Революционныя перспективы (Мартынов)/ДО

Революционныя перспективы
авторъ Александр Самойлович Мартынов

Опубл.: 1905. Источникъ: az.lib.ru

«За два года». Сборникъ статей изъ «Искры». Часть вторая.

Революціонныя перспективы.

(3-го марта 1905 года, № 90).

I.

«Движеніе всемірнаго духа принимаетъ въ разныя времена разныя формы… Иногда онъ повидаетъ поверхность исторической почвы и устремляется въ глубину, скрывающую отъ нашихъ глазъ его работу… Иногда онъ идетъ семимильными шагами, совершая множество самыхъ блестящихъ завоеваній, и, ничѣмъ не довольный, онъ уже нынѣ отрицаетъ тѣ результаты, къ которымъ пришелъ вчера. Таковы эпохи великихъ историческихъ событій, умственныхъ и общественныхъ переворотовъ». Такова эпоха, наступившая у насъ въ Россіи — эпоха революціи.

Русская соціалдемократія съ самаго начала предвидѣла неизбѣжность ея наступленія; она съ самаго начала предсказала ея соціальный характеръ — это будетъ революція буржуазная; она предсказала, кто будетъ ея главнымъ дѣйствующимъ лицомъ — ее совершатъ рабочіе, или она вовсе не совершится; она намѣтила, наконецъ, роль, которую въ ней сыграетъ пролетаріатъ — вмѣсто слѣпого орудія, которымъ онъ служилъ въ прежнихъ революціяхъ, онъ въ русской революціи явится ея сознательнымъ двигателемъ; видя въ политической свободѣ не самодовлѣющую цѣль, а средство для своего соціальнаго освобожденія, онъ не допуститъ подмѣны демократіи демократической фразой, онъ самое побѣду буржуазнаго общества надъ абсолютизмомъ превратитъ въ прологъ къ своей побѣдѣ надъ буржуазнымъ обществомъ.

Такова была настоящая революція въ обычномъ представленіи русской соціалдемократіи. Но именно тогда, когда она изъ абстракціи превратилась въ осязательный фактъ, нѣкоторые изъ нашихъ товарищей какъ будто перестали ее понимать и очутились въ положеніи евангельскихъ дѣвъ въ моментъ пришествія жениха. И это насъ особенно не удивляетъ. Нашъ прошлый политическій опытъ слишкомъ скуденъ по сравненію съ нашей соц.-демократической доктриной и, какъ бы ни были широки горизонты, которые она намъ открывала, привычки и навыки мысли, пріобрѣтенные въ атмосферѣ революціоннаго подполья, должны были сказаться въ минуту историческаго испытанія. Можно было ожидать, что однихъ яркія событія революціонной эпохи ослѣпятъ, другихъ не вразумятъ, потому что они слишкомъ уже пропитались духомъ заговорщичества и кружковщины: ограниченные доктринеры, имѣющіе въ запасѣ на всѣ случаи жизни двѣ — три маленькія организаціонныя идейки, они твердили и твердятъ съ докучливой монотонностью маятника — надо прежде всего создать «штабъ спѣвшихся и подготовленныхъ руководителей». Прежде это было единоспасающее средство для политической агитаціи, теперь это единоспасающее средство для подготовки возстанія. И прежде, и теперь, для достиженія этой цѣли, слѣдовало бы начать съ расщепленія партіи на пожирающіе другъ друга кружки.

Насъ не удивляютъ подобныя рѣчи, но онѣ насъ убѣждаютъ, что намъ необходимо еще и еще разъ оцѣнивать и переоцѣнивать текущія событія съ точки зрѣнія нашихъ общихъ взглядовъ. Иначе мы рискуемъ, что нѣкоторые элементы соціалдемократіи, вмѣсто того, чтобы овладѣть революціонной стихіей, потонутъ и растворятся въ ней безслѣдно.

*  *  *

9 января было началомъ русской революціи, говорили мы. — Въ этотъ день, какъ говорило партійное воззваніе, гигантскія рука пролетаріата схватили за горло чудовище стараго режима.

Въ январьскіе дни никому не приходило въ голову спорить противъ этого. Но когда январьское движеніе было физически раздавлено, организаціонные утописты опомнились и обрушились на «Искру» за цитированныя слова. За ними, говорили они, «скрывается какая-то искусственно подогрѣтая фальшь… Вовсе пролетаріатъ не схватилъ за горло самодержавія… Теперь надо готовиться къ первому настоящему натиску пролетаріата, который еще предстоитъ»… Планъ «перваго настоящаго натиска» они давно изготовили въ своемъ подпольѣ; теперь они излагаютъ его «по пунктамъ». Спорить противъ этого «плана» по существу невозможно, потому что онъ совершенно невинный, настолько невинный, что его можно было бы съ одинаковымъ удобствомъ придумать и для Россіи и для Испаніи, и для 20-го и для 18-го вѣковъ. Но именно потому, что эти люди съ серьезнымъ видомъ занимаются изготовленіемъ бумажныхъ стратегическихъ плановъ, по примѣру блаженной памяти австрійскаго эрцгерцога Карла, ихъ «агенты», во время начала фактическаго возстанія, въ январьскіе дни — блистали своимъ отсутствіемъ, а сами они не только не представляютъ себѣ реально, какъ дѣлается возстаніе, но непредставляютъ себѣ даже реально, что такое революція. Поэтому-то имъ кажется филистерскимъ утвержденіе, что 9-ое января знаменовало переломъ въ нашей исторіи, несмотря на то, что петербургское движеніе еще не было достаточно сознательнымъ, еще не было вооруженнымъ и еще не побѣдило войскъ абсолютизма.

По ихъ мнѣнію, ломка нашей политической надстройки и всенародное вооруженное выступленіе у насъ очень и очень могутъ совершиться «отъ одного удара»; по ихъ мнѣнію, они могутъ быть заранѣе «назначены», какъ назначается заранѣе стачка. Когда имъ напоминаютъ, какъ Энгельсъ издѣвался надъ подобными разсужденіями, какъ онъ издѣвался надъ тѣмъ, «что революцію можно сдѣлать на заказъ, какъ кусокъ узорчатаго ситца или чайникъ», они начинаютъ эквилибрировать понятіемъ «революція». «Народная революція», т. е. переворотъ въ общественныхъ отношеніяхъ", говорятъ они, дѣйствительно не можетъ быть назначена заранѣе, но не объ этомъ, дескать, рѣчь; «народная революція» началась у насъ съ паденія крѣпостного права. Пустословіе. Когда Энгельсъ издѣвался надъ бакунистски-ткачевскимъ планомъ «изготовленія» революціи, онъ совершенно опредѣленно говорилъ о революціи въ смыслѣ «ломки политической надстройки», а не въ смыслѣ того органическаго процесса измѣненіи экономическихъ условій производства, который у насъ тянулся 40 лѣтъ.

Когда происходить дѣйствительно коренная ломка въ политической надстройкѣ, а не перетасовка въ правящей кликѣ, она проявляется всегда въ видѣ болѣе или менѣе продолжительной гражданской войны. Всѣ народныя революціи, которыя знаетъ исторія, характеризовались, какъ эпохи дезорганизаціи общественнаго порядка, какъ эпохи «анархіи», сопровождавшейся и обусловливавшейся рядомъ насильственныхъ столкновеній между властью и повстанцами, столкновеній, которыя въ свою очередь вызывали и вызывались пертурбаціями въ политическихъ учрежденіяхъ, ихъ ломкой и перестройкой, переходомъ политической власти изъ рукъ въ руки, отъ однихъ общественныхъ классовъ и группъ къ другимъ и т. д. Это трюизмъ, и именно потому что это трюизмъ, это можно было бы узнать хотя бы изъ гимназическихъ учебниковъ исторіи. Въ любомъ изъ нихъ имѣются полезныя свѣдѣнія, что, напр., нидерландская революція означаетъ періодъ гражданской войны, который тянулся 7 лѣтъ отъ первой побѣды «морскихъ гезовъ» до утрехтской уніи, положившей основаніе Нидерландской республики; что англійская; революція означаетъ періодъ гражданской войны, который тоже тянулся 7 лѣтъ отъ"великаго мятежа" до казни Карла I и провозглашенія республики; что Великая Французская Революція: означаетъ періодъ гражданской войны, который тянулся 5 лѣтъ, отъ созыва «генеральныхъ штатовъ» до 9. Термидора и т. д.

Для спасенія ткачевской теоріи революціи, намъ указываютъ еще на то, что «одному удару», который спасетъ нашу политическую надстройку, уже предшествовали сотни ударовъ. Это мы хорошо знали, но мы узнаемъ также, что «количество переходитъ въ качество». Пониманіе этой истины подсказало Марксу необходимость рѣзкаго поворота въ тактикѣ, въ февралѣ 48 года, когда наступила эпоха революціи; оно же, наоборотъ, предостерегло его отъ революціонныхъ авантюръ въ 50 годахъ, когда для него ясно стало, что «критическая эпоха» исторіи смѣняется навремя «органической». Количество переходитъ въ качество, и тотъ, кто знаетъ исторію, понимаетъ, что десятилѣтія борьбы въ «органическія эпохи» исторіи неспособны такъ политически просвѣтить народъ, какъ его просвѣщаютъ мѣсяцы борьбы въ "критическія эпохи* гражданской войны, потому что въ послѣднемъ случаѣ въ политическую борьбу физически и духовно вовлекаются дотолѣ инертныя стотысячныя народныя массы. Народъ, который, не взирая на поверхностныя политическія движенія і на глубокіе молекулярные процессы, въ огромной своей массѣ жилъ и приспособлялся къ рабскому режиму, не можетъ въ одинъ день стать свободнымъ; чтобы стать свободнымъ, онъ долженъ вариться и перевариваться въ революціонномъ котлѣ. Поэтому, революція никогда не начиналась сразу съ возстанія всего народа, никогда не начиналась съ учрежденія законченныхъ и устойчивыхъ политическихъ формъ и никогда не кончалась послѣ «перваго удара».

Изъ этого исходила «Искра», утверждая, что 9-е января есть начало русской революціи. Это начало народной, гражданской войны. Съ одной стороны, 9-е января было началомъ русской революціи, хотя петербургское движеніе еще не было побѣдоноснымъ; съ другой стороны, даже созывъ учредительнаго собранія не будетъ концомъ русской революціи, хотя этотъ созывъ совершится, можетъ быть, уже послѣ одного или нѣсколькихъ побѣдоносныхъ движеній въ Петербургѣ или въ провинціи. Онъ не будетъ концомъ русской революціи, какъ не былъ концомъ Великой Французской Революціи созывъ конвента, какъ не были концомъ февральской революціи учрежденіе временнаго правительства.

Нѣкоторые проницательные читатели въ нашей критикѣ «назначенія всенароднаго вооруженнаго выступленія» усматривали пренебреженіе къ вопросу о рѣшительномъ столкновеніи революціи и реакціи вообще. Къ ихъ свѣдѣнію, мы должны сказать, что мы исходимъ изъ діаметрально-противоположныхъ мотивовъ: мы критикуемъ подобныя теоріи именно потому, что ихъ измышленіемъ отвлекается вниманіе отъ условій дѣйствительной подготовки такого столкновенія, а объ этомъ въ настоящее время долженъ думать всякій серьезный революціонеръ.

Если вѣрно, что въ эпоху революціи параллельно и въ тѣсномъ взаимодѣйствіи съ ломкой старыхъ политическихъ и юридическихъ формъ и созиданіемъ новыхъ, быстро растетъ политическая сознательность общественныхъ классовъ и разливается въ ширь народное движеніе, то очевидно, что подготовка къ рѣшительному моменту не можетъ совершиться по самодовлѣющему стратегическому плану, очевидно, что она должна дѣлаться въ самой тѣсной связи со сложной и всесторонней политической работой въ массахъ, не говоря уже о томъ, что при отсутствіи этого условія, размахъ народнаго движенія нисколько не гарантировалъ бы соотвѣтственнаго размаха политическаго переворота. Эпоха революціи не только выдвигаетъ передъ нами новый вопросъ, новый, какъ практическій — о подготовкѣ рѣшительнаго столкновенія; она выдвигаетъ также вопросъ о новыхъ методахъ политическаго воздѣйствія на широкія народныя массы, и первый вопросъ неразрѣшимъ внѣ связи со вторымъ. Кардинальное отличіе гражданскихъ войнъ отъ обычныхъ заключается въ томъ, что въ послѣднемъ случаѣ почти все комплектованіе арміи и ея вооруженіе предшествуетъ войнѣ, въ первомъ же случаѣ они совершаются преимущественно въ самый періодъ войны. Поэтому, въ обычныхъ войнахъ главная забота должна быть направлена на военную тактику, на стратегію; въ гражданскихъ же войнахъ на политическую тактику, вербующую революціонной партіи ея армію — народныя массы. Не можетъ сколько-нибудь успѣшно подготовлять рѣшительное столкновеніе та партія, которая не сумѣетъ тѣсно связать со своими планомѣрными политическими шагами полустихійныя движенія народныхъ массъ, не сможетъ подготовлять его та партія, мышленіе которой полно кружковыхъ предразсудковъ, методы дѣйствія которой скованы тѣсными заговорщическими рамками.

Съ 9-го января мы вступили въ эпоху гражданской войны, въ эпоху революціи. Каково соціальное содержаніе этой революціи? Эта революція будетъ буржуазная, говорили мы всегда, и до сихъ поръ, насколько намъ извѣстно, никто изъ соціалдемократовъ прямо и категорически этого положенія не оспариваетъ. Никто еще прямо не оспариваетъ, но нѣкоторые уже теперь высказываютъ такіе взгляды, которые, будучи развиты до логическаго конца, никоимъ образомъ не могутъ быть примирены съ нашими обычными представленіями о русской революція, какъ о революціи буржуазной. Взгляды эти, правда, пока высказываются единицами, но мы ихъ не можемъ и не должны игнорировать, потому что они теперь больше, чѣмъ когда-либо, могутъ найти себѣ резонансъ, потому что сама дѣйствительность какъ будто за нихъ говоритъ.

Въ самомъ дѣлѣ, выплывшія на историческую поверхность грандіозныя событія послѣдняго времени какъ будто плохо согласуются съ тѣмъ, что мы переживаемъ теперь буржуазную революцію. Развѣ огромный взрывъ пролетарскаго движенія не заглушилъ слабые голоса нашей фрондирующей либеральной демократіи? Развѣ въ виду могучаго движенія возставшаго россійскаго пролетаріата не кажутся жалкими робкія и нерѣшительныя движенія нашей буржуазіи? Развѣ передъ яркими и бурными январьскими событіями не блѣднѣютъ либерально-демократическіе банкеты недавно минувшей политической «весны»? Все это несомнѣнно вѣрно, и, все-таки, это нисколько не противорѣчитъ тому, что настоящая русская революція есть революція буржуазная, и, все-таки, это нисколько не оправдываетъ тѣхъ скачковъ мысли, которые съ такой легкостью продѣлываютъ нѣкоторые наши товарищи.

Русскій пролетаріатъ обнаружилъ огромную боевую революціонную силу и несомнѣнно, что она служитъ главнымъ залогомъ торжества революціи: критика оружія не можетъ быть замѣнена оружіемъ критики, и, въ концѣ концовъ, всякій глубокій политическій конфликтъ рѣшается физической силой. Но въ какихъ же буржуазныхъ революціяхъ пролетаріатъ не зарекомендовалъ себя, какъ главная боевая сила? Однако, это еще не опредѣляло соціальнаго характера революціи, не опредѣляло даже само по себѣ политической роли пролетаріата въ революціи.

Когда редакція «Искры» въ своемъ «Письмѣ къ организаціямъ» указывала, что въ періодъ «весны» «политическая сцена была заполнена тяжбой между организованной буржуазіей и бюрократіей», когда она указывала, что въ такой моментъ всякое революціонное движеніе «въ низахъ»^[1], т. е. всякое малосознательное революціонное движете объективно свелось бы въ поддержкѣ той изъ двухъ силъ, которая заинтересована въ ломкѣ даннаго режима, эти слова «Искры» привели нѣкоторыхъ изъ нашихъ "критиковъ* въ веселое настроеніе: «Искра» говоритъ о нашей организованной буржуазіи, какъ о силѣ! Развѣ январьскія событія не посрамили «Искру», развѣ эти событія не показали, что главная наша боевая сила — пролетаріатъ? Послѣднее, дѣйствительно, доказали событія, но они доказали кромѣ того, что наши «критики», сознательно или безсознательно, путаютъ понятія, что они, подобно соц.-революціонерамъ, сознательно или безсознательно, отождествляютъ понятіе А боевая сила^tt съ понятіемъ «политическая сила», отождествляютъ политику съ «механикой». Такое отождествленіе понятій можетъ иногда льстить самолюбію массъ, но ничто не можетъ принести столько вреда пролетаріату, особенно въ моментъ революціи, какъ соблазнительные напѣвы «революціонныхъ сиренъ*; поэтому, мы постараемся прежде всего распутать узелъ, заплетенный нагаими критиками.

Исторія знаетъ огромныя крестьянскія движенія, какъ, напр., „жакеріи“ во Франціи, крестьянскія войны въ Германіи въ эпоху реформаціи, крестьянское движеніе во время Великой революціи и т. д. Во всѣхъ этихъ случаяхъ крестьяне обнаружили огромную боевую разрушительную силу; но эта боевая сила была въ то же время самостоятельной политической силой только въ тѣхъ случаяхъ, когда требованія возставшихъ крестьянъ шли по пути историческаго развитія общества, какъ напр., во время Великой революціи. Въ другихъ же случаяхъ крестьянское движеніе либо проходило безслѣдно, какъ „жакеріи“, либо же дезорганизація, внесенная ими въ общественную жизнь, учитывалась другими общественными классами въ своихъ интересахъ. Массовыя движенія пролетаріата, въ отличіе отъ крестьянскихъ движеній, всегда бывали революціонны, по крайней мѣрѣ, потенціально. Но и въ нихъ самостоятельная политическая сила пролетаріата обнаруживалась ровно постольку, поскольку революціонная энергія пролетаріата сочеталась съ политической сознательностью. Возстаніе 18 марта въ Берлинѣ, возстаніе вѣнскаго пролетаріата, дрезденское и т. д., конечно, не только двинули впередъ, но прямо создали революцію 48 года; но, поскольку германскій пролетаріатъ того времени былъ мало сознателенъ, его боевая сила оказалась политической силой другого класса — умѣренно либеральной буржуазіи, которая учла въ своихъ политическихъ интересахъ самоотверженную борьбу германскихъ пролетаріевъ. Точно такъ же соціально-политическій характеръ февральской революціи далеко не соотвѣтствовалъ ни той боевой роли, которую въ ней игралъ пролетаріатъ, ни его соціальнымъ мечтамъ. И обратно: средніе А высшіе буржуазные классы никогда не представляли изъ себя сколько-нибудь замѣтной боевой силы, и, тѣмъ не менѣе, они играли крупную политическую, а, иногда и революціонно политическую роль, поскольку они умѣли утилизировать боевую силу пролетаріата въ своихъ революціонныхъ цѣляхъ. Все это — азбука, тѣмъ не менѣе, ее не слѣдуетъ забывать.

Если-бъ наши „критики“ были послѣдовательны, то, при то смѣшеніи политики съ „механикой“, они бы изъ современные» событій сдѣлали выводъ, что наша настоящая революція не буржуазная, а пролетарская, "соціалистическая*; однако, они этого вывода не рѣшаются сдѣлать, очевидно, что прямолинейность не достаточная гарантія послѣдовательности.

*  *  *

Черезъ призму «механика» наша революція неизбѣжно должна представляться въ извращенномъ видѣ. Какова же будетъ ея перспектива, если посмотрѣть на нее черезъ марксистскую призму?

Рабочіе Петербурга, какъ и другихъ городовъ, въ своихъ требованіяхъ исходили и исходятъ, прежде всего, отъ своихъ соціально-экономическихъ интересовъ: экономическія требованія были выставлены рабочими повсемѣстно. Это — черта общая для всѣхъ массовыхъ пролетарскихъ движеній, извѣстныхъ въ исторіи. Нынѣшнее рабочее движеніе въ Россіи отличается отъ соотвѣтственныхъ движеній въ эпохи западно-европейскихъ буржуазныхъ революцій только болѣе ясно выраженнымъ специфическимъ характеромъ классовой борьбы промышленнаго пролетаріата: это сказывается и въ формѣ движенія — всеобщія стачки, и въ опредѣленности и однородности экономическихъ требованій. Но, несмотря на свой рѣзкій пролетарскій характеръ, настоящая волна рабочаго движенія есть несомнѣнно феноменъ буржуазной революціи, ликвидирующей самодержавно-крѣпостной строй. Во 1-хъ, толчкомъ для этого грандіознаго движенія послужило ставшее для всѣхъ явнымъ и осязательнымъ банкротство системы бюрократической опеки. Отстаивая свои спеціальныя пролетарскія нужды, рабочіе сознаютъ и говорятъ, что онѣ въ значительной степени являются частнымъ случаемъ общихъ нуждъ русскаго гражданина: «государь», говорятъ петербургскіе рабочіе, «насъ здѣсь многія тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, въ дѣйствительности же за нами, равно какъ и за всѣмъ русскимъ народомъ, не признаютъ ни одного человѣческаго права»… Во 2-хъ, самый фактъ быстраго распространенія стачечнаго движенія на слои, смежные съ пролетаріатомъ (приказчики, конторщики, служащіе, фармацевты) и даже на либеральныя профессіи, свидѣтельствуетъ, насколько въ этомъ движеніи силенъ общегражданскій мотивъ эмансипаціи личности. Въ 3-хъ, тенденціи движенія превратиться въ систематическую дезорганизацію общественнаго порядка показываютъ, что мы теперь имѣемъ дѣло не съ обычнымъ профессіональнымъ пролетарскимъ движеніемъ. Наконецъ, политическій языкъ, на который пролетаріатъ перевелъ свои соціальныя нужды, и откликъ, который этотъ языкъ нашелъ въ общественномъ мнѣніи буржуазныхъ классовъ, явно показываютъ, что движеніе пролетаріата знаменуетъ собой буржуазную революцію.

О политическомъ языкѣ, которымъ заговорилъ пролетаріатъ, свидѣтельствуетъ петиція петербургскихъ рабочихъ: она является до извѣстной степени лозунгомъ всего настоящаго рабочаго движенія. Я говорю: до извѣстной степени, потому что въ нѣкоторыхъ городахъ рабочіе при всеобщей стачкѣ выставили только экономическія требованія; политическій характеръ движенія въ этихъ случаяхъ проявился только въ томъ, что стачки возникали по солидарности съ петербургскимъ возстаніемъ. Въ нѣкоторыхъ же случаяхъ рабочіе даже протестовали противъ политическихъ требованій. Но, поскольку петербургскія событія наложили свой отпечатокъ на движеніе въ цѣломъ, мы можемъ сказать, что въ Петербургѣ рабочіе дали политическій лозунгъ всему настоящему движенію. Въ чемъ же заключается этотъ лозунгъ?

"Повели немедленно, сейчасъ же, — говорятъ петербургскіе рабочіе, — призвать представителей земли русской отъ всѣхъ классовъ, отъ всѣхъ сословій, представителей и отъ рабочихъ, пусть тутъ будетъ и капиталистъ, и рабочій, и чиновникъ, и священникъ, « докторъ, и учитель… чтобы выборы въ учредительное собраніе происходили при условіи всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосовъ. Это самая главная наша просьба, въ ней и на ней зиждется все»…

Лозунгъ этотъ показываетъ, что значительные и вліятельные слои нашего пролетаріата въ настоящій моментъ въ своихъ политическихъ притязаніяхъ идутъ дальше большинства оппозиціонныхъ элементовъ буржуазнаго общества, но они не идутъ въ разрѣзъ съ интересами развитія буржуазнаго общества; напротивъ того, они намѣчали бы только историческую задачу буржуазной революціи, если бъ они еще отвергли монархическій принципъ, и несомнѣнно, что послѣ разстрѣла рабочихъ огромныя массы ихъ, по крайней мѣрѣ въ Петербургѣ, сдѣлали въ своемъ сознаніи и этотъ шагъ.

Конечно, нашъ пролетаріатъ, выставляя свои политическія требованія, тѣмъ самымъ стремится, болѣе или менѣе сознательно, къ завоеванію простора для борьбы съ буржуазіей. Но завоеваніе этого простора составляетъ одну изъ задачъ именно буржуазой революціи, которая по существу своему антагонистична: обезпечивая политическое господство буржуазіи, она, въ то же время, въ большей или меньшей степени, «легализируетъ» классовую борьбу пролетаріата съ буржуазіей. Безъ большей или меньшей легализаціи этой борьбы буржуазное общество не можетъ развиваться; безъ нея буржуазное общество представляло бы арену сплошной острой гражданской войны. Вотъ почему болѣе дальновидная буржуазія не только мирится со многими политическими и экономическими требованіями пролетаріата, но даже вводитъ ихъ въ свою собственную программу, конечно, изъ соображеній, противоположныхъ соображеніямъ сознательнаго пролетаріата. Англійская «великая либеральная партія» буржуазіи именно тѣмъ и покорила надолго своему вліянію англійскій пролетаріатъ, что она стала «душеприказчицей» пролетарскаго чартистскаго движенія. Послѣ того, какъ оно было раздавлено, сама буржуазія стала покровительствовать стачкамъ и трэдъ-юніонамъ, сама буржуазія стала проводить въ жизнь демократическія политическія требованія хартіи чартистовъ (парламентскія реформы 67 и 84 годовъ).

Въ буржуазныхъ революціяхъ общіе политическіе и даже экономическіе лозунги сплошь и рядомъ диктуются противоположными классовыми интересами. Поэтому специфическіе классовые мотивы политическаго движенія нашего пролетаріата ничего не говорятъ противъ того, что наша революція буржуазная. Съ другой стороны, позиція, которую даже наша промышленная буржуазія заняла теперь по отношенію къ борьбѣ пролетаріата, слишкомъ краснорѣчиво говоритъ за то, что эта борьба есть объективно — борьба за буржуазную революцію.

Такъ какъ наша оппозиціонная буржуазія видитъ теперь, что удовлетвореніе демократическихъ требованій пролетаріата, можетъ быть, будетъ неизбѣжной цѣной ея собственнаго освобожденія отъ гнета самодержавія, такъ какъ она видитъ, что требованія пролетаріата, не смотря на ихъ экономическую подкладку, непосредственно меньше угрожаютъ классовому господству буржуазіи, чѣмъ тѣ разрушительныя формы, въ которыхъ самодержавіе втискиваетъ пролетарскую борьбу (петербургскіе промышленники это весьма прозрачно высказали въ своемъ обращеніи въ министру финансовъ), то она въ настоящій моментъ сравнительно рѣдко проявляетъ враждебное отношеніе въ движенію пролетаріата. Если, кромѣ единичныхъ случаевъ, еще не замѣтно, чтобы вліятельные буржуазно-демократическіе слои открыто стали сторону возстанія, если не замѣтно даже еще, опять-таки кромѣ единичныхъ случаевъ, открытаго присоединенія лѣваго крыла буржуазной оппозиціи къ политическимъ требованіямъ пролетаріата въ цѣломъ, то, съ другой стороны, вся буржуазная оппозиція обнаружила съ самаго начала дружественный нейтралитетъ къ борющемуся пролетаріату (горные инженеры), обнаружила съ самаго начала возмущеніе противъ бѣлаго террора правительства, а въ очень многихъ случаяхъ она, подъ вліяніемъ рабочаго возстанія, заняла гораздо болѣе рѣшительную позицію противъ самодержавія, чѣмъ при Святополкѣ-Мирскомъ, вплоть до отказа при настоящихъ условіяхъ участвовать въ общественныхъ учрежденіяхъ, вплоть до отказа даже аппелировать къ правительству, вплоть до аппеляціи въ крестьянству (московское сельско-хозяйственное общество).

Сопоставляя все это, мы могли бы сказать: русскій пролетаріатъ съ самаго начала революціи выступилъ не только, какъ первая боевая сила, но, благодаря работѣ соціалдемократовъ, такъ же, какъ наиболѣе передовая политическая сила, по крайней мѣрѣ, въ Петерб. и окраинахъ (Польша, Кавказъ). Онъ уже теперь является не только орудіемъ, но и сознательнымъ двигателемъ политическаго самоосвобожденія буржуазнаго общества въ цѣломъ. Именно поэтому мы въ правѣ разсчитывать, что наиболѣе демократическая часть общества должна будетъ выйти, наконецъ, изъ состоянія благожелательнаго нейтралитета и явиться на помощь возставшему пролетаріату; именно поэтому, мы вправѣ разсчитывать на революціонизированіе буржуазной демократіи. До сихъ поръ она связывала свою судьбу съ либерализмомъ; до сихъ поръ только отдѣльные ея элементы, тѣ самые, которые примыкаютъ къ партіи с.-p., временно покидали свои культурническіе муравейники и метались между революціей и реформой. Но прошлое будущему не указъ и, какъ я уже говорилъ, въ смыслѣ революціонизированія общества эпоха гражданской войны радикально отличается отъ историческихъ будней. Въ началѣ Великой Французской Революціи изъ извѣстныхъ политическихъ дѣятелей развѣ только одинъ Камиль Демуленъ былъ республиканцемъ; послѣ 10 августа 1792 года вся Франція была республиканская. Первоначальнымъ лозунгомъ февральской революціи было расширеніе избирательнаго права (уничтоженіе pays legal) и борьба съ финансовымъ развратомъ; рабочіе, одержавши побѣжу на баррикадахъ, выдвинули новый лозунгъ — республика, и буржуазія присоединились въ новому лозунгу: республиканское временное правительство состояло въ большинствѣ (Ламартинъ, Марра, Гарнье-Пажесъ) изъ бывшихъ монархистовъ-конституціоналистовъ, и даже послѣ іюньскаго пораженія пролетаріата конституанта была еще республиканская. У насъ прокатилась только первая волна пролетарскаго возстанія и притомъ физически она была раздавлена, за нею послѣдуютъ другія волны, болѣе грозныя; въ гражданскую войну вовлекутся и уже вовлекаются крестьянскія массы. Мыслимо ли ожидать, чтобы демократическая интеллигенція при такихъ условіяхъ продолжала съ надеждой и упованіемъ обращать свои взоры на либераловъ? Мыслимо ли ожидать, чтобы при такихъ условіяхъ на политическую сцену не выдвинулись новые, опирающіеся на мѣщанство, крестьянство и на малосознательные, но революціонно-настроенные слои пролетаріата, элементы революціонной буржуазной демократіи. Если уже теперь появился Талонъ, то въ будущемъ появятся гапоны.

Революціонная демократія придетъ, и на это указываютъ уже теперь многіе симптомы. Правительство, мобилизируя всѣ темныя силы народа противъ революціи, организуя націоналистическія погромы, организуя войну «черныхъ сотенъ» противъ всѣхъ культурныхъ элементовъ націи, тѣмъ самымъ содѣйствуетъ мобилизаціи революціонныхъ силъ. Раньше только партія пролетаріата призывала народъ къ самовооруженію. Теперь открыто пропагандируютъ самовооруженіе и бакинскіе капиталисты, и московская и петербургская буржуазная интеллигенція.

Если съ самаго начала пролетаріатъ велъ борьбу въ національной атмосферѣ отчасти сочувственной, отчасти нейтральной, то вскорѣ вокругъ него сплотятся активные революціонные союзники.

Но этотъ «союзъ» сознательнаго пролетаріата съ революціонной, буржуазной демократіей не только не ослабитъ классовой) антагонизма между ними, но, можетъ быть, даже въ извѣстныхъ отношеніяхъ будетъ содѣйствовать его развитію, и это уже теперь отчасти наблюдается: чѣмъ болѣе активно будетъ участіе буржуазной демократіи въ общей революціонной борьбѣ, тѣмъ больше она будетъ стремиться, въ награду за свое революціонное сотрудничество, эмансипировать пролетаріатъ отъ вліянія соціалдемократіи, т. е. отъ вліянія его собственной классовой идеологіи.

Этими двумя моментами — неизбѣжнымъ революціоннымъ сотрудничествомъ пролетаріата съ буржуазной демократіей, и неизбѣжной борьбой съ ней за свою политическую самостоятельность — должна опредѣляться постановка нашихъ ближайшихъ тактическихъ задачъ.

II.

(17 марта 1906 г., № 93).

Буржуазныя революціи прошлаго вѣка, совершавшіяся подъ гегемоніей буржуазной демократіи, были революціями красивыхъ порывовъ, широковѣщательныхъ фразъ и эффектныхъ декорацій. Русская революція, совершающаяся подъ гегемоніей пролетаріата, — первая буржуазная революція, которая выдаетъ себя за то, что она есть. Но именно поэтому въ ней, по существу, болѣе глубокое революціонное содержаніе, чѣмъ въ революціяхъ прошлаго вѣка. Партія пролетаріата предъявляетъ старому режиму очень детальный и очень точный счетъ и требуетъ расплаты; но въ этой дѣловитости меньше всего трезвеннаго самоограниченія: партія пролетаріата ни на минуту не забываетъ, что и свободное буржуазное общество, которому она помогаетъ народиться, съ самаго начала несетъ въ себѣ зародыши своей будущей смерти, — и этимъ опредѣляется ея тактика.

«Коммунисты, — говоритъ Коммунистическій манифестъ, — на различныхъ стадіяхъ развитія, черезъ которыя проходитъ борьба пролетаріевъ противъ буржуазіи, всегда защищаютъ общіе интересы движенія въ цѣломъ». Это значитъ, во-первыхъ, что, при диктатурѣ пролетаріата, коммунисты приступятъ къ осуществленію своей главной, конечной цѣли; это значитъ, во-вторыхъ, что при первичныхъ стадіяхъ борьбы пролетаріата съ буржуазіей, они,^[2] выдвигая и отстаивая минимальныя программы, ни на минуту не перестаютъ критиковать буржуазное общество съ точки зрѣнія своей конечной цѣли.

Мы — враги революціонной фразы, и потому мы говоримъ, что настоящая русская революція есть революція буржуазная, несмотря на огромную роль, которую въ ней играетъ пролетаріатъ, несмотря на специфическій отпечатокъ, который пролетаріатъ уже успѣлъ наложить на ея программу; но мы, вмѣстѣ съ тѣмъ, враги «трезвеннаго» реализма, и потому мы не перестанемъ разоблачать ограниченность нашей революціи, каковъ бы ни былъ ея ре"махъ.

Противъ этихъ принциповъ не станетъ спорить ни одинъ соціалдемократъ. Но недостаточно теоретически соглашаться съ принципами, надо еще согласоваться съ ними свою практическую" политику; а чтобы умѣть ихъ согласовать, нужно всегда помнить правило, что положеніе обязываетъ, что наши дѣла сплошь и рядомъ опредѣляются не тѣмъ, чѣмъ мы желаемъ быть, а тѣмъ, къ чему насъ вынуждаетъ логика занятаго нами положенія.

Положеніе обязываетъ. «То, что долженъ дѣлать» вождь крайней партіи, очутившійся у власти, — говоритъ Энгельсъ, — «то, чего требуетъ отъ него собственная партія, зависитъ не отъ него, новъ то же время и не отъ степени развитія классовой борьбы и не отъ ея условій; онъ остается связанъ своими прежними доктринами и требованіями, которыя также вытекаютъ не изъ взаимнаго положенія общественныхъ классовъ въ данный моментъ, не отъ временныхъ, болѣе или менѣе случайныхъ, отношеній производства и обмѣна, но обуславливается способностью этого вождя къ пониманію общихъ результатовъ соціальнаго и политическаго движенія». Смыслъ этихъ словъ тотъ, что партія пролетаріата, очутившись у власти, вынуждена приступить къ коренному соціалистическому преобразованію общества, хотя бы условія для этого не назрѣли; она вынуждена это дѣлать, если не желаетъ съ первыхъ же шаговъ стать въ противорѣчіе съ представляемымъ ею классомъ. Якобинцы 93-го года сопротивлялись соціальнымъ притязаніямъ санкюлотовъ, но логика санкюлотской диктатуры вынудила ихъ осуществить въ самое короткое время всю соціальную программу санкюлотовъ — максимумъ, націонализацію торговли, кредита и проч. Въ 48 году уже одна иллюзія соціальной республики, уже одна иллюзія завоеванной пролетаріатомъ власти навязала буржуазному временному правительству соціальную программу, отъ которой оно всѣми средствами пыталось отвертѣться. «Довольно фразъ», сказалъ рабочій делегатъ Маршъ Ламартину, «парижскій пролетаріатъ приноситъ республикѣ въ жертву три мѣсяца голода; онъ даетъ вамъ три мѣсяца сроку». Въ теченіе этого срока парижскій пролетаріатъ ждетъ отъ временнаго правительства практическаго рѣшенія вопроса объ «организаціи труда», объ обезпеченіи «права на трудъ». Диктатура парижскаго пролетаріата въ эпоху коммуны 71 года сравнительно мало успѣла развить свою скрытую соціально-революціонную энергію. Но это объясняется совершенно исключительной обстановкой, въ которой находилась революціонная коммуна, это объясняется тѣмъ, что почти все вниманіе пролетаріата было въ то время поглощено обороной Парижа, о чемъ краснорѣчиво свидѣтельствуетъ содержаніе бланкистскихъ прокламацій, содержаніе и даже названіе бланкистской газеты — «La patrie dangez» (Отечество въ опасности"), издававшихся еще въ сентябрѣ. Парижскій пролетаріатъ въ 71 году обнаружилъ до извѣстной степени классовое «воздержаніе». Но если мы вспомнимъ измѣнническое поведеніе буржуазіи по отношенію къ Парижу, находившемуся во власти пролетаріата, если мы вспомнимъ неслыханную кровавую месть буржуазіи за два мѣсяца пролетарской диктатуры, то мы поймемъ, какъ самый фактъ диктатуры форсировалъ бы развитіе классоваго антагонизма, какъ сильно онъ развилъ бы естественную соціальную притязательность пролетаріата, если бы пролетаріатъ не былъ скованъ желѣзнымъ кольцомъ прусской арміи, если бы его диктатура продолжалась, если бы она распространилась на всю страну. Диктатура пролетаріата не можетъ не поставить на очередь дня коренныя соціальныя проблемы буржуазнаго общества, вопросъ объ уничтоженіи безработицы, объ уничтоженіи эксплуатаціи труда и т. п., и партія пролетаріата, очутившись у власти, не можетъ отдѣлываться отъ этихъ вопросовъ добрыми пожеланіями и умными разсужденіями.

Положеніе обязываетъ. Изъ этого вытекаетъ, что, при диктатурѣ пролетаріата, мы должны приступить въ осуществленію главныхъ пунктовъ нашей программы-максимумъ. Изъ этого же вытекаетъ, что выдвигая, вслѣдствіе недостаточнаго развитія классовыхъ противорѣчій, вслѣдствіе преобладанія въ націи элементовъ, стоящихъ на точкѣ зрѣнія мелкой буржуазіи, только минимальную программу, мы должны обезпечить за собою свободу критики той самой буржуазной демократіи, которой революція очистила путь къ власти и на которую падаетъ отвѣтственность за ограниченность выставленныхъ нами требованій. Но, чтобы имѣть свободу критики, мы должны поставить себя въ такое положеніе, которое сняло бы съ насъ всякую отвѣтственность за чужую, за мелкобуржуазную ограниченность, которое бы дало намъ возможность не только теоретически, но и практически разоблачать эту ограниченность. Другими словами, пока мы выдвигаемъ программу минимумъ, мы должны стремиться сохранять положеніе партіи крайней оппозиціи.

Роль партіи крайней оппозиціи наиболѣе революціонная, и эта роль досталась сощалдемократіи въ наслѣдство отъ предшествовавшихъ крайнихъ буржуазно-демократическихъ партій, которыя были истинно революціонны, пока онѣ не были связаны съ властью. Исторія Конвента не можетъ повториться въ буржуазной революціи, но и революціонность Конвента измѣрялась, главнымъ образомъ, давленіемъ на него извнѣ дѣйствовавшей полулегальной коммуны и ужъ ничѣмъ несвязанныхъ съ законной властью санкюлотскихъ обществъ, облегавшихъ коммуну. Робеспьеръ слишкомъ хорошо сознавалъ выгодность, въ интересахъ революціи, сохраненія положенія оппозиціи, и потому онъ до послѣдней возможности уклонялся отъ участія въ министерствѣ; болѣе того, онъ возставалъ противъ такого упрощеннаго метода революціи, какъ насильственное удаленіе жирондистовъ изъ Конвента. Намъ выгоднѣе, — говорилъ онъ, — всегда держать ихъ подъ (революціоннымъ контролемъ «добрыхъ гражданъ».

Въ 48 году наиболѣе послѣдовательнымъ революціонеромъ во Франціи былъ Бланки. «Этотъ человѣкъ стоитъ цѣлаго армейскаго непріятельскаго корпуса», — говорилъ про него Тьеръ. Бланки принадлежала идея революціонной диктатуры пролетаріата, и буржуазія видѣла въ немъ воплощеніе краснаго призрака. Но именно потому, что онъ стремился къ настоящей диктатурѣ пролетаріата, онъ не хотѣлъ компрометировать дѣло легкомысленными авантюрами. Когда онъ, въ началѣ февральской революціи, по выходѣ изъ тюрьмы, явился въ Парижъ, его товарищи, озлобленные тѣмъ, что люди изъ National предали революцію, готовились въ походу на ратушу, чтобы насильственно завладѣть временнымъ правительствомъ. Они ждали съ нетерпѣніемъ Бланки въ залѣ Прадо, въ полномъ убѣжденіи, что Бланки одобритъ ихъ планъ и станетъ во главѣ движенія. Но они ошиблись. Явившись на бурное собраніе, Бланки доказывалъ имъ, что ихъ затѣя только сыграетъ на руку контръ-революціи. Вмѣсто захвата временнаго правительства, онъ рекомендовалъ имъ организацію народа въ революціонные клубы. Походъ на правительство всетаки состоялся 15-го мая, вопреки предостереженіямъ Бланки, подъ вліяніемъ революціоннаго соперника Бланки — Барбесса, а еще болѣе, подъ вліяніемъ Губера, оказавшагося послѣ наполеоновскимъ провокаторомъ. И Бланки участвовалъ въ манифестаціи; но онъ это сдѣлалъ, по собственному признанію, только потому, что революціонный вождь долженъ повиноваться толпѣ, которую онъ ведетъ. Но исторія оправдала не толпу, а ея вождя. Такую же тактику революціонной оппозиціи, которую въ 48 г. рекомендовалъ Бланки парижскому пролетаріату, Марксъ рекомендовалъ въ 50 г. германскому пролетаріату, предполагая повтореніе революціи. Такую же тактику Энгельсъ рекомендовалъ итальянскому пролетаріату въ 94 г. Обычное обвиненіе, которое заговорщики выставляли противъ этой тактики, заключается въ томъ, что она связываетъ энергію народа, охлаждаетъ его революціонный энтузіазмъ. Истинное ея значеніе однако противоположное. Мы не говоримъ пролетаріату: удерживай свои революціонные порывы, чтобы какъ-нибудь не очутиться преждевременно у власти. Мы говоримъ ему: толкай впередъ всѣ революціонные и революціонизирующіеся элементы націи, чтобы, и при максимальномъ развитіи революціи, сохранить за собою свободу революціонной критики.

*  *  *

Тактика революціонной оппозиціи завѣщана намъ исторіей 48 года. Несомнѣнно, что условія, въ которыхъ находится теперь партія пролетаріата, значительно отличаются отъ условій, въ которыхъ находился пролетаріатъ въ 48 году. Въ то время главная активная политическая роль выпадала на долю буржуазной демократіи, она вчиняла и вела тяжбу со старымъ режимомъ. Пролетаріатъ вмѣшивался въ борьбу только въ рѣшительные моменты, «чтобы не позволить ни одному классу, поднявшемуся на его плечахъ, упрочить свое классовое правительство, не давая рабочимъ простора для борьбы». У насъ пролетаріатъ и буржуазная демократія обмѣнялись ролями. У насъ тяжба со старымъ режимомъ ведется подъ знаменемъ пролетаріата; у насъ либеральная демократія всегда пассивно выжидала благопріятнаго момента, чтобы использовать замѣшательство правительства въ своихъ интересахъ. И это особенно ярко проявляется въ рѣшительные, критическіе моменты борьбы, какъ, напримѣръ, въ январьскіе дни, но это нисколько не колеблетъ нашего традиціоннаго взгляда на принципы пролетарской тактики въ буржуазной революціи. Теперь, какъ и въ срединѣ прошлаго вѣка, объективный смыслъ революціи есть радикальное раскрѣпощеніе и демократизація общества; теперь, какъ и въ срединѣ прошлаго вѣка, революція расчищаетъ путь къ непосредственному политическому господству буржуазной демократіи. Теперь, какъ и прежде, старый режимъ является колоссальнымъ препятствіемъ д., ли развитія буржуазнаго строя.

Поэтому, мы въ правѣ ожидать, что трезвый политическій разсчетъ въ настоящее время подскажетъ нашей буржуазной демократіи то, что западно-европейской буржуазной демократіи въ прошломъ вѣкѣ подсказывала революціонная романтика. Мы въ правѣ этого ожидать именно потому, что это зависитъ отъ насъ, отъ степени развитія сознательности пролетаріата: революціонная романтика буржуазной демократіи разсѣивалась, какъ дымъ, вамъ только пролетаріатъ, участвовавшій съ нею въ борьбѣ, заявлялъ свои притязанія на долю въ добычѣ. Напротивъ того, шансы на участіе буржуазной демократіи изъ разсчета въ нашей борьбѣ должны неизбѣжно увеличиваться по мѣрѣ того, какъ пролетаріатъ будетъ обнаруживать ясное пониманіе своихъ интересовъ, по мѣрѣ того, какъ для буржуазной демократіи будетъ становиться очевидной диллема — либо впередъ съ пролетаріатомъ, котораго нельзя обмануть, либо въ пропасть, въ которую толкаетъ весь народъ самодержавное правительство, которой безъ пролетаріата нельзя обойти. Если русскому пролетаріату не приходится ждать пассивно иниціативы отъ буржуазной демократіи, если ему не приходится поддерживать ее въ политической кампаніи, которая ведется по ея плану и подъ ея руководствомъ, то все-таки у него есть возможность воздѣйствовать на буржуазную демократію, привлекая ее, до извѣстной степени, къ своей политической борьбѣ, подчиняя ея борьбу, до извѣстной степени, своимъ политическимъ планамъ. Но этимъ самымъ для партіи пролетаріата создается возможность сохранить на всемъ протяженіи революціи положеніе партіи крайней оппозиціи; толкая буржуазную демократію на борьбу съ общимъ врагомъ, партія пролетаріата подготовляетъ моментъ, когда самые крайніе элементы буржуазнаго общества, сдѣлавши все, на что они способны, исчерпаютъ себя, наглядно показавши на своемъ примѣрѣ всю ограниченность революціонныхъ средствъ буржуазнаго общества.

Мы не можемъ предрѣшить, въ какихъ политическихъ учрежденіяхъ и въ какихъ политическихъ дѣйствіяхъ русская буржуазная демократія исчерпаетъ свои революціонныя средства. Возможно, что развитіе революціи ослабитъ твердый курсъ самодержавія и поведетъ насъ черезъ эфемерный Земскій Соборъ къ Учредительному Собранію и полному народовластію. Возможно, что самодержавіе будетъ сопротивляться до послѣдней крайности, и тогда мы пойдемъ къ той же цѣли черезъ революціонное врем. правительство и Учредительное Собраніе. Но и въ томъ, и другомъ случаѣ наши основныя задачи тѣ же: мы подготовляемъ и расширяемъ выступленіе, отвоевывая силой свои требованія послѣдовательно у всѣхъ политическихъ элементовъ, которые революція выноситъ наверхъ въ кормилу правленія. Мы послѣдовательно превращаемъ различные общественные элементы изъ политической безформенной массы въ революціонной молотъ, изъ революціоннаго молота — въ наковальню для революціи.

III.

(31 марта 1906 № 96). Сколько верстъ до Гогулина?

"Коли три версты обходомъ, прямиками будетъ шесть".
Некрасовъ.

Русская буржуазная революція въ извѣстныхъ отношеніяхъ отличается отъ всѣхъ прошлыхъ революцій. Но что для насъ не ново. Еще въ 1885 г. Плехановъ писалъ: «Для насъ не должно быть потеряннымъ то въ высшей степени важное обстоятельство, что соціалистическое движеніе началось у насъ въ то время, когда капитализмъ былъ еще въ зародышѣ. Эта особенность русскаго историческаго развитія… составляетъ безспорный… фактъ, который принесетъ огромную пользу дѣлу нашего рабочаго класса, если только русскіе соціалисты не растратятъ свою умственную и нравственную энергію на постройку воздушныхъ замковъ»… Несмотря на то, что Плехановъ еще 20 лѣтъ тому назадъ указывалъ на исключительную роль, которую сыграетъ въ русской революціи соціалистическая партія, партія пролетаріата, онъ тогда же въ «Нашихъ разногласіяхъ» и позже въ «Задачахъ соціалистовъ въ борьбѣ съ голодомъ» предсказывалъ, что классовые интересы раньше или позже толкнутъ разные элементы буржуазнаго общества въ оппозицію абсолютизму, и что наше буржуазное общество «осмѣлится» на борьбу съ нимъ, когда оно убѣдится, что ему обезпечена поддержка въ рабочемъ движеніи. Предсказанія Плеханова, которыя раздѣлялись всѣми болѣе развитыми элементами нашей соціалдемократіи, теперь съ каждымъ днемъ все больше подтверждаются. Именно на этомъ прогнозѣ построена наша партійная программа, предполагающая неизбѣжность у насъ буржуазной соціальной революціи. Только въ расчетѣ на участіе въ революціи буржуазныхъ классовъ, наша программа могла разсматривать предстоящее паденіе самодержавія, какъ явленіе, связанное именно съ ликвидаціей всего стараго сословно-крѣпостническаго режима. Только въ разсчетѣ на революціонную борьбу деревенской мелкой буржуазіи съ помѣстнымъ дворянствомъ, какъ на извѣстномъ проявленіи общей борьбы буржуазнаго общества со «старымъ режимомъ», могла быть построена аграрная часть нашей программы.

Русская соціалдемократія ясно представляла себѣ соціальное содержаніе нашей ближайшей революціи. Тѣмъ не менѣе, какъ мы уже говорили въ первомъ фельетонѣ (№ 90), когда революція превратилась изъ абстракціи въ осязательный фактъ, нѣкоторые наши товарищи, какъ будто, перестали ее понимать. Соціалдемократы, которые въ очень многомъ рѣзко расходятся между собой, какъ публицисты изъ «Впередъ», съ одной стороны, какъ товарищи Парвусъ, Троцкій, съ другой, сошлись или почти сотрись, на одномъ. Внѣ насъ въ Россіи новому увѣнчать зданіе буржуазной республики, а посему намъ ближе идти обходомъ, чѣмъ прямиками: намъ необходимо будетъ навремя покинуть свой оппозиціонный постъ, замѣстить въ революціонномъ правительствѣ вполнѣ или отчасти буржуазную демократію и, упорядочивши государственное строительство, послѣ первой побѣды буржуазной революціи, подобно Цинцинату, вернуться опять къ своему плугу. Раньше наша соціалдемократическая интеллигенція стремилась къ замѣстительству пролетаріата въ рабочей партіи. Теперь намъ рекомендуютъ болѣе мудреную задачу — замѣстить буржуазныхъ революціонеровъ въ правительствѣ. Наши товарищи собираются разыграть русскую революцію въ видѣ фееріи въ трехъ актахъ. Какъ люди безъ принциповъ, публицисты изъ «Впередъ» и не задумываются надъ тѣмъ, какъ согласовать свой новый «спектакль» со своей прежней марксистской совѣстью. Они не разсуждаютъ, они шумятъ, они рекламируютъ его въ «толпѣ» посредствомъ сильныхъ выраженій и выразительной жестикуляціи. Напротивъ, пылкому воображенію товарищей Парвуса и Троцкаго, конечно, представляется, что именно марксистскій анализъ русской дѣйствительности продиктовалъ имъ ихъ феерію. Анализъ этотъ составляетъ ихъ прелюдію въ пьесѣ.

Прелюдія. И товарищу Парвусу, и товарищу Троцкому нужно доказать, что «кромѣ насъ на революціонномъ полѣ никого нѣтъ»^[3]. Доказываютъ это товарищъ Троцкій и товарищъ Парвусъ разными, отчасти даже противоположными аргументами. Но это ихъ доброму согласію не вредить, ибо суть дѣла, конечно, не въ томъ, чтобы «написать умную марксистскую статью», а въ томъ, чтобы… оправдать извѣстную тактику.

Товарищъ Парвусъ увѣряетъ насъ^[4], что «немедленно за кровавымъ воскресеньемъ, общественная мысль раздѣлалась съ идеей конституціонной монархіи», что «революція гонитъ идеологію либерализма до ея послѣднихъ политическихъ крайностей», что «либеральныя партіи… обѣщаютъ больше и даже ставятъ себѣ большія задачи, чѣмъ могутъ исполнить при помощи тѣхъ общественныхъ слоевъ, на которые они опираются». Но именно потому, что «въ Россіи политическія направленія до сихъ поръ — за исключеніемъ классовой борьбы пролетаріата и соціалдемократіи… — развивались въ эфирныхъ областяхъ идеологіи», именно потому, что имъ не соотвѣтствуютъ классовые интересы какихъ-нибудь общественныхъ слоевъ, политическій радикализмъ нашей интеллигенціи разсѣется какъ дымъ, въ первый же моментъ сверженія самодержавія, который будетъ не концомъ, а исходнымъ пунктомъ революціонной эпохи.

Товарищъ Троцкій для того, чтобы придти къ тому же выводу, какъ будто бы опрокидываетъ теорію Парвуса на голову; мы говоримъ «какъ будто бы» потому, что онъ то и дѣло себѣ противорѣчитъ. «Мы имѣемъ въ виду, говоритъ товарищъ Троцкій, не народныя массы, не крестьянство и мѣщанство, которыя, особенно первыя, представляютъ громадный резервуаръ потенціальной революціонной энергіи, но пока еще слишкомъ мало принимаютъ сознательное участіе въ политической жизни страны»^[5]. Отрицая существованіе и условія для развитія у насъ буржуазной демократіи, товарищъ Троцкій имѣетъ въ виду лишь, идеологовъ — демократическую интеллигенцію. «У насъ нѣтъ, говоритъ онъ, соціальной почвы (а резервуаръ потенціально революціонной энергіи въ крестьянствѣ и мѣщанствѣ?) для самостоятельной якобинской демократіи, мы это понимали всегда, сами мы являемся продуктомъ этого факта, имъ объясняется наша побѣдоносная борьба съ народовольцами, народниками, с.-рами и… наше почти полное революціонное одиночество»^[6].

Итакъ, съ точки зрѣнія товарища Парвуса, «революція гонитъ идеологію либерализма до его послѣднихъ политическихъ крайностей». Но это превратится въ первый же день послѣ побѣдоноснаго натиска, потому что у этого политическаго движенія нѣтъ классовой основы. Товарищъ Троцкій находитъ, напротивъ того, что классовая основа для появленія демократіи есть, что наша мелкая буржуазія представляетъ громадный резервуаръ потенціальной революціонной энергіи; но на этомъ базисѣ еще не выросло и не можетъ вырасти соотвѣтственной идеологической надстройки. Обѣ теоріи одинаково зиждутся на песцѣ.

На чемъ основывается увѣренность товарища Парвуса, что въ полу крѣпостной Россіи, съ ея 130 милл. населеніемъ, при 10 милл. пролетаріевъ, въ революціонную пору не можетъ развиться мелко-буржуазное демократическое движеніе?

Единственно на томъ, что Россія не пережила фазы ремесла и мануфактуры въ ея классической формѣ. Ну, а куда дѣлся огромный слой всякаго рода служащихъ, которые революціонизируются на нашихъ глазахъ, куда дѣлись десятки милліоновъ кустарей, идейное пробужденіе которыхъ отмѣчалось еще въ 80-хъ годахъ (Короленко. Павловскіе очерки), куда дѣлись десятки милліоновъ крестьянъ, опутанныхъ по рукамъ и ногамъ государственной и помѣстной кабалой? А представители либеральныхъ профессій, а разночинцы? Они, говоритъ товарищъ Парвусъ, «стоятъ внѣ производственныхъ отношеній» и потому «не могутъ имѣть своей классовой программы». Удивительное разсужденіе! Они стоятъ внѣ производственныхъ отношеній. Слѣдуетъ ли отсюда, что они не солидализируются по необходимости съ тѣми или другими классами? Развѣ зависимость отъ той или другой соціальной кліентеллы, развѣ размѣры и степень устойчивости заработка и многое другое не связываютъ соціальными узами извѣстные слои профессіональной интеллигенціи съ извѣстными общественными классами? У нихъ нѣтъ своей классовой программы; значитъ ли это, что они не становятся на точку зрѣнія общественныхъ классовъ? На недавно состоявшемся съѣздѣ учителей и учительницъ Воронежской губ. была принята слѣдующая резолюція: «мы, учителя и учительницы, находимъ, что вознагражденіе учителей въ народныхъ школахъ незначительно, что положеніе ихъ крайне тяжело; его можно улучшить лишь въ томъ случаѣ, если улучшится экономическое положеніе крестьянства, а это можетъ случиться съ измѣненіемъ всего государственнаго строя путемъ созыва учредительнаго Собранія на основѣ всеобщаго, прямого, тайнаго и равнаго избирательнаго права». Воронежскіе народные учителя поставили точку надъ і; ну, а тѣ, которые не ставятъ точку надъ і, тѣ, которые не сознаютъ, что они «говорятъ прозой», тѣ дѣйствительно прозой не говорятъ? Для товарища Парвуса огромный слой русской интеллигенціи виситъ какъ будто въ воздухѣ, лишенъ какъ будто классовыхъ корней и нитей. Говоря о нашемъ народничествѣ, онъ правильно отмѣчаетъ, что правое врыло его упирается въ земство, которое въ настоящій моментъ составляетъ опору либерализма, а въ будущей парламентарной Россіи составитъ опору аграрной партіи съ консервативными тенденціями. Но, характеризуя лѣвое крыло вашего народничества, онъ не видитъ, онъ по крайней мѣрѣ умалчиваетъ объ его классовой подкладкѣ. Онъ видитъ тамъ «смѣсь беллетристики съ политикой», «смѣсь художественнаго рефлекса жизни съ иллюзіями визіонеровъ». Это всегда признавала наша обычная марксистская критика революціоннаго народничества, но кромѣ того она отмѣчала, и въ этомъ суть дѣла, что въ народническихъ утопіяхъ отражается опредѣленная классовая идеологія — идеологія мелкой буржуазіи.

Товарищъ Троцкій признаетъ потенціальную революціонную энергію нашей мелкой буржуазіи, но отрицаетъ возможность появленія у насъ революціонной интеллигентной демократіи, ссылаясь на то, что мы сами — соціалдемократы — являемся продуктомъ этого факта.

Послѣднее вѣрно и невѣрно. Вѣрно то, что развитіе нашей революціонной интеллигенціи въ свое время уперлось въ стѣну, и что марксизмъ открылъ ей путь къ дальнѣйшему развитію; вѣрно то, что въ 90-хъ годахъ почти вся русская интеллигентная демократія шла подъ знаменемъ марксизма; но вѣрно и то, что дальнѣйшее развитіе соціалдемократическаго движенія, процессъ самоопредѣленія рабочаго класса послужилъ самъ факторомъ для пробужденія буржуазной демократіи: революціонная самокритика нашей марксистской интеллигенціи, въ связи съ ростомъ рабочаго движенія, немало содѣйствовала возникновенію партіи «Освобожденія», партіи с.-ровъ и продолжаетъ содѣйствовать радикализаціи буржуазнаго общества.

Вопреки новой теоріи товарищей Парвуса и Троцкаго, мы остаемся и останемся непоколебимо при своемъ старомъ убѣжденіи: въ атмосферѣ буржуазной революціи буржуазно-демократическія движенія должны усиливаться именно благодаря развитію соціалдемократіи, должны тѣмъ болѣе усиливаться, чѣмъ революціоннѣе движеніе рабочаго класса, чѣмъ оно сознательнѣе, чѣмъ оно самостоятельнѣе. Изъ всей новой теоріи вѣрно только то, что наша мелкая буржуазія не можетъ служить базой для прочныхъ консолидированныхъ политическихъ партій. Но это-то какъ разъ не ново, и въ этомъ отношеніи политическія судьбы русской мелкой буржуазіи мало чѣмъ отличаются отъ судебъ западно европейскихъ. Такова ужь противорѣчивая сущность всякой мелкой буржуазіи. Это, однако, не помѣшало ей въ извѣстные періоды играть революціонную роль.

Итакъ, прелюдія товарищей Парвуса и Троцкаго, увы, нисколько не предрасположила насъ въ пользу той оригинальной революціонной пьесы, которую они намъ рекомендуютъ разыграть. Она намъ не объяснила, почему мы очутимся въ революціи въ полномъ одиночествѣ.

Посмотримъ, можетъ сама пьеса насъ вразумитъ.

1-й актъ. «Подготовленіе единовременнаго выступленія пролетаріата всей Россіи», или, другими словами, «приготовленіе перваго настоящаго натиска», или, еще другими словами, «назначеніе всенароднаго вооруженнаго выступленія».

Товарищи Парвусъ и Троцкій исходятъ изъ фантастическаго предположенія, что рѣшительное сраженіе самодержавію дастъ одинъ пролетаріатъ, что рабочія массы во всей Россіи уже теперь прислушиваются только къ нашимъ боевымъ лозунгамъ. Публицисты изъ «Впередъ» исходятъ изъ другого Начала, изъ «самобытной» теоріи «темнаго царства»: — Про насъ законы не писаны! Шапками закидаемъ!

При такихъ предположеніяхъ разсчетъ крайне упрощается. Ничто не мѣшаетъ имъ поэтому вообразить себѣ, что сраженіе будетъ дано непремѣнно при назначенныхъ имъ условіяхъ: кто станетъ спорить, что было бы выгодно, если-бъ пролетаріатъ возсталъ единовременно во всей Россіи, что было бы выгодно, если-бъ мы могли заранѣе назначить это единовременное выступленіе? Что было бы выгодно, если-бъ мы могли «заказать» выступленіе передъ созывомъ учредительнаго собранія, чтобы обезпечить своей побѣдой свободу выборовъ? Но наши утописты и наши «самобытники», ничѣмъ не связанные въ полетѣ своей фантазіи, уже заранѣе принимаютъ желательную имъ диспозицію за непреложный фактъ. Они не видятъ реальной соціально-политической обстановки, въ которой намъ приходится подготовлять выступленіе пролетаріата, они не думаютъ о томъ тернистомъ пути, который насъ долженъ повести въ цѣли — побѣдоносному выступленію: вмѣсто того, чтобы проходить этотъ путь, преодолѣвая всѣ препятствія на немъ, они просто закрываютъ глаза на препятствія и переносятся въ цѣли на крыльяхъ фантазіи, на скатерти-самолетѣ.

Гладко писано въ бумагѣ,

Да забыли про овраги, —

А по нимъ ходить.

Чтобы отдѣльные революціонные ручьи слились въ одинъ потовъ народнаго выступленія, чтобы это выступленіе было побѣдоносное, мы ставимъ себѣ двойную задачу: 1) Не закрывая глаза на то, что пролетаріатъ далеко не вездѣ еще находится въ состояніи революціоннаго кипѣнія и что рабочія массы далеко не вездѣ еще усвоили себѣ политическій смыслъ настоящей революціи, мы продолжаемъ утилизировать всѣ текущія событія, все, что совершается въ соціально-политической обстановкѣ, окружающей пролетаріатъ, равно какъ и стихійныя броженія въ его собственной средѣ, для развитія его революціонной активности и сознательности. На этой почвѣ мы политически объединяемъ и технически организуемъ его движеніе. 2) Мы стараемся самое революціонную дѣятельность пролетаріата использовать для привлеченія ему союзниковъ въ самыхъ различныхъ элементахъ націи.

Какъ рѣшаютъ эти задачи приверженцы новаго слова? Товарищъ Троцкій декретируетъ:

«Никакія мѣстныя демонстраціи не могутъ уже теперь имѣть серьезнаго политическаго значенія. Послѣ петербурскаго возстанія должно имѣть мѣсто только всероссійское возстаніе». Товарищъ Троцкій преодолѣваетъ препятствія тѣмъ, что зажмуриваетъ глаза. Онъ ждетъ момента всенароднаго выступленія; онъ ждетъ, а пока что?… пока онъ рисуетъ намъ художественныя картины будущихъ столкновеній народа съ войсками, распредѣляетъ роли въ этихъ будущихъ революціонныхъ эпизодахъ^[7]… Тов. Троцкій, впрочемъ, разрѣшаетъ жизни отступленіе отъ своихъ «чертежей». Онъ соглашается, что поскольку революціонныя вспышки будутъ самопроизвольно возникать еще до всеобщаго натиска, мы должны энергично ихъ использовать. Приверженцы газеты «Впередъ» — московскіе комитетчики гораздо болѣе строги и неукоснительны: они стараются воспрепятствовать, остановить самопроизвольно возникшее стачечное движеніе, чтобы не сжигать преждевременно энергію пролетаріата въ ожиданіи единовременнаго нападенія. Ихъ не смущаютъ «недоразумѣнія», которыя на этой почвѣ возникаютъ между соціалдемократіей и рабочей массой, ихъ не смущаютъ протесты рабочей массы противъ комитета, — потому что они заранѣе уже «приписали» эту рабочую массу къ вѣдомству своего "комитета, « а этого достаточно, чтобы она обязана была повиноваться. И эта тактика примѣняется въ Москвѣ, въ одномъ изъ сравнительно отсталыхъ районовъ движенія!

Такъ же легко рѣшается приверженцами новаго слова вопросъ о привлеченіи союзниковъ пролетаріатомъ. Они рѣшаютъ его легко, потому что они предрѣшили, что на революціонномъ полѣ мы будемъ одни. Мы, слѣдуя завѣту Коммунистическаго Манифеста, всегда одновременно ставимъ себѣ двойную задачу: 1) мы поддерживаемъ всякое оппозиціонное и революціонное движеніе въ буржуазныхъ классахъ; 2) мы ни на минуту не перестаемъ вырабатывать въ умѣ рабочихъ сознаніе противоположности интересовъ пролетаріата и интересовъ всѣхъ буржуазныхъ классовъ. Наши новаторы ставятъ себѣ либо только вторую задачу, либо (въ извѣстныхъ случаяхъ) только первую. Товарищъ Троцкій въ упомянутой брошюрѣ критикуетъ оппозиціонныя движенія нашей буржуазіи до 9-го января только съ точки зрѣнія сравнительно неподвижнаго идеала послѣдовательнаго демократизма. Но вполнѣ послѣдовательными демократами при настоящихъ историческихъ условіяхъ могутъ быть только соціалдемократы. Съ этой точки зрѣнія мы можемъ доказать только противоположность между нами и всѣми безъ исключенія буржуазными партіями, а это значитъ выполнить только вторую изъ задачъ, обязательныхъ дли соціалдемократа. Но это недостаточно; подъ такой критикой могъ бы подписаться еще, пожалуй, и анархистъ. Для того, чтобы выполнить первую задачу — поддержать оппозиціонное движеніе буржуазіи, — мы должны ввести въ свою критику еще одинъ моментъ. Мы должны указывать не только на то, какою была» какова есть буржуазная оппозиція, но также на то, какою она становилась, какою она становится, вопреки своей неустойчивости, полъ вліяніемъ событій, подъ вліяніемъ революціонныхъ выступленій пролетаріата. Съ послѣдней точки зрѣнія, намъ открывается возможность въ извѣстныхъ предѣлахъ оказывать революціонное давленіе на тѣ или другіе элементы буржуазной оппозиціи. Съ первой же точки зрѣнія, всѣ элементы буржуазной оппозиціи сливаются въ "одну сплошную реакціонную массу, " въ каждый данный моментъ годную только на сломъ. Учитывая только предательства буржуазной демократіи, предательства, которыя, конечно, никогда не прекратятся и не могутъ прекратиться, мы говоримъ истину, но истину въ духѣ "истинныхъ нѣмецкихъ соціалистовъ, " такъ основательно осмѣянныхъ Марксомъ. При такомъ методѣ критики совершенно упраздняется задача, которую мы всегда себѣ ставили — расколоть оппозицію и увлечь лѣвое крыло за собою. При такомъ методѣ критики, — она, вопреки нашимъ добрымъ революціоннымъ намѣреніямъ, можетъ быть массой истолкована въ смыслѣ того реакціоннаго хора, который тоже во имя «народа» обрушивается на своекорыстную буржуазную интеллигенцію. Увѣренъ ли тов. Троцкій, что отсталыя массы не истолкуютъ на свой ладъ упрощенную формулу — долой либеральную демократію? Находитъ ли тов. Троцкій, что нѣмецкіе марксисты въ 60-хъ годахъ были неправы, когда они упрекали лассальянцевъ, что они играютъ на руку Бисмарковой демагогіи? А вѣхъ у тов. Троцкаго нѣтъ и того оправданія, которое имѣли въ свое время лассальянцы: въ то время пролетаріатъ не стоялъ наканунѣ буржуазной революціи, въ то время платформа прогрессистовъ была въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ менѣе демократична, чѣмъ платформа Бисмарка^[8].

Такъ же метафизически разсуждаетъ по этому вопросу и «Бюро комитетовъ большинства». Въ революціонную эпоху, когда событія смѣняются съ головокружительной быстротой, когда сегодняшній день не похожъ на вчерашній, когда программа и рамки буржуазныхъ «партій» то и дѣло мѣняются и перестраиваются, «Бюро» находитъ возможнымъ классифицировать буржуазныя оппозиціонныя партіи по системѣ Линнея. Оно фиксируетъ двѣ неподвижныя категоріи: 1) земскіе конституціоналисты, 2) союзъ. Освобожденія или «демократы». Эти обѣ категоріи буржуазной интеллигенціи абсолютно ненадежны, «по существу не демократы». Имъ "Бюро* принципіально противопоставляетъ «сознательныхъ представителей ремесленниковъ, крестьянъ, пролетарски живущую интеллигенцію», которую оно не называетъ буржуазной интеллигенціей, которую оно считаетъ «по существу» демократичной, повидимому, абсолютно надежною. "Лучшіе изъ (этихъ) настоящихъ демократовъ — прибавляетъ бюро^[9], — скрываются въ оболочкѣ партію соц.-рев.». Такимъ образомъ, мы пришли къ давно знакомой намъ классификаціи «общества» на буржуазную и трудовую интеллигенцію. И какъ это мы до сихъ поръ не обличили Коммунистическій Манифестъ за его нелѣпую декларацію: «Въ Германіи коммунистическая партія идетъ рядомъ съ буржуазіей, поскольку эта послѣдняя является революціонной, въ борьбѣ своей противъ… мелкаго мѣщанства»! Правда, мы не должны смѣшивать положеніе мѣщанства въ Россіи въ настоящій моментъ и нѣмецкаго мѣщанства въ 40-хъ годахъ. Германское мѣщанство было пропитано средневѣковыми цеховыми традиціями; наше мѣщанство теперьпрежде всего заинтересовано въ раскрѣпощеніи Россіи. Но все же, если Марксъ былъ правъ, — а мы смѣемъ думать, что онъ былъ правъ, — мы не можемъ говорить о "сознательныхъ представителяхъ* нашихъ ремесленниковъ и крестьянъ, какъ о «настоящихъ демократахъ», «демократахъ по существу». Ихъ двойственная соціальная природа въ наше время можетъ обнаружиться и въ области политической идеологіи. Къ какимъ же практическимъ выводамъ приходитъ "Бюро* на основаніи своей линеевской классификаціи? Оно, повидимому, предполагаетъ, что въ вопросахъ, чисто политическихъ мы по отношенію къ «настоящимъ демократамъ» (изъ трудовой интеллигенціи) можемъ пренебречь второй изъ задачъ, завѣщанныхъ намъ Манифестомъ. Оно, очевидно, по отношенію къ "буржуазной интеллигенціи* считаетъ возможнымъ пренебречь первой изъ задачъ, завѣщанныхъ намъ тѣмъ же Маввфестомъ. Любопытно было бы знать, какъ "Бюро* отнеслось бы къ бакинскимъ капиталистамъ, организовавшимъ вооруженную охрану совмѣстно съ пролетаріатомъ противъ мелкобуржуазнаго татарскаго «народа»? какъ оно отнеслось бы къ рѣшенію, принятому тремя московскими обществами представителей либеральныхъ профессій насчетъ самовооруженія народа за счетъ городскихъ думъ?

Оно, вѣроятно, вначалѣ совершенно игнорировало бы ихъ, какъ категорію «буржуазной интеллигенціи». Когда же ему стало бы извѣстно, что они стоятъ за вооруженіе народа, оно перевело -бы ихъ въ категорію «трудовой интеллигенціи», «демократовъ по существу». Вѣдь говорилъ уже Войновъ на публичномъ собраніи, что всякій, кто согласенъ датъ ружье народу, нашъ союзникъ.

Бюро, правда, и по отношенію къ «буржуазной интеллигенціи» вспомнило про нашу обязанность «поддерживать всякое оппозиціонное движеніе». Но изображаетъ оно эту поддержку въ прямо жаррикатурной формѣ: мы будемъ протестовать противъ насилія надъ либераломъ (!), если оно случится, мы укроемъ бѣгущаго «демократа», мы не выбросимъ номера Освобожденія, а, по мино"ванія въ немъ надобности, передадимъ его либералу или обывателю! Но вѣдь это не правила политической тактики, скажетъ иной скептикъ, вѣдь это правило тактичности или даже простой элементарной порядочности!

Но «Бюро большинства» и не задумывается надъ нашими политическими задачами по отношенію къ оппозиціоннымъ движеніямъ либеральной демократіи: «Нашимъ лозунгомъ», говоритъ юно, «должна быть охрана классовой чистоты рабочаго движенія». И почему, спрашивается, нѣкіе «ортодоксальные марксисты» въ свое время такъ обрушились на «экономистовъ» за то, что они «изолируютъ» пролетаріатъ въ интересахъ «чисто рабочаго движенія»?!

Резюмируя содержаніе перваго акта предлагаемой намъ революціонной пьесы, мы можемъ сказать: авторы ея поставили себѣ опредѣленную цѣль, которую всѣ они могли бы формулировать словами: «выполненіе этой черной работы революціи, организація выступленія, становится въ данный моментъ нашей высшей политической обязанностью». И вотъ, ради достиженія этой цѣли, намъ рекомендуютъ такую упрощенную, неподвижную тактику, которая, во 1-хъ, не привлечетъ къ нашему дѣлу широкихъ слоевъ пролетаріата, которая, въ 2-хъ, оттолкнетъ отъ него многихъ возможныхъ союзниковъ, которая, словомъ, приведетъ выступленіе къ фіаско, въ пораженію. Если-бъ это случилось, мы бы до второго акта вовсе не дошли. Но вѣдь изъ того, что пролетаріату рекомендуютъ «новую методу», еще не слѣдуетъ, что онъ ее одобрить. А потому мы приглашаемъ читателя познакомиться и со вторымъ актомъ революціонной пьесы.

2-ой актъ. Побѣдоносное выступленіе кончено, — настукаетъ второй актъ буржуазной революціи, когда соціалдемократія «возносится къ власти, когда она выступаетъ на сцену въ ново# роли — государственнаго строителя освобожденнаго буржуазнаго» общества. Намъ предлагаются двѣ версіи этого второго акта.

Товарищъ Т. пишетъ: «Революціонное развитіе влечетъ пролетаріатъ, а съ нимъ — нашу партію, въ временному политическому: господству»; эквилибристы изъ «Впередъ» провозглашаютъ смѣла «демократическую диктатуру пролетаріата и крестьянства».

Авторы нашей пьесы считаютъ участіе соціалдемократіи за временномъ правительствѣ неизбѣжнымъ, поскольку она не захочетъ угашать свой революціонный духъ. Это должна была доказать «прелюдія» въ пьесѣ; но она, какъ мы видѣли, ничего не доказала. Посмотримъ, не находитъ ли оправданія пропаганда идей соціалдемократическаго временного правленія въ соблазнительности этой перспективы.

Для какой цѣли намъ рекомендуютъ временное участіе въ правительствѣ? «Реорганизація бюрократическаго полицейскаго и военнаго аппарата, изгнаніе всѣхъ кровожадныхъ негодяевъ, замѣна ихъ друзьями народа (!), вооруженіе народа на государственный счетъ — вотъ мѣры, которыя прежде всего должны быть проведены временнымъ правительствомъ», пишетъ тов. Т., а его единомышленникъ, въ частномъ письмѣ, къ этимъ мѣрамъ еще прибавляетъ введеніе восьмичасового рабочаго дня. Газета «Впередъ» выражается менѣе опредѣленно, но болѣе торжественно: «Сторонитесь вы, генералы и сановники, профессора и капиталисты: пролетаріатъ выступаетъ, чтобы построить вамъ вашу буржуазную республику (какая любезность!) и онъ построить ее такъ, чтобы наилегче было перестроить ее на соціалистическихъ началахъ, когда придетъ желанный часъ».

'Товарищъ Т., конечно, не такъ любезенъ по отношенію въ буржуазіи, какъ газета «Впередъ»; онъ не ставитъ себѣ цѣлью строить для нея ея республику. Онъ обязуется провести за временномъ правительствѣ только нѣкоторыя революціонныя мѣры въ интересахъ пролетаріата и всей демократіи. Рекомендуемыя имъ мѣры хороши; онѣ необходимы для торжества революціи. На въ условіяхъ буржуазной революціи намъ легче ихъ провести, именно не связывая себѣ рукъ правительственной властью, не связывая себя оффиціальной отвѣтственностью передъ буржуазнымъ обществомъ въ цѣломъ, намъ легче ихъ провести, именно оставаясь въ оппозиціи, оказывая революціонное давленіе извнѣ на правительство. Послѣ возстанія 10-го августа 1702 года, парижская коммуна по своему почину устроила «Комитетъ общественнаго спасенія», по своему почину вооружала народъ и очищала администрацію отъ «подозрительныхъ» элементовъ, «отъ враговъ народа». Она принимала эти революціонныя мѣры не потому, что получила на то законныя полномочія, не потому, что была облечена соотвѣтственной властью (у власти была Жиронда), а потому, что она была фактическая сила, потому что она участвовала въ побѣдоносномъ возстаніи. Это право — право побѣдоносной революціи — сохранитъ за собой и нашъ пролетаріатъ послѣ удачнаго выступленія, но только въ томъ случаѣ, если онъ останется фактической силой, если не дезорганизуется его самостоятельная классовая партія, если она не растворится въ революціонной демократіи.

Наше участіе въ временномъ правительствѣ не облегчило бы проведенія революціонныхъ мѣръ; за то оно навязало бы намъ проведете такихъ мѣръ, которыя ничего общаго не имѣютъ съ революціей. Вотъ этого-то не видитъ т. Т., это-то игнорируютъ публицисты «Впередъ». Когда они говорятъ о временномъ правительствѣ, имъ угодно видѣть только его революціонныя задачи по отношенію къ ликвидируемому «старому режиму», имъ не угодно видѣть его консервативныхъ задачъ въ дѣлѣ охраненія буржуазнаго общества отъ «опасныхъ» послѣдствій его классовыхъ противорѣчій. Они закрываютъ глаза на антагонистическій характеръ буржуазной революціи. Они этого антагонизма «временно» не мыслятъ и отсюда заключаютъ, что онъ «временно* перестанетъ существовать, чтобы облегчить имъ ихъ задачу. Міръ есть моя воля и мое представленіе!

„Соціалдемократическое временное правительство не можетъ совершить въ Россіи соціалистическій переворотъ“, говоритъ тов. Парвусъ, „но уже самый процессъ ликвидаціи самодержавія и установленіе демократической республики даетъ ему благодарную почву политической работы“.

Работы несомнѣнно будетъ много, но вся ли она будетъ благодарная? Станутъ ли утверждать товарищи Парвусъ и Троцкій, что въ періодъ временной диктатуры исчезнетъ классовый антагонизмъ между пролетаріатомъ и буржуазнымъ обществомъ, въ частности, между пролетаріатомъ и революціонной мелкой буржуазіей? Станутъ ли они отрицать, что чувствительность пролетаріата ко всякаго рода эксплуатаціи, ко всякаго рода униженіямъ, удвоится, удесятерится, когда пролетаріатъ будетъ чувствовать себя побѣдителемъ?

Какъ же соціалдемократическое временное правительство будетъ реагировать на это неизбѣжное въ революціонную эпоху обостреніе антагонизма между пролетаріатомъ и буржуазнымъ обществомъ? Какъ же оно примиритъ свой старый партійный долгъ — стоять во главѣ всякого классоваго движенія пролетаріата — со своимъ новымъ обязательствомъ — „строить для буржуазіи ея республику“, а стало быть и „охранять“ эту буржуазную республику отъ грозныхъ волненій рабочей массы?

Мы изгонимъ изъ администраціи всѣхъ кровожадныхъ негодяевъ и замѣнимъ ихъ друзьями народа, — говорите вы.

Будутъ ли эти „друзья народа“, которыми вы замѣните старыхъ чиновниковъ, охранять интересы крупныхъ или хотя бы мелко буржуазныхъ кредиторовъ противъ должнитиковъ-пролетаріевъ, будутъ ли „друзья народа“, которыми вы замѣните старую полицію, арестовывать и предавать „правосудію“ пролетаріевъ, посягнувшихъ въ той или другой формѣ на „священную собственность“ буржуазіи? будутъ ли „друзья народа“, засѣдающіе въ „новыхъ судахъ“, судить этихъ „преступниковъ“ на основаніи буржуазно-гражданскаго и уголовнаго права? будутъ ли „друзья народа“ изъ рядовъ вашей реорганизованной арміи усмирять толпы безработныхъ, учиняющихъ „безпорядки“, будутъ ли „друзья народа“, которыми вы замѣните прежнихъ тюремщиковъ, лѣсныхъ стражниковъ, городовыхъ и пр. выполнять свои „охранительныя“ функціи? Возьметъ ли на себя революціонное Временное Правительство отвѣтственность за дѣянія этихъ „друзей народа“, надъ которыми оно будетъ имѣть верховный контроль даже и въ тѣхъ случаяхъ, когда они выбраны народомъ? Конечно, да; иначе Временное Правительство не исполнить своихъ обязательствъ по отношенію къ буржуазной республикѣ, которую оно строитъ, иначе оно съ перваго же дня будетъ объявлено врагомъ буржуазной республики.

Я полагаю, что если-бъ тов. Т. опустился изъ „эмпирей, въ которыхъ витаютъ чистые духи“, въ реальную обстановку буржуазнаго правительства, хотя бы временнаго, революціоннаго, оно потеряло бы для него соблазнительность.

Мы не скажемъ того же о публицистахъ газ. „Впередъ“: они представляютъ себѣ положеніе временного правительства сравнительно болѣе реально, но это положеніе ихъ не смущаетъ, потому что они несравненны въ своей развязности оппортунистовъ. Вр. правительство, говорятъ они, будетъ осуществленіемъ „демократической диктатуры пролетаріата и крестьянства“. Что это значитъ? Диктатура предполагаетъ абсолютное единство — единую волю. Въ разсматриваемой комбинаціи единство можетъ быть достигнуто, либо если крестьянство станетъ на точку зрѣнія пролетаріата, т. е. на точку зрѣнія соціализма, либо, если пролетаріатъ станетъ на точку зрѣнія крестьянства, т. е. мелкой буржуазіи. Публицисты „Впередъ“ категорически исключаютъ первую возможность.

Но если такъ, то, по изъ мнѣнію, мы въ интересахъ революціи должны временно стать на точку зрѣнія мелкой буржуазіи. Почему, же они путаются и путаютъ другихъ, почему же они говорятъ, „что и во время борьбы за ея (программы минимумъ) осуществленіе и по окончаніи ея мы должны организовать свои силы для дальнѣйшей борьбы подъ флагомъ минимума нашей программы“ („Впередъ“ № 12)? Потому что въ ихъ устахъ эти слова не имѣютъ реальной цѣны, потому что для нихъ „организовать значитъ написать уставъ“. Эти „вожди“ пролетаріата не смущаются перспективой республиканскаго блока, потому что они отгородили себя и программой, и тактикой, и организаціей отъ революціонной демократіи» (см. «Впередъ» № 13). По въ періодъ «демократической диктатуры пролетаріата и крестьянства», въ періодъ «блока» перегородка въ тактикѣ и организаціи между революціонной буржуазной демократіей и соціалдемократіей разрушится, потому что у нихъ тогда будетъ одна единая воля.

Что же у нихъ останется для "охраны классовой самостоятельности пролетаріата*? Останется «программа», останется «писаная конституція», находящаяся въ полномъ противорѣчіи съ «дѣйствительной конституціей», останется, словомъ, листъ печатной бумаги, хранящійся въ архивѣ департамента внутреннихъ дѣлъ Временнаго Правительства.

И мы, и газ. "Впередъ* одинаково признаемъ, что теперь у насъ возможна только буржуазно-демократическая революція. И мы, и газ. «Впередъ» одинаково признаемъ, что непосредственной причиной ограниченности нашей революціи служить тотъ фактъ, что масса націи стоитъ у насъ на точкѣ зрѣнія мелкой буржуазіи. По изъ этой посылки мы дѣлаемъ для себя прямо противоположные выводы. Мы стремимся остаться въ положеніи революціонной оппозиціи, чтобы сохранить практическую возможность критиковать ограниченность мелкой буржуазіи, очутившейся у власти. Публицисты «Впередъ» стремятся раздѣлить власть съ мелкой буржуазіей, сохраняя возможность критиковать пролетаріатъ, буде онъ увлечется иллюзіями. «Мы, говорятъ они, отвергнемъ, какъ утопію, какъ безсознательную провокацію, всякую попытку навязать пролетаріату невыполнимую при настоящихъ соціально-экономическихъ условіяхъ задачу немедленнаго осуществленія максимальной программы, т. е. немедленнаго созданія соціалистическаго строя». Мы позволимъ себѣ нѣсколько болѣе развить эту перспективу. Какъ мы неоднократно указывали, условія революціонной диктатуры чрезвычайно благопріятны для возникновенія всевозможныхъ соціальныхъ утопій. У нашихъ «диктаторовъ» не будетъ никакой физической можности опредѣлять, гдѣ тутъ кончается наивная иллюзія, гдѣ начинается "безсознательная провокація* или даже сознательная. Вотъ, напримѣръ, Эд. Бериштейнъ склоненъ былъ почти во всей революціонной агитаціи, предшествовавшей іюньскимъ днямъ въ Парижѣ, усматривать «безсознательную провокацію» (см. прим. Бериштейна къ исторіи Эритье). Наши «диктаторы» хотя во многомъ съ Бериштейномъ не сходятся, но въ мнительности они навѣрно его перещеголяютъ. Какъ же они поступятъ, если ихъ словесные аргументы не въ силахъ будутъ остановить распространенія «безсознательной провокаціи», угрожающей республикѣ? Не прибѣгнутъ ли они къ тѣмъ "убѣдительнымъ* аргументамъ власти, къ которымъ прибѣгло министерство "соціалиста* Мильерана при усмиреніи рабочихъ Шалона и Мартиники?.. Вѣдь Мильеранъ тоже хотѣлъ только «спасти республику», вѣдь онъ тоже «отгородился» отъ своихъ буржуазныхъ коллегъ соціалистической «программой»?..

«Самымъ худшимъ изъ всего, что можетъ предстоять вождю крайней партіи, является вынужденная необходимость обладать властью въ то время, когда движеніе еще недостаточно созрѣло для господства представляемаго имъ класса… онъ вынужденъ будетъ (NB!.. Онъ будетъ вынужденъ противъ своей воли) отстаивать не свою собственную партію, не свой собственный классъ, а тотъ классъ, для господства котораго уже созрѣло движеніе. Онъ долженъ будетъ (NB долженъ будетъ независимо отъ его воли) въ интересахъ именно этого движенія (NB, у насъ, въ интересахъ буржуазной республики) отстаивать интересъ чуждаго ему класса (NB, у насъ — мелкой буржуазіи) и отдѣлываться отъ своего класса фразами (NB! фельетонами „Впередъ“), обѣщаніями и увѣреніями въ томъ, что интересы другого класса являются его собственными. Кто разъ попалъ въ это ложное положеніе, тотъ погибъ безвозвратно».

Такъ писалъ Энгельсъ, и когда мы на эти слова указываемъ публицистамъ газ. «Впередъ», эти будущіе «диктаторы» уже теперь, заблаговременно, изъ одного только Wille zurMacht, начинаютъ какъ бы въ подтвержденіе Энгельса лгать и путать^[10].

Они насъ обвиняютъ въ томъ, что мы "боимся* власти. Нѣтъ, мы не боимся «власти», мы только имѣемъ мужество называть вещи своимъ именемъ. Мы говоримъ, если-бъ вы очутились у власти при данныхъ условіяхъ, вы бы окончательно превратились изъ соціалдемократовъ въ буржуазныхъ якобинцевъ и тогда, въ отвѣтъ на вопросы тов. Т., гдѣ у насъ якобинская буржуазная демократія, намъ было бы достаточно указать на васъ пальцемъ.

3-ій актъ. Созывъ Учредительнаго Собранія. Какъ представляютъ себѣ впередовцы финалъ пьесы, мы не знаемъ. Они намъ не говорятъ, какъ они по распущеніи Временнаго Правительства станутъ выпутываться изъ того мелкобуржазнаго блока, въ которомъ они запутались, какъ они начнутъ размежевываться съ тѣми, съ которыми они только что вмѣстѣ княжили, судили и рядили; они намъ не говорятъ, чѣмъ они будутъ руководиться при этомъ размежеваніи, какъ они будутъ рвать новыя связи, скрѣпленныя «кровью и желѣзомъ» эпохи диктатуры, какъ они будутъ возстановлять старыя растерянныя соціалдемократическія связи на основаніи поблекшихъ воспоминаній о томъ времени, когда они вмѣстѣ съ другими товарищами въ-революціонномъ подпольѣ критиковали и «обличали» идеологовъ мелкой буржуазіи; они намъ не говорятъ, какъ они возстановятъ добрую дружбу съ пролетаріатомъ, съ которымъ у нихъ накопилось за время мелко-буржуазной диктатуры немало «недоразумѣній», который они, навѣрно, не разъ судили за «безсознательную провокацію», который ихъ, навѣрно, не разъ упрекалъ за измѣну соціалистическимъ принципамъ, за неисполненныя обѣщанія, за преступные компромиссы и пр., и пр. Они объ этомъ не говорятъ и совершенно основательно: этимъ-то вѣроятнѣе всего и не прядется выпутываться изъ блока — вкусивъ сладкаго, не захочешь горькаго…

Но какъ представляетъ себѣ финалъ пьесы тов. Т.? Онъ, само собой разумѣется, не предлагаетъ намъ «демократической диктатуры пролетаріата и крестьянства;» онъ, само собой разумѣется, не допускаетъ возможности блока между соціалдемократіей и революціонной буржуазной демократіей — тѣмъ болѣе, что онъ отрицаетъ существованіе послѣдней. Дѣйствительность, конечно, не мѣняется оттого, что тов. Т. составилъ себѣ объ ней фантастическое представленіе, и Временное Правительство въ буржуазной революціи, конечно, не перестаетъ быть буржуазнымъ оттого, что по предложенію тов. Т. въ немъ засѣдаютъ только добрые соціалдемократы, закрывшіе глаза на непріятные для него пункты правительственной программы. Эту программу придется Временному Правительству все-таки осуществить полностью. Но во всякомъ случаѣ субъективныя представленія тов. Т. и впередовцевъ о финалѣ пьесы должны сильно отличаться другъ отъ друга. Впередовцы признаютъ огромную революціонную роль въ ближайшемъ будущемъ нашей мелкой буржуазіи. Тов. Т. утверждаетъ, что «кромѣ насъ на революціонномъ полѣ никого нѣтъ.» Если такъ, если подъ нашей революціей нѣтъ широкой національной базы, то естественно ожидать, что Учредительное Собраніе, выражающее волю націи, сдѣлаетъ значительный шагъ назадъ по сравненію съ Временнымъ Правительствомъ, выдвинутымъ однимъ пролетаріатомъ. Съ этой точки зрѣнія намъ пишетъ въ письмѣ единомышленникъ тов. Т. насчетъ финала революціонной пьесы: Послѣ этого, пишетъ онъ, мы "падаемъ съ честью, " созвавши Учредительны Собраніе и предоставивши этому «легальному» Собранію отмѣнять норму восьми-часового рабочаго дня, которую мы ввели революціоннымъ способомъ.

Tant de bruit pour une omelette! Столько шуму изъ за пустяковъі Насъ заставили продѣлать цѣлую одиссею, полную авантюръ и приключеній, и когда мы, наконецъ, достигли власти, какъ партія пролетаріата, благодаря возстанію, сдѣланному пролетаріатомъ, намъ предлагаютъ, выполнивши «черную работу» революціи, благородно отретироваться, добровольно уступивши власть завѣдомо менѣе прогрессивнымъ общественнымъ силамъ… Признаемся, что мы на такое великодушіе и на такую скромность совершенно не способны.

Въ отличіе отъ сочинителей "новой методы, " мы не стремимся къ власти, неспособной обезпечить господства представляемаго* нами класса — пролетаріата. Въ отличіе отъ сочинителей «новой методы» мы не только идемъ съ пролетаріатомъ впереди революціи, но стремимся толкнуть на этотъ путь самые разнообразные элементы націи, для того, чтобы пролетаріатъ не остался одинокимъ въ тяжелой борьбѣ, для того, чтобы соціалдемократіи, послѣ перваго побѣдоноснаго выступленія, не пришлось взвалить на себя отвѣтственность за ограниченность буржуазной революціи, въ которой повинна буржуазность огромнаго большинства націи. Но, если-бъ, независимо отъ нашей воли, внутренняя діалектика революціи, въ концѣ концовъ, все-таки вынесла бы насъ въ власти, когда національныя условія для осуществленія соціализма еще не назрѣли, мы бы не стали пятиться назадъ. Мы бы постановили себѣ цѣлью разбить тѣсныя національныя рамки революціи и толкнуть на путь революціи Западъ, какъ сто лѣтъ тому назадъ Франція толкнула на этотъ путь Востокъ.

Партія, которая стремится къ диктатурѣ пролетаріата, не имѣетъ права соблазняться мишурой власти, которая сулитъ лишь, порвать ея связь съ пролетаріатомъ, и не имѣетъ права уклоняться отъ выполненія полностью своихъ соціалистическихъ обязательствъ, разъ она очутилась у власти. Либо мильеранизмъ, либо марксизмъ!

Мартыновъ.

---

1. Очевидно, что къ послѣдовавшему за либеральной весной* петербургскому движенію такое опредѣленіе въ низахъ" ни въ какомъ смыслѣ непримѣнимо, потому что эти событія совершились не на задворкахъ исторіи, а на ея политической авансценѣ.
2. См. выше.
3. См. стр. 172.
4. См. предисловіе къ брошюрѣ Троцкаго «До девятаго января».
5. См. Троцкій «До девятаго января». Стр. 78.
6. См. стр. 173.
7. См.: Троцкій «До девятаго января», стр. 68—59.
8. Мы отмѣчаемъ «однобокость» брошюры тов. Троцкаго, потому что "На* обставленная соотвѣтственнымъ предисловіемъ и послѣсловіемъ, является не просто критическимъ памфлетомъ, а пытается дать политическую директиву.
9. См. «Впередъ* № 10. Отнош. Р. С.-Д. Р. П. къ либераламъ.
10. О достопримѣчательномъ фельетонѣ въ № 13 «Впередъ» у насъ будетъ съ этими публицистами особый разговоръ.