Руслан и Людмила (Дорошевич)

Руслан и Людмила : Современная сказка. Посвящается гг. практикам новейшего времени
автор Влас Михайлович Дорошевич
Источник: Дорошевич В. М. Папильотки. — М.: Редакция журнала «Будильник», 1893. — С. 58.

Жил-был на свете Светозар Светозарович Светозаров, старец почтенный, непьющий и нежный родитель. И была у него дщерь законная Людмила, красавица писаная… разными карандашами, румянами и белилами. И сиял у неё на косе месяц из бриллиантиков, а под косой были собственные волосы. Словом, девица была такая, что ни в сказке рассказать, ни пером не описать. Нежный родитель об образовании той сказочной девицы весьма пёкся, так что, находясь в шестилетнем возрасте, она была уже грамотна и единовременно к трём знакомым гимназистам любовные записки писала.

Много ли, мало ли времени прошло, но только девица возросла, а три влюблённые в неё гимназиста Фарлафов, Ратмиров и Русланов, были из гимназии выгнаны и начали к девице свататься. Людмила же и себя соблюдала, и капитал приобретала, получая от них подарки. И так всё шло, слава Богу, чинно, порядочно и весьма добронравно, — как вдруг девица Людмила из отчего дома бесследно и неизвестно куда исчезла, оставив родителю записку, на коей было капнуто несколько слёз.

«Дражайший родитель! — писала Людмила, — еду из отчего дома не по своей воле, а увозит меня старый чародей Черномор Черноморович Черноморов. А куда — к себе ли в квартиру, или в отдельный бельэтаж — мне неизвестно. И я ему не могла противиться, ибо Черноморов показал мне даже государственный кредитный билет, по коему он имеет полное право меня похитить. Я же, раз он имеет на это такой билет, сопротивляться не посмела. Прощайте, дорогой родитель, а впрочем особенно не горюйте, ибо я из вещей с собой, кроме косметик, ничего не взяла».

Прочитав сие письмо, Светозар восплакал самыми горькими слезами и сказал:

— Неужто ж я лишусь столь благородной дочери, которая, даже из отчего дома убегая, вещей с собой не берёт?!

И созвал он женихов своей дочери и сказал:

— Все вы женихи, все любите дочь мою! Так знайте же, что тот, кто найдёт её и освободит из власти Черноморова, тот и будет ей мужем!

На слова эти все воспылали рвением и поклялись живот свой положить за прекрасную Людмилу.

— Живой или мёртвый, но буду её мужем! — воскликнул Фарлафов.

— Я трону её сердце! — сказал Ратмиров.

Русланов же ничего не говорил, а только что-то себе на ус наматывал. И пошли все по разным дорогам.


Фарлафов первым делом, для ярости, бифштекс с кровью съел, чтоб сильнее озлиться, три часа сам себя в зеркало дразнил и так, в конце концов, разъярился, что сам у себя каблук откусил. Потом запрятал в один карман кастет, в другой — кистень, за пазуху револьвер положил, за голенище нож засунул и, взяв палку с набалдашником, — ворвался к Черноморову в квартиру, аки лев рыкающий вопия:

— Отдай мне, злодей, Людмилу! Сейчас подавай, пока ещё жив! Убью! Застрелю! Зарежу и съем!!

Но Черноморов приказал спустить его с лестницы, а когда Фарлафов начал стёкла бить, — тогда его по рукам и ногам связали, в участок отвели, протокол составили и в Титы посадили. Тем всё и кончилось.


Господин Ратмиров в редакцию пошёл и трогательное стихотворение, посвящённое Людмиле С., в печать сдал. После этого он домой отправился и ещё 666 стихотворений написал, одно другого жалостливее. И успокоился.

— Прочтёт она хоть одно стихотворение и сама вернётся. Прозой ещё не так, а уж если стихами кого начать донимать, — проймёшь, как следует. Не то что в отчий дом, в ад кромешный от стихов побежит!

Может быть, так бы это и случилось, как г. Ратмиров рассчитывал, но на его беду прекрасная Людмила в это время, кроме «Модного Света» и прейскуранта ресторана «Эрмитаж», ничего не читала и спала спокойно, о стихах Ратмирова ничего не зная.

Он же всё писал стихи жалостные и всё их Людмиле С. посвящал. Но так как редакция ему за стихи не заплатила, а службу г. Ратмиров бросил, — то и очутился он в положении критическом. Задолжал квартирной хозяйке и, чтоб не доводить до мирового, — принуждён был за долг на ней жениться. После чего он и стихи писать, и об Людмиле думать бросил, а думал лишь о том, как бы его жена сегодня не побила.

Тем и кончилось.


Русланов же, памятуя, что сколь бы ни было романтично происшествие, — в участке оно должно быть прописано, — устремился в участок. Из участка, укрепившись духом, он прошёл в Адресный стол и, узнав там адрес Людмилы Прекрасной, отправился к ней.

Злой Черноморов держал Людмилу в бельэтаже, и Людмила даже начала скучать, а потому и встретила Русланова с радостью и даже слезами раскаяния залилась.

— Сколь я несчастна! — воскликнула она — и как я теперь в бельэтаже погибаю! Хочу вернуться в отчий дом.

— Напрасно-с! — ответствовал ей Русланов, — бельэтаж ваш весьма прекрасен, а папенька ваш обитает в десятом этаже. Г. Черноморов ничего, кроме хорошего, вам не сделал, а потому огорчать его даже грех!

Словом, в самое короткое время г. Русланов так прекрасную Людмилу в её колебаниях утвердил духом, что она даже воскликнула:

— Клянусь, что исполню долг свой до конца и Черноморова в век не покину!

И на глазах её засверкали слёзы благородной решимости. А г. Русланов, ни мало не медля, отправился в г. Черноморову и деликатно спросил его:

— Любите ли вы Людмилу Прекрасную?

На это Черноморов ответствовал:

— Так. Сия девица мне весьма приятна.

— Выл ли у вас г. Фарлафов? — спросил Русланов.

— Был и скандалил весьма, — отвечал Черноморов.

— Что же здесь приятного? Фарлафов скоро отсидит свой срок и, вновь явившись, может вновь нанести вам скандал. Вам, как человеку солидному, это весьма не подобает!

— Так. Сего боюсь!

— Далее-с. Известно ли вам, что г. Ратмиров весьма многие стихи писал с посвящением Людмиле. Ныне он в замужестве состоит со своей квартирной хозяйкой. Но поелику его квартирная хозяйка ликом достаточно корява, а он прекрасен, то и может он воспылать к Людмиле любовию. Такожде и она, прочитав его стихи и увидав его прекрасное обличье, может к нему снизойти. Кто же на сей случай неопытную девицу соблюдёт?

— Так. Сего боюсь ещё пуще.

— Ещё далее-с. Я сам могу пойти к Светозару и сказать ему, где его дщерь обретается. Светозар придёт и возьмёт её.

— Сего боюсь всего пуще! — возопил Черноморов.

— Так вот. Хотите так устроить, чтоб быть и от меня, и от Фарлафова, и от Ратмирова, и от Светозара в полной безопасности?

— Весьма хочу, но не знаю, как это сделать.

— Выдайте Людмилу за меня замуж. Тогда и Светозар отнять её не может, и Фарлафову скандалить будет не с чего, и от Ратмирова я её соблюду.

— А как же на счёт вас-то буду спокоен? — спросил Черноморов, на что Русланов улыбнулся и ответил:

— А мне вы дайте при себе место тысяч в год на двенадцать. И в случае чего прогнать можете. Сего боясь, я не посягну, и вы будете спокойны.

Тут они по рукам ударили, и Русланов, отправившись к Светозару, спросил:

— Чего, старец почтенный, хочешь от жизни?

Светозар ему со слезами отвечал:

— Хочу, чтоб дочь моя при мне находилась, видеть её хочу замужем и ещё хочу, чтоб от Черноморова быть безопасным.

На это Русланов ему ответствовал:

— Радуйся, любящий отец! Родительское сердце твоё будет вознаграждено сторицею! Людмила выходит замуж за меня. Черноморов всем нам первым другом сделается, и будешь жить ты с дражайшей дочерью своею даже не на десятом этаже, а в бельэтаже! Едем на семейный совет.

И все сошлись на семейном совете и плакали добрыми, чистыми слезами.

Все были счастливы. Светозаров и Черноморов — потому, что на старости лет утешения сподобились. Людмилочка сияла, сознавая, что из-за неё вся эта трогательная и единодушная идиллия разыгралась. А Русланов уж мечтал о том времени, когда он себя окончательно в оборот пустит, розничную торговлю собственной персоной откроет и для начала дела чёрту душу продаст.