Рогнеда (Аверкиев)/ДО

Рогнеда
авторъ Дмитрий Васильевич Аверкиев

Опубл.: 1898. Источникъ: az.lib.ru • Опера в пяти действиях А. Н. Серова.
Стихи Д. В. Аверкиева.

РОГНѢДА

ОПЕРА ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ А. Н. СѢРОВА. Стихи Д. В. Аверкіева. (ПО ПРОГРАММѢ КОМПОЗИТОРА). Поставщикъ Высочайшаго Двора Т-во Скор. А. А. Ливенсонъ. Москва, Петровка, No 1898.

Отношеніе между текстомъ и музыкой оперы, серьезно задуманной, какъ музыкальная драма составляетъ существенный, кровный вопросъ современнаго искусства. Художникъ мыслящій обязанъ стремиться къ разъясненію этого вопроса словомъ и дѣломъ, дѣломъ и словомъ.

Вотъ отчего считаю не лишнимъ въ немногихъ строкахъ указать здѣсь единственно вѣрную, по моимъ понятіямъ, точку зрѣнія на текстъ и на музыку моей второй оперы.

Въ предисловіи къ «Юдиѳи» я высказалъ твердое убѣжденіе, что дѣло выходитъ вѣрнѣе, когда канва и музыка оперы слагаются въ одной и той же головѣ.

Отъ этого убѣжденія я не отступилъ ни на шагъ и теперь въ новомъ своемъ трудѣ.

Важнѣе всего здѣсь, кому принадлежитъ самый вымыселъ пьесы, изобрѣтеніе плана всей драмы музыкальной и каждой ея сцены.

Затѣмъ уже идетъ забота объ отдѣлкѣ рѣчей дѣйствующихъ лицъ, о ихъ языкѣ, о словахъ оперы собственно.

Работая надъ сюжетомъ, взятымъ, въ главныхъ его чертахъ, изъ отечественной исторіи (преданіе о «Рогнѣдѣ» помѣщено во всѣхъ учебникахъ), я нуждался въ сотрудникѣ, который бы художественно владѣлъ стихомъ и могъ приблизиться къ лѣтописному языку, чтобы передать колоритъ языческой Руси X вѣка.

Д. В. Аверкіевъ, сколько мнѣ кажется, чрезвычайно удачно совладалъ со своею задачею, трудною вообще, и трудною особенно по тому обстоятельству, что многія сцены (почти всѣ, лучше сказать) созрѣли у меня въ музыкальномъ эскизѣ гораздо ранѣе словесной обдѣлки текста, такъ что сотруднику коему, большинствѣ случаевъ, приходилось по данной подробной программѣ нанизывать стихи подъ совершенно готовую музыку.

Слагая съ себя, такимъ образомъ, всякую отвѣтственность касательно литературныхъ достоинствъ или недостатковъ собственно — языка въ текстѣ «Рогнѣды», я и своего сотрудника не подвергаю отвѣтственности за самую драму. За весьма небольшими исключеніями, она вся, въ цѣломъ и въ подробностяхъ, принадлежитъ мнѣ одному. Поэтому я не могъ назвать моего сотрудника моимъ «либреттистомъ» въ прежнемъ смыслѣ, стараясь избѣгнуть обыкновенныхъ заголовокъ:

«Опера въ 5 дѣйствіяхъ; слова такого-то; музыка такого-то», гдѣ композиторъ стоялъ въ числѣ разныхъ кладчиковъ на пользу опернаго спектакля, чуть-ли не на ряду съ балетмейстеромъ, костюмеромъ и декораторомъ.

Теперь только, когда композиторъ есть вмѣстѣ и авторъ самой драмы, когда онъ работаетъ самъ на себя, отношеніе между текстомъ я музыкой приходитъ понемногу къ желаемой осмысленности.

Вольтеръ, смѣясь надъ современною ему оперою, замѣчалъ: «се qui est trop bête pour être dit, on le chante».

Прошло цѣлое столѣтіе съ тѣхъ поръ, прожили на свѣтѣ и сдѣлали великія свои дѣла Глюкъ, Моцартъ, Керубини, Мегюль, Бетховенъ, Веберъ, Глинка, живетъ и творитъ Вагнеръ, а далеки ли мы въ сущности отъ вольтеровскаго сарказма?

Чуть не каждый день встрѣчаются во всѣхъ европейскихъ и въ нашихъ газетахъ фразочки въ такомъ родѣ: «драматическое положеніе въ этой сценѣ нелѣпо, но музыка превосходна (?!)».

Или еще лучше:

«Какъ жаль, что знаменитому маэстро (имя рекъ) попалось (?!) такое жалкое либретто!»

Развѣ текстъ оперы лотерейный билетъ, выпадающій на долю нашу по произволу слѣпой фортуны? А гдѣ же у пресловутаго маэстро глаза были? — Куда же дѣвались его вкусъ, его многолѣтняя опытность при выборѣ жалкой канвы для своей музыки?

Въ сужденіяхъ о собственно музыкальной пасти оперы, о достоинствахъ и недостаткахъ ея стили и разработки — сплошь и рядомъ точно такая же безтолковость и неурядица.

Разъяснить все это какъ слѣдуетъ, значило бы написать не коротенькое предисловіе, а цѣлые томы.

Скажемъ вообще: публика еще не пріучилась требовать отъ «оперы» чего-нибудь складнаго по части ея смысла. На канву оперы, т. е. на либретто, и до сихъ поръ смотрятъ, какъ на нѣчто очень «не важное» въ цѣломъ составѣ оперы. Это все равно, что, говоря объ организмѣ тѣла человѣческаго, смотрѣть съ пренебреженіемъ на складъ его скелета.

Такому коренному заблужденію много способствуетъ безсмысленность всего склада и постоянное разнорѣчіе между музыкой и текстомъ въ знаменитыхъ операхъ итальянскихъ (ретиво даваемыхъ и въ переводномъ видѣ на всѣхъ европейскихъ сценахъ), а также и отсутствіе истинной игры въ итальянскихъ пѣвунахъ и пѣвуньяхъ.

Русская опера должна стоять совсѣмъ на другой почвѣ. «Смыслу» она должна отвести первое почетное мѣсто. Но со старыми привычками публика разстается не совсѣмъ-то легко. Это дѣло времени, постепенныхъ дружныхъ и непрерывныхъ усилій.

Въ прямой связи съ нетребованіемъ здраваго поэтическаго смысла отъ текста оперы состоитъ нетребованіе смысла и отъ самой музыки.

Музыка для многихъ еще на уровнѣ «пріятной забавы, легкой услады слуха». О способности музыкальнаго языка сильно и вѣрно передавать душевныя движенія, рисуя вмѣстѣ съ ними и эпическую обстановку драмы, колоритъ мѣстности и эпохи, — о совпаденіи музыки со всѣми глубочайшими требованіями истинной драматургіи, — объ этомъ всемъ многіе еще и не догадываются.

Большинство публики ищетъ въ оперѣ прежде всего: пріятнаго, мелодическаго пѣнія, т.-е. легко запоминаемыхъ мотивовъ и мотивчиковъ, виртуозно исполненныхъ сладенькими голосками на сценѣ.

Будто въ этомъ и весь интересъ оперы?! Отъ того большинство, въ своихъ требованіяхъ, и не идетъ дальше мелодіи вродѣ вальса или польки, чѣмъ съ избыткомъ начинены всѣ любимыя итальянскія оперы. Между тѣмъ, — безъ всякого гоненія на мелодію вообще, что было бы чистѣйшею нелѣпостью, — въ мыслящемъ музыкантѣ нашего времени должна жить твердая увѣренность, что въ истинно-драматическомъ музыкальномъ языкѣ полная мелодичность, со всѣми правами на такое названіе, можетъ проявиться въ тысячѣ случаевъ безъ малѣйшаго сходства съ тѣмъ, что «слыветъ за мелодичность» въ массѣ людей, по музыкѣ неразвитыхъ.

Понятно, что въ такихъ случаяхъ мелодія не будетъ запоминаться легко съ перваго раза, — да и зачѣмъ удовлетворять этому требованію слуха, избалованнаго мелодіями «шарманокъ?»"

Вѣдь было же время и въ литературѣ, когда отъ «трагедіи» требовали прежде всего и всенепременно: величавыхъ, звучныхъ и легко-запоминаемыхъ тирадъ и отдѣльныхъ стиховъ «des vers â retenir» вродѣ Корнеля, Расина и Вольтера. «Лже классическая» эпоха миновала, и никто въ наше время не станетъ упрекать драму, положимъ «Псковитянку» Мея, зачѣмъ въ ней нѣтъ великолѣпныхъ возгласовъ вродѣ «Самозванца» въ трагедіи Сумарокова:

Иди, душа, во адъ и буди вѣчно-плѣнна!

Ахъ, еслибы со мной погибла вся вселенна!

Тогда это риторическое рифмоплетство считалось верхомъ искусства. Теперь оно только смѣшно. Теперь отъ исторической драмы требуютъ прежде всего исторической правды, вѣрности колорита и характеровъ, — въ этомъ, а не въ громкихъ стихахъ ищуть поэзіи.

Отчего же уровень музыкально-драматическаго разумѣнія такъ еще низменъ?

Пора бы кажется, и на музыку взглянуть посерьезнѣе.

Мой идеалъ — драматическая правда въ звукахъ, хотя бы для этой правды, для характерности музыки пришлось жертвовать «условною» красивостью, «галантерейнымъ» изяществомъ музыкальныхъ формъ. Судите же меня съ этой точки.

Поставьте себѣ два существенные вопроса:

1) избранный авторомъ сюжетъ музыкальной драмы (весь вымыселъ пьесы, вмѣстѣ съ его эпическою обстановкою) органически ли сложился самъ въ себѣ и удобенъ или неудобенъ для воплощенія его въ звукахъ?

2) въ какой мѣрѣ удачно или неудачно произошло это воплощеніе, т.-е. передаетъ ли музыка всѣ задачи, всѣ изгибы музыкально-драматической канвы — или передаетъ только иные, не всѣ, или вовсе находится въ разногласіи съ драмою, сплошь или въ такой-то сценѣ?

Зачѣмъ здѣсь нѣтъ форменныхъ «арій»? — Зачѣмъ такъ много речитативовъ? — Зачѣмъ такъ мало легко запоминаемыхъ мелодій? — Зачѣмъ стиль музыки напоминаетъ Вагнера, а не Глинку, или Глинку, а не Беллини? и т. д. въ этомъ родѣ, — всѣ подобные вопросы, какъ рѣшительно не идущіе къ моему дѣлу, въ моихъ глазахъ изобличатъ только недоразвитость гг. вопрошающихъ.

А. Сѣровъ.

С.-Петербургъ.

Сентября 1865.

ДѢЙСТВУЮЩІЕ:

Красное Солнышко, князь стольно-кіевскій.

Рогнѣда, одна изъ женъ его.

Изяславъ, сынъ ихъ 13 лѣтъ.

Добрыня Никитичъ княжой дядя.

Руальдъ, молодой варягъ, христіанинъ.

Ингердъ, Друлавъ, товарищи его, варяги.

Старикъ-странникъ.

Верховный жрецъ Перуна.

Княжой дуракъ, веселый скоморохъ.

Скульда, варяжская колдунья.

Мальфрида, одна изъ рабынь Рогнѣды.

Мамушка Изяслава.

Ловчій.

1., 2., охотники.

Богатыри; дружинники; градскіе старцы; стольники; чашники; ловчіе; сокольничьи; псари; охотники — конные и пѣшіе; жрецы Перуна и жертво-заклатели; странники-богомольцы; женщины на пиру; рабыни Рогнѣды; скоморохи; плясуны и плясуньи; воины; плѣнные печенѣги, варяги; народъ.

Дѣйствіе въ языческой Руси, въ концѣ X, въ Кіевѣ и его окрестностяхъ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

КАРТИНА I. Пещера на берегу Днѣпра. Мрачное жилище варяжской колдуньи Скульды. Входъ въ пещеру — направо отъ зрителей — устроенъ каменными уступами. Въ пещерѣ разные снаряды для колдовства. На авансценѣ лампада, прикрѣпленная къ столбу такъ, что пламя не видно зрителямъ, а освѣщаетъ прямо Скульду.

СЦЕНА I.

Скульда одна, прядетъ и бормочетъ про себя.

Бѣды я зла

Пора настала;

Густая мгла

Затрепетала.

Заря горитъ

И засіяетъ;

Змѣя шипитъ

И издыхаетъ.

И стонъ, и вой!

Охъ, не минется!

Надъ силой злой

Бѣда стрясется.

(Входитъ верховный жрецъ Перуна)

СЦЕНА II.

Жрецъ.

Поклонъ тебѣ, и низкій, Скульда!

Скульда.

Опять пришелъ! Чай, за совѣтомъ?

Перунъ то вашъ плохонекъ видно?

Жрецъ.

Хоть вѣдьма, а не знаешь,

Зачѣмъ пришелъ къ тебѣ.

Знай, важное есть дѣло:

Къ тебѣ придетъ сегодня въ полночь

Одна..- да ты, гляди, не разболтай.

Скульда.

Одна? — Договори, пріятель!

Не то сейчасъ и разболтаю.

Жрецъ.

Ты вѣдаешь?

Скульда.

Смекаю,

Что Рогволода дочь придетъ сегодня,

Пригожая Рогнѣда Горизлава.

Жрецъ, себя.

Пронюхала! Ничѣмъ не удивишь.

Охъ, вѣдьма лютая! (вслухъ). Послушай 1

Намъ князя надобно прибрать къ рукамъ,

Когда вернется изъ похода.

(Горячо).

Множатся все христіане;

Плохо приходится намъ.

Князь не надеженъ, отбился,

Старую вѣру забылъ. —

Князя не любитъ Рогнѣда.

Вѣдьма! Что слышишь, смекай!

Скульда, таинственно и спокойно.

Высшая воля

Князя хранитъ.

Плачъ и веселье

Скульда сулитъ.

Жрецъ, прислушиваясь.

Идутъ!

Снульда жрецу.

Княгиня!

Ты лучше схоронись,

Одна я справлю дѣло.

Жрецъ.

Эге, пришла такъ скоро!

Я и не ждалъ

(Вѣдьмѣ въ то время, когда самъ прячется въ темномъ углу).

Смотри, не оплошай!

СЦЕНА III.

Рогнѣда спускается по ступенямъ. Она вся закутана въ темномъ плащѣ. Два воина съ факелами свѣтятъ ей по лѣстницѣ и потомъ тотчасъ уходятъ наверхъ. Скульда идетъ навстрѣчу княгинѣ. Скульда.

Дочь Рогволода къ Скульдѣ пришла.

Рогнѣда, въ изумленіи.

Какъ ты узнала?

Скульда.

Вѣдьмой не даромъ зовутъ.

Дочь Рогволода хочетъ гадать,

Что ей готовитъ судьба?

Рогнѣда.

Долго-ли горькой Рогнѣдѣ терпѣть?

Горе смолой накипѣло въ груди.

Скульда, таинственно; жрецъ прислушивается.

Месть свершена — нѣту тоски.

Рогнѣда.

Я отомстить хочу!

Есть у меня союзникъ на примѣтѣ.

Гадай, что намъ сулитъ судьба!

(Скульда разводитъ огонь на особомъ жертвенникѣ, который поставила на серединѣ сцены; бросаетъ въ огонь разныя травы и нашептываетъ). Скульда, предвѣщаетъ, всматриваясь въ дымъ, поднявшійся надъ жертвенникомъ.

Красная дѣвица вышла гулять:

Молодцу больше ее не видать.

Молодецъ гнѣвно свой мечъ заострилъ,

Князя отъ смерти онъ защитилъ.

Надо Рогнѣдѣ месть совершить,

Надо Рогнѣдѣ ножъ наточить.

Жрецъ, изъ-за угла, про себя.

Такъ, вѣдьма, такъ! Старайся!

Скульда, вручая Рогнѣдѣ

Возьми: вотъ ножъ варяжской!

Въ полѣ тотъ ножъ не служилъ;

Трижды троихъ онъ убилъ.

Свѣта дневного ножъ не видалъ,

Темное дѣло ночью свершалъ.

Послушай заклинанье!

Злой океанъ

Шумитъ-реветъ;

Пройдетъ гроза,

Заря блеснетъ.

Ты, острый ножъ,

Влюбися въ кровь!

Зажгися месть,

Прости любовь!

Во время заклинанья. Рогнѣда.

О, страшный часъ!

Пришла пора!

Мнѣ отомстить

За смерть отца,

Невольный страхъ,

Оставь меня!

Ты, тѣнь отца,

Явися мнѣ.

Жрецъ.

Настанетъ часъ

И князь падетъ.

У вѣдьмы ножъ

Она возьметъ.

Свершится месть

Прольется кровь.

Веселье намъ:

Нашъ врагъ падетъ.

Рогнѣда, порывѣ мести.

А, наконецъ

Дождуся дня!

Я ножъ возьму,

И отомщу

За смерть отца.

Свершится месть.

За свой позоръ

Я отомщу!

Я отомщу!

Прольется кровь!

Прощай тоска.

Прощай любовь!

Падаетъ перемѣнная занавѣсь. КАРТИНА II. Открытое мѣсто на берегу Днѣпра. На высокомъ холмѣ истуканъ Перуна. На берегу и на холмѣ толпа народа. Передъ истуканомъ жертвенникъ съ пылающимъ на немъ огнемъ. Кругомъ жертвенника жрецы и вер ховный жрецъ Перуна.

СЦЕНА IV.

Жертвоприношеніе Перуну. Идоложертвенная пѣсня. Хоръ.

Жаденъ Перунъ — попить охота,

Онъ, господинъ, во гнѣвѣ яромъ.

Крови давай — Перуну пойла!

Крови посвѣжѣй!

Свѣженькой кровушки, ай, повыточемъ,

Ай, Перунушку чествовать!

Ай, Перунушка, смилуйся,

Не карай дѣтушекъ!

Мы помолимся,

Низехонько поклонимся.

Свѣженькой кровушки онъ понапьется,

Ай, господинъ, онъ умолится.

Ай, Перунушка, смилуйся,

Не карай дѣтушекъ!

Мы помолимся.

Низехонько поклонимся.

(Идоложертвенная пляска; одни мужчины съ топорами и ножами въ рукахъ; дикія тѣлодвиженія). Продолженіе хоровой пѣсни:

Выпьетъ Перунъ — добрѣе станетъ:

Онъ, господинъ, окажетъ милость;

Милостивъ онъ, — гнѣвъ свой преложитъ.

Крови посвѣжѣй!

Жрецъ.

Сегодня князь съ побѣдой возвратится.

Мы въ честь Перуна жертву принесемъ.

На отрока, на дѣвицу мы кинемъ жребій.

Пойдемте не b за жертвой.

(При повтореніи пѣсни жрецы и вся толпа уходятъ).

СЦЕНА V.

Входятъ быстро и въ тревогѣ: молодой варягъ Руальдъ и два его товарища — Ингердъ и Друлавъ. Руальдъ.

Нигдѣ не отыщутъ Олавы;

Искала дружина вездѣ.

Украли, украли для князя!

Навѣрно, въ княжомъ терему.

Ахъ, гдѣ ты? Откликнись, Олава!

Откликнись, голубка моя!

Повсюду пойду за тобою,

У князя тебя отыму!

Тебя не скроютъ отъ Руальда:

Найду я милую мою

Мой борзый конь стоитъ осѣдланъ

Давно наточенъ острый мечъ.

За море синее

Соколомъ быстрымъ

Милую я унесу.

Въ родной сторонушкѣ

Вольно и весело

Мы заживемъ,

Ингердъ и Друлавъ, вмѣстѣ съ Руальдомъ.

Мы помогать тебѣ клянемся,

Твою невѣсту мы спасемъ.

(Между тѣмъ, къ Руальду тихо и незамѣтно для варяговъ подошла одна изъ женщинъ Рогнѣды, Мальфрида). Мальфрида, тихо Руальду.

Витязь, на подвигъ мужайся,

Помощь приспѣетъ тебѣ.

Руальдъ, въ изумленіи.

Что ты сказала, вѣщунья?

Мальфрида.

Помощь приспѣетъ тебѣ.

Руальдъ.

Помощь приспѣетъ? Откуда?

Мальфрида.

Княгиня Рогнѣда прислала меня,

Сказать наказала съ поклономъ:

"Олава горюетъ въ княжомъ терему,

И ждетъ-не-дождется Руальда!

Хоръ, за сценой издали.

Свѣженькой кровушки, ай, повыточемъ!

(При первыхъ звукахъ хора Мальфрида уходитъ. Руальдъ ее ищетъ глазами). Руальдъ, тревожно.

Олава? «Олава», сказала?

Куда-же дѣвалась вѣщунья?

Ее разспросить не успѣлъ.

Хоръ, за сценой, нѣсколько ближе.

Свѣженькой кровушки, ай, повыточемъ,

Ай, Перунушку чествовать.

О, Перунъ,

Умилосердись!

Кровь прольется въ честь твою.

(Въ одно время съ хоромъ на сценѣ). Ингердъ.

Сюда идутъ жрецы съ народомъ.

Руальдъ.

Жрецы? Зачѣмъ?

Друлавъ.

Они здѣсь станутъ приносить

Двухъ отроковъ Перуну въ жертву.

Руальдъ, съ ужасомъ.

Двухъ отроковъ Перуну въ жертву?

Друлавъ.

Сегодня князь съ побѣдой возвратится,

Прольется въ честь побѣды кровь.

Руальдъ.

Я отроковъ спасу!

Ингердъ, тревожно.

Опомнись!

Руальдъ

Скорѣе жрецъ умретъ!

Ингердъ и Друлавъ.

Руальдъ, опомнись!

Тебя народъ на части разорветъ!

Руальдъ.

Мнѣ все равно! Я ихъ спасу.

СЦЕНА VI.

Жрецы и народъ, приблизившись во время этихъ рѣчей, выходятъ на сцену. За верховнымъ жрецомъ два другіе ведутъ обреченныхъ въ жертву Перуну, мальчика и дѣвочку въ бѣлой одеждѣ. Толпа народа кругомъ. Общій хоръ.

Выпьетъ Перунъ — добрѣе станетъ,

Онъ, господинъ, окажетъ милость;

Милостивъ онъ, — гнѣвъ свой преложитъ.

Крови посвѣжѣй!

и т. д.

(Идопожертвенная пляска, во время которой жертвы обводятъ кругомъ огня передъ истуканомъ). (Въ то же время на авансценѣ), Руальдъ, порываясь къ жрецамъ.

Я отроковъ спасу. Скорѣе жрецъ умретъ!

Ингердъ и Друлавъ, удерживая его.

Руальдъ, опомнись!

Тебя народъ на части разорветъ!

Жрецъ, кланяясь истукану Перуну.

Подъ ножомъ

Брызнетъ кровь:

Совершится нашъ завѣтъ!

Пей, Перунъ,

Не гнѣвись,

Пей горячую ты кровь!

Народъ.

О, Перунъ,

Умилосердись!

Кровь прольется въ честь твою!

(Одинъ изъ жертвозаклателей заноситъ ножъ надъ отрокомъ. Взвизги въ толпѣ. Руальдъ быстро бросается къ жрецу и останавливаетъ его руку. Народъ въ изумленіи.) Руальдъ.

Остановись, злодѣй!

Что хочешь дѣлать ты?

Жрецъ.

Метали жребій мы и палъ на нихъ:

Ихъ боги излюбили. Сотворимъ

Богамъ потребу.

Руальдъ, вырывая ножъ изъ рукъ Жреца.

Богамъ? Какимъ богамъ? — Единъ Господь!

Онъ сотворилъ и небеса, и землю,

И на землѣ далъ человѣку жить.

А ваши боги? — Я смѣюсь надъ ними,

-Я не страшусь бездушныхъ истукановъ.

(Сильное движенію въ народѣ и между жрецами). Руальдъ, продолжая.

Пусть вашъ Перунъ свой гнѣвъ покажетъ.

Пускай стрѣлою поразитъ меня!

Народъ, въ ожесточеніи бросаясь на Руальда.

Смерть ему! Смерть ему!

Проливай проклятыхъ кровь!

Не щади

Христіанъ!

Проливай проклятыхъ кровь!

О, Перунъ,

Умилосердись!

Кровь прольется въ честь твою!

Ингердъ и Друлавъ, другъ-другу.

Пойдемъ и соберемъ дружину;

Руальда надо выручать.

(Оба быстро и незамѣтно для народа уходятъ). Руальдъ, на авансценѣ молится.

О, Боже, мой покровъ!

О, Боже истинный,

Богъ правды и любви!

Ты, на крестѣ распятый,

Враговъ любить училъ!

Своей святой любовью

Народы осѣни!

Народъ, еще въ большей ярости окружая Руальда.

Смерть ему! Смерть ему!

Проливай проклятыхъ кровь!

(За кулисами издали трубы). Народъ, прислушиваясь.

Чу! трубы!

То князь воротился.

Идемте, идемте встрѣчать!

(Толпа бросается въ глубину сцены. — На авансценѣ верховный жрецъ держитъ Руальда). Жрецъ.

Постой! Ты не уйдешь отъ насъ!

Тебя зарѣжемъ въ честь Перуна.

(Между тѣмъ народъ столпился на берегу и глазѣетъ на рѣку. Вдали на Днѣпрѣ показываются одна за другой парусныя лодки съ воинами, трубачами и знаменами). Народъ радостно.

Красное-Солнышко,

Весело

Въ Кіевѣ-городѣ

Свѣтишься!

Битвою крѣпкою

Славишься!

Славою многою

Свѣтишься!

(Во время хора, пока народъ съ любопытствомъ и радостью встрѣчаетъ появленіе каждой ладьи и каждаго отряда .войска., высаживающагося на берегъ). Руальдъ, все въ рукахъ жреца въ отчаяніи.

Погибну я! Не отомщу я князю!

Жрецъ, въ удивленіи, про себя.

Онъ князю хочетъ мстить! Должно, изъ нашихъ.

Руальдъ.

Не отомщу! Олавы не спасу!

Жрецъ, осматриваясь и замѣчая, что весь народъ занятъ возвращеніемъ войска.

Никто не смотритъ. Ну, ступай!

(Выпускаетъ Руальда — тотъ убѣгаетъ). (Между тѣмъ, къ берегу пристала ладья съ плѣнными печенѣгами. Народъ толпится около нихъ съ восклицаніями). Народъ.

Гляньте-ка, гляньте-ка!

Вотъ полонъ.

Экія чудища!

Ха, ха, ха!

(Вся рѣка покрылась ладьями съ воинами, знаменами и трубачами. Ждутъ послѣдней пышной ладьи съ самимъ княземъ. Дружина проходитъ черезъ сцену). Народъ въ ликованіи.

Красное-солнышко,

Весело

Въ Кіевѣ-городѣ

Свѣтишься!

Битвою крѣпкою

Славишься!

Славою многою

Свѣтишься!

Занавѣсъ падаетъ.

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

Гридница князя стольно-кіевскаго. Пиршественный столъ. За нимъ сидятъ: князь; градскіе старцы; Добрыня; другіе богатыри; гости; нѣкоторыя изъ женъ князя. Кругомъ стольники, чашники, прислужники всякаго рода и чина. Между ними княжой дуракъ.

СЦЕНА I.

Общій хоръ *). *) Слова славленья Ѳ. Н. Берга.

Слава солнышку на небѣ,

Ему слава!

Слава солнышку-ли князю,

Ему слава!

Женщины.

Вамъ, гостямъ,

Быть веселымъ,

Вамъ, гостямъ,

Быть хорошимъ!

Вамъ гулять

Не загуляться;

Вамъ сидѣть

Не завалиться!

Веселись народъ!

Мужчины.

Что дубы въ лѣсу дремучемъ

На Руси могучи,

Сильны мы, богатыри!

Женщины.

Красно солнышко на вечерѣ,

Наши расходились,

Наши молодцы!

Вамъ, гостямъ,

Быть веселымъ! и т. д.

Всѣ.

Слава солнышку на небѣ.

Ему слава! и т. д.

Князь, за столомъ.

Довольно славить! Всѣ ужъ собралися.

Пусть дѣвицы теперь попляшутъ,

Пусть красныя меня потѣшатъ.

Пляска дѣвушекъ.

Князь, по окончаніи.

Спасибо вамъ! Сплясали знатно.

Теперь-бы надо поживѣе пляску.

Гей! Кликните скорѣе скомороховъ.

(Входятъ скоморохи; многіе изъ нихъ въ личинахъ: медвѣдь, козелъ, пѣтухъ и т. д. Наряды самые разнообразные и потѣшные). Князь, со смѣхомъ.

Ну, начинай, ребята! Да плясать живѣй,

Чтобъ кровь у всѣхъ заговорила!

Мужчины.

Чтобъ кровь у всѣхъ заговорила!

Веселая пляска скомороховъ.

Князь.

Ай, молодцы! Утѣшитили! Спасибо!

Давай вина! Заговорила кровь!

(Подаютъ вино). (съ поклономъ).

Во здравье вамъ, хоробрая дружина!

Во здравье вамъ, честные господа.

Мужчины, съ поклономъ.

Тебѣ во здравье, княже, пьемъ!

На много лѣтъ тебѣ здоровья!

Дуракъ, подходя къ князю.

Ты скомороховъ, княже, похвалилъ:

Позволь теперь тебя потѣшить сказкой.

Князь.

А, ну, дуракъ! Гляди-же поскладнѣй!

Дуракъ.

Такую разскажу — спасибо скажешь,

Ты только слушай, господине княже!

А ты, гудошникъ, наигрышъ играй.

Да наигрышъ возьми повоселѣе.

ДУРАКОВА СКАЗКА.

За моремъ, за синимъ,

Далеко, далече!

Въ той землѣ индѣйской

Жилъ богатый гость.

Вздумалъ гость, онъ погулять,

Въ Цареградѣ побывать;

Онъ дружину собиралъ,

Корабли онъ снаряжалъ.

Будутъ въ морѣ корабли,

Что далече отъ земли;

Встало морюшко волной,

Погодушкой буревой.

Морюшко озлилось:

Гость-де онъ богатый,

Да не тароватый,

Дани не даетъ.

Всѣхъ-то оторопь взяла,

Одного не проняла.

Сталъ онъ въ гусельки играть,

Сине море спотѣшать.

Струны загудѣли,

Море веселится.

Для потѣхи стало

Корабли топить.

Гусли звонкія звончѣй;

Непогодушка сильнѣй;

Волны прыгаютъ, шумятъ,

Корабли топить хотятъ.

Вотъ дружина говоритъ:

«Какъ намъ, братцы, теперь быть?

Станемъ жеребій кидать,

Сине море ублажать».

Гость въ отвѣтъ промолвилъ:

"Что-же братцы? --…

СЦЕНА II.

Ловчій, вбѣгая быстро и въ тревогѣ.

Бѣда, бѣда!

Князь, съ досадой.

Что тамъ за лихо?

Дослушать сказки не дадутъ!

Ловчій.

Варягъ Руальдъ съ своей дружиной

Напалъ на теремъ и хотѣлъ

Одну изъ женъ твоихъ похитить.

Князь, гнѣвно.

Одну изъ женъ? — Кого?

Ловчій.

Олаву.

Князь.

Красавицу-Олаву? — Смерть ему!

Ловчій.

Не удалось, отбила стража.

Князь.

А самъ онъ гдѣ?

Ловчій.

Онъ убѣжалъ.

Князь, встаетъ, грозно.

Послать гонцовъ

Со всѣхъ концовъ:

По всѣмъ лѣсамъ.

По всѣмъ лугамъ.

Да не зѣвать,

Да не плошать!

Сыскать живѣй!

Сказнить лютѣй!

(Ловчій уходитъ).

СЦЕНА III.

Добрыня.

Позволь мнѣ слово молвить, княже!

Князь.

Чего тебѣ?

Добрыня.

Прости Руальда!

Князь.

Простить его? — Съ ума сошелъ, Никитьичъ!

Добрыня.

Ты у него укралъ невѣсту.

Князь.

Знаю.

Добрыня.

Кто-жъ за свою не вступится невѣсту?

Прости его! За что-жъ его казнить'

Мужчины.

Тебя мы молимъ, княже, за Руальда!

Прости его! Олаву отпусти!

Добрыня.

Молю тебя усердно за Руальда,

Прости его, Олаву отпусти!

Мужчины.

Прости его! Олаву отпусти!

Князь, бѣшеномъ гнѣвѣ.

До женъ моихъ вамъ нѣту дѣла!

Коль вы служить мнѣ не хотите,

Другихъ дружинниковъ найду!

Добро княжое скоро вы забыли.

(Всѣ молчатъ въ страхѣ, — Долгая пауза). Дуракъ, кланяясь гостямъ.

Спасибо вамъ, хоробрая дружина!

За дурака предъ княземъ заступилась.

Всѣ, въ недоумѣніи.

За дурака?

Дуракъ, Добрынѣ.

Никитьичу въ особину спасибо!

Добрыня.

Пошелъ, дуракъ!

Дуракъ, будто сильно испугавшись, прячется за князя.

Ой, страшно, ой убьетъ!

Князь, сердито толкая дурака.

Ты тутъ чего еще суешься?

Дуракъ.

Княже!

Они за то вѣдь осерчали,

Что сказку кончить помѣшали.

Князь, со смѣхомъ.

Дуракъ свое!

Всѣ, со смѣхомъ

Ха, ха, ха, ха! Дуракъ свое!

Князь, Добрынѣ.

Никитьичъ, полно!

Что сердишься!

Добрыня.

Я, княже, не сержусь.

Твоя княжая воля.

Дуракъ, Добрынѣ.

Я для тебя, Никитьичъ, доскажу.

Добрыня, сурово.

Чего присталъ?

Дуракъ.

Позволишь, княже?

Князь.

Вотъ погоди: сперва мы выпьемъ.

Дуракъ.

А на закуску — сказочка моя.

Князь.

Давай вина!

Добрыня.

Вотъ это дѣло, княже.

Князь.

Ну, пьемъ! — А вы, ребята, славьте!

Дуракъ, во время «славленья».

Дѣвицы за пѣсню,

Молодцы за пляску.

Попляшите, молодцы,

Скоморохи-удальцы.

(Пированье общее возобновляется. Пляска и пѣсни). Хоръ сразу.

Что дубы въ лѣсу дремучемъ и т. д.

Вамъ, гостямъ,

Быть веселымъ и т. д.

Занавѣсъ опускается.

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

Дремучій лѣсъ въ окрестностяхъ Кіева, за рѣкою Лыбедью.

Вдали гористая мѣстность. Въ прелюдіи, за опущенной занавѣсью, слышны охотничьи рога въ разныхъ концахъ лѣса.

СЦЕНА I.

Входятъ странники-богомольцы, большею частью старики. Между ними ихъ старшій странникъ (старикъ).

Во Іорданъ-рѣкѣ мы отъ грѣховъ омылись,

Господенъ гробъ сподобились узрѣть;

Святымъ мѣстамъ усердно поклонились.

Теперь спокойно можемъ умереть.

Благословенъ отнынѣ и до вѣка,

Да просвѣтится Русская земля!

Старикъ.

Съ молитвой, братья, отойдемъ на отдыхъ;

Богъ дастъ и въ Кіевъ завтра мы придемъ.

(Озираясь вокругъ).

Мѣста знакомыя! Вотъ здѣсь въ рѣкѣ, друзья,

Руальда окрестить Господь меня сподобилъ.

Гдѣ онъ? Что съ нимъ теперь?

Его увижу нынче: сердце чуетъ.

(Послѣ молчанія).

О, братья! Нѣкогда святой Андрей апостолъ

На мѣстѣ семъ сказалъ ученикамъ:

" Взгляните на горы, на сихъ горахъ

"Созиждится великій городъ

«И благодать Господня возсіяетъ».

Настанетъ день, и скоро, братья,

Исполнится пророчество святое.

Странники.

Благословенъ отнынѣ и до вѣка,

Благословенъ Податель всякихъ благъ!

Да славится во вѣкъ Его святое имя,

Ему хвалу усердно воспоемъ!

(Уходя).

Да будетъ на землѣ Его святая воля,

Да просвѣтится Русская земля!

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

По уходѣ странниковъ сцена остается нѣсколько времени пустою. Потомъ быстро входитъ Руальдъ въ сильномъ волненіи. Руальдъ одинъ.

Какъ мнѣ тоску загубить!

Чѣмъ мнѣ натѣшить незванную?

Хоть бы на время избыть

Долю свою безталанную!

Ты позабудешь меня!

Дѣвичье сердце измѣнчиво,

Мнѣ же печаль безъисходная!

Доля, ты доля моя,

Смерть, ты кручина змѣя!

(Падаетъ въ отчаяніи на траву). Старикъ, входя.

Кто тутъ плачетъ и стонетъ?

Голосъ мнѣ словно знакомый.

Кто здѣсь лежитъ на травѣ?

Боже! Руальдъ!? — Что съ тобою?

Руальдъ.

Ты-ль это, отче!

Спаси меня, старецъ святой!

Старикъ.

Горько ты плачешь, Руальдъ,

Видно великое горе,

Злую кручину повѣдай!

Руальдъ.

Князь у меня укралъ невѣсту,

Она томится въ терему!

Старикъ.

О, бѣдный мой Руальдъ!

Руальдъ.

Недруга встрѣтить бы мнѣ,

Съ нимъ за обиду развѣдаться!

Встрѣтить въ глухой сторонѣ

Въ волю надъ нимъ бы натѣшиться!

Старикъ.

Ты хочешь мстить! опомнися, безумецъ!

Намъ повелѣлъ Господь прощать враговъ.

Руальдъ, не слушая его.

Какъ цвѣтикъ пышный по веснѣ,

Цвѣла она, краса моя!

Ее-ли я не миловалъ,

Ее-ль голубку не любилъ!

Ее-ли я не сторожилъ,

Пахнуть и вѣтру не давалъ!

(Мрачно).

Мнѣ легче было бы, отецъ,

Ее убить своей рукой!

Я безъ голубки, безъ милой,

На бѣломъ свѣтѣ не жилецъ!

Старикъ.

Смирись предъ Господомъ! Неси свой крестъ —

Кто до конца претерпитъ, тотъ спасется.

Руальдъ.

Недруга встрѣтить бы мнѣ,

Съ нимъ за обиду развѣдаться!

Старикъ.

Какія рѣчи! Замолчи безумецъ!

Страшися прогнѣвить небеснаго Отца!

Ужъ ты, крестясь, отъ дьявола отрекся,

А все его изъ сердца не изгналъ!

Руальдъ, не слушая.

Какъ цвѣтикъ пышный по веснѣ,

Цвѣла она, краса моя!

Ее-ли я не сторожилъ,

Пахнуть и вѣтру не давалъ!

Мнѣ легче было-бы, отецъ,

Ее убить своей рукой!

Я безъ голубки, безъ милой,

На бѣломъ свѣтѣ не жилецъ!

Старикъ, утѣшая его.

Онъ испытуетъ насъ бѣдами.

Смирись, смирись предъ Нимъ душой!

Омой свой грѣхъ, Руальдъ, слезами,)

Господь пошлетъ тебѣ покой.

Смирись предъ Господомъ! Неси свой крестъ,

Кто до конца претерпитъ, тотъ спасется.

(Оба уходятъ въ чащу лѣса).

СЦЕНА III.

Сцена остается пустою. — Прелюдія: пріѣздъ княжой охоты. Охотничьи рога съ разныхъ сторонъ все ближе и ближе. — Появляются понемногу ловчіе, сокольничіе съ соколами, псари со сворами собакъ, охотники на коняхъ, вооруженные луками и стрѣлами, копьями, ножами и рогатинами. Наконецъ богатыри, Добрыня и самъ Князь — всѣ также на коняхъ. Къ концу прелюдіи, при возгласахъ «ой-йо-ой-йо!» всѣ всадники спѣшиваются и идутъ къ авансценѣ. Охотничья пѣсня богатырей. Князь, Добрыня и хоръ.

Въ темномъ лѣсу звѣрье живетъ,

По дубровушкѣ кишмя кишитъ.

Ходитъ Турина рогатая,

Да медвѣдица лохматая.

Ходитъ-бродитъ лютый сѣрый волкъ.

Ахъ, возьмемте, братцы, весь снарядъ,

Охъ, звѣрей травить, да лютыхъ бить:

На медвѣдицу рогатину,

А на тура стрѣлы мѣткія,

А для всѣхъ про всѣхъ булатный ножъ.

Станемъ мы въ лѣсу ловить-травить,

Охъ, звѣрей травить, да лютыхъ бить:

Буя-тура да со турицей,

Мы медвѣдя со медвѣдицей,

А и сѣрому уйти нельзя!

Въ темномъ лѣсу звѣрья набьемъ,

Станемъ, братцы, опочивъ держать:

Зеленымъ виномъ заморскіимъ,

Медомъ-пивомъ, братцы, до пьяна

Станемъ тризну по звѣрью творить!

Князь, осматриваясь.

Здѣсь, братцы, отдохнемъ. — Чай, притомились,

Съ утра все рыскаемъ, а лова нѣтъ.

Не подняли ни вепря, ни медвѣдя.

Чтожъ! Выпьемъ, да закусимъ!

Удача подъ вечеръ придетъ. Подождемъ!

(Всѣ располагаются вокругъ князя на травѣ). Князь, дураку.

Ты что-ль, дуракъ, здѣсь чашникомъ-то будешь?

Добрыня, смѣясь.

Ха, ха, ха, ха!

Пожаловалъ ты, княже, дурака!

Дуракъ.

Но смѣйся надо мной, Никитьичъ,

Того гляди, что чарой обнесу!

Князь.

И видно, что дуракъ: княжого дядю

Задумалъ обнести!

Дуракъ.

Постой-ка, княже,

Ты дураку сперва дай должность справить,

А тамъ и говори. И не такую

Я должность справлю, господине княже,

Пошли-ка Въ Вьцигородъ, на птичій дворъ,

Въ постельничкя къ лебедушкамъ своимъ,

И тамъ дуракъ, не бойсь, не осрамится!

Князь, со смѣхомъ.

Ишь, хоть дуракъ, а тоже смыслитъ дѣло.

Всѣ, со смѣхомъ.

Ишь, хоть дуракъ, а тоже смыслитъ дѣло.

Князь.

Ну, наливай живѣй!

Дуракъ.

Во, здравье, княже!

(Подноситъ съ поклономъ). Князь.

Ну, братцы, выпьемъ круговую!

Ай да вино!

Дуракъ.

Не даромъ зелено!

Добрыня, съ чашей въ рукѣ.

Пьешь чару, такъ другую пить душа горитъ, —

Другую выпьешь, третья прочь съ ума нейдетъ!

Всѣ, хоромъ.

Пьешь чару, такъ другую пить душа горитъ, —

Другую выпьешь, третья прочь съ ума нейдетъ!

Князь, лежа на травѣ осматривается.

Ишь, мы куда охотой забрели,

Куда другихъ неволя не загонитъ.

Кажись, Никитьичъ, недалече тутъ

Рогнѣдинъ теремъ?

Добрыня.

Недалече будетъ.

Да проку что?

Князь.

А опозднимся — къ ней.

Иди, встрѣчай, хозяйка молодая.

Добрыня.

Суровая она! Что за веселье,

Коль не привѣтлива въ дому хозяйка.

Князь.

Со мной привѣтлива. (Дураку). Что всѣхъ обнесъ?

Дуракъ.

Я всѣхъ обнесъ, себѣ лишь не донесъ!

Инъ выпить за твое здоровье, княже?

Князь.

Ну, дай и мнѣ (пьешь). Вы пейте — не жалѣйте!

А ночевать въ Рогнѣдинъ теремъ.

Добрыня, съ сердцемъ.

Княже,

Что это вздумалось тебѣ?

Князь.

Ну, ну!

Ты не сердись, Никитьичъ! Полно! полно!

Увидимъ тамъ. Вотъ пусть* споетъ дуракъ,

А мы подтлпемъ! Кто гораздъ — попляшетъ,

Любимую мою!

Дуракъ.

Какъ разъ затянемъ пѣсню.

(По знаку дурака, гудошникъ начинаетъ подыгрывать на гусляхъ. Дуракъ съ балалайкой, поетъ, приплясывая и прищелкивая; богатыри и всѣ прочіе, болѣе и болѣе одушевляясь пѣсней, подпѣваютъ, иные и приплясываютъ). Пѣсня *). *) Слова Ѳ. Н. Берга.

Ты мнѣ женка, не перечь,

Мнѣ тебя не уберечь;

Ужъ какъ нашего козла

Да я дамъ тебѣ въ мужья!

У него ли у козла

Есть сѣдая борода.

Онъ копытцами стучитъ,

По козлиному кричитъ.

Рожки за спину кладетъ,

Плетку шелкову плететъ;

Будетъ съ плеточкой ходить,

Уму-разуму учить.

Ловчій, вбѣгая.

Медвѣдь въ кустахъ зашевелился!

Князь, радостно вскакивая и хватаясь за оружіе.

Я говорилъ, придетъ добыча!

Другой охотникъ, съ другой стороны.

Тамъ вепря подняли еще!

Князь.

Ай, молодцы! — Скорѣй, въ догонку.

Всѣ, приготовляясь къ охотѣ.

На медвѣдицу лохматую

Подымайтесь со рогатиной,

А и вепрю не уйти отъ насъ!

(Всѣ быстро скрываются въ лѣсу. — Охотничьи рога).

СЦЕНА IV.

Черезъ нѣсколько времени изъ чащи выходятъ Руальдъ и старикъ. Руальдъ.

Быстро княжая охота

Бросилась звѣря травить —

Такъ-бы и кинулся слѣдомъ,

Такъ вотъ и тянетъ меня!

Старикъ, удерживая Руальда.

Полно, безумецъ, опомнись!

Схватятъ, замучатъ тебя!

Руальдъ.

Словно невѣдомой силой,

Такъ вотъ и тянетъ меня…

Старикъ.

Лучше останься со мною,

Спрячемся въ темномъ лѣсу.

Руальдъ.

Князя мнѣ хочется видѣть,

Такъ вотъ и тянетъ меня!

Голосъ дурака, за сценой.

Сюда, скорѣй!

Старикъ и Руальдъ.

Что тамъ случилось?

Дуракъ, бѣгая въ смятеніи.

Бѣда! бѣда! Медвѣдь ломаетъ князя!

Сюда, скорѣй, сюда, на помощь!

Руальдъ.

Постой, — веди меня!

Я князя выручу! (Уходятъ оба).

Старикъ, одинъ, становясь на колѣни.

О, Господи! Не дай ему погибнуть

И сердце осѣни святой любовью.

(Вбѣгаетъ часть дружины. Рога за сценой). Одинъ изъ нихъ.

Эй ты, старикъ, не видѣлъ князя?

Старикъ, указывая.

Вонъ тамъ кричали, что бѣда!

(Другая часть дружины вбѣгаетъ съ другой стороны, изъ чащи). Одинъ изъ нихъ.

Что, князя не видали, братцы?

Голосъ дурака, за сценой.

Сюда, правѣй! Сюда на помощь!

(Дружинники убѣгаютъ. — Рога за сценой). Старинъ, одинъ.

Дождуся здѣсь Руальда!

СЦЕНА V.

Добрыня ведетъ подъ руки Князя, раненаго, за нимъ дружина. Князь, садясь на пригорокъ.

Спасибо, выручилъ! Я думалъ, что пропалъ.

Чуть было не сломалъ совсѣмъ, проклятый!

А гдѣ-жъ варягъ?

Добрыня, смотря въ чащу лѣса.

Да вонъ несутъ его!

Медвѣдь его сломалъ.

(Вносятъ Руальда, раненаго, на носилкахъ изъ сучьевъ древесныхъ. Вдали несутъ убитаго медвѣдя. Толпа окружаетъ тотчасъ и медвѣдя и Руальда. Носилки ставятъ по срединѣ сцены). Князь, съ участіемъ смотря на Руальда.

Бѣдняга, право!

Старикъ, быстро подходя къ Руальду.

О, мой сынъ!

(Про себя, благоговѣйно).

О, Велика Господня благодать!

Бѣжалъ онъ мстить

И спасъ врага отъ звѣря.

Князь, подходя ближе къ Руальду.

Спасибо, молодецъ! Скажи, какъ звать тебя?

Какъ по изотчеству прикажешь величать?

Хочу пожаловать по чести.

Руальдъ.

Меня зовутъ Руальдомъ.

Князь, Добрыня и дружина, въ изумленіи.

Руальдъ — Руальдъ!

Руальдъ.

Меня ты знаешь, княже!

Моя невѣста въ терему твоемъ.

Князь, въ чрезвычайномъ изумленіи.

И ты меня отъ звѣря спасъ?

Ты не убилъ меня?

(Пауза). Руальдъ, слабымъ голосомъ умирающаго все время.

Господь намъ повелѣлъ:

Прощать своихъ враговъ

И душу полагать

За братьевъ за своихъ.

Князь, изумленіи все большемъ.

Господь? — Какой Господь?

Старикъ, торжественно подходя къ князю.

Единъ Господь!

Онъ, на крестѣ распятый,

Создатель неба и земли.

Руальдъ и Старикъ.

Господь намъ повелѣлъ

Прощать своихъ враговъ

И душу полагать

За братьевъ за своихъ

Князь и Добрыня, въ изумленіи, про себя.

Единъ Господь! — прощать враговъ!

Единъ Господь! — Какія рѣчи.

Руальдъ, въ мученіяхъ отъ раны.

Охъ, тяжко, тяжко мнѣ!

Князь, въ полголоса Добрынѣ.

Неужто онъ умретъ?

Добрыня, также князю.

Медвѣдь его сломалъ.

Руальдъ, старику, который не отходитъ отъ его изголовья.

Молися обо мнѣ!

Охъ грѣшенъ я предъ Богомъ!

Старикъ.

Покайся во грѣхахъ!

Господь тебя проститъ

И дастъ душѣ покой

Въ селеніяхъ святыхъ!

Князь.

Какія рѣчи! (Подходитъ ближе къ умирающему).

Руальдъ, еще слабѣе.

Княже!

Князь, съ участіемъ.

Говори!

По слову твоему исполню все.

Руальдъ.

Ты, княже, отпусти Олаву.

Князь.

Кому отдать ее поволишь?

Руальдъ, указывая на старика.

Отдай ему!

Ты, отче, окрести ее!

Скажи: такой завѣтъ

Руальдъ ей приказалъ,

Чтобъ о душѣ его

Молилась день и ночь.

(Съ большимъ страданіемъ)

Охъ тяжко!… Смерть пришла!…

Прости, Олава! . Отче!… ахъ…

Прости! (Умираетъ).

Старикъ, съ плачемъ надъ умершимъ.

Руальдъ, мой сынъ!

(Идетъ на край поляны и зоветъ, прочихъ странниковъ).

Идите всѣ сюда!

И надъ усопшимъ сотворимъ обрядъ.

Странники, хоромъ въ глубинѣ сцены и около умирающаго.

Боже! прости его.

Грѣшную душу прими:

Въ царство прими Свое,

Онъ пострадалъ до конца.

Князь, Добрыня и дружинники, на авансценѣ.

О чемъ поютъ? Кому поютъ?

Меня томитъ тоска и страхъ…

Странники, продолжая.

Господи, Грозный Судья!

Страшнымъ судомъ Твоимъ

Грѣшниковъ грозно карай,

Вѣрныхъ рабовъ храни!

Князь, Добрыня и дружинники.

Кому грозятъ? О комъ поютъ?

Меня томитъ тоска и страхъ!

Князь, старику.

Старикъ ты истомилъ мнѣ сердце.

Кто этотъ грозный Судія?

Старикъ, вдохновенно.

Господь, творящій чудеса!

И надъ тобой свершитъ онъ чудо:

Тебя сегодня ночью

Отъ смерти Онъ спасетъ!

Князь, въ изумленіи.

Меня? Сегодня ночью?

Отъ смерти Онъ спасетъ!

Старикъ, торжественно.

Покорись кресту, просвѣти народъ,

Вѣру правую утверди въ землѣ.

И врагамъ грозна, и на вѣкъ славна

Святорусская будетъ жить земля!

(Уходитъ къ другимъ). Странники, въ то время какъ они уносятъ тѣло Руальда въ чащу

Боже прости его,

Грѣшную душу прими!

Въ царство прими Свое:

Онъ пострадалъ до конца!

(Уходятъ). Князь,на авансценѣ въ раздумьи.

Во снѣ, иль на яву я это видѣлъ?

(Послѣ паузы).

Однако поздно. Гей! Въ Рогнѣдинъ теремъ.

(Князю подаютъ коня, — Охотничьи рога. — Пѣніе странниковъ). ЗАНАВѢСЪ ПАДАЕТЪ.

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Теремъ Рогнѣды. Направо, въ глубинѣ сцены, великолѣпное ложе, частью закрытое опущенными занавѣсами; налѣво окно. При открытіи занавѣса Рогнѣда сидитъ въ задумчивости у окна и печально смотритъ вдаль. У ногъ ея сидитъ Изяславъ, съ участіемъ слѣдя за выраженіемъ на лицѣ матери. Съ другой стороны группа женщинъ и дѣвушекъ, прислужницъ Рогнѣды. Въ томъ числѣ Мальфрида и мамушка Изяслава. Дѣвушки прядутъ и за работой припѣваютъ. Вечеръ.

СЦЕНА I.

Пѣсня дѣвушекъ. (Двухорная).

Призамолкли, призатихли дѣвицы,

Въ теремѣ высокомъ сидючи,

Во смиренной во бесѣдушкѣ.

"Аль къ вамъ, дѣвицы, печаль гостить пришла?

"Что незванная лиха-печаль докучная,

«Охъ докучная, несносная?»

— Ахъ, у насъ-ли, ахъ, у насъ-ли, въ терему,

— Что житье-бытье веселое:

— Добры молодцы похаживаютъ,

— Да на насъ-ли все поглядываютъ!

"Знать вамъ, дѣвицамъ, безъ молодцевъ тоска?

"Безъ молодчиковъ тоска-печаль велика,

"Охъ, великая, несносная!

"Вы пустите насъ въ теремъ свой,

«Насъ молодчиковъ молоденькихъ».

— Ахъ, у насъ-ли, ахъ, у насади въ терему

— Хороводы, игры милыя,

— Ходятъ дѣвицы, поглядываютъ,

— Добрыхъ молодцевъ отваживаютъ.

Изяславъ, прерывая

Нѣтъ, дѣвицы, оставьте пѣсни!

Охъ, родную не веселятъ онѣ.

Все плачетъ, милая, все стонетъ

И въ даль докучную глядитъ.

(Рогнѣдѣ) Матушка-княгиня,

Родная моя!

Что ты горько плачешь?

Оченьки трудишь?

Самъ я встосковался,

Глядя на тебя,

Полно, перестань-же,

Родная моя!

Осуши ты слезы,

Грусть-тоску покинь!

Ясными очами

Радостно взгляни!

Рогнѣда.

Мой милый сынъ!

Изяславъ.

Развеселися

И думу тяжкую развѣй!

Спой, родная, про дѣда Рогволода.

Ты часто пѣвала мнѣ прежде,

Могучей пѣсней отгоняла слезы.

Послушай, я начну.

«Разбросало раскидало

„Сине море да ладьи,

Да ладьи“…

Старается припомнить пѣсню и сбивается. Рогнѣда, даетъ знакъ, чтобъ ей подали арфу.

Ты пробудилъ въ душѣ родные звуки!

Варяжская пѣсня Рогнѣды.

Застонало сине море,

Расходился грозный валъ!

Разбросало, раскидало

Сине море да ладьи!

Рогволоду-ли страшиться

Бурной ночи моря?

Рогволодъ несется смѣло,

Безъ боязни пѣнитъ море;

Онъ дружину окликаетъ,

Раздался могучій кличъ:

Эй-йя!».

Застонало сине море,

Расходился грозный валъ,

Рогволоду врагъ-ли море,

Вызываетъ всѣхъ на бой.

Не отнимешь, сине море,

Ты добычу!

"Не страшитеся, дружа на!

"Рогволодъ несется съ вами,

«Безъ боязни пѣнитъ море!»

И дружина отвѣчаетъ,

Раздался могучій кличъ:

«Эй-йя!»

Рогнѣда, разстроенная воспоминаніями, бросаетъ арфу.

О, Рогволодъ! О, мой отецъ! О, братья!

Ахъ, гдѣ вы всѣ? — Гдѣ ваша слава?

Исчезло все! Прошло, какъ сонъ!

(Впадаетъ опять въ глубокую тоску). Изяславъ, въ волненіи.

Ахъ, родная, ты снова плачешь!

Ты не горюй; я отомщу за всѣхъ!

Я защитить тебя съумѣю!

Послушай, родная, я ныньче видѣлъ сонъ:

Сидѣли мы съ тобою у окна,

Глядѣли вдаль. Вдругъ нотемнѣло,

И Змѣй-Горыничъ налетѣлъ на насъ!

Онъ, родная, унесть тебя хотѣлъ. —

Я мечъ схватилъ и бросился на змѣя

И голову проклятому отсѣкъ.

И все прошло. Вновь прояснилось небо,

И солнце красное еще свѣтлѣе.

Такъ и твоя пройдетъ кручина,

И завернетъ веселье къ намъ на дворъ.

Мамушка.

Ты защитилъ родную, княжичъ!

Голубчикъ мой! Соколикъ мой!

То вѣщій сонъ! То вѣщій сонъ!

Однако, ночь пришла; тебѣ, соколикъ ясный,

Идти опочивать пора бы.

Изяславъ, Рогнѣдѣ.

Осуши ты слезы,

Грусть-тоску покинь,

Ясными очами

Радостно взгляни!

Мальфрида, мамушка и всѣ женщины.

Перестань, княгиня,

Оченьки трудить!

Всѣ мы истосковались,

Гляди на тебя.

(Рогнѣда, цѣлуя сына, прощается съ нимъ на ночь; Изяславъ въ сопровожденіи мамушки и весь хоръ уходятъ).

СЦЕНА II.

НОЧЬ. Рогнѣда, одна, протяжно.

Снова съ тоскою осталась одна

Темную ночь коротать до утра!

Снова припомнила братьевъ родныхъ,

Смерть Рогволода, горькую жизнь!

Я забывала для князя про все,

Онъ для наложницъ меня позабылъ,

Бросилъ, покинулъ Рогнѣду свою.

Долго-ли горькой Рогнѣдѣ терпѣть?

Горе смолой накипѣло въ груди 1

(Звуки охотничьихъ роговъ за сценой).

Охота!… ближе!… это — князь!

Не солгала, сказала правду Скульда!

А, наконецъ!

Насталъ мой часъ!

Ты, острый ножъ,

Мнѣ послужи!

(Входятъ двѣ женщины со свѣтильниками; за ними ловчій). Ловчій.

Княгиня! Князь изволитъ

Съ охоты ночевать къ тебѣ!

Рогнѣда.

Поклонъ мой князю! (Женщинамъ.)

Приготовьте встрѣчу!

(Женщины и ловчій съ поклономъ уходятъ). Рогнѣда одна, про себя, горько.

Вы на охотѣ опозднились ночью,

Такъ отчего-жъ къ Рогнѣдѣ не заѣхать?

Давно ужъ не были, — чай ждетъ!

Повеселимъ ее немного!

Не солгала, сказала правду Скульда.

Сюда скорѣй! Я наточила ножъ.

(Въ страшномъ волненіи).

Свершится месть

За смерть отца!

Я отомщу

За свой позоръ!

Сюда, скорѣй,

Спѣши на смерть!

(Охотничьи рога между тѣмъ все ближе. Топотъ, шумъ отъ пріѣзда охоты на дворѣ терема. Дружинники и охотники останавливаются у дверей терема, сопровождая князя. Князь входитъ).

СЦЕНА III.

Князь и Рогнѣда; женщины и дружина въ дверяхъ терема и поодаль. Князь.

Княгиня, здравствуй! (Она кланяется).

Я отдохнуть къ тебѣ съ охоты завернулъ.

Мнѣ отдыхъ нуженъ! На охотѣ ныньче

Чуть-чуть медвѣдь не изломалъ.

Да молодой варягъ, спасибо, подвернулся,

Меня онъ выручилъ, ну — поплатился самъ.

Рогнѣда, про себя.

Изъ недруговъ? — Варягъ! — Не тотъ-ли?

Не солгала, сказала правду Скульда!

Князь, садясь.

А молодецъ! Дружинникъ былъ-бы знатный!

Мнѣ жаль его (съ усмѣшкой). А говорятъ, княгиня,

Изъ недруговъ моихъ былъ этотъ витязь!

А молодецъ! Спасибо, право!

Когда-бъ не онъ, мнѣ не видать-бы больше,

Ни Изяслава, ни тебя. Гдѣ-жъ мой сынокъ?

Чай, спитъ? Пускай! Пора и намъ!

Мы крѣпко притомились (всѣмъ).

Прощайте всѣ! покойной ночи!

Всѣ.

Покойной ночи, господине княже!

Князь.

Вина сюда! — Оставить насъ вдвоемъ!

Ступайте и пируйте до утра!

Всѣ,

Покойной ночи, господине княже!

(Двери терема затворяются).

СЦЕНА IV.

Рогнѣда, про себя.

Ты не уйдешь отсюда!

Князь,

Что-жъ ты, спѣсивая, меня не приласкаешь.

Вишь, не забылъ! Съ охоты завернулъ.

Рогнѣда, все время горько.

Ты не меня припомнилъ, княже,

Съ охоты вздумалъ отдохнуть.

Князь, съ усмѣшкой.

Не все-ль тебѣ равно? Съ охоты-ли, съ неволи?

Рогнѣда.

Довольно есть такихъ и безъ меня!

Князь.

Видно припомнила старые годы.

«Сына рабыни разуть не хочу!»

Помнишь, спѣсивая, какъ ты разула?

Сына рабыни милымъ звала!

Чѣмъ недовольна? Ты вѣдь — княгиня!

Знай, что спѣсива — княгиней бъ не быть!

Рогнѣда, гордо.

Отецъ мой былъ такой-же князь, какъ ты

Не по тебѣ княгиней я зовуся!

Князь, небрежно.

Отстань, не время слушать

Мнѣ бабьи росказни; я спать хочу (раздѣваясь).

Гляди не пожалѣй, княгиня,

Что такъ спѣсиво обошлась со мной.

Я и одинъ просплю.

(Уходитъ за занавѣсъ въ опочивальню).

Прощай!

Рогнѣда, про себя.

Проспишь ты долго!

Я дождалась!

Я наточила ножъ!

(Мимическая сцена. Князь заснулъ. Въ сновидѣніи ему представляется лѣсъ (какъ въ III дѣйствіи), умирающій Руальдъ, старикъ-странникъ. Между тѣмъ Рогнѣда, въ сильной борьбѣ съ собою, беретъ ножъ и то подходитъ къ занавѣсу опочивальни, то опять не рѣшается. Наконецъ, въ то время, когда въ сновидѣніи старикъ приближается къ князю, будто напоминая ему о своемъ предвѣщаніи, Рогнѣда быстро уходитъ за закрытую завѣсу. Князь быстро пробуждается и первый предметъ, на который падаетъ его взглядъ — ножъ въ рукѣ Рогнѣды, ярко сверкающій при блескѣ луннаго свѣта въ окно терема). Князь, въ ужасѣ, выходя изъ-за занавѣса и хватая Рогнѣду за руку.

Въ твоей рукѣ сверкаетъ ножъ, Рогнѣда?

(Она роняетъ ножъ).

Такъ вотъ чего страшиться надо было!

Такъ вотъ о чемъ старикъ мнѣ предвѣщалъ!

Спасибо, во время во снѣ явился онъ! (Къ ней).

Рогнѣда, ты убить меня хотѣла?

Рогнѣда.

Ужъ, горько, горько, княже, стало мнѣ!

Ты погубилъ всю жизнь мою.

Платилъ ты за любовь позоромъ.

Рогнѣдѣ позора не снесть!

Себя не унизитъ укоромъ,

Разбудитъ кровавую месть.

Ты погубилъ всю жизнь мою!

Припомни, княже,

Невѣста Ярополка,

Когда послалъ меня ты сватать,

Я отвѣчала посланнымъ тобой…

Князь, съ ироніей.

«Сына рабыни разуть не хочу!»

Рогнѣда, продолжая.

Навелъ ты на Полоцкъ свирѣпую рать,

Отца Рогволода я братьевъ убилъ,

Лишь силой, похитить Рогнѣду ты могъ!

Я помню ночь. Ревѣла буря,

Не смѣла я сомкнуть очей,

Лежала боязно въ постели,

Вдругъ слышу топотъ, звонъ мечей.

Какъ безумная, я бросилась къ окну —

Рать чужая жгла все и рубила,

И родною кровью затопила

Нашу свѣтлую красавицу Двину.

Въ вихрѣ полымя свирѣпаго носились

Тѣни милыхъ братьевъ и отца!

Мы кровавымъ пиромъ веселились!

Побѣжала: ноги подкосились

И упала я съ высокаго крыльца.

Я очнулася рабою.

Да! рабою твоей!

Я наложницей стала…

Охъ, ты горькая жизнь!

Но ты былъ ласковъ и невольно

Себя заставилъ полюбить,

Забыть про все, что любо было,

И смерть отца тебѣ простить!

Тебя я, княже, полюбила!

Тебѣ я сына родила!

Я объ одной любви молила

И все ждала, и все ждала.

Тебѣ постылой скоро стала.

Твоихъ наложницъ и не счесть!

Ахъ, Горислава тосковала,

А въ сердцѣ пробуждалась месть!

И все одна

Сижу-тоскую;

И день, и ночь

Въ слезахъ горюю.

Онъ не придетъ, онъ не придетъ,

Ему забота:

Что день, то пиръ,

Еще охота.

Къ чему любовь?

Къ чему тревога?

У князя есть

Наложницъ много!

Платилъ за любовь ты позоромъ.

Позора Рогнѣдѣ не снесть!

Себя не унизитъ укоромъ,

Разбудитъ кровавую месть!

Казни скорѣй

Любовь мою:

Она тебѣ

Точила ножъ.

Ужъ горько, горько, княже, стало мнѣ!

Суди меня!

Князь.

На завтра казни ожидай.

Одѣнься въ брачные наряды

И жди меня;

Пожалуй тебя: сказню я самъ.

(Уходитъ. Рогнѣда въ изнеможеніи падаетъ безъ чувствъ). ЗАНАВѢСЪ ОПУСКАЕТСЯ.

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

КАРТИНА I. Пещера Скульды (какъ въ 1 картинѣ I дѣйствія). На Днѣпрѣ сильная буря. Шумъ волнъ, вой вѣтра.

СЦЕНА I.

Скульда, одна, прислушивается.

Крѣпко озлилась буря,

Днѣпръ, словно туръ, заревѣлъ,

Рвется, какъ скованный, вѣтеръ,

Воетъ и плачетъ сова.

Жрецъ, быстро входя.

Ну, вѣдьма, плохо намъ!

Скульда.

Проснулся подъ ножемъ?

Вѣдала Скульда

Будетъ бѣда:

Многихъ постигнетъ

Злая судьба.

Жрецъ.

Своихъ боговъ мы прогнѣвили

И насъ покинули они.

Скульда, съ усмѣшкой.

Своихъ боговъ! А хочешь знать,

Что съ ними будетъ? Вотъ прислушай!

Бѣда идетъ,

Вѣрна примѣта.

Заря ведетъ

Въ жилище свѣта.

Жрецъ.

Ты брось загадки — толкомъ говори!

Скульда

На вотъ, смотри, коль уши заложило.

(Задняя стѣна пещеры разверзается; среди^-неяснаго, отуманеннаго облаками, свѣта является берегъ Днѣпра (какъ во II картинѣ I дѣйствія): истуканъ Перуна на холмѣ; круuомъ толпа народа, князь, дружинники). Скульда.

Смотри! Что видишь?

Жрецъ.

Я вижу словно Днѣпръ,

На берегу незыблимо Перунъ стоитъ.

(Въ видѣніи толпа окружаетъ истукана, набрасываетъ по знаку князя веревки на идола и низвергаетъ его въ рѣку). Жрецъ, продолжая.

Но это что? Народъ валитъ… кричатъ…

Веревками опутали Перуна… въ воду!..

Плыветъ… бѣгутъ… спасли!

Скульда.

Спасли? — ой, такъ-ли?

Жрецъ.

Тонетъ!… Ко дну?

Скульда.

Бѣги! кричи: «ой, боже, выдыбай!»

Заря, заря! Распятый побѣдилъ!

Жрецъ, въ отчаяніи.

Пропали мы! Распятый побѣдилъ!

Быстро опускается перемѣнная занавѣсъ. КАРТИНА II. Теремъ Рогнѣды.

СЦЕНА II.

Женщины, приближенныя къ княгинѣ, и рабыни одѣваютъ Рогнѣду въ пышные брачные наряды и со слезами съ ней прощаются. Хоръ.

Лейтесь, слезы горькія,

Неустаннымъ дождикомъ!

Горше горя не было

И не будетъ, милыя!

Охъ, невѣсту собрали

Не на пиръ на свадебный, —

На постель кровавую.

Смерть грозна постельница!

Охъ, невѣсту выдадимъ

Жениху-разлучнику,

Не на радость свѣтлую,

На мученье лютое!

Мальфрида.

Охъ, бѣды не чаяли,

А бѣда во дворъ!

Мамушка.

Охъ, пришла нежданная —

Умолить нельзя!

Рогнѣда, горько и сдержанно.

Плачьте, охъ, плачьте, голубушки!

Весело было мнѣ жить!

Вдосталь съ тоскою натѣшилась,

Вдоволь и горя, и слезъ!

Жить-бы покойно,

Плакать-бы въ волю,

Князя къ себѣ поджидать!

Горе все вышло,

Слезъ не хватило, —

Время пришло умирать!

Приди скорѣй,

Женихъ желанный!

Убей меня,

Мой ненаглядный!

Хоръ.

Лейтесь, слезы горькія,

Неустаннымь-дождикомъ!

Горше горя не было

И не будетъ, милыя!

Всѣ женщины, прощаясь съ княгиней и съ воплемъ обнимая ея колѣни.

Матушка-княгинюшка,

Какъ намъ отпустить тебя

На мученье лютое?

Матушка княгинюшка,

Ахъ, не покидай ты насъ!

(Изяславъ хочетъ войти въ теремъ). Мамушка, удерживая его.

Куда ты, соколикъ, постой?

Изяславъ.

Пусти меня къ родной, пусти!..

(По знаку княгини всѣ женщины уходятъ, въ словахъ).

СЦЕНА III.

Рогнѣда и Изяславъ. Рогнѣда.

Бѣги, мой сынъ!

Отецъ придетъ

Меня казнить!

Изяславъ.

Пускай придетъ, я здѣсь останусь,

Съ тобой меня не разлучить!

Рогнѣда.

Охъ, грозенъ онъ — придетъ казнить.

Изяславъ.

Пускай идетъ, я не боюсь,

Пускай казнитъ меня съ тобой.

Рогнѣда.

Бѣги, мой сынъ! Страшись отца!

Изяславъ.

Пускай казнитъ меня съ тобой:^:

Съ тобой я жилъ, съ тобой умру;

Да нѣтъ, не бойся, пусть идетъ:

Его слезами умолю;

Вѣдь онъ не звѣрь, вѣдь онъ отецъ,

Проститъ онъ родную мою.

Рогнѣда.

Нѣтъ, не проси! Пускай меня

Казнитъ онъ властною рукой!

Изяславъ.

Меня съ тобой не разлучить:

Къ тобой я жилъ, умру съ тобой!

Рогнѣда.

Оставь меня! Прости на вѣкъ.

Мнѣ тяжело, мнѣ горько жить.

Изяславъ.

Съ тобой я жилъ, съ тобой умру,

Меня съ тобой не разлучатъ!

Рогнѣда, прислушиваясь.

Вотъ онъ идетъ.

Изяславъ.

Я спрячусь здѣсь.

(Прячется за постель).

СЦЕНА IV.

Входить Князь. Князь.

Твой часъ насталъ. Страшись, княгиня!

Тебя казнить твой князь пришелъ!

Рогнѣда.

Я казни не страшусь, — рази скорѣй!

Князь.

И ты не молишь о прощеньи?

Рогнѣда.

Убилъ отца — убей меня.

Князь, въ бѣшенствѣ обнажая мечъ.

Умри-же, гордая…

Изяславъ, бросаясь между отцомъ и матерью.

Ты не одинъ здѣсь, родный!

Князь, опуская мечъ изъ рукъ.

Тебя я встрѣтить здѣсь не чаялъ!

(Пауза. Потомъ каждый про себя). Князь, въ раздумьи.

Его не чаялъ здѣсь найти,

Не знаю, что теперь начать.

Изяславъ.

Теперь ее онъ не убьетъ,

Я спасъ родимую мою.

Рогнѣда.

Мнѣ тяжело, мнѣ горько жить;

Скорѣй мой смертный часъ настань!

Князь, послѣ молчанья.

Пусть весь народъ разсудитъ насъ съ тобой!

(Князь уходитъ. Изяславъ бросается въ объятія къ Рогнѣдѣ) Опускается перемѣнная занавѣсъ. КАРТИНА III. Княжой дворъ передъ гридницей.

СЦЕНА V.

Видъ на лучшій конецъ Кіева. Еще за опущеннымъ занавѣсомъ слышны три удара въ било (родъ колокола) на княжомъ дворѣ; при открытіи сцены толпы народа-одни мужчины — быстро собираются на площадь. Народъ.

Зачѣмъ насъ созвалъ князь на вѣче?

Добрыня, входя.

Послушайте, вы, мужи-кіевляне!

Народъ.

Послушаемъ княжого дядю!

Добрыня.

Вчера съ охоты ночью

Князь завернулъ въ Рогнѣдинъ теремъ,

Заснулъ, не чаявши бѣды.

Съ ножомъ къ нему подкралася Рогнѣда:

Зарѣзать думала его.

Народъ, въ ужасѣ.

Зарѣзать? Какъ? Рогнѣда?

Добрыня.

Князь проснулся,

Когда она ужъ руку занесла.

Князь ныньче проситъ васъ,

Чтобъ вы его съ княгиней разсудили.

Народъ.

Нашъ судъ коротокъ: кровь за кровь!

(Трубы).

Чу! слышите, идутъ сюда!

(Большое печальное шествіе. Много отрядовъ дружины: прислужники, градскіе старцы, жрецы; жены князя). Въ толпѣ во время шествія отдѣльные голоса.

— Народа что валитъ сюда! — Гляди:

Дружинники? — Дружинники и есть. —

— Глянь, чашники и стольники княжіе. —

— А эти кто такіе будутъ?

— А кто ихъ знаетъ, на княжомъ дворѣ

Довольно всякаго живетъ народа! —

— Опять дружинники! — Княжія жены! глянь,

— Да сколько ихъ, не перечесть! —

(Послѣ новыхъ отрядовъ дружины самъ князь приходитъ и становится на возвышенное крыльцо гридницы). Народъ, во время шествія князя.

А вотъ и князь! — Здорово княже!

Красное Солнышко,

Весело

Въ Кіевѣ-городѣ

Свѣтишься!

(Входятъ приближенныя къ Рогнѣдѣ женщины, за ними сама Рогнѣда въ пышномъ княжескомъ нарядѣ: за нею Изяславъ также въ пышномъ нарядѣ: въ толпу протираются простые женщины). Голоса въ толпѣ, во время шествія.

Женщина. А вотъ идетъ нарядная какая!

Другая. Рогнѣда эта что-ль?

Мужчина. Она сама.

Женщина. И мальчичекъ сынокъ.

Другая. Какой понурый!

Мужчина. На смерть ведутъ — ему-ль не тосковать.

Князь, къ народу.

Я къ вамъ на судъ привелъ княгиню:

Какъ вы приговорите, такъ и будетъ.

Народъ, свирѣпо.

Нашъ судъ коротокъ: кровь за кровь.

Изяславъ, несмѣло подходя къ отцу.

Пожалѣй ты матушку, прости,

Ты вину виновной отпусти!

За тобой не въ радости жила,

Все-то слезы день и ночь лила, —

Тяжело, ей горько было жить:

Отъ тоски замыслила убить.

Народъ, растроганный слезами Изяслава.

Ты вину виновной отпусти,

Ради сына, княже, мать прости!

Изяславъ, обнимая колѣни

Слезно-жалобно тебя молю:

Отпусти ты матушку мою.

Князь, растроганный, цѣлуя Изяслава.

Спасибо, милый сынъ,

Ты сердце гордое мое смягчилъ.

(Рогнѣдѣ)

Тебѣ — мое прощенье! Возвращу

Тебѣ отцовскую я волость,

Живи тамъ съ сыномъ Изяславомъ.

Рогнѣда, преклоняясь передъ княземъ.

Благодарю!

Отнынѣ жить для сына буду.

(Про себя)

Смирилось сердце гордое мое —

Я все прощу, я все забуду.

Изяславъ, ласкаясь къ матери.

Печали прошлой словно не бывало.

Князь.

Обнимемся, мой сынъ и ты, княгиня!

Донынѣ

Я не зналъ веселья!

Хоръ странниковъ, издали.

Милосердъ Господь, съ высоты небесъ

Неустанно зритъ на дѣла людей.

Возлюбилъ Онъ тѣхъ, кто врагамъ своимъ

Воздаетъ добромъ, забывая зло!

Князь, въ умиленіи.

Ты спасъ меня, невѣдомый Господь!

Ты духъ любви вложилъ мнѣ въ сердце!

Тебѣ отнынѣ поклонюсь.

Хоръ странниковъ, на сценѣ.

Милосердъ Господь, и т. д.

Старикъ, подходя къ князю, торжественно:

Покорись Кресту, просвѣти народъ,

Вѣру правую утверди въ землѣ.

И врагамъ грозна, и на вѣкъ славна

Святорусская будетъ жить земля.

Князь.

Покорюсь Кресту, просвѣщу народъ,

Вѣру правую утвержу въ землѣ!

И врагамъ грозна, и на вѣкъ славна

Святорусская будетъ жить земля.

Рогнѣда, Изяславъ всѣ прочія лица съ народомъ.

Умилился князь — провѣщалъ старикъ —

Онъ изрекъ слова — велики они:

"И врагамъ грозна, и во вѣкъ славна

«Святорусская будетъ жить земля».

Старикъ и всѣ странники.

Милосердъ Господь, съ высоты небесъ

Вѣрой правою просвѣтитъ Онъ Русь:

И врагамъ грозна, и но вѣкъ славна

Святорусская будетъ жить земля.

КОНЕЦЪ.