Речь, произнесенная в Петербургском Славянском Обществе 22 марта 1881 г (Аксаков)/ДО

Речь, произнесенная в Петербургском Славянском Обществе 22 марта 1881 г
авторъ Иван Сергеевич Аксаков
Опубл.: 1881. Источникъ: az.lib.ru

Сочиненія И. С. Аксакова.

Общественные вопросы по церковнымъ дѣламъ. Свобода слова. Судебный вопросъ. Общественное воспитаніе. 1860—1886

Томъ четвертый.

Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1886

Рѣчь, произнесенная И. С. Аксаковымъ въ Петербургскомъ Славянскомъ Обществѣ 22 марта 1881 г.

править
"Русь", 28-го марта 1881 г.

22-го марта, въ Петербургѣ, въ экстренномъ собраніи Славянскаго Благотворительнаго Общества, въ присутствіи многочисленной публики, послѣ торжественной паннихиды по Государѣ Императорѣ Александрѣ II, И. С. Аксаковъ произнесъ слѣдующую рѣчь:

Милостивые Государи!

Я пріѣхалъ изъ Москвы принять участіе въ вашемъ собраніи и къ вашимъ здѣсь голосамъ присоединить мой московскій голосъ. Мнѣ бы хотѣлось передать вамъ все, что думается и чувствуется въ Москвѣ, но этого кажется не выразить человѣческимъ словомъ. Въ самомъ дѣлѣ, какъ назвать, какъ опредѣлить тѣ ощущенія, которыя тѣснятся въ душу въ переживаемыя нами мгновенія? Это и скорбь, и горесть, и стыдъ, и ужасъ, какой-то торжественный, вѣщій ужасъ. Это судъ Божій творится надъ нами. Это самъ Богъ живущій въ исторіи ниспосылаетъ намъ свое страшное откровеніе; передъ Его лицомъ мы стоимъ, позванные къ отвѣту… Какой же отвѣтъ мы даемъ, мы дадимъ?… Пусть, пусть испытуетъ каждый самъ свою совѣсть: нѣтъ ли и его доли участія въ той сквернѣ, за которую караетъ насъ Богъ и которою запятналась предъ всѣмъ міромъ наша земля?

Нечего себя обманывать. Мы подошли къ самому краю бездны. Еще шагъ въ томъ направленіи, въ которомъ, съ такимъ преступнымъ легкомысліемъ, мы двигались до сихъ поръ — и кровавый хаосъ! Это не слова, не преувеличеніе… Сохрани васъ Богъ отъ мысли, что это преувеличеніе! Не обольщайтесь тѣмъ, что великій народъ нашъ безмолвствуетъ. Онъ недоумѣваетъ. А понимаете ли, что значитъ недоумѣніе многомилліоннаго народа? Точно океанъ вздымается теперь его грудь, удрученная мрачнымъ раздумьемъ. Никакія внѣшнія бѣдствія не могутъ сравниться съ тѣмъ нравственнымъ гнетомъ, которымъ легло на него злодѣйство 1-го марта. Заныла вся душа его, изъязвлена совѣсть. Умерщвленъ его Царь, тотъ именно Царь, который наиболѣе облагодѣтельствовалъ свою землю, который освободилъ, надѣлилъ человѣческими и гражданскими правами десятки милліоновъ русскихъ крестьянъ; умерщвленъ не изъ личнаго мщенія, не ради личной корысти, а именно ради того, что онъ Царь, Вѣнчанный Глава, Представитель, Первый Человѣкъ своего народа, — тотъ живой единичный человѣкъ, въ которомъ народъ олицетворяетъ всю свою несмѣтную совокупность, всю общность, все единство, всю свою силу, всю власть. Власть — ею же испоконъ вѣковъ стоитъ и крѣпка Россія. Посягательство на лицо царя есть всегда посягательство на самый народъ, въ немъ олицетворенный, но въ настоящемъ случаѣ совершено посягательство уже на самый историческій принципъ народнаго политическаго бытія, на самодержавныя права, врученныя царю народомъ… Кто же дерзнулъ осквернить грѣхомъ Русскую землю, осрамить, опозорить Русскій народъ, да еще во имя народа, и не только наругаться надъ нимъ, но и распоряжаться его историческими судьбами?

Кто же они? Одна ли это горсть злодѣевъ — безсмысленныхъ, лютыхъ, одержимыхъ демономъ разрушенія? Откуда же завелась она на нашей землѣ? Спросимъ себя строго по совѣсти. Не есть ли она продуктъ той духовной измѣны, того отступничества отъ народности, въ которомъ повинны болѣе или менѣе мы всѣ — такъ-называемая интеллигенція? Есть ли она что иное, какъ логическое, крайнее выраженіе того самаго западничества, которымъ уже со временъ Петра снѣдаемо какъ недугомъ и наше правительство, и наше общество, — которое искажаетъ всѣ отправленія нашего государственнаго организма, ослабляетъ и уже ослабило живое творчество духовныхъ началъ, таящихся въ глубинѣ народнаго духа? Ибо мы не удовольствовались тѣми сокровищами знанія и науки, которыми богата Европа, но и пріобщились самому ея духу, воспитанному въ ней ея исторіей, ея религіей, — сотворили себѣ изъ нея кумира, поклонились ея богамъ, устремились къ ея идеаламъ. Мы отвернулись отъ своей трапезы, пошли на пиръ чужой, и вотъ вкушаемъ и похмѣлье въ чужомъ пиру! На кого же сѣтовать? Не увѣщевалъ ли насъ Хомяковъ еще сорокъ лѣтъ тому назадъ, пророча Божью кару за то, что

Обуявъ въ чаду гордыни,

Хмѣльные мудростью земной,

Мы отреклись отъ всей святыни,

Отъ сердца стороны родной!…

Въ самомъ дѣлѣ, что такое эти анархисты, эти соціалисты-демократы и революціонеры, какъ величаютъ сами себя люди, покрывшіе нашу землю позоромъ? Слышится ли, видится ли въ ихъ ученіи, въ ихъ стремленіяхъ и цѣляхъ хоть бы какое вѣяніе русскаго національнаго духа, хоть бы какое историческое или соціальное русское основаніе, хотя бы тѣнь какого-либо протеста противъ дѣ;йствительныхъ недуговъ, удручающихъ Россію? Напротивъ: народъ-то нашъ именно и презираютъ они глубоко. Они не болѣе какъ раболѣпные послѣдователи ученій и идеаловъ, возникшихъ органически на чужой, западно-европейской почвѣ. Но тамъ возникновеніе ихъ понятно, и если не оправдывается, то объясняется мѣстными историческими и соціальными причинами; тамъ они являются какъ естественный протестъ: протестъ противъ неправеднаго распредѣленія поземельной собственности, протестъ противъ политическаго преобладанія буржуазіи или буржуазной интеллигенціи надъ четвертымъ сословіемъ, лишеннымъ гражданской организаціи и политическихъ правъ, — слѣдовательно протестъ противъ современныхъ конституціонныхъ политическихъ формъ. Но именно этой-то собственно всей неправды у насъ и нѣтъ. У насъ, по милости Бога и благодаря именно усиліямъ звѣрски убитаго мученика-Государя, наше такъ-называемое четвертое сословіе, или; крестьянство, т. е. почти цѣлыхъ 80 % всего населенія государства, составляетъ основаніе и реальную политическую силу всей русской державы, — надѣлено землей, организаціей и самымъ широкимъ самоуправленіемъ; оно хранилище (и до нашихъ дней) и историческаго инстинкта, и вѣры, и всей жизненной стихіи нашего политическаго организма; имъ только, а не интеллигенціей нашей (въ большинствѣ ея представителей до сихъ поръ «влающейся сѣмо и овамо», по вѣтру заграничныхъ ученій) держится наше отечество. Исторія наша хранитъ также и преданія всенароднаго представительства на земскихъ совѣтахъ, призывавшихся самодержавною властью, и никакимъ усиліямъ бюрократіи и лжелиберальныхъ поклонниковъ западнаго политическаго устройства не удалось еще воздвигнуть достаточно сильныхъ преградъ, способныхъ остановить въ будущемъ осуществленіе сызнова этого роднаго, историческаго нашего идеала взаимныхъ отношеній Государства и Земли. И именно теперь, когда на самомъ Западѣ уже ветшаютъ его историческія государственныя формы и со всѣхъ сторонъ поднимаются протесты противъ парламентаризма и конституціонализма, обрѣтаются въ русской, такъ-называемой интеллигентной средѣ, страстныя конституціонныя вожделѣнія, — вожделѣнія: нашу-то Россію, — считающую себѣ тысячу лѣтъ исторической жизни, съ ея несмѣтнымъ населеніемъ, соблюдающимъ залогъ иного, самобытнаго, оригинальнаго политическаго и духовнаго строя, — облечь въ обноски Европы, когда она соблаговолитъ ихъ сбросить на поживу своимъ лакеямъ! Кто хочетъ причины, тотъ хочетъ и ея логическихъ послѣдствій; кто хочетъ западной конституціи, тотъ не можетъ отвергать и послѣдняго слова западной политической жизни: соціальной революціи со всѣми ея проявленіями.

Но къ тому ли готовила Россію тысячелѣтняя историческая страда нашего народа? Все переиспыталъ онъ и пересилилъ долготерпѣніемъ, всякія великія невзгоды, и остался вѣренъ своимъ гражданскимъ и нравственнымъ началамъ.

Но хуже внѣшнихъ невзгодъ явилась для народа духовная измѣна руководящей части населенія, сильной знаніемъ и личнымъ развитіемъ. Переворотъ Петра такъ отшибъ у насъ память и затмилъ сознаніе, что мы даже разучились понимать нашу собственную исторію. Она рѣзко отличается отъ исторіи европейскаго Запада. У насъ не было факта завоеванія, лежащаго въ основѣ историческаго бытія всѣхъ западныхъ государствъ. Ныла исторія начинается съ добровольнаго и сознательнаго призванія власти (таково многознаменательное народное преданіе, записанное еще въ XI в.); подобное же призваніе повторилось, на живой памяти народной, въ 1612 году, и положило основаніе нынѣ царствующей династіи. Это послѣднее призваніе совершено величаво, торжественно, уже несомнѣнно сознательно и произвольно — самимъ народомъ, не въ фигуральномъ, а въ буквальномъ смыслѣ этого слова, — послѣднимъ народомъ, «мизиннѣйшими» людьми Русской земли. Побѣдивши внѣшнихъ враговъ и своихъ измѣнниковъ, и въ союзѣ съ немногими изъ людей верхнихъ слоевъ, стоявшими и мыслившими за одно съ народомъ, они, эти послѣдніе мизинные люди, возстановили разрушившееся въ конецъ Московское государство и поставили его вновь подъ охрану самодержавной власти. Ничто и никто не могъ принудить ихъ къ возсозданію именно этой власти. Такова была воля, таково было велѣніе народнаго духа.

Такимъ образомъ не оказывается въ нашей исторіи и другаго основнаго факта, обусловливающаго политическое существованіе западно-европейскихъ государствъ, — нѣтъ антагонизма между народомъ и насильственно учредившеюся властью. Но именно на этомъ то антагонизмѣ и зиждется весь западный конституціонный строй. Весь онъ — не болѣе какъ сдѣлка, компромиссъ между двумя тайно враждебными, не довѣряющими другъ другу сторонами, — договоръ, обставленный разнообразными условіями, обходить которыя (не нарушая буквы договора) и составляетъ искусство правителей и управляемыхъ. Борьба изъ-за власти, — вотъ главное содержаніе политической жизни европейскихъ обществъ. Въ основу управленія положенъ тамъ какъ бы механическій снарядъ; центръ власти, и власти неограниченной, принадлежитъ на основаніи счета голосовъ, большинству представителей такъ-называемаго народа. Такимъ образомъ лишній десятокъ голосовъ, не рѣдко подкупленныхъ, или такъ или иначе подобранныхъ, является рѣшителенъ судебъ и самодержавнымъ повелителемъ всего остальнаго народа, — того истиннаго большинства, предъ которымъ парламентское большинство какъ песчинка предъ пескомъ Сахары. Но сей самодержавный повелитель, составленный изъ совокупности нѣсколькихъ единицъ, не несетъ уже той личной нравственной отвѣтственности передъ совѣстью и страною, которая ложится всею тяжестью на носителя личной верховной власти. Этого мало. Такъ-называемый народъ, представленный палатами и изрекающій рѣшенія во имя народа, въ сущности вовсе не представляетъ на Западѣ… бездѣлицы! преобладающаго слоя населенія, именно простонародныхъ массъ! Онѣ исключены, — онѣ жестоко презираются интеллигенціей) Запада и доселѣ! Французское представительное собраніе временъ первой республики, провозгласившее принципъ народнаго верховенства, совершенно легально по формѣ, во имя народа, отмѣнило всенародное исповѣдываніе Бога, замѣнивъ его поклоненіемъ Разуму — и все это въ виду десятковъ милліоновъ вѣрующаго, лишеннаго легальнаго голоса, безмолвно протестующаго народа! Почти то же самое видѣли мы недавно и въ современной Французской республикѣ, повелѣвшей слово Богъ въ учебникахъ всѣхъ школъ народныхъ — замѣнить словомъ натура!! Это ли не наглая ложь народнаго западно-европейскаго представительства! Это ли не тираннія гордой, на формально-либеральномъ и легальномъ основаніи самодержавствующей интеллигенціи — надъ якобы неинтеллигентнымъ большинствомъ народа!… Что толку въ политическихъ правахъ, освящающихъ именемъ свободы и закона такое вопіющее нарушеніе свободы и правды?!…

И такія-то формы свободы сулитъ нашему народу та значительная и не лишенная силы часть нашей интеллигенціи, которая твердитъ неумолчно о введеніи въ Россію однородныхъ съ европейскими либеральныхъ учрежденій! Но въ Русскомъ народѣ инстинкты и понятія о свободѣ шире и выше, чѣмъ гдѣ-либо въ мірѣ, ибо чужды начала внѣшне-условнаго и формальнаго и зиждутся на основѣ нравственной правды. Они сказываются въ задаткахъ нашего самоуправленія, самаго широкаго въ Европѣ, и въ широкомъ же, какъ нигдѣ, примѣненіи избирательнаго начала. При добровольномъ призваніи и установленіи нашей исторической верховной власти, не было мѣста антагонизму, договору, компромиссу между царемъ и народомъ. Свободный Русскій народъ, учредивъ въ 1612 г. свободную, т. е. самодержавную власть, не постановилъ при этомъ никакихъ ограниченій, кромѣ тѣхъ, которыя естественно истекаютъ для обоихъ изъ союза любви, взаимнаго довѣрія, единства въ мысли и духѣ. Не бездушному снаряду вручена народомъ власть, а «святѣйшему изъ званій» — человѣку, съ живою человѣческою душою, съ русскимъ сердцемъ и съ христіанскою совѣстью. Народъ хорошо вѣдалъ и вѣдаетъ несовершенство всякаго человѣческаго учрежденія, но сознаетъ въ себѣ въ то же время силу перебыть и перемочь всѣ случайности. И первые цари не обманули его вѣры. Высоко и грозно содержали они царское имя и призывали на совѣтъ, въ формѣ земскихъ соборовъ, всю Русскую землю, и она всегда несла въ отвѣтъ на царскій призывъ — любовь и истину мысли народной. Тутъ не было и рѣчи о какихъ-то политическихъ правахъ, отвѣчающихъ требованіямъ какой-то политической

Это было естественно-разумное отправленіе самой жизни. Ни народъ, ни самодержавный царь не мыслили себя иначе, какъ въ постоянномъ духовномъ и умственномъ другъ съ другомъ общеніи, — отчего верховная власть не только не терпѣла никакой порухи, а еще болѣе укрѣплялась въ силѣ, опираясь на милліоны умовъ и сердецъ. Вотъ почему разрушенное въ конецъ въ 1612 г. Московское государство черезъ нѣсколько десятковъ лѣтъ стало — къ удивленію міра — могущественнѣйшею державою…

Все измѣнилось съ реформою Петра. — Она безъ сомнѣнія вызвана въ своемъ основаніи историческою необходимостью; но основаніе это уже упразднилось! дальнѣйшее упорное коснѣніе власти и интеллигенціи на пути, по которому мы шли въ теченіи почти двухъ вѣковъ, болѣе невозможно: оно-то именно и привело насъ къ нашему настоящему положенію… Но если верхніе слои народные съ администраціей во главѣ отступили отъ отческихъ преданій, то самый народъ, — а въ немъ, по народному же сказанію, вся тяга земли, — пребылъ и пребываетъ этимъ преданіямъ вѣренъ…

Есть впрочемъ и другая сторона нашего общественнаго положенія, о которой прошу позволенія сказать нѣсколько словъ. Весь этотъ нигилизмъ, соціализмъ, это послѣднее пока слово западно-европейской жизни, независимо отъ своей политической лицевой стороны, имѣетъ еще свою, такъ сказать духовно нравственную подкладку.

Нигдѣ, конечно (какъ уже подробно было объяснено мною однажды), не могла идея государства развиться въ такой послѣдовательности и полнотѣ, какъ въ мірѣ языческомъ, гдѣ оно только одно служило выраженіемъ высшей истины. Христіанство, указавъ человѣку высшее призваніе внѣ государства и ограничивъ государство областью внѣшняго, поставило превыше его начало божественной истины, — нравственный источникъ всяческой силы и власти. На такомъ, такъ сказать, подчиненномъ отношеніи къ высшей истинѣ зиждется теперь въ христіанствѣ основаніе государства, основаніе земной власти, повиновеніе которой, въ предѣлахъ высшей истины, благословляется и даже повелѣвается для христіанъ самимъ Богомъ. Но какъ скоро христіанскій міръ отрекся бы Бога, современное основаніе государства непремѣнно бы поколебалось и вмѣстѣ съ тѣмъ упразднилось бы единственное высшее начало, обуздывающее, сдерживающее въ должныхъ предѣлахъ развитіе голаго государственнаго принципа. Общество, отрицающее христіанство и вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, уже не способное отказаться отъ вложенныхъ въ него христіанствомъ требованій нравственной правды, индивидуальной свободы и другихъ христіанскихъ идеаловъ, — такое общество осуждено возлагать только на государство, то есть на грубую принудительную силу, осуществленіе всѣхъ этихъ невыполнимыхъ для государства запросовъ! Откинувъ орудіе духовное, т. е. высшее нравственное побужденіе къ добру, даваемое вѣрою въ надземную истину, — такое общество уже не можетъ дѣйствовать иначе, какъ орудіемъ земнымъ, — какъ внѣшнимъ, хотя бы и узаконеннымъ насиліемъ. Но христіанинъ не можетъ просто перестать быть христіаниномъ; онъ то и дѣло будетъ бороться съ своимъ бывшимъ Богомъ, и въ себѣ самомъ и вокругъ себя; онъ не перестанетъ вѣчно бунтовать противъ начала, которымъ проникнуто все существо историческихъ современныхъ обществъ, бунтовать — непремѣнно озлобленно — вездѣ и всюду, попирать все, что этимъ, началомъ освящалось въ мірѣ. Поэтому окончательный удѣлъ всякаго христіанскаго, отрекшагося отъ Христа общества — бунтъ или революція. Но бунтъ ничего не созидаетъ, и общество, положившее революціонный принципъ въ основаніе своего развитія, должно неминуемо, отъ революціи къ революціи, дойти до анархіи, до совершеннаго самоотрицанія и самозакланія. Всему этому начало мы уже видимъ на Западѣ… Отвергнувъ бытіе Бога, бытіе истины внѣ конечнаго и земнаго, сотворивъ себѣ кумиромъ свой собственный разумъ, современный человѣкъ не останавливается на полудорогѣ, но увлекаемый роковою послѣдовательностью отрицанія, спѣшитъ разбить и этотъ новосозданный кумиръ, — спѣшитъ, отринувъ въ человѣкѣ душу, обоготворить въ человѣкѣ плоть и поработиться плоти. Согласно съ символомъ, предложеннымъ Ветхимъ Завѣтомъ, совлекши съ себя образъ Божій, совлекаетъ онъ съ себя и человѣческій образъ и, возревновавъ животному, стремится уподобить свою судьбу судьбѣ древняго Навуходоносора: «сердце звѣриное дастся ему и отъ человѣкъ отженутъ его, и со звѣрьми дивіими мѣсто его!…»

И вотъ въ такой-то путь политическаго и духовнаго развитія хотятъ ввергнуть Русь, — предварительно заполонивъ ее въ формы якобы либеральнаго конституціоннаго устройства, — наши соціалисты-революціонеры и та часть нашей несмысленной, ослѣпленной интеллигенціи, которая воображаетъ, что можно на такомъ пути удержаться на серединѣ!! Хотятъ сдвинуть съ ея исторической земской и съ ея нравственной христіанской основы ту нашу Русь, которая до сихъ поръ зовется «Святою Русью», — въ которой простой народъ даже и не даетъ себѣ никакого иного именованія и опредѣленія, какъ «христіане» или «крестьяне», да «міръ православный», — ту Русь, о которой истинно и доселѣ слово поэта:

Твое все то, чѣмъ духъ святится,

Въ чемъ сердцу слышенъ гласъ небесъ,

Въ чемъ жизнь грядущихъ дней таится…

Нѣтъ, этому не бывать! Отъ духа лестча, враждебенъ нашему народу и преуспѣянію его въ доброй христіанской гражданственности всякій тотъ либерализмъ, который сулитъ намъ политическія и соціальныя блага, проповѣдуя въ то же время отрицаніе истины религіозно нравственной, — презрѣніе въ политическому и духовному исповѣданію Русской Земли!

Пора же намъ, хоть въ виду зіяющей предъ нами бездны, очнуться и стряхнуть съ себя путы, которыми оплели наше общество ложныя человѣческія мудрованія. Пора утвердить намъ свое подвижное сердце, свою подвижную мысль — на каинѣ истины Божіей и нашей правды народной. Я счастливъ, что отъ имени Славянскаго Общества могъ исповѣдать здѣсь вслухъ гражданскія и нравственныя задачи и идеалы Русскаго народа. Но этого мало. Нужно, — необходимо, до крайности нужно, припасть къ стопамъ Богомъ даннаго намъ Царя и молить Его, молить неотступно, да дозволитъ Онъ намъ: всею землею, всѣмъ народомъ окружить тѣсно Его Престолъ и возгласить предъ лицомъ, во всеуслышаніе всей вселенной, громовое слово негодованія и осужденія всѣмъ посягающимъ на святыню народнаго духа и на историческій принципъ самодержавной власти, лежащій въ основѣ нашего государственнаго бытія; молить — да обновится вновь въ животворной силѣ и дѣйствіи старый союзъ Царя съ народомъ, на началахъ любви, довѣрія, единенія духа и взаимнаго искренняго общенія!…