Разсказъ о томъ, какъ я убилъ медвѣдя.
правитьСтолько ходило разнорѣчивыхъ толковъ и росказней о моей случайной встрѣчѣ съ аднрондакскимъ медвѣдемъ прошлымъ лѣтомъ, что изъ чувства справедливости по отношенію къ публикѣ, ко мнѣ самому и къ медвѣдю, я считаю долгомъ разъяснить, какъ было дѣло. Кромѣ того, мнѣ такъ рѣдко случается убивать медвѣдей, что всякому покажется извинительнымъ мое невинное желаніе немного похвастаться своимъ подвигомъ.
Встрѣча была непредвидѣнная съ обѣихъ сторонъ. Я не охотился на медвѣдя и не имѣю причины предполагать, чтобы медвѣдь отыскивалъ именно мою персону. Дѣло въ томъ, что мы оба собирали черную смородину и встрѣтились невзначай. Среди путешественниковъ, посѣщающихъ Аднрондакъ, частенько идутъ толки про медвѣдей, причемъ почти всѣ выражаютъ желаніе когда нибудь повидать живого медвѣдя въ лѣсу и разсуждаютъ о томъ, какъ кто поступитъ въ такомъ критическомъ случаѣ. Но медвѣди рѣдки, застѣнчивы и показываются только немногимъ избраннымъ лицамъ.
Былъ теплый августовскій день, именно такой день, когда подобное приключеніе казалось бы просто невозможнымъ. Какъ разъ нашимъ экономкамъ — ихъ было цѣлыхъ четыре въ коттэджѣ — вздумалось послать меня за черной смородиной на полянку, лежащую на склонѣ горы, позади дома. Вѣрнѣе сказать, тамъ было нѣсколько полянокъ на опушкѣ лѣса, густо поросшихъ кустарникомъ, терновникомъ и не лишенныхъ поэтической прелести. Тамъ обыкновенно паслись коровы, лѣниво бродя съ одной полянки на другую и пощипывая сочную зелень. Хозяйки милостиво снабдили меня жестянымъ ведеркомъ и приказали не очень долго мѣшкать.
Не въ силу какого нибудь предчувствія, а просто для форсу, я захватилъ съ собою винтовку. Надо сознаться, что человѣкъ съ жестянымъ ведеркомъ имѣетъ гораздо болѣе мужественный видъ, если онъ несетъ вмѣстѣ съ тѣмъ и ружье. Кто знаетъ — можетъ быть, мнѣ попадется куропатка, думалъ я, хотя не могъ себѣ представить, какъ это я попаду въ нее, если она взлетитъ, вмѣсто того, чтобы сидѣть смирно на мѣстѣ. Многіе употребляютъ простое охотничье ружье съ дробью на куропатокъ, но я предпочитаю винтовку: по крайней мѣрѣ, она ужъ дѣйствуетъ начистоту, а не шпигуетъ птицу свинцовыми шариками. Винтовка была шарповская, съ крупными пулями (по десяти штукъ на фунтъ) — прекрасное оружіе, принадлежавшее одному моему пріятелю, который много лѣтъ тому назадъ охотился съ нимъ на красную дичь. Нечего и говорить, что я не былъ завзятымъ охотникомъ. Какъ-то давно случилось мнѣ убить реполова, да и то при самыхъ унизительныхъ для меня условіяхъ. Птица спокойно сидѣла на низенькой вишнѣ. Я набилъ дробью почти полное ружье, установилъ его половчѣе на заборѣ, такъ что дуло приходилось въ десяти футахъ отъ цѣли, зажмурилъ оба глаза и спустилъ курокъ. Когда я побѣжалъ посмотрѣть, что изъ этого вышло, несчастный реполовъ лежалъ подъ деревомъ, разстрѣлянный на тысячу мелкихъ клочковъ, такъ что ни одинъ натуралистъ не взялся бы опредѣлить, къ какому онъ принадлежитъ роду и виду. Послѣ этого мнѣ опротивѣлъ спортъ. Упоминаю объ этомъ происшествіи для того, чтобы показать, что хотя я и отправился собирать смородину вооруженный, но между мной и медвѣдемъ существовало большое неравенство силъ.
На этихъ полянкахъ и прежде видывали медвѣдей. Не далѣе, какъ прошлымъ лѣтомъ наша кухарка, негритянка, въ сопровожденіи маленькой дѣвочки собирала чернику, какъ вдругъ изъ чащи показался медвѣдь и пошелъ прямо на нихъ. Дѣвчонка пустилась стремглавъ бѣжать и спаслась. А тетка Хлоя словно окаменѣла отъ страха. Вмѣсто того, чтобы удирать, она сѣла на земь и принялась вопить да причитывать, считая себя погибшей. Медвѣдь былъ изумленъ такимъ поведеніемъ: онъ подошелъ и уставился на нее, потомъ обошелъ кругомъ, дивясь, что бы это значило. Должно быть ему раньше не случалось видѣть черныхъ людей и онъ не зналъ навѣрное, понравится ли она ему на вкусъ: какъ бы то ни было, но, поглядѣвъ на негритянку нѣсколько минутъ, онъ повернулъ назадъ и скрылся въ лѣсу. Вотъ вамъ убѣдительный примѣръ деликатности чувствъ въ медвѣдѣ: по моему, онъ гораздо замѣчательнѣе, нежели великодушіе пресловутаго льва, по отношенію къ африканскому невольнику, — не забудьте, у медвѣдя не было занозы въ лапѣ.
Взобравшись на холмъ, я прислонилъ ружье къ дереву и принялся собирать смородину, переходя отъ куста къ кусту; все дальше и дальше заманивали меня блестящія черныя ягоды (издали ихъ всегда кажется больше, чѣмъ оказывается на самомъ дѣлѣ) и я незамѣтно забирался въ чащу по коровьимъ тропинкамъ, испещреннымъ тѣнью густой листвы, въ перемежку съ свѣтлыми бликами солнца. Со всѣхъ сторонъ доносилось позвякиванье колокольчиковъ, трескъ сучьевъ и топотанье скота, ютившагося въ чащѣ, спасаясь отъ мухъ. По временамъ, я встрѣчался лицомъ къ лицу съ добродушной коровой, которая смотрѣла на меня сонными глазами и тотчасъ же уходила въ гущу лѣса. Мало-помалу, я привыкъ къ этому безсловесному обществу и продолжалъ себѣ молчаливо собирать ягоды, приписывая всѣ лѣсные звуки стаду и нимало не помышляя о настоящемъ, заправскомъ медвѣдѣ. Признаться, я-таки все время мечталъ о медвѣдѣ, но объ особенномъ, миломъ, поэтическомъ звѣрѣ, и даже сочинилъ себѣ цѣлую исторію о великодушной медвѣдицѣ, которая потеряла своего дѣтеныша и, встрѣтивъ вотъ въ этомъ самомъ лѣсу маленькую дѣвочку, нѣжно унесла ее къ себѣ въ берлогу и вскормила молокомъ и медомъ. Когда дѣвочка подросла, то, повинуясь природнымъ инстинктамъ, она убѣжала въ ту долину, гдѣ былъ домъ ея отца (эту часть исторіи придется хорошенько разработать, такъ, чтобы ребенокъ могъ узнать отца по извѣстнымъ примѣтамъ и объясняться съ нимъ на какомъ нибудь языкѣ). И вотъ дѣвочка разсказала отцу, гдѣ живетъ медвѣдица. Отецъ взялъ ружье и, руководимый безсердечной дочерью, отправился въ лѣсъ, гдѣ и застрѣлилъ медвѣдицу; та даже не защищалась, но, умирая, устремила глаза, полные упрека, на свою убійцу. Мораль этой исторіи та, что надо быть милосерднымъ къ животнымъ.
Я уже почти довелъ до конца эту фантастическую сказку, какъ вдругъ оглянулся на опушку полянки и что же я вижу — медвѣдь! Онъ стоялъ на заднихъ лапахъ и занимался какъ разъ тѣмъ же, чѣмъ и я — собиралъ черную смородину. Одной лапой онъ пригибалъ кустъ, а другой загребалъ ягоды горстями въ пасть, безъ разбора, съ незрѣлыми и съ мусоромъ. Сказать, что я былъ пораженъ — было бы слишкомъ мало для выраженія моихъ истинныхъ чувствъ! Я вдругъ убѣдился, что, въ сущности, вовсе не нуждаюсь въ встрѣчѣ съ медвѣдемъ. Въ этотъ самый моментъ медвѣдь замѣтилъ меня, пересталъ ѣсть ягоды и уставился мнѣ въ лицо съ радостнымъ изумленіемъ. Хорошо вамъ соображать на досугѣ, какъ бы вы поступили въ такомъ случаѣ, но каково мнѣ-то было! Медвѣдь опустился на всѣ четыре лапы и медленно шелъ на меня. Взлѣзть на дерево было бы безполезно, медвѣдь мастеръ лазить по деревьямъ. Пустись я бѣжать, онъ непремѣнно бросился бы за мной въ догонку; и хотя медвѣдь не можетъ такъ быстро спускаться съ горы, какъ взбираться вверхъ, все же я сознавалъ, что ему легче будетъ, чѣмъ мнѣ, пробираться по заросшей терновникомъ неровной почвѣ.
Медвѣдь приближался… Вдругъ меня осѣнила мысль — какъ нибудь отвлечь его вниманіе, пока мнѣ удастся найдти средство защиты. Мое ведерко было почти полно чудесныхъ, отборныхъ ягодъ — гораздо лучше тѣхъ, которыя медвѣдь могъ набрать самъ. Я поставилъ ведро на земь и тихонько попятился назадъ, не спуская глазъ съ медвѣдя, какъ это дѣлаютъ укротители звѣрей. Хитрость моя удалась.
Медвѣдь подошелъ къ ягодамъ и остановился. Не привыкши ѣсть изъ ведра, онъ опрокинулъ его и принялся уплетать черную смородину, какъ попало, съ листьями, вѣтками и соромъ. Медвѣдь, извѣстное дѣло, не опрятнѣе свиньи. Весною, когда ему случается напасть на улей, онъ опрокидываетъ его и не столько ѣстъ медъ, сколько топчется безъ толку въ липкой, сладкой жидкости. Словомъ, медвѣжьи манеры крайне неизящны.
Какъ только мой врагъ опустилъ голову, я бросился бѣжать. Запыхавшись и дрожа всѣмъ тѣломъ, я достигъ того мѣста, гдѣ стояло мое вѣрное ружье. И какъ разъ во-время. Я услышалъ трескъ сучьевъ — медвѣдь пробирался прямехонько ко мнѣ. Разъяренный моимъ лукавствомъ, онъ спѣшилъ на добычу съ налитыми кровью глазами. Ну, подумалъ я, дѣло совсѣмъ плохо… Извѣстно, съ какой быстротой работаетъ мысль въ минуты опасности. Я передумалъ цѣлые томы, иллюстрировалъ ихъ, издалъ свои сочиненія, продалъ ихъ въ количествѣ пятидесяти тысячъ экземпляровъ и успѣлъ отправиться въ Европу на вырученные барыши — и все это, покуда медвѣдь пробирался по прогалинѣ. Прицѣливаясь изъ ружья, я успѣлъ сдѣлать торопливый и далеко не утѣшительный обзоръ всей моей жизни. Я замѣтилъ, что даже при такомъ бѣгломъ обзорѣ почти невозможно вспомнить ни одного добраго поступка, сдѣланнаго вами. Зато грѣхи всѣ выступаютъ необыкновенно ярко. Между прочимъ, я вспомнилъ объ одной газетной подпискѣ, которую я не выплачивалъ много, много лѣтъ, а тѣмъ временемъ скончались и издатель, и сама газета, такъ мой долгъ и канулъ въ вѣчность.
А медвѣдь все приближался…
Я пробовалъ припомнить все, что читалъ о встрѣчахъ людей съ медвѣдями. Я не могъ вспомнить ни одного случая, чтобы человѣкъ бѣжалъ отъ медвѣдя въ лѣсу и чтобы ему удавалось спастись; съ другой стороны, я припомнилъ пропасть случаевъ, когда медвѣдь убѣгалъ отъ человѣка и спасался. Я пробовалъ сообразить, какой лучшій способъ убить медвѣдя изъ ружья, когда вы не настолько близки отъ него, чтобы ударить его прикладомъ. Первая моя мысль была — выстрѣлить ему въ голову, всадить ему пулю между глазъ: но вѣдь это опасный экспериментъ. Медвѣжій мозгъ очень малъ, и если только вы не попадете прямо въ этотъ органъ, то медвѣдю нипочемъ пуля въ головѣ, по крайней мѣрѣ, въ данную минуту. Вспомнилось мнѣ, что пуля, всаженная медвѣдю какъ разъ между поредними лапами, въ сердце, причинитъ ему мгновенную смерть. Въ эту цѣль также трудненько попасть, — развѣ только медвѣдь станетъ на заднія лапы, обернувшись къ вамъ лицомъ, и будетъ стоять смирно, какъ мишень на стрѣльбищѣ. Въ концѣ-концовъ я рѣшилъ стрѣлять по немъ куда попало.
Медвѣдь подходилъ все ближе и ближе.
Дѣло казалось мнѣ совершенно не такимъ, какимъ оно изображалось въ книгахъ и журналахъ. Я тщательно слѣдилъ за охотничьими отчетами, — но тутъ не легко было примѣнить на практикѣ вычитанные мною методы; я колебался, какъ лучше стрѣлять, — лежа на животѣ, или же на спинѣ, оперевъ ружье на оконечности ногъ. Ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ, думалось мнѣ, я не могу видѣть медвѣдя, покуда онъ не подступитъ ко мнѣ почти вплотную. А медвѣдь не станетъ дожидаться, покуда я посмотрю на термометръ, или буду наблюдать направленіе вѣтра. Слѣдовательно, Богъ съ ними, съ методами!
А медвѣдь уже близко…
Я старался сосредоточить послѣднія мысли на своей семьѣ. А такъ какъ семья моя невелика, то это оказалось не труднымъ. Боязнь не угодить женѣ или оскорбить ея чувства поглощала всѣ мои помыслы. Какъ она будетъ тревожиться! Часы летятъ одинъ за другимъ, а я все не возвращаюсь! Что подумаютъ остальные домашніе — почти весь день прошелъ, а ягодъ нѣтъ, какъ нѣтъ! Каково будетъ смущеніе моей супруги, когда получится извѣстіе, что ея благовѣрный заѣденъ медвѣдемъ! Не могу себѣ представить ничего обиднѣе, какъ имѣть мужа, заѣденнаго медвѣдемъ. Но этимъ еще не кончались мои заботы. Когда человѣкомъ овладѣлъ страхъ, ему приходятъ въ голову самыя нелѣпыя мысли. Я представилъ себѣ нашихъ друзей, оплакивающихъ мою кончину, и подумалъ, какого рода надгробную надпись изобразятъ на моей могилѣ. Что нибудь въ родѣ этого:
Весьма не героическая и даже пренепріятная надпись! Эти слова «заѣденный медвѣдемъ» просто нестерпимы! Заѣденъ, да еще медвѣдемъ, животнымъ, пользующимся такой незавидной репутаціей со временъ пророка Елисея!
Медвѣдь быстро настигалъ меня… даже совсѣмъ настигъ! Мнѣ кажется, онъ могъ разглядѣть малѣйшіе прыщики на моемъ лицѣ. Всѣ послѣдующія мои размышленія перепутались окончательно. Я поднялъ ружье, намѣтилъ грудь звѣря и спустилъ курокъ. Затѣмъ повернулъ налѣво кругомъ и понесся съ быстротой лани. Медвѣдь что-то не преслѣдовалъ меня, по крайней мѣрѣ, я не слыхалъ его топота. Осторожно оглянулся я назадъ… Медвѣдь остановился. Онъ лежалъ на землѣ. Тогда я вспомнилъ, что самое лучшее, что можно сдѣлать, выстрѣливъ изъ ружья — это зарядить его снова. Я поспѣшилъ это исполнить, не спуская глазъ съ медвѣдя. Онъ не шевелился. Я подозрительно отступилъ назадъ.
Заднія его лапы слегка подергивались, но скоро и это судорожное вздрагиваніе прекратилось. А что, если онъ притворяется — медвѣди на это мастера!.. Для пущей вѣрности я подошелъ ближе и всадилъ ему пулю въ голову. Теперь ему было все равно. Смерть прихлопнула его съ удивительной неожиданностью. Онъ лежалъ совершенно спокойно. Чтобы ему не вздумалось встать, я развѣялъ по вѣтру его мозги и отправился домой. Я убилъ медвѣдя.
Несмотря на возбужденное состояніе, я явился домой, какъ ни въ чемъ не бывало. Меня встрѣтили цѣлымъ градомъ упрековъ и разспросовъ:
— Ну, гдѣ же черная смородина?
— Чего ты такъ долго пропадалъ?
— Куда ты дѣвалъ ведро?
— Я его тамъ оставилъ.
— Оставилъ ведро?! Это зачѣмъ же?
— Оно понадобилось медвѣдю.
— Ахъ, вздоръ какой!
— Право же, въ послѣдній разъ, какъ я видалъ ведро, изъ него кушалъ медвѣдь.
— Полно городить пустяки! Ужъ будто ты и въ самомъ дѣлѣ видѣлъ настоящаго, живого медвѣдя?
— Ей-Богу, видѣлъ!
— Что же, онъ бѣжалъ за тобой?
— Бѣжалъ!
— Не вѣрю ни одному словечку. А ты что же сдѣлалъ?
— Да ничего особеннаго: просто взялъ да и застрѣлилъ медвѣдя.
Тутъ раздались восклицанія: «Чистыя выдумки!» «Все-то онъ вретъ!» «Ну, гдѣ же медвѣдь твой?»
— Если хотите видѣть медвѣдя, ступайте въ лѣсъ. Не могъ же я одинъ притащить его сюда.
Убѣдивъ мою домашнюю челядь, что дѣйствительно случилось нѣчто необыкновенное и возбудивъ нѣсколько запоздалую тревогу на счетъ моей собственной безопасности, я отправился въ долину за подмогой. Самый завзятый нашъ охотникъ, содержатель постоялаго двора, выслушалъ мой разсказъ съ нѣкоторой недовѣрчивостью; то же самое обнаружили и остальные обитатели дома, когда исторія распространилась. Тѣмъ не менѣе, такъ какъ я былъ трезвъ, серьезно стоялъ на своемъ и даже предлагалъ имъ сейчасъ же свести ихъ къ медвѣдю, то собралась толпа человѣкъ въ сорокъ и отправилась со мной за убитымъ медвѣдемъ. Въ сущности, никто не вѣрилъ, что тутъ замѣшанъ медвѣдь, однако же, всѣ взяли съ собой ружья. И вотъ, мы пошли въ лѣсъ, вооруженные кто ружьемъ, кто пистолетомъ, кто вилами и дубинами на всякій случай; по пути, надо мною порядочно подтрунивали.
Но когда я привелъ всю компанію на роковое мѣсто и показалъ имъ на медвѣдя, мирно покоящагося непробуднымъ сномъ, тогда нѣчто въ родѣ ужаса овладѣло всѣми присутствующими. Медвѣдь, настоящій медвѣдь, клянусь Джорджемъ! а герой подвига… впрочемъ, изъ скромности, не буду на этомъ останавливаться. И какая это была замѣчательная процессія, когда медвѣдя торжественно волокли домой! Какая толпа собралась въ долинѣ поглазѣть на страшнаго звѣря! Нашему лучшему пастору никогда не удавалось привлечь такое стеченіе народа.
Я долженъ сказать, что мои ближайшіе друзья, отличные охотники, поступили въ этомъ случаѣ очень благородно. Они не отрицали, что это былъ настоящій медвѣдь, хотя нѣкоторые и замѣчали, что онъ немного маловатъ. М-ръ Динъ, большой спортсменъ, сознался даже, что это былъ очень ловкій выстрѣлъ (онъ въ то же время лучшій рыболовъ въ Соединенныхъ Штатахъ). Мнѣ кажется, нѣтъ въ цѣломъ мірѣ человѣка, который бы такъ страстно мечталъ убить американскаго оленя, какъ м-ръ Динъ! Одно мнѣ было нѣсколько обидно; осмотрѣвъ рану у медвѣдя, онъ замѣтилъ, что видывалъ такія раны, нанесенныя ни чѣмъ инымъ, какъ коровьимъ рогомъ.
Впрочемъ, эти намеки нимало не смущали меня. Засыпая въ эту ночь, я съ наслажденіемъ и гордостью думалъ про себя: «я убилъ медвѣдя!»