Приложенная къ нынѣшнему нумеру «Нивы» на стр. 12 картинка изображаетъ внутренную жизнь народа, называемаго теперь Румунами. Въ бричкѣ (или какъ называется въ тѣхъ краяхъ, въ каруцѣ) сидитъ иностранецъ; къ нему подошла цыганка съ ребенкомъ въ томъ костюмѣ, въ коемъ она его на свѣтъ божій родила; а подлѣ нея опираясь на палку, стоитъ, держа на цѣпи медвѣдя, цыганъ, — вѣроятно ея мужъ.
Дѣйствіе происходитъ около корчмы, гдѣ за легкимъ молдованскимъ виномъ, подходящимъ вкусомъ сильно къ нашему квасу или меду, сидятъ нѣсколько человѣкъ въ національномъ костюмѣ (изъ нихъ одинъ впрочемъ одѣтъ по европейски) и толкуютъ съ молодой крестьянкой.
Корчма обросла виноградомъ; какъ вывѣска ея спускается повѣшенный надъ каруцей вѣнокъ; жеребенокъ трется около матки; куры копошатся, подбирая лошадиные объѣдки, а вдали виднѣются горы Карпатскія, да какой-то крестъ торчитъ, вѣроятно въ память по комъ нибудь зарѣзанномъ добрыми людьми на большой дорогѣ.
Народъ этотъ, даже не исключая цыганъ, говорящихъ своимъ собственнымъ языкомъ, называетъ себя Румунами, т. е. римлянами, говоритъ однимъ изъ тѣхъ нарѣчій латинскаго языка, которыми говорятъ теперь французы, испанцы, италіянцы и который сильно напоминаетъ нарѣчіе древнихъ вѣковъ — тѣмъ что въ этомъ языкѣ q часто мѣняется въ р и на оборотъ; такимъ образомъ въ румунскомь языкѣ латинское quatro (четыре) измѣнилось въ piatro; а сверхъ того и буквы v и b переходятъ въ молдованское или латинское h.
Исторія этого народа, румунъ, начинается съ того, что римлянамъ понадобилось занять сѣверный берегъ Дуная, гдѣ жили Богъ знаетъ какія племена даковъ. Императоръ Траянъ, знаменитый разрушитель Іерусалима, двинулся съ своими легіонами и даки были завоеваны. Все что мы знаемъ о дакахъ — сводится на нѣсколько собственныхъ именъ теперь непонятныхъ (Декебалъ, Замолксисъ), которыя можетъ быть и славянскія, но ни одинъ языкъ настоящаго смысла ихъ объяснить намъ не можетъ.
Но находящейся въ Римѣ Траяновой колоннѣ, поставленной въ память завоеванія этихъ дикарей, можно понять только то, что костюмъ ихъ весьма похожъ на нынѣшній малороссійскій. Они носили такіе же порты, — хотя не шириною въ Черное море, какъ выражается Гоголь, — такія же рубахи, а бороды были у нихъ бритыя и головы украшались маленькими шапками, какъ будто изъ смушекъ.
Далѣе мы ровно ничего не знаемъ. Римляне наставили въ этомъ краю свои колоніи изъ отставныхъ солдатъ, какъ они всегда дѣлали въ Германіи и въ Галліи т. е. словомъ сказать, заводили нѣчто въ родѣ военныхъ поселеній. Кто бы ни были первобытные жители этого края, простирающагося на нынѣшнюю Трансильванію или Седмиградскую область, но языкъ римлянъ, хотя и въ исковерканномъ видѣ, принялся у туземцевъ, точно такъ же какъ у испанскихъ иберійцевъ или у галловъ онъ принялся, хотя и въ выродившейся формѣ.
До XIV вѣка нынѣшняя Молдавія вся говорила по славянски, а до XVII, почти даже до XVIII вѣка славянскій языкъ, смѣсь болгарскаго съ малорусскимъ, въ ней не заглухалъ; это доказывается множествомъ церковныхъ книгъ и всякаго рода рукописей, находящихся въ настоящее время въ разныхъ монастыряхъ и церквахъ земли молдавской. Славянскій языкъ, нарѣчія весьма близкаго къ русскому, господствовалъ по Дунаю; — но въ XIV вѣкѣ, вслѣдствіе разныхъ политическихъ потрясеній, румуны двинулись на востокъ и стали обрумунливать мѣстное славянское населеніе. Обрумунливаніе это продолжающееся до нашего времени — фактъ чрезвычайно странный и замѣчательный. Сплошь и рядомъ можно встрѣтить гдѣ нибудь въ Молдавіи или Валахіи малоруса (бѣжавшаго отъ своего пана, польскаго шляхтича) который уже не съ умѣетъ объясниться съ вами по русски, или по малорусски; лѣтъ въ пять русскій языкъ дѣлается для него вовсе чужимъ, и если онъ называется еще, какъ одинъ изъ знакомыхъ пишущему эти строки, Васильемъ Русъ, то тѣмъ не менѣе его костюмъ, его манеры, самая пища его уже вовсе не русскіе. Только великорусы удерживаются предъ подавляющимъ вліяніемъ этой румунской національности; но великорусъ удерживается потому, что его борода, его рубаха съ косымъ воротомъ, его обряды сильно препятствуютъ его сліянію съ другими народностями. Бритый и усатый малорусъ безъ большой борьбы и безъ всякаго сопротивленія надѣваетъ стеганную ватную румунскую куртку — и такъ же легко дѣлается румуномъ, совершенно забывъ все свое прошлое; начинаетъ ходить въ румунскую церковь, такъ что его отличить отъ кровнаго румуна даже нельзя будетъ. У южнорусовъ есть одна странная способность — это асимилироваться для каждой національности. Въ то время когда на берегахъ Дуная бѣглый великорусъ остается тѣмъ чѣмъ былъ — малоросъ въ нѣсколько лѣтъ превращается въ болгарина, въ румуна, въ великоруса. А попадется онъ какими нибудь судьбами — что весьма часто бываетъ — между греками, то изъ него выдетъ грекъ; попадется между турокъ или татаръ, изъ него выдетъ турокъ или татаринъ. Той стойкости, которая сохраняетъ всякую народность, у него положительно нѣтъ. Это человѣкъ, которому, какъ будто, даже терять нечего — куда ни шло. И вотъ такъ то румуны, спустившись съ Карпатовъ и встрѣтившись съ малороссами, заставили ихъ говорить по-своему безъ всякаго усилія — и довели до того, что нынѣ почти вся Молдавія и половина Буковины говоритъ не по малорусски, а по молдавски. Въ Буковинѣ, лежащей на сѣверъ отъ Молдавіи, вышло обстоятельство еще куріознѣе:
— Ты православный! спрашиваете вы тамошняго мужика.
— Православный, отвѣчаетъ онъ вамъ.
— Да ты которой вѣры?
— А молдованской вѣры, пане, русской вѣры не держу.
Въ переводѣ на общепринятый языкъ это значитъ, что онъ не уніатъ, потому что унія стала тамъ считаться вѣрою русскою, а молдованская вѣра, т. е. православная — вѣрою національною, и потому бѣдный буковинскій мужикъ ходитъ въ церковь, гдѣ служатъ по румунски.
Буковина — край до такой степени забытый Россіею (хотя давнымъ давно тамъ живетъ почти исключительно русскій народъ, и почти въ каждомъ селѣ услышите русскій языкъ), что до сихъ поръ ни въ литературѣ русской, ни въ обществѣ русскомъ, еще ни гдѣ не раздался голосъ о томъ, что этотъ край слѣдовало бы намъ воротить, точно также какъ Галичину, и что тамъ борьба русскаго элемента съ румунскимъ идетъ не на животъ, а на смерть, и что тамъ австро-мадьярское правительство дѣлаетъ все возможное для поддержки этого румунскаго элемента, съ цѣлію разрушить все русское.
Самымъ блестящимъ моментомъ молдованской исторіи былъ XVI вѣкъ, когда тамъ царствовалъ Стефанъ Великій (Stefan — cel marae) при которомъ казалось Молдавія сдѣлается великимъ государствомъ, и дочь котораго была замужемъ за сыномъ нашего царя Іоанна III, но сынъ которой вслѣдствіе, интригъ Софіи Ѳоминишны Палеологъ погибъ въ тюрьмѣ. Съ тѣхъ поръ Молдавія стала подпадать подъ власть грековъ — фанаріотовъ, т. е. всякихъ спекулянтовъ, которые отправлялись въ Яссы, въ Бухарештъ, подкупивши турецкихъ пашей, единственно для того чтобъ нажить деньги.
Весь востокъ обратилъ глаза на Россію, когда къ ней добровольно, безъ малѣйшаго вызова, присоединилась Малороссія при Богданѣ Хмельницкомъ. Греки и славяне еще прежде разсчитывали на насъ, какъ на ихъ спасителей; духовенство ихъ ѣздило къ намъ за милостыней, но никогда ни чѣмъ не заявлялось у насъ той гигантской силы притяженія къ намъ маленькихъ и угнетенныхъ народностей, которымъ мы въ самомъ дѣлѣ владѣемъ, не смотря на всѣ недостатки нашего управленія. Первые обратились къ намъ за помощью малоросы. Это узналось на всемъ Балканскомъ полуостровѣ — и епископъ за епископомъ, дипломатъ за дипломатомъ, стали являться сначала въ Москву, а, потомъ (когда столица была перенесена на сѣверъ) въ Петербургъ.
Только при Екатеринѣ Великой началась приводиться въ исполненіе эта вѣковая и неминуемая задача русской политики: громко было заявлено, что Россія поднимаетъ восточный вопросъ; нѣсколько разъ при ней были занимаемы княжества, Румянцевъ и Суворовъ ратовали тамъ. По потомъ, вслѣдствіе несчастнаго священнаго союза, мы откреклись отъ всякихъ правъ вмѣшиваться въ дѣла княжествъ и дозволили въ 1866 г. избраніе на престолъ ихъ иностраннаго принца.
Въ настоящее время княжества Молдавія и Валахія соединились подъ общимъ именемъ Румуніи и ждутъ, что къ нимъ присоединится еще Трансильванія. Мы можемъ пожелать имъ всякаго успѣха и всякаго блага, но не можемъ мы не отнестись скептически къ возможности такого соединенія, потому что знаемъ ту глубокую ненависть, которую питаетъ въ душѣ каждый молдованинъ (начиная отъ боярина) къ валаху, и то гордое презрѣніе, съ которымъ относится къ нему австрійско-трансильванинъ.
