто бы «начала пить и въ пьяномъ видѣ дѣлала всевозможныя безобразія. Мало-по-малу между супругами стали происходить несогласія, вслѣдствіе чего г. Палевичъ предложилъ своей женѣ паспортъ на отдѣльное жительство; но г-жа Палевичъ паспорта принять не согласилась; тогда мужъ оставилъ паспортъ дворнику, а самъ выписался изъ дому и переѣхалъ на другую квартиру. Жена Палевичъ отвергала показаніе мужа. „Онъ доказываетъ, что я пила, говорила г-жа Палевичъ; я должна сказать, что это дѣйствительно было, но меня заставляло пить поведеніе моего мужа, совсѣмъ несообразное съ супружескою жизнью… Онъ себя велъ какъ нельзя хуже… Пока я имѣла свои средства, до тѣхъ поръ онъ жилъ со мною; когда ничего не стало — онъ меня бросилъ. Прежде давалъ по 10 к. въ день, а самъ никогда дома ре сидѣлъ. Потомъ началъ раскаяваться въ томъ, что женился; буду, говорилъ, такъ дѣйствовать, что сама не захочешь со ивою жить; тебѣ содержанія никакого не дамъ, не хочу и жить съ тобою!“ Къ этому г-жа Палевичъ присоединила жалобы на другія несправедливости и жестокости мужа въ обращеніи съ нею. На вопросъ предсѣдателя суда, не желаетъ ли г-жа Палевичъ помириться съ мужемъ и на какихъ условіяхъ, истица отвѣчала: „Съ нимъ жить, боюсь, потому что онъ лишитъ меня здоровья“… Судъ, узнавши отъ повѣреннаго отвѣтчика, сколько г. Палевичъ получаетъ жалованья, опредѣлилъ: „вмѣнить Палевичу въ обязанность выдавать женѣ его, изъ получаемаго имъ на службѣ содержанія, третью часть“.
Такимъ образомъ, въ настоящемъ дѣлѣ судъ вошелъ въ подробное разсмотрѣніе несогласій, происходившихъ, въ семействѣ Палсвичъ. Хотя предметомъ иска было не имущество, относительно котораго, по нашимъ законамъ, жена признается полноправнымъ лицомъ, хотя суду было извѣстно, что супруги Палевичъ живутъ отдѣльно, вопреки положительному требованію закона, и что, удовлетворяй искъ г-жи Палевичъ, судъ тѣнь самымъ еще болѣе упрочиваетъ ея отдѣльную отъ мужа жизнь — тѣнь не юнѣе онъ обязалъ г. Палевичъ выдавать своей женѣ опредѣленное содержаніе.
Почти такой же взглядъ суда выразился и въ рѣшеніи по дѣлу супруговъ Голицыныхъ. Мы уже говорили, что дѣло это заключалось въ искѣ князя Голицына объ уничтоженіи договора, заключеннаго имъ со своею женою; теперь должны прибавить, что со стороны княгини Голицыной былъ предъявленъ встрѣчный искъ о взысканіи съ мужа, согласно договору, 30 тысячъ рублей серебромъ. Хотя повѣренный истца и доказывалъ, что договоръ его довѣрителя недѣйствителенъ, такъ какъ цѣль его — расторженіе брачнаго союза — противозаконна; хотя въ дѣлѣ имѣлись несомнѣнныя доказательства, подтверждающія, что именно такова была цѣль упомянутаго договора, тѣмъ не менѣе, тверской окружный судъ въ искѣ князя Голицына объ уничтоженіи договора отказалъ. Хотя вмѣстѣ съ тѣмъ онъ отказалъ и княгинѣ Голицыной въ ея искѣ, но только потому, что призналъ его преждевременнымъ, такъ какъ по смыслу договора видно, что 30 тысячъ должны быть уплочены мужемъ женѣ изъ ссуды, полученной за имѣніе, представленное на выкупъ, а между тѣмъ, по справкамъ, эта ссуда оказалась еще неполученной княземъ Голицынымъ.
Наконецъ, подобный же взглядъ выразился и въ рѣшеніи высшей инстанціи, петербургской судебной палаты, по дѣлу супруговъ Клейнпель. Изъ этого дѣла видно, что мужъ Клейнпель, оставивъ жену свою съ дѣтьми въ Варшавѣ, уѣхалъ въ Петербургъ и не захотѣлъ ни принимать жену свою къ себѣ, ни выдавать ей содержанія. Вслѣдствіе этого, жена Клейнпель просила судъ обязать мужа въ выдачѣ ей опредѣленнаго содержанія. Прокуроръ судебной палаты, куда дѣло соступило по аппеляціи, далъ такое заключеніе: по закону, мужъ обязанъ давать женѣ и дѣтямъ приличное содержаніе; искъ Клейнпель, основанный на этой статьѣ, не могъ бы возникнуть, еслибъ супрути жили вмѣстѣ; когда же одинъ изъ шокъ удаляется отъ другого, то нужно обратить вниманіе на то, кто изъ супруговъ первый оставилъ семью и кто далъ поводъ къ продолженіе разлуки; такъ какъ изъ настоящаго дѣла видно, что виновнымъ лицомъ представляется мухъ Клейнпель, то, по мнѣнію прокурора, онъ и обязанъ выдавать женѣ опредѣленное вознагражденіе. Судебная палата хотя и нашла, что составленныя между супругами Клейнпель въ разное время условія, съ цѣлью разойтись, не имѣютъ законной силы, приговорила, однако же, мужа Клейнпель „доставлять женѣ пропитаніе и содержаніе“.
Теперь мы перейдемъ къ тому дѣлу, которое дошло до разсмотрѣнія кассаціоннаго департамента сената. Дѣло это заключается въ слѣдующемъ: жена подполковника Федосья Вагнеръ подала въ петербургскій окружной судъ прошеніе, въ которомъ заявляла, что мухъ ея, проживъ съ нею десять лѣтъ, былъ командированъ по службѣ въ Кронштадтъ, а ее съ дѣтьми оставилъ въ Петербургѣ. Уѣзжая, онъ обязался высылать ей по 40 р. с. въ мѣсяцъ, что и исполнялъ въ теченіи года, но потомъ, по неизвѣстнымъ причинамъ, прекратилъ эту высылку. Разсчитывая на обѣщаніе муха и не получая денегъ, Федосья Вагнеръ впала въ долги и дошла до нищеты. Вслѣдствіе этого, она просила окрухной судъ взыскать съ Павла Вагнеръ неполученныя ею по условію 2,440 р. сер. я обязать его и впередъ выдавать ей условленные 40 руб. въ мѣсяцъ. Подполковникъ Павелъ Вагнеръ возражалъ, что не онъ оставилъ жену, а, напротивъ, она оставила его; что- вообще она вела жизнь самую % предосудительную, и что имъ начато въ духовной консисторіи дѣло о расторженіи брака. Отвергая, эти возраженія, Федосья Вагнеръ вмѣстѣ съ тѣмъ представила различные документы, въ доказательство того, что. мухъ дѣйствительно обязался платить ей по 40 р. въ мѣсяцъ. Но окружный судъ, находя эти доказательства недостаточными, въ искѣ Федосьи Вагнеръ отказалъ.
Дѣло по аппеляціи перешло въ судебную палату, куда истица представила новыя доказательства въ подтвержденіе своего иска. Нѣкоторыя изъ этихъ доказательствъ палата также признала недостаточными, а одно изъ нихъ, именно подписку, данную Павломъ Вагнеръ, при разбирательствѣ ихъ семейныхъ распрей, у жандармскаго штабъ-офицера — незаконною, Но вмѣстѣ съ тѣмъ, принимая во вниманіе, что Павелъ Вагнеръ оставилъ звену свою и назначивъ ей 40 р. въ мѣсяцъ, высылалъ эти деньги въ теченіи цѣлаго года; что, по закону, мужъ безусловно обязанъ содержать жену свою, даже и въ томъ случаѣ, когда супруги живутъ отдѣльно, судебная палата приговорила: взыскать съ Павла Вагнеръ въ пользу жены 2,480 р. с. и обязать его уплачивать ей по 40 р. въ мѣсяцъ, пока онъ не согласится снова жить съ нею вмѣстѣ.
Изъ этого рѣшенія видно, что судебная палата допускала отдѣльную жизнь супруговъ; она только признавала, что мужъ, оставившій свою жену, обязанъ давать ей приличное содержаніе, сообразное, конечно, съ его средствами.
Но кассаціонный департаментъ, куда Павелъ Вагнеръ принесъ жалобу, взглянулъ на дѣло совершенно иначе. Онъ призналъ толкованіе закона судебной палатой совершенно неправильнымъ и мотивировалъ это слѣдующимъ образомъ: Законъ, говоритъ кассаціонный департаментъ, возлагаетъ на супруговъ безусловную обязанность жить вмѣстѣ, вслѣдствіе чего строго запрещаются всякіе акты, клонящіеся къ самовольному расторженію брака. Хотя законъ и обязываетъ мужа любить свою жену, доставлять ей содержаніе и т. д., но всѣ эти обязанности неразрывно связаны съ безусловною обязанностью супруговъ жить. Затѣмъ, какія лежатъ обязанности на мужѣ относительно содержанія жены своей въ тѣхъ случаяхъ, когда супруги живутъ раздѣльно — этого законъ не опредѣляетъ. Онъ и не могъ говорить о такихъ случаяхъ, потому что обязывая супруговъ жить вмѣстѣ и воспрещая все, что можетъ клониться къ самовольному ихъ разлученію, законъ не могъ въ противорѣчіе себѣ установить правила на такой случай, который имъ строго воспрещается. Если, эти случаи встрѣчаются въ жизни, то нарушеніе предписаній закона одною стороною производитъ для другой право требовать исполненія закона — но не болѣе. Поэтому жена, живущая по какимъ либо причинамъ отдѣльно отъ мужа (то есть, если бы даже самъ мужъ оставилъ ее) не имѣетъ права требовать отъ мужа какого либо содержанія, потому что это было бы вовсе не то пропитаніе и содержаніе, которыя мужъ обязалъ доставлять женѣ при совмѣстномъ ихъ жительствѣ».
Эттъ рѣшеніемъ кассаціоннаго департамента вопросъ о семейныхъ- отношеніяхъ разъясняется вполнѣ и суды уже не. будутъ имѣть права разбирать тѣ семейныя дѣла, въ основанія которыхъ лежитъ отдѣльная жизнь супруговъ. Сенатъ призналъ категорически, что обязанности мужа относительно жены и обратно въ такомъ только случаѣ быть подтверждаемы судомъ, когда супруги живутъ вмѣстѣ. Эту взаимную обязанность кассаціонный департаментъ считаетъ самою главною въ семейныхъ отношеніяхъ; и потому жена, оставленная своимъ мужемъ, можетъ посредствомъ суда просить только объ одномъ — чтобъ мужа снова заставили жить съ нею вмѣстѣ. Точно также, если мужъ желаетъ жить отдѣльно отъ жены, даже производя ей извѣстное содержаніе, то жена имѣетъ полное право не принять этого содержанія, и можетъ требовать посредствомъ суда, чтобы мужъ жилъ съ нею вмѣстѣ. Конечно, ни суды первыхъ двухъ инстанцій, ни кассаціонный департаментъ не обязаны входить въ разсмотрѣніе вопроса, насколько полезно, а главное въ какой степени возможно заставить супруговъ жить вмѣстѣ, если кто нибудь изъ нихъ, особенно мужъ, не желаетъ этого; въ законѣ даже, сколько намъ извѣстно, не указано, какъ должна поступать власть, если мужъ не соглашается исполнять приговора суда, обязывающаго его дать вмѣстѣ съ женою — но до всего этого суду нѣтъ никакого дѣла, и онъ теперь будетъ вправѣ разсматривать семейныя дѣла только чисто гражданскаго характера, если жена имѣетъ какое нибудь состояніе, и ни на минуту не выходя изъ того предположенія, что тяжущіеся супруги живутъ вмѣстѣ.
Съ этой точки зрѣнія, становится совершенно понятнымъ и вполнѣ законнымъ рѣшеніе суда, напримѣръ, но дѣлу супруговъ Карминыхъ. Инженеръ поручикъ Карминъ, вслѣдствіе несогласія съ своею женою, выдалъ ей отдѣльный видъ на жительство, при чемъ, по обоюдному согласію, малолѣтній ихъ сынъ долженъ былъ остаться при отцѣ. Между тѣмъ жена Кармина пріѣхала однажды къ нему въ домъ и увезла сына съ собою. Вслѣдствіе этого Карминъ обратился въ судъ съ просьбою о возвращеніи ему сына, при немъ представилъ различныя доказательства, что сынъ, по условію, долженъ былъ оставаться при немъ. Но судъ и не нуждался въ подобныхъ доказательствахъ. Хотя повѣренный отвѣтчицы и ссылался на эти доказательства, хотя онъ и приводилъ различныя соображенія относительно того, что для ребенка необходимѣе и полезнѣе попеченіе матери, чѣмъ отца, что даже по закону природы мать имѣетъ болѣе правъ на оставленіе у себя ребенка, нежели отецъ, что супруга Кармина, располагая большими матеріальными средствами, нежели проситель, всегда можетъ дать лучшее содержаніе, образованіе и воспитаніе своему сыну, нежели его отецъ, располагающій весьма незначительными средствами — суду не было никакой надобности обеуждать эти соображенія. Онъ прежде всего поставилъ то «общее начало», что супруги обязаны жить вмѣстѣ; такъ какъ мужъ признается главою семейства, а жена обязана повиноваться мужу и пребывать къ нему въ неограниченномъ послушаніи, то естественно, что жена не имѣетъ никакихъ правъ на ребенка. Вслѣдствіе, этого судъ и приговорилъ супругу Кармину къ немедленному возвращенію сына ея поручику Кармину. Понятно, что если бы Карминъ посредствомъ того же суда потребовалъ въ себѣ не только сына, но и жену, — то судъ точно также, несмотря ни на какія условія и паспорта, обязалъ бы и жену жить вмѣстѣ съ мужемъ.
Предположимъ для примѣра другіе случаи изъ семейной жизни, которые весьма часто встрѣчаются на практикѣ, и сопоставимъ ихъ съ вышеприведеннымъ рѣшеніемъ кассаціоннаго департамента.
Положимъ, что жена, желая отдѣлаться отъ мужа, покупаетъ у него свободу за извѣстное вознагражденіе, относительно чего и составляется условіе. Прежде, до введенія гласнаго судопроизводства, еслибы мужъ, воспользовавшись полученными деньгами жены, захотѣлъ вновь потребовать ее къ себѣ, то административная власть могла бы принять участіе въ судьбѣ жены и защитить ее отъ подобнаго рода обмана со стороны мужа. Теперь такое вмѣшательство администраціи невозможно, потому что мужъ всегда можетъ посредствомъ суда потребовать въ себѣ жену, несмотря ни на какія условія и договоры. Въ новой судебной практикѣ было уже нѣсколько случаевъ, гдѣ мужъ, заключившій договоръ съ своей женою относительно отдѣльной жизни, самъ же признавалъ на судѣ этотъ договоръ недѣйствительнымъ, такъ какъ основное условіе брака заключается въ томъ, чтобы супруги жили вмѣстѣ.
Положимъ, что мужъ оставляетъ свою жену безъ всякихъ средствъ и начинаетъ жить отдѣльно. Жена не имѣетъ никакого права требовать отъ него содержанія; она только можетъ просить судъ о томъ, чтобъ мужа заставили жить съ нею вмѣстѣ. Еслибы мужъ даже согласился исполнить требованіе суда (чего онъ можетъ, однакожъ, и не исполнить, такъ какъ въ законѣ не указано, какимъ образомъ можно заставитъ мужа жить вмѣстѣ съ женою), но все-таки жена нисколько не гарантирована противъ того, что мужъ станетъ давать ей содержаніе лишь въ той мѣрѣ, чтобы только не заставить ее умереть съ голоду. Въ этомъ отношеніи жалобы отъ жены на мужа принимаются тогда только, когда мужъ начнетъ обращаться съ женой «жестоко», особенно, когда станетъ наносить ей «увѣчья или раны». Но противъ пытокъ и истязаній нравственныхъ, за которыми, разумѣется, услѣдить невозможно, законъ не устанавливаетъ никакого наказанія; такъ что еслибы, напримѣръ, мужъ, обладающій значительными денежными средствами, захотѣлъ держать свою жену, что называется, въ черномъ тѣлѣ, то жаловаться она на это не можетъ, потому что законъ въ весьма неопредѣленныхъ выраженіяхъ обязываетъ мужа содержать жену — «по состоянію и возможности своей».
Если у супруговъ есть дѣти, то какъ бы ни былъ дуренъ отецъ и какъ бы ни было вредно его вліяніе на ихъ нравственное развитіе — жена не имѣетъ никакой возможности отдѣлить ихъ отъ отца. Тоже самое будетъ и въ обратномъ случаѣ, то есть, если безнравственна мать — хотя, впрочемъ, въ этомъ случаѣ положеніе мужа все-таки нѣсколько лучше, такъ какъ онъ, будучи «главой семейства», можетъ распоряжаться дѣтьми и безъ согласія своей жены, слѣдовательно, различными способами можетъ въ значительной степени парализовать вредное вліяніе матери.
Всѣ эти и имъ подобные случаи, передъ гласнымъ судомъ, въ виду вышеприведеннаго рѣшенія кассаціоннаго департамента, не могутъ быть разрѣшены никакимъ законнымъ путемъ. Относительно всѣхъ ихъ, судъ обязанъ руководствоваться тѣмъ общимъ началомъ, что «супруги обязаны жить вмѣстѣ», что «мужъ есть глава своей жены» и затѣмъ оставлять безъ вниманія всякія обстоятельства, подробности и условія, неподходящія подъ это общее я главное начало.
Понятно, что своимъ рѣшеніемъ кассаціонный департаментъ не установилъ новаго закона, не ввелъ никакого новаго элемента въ наше законодательство относительно «правъ и обязанностей, отъ супружества возникающихъ». Онъ только очистилъ существующій законъ отъ всякихъ постороннихъ соображеній, разъяснилъ его настоящій смыслъ и поставилъ лицомъ къ лицу съ обществомъ, — онъ сдѣлалъ то самое, что дѣлалъ во множествѣ другихъ случаевъ, возстановляя во всей силѣ непримѣнявшіеся вовсе или примѣ* нявшіеся неправильно законы.
Если бы мы захотѣли прослѣдить всю дѣятельность кассаціоннаго сената съ самаго начала его существованія, если бы мы сравнили примѣнявшіеся имъ законы съ тѣмъ, какъ они примѣнялись въ прежнее время, до образованія гласнаго суда, то нашли бы огромную разницу — до того огромную, что могло бы даже показаться, будто новый судъ ввелъ много новыхъ законовъ. Сравнивая толкованія и примѣненія законовъ судомъ новымъ и судомъ старымъ, мы замѣтили бы, что въ нѣкоторыхъ случаяхъ старый судъ былъ несравненно строже новаго, за то въ другихъ — несравненно снисходительнѣе. Но если бы мы, вмѣстѣ съ тѣмъ, прослѣдили, при какомъ судѣ наше законодательство являлось въ своемъ настоящемъ видѣ, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что утвердительный отвѣтъ получился бы относительно суда новаго. Такимъ образомъ, старый судъ, оказываясь то строже, то снисходительнѣе новаго, примѣнялъ законы произвольно, и хотя, напримѣръ, въ вопросѣ о семейныхъ отношеніяхъ онъ оказывался гораздо снисходительнѣе суда новаго, тѣмъ не менѣе это все-таки было «снисхожденіе», которое въ одномъ случаѣ могло быть оказано, а въ другомъ нѣтъ, то есть, это былъ произволъ.
Естественно, что какъ бы ни окапывался иногда льготнымъ для той или другой части населенія произволъ судебной власти, все-таки, въ общемъ, пріятнѣе имѣть судъ хотя и болѣе строгій, но мецѣе произвольный; поэтому, нѣтъ никакого основанія сожалѣть о. томъ, что въ вопросѣ о семейныхъ отношеніяхъ старый судъ былъ слабѣе, а новый — строже. Эта строгость обусловливается волею не суда, а закона, которымъ судъ руководствуется.
Какой же однако оказывается выходъ изъ семейныхъ несогласій, въ виду строгости новаго суда? Что эти несогласія встрѣчаются на каждомъ шагу и часто кончаются весьма трагически — это знаетъ всякій, этого даже не отрицаетъ самъ кассаціонный департаментъ, говоря, что случаи отдѣльной жизни супруговъ «встрѣчаются въ жизни». Кто теперь будетъ разбирать семейныя распри, которыя прежде улаживались при помощи администраціи и стараго суд"?
Въ отвѣтъ на это можно прежде всего замѣтить, что въ рукахъ самого общества есть прекрасное и вполнѣ вѣрное средство парализовать какіе угодно строгіе законы, касающіеся взаимныхъ отношеній между собою Гражданъ, въ томъ числѣ отношеній мужей къ женамъ и обратно. Средство это — совсѣмъ не прибѣгать къ помощи суда. Законы, опредѣляющіе взаимныя отношенія людей, только тогда проявляютъ свою силу, когда этого требуетъ какая нибудь изъ сторонъ. Пока этого нѣтъ — законы, исключая только уголовныхъ, какъ бы вовсе не существуютъ. Такимъ образомъ, не прибѣгая къ помощи суда, граждане имѣютъ полнѣйшее право устраивать между собою какія бы то ни было отношенія по своему собственному желанію, и судъ не станетъ вмѣшиваться въ эти отношенія до тѣхъ поръ, пока одна изъ сторонъ не прибѣгнетъ къ его помощи. Поэтому, если, напримѣръ, супруги, чувствуя невозможность жить вмѣстѣ, захотятъ разъѣхаться и покончатъ дѣло между собою миролюбиво, то никто не вправѣ заставлять ихъ жить подъ одной кровлей; слѣдовательно, они имѣютъ полную возможность устроить свою жизнь такимъ образомъ, какъ будто бы они жили среди самыхъ либеральныхъ и снисходительныхъ законовъ. Но, разумѣется, это возможно только тогда, когда люди, входящіе между собою въ какія бы то ни было отношенія, въ тонъ числѣ и брачныя, стоятъ не совсѣмъ на низкой степени развитія, и притомъ по возможности подходятъ близко другъ къ другу по своему образованію. Можетъ, напримѣръ, случиться, что такой-то мужъ совершенно здраво смотритъ на жизнь вообще и на семейную въ особенности; онъ готовъ миролюбиво покончить всякое разногласіе, возникающее въ его семьѣ, не прибѣгая для этого къ помощи суда. Но если жена не соглашается на такое мирное разрѣшеніе дѣла и непремѣнно захочетъ вести его судебнымъ порядкомъ, то мужъ волей-неволей долженъ будетъ подчиниться всей строгости существующихъ законовъ. Точно тоже случится, если на мѣстѣ такой жены будетъ стоять мужъ.
Конечно, мы еще слишкомъ далеки отъ того счастливаго времени, когда, если даже не все, то хоть значительная часть общества будетъ находиться на одинаковой степени развитія, при которой возможно не прибѣгать въ помощи закона, а, слѣдовательно, неуда, во взаимныхъ отношеніяхъ людей между собою; слѣдовательно, еще очень долгое время существующія законодательства будутъ оказывать то или другое вліяніе на развитіе общества; поэтому нельзя не желать, чтобы положительныя законодательства каждой страны не останавливались на одной точкѣ, а развивались сообразно требованіямъ жизни и успѣхамъ наукъ. насъ, въ Россіи, гласный судъ не можетъ не оказать нашему обществу значительныхъ услугъ въ этомъ отношеніи. Если прежде, при старомъ судопроизводствѣ, та или другая устарѣвшая статья закона могла безвредно существовать въ кодексѣ, такъ какъ ее удобно было обходить и не прилагать къ дѣлу, то теперь, при новомъ судѣ, это рѣшительно невозможно. Теперь каждая статья закона, какъ бы она несвоевременна ни была, если только она не вычеркнута изъ кодекса, можетъ быть каждую минуту примѣнена на дѣлѣ, и потому прямая выгода суда и общества заключается въ томъ, чтобы нашъ Сводъ заключалъ въ себѣ какъ можно меньше законовъ устарѣлыхъ и несоотвѣтствующихъ настоящимъ интересамъ общества. На необходимость тщательнаго пересмотра нашего кодекса указываетъ даже новое изданіе (1866 года) Уложенія о наказаніяхъ. Изъ него, какъ мы упомянули выше, вычеркнуто много статей, которыя хотя и существовали въ Уложенія прежняго изданія, но никогда не примѣнялись на дѣлѣ. Это обстоятельство даетъ нѣкоторое основаніе надѣяться, что пересмотръ нашего свода не ограничится, сдѣланными уже измѣненіями; факты новой судебной практики, по всей вѣроятности, будутъ указывать на необходимость измѣненій и въ другихъ частяхъ законодательства, между прочимъ въ главѣ X тома «о правахъ и обязанностяхъ, отъ супружества возникающихъ».