Рекрутскій наборъ революціи.
правитьВсеподданѣйшій рапортъ товарища министра внутреннихъ дѣть Зиновьева о результатахъ правительственной ревизіи московскаго земства представляетъ серьезную политическую важность. Авторъ сосредоточиваетъ главное вниманіе не на тѣхъ или другихъ недостаткахъ повседневной земской работы, не на либеральныхъ мечтаніяхъ объ увѣнчаніи зданіи, а на дѣятельности разночинной интеллигенціи, собравшейся подъ земскимъ знаменемъ, и ея характеристикѣ съ точки зрѣнія правительства. Такая постановка вопроса придаетъ рапорту особое значеніе: онъ становится не только обычнымъ эпизодомъ изъ исторіи традиціонной борьбы чиновничества съ земствомъ, но и первымъ обвинительнымъ актомъ, предъявленнымъ самодержавіемъ русской демократіи, постепенно занимающей старыя позиціи либерализма. Устами Зиновьева правительство признаетъ появленіе новаго «внутренняго врага», которому суждено сыграть выдающуюся роль въ развитіи русской общественной жизни. Земская интеллигенція, вызвавшая тревогу въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ, сложилась не въ безвоздушномъ пространствѣ. Она развилась подъ вліяніемъ разроставшихся потребностей общественной жизни, параллельно развитію бюрократіи подъ вліяніемъ расширявшихся потребностей государственной жизни..
Половинчатыя и нерѣшительныя реформы шестидесятыхъ годовъ, включившія общественное представительство въ систему государственнаго управленія, какъ бы подѣлили государственную работу между опричиной и земствомъ. Это раздѣленіе фактически выразилось въ томъ, что бюрократія направила всѣ усилія на военную организацію государства и укрѣпленія отжившаго свой вѣкъ самодержавія", культурныя же задачи государства, отъ разрѣшенія которыхъ почти отказалось правительство, всецѣло выпали на долю земскаго самоуправленія, на долю мѣстныхъ людей. Но послѣдніе не имѣли возможности справиться собственными силами съ трудными и сложными запросами развивавшейся страны. Личный составъ земскихъ учрежденій былъ съ самаго начала до крайности ограниченъ полицейскимъ контролемъ и сословною организаціею представительства, а съ 1890 года, когда правительство передало дѣла мѣстнаго управленія почти исключительно помѣстному дворянству, земскія выборныя силы стали совершенно ничтожной величиной. Между тѣмъ, эволюція крѣпостной Россіи въ современное государство, породила и порождаетъ умноженіе функцій власти, какъ въ той области государственнаго управленія, которая осталась въ вѣдѣніи бюрократіи, такъ и въ той, которая отошла въ вѣдѣніе земства. Главная причина недостаточности земскихъ выборныхъ силъ кроется, однако, не въ ихъ количественной слабости, а въ измѣнившихся условіяхъ политической и народно-хозяйственной жизни пореформенной Россіи. Паденіе крѣпостного права пріобщило Россію къ всемірному процессу капиталистическаго развитія, которое -безслѣдно стираетъ сословныя грани полуфеодальнаго общества. Дворянство, въ рукахъ котораго сосредоточивалось до шестидесятыхъ годовъ мѣстное управленіе, быстро отрывается отъ почвы и теряетъ свое экономическое и политическое значеніе. На поверхность жизни поднимается средній классъ, притягивая къ себѣ наиболѣе энергичныхъ и приспособленныхъ къ борьбѣ за существованіе представителей всѣхъ сословій. Этотъ процессъ образованія классовъ буржуазнаго общества на мѣсто дореформенныхъ сословій отразился и на земскомъ самоуправленіи. Несмотря на всѣ усилія правительства, современное земство является организаціей земельной и промышленной буржуазіи, организаціей очень неудовлетворительной, затемненной отжившими сословными формами, изуродованной произволомъ самодержавной бюрократіи, но все же буржуазной организаціей. И поскольку буржуазія становится хозяиномъ положенія, она уничтожаетъ ту примитивную систему управленія, при которой всѣ дѣла вершатся личнымъ усмотрѣніемъ представителей первенствующаго сословія, отечески опекающаго остальныя. Для буржуазіи государственная дѣятельность теряетъ характеръ патріархальности и высшаго предназначенія, и превращается въ сплачиваемую профессію, требующую спеціальныхъ качествъ и спеціальной подготовки. При такихъ условіяхъ, земская дѣятельность не могла ограничиться примитивною формою личнаго управленія выборныхъ мѣстныхъ людей. Развитіе народнаго образованія, медицины, агрономіи, статистики и др. отраслей земской работы потребовало -многочисленнаго персонала спеціально подготовленной интеллигенціи. Такъ выросла земская бюрократія, на которую обрушивается теперь -гнѣвъ министерства внутреннихъ дѣлъ. Она создана потребностями третьяго сословія и, въ большинствѣ случаевъ, вышла изъ него. Преобладающее количество земской служилой интеллигенціи принадлежитъ къ крестьянамъ, мѣщанамъ, духовному сословію, мелкому чиновничеству. Въ ея лицѣ русская демократія беретъ реваншъ за лишеніе права участія въ мѣстномъ самоуправленіи и входитъ въ составъ государственнаго механизма. И чѣмъ дальше идетъ разложеніе стараго сословнаго общества, тѣмъ большее значеніе пріобрѣтаетъ разночинная интеллигенція.
Съ шестидесятыхъ годовъ она играетъ крупную, но неодинаковую роль въ русской жизни. Съ момента своего появленія на исторической сценѣ и до успокоенія на тощей земской нивѣ, русскій разночинецъ, пережилъ тяжелую эволюцію, отражающую процессъ соціально-экономическаго развитія Россіи. Въ первомъ періодѣ своей исторіи разночинская интеллигенція, отвергаемая живымъ еще феодальнымъ обществомъ, примкнула къ народной массѣ и, въ порывѣ утопическаго соціализма, съ одинаковой энергіей боролась какъ противъ правительственнаго консерватизма, такъ и противъ дворянскаго либерализма. Непримиримая и послѣдовательная, она шла прямымъ путемъ къ намѣченной цѣли и почти поголовно легла въ неравномъ бою. Второе поколѣніе выростало уже въ новыхъ условіяхъ. Идеалы соціализма померкли при столкновеніи съ суровой дѣйствительностью, политическія надежды гибли на висѣлицахъ и въ каторжныхъ рудникахъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, измѣнялись экономическія отношенія дореформенной Россіи, нарождалась и крѣпла крупная и мелкая буржуазія, распространялось образованіе, усваивались нѣкоторыя привычки культурной жизни, расширялся тѣсный кругъ интеллигенціи. Разночинецъ, чувствовавшій себя отщепенцемъ феодальнаго міра, начиналъ сознавать себя роднымъ дѣтищемъ и полноправнымъ членомъ новаго общества. Борьба противъ основъ современнаго строя смѣнилась борьбою противъ отдѣльныхъ недостатковъ механизма, разрушительная работа уступила мѣсто постепенному мирному и культурному воздѣйствію на темную массу многомилліоннаго народа. Всесословное земство, развивавшее широкую и всестороннюю дѣятельность, нуждавшееся въ знающихъ и способныхъ работникахъ, привѣтливо раскрыло двери прирученному разночинцу и указало почти необозримое поле для приложенія интеллигентныхъ силъ. Вчерашній отщепенецъ вошелъ, какъ свой человѣкъ, въ ряды правящихъ классовъ, вошелъ, сохраняя прежнюю фразеологію, стараясь окружить ореоломъ старой славы свою новую дѣятельность. Это непониманіе коренной разницы въ положеніи сохранилось среди земской интеллигенціи до самаго послѣдняго времени. «Земство — говорили служащіе московскаго земства въ адресѣ, поднесенномъ Михайловскому въ день его юбилея, — представляетъ единственное учрежденіе, въ которомъ, по нашимъ русскимъ условіямъ, можетъ проявиться организованная общественная самодѣятельность, оно же оказывается единственнымъ легальнымъ убѣжищемъ для проявленія критической дѣятельности критически мыслящей личности.» Эта цитата ярко выражаетъ судьбу всего движенія. «Критически мыслящая личность», которая должна бытъ революціонной по самому своему существу, восхваляетъ «легальное» убѣжище въ видѣ… земскихъ учрежденій! Въ дѣйствительности, дѣятельность земской служилой интеллигенціи носитъ черты самой мѣщанской умѣренности… Критически мыслящая личность, приспособляясь къ требованіямъ существующаго строя, отказалась сначала отъ борьбы противъ современнаго общества, а затѣмъ и противъ правительства. Она замкнулась въ крѣпости маленькихъ дѣлъ и вела войну почти исключительно противъ слишкомъ ревностныхъ администраторовъ и дикихъ помѣщиковъ не столько съ народомъ, сколько за народъ. Она не знала границъ компромиссамъ и развила въ себѣ безудержный поссибилизмъ, стремясь получить хоть что нибудь, хоть какъ нибудь. Но все же разночинная интеллигенція внесла много живого и цѣннаго въ провинціальную глушь. Въ культурныхъ обществахъ, въ мѣстной печати, въ частныхъ кружкахъ она сливалась съ провинціальной молодежью и обывателями и поддерживала въ нихъ демократическія идеи, правда, иногда въ мелкобуржуазной окраскѣ, будила мысль, оглашала проявленія произвола, организовывала просвѣтительные союзы, вообще, усиленно хлопотала о томъ, чтобы придать благообразную форму «людской пыли» какъ именуетъ Витте россійскихъ обывателей. Оживленіе буржуазной демократіи, отмѣченное началомъ студенческихъ волненій, вызвало оживленіе и въ средѣ земской служилой интеллигенціи. Разночинецъ почувствовалъ подъ собою твердую почву; его работа стала интенсивнѣе и смѣлѣе. Но характеръ этой работы не измѣнился. Рапортъ Зиновьева, тщательно искавшаго «преступленій» въ дѣятельности земской интеллигенціи, рисуетъ, однако, только самую умѣренную просвѣтительную работу.
Мы видимъ, что разночинная интеллигенція и демократическіе элементы земской среды съорганизовались въ различные совѣты при управахъ: экономическіе, школьные, санитарные и т. п. Такимъ образомъ, они обезпечили себѣ нѣкоторую защиту отъ произвола отдѣльныхъ представителей земскаго управленія. Затѣмъ они выработали программу минимальныхъ демократическихъ требованій, которую и стали проводить, несмотря за ропотъ «послѣдышей» дворянскаго сословія. Народныя школы, внѣшкольное образованіе, народная медицина, агрономическая помощь крестьянству — въ той или; другой степени попали въ руки демократической интеллигенціи и прониклись ея духомъ. Рапортъ Зиновьева съ ужасомъ приводитъ слова одного изъ земскихъ школьныхъ инспекторовъ о томъ, что въ основу народныхъ школъ должно быть положено свободное самодѣятельное развитіе человѣческой личности, а такое развитіе нравственной личности человѣка можетъ успѣшно идти только въ свободной школѣ. Еще съ большимъ ужасомъ петербургскій бюрократъ указывалъ на то, что интеллигенція возбуждала такіе вопросы, какъ вопросъ о правовомъ и матеріальномъ положеніи больничныхъ служителей, что она не ограничилась «предѣлами своей компетенціи» и, кромѣ своихъ спеціальныхъ функцій, занималась и общекультурной работой. Съ характерной для высшаго сановника самодержавнаго правительства тупостью, Зиновьевъ приводитъ, въ укоръ земскимъ служащимъ, примѣръ врача, получившаго благодарность земскаго собранія за особые труды въ области народнаго образованія. Наконецъ, интеллигенція, по словамъ Зиновьева, осмѣлилась «критиковать» дѣйствія земства и даже губернскаго начальства. Всѣ эти грѣхи, конечно, не могутъ быть признаны особенно тяжкими. Еще недавно правительство, зорко слѣдя за либеральными мечтаніями земскихъ дѣятелей, снисходительно относилось въ муравьиному строительству демократической интеллигенціи; нѣкоторыя вѣдомства посылали иногда даже весьма привѣтливыя улыбки по адресу земской демократіи, и часто статистики и агрономы, изгнанные ретивыми губернаторами, находили тихую и пріятную пристань въ министерствахъ земледѣлія или финансовъ. Однако, эти мирныя отношенія могли продолжаться только до тѣхъ поръ, пока демократія, занятая борьбой за положеніе въ рядахъ буржуазнаго общества, стыдливо закрывала глаза на безобразіе самодержавія и даже, въ рѣдкихъ, правда, случаяхъ, готова была прибѣгнуть къ содѣйствію власти для одолѣнія либеральнаго, но зараженнаго сословными предразсудками, земскаго дворянства. Какъ только третье сословіе стало на собственныя ноги, оно неизбѣжно обратило свое вниманіе на азіатскія условія общественной дѣятельности, создаваемыя абсолютизмомъ. Близость столкновенія почувствовало и правительство. Честь перваго открытія новаго внутренняго врага, какъ извѣстно, выпала на долю самарскаго вице-губернатора Кондоиди, который констатировалъ, что въ послѣдніе годы среди представителей администраціи и помѣстныхъ обывателей, вѣдающихъ по закону мѣстное хозяйство, появился и пріобрѣлъ крупное вліяніе новый «третій элементъ», въ лицѣ вольнонаемныхъ земскихъ служащихъ. Проницательный администраторъ и сотрудникъ реакціонныхъ газетъ тогда же предсказалъ, что новые люди принесутъ съ собою «вредныя» политическія тенденціи. Вслѣдъ за Кондоиди тѣ же мысли высказалъ и вятскій губернаторъ Клингенбергъ, а теперь противъ земской служилой интеллигенціи выступилъ и товарищъ министра внутреннихъ дѣлъ. Его рапортъ показываетъ, что правительство признало работоспособность земской демократіи на поприщѣ столь нежелательнаго ему подъема культурнаго уровня народа и рѣшило, отдѣлавшись нѣсколькими ударами отъ земскихъ либераловъ, направитъ главныя силы на борьбу съ болѣе твердымъ и послѣдовательнымъ противникомъ. Это рѣшеніе приводится уже въ исполненіе. Набѣгъ Зиновьева еще не закончился, онъ еще «ревизуетъ» земскія учрежденія различныхъ губерній, а гоненіе на земскую демократію уже въ полномъ разгарѣ. Въ Уфѣ, Вяткѣ, Перми, Курскѣ, Орлѣ, Тамбовѣ, Самарѣ и другихъ городахъ земская интеллигенція потерпѣла жестокій разгромъ, который, очевидно, распространится и на другія мѣстности. Систематическое опустошеніе земства будетъ, несомнѣнно, проведено съ неуклонной твердостью и послѣдовательностью при содѣйствіи реакціонныхъ элементовъ помѣстнаго дворянства. Мирная культурная работа, при такихъ условіяхъ, обращается въ безсмысленную мечту; интеллигенція съ горечью убѣждается, что ея зданіе, построенное цѣною громадныхъ усилій и тяжелыхъ компромиссовъ, — только вавилонская башня, затѣянная въ гордомъ и наивномъ ослѣпленіи. Одно мановеніе руки всесильнаго сатрапа — и всѣ камни перемѣшаны, строители разбросаны въ разныя стороны, сотни людей остались безъ дорогого дѣла и безъ средствъ существованія. Но только полицейская философія можетъ надѣяться на успокоительные результаты политики гнета и насилія, да и ея надежды слишкомъ внушительно разрушаются бомбами. Правительство, отрывая мирныхъ культурныхъ работниковъ отъ земской нивы, вынуждаетъ ихъ къ отчаянной борьбѣ а а жизнь. Изгнаніе «третьяго элемента» изъ среды государственнаго строительства является, поэтому, по выраженію Герцена, прежде всего, грандіознымъ рекрутскимъ наборомъ революціи. По слабости политическаго развитія, земская демократія при первыхъ признакахъ грозы пыталась выдвинуть противъ правительства либеральную партію, чтобы ея вліяніемъ парализовать намѣренія самодержавной бюрократіи и мирнымъ путемъ добиться хотя нѣкоторыхъ конституціонныхъ гарантій. Но земскій либерализмъ оказался слишкомъ вялымъ и расплывчатымъ, чтобы активно вмѣшаться въ теченіе государственной жизни. Съ другой стороны, и буржуазная масса частью оказалась недостаточно развитой политически для рѣшительнаго наступленія, частью, до самому своему характеру, не обнаружила способности къ открытой борьбѣ и свалила всю тяжесть грознаго боя на свой передовой отрядъ, разночинную интеллигенцію. Въ такомъ положеніи передъ интеллигенціей раскрывалась одна дорога, дорога революціонной самозащиты при пассивномъ сочувствіи и одобреніи общества. Но, возвращаясь снова къ тѣмъ методамъ борьбы, которыми онъ начиналъ свое историческое поприще, разночинецъ ставить себѣ теперь другія задачи. Онъ утратахъ, въ сорокалѣтнемъ странствованіи по пустынѣ буржуазнаго общества, вѣру въ народныя массы и соціалистическіе идеалы; онъ крѣпко связалъ себя съ завтрашними хозяевами русской жизни и отказался отъ далекихъ «конечныхъ цѣлей»; остановленный варварскимъ правительствомъ въ работѣ мирнаго завоеванія общества и государства, онъ съ болѣзненной жадностью обратилъ свои взоры къ солнцу политической свободы и, не имѣя силы двинуть въ борьбу за нее народныя массы, направилъ противъ отдѣльныхъ представителей власти оружіе отдѣльныхъ революціонеровъ, въ надеждѣ дезорганизовать бюрократію и сдѣлать ее болѣе уступчивой и мягкой. Но за единичными выстрѣлами и взрывами нельзя забывать порождающей ихъ общественной группы. Уже недалеко то время, когда русская буржуазная демократія, защищая свои жизненные интересы, выступитъ, какъ революціонная политическая партія. Порожденная буржуазнымъ развитіемъ русскаго общества, встрѣтившимъ препятствіи въ азіатскомъ правительствѣ, демократическая партія сосредоточитъ всѣ свои силы и помыслы на политическомъ освобожденіи Россіи; ея соціальная программа будетъ носить печать буржуазнаго реформаторства, и рабочій классъ явится для нея только орудіемъ для достиженія поставленныхъ политическихъ цѣлей. Какъ и всякая буржуазная демократія, она не осуществитъ, однако, даже строго послѣдовательнаго демократическаго строя и выступитъ противъ революціоннаго соціализма въ защиту современнаго общества. Въ сложной и трудной работѣ разрушенія существующаго политическаго уклада Россіи демократія сыграетъ крупную и прогрессивную роль и, съ этой точки зрѣнія, чрезвычайно желательно ея скорѣйшее появленіе изъ туманныхъ нѣдръ «Освобожд.» и «Рев. Рос.». Но это появленіе нисколько не измѣнитъ ни задачъ, ни современной позиціи русскаго пролетаріата. Только самостоятельная политическая рабочая партія, партія революціоннаго соціализма, способна выразить и отстоять дѣйствительные интересы рабочаго класса, какъ въ городѣ, такъ и въ деревнѣ.