Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
Россія — вся еще въ будущемъ.
правитьНаконецъ и Россія сказала папѣ свое nou possumus! Напечатанный нами вчера документъ, являя всему міру нашу правду, свидѣтельствуетъ и о невозможности для Россіи идти далѣе по пути уступокъ. Въ своихъ отношеніяхъ къ Римскому двору Русскій кабинетъ истощилъ всѣ средства къ примиренію и остановился только у крайняго предѣла терпимости. Не можемъ — non possumus. Въ дипломатической депешѣ князя Горчакова намъ слышно слово исторіи, — не выраженіе личнаго мнѣнія нашего кабинета или qro случайнаго настроенія, но именно то вѣщее слово, котораго шепотъ, постоянно заглушаемый, проносится сквозь всю исторію нашихъ отношеній къ Риму и вообще православія къ латинству, и которому наконецъ пришло время разразиться гро момъ. Эта депеша послужитъ новою эрою для нашего политическаго самосознанія. Разрывъ нашъ съ главою латинства совершается въ то самое мгновеніе, когда Восточный вопросъ грозно и неотступно ждетъ отъ Россіи отвѣта, когда должны рѣшиться судьбы православнаго міра, ввѣренныя ей Провидѣніемъ.
Въ самомъ дѣлѣ, призваніе наше съ каждымъ днемъ опредѣляется строже, положеніе съ каждымъ днемъ очерчивается отчетливѣе и рѣзче. Впрочемъ, и обозрѣвая политическій горизонтъ, мы должны сознаться, что никогда не былъ такъ ясенъ языкъ событій, никогда не былъ такъ тождественъ языкъ теоріи и практики, идеализма и положительнаго разсчета. Совершилось то, что принадлежало только къ области мечтаній, что осмѣивалось, какъ несбыточная утопія: образуются два единства, если можно такъ выразиться, два новыхъ цѣльныхъ организма, воплощающихъ въ себѣ двѣ историческія идеи; являются единая Италія и единая Германія. Какое-то центростремительное движеніе обхватило Европу; всѣ разрозненныя части племенъ сбираются къ одному племенному средоточію, какъ овцы въ единое стадо, и ищутъ выразить свою общую плеы нную индивидуальность въ формѣ политическаго единства. Созидаются новыя державы во имя внутренней цѣльности, съ принесеніемъ въ жертву личнаго эгоизма мелкихъ племенныхъ существованій, — и въ то же время рушатся старыя. Внѣшнія, искусственныя, чисто-политическія узы оказываются непрочными, — разваливаются Турція и Австрія. Въ то же время выступаетъ на политическую арену, силою обстоятельствъ и подвигомъ самосознанія, Славянскій міръ — изъ долгаго, частью внѣшняго, частью внутренняго, частью невольнаго, частью добровольнаго плѣна…
Такимъ образомъ происходитъ новая группировка племенъ и народовъ, и являются новыя политическія сочетанія. Существующія политическія границы уже не совпадаютъ съ тѣми границами, которыя начерчиваетъ себѣ каждая группа. Поверхъ политической формы настоящаго носится политическая форма будущаго, и потому прежнія основанія политическаго равновѣсія, политическихъ союзовъ и комбинацій уже не имѣютъ смысла, — имъ недостаетъ истинной дѣйствительности или реальности. Многія державы еще имѣютъ быть, еще слагаются, находятся im Werden, какъ сказалъ бы Нѣмецъ философъ. Такова Италія, еще не завершившая дѣло своего единства, еще не разрѣшившая для себя задачи объ Римѣ, вовсе не такой легкой, какъ она многимъ представляется съ виду, — потому что вопросъ римскій не есть только вопросъ итальянскій, домашній, но всего Латинскаго міра. Сверхъ того, Италіи еще предстоитъ оправдать свое историческое, возникновеніе какъ единой державы, предстоитъ сплотиться внутри и доказать, что ея единство имѣетъ органическую прочную основу, а не есть дѣло временнаго соединенія силъ, вызваннаго только необходимостью отравить внѣшняго врага… Такова Пруссія, только-что предпринявшая дѣло политическаго объединенія Германіи, — и дѣло это еще въ полномъ ходу, такъ что настоящее положеніе Пруссіи и самое ея правительство могутъ назваться «временными» (provisoires). Австрія, напротивъ того, не имѣетъ будущаго, не имѣетъ даже и настоящаго: ея statu quo ежеминутно измѣняется, какъ въ разлагающемся тѣлѣ. Точно въ такомъ же состояніи разложенія находится и Турецкая имперія. По среди этого разложенія возникаютъ, образуются и предъявляютъ свои права на бытіе — новыя племена, новые народные союзы, которыхъ всѣ взоры устремлены въ даль будущей политической жизни. Только двѣ страны на Западѣ Европы стоятъ внѣ этого движенія, вполнѣ закончившія свое политическое сложеніе: Англія и Франція. Не потому ли что для нихъ нѣтъ подобныхъ задачъ въ будущемъ, задачъ исторически-законныхъ, естественныхъ, органическихъ, не потому ли замѣчаемъ мы во внѣшней политикѣ и Англіи и Франціи какъ будто нѣкоторое замѣшательство и недоумѣніе? Именно съ недоумѣніемъ видитъ Франція возникновеніе рядомъ съ нею единой и довольно сильной Италіи и еще несравненно могущественнѣйшей единой Германіи. Франція и до сихъ поръ не можетъ рѣшить себѣ вопроса — слѣдуетъ ли ей враждовать съ Пруссіей или же примириться съ тѣмъ, чего она въ сущности не могла бы и предотвратить. Она могла бы, конечно, затруднить ходъ событій, но не могла бы лишить Германію ея стремленій къ единству, которое рано или поздно, но все-таки бы совершилось. Ни Англіи, ни Франціи нѣтъ доли въ этомъ новомъ пересозданіи политическаго statu quo остальной Европы, нѣтъ участія въ этомъ возрожденіи, нѣтъ тѣхъ надеждъ и задачъ въ грядущемъ, которыми одушевлены теперь другіе народы. Взоры Франціи и Англіи, въ отношеніи политическомъ, не устремлены въ будущее, какъ напр. у Пруссіи, у Италіи, у Россіи, у Славянъ и Грековъ, — и такое положеніе дѣлъ не можетъ не отражаться и на внѣшней политикѣ этихъ двухъ старыхъ державъ. Поэтому-то императоръ Наполеонъ и думаетъ долгую думу — какую новую политическую задачу сочинить Франціи или наполеоновской династіи для будущаго? Стремиться ли къ объединенію или къ федераціи латинской расы, ограничиться ли притязаніями на Бельгію? и т. д. Какъ бы то ни было, но съ возникновеніемъ новой Пруссіи, съ ея сѣверогерманскимъ союзомъ, значеніе и Франціи и Англіи въ дѣлахъ Европы видимо ослабѣло. Англія, руководясь здравою политикою, сана добровольно устраняется теперь отъ положительнаго вмѣшательства въ дѣла Европейскаго материка, — но Франція, въ лицѣ Наполеона III, не можетъ помириться съ своимъ настоящимъ положеніемъ и захочетъ, такъ или иначе, вновь добыть себѣ политическое значеніе. Для нея дѣло идетъ только о значеніи, а не о разрѣшеніи какихъ-либо кровныхъ задачъ. Впрочемъ, судьба Франціи зависитъ теперь отъ жизни и смерти царствующаго въ ней Наполеонида, и внутренніе вопросы едвали не заслоняютъ въ глазахъ современныхъ Французовъ интересы внѣшней политики.
Что же Россія? Какое положеніе ея среди этихъ державъ и народовъ, какое призваніе ея въ этомъ новомъ пересозданіи политическаго міра?… На этотъ вопросъ мы покуда отвѣтимъ одно: Россія, какъ уже давно и не нами было сказано, вся еще въ будущемъ, не только относительно внутренняго развитія, но и внѣшняго своего политическаго роста и значенія. Предоставляя полную свободу національному объединенію Германіи и Италіи, она призвана довершить и свое національное объединеніе и объединеніе Славянскихъ племенъ. Въ то время, какъ надъ Западной Европой носится грозною тучею вопросъ религіозный, когда Западъ съ ужасомъ взираетъ на духовную бездну, раскрывающуюся передъ нимъ съ паденіемъ римскаго папства и теряется въ недоумѣніи — чѣмъ замѣнитъ онъ духовныя основы жизни и идею церкви, — Россія чужда этого страха и недоумѣнія: у нея не одно политическое знамя, но и знамя вѣры. Поэтому призваніе ея въ рѣшеніи Восточнаго вопроса не одно политическое, но и духовное, касается не однихъ внѣшнихъ, но и религіозныхъ интересовъ единовѣрныхъ и единоплеменныхъ съ нею народовъ Въ этомъ ея будущее, какъ Русской державы. Ей одной принадлежитъ разрѣшеніе Восточнаго вопроса и вопроса Славянскаго вообще; безъ нея никакое разрѣшеніе немыслимо, или мыслимо только какъ смерть политическая и духовная — какъ Россіи, такъ и всего Славянскаго міра. Во внѣшнихъ же своихъ союзахъ ей естественнѣе держаться союза съ тѣми, которые, какъ и она, не довершили еще своего историческаго развитія и живутъ задачами будущаго.
Объединяющаяся Пруссія, напримѣръ, не можетъ покуда не быть союзницей славянскаго и русскаго объединенія. Ихъ взаимные счеты рѣшатся только въ будущемъ.
Очертивъ вкратцѣ внѣшнее политическое положеніе, мы можемъ теперь приступить и къ подробному обсужденію современныхъ политическихъ обстоятельствъ.