Роман декабриста (Веневитинов)/РМ 1885 (ДО)

Роман декабриста
авторъ Михаил Алексеевич Веневитинов

Опубл.: 1885. Источникъ: az.lib.ru

РОМАНЪ ДЕКАБРИСТА.

Предлагаемый очеркъ основанъ на дѣйствительныхъ фактахъ, подтверждаемыхъ записками современниковъ, именно декабриста Басаргина, и, главное, документальною перепискою между родными В. П. Ивашева и его жены. Переписка эта разошлась въ копіяхъ и случайнымъ образомъ попала въ наши руки. Мы имѣли случай свѣрить ее съ экземпляромъ, принадлежащимъ дочери В. П. Ивашева, Маріи Васильевнѣ Трубниковой, которой мы обязаны многими дополненіями и указаніями, послужившими для настоящаго очерка. Рукописный матеріалъ, которымъ мы воспользовались, заключается въ слѣдующихъ письмахъ и бумагахъ, которыя мы перечисляемъ въ хронологическомъ порядкѣ:

Письмо г-жи Ледантю къ г-жѣ де-Санси отъ 30 марта изъ Москвы.

Письмо г-жи де-Санси къ генеральшѣ Ивашевой отъ 15 апрѣля изъ Симбирска.

Письмо г-жи Ледантю къ Ивашевой отъ 17 мая изъ Москвы.

Письмо той же къ П. Н. Ивашеву отъ того же числа.

Письмо С. Лепарскаго къ П. Н. Ивашеву отъ 23 іюня изъ Читы.

Письма отъ 26 августа изъ Москвы:

Г-жи Ледантю къ генеральшѣ Ивашевой.

Ея же къ П. Н. Ивашеву.

Камиллы Ледантю къ Ивашевой.

Письмо Камиллы Ледантю къ Ивашевой безъ помѣты числа.

Письма Камиллы Ледантю и ея матери, г-жи Ледантю, къ генералу Бенкендорфу.

Прошеніе Камиллы Ледантю на имя Императора Николая Павловича.

Письмо графа А. X. Бенкендорфа къ П. Н. Ивашеву.

Письмо Камиллы Ледантю къ Ивашевой отъ 1 октября изъ Москвы.

Письмо Лепарскаго къ П. Н. Ивашеву отъ 29 ноября изъ Петровскаго завода.

Всѣ указанные документы относятся къ 1830 году и, кромѣ писемъ Лепарскаго, всѣ писаны на французскомъ языкѣ. Опуская излишнія подробности, касающіяся дружескихъ изліяній и семейныхъ отношеній, мы воспользуемся лишь тѣмъ, что имѣетъ прямое отношеніе къ нашей задачѣ. Для связи и уясненія описываемыхъ событій важныя данныя представляютъ записки декабриста Н. В. Басаргина, изданныя П. Н. Бартеневымъ въ I книгѣ XIX вѣка. Участіе В. П. Ивашева въ тайномъ обществѣ опредѣляется донесеніемъ слѣдственной кошдегіи о событіяхъ 14 декабря, которое послужило намъ при изложенія И главы. Затѣмъ мы пользовались записками Н. И. Греча, помѣщенными въ Русскомъ Вѣстникѣ 1868 года (№ 6). Остальные печатные источники указываются нами въ примѣчаніяхъ.

Здѣсь кстати замѣтить, что романтическій бракъ Ивашева послужилъ темою для Герцена (Былое и Думы, ч. I, стр. 65—68), но разсказъ его страдаетъ нѣкоторыми неточностями. Обстоятельнѣе, хотя коротко, разсказываетъ о романѣ Ивашева А. Бѣляевъ въ своихъ Воспоминаніяхъ декабриста о пережитомъ и перечувствованномъ, изданныхъ А. С. Суворинымъ въ С.-Петербургѣ въ 1882 г. (стр. 216—219).

I.

Въ 20 годахъ текущаго столѣтія въ Симбирской губерніи, въ приволжскомъ селеніи Ундорахъ жило семейство Ивашевыхъ, богатыхъ помѣщиковъ, проводившихъ зимній сезонъ въ Петербургѣ или Москвѣ. Семейство это состояло изъ генерала Петра Никифоровича, бывшаго адъютанта Суворова, его жены и пятерыхъ дѣтей. Люди состоятельные и развитые, Ивашевы заботились дать своимъ дѣтямъ основательное образованіе. Достойныя гувернантки наблюдали за воспитаніемъ дочерей, а гувернеру m-r Dinocourt былъ порученъ старшій сынъ Василій. Въ то время французскіе воспитатели были въ модѣ, революція 1789 и послѣдующихъ годовъ наводнила Россію толпою эмигрантовъ, изъ которыхъ многіе были очень хорошими педагогами. Къ числу послѣднихъ принадлежали и двѣ француженки, воспитывавшія дочерей генерала Ивашева, госпожа де-Санси (Sancy) и Ледантю (Ledantu). Это были женщины пожилыя, которыя настолько привязались къ своимъ воспитанницамъ, что сохранили съ ними дружескія отношенія и послѣ того, какъ разлучились съ ними по окончаніи ихъ воспитанія. Когда старшая дочь П. Н. Ивашева, Елисавета Петровна, вышла замужъ за симбирскаго помѣщика Н. М. Языкова, брата поэта, сдѣлавшагося, въ свою очередь, извѣстнымъ своими геологическими работами, то ея бывшая гувернантка, г-жа Ледантю, продолжала бывать у нея съ своими дочерьми, изъ числа которыхъ три были еще подростками, а старшая, Сидонія Петровна, вышла, въ концѣ 20 годовъ, замужъ за тульскаго помѣщика Григоровича и сдѣлалась матерью извѣстнаго русскаго писателя Дмитрія Васильевича.

Василій Петровичъ Ивашевъ недолго оставался подъ ферулой французскаго гувернера, 14 лѣтъ отъ роду онъ былъ отданъ въ пажескій корпусъ, изъ котораго вышелъ офицеромъ въ кавалергадскій полкъ^[1]. Его качества, образованность и способности привлекли къ нему вниманіе начальства и онъ въ. началѣ двадцатыхъ годовъ былъ назначенъ состоять при графѣ Витгенштейнѣ въ качествѣ адъютанта главнокомандующаго II арміей. Вторая армія была тогда наполнена цвѣтомъ русской молодежи. Въ ней служили многіе офицеры Семеновскаго полка, переведенные изъ гвардіи за исторію 1820 года, какъ, наприм., Сергѣй Муравьевъ-Апостолъ, Михаилъ Бестужевъ-Рюминъ; въ ней находились при разныхъ штатныхъ должностяхъ многіе гвардейцы, какъ, напр., князь Александръ Барятинскій, Николай Васильевичъ Басаргинъ, Александръ Крюковъ, А. Корниловичъ, Ѳедоръ Ваковскій. Наконецъ, въ лицѣ Пестеля и Свистунова Ивашевъ нашелъ своихъ однокашниковъ по пажескому корпусу. Надъ этими малочинными людьми начальствовали лица, подобныя Киселеву, Михаилу Ѳедоровичу Орлову, С. Г. Волконскому. Это все были люди образованные, дѣятельные, принадлежавшіе къ высшимъ слоямъ русскаго дворянства. Можно безъ преувеличенія сказать, что II армія, по составу офицерскаго корпуса, соперничала съ тогдашней гвардіей. Ивашевъ былъ скоро оцѣненъ по достоинству своими новыми товарищами, которые полюбили его за его простой характеръ, благородство и доброту^[2].

Бездѣйствіе мирнаго времени доставляло Ивашеву частые досуги, которыми онъ пользовался для посѣщенія своихъ родныхъ, проводившихъ лѣто обыкновенно въ своей симбирской деревнѣ. Тамъ же жила и его замужняя сестра, Языкова. Пріѣзды молодаго, веселаго и талантливаго юноши привѣтствовались, какъ радостныя событія, въ его семействѣ, но въ особенности они производили впечатлѣніе на молодое сердце Камиллы Петровны, дочери г-жи Ледантю, жившей у Языковой. Эта молодая дѣвушка, естественно, способна была испытывать нравственное удовольствіе въ разговорѣ и обществѣ образованнаго и по тогдашнему блестящаго офицера. Но, съ другой стороны, и сама она была хороша собой и не могла не оказать вліянія на воображеніе Василія Петровича. Молодые люди подружились, чему немало способствовали привычка и знакомство съ дѣтства. Эта ребяческая дружба обратилась мало-по-малу во взаимное уваженіе и одерживала ихъ хорошія отношенія. Камилла находила, что Basile, какъ она его привыкла звать, превосходитъ всѣхъ молодыхъ людей своей рѣдкой любезностью и умомъ, но въ этомъ случаѣ она была только отголоскомъ общественнаго мнѣнія, составившагося о немъ^[3]. Василію Петровичу, быть можетъ, тоже нравилась юная француженка, но онъ былъ совершенно далекъ отъ намѣренія связать съ ней свою судьбу^[4]. Въ ихъ отношеніяхъ не было ни малѣйшей тѣни нѣжности или любви. Даже въ томъ случаѣ, если бы молодая дѣвушка способна была предаться влеченіямъ своего сердца, ея малѣйшія попытки къ невинному кокетству останавливались передъ требованіями приличія и собственнаго достоинства. Она скрывала отъ другихъ впечатлѣніе, производимое на нее Базилемъ, изъ страха подвергнуться упрекамъ въ погонѣ за богатымъ женихомъ. Но эта внутренняя борьба, при отсутствіи откровенности даже съ родною матерью, — борьба, въ которой нельзя было ожидать никакой чужой, внѣшней помощи, способна была раздуть полудѣтское увлеченіе до глубокой привязанности, даже до страсти, какъ оно въ дѣйствительности и случилось. Камилла Петровна, сама того не сознавая, полюбила Ивашева, но, не замѣчая никакихъ особенныхъ признаковъ взаимности съ его стороны, она отказалась отъ всякой надежды на счастіе. Только печальное обстоятельство въ жизни Ивашева дало ей случай открыто заявить о своей страсти къ нему и достигнуть способа доставить прочное, хотя и не долговременное, счастіе любимому человѣку.

II.

Товарищи Ивашева по II арміи, о которой мы выше упомянули, принадлежали къ тайному политическому союзу, который извѣстенъ подъ именемъ «южнаго общества». Въ то время значительная часть русскаго образованнаго дворянства принадлежала или къ этому обществу, или къ «сѣверному». Ивашевъ скоро, по пріѣздѣ въ Тульчинъ, гдѣ находилась главная квартира графа Витгенштейна, былъ принятъ членомъ въ тайное политическое общество, къ которому принадлежало большинство его новыхъ товарищей и знакомыхъ. Это было еще въ 1820 году, а въ февралѣ слѣдующаго года Ивашевъ уже является въ числѣ бояръ, т.-е. старѣйшихъ и важнѣйшихъ членовъ тайнаго союза. Не задолго передъ тѣмъ Николай Ивановичъ Тургеневъ, предсѣдатель существовавшаго до тѣхъ поръ «союза благоденствія9, собиралъ въ Москвѣ представителей разныхъ мѣстныхъ отдѣловъ этого союза и объявилъ имъ о закрытіи его. Но это была мѣра не дѣйствительная, а фиктивная, принятая съ цѣлью отвязаться отъ членовъ ненадежныхъ и безполезныхъ, въ виду расширенія политической программы. Депутаты тульчинскаго отдѣла, Бурцовъ и Колошинъ, привезли во II армію извѣстіе объ этомъ закрытіи и, вмѣстѣ съ тѣмъ, сложили съ себя званіе членовъ союза. Но остальные члены прежняго общества, во главѣ которыхъ были П. И. Пестель, командиръ вятскаго пѣхотнаго полка, и Юшневскій, генералъ-интендантъ II арміи, не покорились рѣшенію депутатовъ и организовали отдѣльный союзъ подъ именемъ „южнаго общества“, въ который затруднили доступъ членамъ прежняго „союза благоденствія“. Новое общество при первоначальномъ составѣ состояло изъ трехъ директоровъ, которыми были избраны оба указанныя лица и Никита Михайловичъ Муравьевъ, капитанъ гвардейскаго генеральнаго штаба, также бывшій членомъ уничтоженнаго союза, и 9 бояръ, въ числѣ которыхъ былъ и Ивашевъ. Первыя засѣданія новаго общества были посвящены подробностямъ организаціи и ближайшему опредѣленію цѣлей. Главный директоръ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, главный двигатель всего дѣла, Пестель, между прочимъ, предложилъ измѣнить форму существующаго правленія и, для достиженія этой цѣли, не останавливаться ни предъ какими мѣрами. Ивашевъ находился въ числѣ 6 бояръ, вмѣстѣ съ Юшневскимъ единогласно принявшихъ эти предложенія. Участіе въ этомъ засѣданіи было впослѣдствіи поставлено въ вину Василію Петровичу и послужило основаніемъ для обвиненія его въ государственномъ преступленіи. Дѣятельность его, какъ заговорщика, ограничилась однимъ этимъ обстоятельствомъ и дальнѣйшихъ слѣдовъ ея не замѣтно ни по оффиціальнымъ, ни по другимъ источникамъ. „Съ половины 1821 года по самое то время, какъ арестовали насъ, — говоритъ Басаргинъ въ своихъ Запискахъ, — я и нѣкоторые изъ моихъ друзей (въ числѣ которыхъ былъ и Ивашевъ) не принимали уже прежняго участія въ обществѣ и не были ни на одномъ засѣданіи“^[5]. Заговоръ разразился первоначально возмущеніемъ 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, въ Петербургѣ. Но доносы о существованіи „южнаго общества“ начались еще ранѣе, именно съ іюня того же года, и первые аресты его членовъ совпали съ бунтомъ 14 декабря. Въ этотъ самый день былъ арестованъ Пестель, а за нимъ, въ концѣ 1825 и въ началѣ 1826 г., одинъ за другимъ и прочіе его сообщники, изъ которыхъ только нѣсколько человѣкъ, съ двумя братьями Муравьевыми-Апостолами во главѣ, оказали правительственной власти вооруженное сопротивленіе, воспользовавшись возмутившеюся частью черниговскаго полка. Въ январѣ 1826 г. всѣ попытки возстанія были ужё окончательно подавлены и большинство заговорщиковъ привлечено къ отвѣтственности. Верховный уголовный судъ присудилъ Ивашева, какъ государственнаго преступника втораго, то-есть одного изъ важнѣйшихъ разрядовъ, къ третьей категоріи казни, т. е. къ политической смерти и вѣчной каторгѣ. Политическая смерть означала, но тогдашнему уголовному кодексу, лишеніе всѣхъ правъ состоянія и исполнялась съ нѣкоторою формальностью, состоявшею въ томъ, что преступникъ выслушивалъ рѣшеніе по своему осужденію съ головою, положенною на плаху, и съ поднятымъ надъ нею топоромъ палача. Государь, по представленіи ему окончательнаго приговора надъ всѣми 120 лицами, замѣшанными въ дѣлѣ заговора, смягчилъ на нѣсколько степеней опредѣленныя имъ наказанія. На долю Ивашева досталось лишеніе дворянства и чиновъ и 20 лѣтъ каторги, вмѣсто 25, которыя по закону составляютъ срокъ вѣчности. Осенью 1826 г. Ивашевъ изъ петербургской Петропавловской крѣпости, гдѣ содержался во время слѣдствія, былъ отправленъ въ Сибирь для заключенія въ острогъ въ городѣ Читѣ. Ему было въ это время 28 лѣтъ.

III.

Со времени своего ареста, послѣдовавшаго вскорѣ за арестомъ Пестеля, Ивашевъ, конечно, уже былъ лишенъ всякой возможности видѣться съ Камиллой Ледантю. Когда его для слѣдствія перевезли въ Петербургъ, то лишь ближайшіе родственники могли найти средство получить доступъ для свиданія съ нимъ. Но и это было очень трудное разрѣшалось лишь въ очень рѣдкихъ случаяхъ». При этихъ кратковременныхъ свиданіяхъ, по всей вѣроятности, ни отецъ, ни мать Ивашева не имѣли надобности упоминать ему объ имени Камиллы, да и самъ онъ думалъ о другомъ и, въ концѣ-концовъ, забылъ объ ея существованіи.

Но на молодую француженку судьба Василія Петровича подѣйствовала совершенно иначе. Она была въ Петербургѣ въ 14 декабря, слышала разсказы и слухи о замышлявшемся переворотѣ и предстоящихъ осужденіяхъ. Отъ самихъ Ивашевыхъ могла она узнать о томъ, что и Василій Петровичъ былъ замѣшанъ въ число заговорщиковъ, и ужаснулась при мысли о грозившей ему судьбѣ. Но чувство ея не ограничилось однимъ состраданіемъ и мало-по-малу развилось до глубокой страсти къ несчастному, къ которому она была когда-то неравнодушна^[6]. Мать увезла ее изъ Петербурга, но жизнь въ Москвѣ и въ деревнѣ, среди любимыхъ близкихъ родныхъ, матери и сестеръ, не могла изгладить изъ ея памяти печальныхъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, дорогихъ воспоминаній. Горькія мечты о несчастной участи Василія Петровича неотступно преслѣдовали бѣдную дѣвушку. Камилла не обладала крѣпкимъ здоровьемъ. Всегда печальна", грустно настроенная, скрывающая свое горе и тайну своего сердца даже отъ родной сестры, принимавшей въ ней участіе, она, наконецъ, не выдержала и занемогла года черезъ два послѣ осужденія Ивашева. Болѣзнь она приняла какъ милость и увидѣла въ ней надежду на освобожденіе отъ жизни, которая становилась ей тягостною. Даже нѣжныя отношенія ея къ своей матери и любимымъ сестрамъ едва могли умѣрять ея желанія скорой смерти. Однако, въ концѣ-концовъ, молодость превозмогла и здоровье Камиллы стало мало-по-малу поправляться. Между тѣмъ, лица, принимавшія участіе въ ней, заботились объ устройствѣ ея судьбы, пріискивали ей жениховъ. Но всѣ ихъ заботы встрѣчали непреодолимое препятствіе въ твердомъ рѣшеніи не выходить замужъ, которое приняла Камилла, не объявляя никому о причинахъ. Она не прельстилась даже и молодымъ помѣщикомъ, владѣльцемъ 1,000 душъ, котораго г. Шарль Санси предлагалъ сосватать для нея. Она продолжала не жить, а прозябать, отказавшись отъ возможности какого бы то ни было счастія. Пріѣздъ въ концѣ 1829 года стариковъ Ивашевыхъ и Языковыхъ въ Москву, гдѣ въ то время находилась г-жа Ледантю вмѣстѣ съ Камиллой, сдѣлалъ большое впечатлѣніе на послѣднюю, возбудивъ и ожививъ всѣ ея воспоминанія и душевныя страданія. Увидѣвъ портретъ Василія Петровича, привезенный его родителями, она пришла въ такое возбужденное нервное состояніе, что потеряла сонъ и ни о чемъ другомъ не могла думать, какъ о несчастномъ, занимавшемъ всѣ ея мысли. Даже чтеніе евангелія не могло ее успокоить. Черты любимаго человѣка неотвязчиво носились передъ ея глазами, а имя его мелькало между строками священнаго писанія. Въ то же время, Камилла была подъ впечатлѣніемъ разсказовъ о свадьбѣ декабриста Анненкова, романтическія подробности которой сильно занимали тогдашнее общество. Ангіёнковъ до своей ссылки въ Сибирь былъ въ короткихъ отношеніяхъ съ француженкою Гёбль. Женщина эта питала къ нему чувство, выходящее изъ границъ обыденныхъ привязанностей, и, побуждаемая желаніемъ утѣшить любимаго человѣка въ его несчастій, обратилась въ императору съ прошеніемъ о томъ, чтобъ ей позволено было послѣдовать за Анненковымъ въ Сибирь. Разрѣшеніе было дано и m-lle Geuble вступила въ бракъ^[7].

Все это легко можетъ объяснить причину тяжелой нервной горячки, которою захворала Камилла Ледантю въ началѣ марта 1830 года. Ея мать, которая жила также въ Москвѣ, но въ другомъ домѣ, поспѣшила навѣстить свою дочь при первомъ извѣстіи о ея болѣзни. Материнская проницательность и неясные намеки другой ея дочери, Луизы, помогли ей замѣтить, что Камиллу уложило въ постель не какое-нибудь чисто-физическое разстройство, а тяжелая внутренняя борьба и ни съ кѣмъ не раздѣленное горе. Разспросы и увѣщанія, въ которыхъ отражалось искреннее участіе, привели къ полному, откровенному признанію со стороны больной.

Покрывая поцѣлуями руки своей матери, Камилла просила у нее позволенія воспользоваться примѣромъ француженки, послѣдовавшей въ Сибирь за товарищемъ Ивашева по несчастію.

— Могу ли я, — говорила она, — раздѣлить участь человѣка, котораго я долго любила, какъ брата, и котораго я продолжала уважать за его несомнѣнныя достоинства, хотя несчастіе и обрушилось на него по волѣ судьбы? Скажите, дорогая матушка, способны ли вы разстаться съ дочерью, еслибъ я хоть чѣмъ-нибудь могла утѣшить Базиля?

— Я бы не поколебалась, — отвѣчала ей мать, — еслибъ была увѣрена, что жертва моя можетъ возвратить тебѣ здоровье, успокоить тебя и послужить къ доставленію счастія тѣмъ, кто такъ его достоинъ. Но, милая дочь, ты любишь того, кто и не подозрѣваетъ о твоемъ чувствѣ. Ты о немъ думаешь, а твое присутствіе, можетъ быть, было бы ему въ тягость; наконецъ, еслибъ даже онъ и обратилъ вниманіе на твое предложеніе, полагаешь ли ты, что онъ также готовъ принять его и не имѣетъ весьма основательныхъ причинъ отказаться отъ счастія именно изъ-за жертвы, на которую ты готова?

Камилла предвидѣла всѣ эти возраженія и, оправдываясь въ скрытности, которою упрекала ее мать, говорила ей:

— Я сама считала свои надежды неосуществимыми вслѣдствіе голоса разсудка, который доказывалъ мнѣ то же самое, что и вы. Но бросимъ разговоръ объ этомъ. Если мнѣ суждено отказаться отъ любимой мечты, то я постараюсь преодолѣть свое безразсудное желаніе. Мнѣ ничего не нужно. Я отказываюсь отъ сватовства г. Санси. Я не могу выйти замужъ^[8].

Разговоръ этотъ не возобновлялся, потому что болѣзнь Камиллы развилась до такой степени, что она принуждена была лечь въ постель и въ теченіе 22 дней не могла принимать твердой пищи. Несмотря на попеченіе д-ра Мандилинга, извѣстнаго въ то время врача, и нѣжную заботливость матери и двухъ сестеръ, изъ которыхъ одна пріѣхала въ Москву съ цѣлью исполнять обязанности сидѣлки у постели больной, послѣдняя подавала мало надежды на выздоровленіе. Жизнь ея ни+ сѣла на волоскѣ. Г-жа Ледантю, потерявъ надежду на медицинскую помощь и очень хорошо сознавая, что болѣзнь ея дочери 9 происходитъ отъ причинъ нравственныхъ, рѣшилась на крайнее средство и, только что больной стало немного легче, написала своей пріятельницѣ, г-жѣ де-Санси, письмо, содержаніе котораго просила довести до свѣдѣнія матери Василія Петровича.

Описавъ свою тревогу и безпокойство за сохраненіе жизни любимой дочери, разсказавъ въ подробности всю исторію несчастной любви Камиллы и изложивъ вкратцѣ ходъ ея болѣзни, бѣдная женщина оканчивала свое письмо слѣдующими словами:

«Если заботы и любовь моей дочери могутъ принести хоть какую-нибудь отраду и утѣшеніе для несчастнаго молодаго человѣка, то мои слезы, при разлукѣ съ ней, не уничтожатъ въ моемъ сердцѣ радости въ виду необходимой жертвы, на которую я, какъ мать, готова, лишь бы не лишить жизни родное дѣтище. Не будете ли вы столь добры передать генеральшѣ все, что я пишу вамъ о состояніи Камиллы и объ ея чувствѣ. Я предлагаю ей пріемную дочь съ благородной, чистой и любящей душою. Еслибъ я боялась упрековъ въ искательствѣ выгоднаго и знатнаго жениха, то я бы съумѣла схоронить тайну моей дочери даже отъ васъ, мой лучшій другъ, но цѣль Камиллы — лишь обинити тяжесть цѣпей, раздѣлить горе, и, не красная за чувства моей дочери, я не скрывала бы ихъ отъ самой нѣжной матери, еслибъ я ранѣе узнала о нихъ. Однако, я намѣрена обо всемъ молчать передъ моими родными до тѣхъ поръ, пока или не получу вашъ отвѣтъ, или не увижу генеральши при ея возвращеніи въ Москву. Если Ивашевы имѣютъ кого-нибудь въ виду для своего сына, или самъ онъ въ кому-нибудь неравнодушенъ, то я увѣрена, что никто, кромѣ васъ и меня, не узнаетъ о содержаніи этого письма. Здоровье Камиллы немедленно будетъ возстановляться. Мнѣ сказалъ объ этомъ докторъ, которому я Должна была признаться въ нравственныхъ причинахъ болѣзни. Луиза пробудетъ это время съ сестрой, я же должна провести лѣто у своей дочери Сидоніи, которая ждетъ меня въ маѣ мѣсяцѣ, но теперь я положительно не знаю, что мнѣ дѣлать».

IV.

Г-жа де-Санси находилась въ это время въ симбирскомъ помѣстья Елисаветы Петровны Языковой, которую она посѣтила, чтобъ вмѣстѣ встрѣтить Пасху и провести святую недѣлю. Поч-. та въ то время ходила очень медленно и требовалось около двухъ недѣль для доставленія писемъ изъ Москвы въ Симбирскъ.

Тотчасъ по полученіи этого письма, г-жа де-Санси поспѣшила написать генеральшѣ Ивашевой и препроводила ей въ подлинникѣ самое письмо. Поздравляя Ивашевыхъ съ прошедшими праздниками, выражая имъ теплыя пожеланія относительно превращенія ихъ семейнаго горя и скорѣйшаго возвращенія Василія Петровича, вотъ что, между прочимъ, писала г-жа де-Санси отъ 15 апрѣля изъ Симбирска: «Материнскія чувства Сесиліи (г-жа Ледантю) проходятъ также чрезъ горькое испытаніе, бы узнаете о нихъ изъ ея письма и поймете ея страданія, когда увидите, въ чемъ они состоятъ и отчего происходятъ. Я боюсь, что средство, которое можетъ помочь бѣдѣ, не достижимо. Ваше сострадательное сердце укажетъ вамъ, какъ отвѣчать несчастной; сознаніе невозможности цѣли способно ее убить, между тѣмъ какъ одинъ лучъ надежды можетъ вернуть ее къ жизни и утѣшить ея бѣдную мать, прошедшую черезъ страхъ ея смерти».

Г-жа Ледантю, извѣщенная своею пріятельницею о ея дѣйствіяхъ, съ нетерпѣніемъ ожидала извѣстій изъ Петербурга отъ Ивашевыхъ. Между тѣмъ, здоровье Камиллы стало мало-по-малу поправляться. По совѣту доктора, ее перевезли наудачу въ шести верстахъ отъ Москвы^[9]. При ней неотлучно находилась ея сестра Луиза. Мать, живя въ городѣ, безпрестанно навѣщала больную и каждый разъ находила, что выздоровленіе ея идетъ очень успѣшно. Она слышала ея пѣніе и вполнѣ успокоилась за грудь дочери, которая пугала ее во время болѣзни. Къ Камиллѣ возвратился прежній хорошій цвѣтъ лица^[10].

Наконецъ, въ началѣ мая пріѣхалъ въ Москву князь Волконскій, которому Ивашевы поручили доставить свой отвѣтъ г-жѣ Ледантю. Необычное посѣщеніе князя и его словесныя сообщенія уже возбудили предположенія о благопріятномъ содержаніи писемъ Петра Никифоровича и его жены. Письма эти дышали благодарностью, были полны лестныхъ и нѣжныхъ выраженій относительно Камиллы и ея матери. Но родители Василія Петровича не рѣшались отвѣчать за него. Ручаясь за то, что его сердце свободно, они сочли за самое лучшее переслать къ нему въ Сибирь копію съ письма г-жи Ледантю къ г-жѣ де-Санси отъ 30 марта. Но, въ ожиданіи отвѣта отъ сына, старики Ивашевы радостно открывали свои объятія Камиллѣ, благодаря ее и ея мать за готовность на принесеніе тяжкихъ жертвъ^[11].

«Вы выражаете мнѣ благодарность, — отвѣчала г-жа Ледантю генеральшѣ, — но я сама надѣюсь быть обязанной вамъ. Еслибъ вы отклонили мою просьбу, то одинъ Богъ знаетъ, сколько времени я была бы осуждена видѣть страданія моей дочери. Я никогда не забуду вашей доброты къ Камиллѣ, даже и въ томъ случаѣ, еслибъ вашъ любезный сынъ и не согласился утѣшить ее. бы мнѣ говорите о жертвѣ, которую я приношу, какъ мать, но вы знаете только ея половину. Луиза хочетъ сопутствовать своей сестрѣ»^[12]. Не зная, на что рѣшиться, и предвидя невозможность одинокаго путешествія для Камиллы, г-жа Ледантю умоляетъ помочь ей совѣтами и выражаетъ нетерпѣливую надежду на свиданіе съ стариками Ивашевыми. Описывая тайну любви своей дочери, она говоритъ, что Камилла въ теченіе трехъ лѣтъ ѣздила въ свѣтъ противъ воли и чувствовала себя одинокой вдали отъ матери и сестеръ. Она забыла свою страсть къ музыкѣ, стала пренебрегать своимъ голосомъ и, несмотря на увѣщанія, ни за что не хотѣла брать уроковъ пѣнія^[13].

Вмѣстѣ съ письмомъ къ Ивашевой, г-жа Ледантю отправила свой отвѣтъ Петру Никифоровичу, въ которомъ она благодарила его за участіе и, намекая на извѣщеніе Василія Петровича о несчастной любви Камиллы, сознавалась, что не ожидала этого, предвидя, что родители молодаго человѣка постараются сперва вывѣдать состояніе его сердца^[14].

Не желая возбуждать напрасныхъ надеждъ, г-жа Ледантю не сказала дочери ни слова о своей перепискѣ съ Ивашевыми и, въ ожиданіи отвѣта отъ Василія Петровича, который никакъ не могъ придти ранѣе двухъ или трехъ мѣсяцевъ, обратила все свое вниманіе на скорѣйшее выздоровленіе Камиллы. Она оставила ее въ окрестностяхъ Москвы на попеченіи одной знакомой дамы, а сама отправилась лѣтомъ въ Григоровичамъ. Луиза также уѣхала изъ Москвы во Владиміръ, къ женѣ тамошняго губернатора Апраксина. Такимъ образомъ, все семейство разъѣхалось. Но Камилла, не знавшая ничего о дѣйствіяхъ своей матери, не могла сама и подозрѣвать, что рѣшеніе ея судьбы близится къ своей развязкѣ^[15].

V.

Доставленный въ 1827 году въ Сибирь, Ивашевъ былъ первоначально помѣщенъ вмѣстѣ съ частью своихъ товарищей въ Читинскомъ острогѣ" такъ какъ казематы въ Петровскомъ заводѣ, назначенные для заключенія политическихъ преступниковъ, еще не были окончены постройкою. Жизнь каторжниковъ текла однообразно, скучно и, несмотря на нѣкоторыя развлеченія, которыя позволялись заключеннымъ по добротѣ коменданта Лепарскаго, была тяжела, а подчасъ и невыносима. Ивашевъ, скучая въ острогѣ, прибѣгалъ для сокращенія времени къ помощи любимыхъ имъ искусствъ и свободное время употреблялъ на занятія живописью и словесностью. Онъ нарисовалъ виды Читы, нѣкоторыхъ казематовъ, снялъ портреты съ нѣсколькихъ товарищей по заключенію^[16], сочинилъ цѣлую поэму въ стихахъ о Стенькѣ Разинѣ^[17]. Но тоска, тѣмъ не менѣе, продолжала одолѣвать его.

Несмотря на увѣщанія нѣкоторыхъ товарищей, старавшихся поддержать его и внушить ему болѣе твердости, онъ поражалъ ихъ своимъ всегда грустнымъ, мрачнымъ и задумчивымъ видомъ. По всей вѣроятности, онъ былъ подъ впечатлѣніемъ возстанія, произведеннаго Сухановымъ, Мадзолевскимъ и Соловьевымъ, и увлекался примѣрами бѣгства съ каторги, которому предавались нѣкоторые изъ заключенныхъ, но всегда безуспѣшно^[18]. Или ихъ ловили близъ острога и подвергали еще тягчайшему наказанію, или же они сами отказывались отъ своего намѣренія въ виду непреодолимыхъ трудностей его исполненія^[19]. Въ случаяхъ побѣга декабристы разсчитывали обыкновенно на Помощь неполитическихъ каторжниковъ, предлагавшихъ свои услуги очень часто съ корыстною цѣлью воспользоваться имуществомъ бѣглецовъ или доносомъ на нихъ заслужить расположеніе начальства. Кромѣ того, разстояніе до китайской границы, за которою только и можно было спастись отъ преслѣдованія, было, все-таки, очень значительно и прохожденіе этого пространства угрожало смертью или отъ голода, или отъ дикихъ звѣрей. Тѣмъ не менѣе, каторга была до такой степени невыносима для Ивашева, что онъ, около четырехъ лѣтъ тяготясь ею, наконецъ, не выдержалъ и рѣшился попробовать освободиться отъ нея и задумалъ цѣлый планъ бѣгства. Онъ вошелъ въ сношеніе съ бѣглымъ ссыльно-рабочимъ, который обѣщалъ провести его за границу Китая. Этотъ бѣглый успѣлъ уже подпилить тынъ, окружавшій казематъ, и приготовилъ, такимъ образомъ, мѣсто для безпрепятственнаго тайнаго выхода изъ острога. Сообщникъ Ивашева долженъ былъ ожидать его въ условленную заранѣе ночь за оградой и провести въ ближній лѣсъ, гдѣ, въ теченіе нѣкотораго времени, можно было спокойно скрываться въ неизвѣстномъ никому подземельи и питаться сложенными тамъ съѣстными припасами. Когда же поиски прекратятся, то они предполагали пробраться въ Китай и тамъ дѣйствовать, смотря по обстоятельствамъ.

Къ счастію для Василія Петровича, его намѣренія сдѣлались извѣстными двумъ его товарищамъ по заключенію, которыхъ онъ особенно любилъ и уважалъ. Мухановъ, содержавшійся съ нимъ въ одномъ и томъ же казематѣ, который зналъ о намѣреніи Ивашева изъ его собственнаго признанія, поспѣшилъ сообщить Басаргину, котораго встрѣтилъ во время работы, о замыслѣ ихъ пріятеля. Нужно было во что бы то ни стало отговорить Ивашева, которому его предпріятіе могло стоить жизни, не принеся никакой пользы. Но, съ другой стороны, мѣшкать не было никакой возможности, такъ какъ побѣгъ долженъ былъ состояться въ слѣдующую затѣмъ ночь.

"Выслушавъ Муханова, — пишетъ Басаргинъ въ своихъ пискахъ, --:я сейчасъ послѣ работы отправился къ Ивашеву и сказалъ ему, что мнѣ извѣстно его намѣреніе и что я пришелъ съ нимъ объ этомъ переговорить. Онъ очень спокойно отвѣчалъ мнѣ, что, съ моей стороны, было бы напраснымъ трудомъ его отклонять, что онъ твердо рѣшился исполнить свое намѣреніе и что потому только давно мнѣ не сказалъ о томъ, что не желалъ подвергать меня какой-либо отвѣтственности. На всѣ мои убѣжденія, на всѣ доводы о неосновательности ere предпріятія и объ опасности, ему угрожающей, онъ отвѣчалъ одно и то же, что уже рѣшился, что далѣе оставаться въ казематѣ онъ не въ состояніи, что лучше умереть, чѣмъ шить такимъ образомъ. Однимъ словомъ, истощивъ всѣ возраженія, я не зналъ, что дѣлать. Время было такъ коротко, завтрашній день былъ уже назначенъ и оставалось одно только средство остановить его — дать знать коменданту. Но ужасно быть доносчикомъ, тѣмъ болѣе на своего товарища, на своего друга. Наконецъ, видя всѣ мои убѣжденія напрасными, я рѣшительно сказалъ ему: «Послушай, Ивашевъ, именемъ нашей дружбы прошу тебя отложить исполненіе своего намѣренія на одну только недѣлю. Въ эту недѣлю обсудимъ хорошенько твое предпріятіе, взвѣсимъ хладнокровно, le pour et le contre, и если ты останешься при тѣхъ же мысляхъ, то обѣщаю тебѣ не препятствовать».

« — А если я не соглашусь откладывать на недѣлю?» — boöразилъ онъ.

« — Если не согласишься, — воскликнулъ я съ жаромъ, — ты заставишь меня сдѣлать изъ любви къ тебѣ то, чѣмъ я гнушаюсь: сейчасъ попрошу свиданія съ комендантомъ и разскажу ему все. Ты знаешь меня довольно, чтобы вѣрить, что я это сдѣлаю, и сдѣлаю именно по убѣжденію, что это осталось единственнымъ средствомъ для твоего спасенія».

«Мухановъ меня подерживалъ и, наконецъ, Ивашевъ далъ намъ слово подождать недѣлю. Я не опасался, чтобы онъ нарушилъ его, тѣмъ болѣе, что Мухановъ жилъ съ нимъ и могъ за нимъ наблюдать»^[20].

Басаргинъ не могъ въ то время подозрѣвать значеніе своихъ стараній для судьбы Ивашева. Сама случайность, казалось, помогала ему. На третій день послѣ своего перваго разговора съ Василіемъ Петровичемъ Басаргинъ, съ разрѣшенія коменданта, снова посѣтилъ его и вмѣстѣ съ Мухановымъ возобновилъ свои доводы въ пользу невѣроятности успѣха. Во время жаркаго спора, въ которомъ Ивашевъ продолжалъ настаивать на необходимости привести свое намѣреніе въ исполненіе, дверь въ комнату вдругъ отворилась и вошедшій унтеръ-офицеръ потребовалъ Ивашева въ коменданту. Первая мысль Василія Петровича была, что товарищи его выдали. Но, побѣдивъ въ себѣ подозрѣніе, онъ поспѣшилъ отправиться къ Лепарскому, недоумѣвая относительно причинъ такого внезапнаго свиданія съ комендантомъ. Мухановъ и Басаргинъ, не имѣвшіе ничего на своей совѣсти, остались у своего друга, въ ожиданіи его скораго возвращенія. По, проведя около двухъ часовъ въ томительномъ ожиданіи, они стали уже немного безпокоиться и, не зная, чему приписать долгое отсутствіе Ивашева, пришли, наконецъ, къ подозрѣнію о какомъ-нибудь доносѣ на него со стороны его сомнительнаго сообщника.

Василій Петровичъ вернулся въ свой казематъ сильно разстроеннымъ и поспѣшилъ объявить ожидавшимъ его товарищамъ поразительную и необычайную новость. Онъ получилъ предложеніе со стороны одной молодой дѣвушки и Ленарскій желалъ узнать отъ него отвѣтъ на это предложеніе. Сообщеніе Лепарскаго было основано на полученномъ въ тотъ день письмѣ г-жи Ледантю, которое мать Ивашева препроводила въ копіи вмѣстѣ съ своимъ письмомъ, предварительно испросивъ чрезъ графа Бенкендорфа согласіе Государя на бракъ ея сына съ Камиллою Петровной. Лепарскій дѣйствовалъ вслѣдствіе предписаній графа Бенкендорфа. Припомнивъ содержаніе письма г-жи Ледантю къ г-жѣ де-Санси, приведенное выше, легко догадаться о впечатлѣніи, которое оно произвело на Ивашева. Пораженный признаніями Камиллы, онъ не могъ собраться съ мыслями и просилъ коменданта дать ему нѣсколько подумать, прежде чѣмъ высказать свой рѣшительный отвѣтъ. Онъ поспѣшилъ сообщить Муханову и Басаргину всѣ обстоятельства, которыя могли оправдывать чувство, питаемое къ нему молодой француженкой, и разсказалъ имъ все то, что уже извѣстно изъ вышеизложеннаго. Припоминая нѣкоторыя подробности своихъ сношеній съ Камиллой, онъ увидѣлъ нѣкоторые очень ясные намеки на искренность и глубину ея привязанности къ нему. Но, съ другой стороны, онъ хорошо сознавалъ всю громадность жертвы, которую она готова была принести, разставаясь съ нѣжно любимыми родными и вступая въ новое семейство лишь для того, чтобъ ѣхать на край свѣта и тамъ, въ глуши, въ дали отъ всего близкаго и дорогаго сердцу, влачить печальную и тяжелую жизнь жены несчастнаго каторжника. Вопросъ о томъ, вознаградитъ ли онъ ее за эту жертву своею любовью, будетъ ли она съ нимъ счастлива, не придется ли имъ впослѣдствіи раскаяться, не давалъ Ивашеву покоя и сильно тревожилъ его. Мухановъ и Басаргинъ очень настаивали на томъ, чтобы ихъ другъ принялъ предложеніе Камиллы. Зная его простой характеръ и всѣ его прекрасныя качества, они не сомнѣвались въ томъ, что Ивашевъ не только самъ достоинъ счастія, но что онъ способенъ и доставить его. Разставшись съ пріятелями послѣ продолжительнаго разговора съ ними, Василій Петровичъ провелъ- ночь въ размышленіяхъ, которыя, наконецъ, привели его къ твердому и положительному рѣшенію.

На слѣдующій день онъ, по обѣщанію, явился съ своимъ отвѣтомъ къ Лепарскому и продиктовалъ ему письмо слѣдующаго содержанія, адресованное къ Петру Никифоровичу Ивашеву:

"М. Г., письмо вашего пр--ва отъ 3 числа прошлаго мая, доставленное мнѣ III отдѣленіемъ собственной Е. И, В. канцеляріи съ приложеніемъ письма къ сыну вашему Василію Петровичу и копіи съ другаго письма, имѣлъ я честь получить 20 сего мѣсяца. Въ тотъ же день, вруча, спрашивалъ его лично о согласіи по предмету, в. пр--вомъ изложенному. Сынъ вашъ принялъ ваше предложеніе касательно дѣвицы Камиллы Ледантю съ тѣмъ чувствомъ изумленія и благодарности къ ней, которыя ея самоотверженіе должно ему было внушить.

"Онъ проситъ васъ сообщить ей не только его сожалѣніе, когда узналъ о несчастномъ состояніи ея здоровья, угрожавшемъ ея жизни, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, проситъ и сообщить ей всѣ права, которыя она имѣла и имѣетъ на его чувство. Отеческое согласіе ваше и надежда, вами питаемая получить соизволеніе высшаго начальства на его бракъ, есть истинное для него утѣшеніе и онъ совершенно уповаетъ на ваше дѣятельное ходатайство, свойственное вашей къ нему любви, доказанной отъ дѣтства во всѣхъ случаяхъ его жизни.

"Но но долгу совѣсти онъ еще проситъ васъ предварить молодую дѣвушку, чтобъ она съ размышленіемъ представила себѣ и разлуку съ нѣжной матерью, и слабость здоровья своего, подвергаемаго отъ дальней дороги новымъ опасностямъ, какъ и то, что жизнь, ей здѣсь предстоящая, можетъ, по однообразности и грусти, сдѣлаться для нея еще тягостнѣе. Онъ проситъ ее видѣть будущность свою въ настоящихъ краскахъ, и потому надѣется, что рѣшеніе ея будетъ обдуманнымъ. Онъ не можетъ увѣрить ее ни въ чемъ болѣе, какъ въ неизмѣнной своей любви, въ искреннемъ желаніи ея благополучія, въ нѣжнѣйшемъ о ней попеченіи и въ томъ отеческомъ вашемъ расположеніи, которое она раздѣлитъ съ нимъ.

"Если она останется тверда въ своемъ намѣреніи и рѣшится на то, чтобъ оставить своихъ родственниковъ и удалиться на всю жизнь въ Сибирь, въ такомъ случаѣ сынъ вашъ повторяетъ убѣдительнѣйшую свою просьбу о вашемъ ходатайствѣ и, прося вашего благословенія, поручаетъ ея судьбу нѣжнѣйшему попеченію своихъ родителей.

«Передавъ вашему пр--ству всѣ собственныя слова, объявленныя мнѣ сыномъ вашимъ Василіемъ Петровичемъ, честь имѣю быть» и т. д.^[21].

Само собою разумѣется, что Ивашевъ бросилъ всякую мысль о побѣгѣ.

VI.

Отвѣтъ Ивашева съ нетерпѣніемъ ожидался въ Петербургѣ и Москвѣ, гдѣ находилась Камилла, оставленная на попеченіи г-жи Хвощинской. Ея мать была въ это время въ деревнѣ у своей дочери Григоровичъ, которая не задолго передъ тѣмъ лишилась своего мужа. Наконецъ, въ августѣ получено было въ Петербургѣ письмо, продиктованное Ивашевымъ Лепарскому. Петръ Никифоровичъ и жена его поспѣшили доставить эти строки съ своими письмами г-жѣ Ледантю и Камиллѣ. Они воспользовались для этого отъѣздомъ въ Москву князя Волконскаго, котораго просили лично навѣстить ихъ будущую невѣстку и ея мать. Волконскій отправился къ г-жѣ Хвощинской, передалъ Камиллѣ словесное порученіе Ивашевыхъ и вручилъ ей ихъ письма, а письма къ г-жѣ Ледантю отправилъ съ нарочнымъ въ тульскую деревню Григоровича. До пріѣзда матери молодая дѣвушка не хотѣла рѣшать окончательно своей судьбы, но должна была во всемъ признаться г-жѣ Хвощинской, пораженной неожиданностью посѣщенія Волконскаго. Г-жа Ледантю поспѣшила пріѣхать въ Москву. Здѣсь она увидѣлась и съ самимъ княземъ, который словесно дополнилъ ей содержаніе писемъ Ивашевыхъ. Хотя въ виду приближавшейся зимы путешествіе въ Сибирь и представляло большія затрудненія и даже опасности для здоровья Камиллы, тѣмъ не менѣе, нельзя было медлить рѣшеніемъ ея судьбы. 26 августа г-жа Ледантю написала два письма будущимъ свекру и свекрови своей дочери. Объясняя медленность своего отвѣта необходимостью дать Камиллѣ нѣсколько дней наразмышленіе, она, между прочимъ, писала Петру Никифоровичу, что князь Волконскій былъ предупрежденъ заранѣе о невѣдѣніи Камиллы относительно всего того, что было предпринято въ виду устройства ея судьбы. Она узнала обо всемъ лишь по полученіи согласія Василія Петровича, которымъ ея мать хотѣла сперва заручиться. «Вы поймете, генералъ, — писала г-жа Ледантю, — впечатлѣніе, которое должно было сдѣлать на Камиллу посѣщеніе князя и привезенное имъ письмо. Она глубоко тронута чувствами къ ней, которыми проникнуты ваши письма, но ваше отеческое сердце легко представитъ себѣ все, что она должна испытывать при мысли о предстоящей разлукѣ. Прежде чѣмъ сдѣлать окончательный шагъ подачею прошенія на имя Государя, она желаетъ, чтобъ вы обезпечили ея путешествіе пріисканіемъ ей спутницы, которая могла бы замѣнить ей родную мать въ дорогѣ. Я надѣюсь, что вы не упрекнете ее этимъ желаніемъ, основаннымъ на понятіяхъ о приличіи, въ которыхъ она была воспитана и которыми дорожитъ тѣмъ болѣе, что надѣется назвать васъ своимъ отцомъ. Я полагаю, что по причинѣ близкой зимы путешествіе Камиллы придется отложить до весны и что вы не откажетесь доставить ея просьбу Государю, не дожидаясь личнаго съ нимъ свиданія»^[22].

Въ письмѣ въ генеральшѣ г-жа Ледантю повторяла свои убѣжденія о невозможности Одинокаго путешествія въ Сибирь для Камиллы и просила озаботиться пріисканіемъ ей вѣрной и надежной спутницы^[23].

Камилла, съ своей стороны, отправила къ г-жѣ Ивашевой въ тотъ же день письмо слѣдующаго содержанія;

«Я провела въ слезахъ четыре мучительныхъ дня, съ тѣхъ поръ какъ узнала о всемъ, что сдѣлано для меня вашимъ благосклоннымъ ко мнѣ расположеніемъ. Вы ждете моего отвѣта, отъ котораго должна зависѣть не только моя личная судьба, но и участь человѣка, на облегченіе страданій котораго я готова приложить всю силу и нѣжность своего сердца.

„Ваша истинная доброта проститъ мнѣ нерѣшительность и сомнѣнія, въ виду жертвы, которую я должна избрать между предметами моей нѣжнѣйшей привязанности. Вы меня назвали дочерью, и это такъ меня трогаетъ, что я рѣшаюсь во всемъ вамъ признаться. До пріѣзда моей матушки я не подозрѣвала о предстоящей перемѣнѣ моей судьбы, я даже готова была отказаться отъ мысли разлучиться съ семействомъ, сознаваясь въ невозможности быть когда-нибудь полезной человѣку, котораго выбрало мое сердце. Я уже рѣшилась пожертвовать мечтой, такъ увлекавшей мое воображеніе и исполненіе которой опечалило бы моихъ близкихъ родныхъ. Но моя милая матушка здѣсь, со мной, и ей-то я обязана своимъ счастіемъ. Прочтя ваши нѣжныя письма, я увидѣла, что вашъ милый и несчастный сынъ уже знаетъ о моихъ къ нему чувствахъ, я увеличила бы только его и мои страданія, еслибъ медлила дольше своимъ согласіемъ. Я не могу болѣе колебаться въ выборѣ жертвы. Я предвижу только одно, послѣднее затрудненіе. Когда я предполагала посвятить свою жизнь на утѣшеніе вашего сына, я надѣялась, что моей матушкѣ будетъ возможно довезти меня до предѣловъ Сибири. Но теперь, когда я, къ сожалѣнію, должна отказаться отъ этой надежды, я умоляю васъ, моя вторая мать, разрѣшить мнѣ ѣхать не одной. Не найдется ли какая-нибудь, подобная мнѣ, женщина, которой также предстоитъ путешествіе въ тотъ далекій край, для утѣшенія кого-нибудь изъ близкихъ ея сердцу? Повѣрьте, что я не боюсь лишеній, на которыя суждена самою жизнію съ Базилемъ, но согласитесь, что мнѣ нужно запастись большею силой воли, чѣмъ я въ дѣйствительности обладаю, при мысли о путешествіи, въ которомъ я должна имѣть спутниками только мужчинъ. Я повременю вамъ отсылкою моего прошенія до тѣхъ поръ, пока не получу отъ васъ извѣщеніе, что это послѣднее препятствіе устранено. Умоляю васъ видѣть въ замедленіи моего рѣшительнаго шага отнюдь не отказъ съ моей стороны, а только послѣднее испытаніе, которое еще предстоитъ мнѣ“^[24].

17 сентября былъ день именинъ матери Василія Петровича. Пользуясь этимъ случаемъ, Камилла написала ей второе свое письмо, въ которомъ увѣряла ее въ неизмѣнности своего рѣшенія и оправдывала свою медленность въ отсылкѣ прошеніи.

(Только теперь вы узнаете, — писала она, — всю радость, ощущаемую мною, отъ послѣдствій моего признанія. Только теперь я могу предаться ей безъ сомнѣнія и безъ страха. Я упрекала себя за сомнительную надежду, которую могла подать милому Базилю, думала, что онъ можетъ уже опасаться за будущность, которая ему улыбается. Что бы было со мною, если бы я сознавала себя виновною въ невольномъ возмущеніи его спокойствія? Я не скрою отъ васъ, какъ я счастлива чувствами, которыя онъ выражаетъ, и какъ мнѣ пріятно быть въ состояніи утѣшить и успокоить его почтенныхъ родителей. Однако, я должна сознаться, что я далеко не заслуживаю вашихъ похвалъ, такъ какъ я не всегда увѣрена въ утѣшеніи, которое могу доставить вамъ. Наконецъ, въ чемъ же состоитъ моя заслуга? Я не приношу большой жертвы, отказываясь отъ свѣта, который меня вовсе не привлекаетъ. Мнѣ дорого только мое семейство, съ которымъ придется разстаться. Но вотъ уже четвертый годъ, какъ мои родные страдаютъ за меня при видѣ моей непонятной скрытности, которая ихъ такъ поражала… Любите меня, — заключаетъ Камилла, — также какъ я васъ люблю, любите меня какъ мать, которая позволяетъ мнѣ посвятить жизнь для ея дорогаго сына. Вся моя добродѣтель заключается въ моемъ чувствѣ къ нему и я ограничиваю свое честолюбіе частицей любви, которую его родители согласятся удѣлить мнѣ»^[25].

Это письмо было написано, вѣроятно, еще до полученія отъ Ивашевыхъ обѣщанія найти Камиллѣ спутницу для ея путешествія въ Сибирь. Скоро послѣ этого времени пришелъ ожидаемый отвѣтъ и было составлено прошеніе на имя Государя, въ которомъ Камилла въ слѣдующихъ выраженіяхъ высказывала свои желанія.

«Государь, состраданіе къ какому бы то ни было несчастію найдетъ себѣ, безъ всякаго сомнѣнія, извиненіе въ Вашихъ глазахъ. Я слишкомъ глубоко въ этомъ убѣждена, чтобъ не отважиться на откровенное признаніе Вашему Императорскому Величеству въ искренней, глубокой, непоколебимой любви, которою исполнено мое сердце съ минуты его перваго самосознанія. Любовь эта навѣки соединяетъ меня съ однимъ изъ тѣхъ несчастныхъ, которыхъ постигла кара закона, — съ сыномъ генерала Ивашева. Почувствовавъ со времени его несчастія, насколько его жизнь дорога для меня, я дала обѣтъ раздѣлить его горькую участь. Моя мать соглашается на бракъ мой съ тѣмъ, кому я хочу облегчить страданія, и родители несчастнаго молодаго человѣка, зная о состояніи его сердца, съ своей стороны, не видятъ препятствій въ исполненію моего желанія».

Прошеніе это, изъ котораго приводится только отрывокъ, было препровождено къ Государю при посредствѣ графа Бенкендорфа, начальника III отдѣленія собственной канцеляріи. Отправляя это прошеніе, г-жа Ледантю и Камилла присовокупили къ нему коротенькое письмо на имя графа съ просьбою о его содѣйствіи. «Для матери столь же странно, сколько для ея сердца трудно согласиться на разлуку съ дочерью, особенно когда разлука эта готовитъ ей ссылку», — писала, между прочимъ, г-жа Ледантю, объясняя всю сознательность своего поступка.

При докладѣ этого прошенія Государь собственноручно написалъ: «Ежели точно родители ея и Ивашевы на то согласны, то, съ моей стороны, конечно, не будетъ препятствій». Петръ Никифоровичъ былъ письменно увѣдомленъ Бенкендорфомъ объ этой резолюціи^[26].

VII.

Наконецъ, всѣ предварительныя мѣры были приняты и Камиллѣ разрѣшено вступить въ бракъ и обѣщано спутничество надежной женщины, которая должна была сопровождать ее въ Сибирь. Петръ Никифоровичъ просилъ Лепарскаго объ участіи къ его сыну и о томъ, чтобы онъ былъ посаженымъ отцомъ Василія Петровича. Добрый комендантъ согласился на просьбу стараго генерала и обѣщалъ не только заступить мѣсто отца при священномъ обрядѣ, но даже быть, по возможности, полезнымъ для молодыхъ супруговъ въ тѣхъ случаяхъ, когда имъ будетъ не доставать присутствія или совѣтовъ ихъ родителей^[27]. Между тѣмъ, наступила зима, и хотя судьба Камиллы была уже окончательно рѣшена, но слабое ея здоровье и, главное, суровость сибирскаго климата заставили ее отложить свое путешествіе до весны. Она уже заранѣе была принята въ свое новое семейство. У Ивашевыхъ былъ въ Москвѣ домъ, въ которомъ они прожили часть зимы 1829—1830 года. Они поспѣшили предложить этотъ домъ своей будущей невѣсткѣ и ея матери. Камилла нетерпѣливо ждала свиданія съ своимъ будущимъ свекромъ и свекровью, но появившаяся въ 1830 году холера оцѣпила карантинами обѣ столицы и Ивашевы принуждены были остаться въ Петербургѣ и не вызывать къ себѣ г-жи Ледантю съ ея дочерью. Послѣднее письмо, которое еще не приведено изъ переписки, относится именно къ этому времени и въ немъ Камилла, обращаясь къ г-жѣ Ивашевой, въ первый разъ подписывается «ея преданной дочерью».

"Наконецъ, благодаря заботливости самыхъ нѣжныхъ родителей, — такъ начинается это письмо, писанное 1 октября, — я освободилась отъ страха за отказъ. Я надѣюсь, что небо, до сихъ поръ благопріятное вашимъ желаніямъ, не лишитъ меня и теперь своей помощи и что я, съ вашего благословенія, доставлю утѣшеніе тому, кого желала бы верну тѣ, вамъ цѣною собственной жизни.

«Никогда не стремилась я такъ, какъ теперь, къ счастію чувствовать себя въ вашихъ объятіяхъ. Но не пріѣзжайте сюда ранѣе того времени, когда будете увѣрены въ превращеніи болѣзни, которая здѣсь господствуетъ. Мнѣ кажется, что я вполнѣ обезпечена отъ всякой опасности, такъ какъ живу въ вашемъ домѣ и ввѣрена попеченіямъ д-ра Мандилинга, который весьма щедръ на предосторожности. Вы можете представить себѣ, какъ мы живемъ въ томъ главномъ домѣ, который вы занимали прошлой зимой. Наша дорогая и добрая Лиза^[28] провела здѣсь 4 дня, которые показались ей долгими вслѣдствіе томительнаго нетерпѣнія свидѣться съ мужемъ и дѣтьми. Мы разстались съ ней 23 (сентября), и хотя она обѣщала не оставлять насъ безъ извѣстій, но, по всей вѣроятности, дорога ея продлится вслѣдствіе карантиновъ, а письма ея задержатся почтою».

«Молитесь о вашей дочери! — восклицаетъ Камилла, обращаясь къ своей будущей матери. — Я подъ рукою Провидѣнія, оно доведетъ свою милость до конца и, надѣюсь, не откажетъ мнѣ въ счастіи скораго свиданія съ вами»^[29].

Намъ неизвѣстно, какъ провела Камилла зиму, когда именно и съ кѣмъ она отправилась слѣдующею весною въ Сибирь, но записки Басаргина даютъ намъ нѣкоторыя свѣдѣнія о житьѣ-бытьѣ Василія Петровича съ того времени, какъ онъ принялъ предложеніе своей невѣсты, до того, какъ она пріѣхала къ нему.

Ивашевъ не долго оставался въ Читѣ послѣ полученія неожиданнаго извѣстія, имѣвшаго такое рѣшительное, вліяніе на его судьбу.

Лѣтомъ 1830 года казематъ въ Петровскомъ заводѣ былъ отстроенъ и окончательно изготовленъ. Въ іюлѣ мѣсяцѣ началось переселеніе каторжниковъ, раздѣленныхъ на нѣсколько партій. Путешествіе въ 600 верстъ потребовало около мѣсяца времени. Дорогою Ивашевъ не разлучался съ Басаргинымъ и Мухановымъ, своими ближайшими товарищами по заключенію. Наконецъ, къ осени каторжники были размѣщены въ новыхъ казематахъ, приспособленныхъ большею частью къ одиночному заключенію. Днемъ они могли видѣться другъ съ другомъ на работахъ и на прогулкахъ, которыя имъ иногда дозволялись въ тюремномъ садикѣ. Ихъ бывшій начальникъ Лопарскій былъ переведенъ вмѣстѣ съ ними въ Петровскій заводъ и продолжалъ снисходительно къ нимъ относиться. Нѣкоторыя изъ женъ заключенныхъ пріѣхали къ мужьямъ изъ Россіи и составили цѣлую дамскую слободку, построенную вблизи каземата. Товарищи по заключенію продолжали жить дружно между собою. По добротѣ Лепарскаго, они могли свободно предаваться любимымъ своимъ занятіямъ. Кто рисовалъ и писалъ стихи, какъ, напр., Ивашевъ, кто занимался ремеслами. Нѣкоторые изучали новые языки, другіе интересовались разными научными предметами. Всѣ, вообще, слѣдили за литературными новостями по газетамъ и журналамъ, получавшимся на счетъ суммъ артели, которая составилась между каторжниками для удовлетворенія матеріальныхъ нуждъ на общинныхъ началахъ и въ которой Ивашевъ участвовалъ на сумму 1,000 рублей ассигнаціями. Такъ прошла первая зима въ Петровскомъ заводѣ.

VIII.

Камилла Петровна пріѣхала въ Петровскій заводъ осенью 1831 года, т.-е. черезъ годъ послѣ того, какъ Ивашевъ узналъ о ея любви и предложеніи раздѣлить съ нимъ горькую судьбу. Въ ожиданіи пріѣзда невѣсты Василій Петровичъ озаботился постройкою для нея дома и обзаведеніемъ первоначальнаго хозяйства. По всей вѣроятности, онъ употребилъ на это 500 руб., оставшіеся у него отъ вклада въ артель. Камилла помѣстилась на время у княгини М. И. Волконской, но не долго прождала свадьбы. Черезъ пять дней но пріѣздѣ она была обвѣнчана съ Ивашевымъ. Ленарскій разрѣшилъ молодымъ провести медовый мѣсяцъ въ своемъ собственномъ домѣ. Затѣмъ Камилла раздѣлила заключеніе своего мужа и перешла въ его No каземата. Такъ прожила она до разрѣшенія всѣмъ женатымъ каторжникамъ жить въ своихъ домахъ^[30].

Камилла произвела на товарищей Ивашева очень хорошее впечатлѣніе. По отзыву Басаргина, это была милая, образованная молодая женщина. Она раздѣляла заботы и труды остальныхъ женъ каторжниковъ и заслужила наравнѣ съ ними эпитетъ ангела, которымъ эти самоотверженныя женщины надѣляются въ запискахъ декабристовъ и въ стихотвореніяхъ А. И. Одоевскаго. Ивашевы были особенно дружны съ Басаргинымъ, съ которымъ Василій Петровичъ сблизился, какъ мы видѣли, еще во время своей холостой жизни. «Я имѣлъ большое утѣшеніе въ семействѣ Ивашевыхъ, — говоритъ Басаргинъ въ своихъ запискахъ, — живя съ ними, какъ съ самыми близкими родными, какъ съ братомъ и сестрой. Видались мы почти каждый день, вполнѣ сочувствовали другъ другу и дѣлились между собою всѣмъ, что было на умѣ и на сердцѣ». Басаргинъ былъ крестнымъ отцомъ перваго сына, родившагося у Ивашевыхъ. Но ребенокъ этотъ прожилъ не долго и умеръ на второмъ году. Опечаленные родители были вскорѣ утѣшены рожденіемъ дочери, которую тоже крестилъ Басаргинъ. Послѣдній въ 1834 году былъ болѣнъ воспаленіемъ въ мозгу. Во время его мучительной и бпасной болѣзни Ивашевъ и его жена безпрестанно навѣщали его. Камилла готовила ему кушанье у себя на дому. Басаргинъ съ горячей признательностью говоритъ объ этомъ времени и упоминаетъ о попеченіяхъ и предупредительной заботливости окружавшихъ его, какъ объ условіяхъ, оказавшихся благопріятными для его выздоровленія^[31].

При такихъ отношеніяхъ понятны желаніе Ивашевыхъ не разставаться съ своимъ другомъ даже при предстоящемъ освобожденіи изъ острога и мѣры, принятыя ими для того, чтобъ быть назначенными къ поселенію въ одномъ мѣстѣ съ Басаргинымъ. Василій Петровичъ выражалъ это желаніе въ письмахъ къ своимъ родителямъ. Петръ Никифоровичъ и его жена выхлопотали чрезъ графа Бенкендорфа своему сыну позволеніе не разлучаться съ Басаргинымъ и по окончаніи срока заключенія^[32].

Между тѣмъ, срокъ каторги, назначенный для осужденныхъ но II разряду, былъ сокращенъ на половину, по поводу различныхъ придворныхъ событій, и въ концѣ 1835 года Ивашеву и Басаргину было объявлено, что они выпускаются изъ тюрьмы и назначаются на поселеніе. Пока продолжалась цереяиска по этому предмету, въ виду неимѣнія никакихъ ясныхъ распоряженій изъ Петербурга, прошло еще полгода, въ теченіе котораго каторжники II разряда стали пользоваться полною свободой. Начались посѣщенія товарищей, прощальные обѣды. Наконецъ, въ іюлю мѣсяцу пришло изъ Петербурга распредѣленіе мѣстъ, въ которыя бывшіе каторжники назначались на поселеніе. Ивашеву, по просьбѣ его матери, было опредѣлено жить вмѣстѣ съ Басаргинымъ въ Туринскѣ, городѣ Тобольской губерніи. Въ іюлѣ 1836 года началось отправленіе поселенцевъ изъ Петровскаго завода. Сперва уѣхали холостые. Басаргинъ остался, дожидаясь Ивашевыхъ, которымъ ему позволили сопутствовать, такъ какъ они отправлялись въ одно и то же мѣсто. Передъ отъѣздомъ переселенцы не забыли выразить своей благодарности доброму старику Лепарскому и со слезами простились съ нимъ.

«Прощальный обѣдъ нашъ былъ у Болконскаго, — разсказываетъ Басаргинъ. — Тутъ собралась большая часть товарищей нашихъ. Съ тѣми же, которые не могли на немъ присутствовать, мы простились въ казематахъ. Шумно и грустно провели мы послѣдніе часы. Тостовъ было много. Наконецъ, мы крѣпко, со слезами, обнялись другъ съ другомъ, простились со всѣми и, размѣстившись въ экипажи, оставили Петровскій»^[33].

Путь въ Туринскъ лежалъ черезъ озеро Байкалъ, Иркутскъ, Красноярскъ, Томскъ и Тобольскъ. Въ Иркутскѣ и Красноярскѣ путешественники отдыхали по нѣскольку дней. Изъ Томска, гдѣ Ивашевы были задержаны около двухъ недѣль болѣзнью ребенка, Басаргинъ поѣхалъ одинъ впередъ^[34].

Наконецъ, къ сентябрю 1836 года друзья снова соединились въ Туринскѣ. Сперва они жили тамъ втроемъ, а потомъ, года черезъ три, туда пріѣхали нѣкоторые изъ осужденныхъ по I разряду, которымъ тоже былъ сокращенъ срокъ наказанія, именно Пущинъ и Анненковъ съ женою^[35].

Ивашевы скромно и спокойно зажили на поселеніи и вскорѣ заслужили общую любовь и уваженіе жителей Туринска. Чиновники и начальство вѣжливо обращались съ ними^[36]. Семейство Василія Петровича увеличилось въ это время рожденіемъ двухъ дѣтей и состояло теперь изъ двухъ дѣвочекъ и одного мальчика. Петръ Никифоровичъ, его жена и дочери продолжали быть въ самыхъ лучшихъ родственныхъ отношеніяхъ съ Камиллой, ея мужемъ и дѣтьми. Письма изъ Россіи поражали Басаргина нѣжною заботливостью, душевною преданностью и неограниченною любовью^[37].

Но Василію Петровичу не долго суждено было наслаждаться семейнымъ счастьемъ. Въ 1839 году умерла жена его отъ родильной горячки. Ровно черезъ годъ, день въ день, Послѣ смерти Камиллы Петровны апоплексическій ударъ прекратилъ жизнь ея мужа^[38]. Маленькія дѣти ихъ остались на попеченіи бабушки Ледантю, И. И. Пущина, жившаго въ одномъ домѣ съ Ивашевыми, и Басаргина. Е. П. Языкова, тетка ихъ, узнавъ о смерти брата, поспѣшила вмѣстѣ съ другими родственниками выхлопотать разрѣшеніе отъ правительства на право возвращенія въ Россію дѣтей и М. П. Ледантю, которая поѣхала въ Сибирь въ 1838 году, подчинившись всѣмъ условіямъ, которымъ подлежатъ поселенцы. Разрѣшеніе это послѣдовало только въ 1841 году, съ условіемъ поселиться безвыѣздно въ Симбирской губерніи. Сначала родственники помѣстили дѣтей въ имѣніи покойнаго ихъ дѣда, Ивашева, Ундорахъ, гдѣ они и прожили два года до продажи имѣнія въ ихъ пользу. Впослѣдствіи дѣтямъ Ивашева было предоставлено имя ихъ отца. Послѣ продажи Ундоръ княгиня Хованская, старшая сестра В. П. Ивашева, жившая постоянно въ своемъ имѣніи около Симбирска, взяла дѣтей брата къ себѣ и воспитала ихъ вмѣстѣ съ своими дѣтьми. Сынъ Василія Петровича былъ опредѣленъ въ артиллерійское училище, а дочери вышли замужъ: старшая за Трубникова, бывшаго издателя Биржевыхъ Вѣдомостей, а другая — за Черкесова, бывшаго владѣльца извѣстнаго книжнаго магазина.

М. А. Веневитиновъ.

"Русская Мысль", кн. X, 1885

---

1. Ср. таблицу декабристовъ, помѣщенную у Богдановичи въ Исторія Александра I (т. VI, приложеніе, стр. 69).
2. Ср., напримѣръ, отзывъ Басаргина. Даже Н. И. Гречъ, вообще скупой на похвалы, говоритъ (стр. 418) объ Ивашевѣ, что онъ пользовался во II арміи репутаціей самаго благороднаго человѣка.
3. Письмо г-жи Ледантю къ г-жѣ Ивашевой отъ 17 мая 1830 г. изъ Москвы.
4. Басаргинъ, стр. 142.
5. Басаргинъ, стр. 75.
6. Письмо г-жи Ледантю кг г-жѣ де-Сапси отъ 30 нарта 1330 г. изъ Москвы.
7. См. Записки Н. И. Греча и дополнительныя свѣдѣнія А. Грове, помѣщенныя въ Русскомъ Вѣстникѣ того же года, № XII, стр. 704.
8. Письмо г-жи Ледантю къ г-жѣ де-Санси отъ 30 марта.
9. Письмо г-жи Ледантю къ П. Н. Ивашеву изъ Москвы отъ 17 мая.
10. Письма г-жи Ледантю къ П. Н. Ивашеву и его женѣ отъ 17 мая изъ Москвы.
11. Письма Петра Никифоровича и его жены не находятся въ числѣ имѣющихся у насъ документовъ, но содержаніе ихъ ясно изъ отвѣтовъ г-жи Ледантю, помѣченныхъ 17 мая.
12. Письмо г-жи Ледантю отъ 17 мая къ Ивашевой.
13. Письмо 17 мая къ Ивашевой.
14. Письмо 17 мая къ Ивашеву.
15. Письма г-жи Ледантю къ Ивашевымъ отъ 17 мая и 26 августа.
16. Альбомъ читинскихъ и петровскихъ видовъ В. П. Ивашева мы имѣли случай видѣть у его дочери М. В. Трубниковой.
17. Бар. Розенъ въ своихъ Запискахъ декабриста говоритъ, что поэма эта сочинена уже въ Петровскомъ острогѣ.
18. См. въ запискахъ И. Дм. Якушкина. Русскій Архивъ 1870 г., стр. 1601 и 1602.
19. См. въ запискахъ Басаргина, стр. 131 и далѣе.
20. Басаргинъ, стр. 139—142.
21. Письмо это помѣчено 23 іюня 1830 года.
22. Письмо г-жи Ледантю къ Ивашеву отъ 26 августа изъ Москвы.
23. Письмо г-жи Ледантю къ Ивашевой отъ 26 августа изъ Москвы.
24. Письмо Камиллы Ледантю къ Ивашевой отъ 26 августа изъ Москвы.
25. Второе письмо Камина къ Ивашевой безъ помѣта числа.
26. Письмо Бенкендорфа къ Ивашеву.
27. Письмо Лепарскаго къ П. Н. Ивашеву изъ Петровскаго завода отъ 29 ноября 1830 года.
28. Елисавета Петровна Языкова, дочь Ивашевыхъ.
29. Третье письмо Камиллы Ледантю въ генеральшѣ Ивашевой отъ 1 октября J830 года изъ Москвы.
30. Басаргинъ, стр. 167 и 168.
31. Басаргинъ, стр. 172.
32. Басаргинъ, стр. 172.
33. Басаргинъ, стр. 173 и 174.
34. Тамъ же, стр. 176 и 177.
35. Тамъ же, стр. 182.
36. Тамъ же, стр. 178 и 179.
37. Тамъ же, стр. 172.
38. Басаринъ, стр. 183.