Викитека

Рассказы о сибирских золотых приисках (Небольсин)/Версия 3/ДО

Рассказы о сибирских золотых приисках
авторъ Павел Иванович Небольсин
Опубл.: 1847. Источникъ: az.lib.ru • Статья четвертая. (Окончание).

РАЗСКАЗЫ О СИБИРСКИХЪ ЗОЛОТЫХЪ ПРІИСКАХЪ.

править
Статья четвертая.
(Окончаніе.)

Буряты или Братскіе Люди. Поколѣніе Бурятъ заключается въ предѣлахъ Иркутской-Губерніи по всѣмъ ея округамъ, кромѣ Киренскаго, и занимаетъ пространство между рѣками Агой, принадлежащей къ бассейну Амура, и Окой, входящей въ систему водъ енисейскихъ, отъ границы Китая до верховьевъ Лены. Бурятовъ считается болѣе 150 тысячь человѣкъ обоего пола. По-сю-сторону Байкала Буряты держатся еще шаманства; по ту сторону озера — они исповѣдуютъ буддизмъ. Буряты раздѣляются на многіе роды и управляются патріархальною властію шуленьгъ, тайшей или таджей и зайсановъ; но цвѣтомъ всего бурятскаго народа считаются такъ-называемые, Хоринцы и Цонголы, или сортольскіе или селенгинскіе Буряты, живущіе въ самыхъ южныхъ предѣлахъ Иркутской-Губерніи, въ округахъ Верхнеудинскомъ и Нерчинскомъ.

Буряты въ первый разъ сдѣлались извѣстны Русскимъ въ 1612 году, когда Тунгусы заявили о тѣхъ ихъ родахъ, которые кочевали по рѣкамъ Ленѣ и Ангарѣ. Въ 1622 году, енисейскій воевода, Яковъ Хрипоновъ, увѣдомился, что Буряты, кочевавшіе по рѣкѣ Кану и намъ еще неподвластные, намѣревались учинить нападеніе на ясачныхъ Тунгусовъ. Желая обратить ихъ въ подданство Россіи, онъ послалъ къ нимъ нарочнаго казака, по примѣрной жизни своей прозваннаго Постникомъ, которому и наказалъ уговорить ихъ ко взносу ясака разными подарками, обнадежить ихъ царскими милостями и, чтобъ вѣрнѣе достигнуть цѣли, угостить ихъ хлѣбнымъ виномъ. Напитокъ этотъ весьма поправился Бурятамъ и возбудилъ въ нихъ желаніе признать себя покоренными; но ясакъ платить они не согласились[1]. Къ половинѣ, однакожь, XVII столѣтія, всѣ Буряты были уже объясачены.

Изъ селенгинскихъ Бурятъ составлены четыре казачьи полка, которые, вмѣстѣ съ русскими казаками, охраняютъ границы наши съ Китаемъ и служатъ при таможнѣ на Кяхтѣ.

Юрты Бурятовъ разбросаны по степямъ мелкими, безпорядочными группами и примыкаютъ обыкновенно къ рѣчкѣ или озеру. Съ Русскими они очень-уживчивы, сначала весьма-робки; но, видя, что съ ними обходятся ласково — стараются всѣмъ угодить новому знакомому. Къ правительству нашему они питаютъ особенное благоговѣніе: такъ, узнавъ въ 1815 году, что у насъ была война съ Французомъ и что Москва сожжена непріятелемъ, они поднялись и всѣ хотѣли идти на враговъ Россіи; ихъ съ трудомъ отговорили отъ этого намѣренія, объявивъ, что миръ уже заключенъ. Въ недавнее время, они явили новый примѣръ своей преданности изъявленіемъ вѣрноподданническихъ сѣтованій о смерти великой княгини Александры Николаевны.

Физіономія Бурятовъ — общемонгольская, слывущая въ народѣ подъ именемъ калмыцкой: лица смуглыя, съ высунувшимися скулами; глаза прорѣзные, черные; зубы бѣлые, какъ слоновая кость; уши оттопырившіяся. Роста они средняго, но широки, плотны и плечисты. Женщины гораздо-красивѣе мужчинъ; но онѣ чрезвычайно-скоро старѣются. Жена — подвластная работница мужа. Буряты никогда не цалуются: они только трутся носами и довольствуются обнюхиваніемъ предметовъ своей любви.

Мужчины одѣваются въ дыгылъ, то есть тулупъ: это почти единственная ихъ одежда женщины, сверхъ дыгыла, надѣваютъ безрукавый родъ шугая изъ шелковой матеріи со сборками назади. Лѣтомъ дыгылъ спускается съ плечь и обнажаетъ половину корпуса; только богатые носятъ терлыкъ, родъ халата. Рубахи рѣдко употребляются; если ихъ и носятъ, то до-тѣхъ-поръ, пока онѣ совершенно не истлѣютъ на плечахъ. Буряты вообще неопрятны, рѣдко моются, и отъ-того тѣло ихъ имѣетъ видъ вороненой мѣди, испещренной темными полосами грязи. — Кушанье подается въ грязныхъ корытцахъ; занявшись ѣдой, Бурятъ роется въ пищѣ руками; вилками, на манеръ китайскихъ палочекъ, богатые щеголяютъ передъ русскими чиновниками. Любятъ араки, то есть кислое вино, перегоняемое изъ молока, и остающійся послѣ перегонки его въ котлѣ сушеный творогъ или арцу; охотники до кирпичнаго чая замѣняютъ его иногда настоемъ изъ разныхъ полевыхъ кореньевъ и даже изъ болони съ гнилой березы. — Буряты ѣдятъ конину, иногда употребляютъ и падаль, а полевыхъ мышей считаютъ за отличное лакомство

Буряты нрава тихаго и спокойнаго, когда не пьяны; услужливы и терпѣливы; храбры съ медвѣдями и ужасные трусы передъ русскими забіяками; но вмѣстѣ съ тѣмъ честолюбивы, обидчивы, скрытны и мстительны. Кромѣ воровства, мошенничества и мелкихъ плутней, они рѣдко попадаются подъ судъ, и очень-наивны въ отвѣтахъ по преступленіямъ, великости которыхъ они не постигаютъ. Такъ одинъ изъ пойманныхъ съ фальшивой ассигнаціей, весьма-грубо поддѣланной, съ божбой увѣрялъ всѣхъ въ своей невинности: «какая же она фальшивая, если я самъ ее сдѣлалъ!»

Говорятъ, что Буряты, поклонники буддизма, вѣрятъ своимъ ученымъ ламамъ на-слово, не понимая отвлеченныхъ началъ своей религіи и не разумѣя тибетскихъ и санскритскихъ словъ священныхъ своихъ книгъ; при богослуженіи они довольствуются пѣніемъ духовныхъ лицъ и звукомъ мѣдныхъ тазовъ, котловъ, бубенъ, трубъ и разныхъ погремушекъ.

У нерчинскихъ Бурятъ двѣ кумирни: одна каменная въ 180 верстахъ отъ Нерчинска на юго-западъ, весьма-красиво выстроенная въ 1808 году и богато-украшенная; другая деревянная, по рѣчкѣ Цугуль, впадающей въ Оконъ[2]. Здѣсь каждое лѣто совершается весьма-интересная церемонія въ честь Шакямунія, управляющаго міромъ, — при чемъ ламы возятъ вокругъ этой кумирни обитаго зеленымъ бархатомъ деревяннаго коня въ полной сбруѣ, съ сидящимъ на немъ рѣзнымъ изображеніемъ пятаго будды Майдари, или Майтрея, котэрый долженъ въ-послѣдствіи воплотиться и замѣнить собою Шакямунія.

Бурятъ, зная, что десять мильйоновъ разъ повторенная молитва оммани-падмэ-хумъ вознесетъ его на высшую степень нравственнаго совершенства — отъ лѣни и неувѣренности успѣетъ ли онъ, во всю жизнь, самъ проговорить эти таинственныя слова завѣтное число разъ, вѣшаетъ надъ отверстіемъ юрты на тоненькой веревочкѣ колесо, отъ движенія воздуха безпрестанно вертящееся, и вѣритъ, что каждое кругообращеніе его равносильно устной молитвѣ.

Шаманство есть обоготвореніе силъ и явленій видимой природы, представляемыхъ и чтимыхъ у Бурятъ подъ именемъ онгоновъ. Высокая гора, необыкновенной формы утесъ, бѣлка съ бѣлою на спинѣ полоскою, — однимъ словомъ, все, что по своей колоссальности или по уродливости можетъ броситься въ глаза, можетъ быть символомъ онгона.

Изображенія онгововъ развѣшиваются въ юртахъ на снуркахъ; иногда ихъ замѣняютъ куклы, сшитыя изъ лоскутьевъ, или даже простая связка лучины, одѣтая въ какую-нибудь овчинку. Изображенія эти чествуютъ тѣмъ, что ихъ опрыскиваютъ виномъ, или молокомъ, а отъ избытка усердія мажутъ масломъ и сметаною. Въ важныхъ случаяхъ закаляютъ животныхъ, вздѣваютъ ихъ на высокіе шесты и оставляютъ въ такомъ положеніи на долгое время. Но за то, если кумиръ, которому поклонялись, не выполнитъ мольбы просящаго, Бурятъ отмститъ ему разными знаками презрѣнія, бранью и даже побоями.

Шаманы и шаманки одѣваются въ странную и особаго вида и покроя одежду, обшитую въ разныхъ мѣстахъ длинными разноцвѣтными конскими волосами. Они съ бубномъ въ рукахъ и другими развѣшанными вокругъ тѣла побрякушками, въ ночное время скачутъ черезъ огонь, кривляются, кричатъ, неистовствуютъ до изнеможенія, падаютъ на землю и въ такомъ положеніи прорицаютъ будущее[3].

Буряты имѣютъ свою грамоту и воспитываютъ дѣтей своихъ въ Агинскомъ, Селенгинскомъ и Балаганскомъ Приходскихъ Училищахъ, поддерживаемыхъ усердными ихъ приношеніями[4].

Въ настоящее время, буряты-буддисты съ нетерпѣніемъ ожидаютъ совершеннолѣтія будущаго своего хутухты, то-есть верховнаго жреца, котораго ныньче у нихъ нѣтъ. Юноша этотъ, какъ говорятъ, считаемый не простымъ смертнымъ, а хубильганомъ, въ тѣлѣ котораго воплотилась святая душа, родился въ тридцатыхъ годахъ въ Нерчинскомъ-Округѣ, отъ одной молодой вдовы буддистки. Онъ въ прошломъ году былъ еще живъ и занимался изученіемъ священныхъ книгъ.

Тунгусы, племя манжурское, извѣстны нашему правительству съ начала семнадцатаго столѣтія, когда нѣсколько родовъ этого племени, бродившихъ по рѣкѣ Ангарѣ, получившей отъ нихъ наименованіе Тунгуски, было обложено ясакомъ или натуральною податью мѣхами бѣлокъ, соболей и другихъ пушныхъ звѣрей, которыми изобиловали непроходимыя дебри Сибири. Многіе изъ непокорныхъ въ то же время перешли въ Китай. Единственные охранители и единственные русскіе жители этого отдаленнаго края — казаки, неупускавшіе случая наполнять и свои сундуки дорогими мѣхами, требовали у бѣдныхъ дикарей усиленнаго ясака.

Испуганные этимъ требованіемъ Тунгусы послѣдовали примѣру своихъ единоплеменниковъ: въ 1615 году они откочевали къ предѣламъ Небесной Имперіи, однакожь не всѣ, а только половина.

Между-тѣмъ, казаки, подозрѣвая, и весьма-основательно, оставшіяся племена въ соучастіи съ откочевавшими, усилили бдительность за предателями; но строгій сборъ ясака, взъисканія и наказанія съ неповинующихся, а можетъ-быть и слишкомъ-сильныя мѣры, принятыя мѣстными властями для пополненія мѣховой казны — имѣли слѣдствіемъ то, что въ 1618 году на рѣкѣ Большой-Тунгускѣ осталось всего-на-все два человѣка Тунгусовъ — всѣ остальные разбрелись въ неизвѣстныя мѣста.

Около того же времени другія тунгусскія племена, кочевавшія по Верхней-Тунгускѣ, будучи тѣснимы и разоряемы остяцкими поколѣніями Ариновъ, Катовъ, Асановъ и Койбаловъ, отъ страха и безпрестанныхъ пораженій равнымъ-образомъ откочевали въ неизвѣстныя мѣста.

Прочія племена этого народа, занимавшія мѣста къ востоку отъ Енисея и къ югу отъ рѣки Ангары, не признавали себя въ то время подвластными Россіи: Вилюйскіе Тунгусы добровольно покорились въ 1621 году, а Капскіе въ 1622 году: съ нихъ тогда получено въ подать девяносто-четыре соболя, да князецъ ихъ Тырей, съ своего семейства, состоявшаго изъ четырехъ человѣкъ, внесъ тридцать соболей, одну соболью шубу и пару соболиныхъ подволокъ для лыжъ. Въ 1623 году, кочевавшій по Апгарѣ, близь анлинскаго порога, тунгусскій князецъ Куюпки отдалъ въ ясякъ двадцать соболей, двѣ шубы собольи, одиннадцать собольихъ лоскутовъ и по одной соболиной и одной бобровой подволѣ къ лыжамъ. Въ 1637 году, казацкій десятникъ Елисей Буза обложилъ ясакомъ олекминскихъ Тунгусовъ. Общее же подчиненіе всѣхъ Тунгусовъ русскому правительству и наложеніе на нихъ постояннаго ясака, по десяти соболей съ каждаго взрослаго, надобно отнести къ половинѣ семнадцатаго столѣтія.

1667 годъ ознаменованъ переходомъ на сторону Россіи и принятіемъ ей подданства тунгузскаго князя Гантимура, съ многочисленными подвластными ему Тунгусами.

Гантимуръ, родомъ Манжуръ, былъ во время пребыванія своего въ Китаѣ четвертымъ мандариномъ[5] при богдоханѣ и въ 1667 году былъ посланъ съ войскомъ въ предѣлы русскаго царства для воспрепятствованія русскому воинству распространять предѣлы отечества въ благословенныхъ долинахъ рѣки Амура. Гантимуръ шелъ въ нашъ Комарскій-Острогъ, стоявшій на Амурѣ, въ шестистахъ верстахъ отъ соединенія рѣкъ Шилки и Аргуни. Онъ встрѣтился съ русскимъ войскомъ, дружелюбно съ нимъ обошелся, сраженія не далъ и направилъ путь къ Нерчинску, объявивъ о желаніи своемъ принять подданство бѣлаго царя, вмѣстѣ съ Тунгусами лугамоцкаго рода, всего въ числѣ пятисотъ душъ.

Не смотря на посланную отъ богдохана погоню, Гантимуръ благополучно достигъ Нерчинска, объявилъ себя данникомъ Россіи и завялъ съ своими людьми мѣста, отведенныя ему для кочеванья, именно около Аргунскаго-Острога и ори рѣкѣ Ононѣ, сдѣлавъ вызовъ оставшимся въ Китаѣ своимъ единоплеменникамъ переселиться въ Россію.

Прежній повелитель Гантимура, не успѣвъ возвратить его назадъ силою, прибѣгъ къ другимъ мѣрамъ: онъ прислалъ къ Гантимуру подарки, одежду воинскую, боярскій поясъ, оружіе и серебро и золото на жалованье, поручивъ посланному съ ними мандарину уговорить непокорнаго подданнаго къ возвращенію въ отечество. Но когда Гантимуръ, не обративъ вниманія на эти мѣры кротости, рѣшился съ оружіемъ въ рукахъ помогать Русскимъ противъ нападеній на нихъ Китайцевъ, — тогда богдоханъ сталъ письменно требовать высылки его отъ русскаго правительства слѣдующею грамматою:

"Богдойской Славной Великой Земли Богдойской Великій и Сильный Царь, Богдой-Ханъ, царскій свой указъ послалъ въ Лдбазенъ къ приказному к правителю.

"Я во всей вселенной великъ и славенъ; до всякихъ людей добръ и милостивъ, какъ отецъ къ дѣтямъ: на своей землѣ живу смирно и не трогаю никого. А вы пришли на сію землю, ясачныхъ моихъ людей изгоняете, у промышлениковъ соболей и запасы отнимаете, Гантимура съ товарищами приняли и намоемъ рубежѣ много дѣлаете худа.

"Почему много лѣтъ я богдойскій царь на васъ посылаю большое войско мое — но убить и погубить жалѣю! Только дурныя дѣла откиньте, подите назадъ отъ моего владѣнія и отдайте моего Гантимура, который къ вамъ сдался. О чемъ я къ вамъ писалъ въ разныя времена, да и Николаю подтвердительно наказывалъ, чтобъ вы всѣхъ людей, къ вамъ пришедшихъ, назадъ отдали. А вы, не внимая тому, хуже прежняго стали поступать; грабежомъ и воровствомъ ясачныхъ людей разоряете, Тунгусовъ имаете и огнемъ жжете; въ прошедшемъ году моихъ ясачныхъ народовъ Тунгусовъ и Дауровъ на соболиномъ промыслѣ Одиргія съ товарищами коварно заманили въ избу свою и оную съ ними сожгли.

"Но какъ вы уйма не знаете, то я послалъ своего воеводу съ великимъ числомъ войска, состоящаго изъ ратныхъ людей, и повелѣлъ по рѣкамъ Амуру, Зеѣ и другимъ, въ нихъ втекающимъ, строить города, чтобы не дать вамъ по прежнему вольничать и буйствовать, а гдѣ васъ найдутъ — тутъ бить и имать.

"Но теперь я призываю васъ добрымъ порядкомъ подъ мою державу: буду награждать и жаловать. Ваши русскіе люди въ прошломъ году по Амуру рѣкѣ внизъ перешедшіе на Быструю, — встрѣтясь съ моимъ воинскомъ, подъ державу мою сдалися "тридцать-шесть человѣкъ, изъ которыхъ многіе пожалованы и ни одинъ не наказанъ. Изъ тѣхъ людей, двухъ — Михаилу и Ивана, наградилъ, пожаловалъ и назадъ къ вамъ, для врученія сего моего царскаго указа на манжурскомъ и мунгальскомъ язычкахъ съ россійскимъ переводомъ, теперь послалъ. Да будетъ вамъ про то извѣстно. А отвѣтъ на оный указъ вы нынѣ же съ сими людьми письменно пришлите и прійдте сами или изберите посла, котораго содержать будутъ въ городѣ Ринсдѣ.

"Не бойтесь ничего!

«Да будетъ вѣдомо албазинскому приказному управителю.

„Царствія моего 22 года (1670 октября 9).“

При этой грамматѣ приложено было слѣдующее письмо:

По монгольски. По русски.
Онъ саинъ Джиръ Болтогой. Да будемъ жить въ совѣтѣ и любви.
Алтанъ Ханузарликъ бичикъ экы ноёнду окбо. Золотаго царя законъ, писанный большому воеводѣ, отдать Бѣлому Царю.
Экы цаганъ канду ильчи ильбиху били кудуй алгитей балей. Послы посланы и когда еще оныхъ послать.
Болзой апчи Ире гези коюръ ильчи хубилей куюръ кутучи тей. По Унгу (въ Балаганскъ) пославъ двухъ человѣкъ съ двумя поварами:
Уланъ шусу укъ пмеръ кулгуръ. имъ пищу и подводы съ проводниками давать.
Чемылеръ торгоныге дунюнъ. Состоять съ тобою въ мирѣ и согласіи.
Арбакъ коюръ кунъ коршикъ улатай. 20 человѣкамъ указано 20 подводъ[6].

Въ другомъ, попавшемся мнѣ отрывкѣ этой же грамматы неизвѣстный мнѣ переводчикъ читаетъ и переводитъ эту приписку такъ:

Онъ саинъ Амуръ болтогой. Будьте здравы и благополучны.
Алтанъ Хану Зарликъ Бичики Еке Ноёнду Окбо Экы цаганъ Ханду ильчи ильбиху биде, кудуй илгитей болой. Золотаго Царя письменное повелѣніе большому воеводѣ, — отдано великому Бѣлому Царю: отправитъ ли пословъ, сколько?
Бользой апчи Ирегежи было Хоюръ ильчи, ильчи ху билей куюръ кутучитей. Уланъ шусу укъ ильеръ кулгуръ. По полученіи согласія приказано двумъ посланнымъ съ двумя провожатыми возвратиться: давать подводы и благополучно доставить.
Чемылеръ торгоныге дурюнъ. Состоять съ тобою въ мирѣ и согласіи.
Арбакъ коюръ кунъ куртуши у латай. 12-ти человѣкамъ давать подводы съ проводниками.

Въ послѣдствіи времени, этотъ Гантимуръ, принявъ святое крещеніе, при которомъ и наречено ему имя Петръ, просилъ дозволенія представиться высочайшему двору. Получивъ на это разрѣшеніе, онъ поѣхалъ въ Москву, вмѣстѣ съ сыномъ Павломъ и внукомъ Чекулаемъ, но въ дорогѣ занемогъ и въ городѣ Нарымѣ, Томской-Губерніи, умеръ. Павелъ же Гантимуръ и сынъ его Чекулай пріѣхали въ Москву, представлялись царямъ Іоанну и Петру Алексѣевичамъ и получили по четыре аршина сукна кармазиннаго и по восьми аршинъ камки на платья, кромѣ денежнаго жалованья Павлу Гантимуру[7].

Въ указѣ нерчинскому воеводѣ 1 Февраля 1701 года, новокрещенъ Павелъ Гантимуръ титулованъ княземъ и московскимъ дворяниномъ. Этимъ же указомъ нерчинскому воеводѣ вмѣнено между прочимъ въ обязанность, чтобы князя Гантимура съ родственниками его беречь, никакого худа имъ не чинить и грубостей не дѣлать, чтобъ они въ китайскую сторону неушли[8].

Тунгусовъ рода князя Гантимура считается нынѣ до 10,000 душъ. Они занимаютъ мѣста по рѣкамъ Онёну, Ивгодѣ, Нёрчѣ, Тургѣ и Килангую и живутъ въ урульгинскомъ селеніи, гдѣ находятся ихъ степная дума и приходское училище[9]. Они управляются наслѣдственнымъ тайшей-княземъ Гантимуромъ.

Къ сѣверу, Тунгусы кочуютъ», одиннадцать родовъ по берегамъ Туя, Курейки, Хатаики, Рыбной и по берегамъ Енисея въ Енисейскомъ-Округѣ; десять родовъ между Верхнею и Нижнею Тунгусками; четыре рода около Анцыферовской-Волости и Маковской-Пристани по Кети[10]. — Нѣсколько родовъ ихъ кочуютъ въ Якутской-Области, именно — кангаласкіе, кочующіе по АлдАну и впадающей въ нее рѣчкѣ Темтёну; по Амуру, Джёѣ, Шилкѣ и Аргуни. Первые собираются для взноса ясака въ ноябрѣ и декабрѣ, или на рѣчку Темтёнъ, или на рѣчку Оюнъ-Чёмпо; послѣдніе въ Горбицу, недалеко отъ соединенія Шилки и Аргуни; Майскіе, кочующіе по Маѣ, Майнакану и БурАѢ, собираются на урочище Алачакъ. Первый сборъ ясака бываетъ въ ноябрѣ, второй въ мартѣ и апрѣлѣ; самое же большое собраніе бываетъ въ маѣ мѣсяцѣ на рѣчкѣ Нелькапѣ, впадающей въ Маю. Сюда пріѣзжаютъ охотскіе Тунгусы. — Учурскіе, кочующіе по Алгамѣ, впадающей въ Учуръ, по Джеѣ и Уди; сборище ихъ бываетъ въ маѣ на Учурѣ. — Удьскіе, кочующіе по рѣкамъ Уди, Силимжѣ, Бураѣ, Бураканѣ, Торёнѣ, Амалѣ и Аргуни; они собираются въ Удьское въ апрѣлѣ, іюнѣ и іюлѣ мѣсяцахъ. Есть еще тунгусы верхоянскіе, вилюйскіе и другіе. Сами себя они называютъ Эвен-ки[11] или Овены.

Часть Тунгусовъ, и то однихъ только нерчинскихъ, исповѣдуетъ христіанскую религію; они осѣдлы, занимаются хлѣбопашествомъ и приноравливаются въ одеждѣ и въ образѣ жизни къ быту русскихъ крестьянъ, отличаясь только родовою неопрятностью. Есть цѣлая деревня Суханова, населенная одними крещеными Тунгусами и заимствовавшая названіе свое отъ фамиліи просвѣтителя Тунгусовъ, священника Суханова. Другая часть Тунгусовъ — поклонники буддизма; они преимущественно пограничные казаки и ведутъ болѣе кочевой образъ жизни. Вся остальная масса этого народа орочоны, бродячіе: они всю жизнь свою проводятъ въ дикихъ лѣсахъ, тайгахъ, занимаются звѣрованьемъ и бѣлкованьемъ, то-есть бьютъ разныхъ звѣрей и бѣлокъ, и придерживаются шаманства.

Бродячихъ Тунгусовъ весьма-легко встрѣтить въ тѣхъ мѣстахъ сѣверной части Енисейскаго Округа, гдѣ расположены пріиски золотопромышлениковъ. Начиная съ Удерея, они продолжаютъ попадаться по Мамену, Пенченгѣ, по Питу, Вангашѣ, около Калами, Севагликена и Актолика; по Оллонокену, впадающему въ Енащимё, по Теѣ, Нойбѣ, тремъ Ненчамо, Леденшано, Ноготѣ, Тису, Гаревкѣ и Чапѣ, но небольшими партіями, или лучше сказать отдѣльными семьями, въ мѣстахъ, опредѣленныхъ каждому однажды на цѣлое лѣто для звѣринаго промысла прорицаніями шамановъ. — По всей вѣроятности, имъ однимъ извѣстны тайныя богатства какъ той неизмѣримой и неизслѣдованной еще части енисейской тайги, которая заключена въ треугольникѣ, образуемомъ устьемъ рѣки Татарки, впадающей въ Ангару съ правой стороны, вершинами рѣкъ Чиримбы, Турахты и Теи и устьемъ рѣки Тиса, впадающаго съ правой стороны въ рѣку Енисей, такъ и другихъ восточныхъ предѣловъ, куда еще не проникали золотопромышленики, или которыя они прошли незамѣтно, безъ изслѣдованій.

Бродячіе Тунгусы совершенные дикари. Не смотря на то, что въ-теченіе двухъ съ половиною вѣковъ успѣли они приглядѣться къ русскимъ селеніямъ и могли понять всѣ выгоды осѣдлой жизни, заимствуясь отъ русскихъ крестьянъ необходимыми для поддержанія жизни предметами, — они не рѣшаются оставить свою безпріютную, скитальческую жизнь и предпочитаютъ приволье въ лѣсахъ — мирнымъ селеніямъ. Олень, винтовка, табакъ, вино и ромъ — вотъ тѣ предметы, которые одни доставляютъ имъ всѣ ихъ наслажденія. Вину ихъ научили въ прежнія времена купцы, торговавшіе пушнымъ товаромъ, покупая у нихъ дорогаго соболя за полштофа водки, а рому… надобно признаться, что вкусъ къ рому — есть произведеніе новѣйшихъ временъ, именно тридцатыхъ годовъ нынѣшняго столѣтія, когда наши золотопромышленики приступили къ поискамъ въ сѣверной части Енисейскаго Округа и въ вожаки себѣ по неизвѣстнымъ и опаснымъ мѣстамъ нанимали Тунгусовъ, заманивая ихъ къ своей кочевой, но все-таки нѣсколько-регулярной жизни и пріохачивая разговориться про извѣстныя однимъ имъ золотоносныя рѣчки — дорогою платою, до ста и болѣе рублей серебромъ за лѣто, и восхитительнымъ дѣйствіемъ опьяняющаго зелья.

Бродячій Тунгусъ золотопромышленаго округа знакомъ съ броднями, чирками, рукавицами, азямомъ, даже съ сюртуками и фраками яркихъ цвѣтовъ, которые онъ напяливаетъ на себя, не разбирая, въ пору ли ему прійдется щеголеватая одежда, данная ему въ награду за хорошую службу или за порядочное открытіе. Волосъ Тунгусъ не стрижетъ: онъ даетъ имъ полную свободу рости во всѣ четыре стороны и не неволитъ ихъ никакимъ приглаживаніемъ. Отъ-этого волосы Тунгуса занимаютъ средину между конской гривой и свиной щетиной; гребень имъ не извѣстенъ, и если бы по какой-нибудь оказіи нужно было Тунгусу расчесать голову, то можно держать какое угодно пари, что только одно орудіе на это способно — желѣзныя грабли.

Тунгусъ имѣетъ воспріимчивый умъ, храбръ и рѣшителенъ; гордъ и неуступчивъ съ тѣми, кто хочетъ имъ за деньги повелѣвать, но любитъ, чтобъ за нимъ ухаживали, дѣлали ему почетъ и исполняли его прихоти, особенно когда замѣтитъ, что онъ сталъ человѣкомъ нужнымъ. Вообще онъ неутомимъ и дѣятеленъ въ своемъ кругу, когда не пьянъ и лишенъ возможности добыть себѣ вина. Лѣтомъ пѣшкомъ, зимой на лыжахъ онъ выходитъ столько, сколько не пройдти ни лошади, ни собакѣ. На лыжахъ онъ быстро бѣжитъ по навалившему на нѣсколько аршинъ мягкому снѣгу, не разбирая того, идетъ ли онъ по равнинѣ или поднимается въ гору; какъ олень мчится онъ подъ гору, легко управляя ногами между разросшимися деревьями и чуть-чуть только упираясь тоненькою палочкою, съ маленькимъ колесомъ близь ея оконечности, для лучшаго упора, въ рыхлый снѣгъ. Тунгусъ не разбираетъ дороги: каждый ручеекъ, каждое урочище, каждое дерево ему знакомы; онъ идетъ прямо по тому направленію, куда ему путь лежитъ, обходитъ тропинки, перебѣгаетъ болота; глухія трущобы и неприступные утесы ему пипо-чемъ: у него та палшой тарокъ, гдѣ твааліньпрошёлъ. Вовремя переходовъ семьями — женщины ѣдутъ на оленяхъ, мужчины идутъ пѣшкомъ; но за то на привалахъ женщины, совершенныя рабыни своихъ мужей, исправляютъ всѣ работы. На привалахъ, Тунгусъ укрывается отъ непогоды въ маленькихъ шалашахъ, гдѣ одному человѣку съ трудомъ можно протянуться во всю длину свою. Эти шалаши, передъ которыми наши собачьи конуры должны казаться крѣпкими домами, составляютъ единственныя строенія Тунгусовъ; ихъ дѣлаютъ они изъ тонкихъ жердей и покрываютъ сверху берестою. По большимъ рѣкамъ и по рѣчкамъ, недоступнымъ плаванію въ нашихъ судахъ, Тунгусъ безстрашно спускается внизъ по теченію въ берестяныхъ переносныхъ лодкахъ и управляетъ ими, между подводныхъ камней, водоворотовъ и въ порогахъ, длиннымъ шестомъ, замѣняющимъ у Тунгуса и багоръ и весла.

Обоняніе и зрѣніе Тунгуса изощрены до невѣроятности: онъ чувствуетъ присутствіе или приближеніе звѣря; по слѣдамъ на травѣ можетъ узнать, кто ихъ оставилъ, изъ винтовки за нѣсколько сотъ шаговъ цѣлитъ бѣлкѣ прямо въ голову, чтобъ не испортить мѣха, или бьетъ пулею рыбу, быстро плывущую въ рѣкѣ; стрѣлой онъ пробиваетъ заранѣе-пущенную стрѣлу по желанію — въ тупой конецъ или въ се)едину; или потерявъ одну стрѣлу, промахнувшись ею въ звѣрка, онъ достанетъ ее непремѣнно, пустивъ другую по тому же направленію, съ одинаковымъ, хорошо-разсчитаннымъ, напряженіемъ силъ.

Тунгусы боятся, чтутъ, и слушаютъ своихъ шамановъ, потому-что тѣ кажутся имъ существами особенными и всемогущими. Шаманы лечатъ больныхъ, открываютъ пропажи, гадаютъ о мѣстахъ, обилующихъ пушнымъ звѣремъ, и, въ-слѣдствіе своихъ открытій, заранѣе раздѣляютъ на цѣлое лѣто всю тайгу на округи, смотря по числу семействъ, изъ которыхъ каждое не выходитъ уже изъ круга опредѣленнаго ему для охоты мѣста; наконецъ, шаманы прорицаютъ имъ о счастливомъ или неудачномъ уловѣ соболей и бѣлокъ. По странному стеченію обстоятельствъ, пророчества эти непремѣнно сбываются; по-крайней мѣрѣ Тунгусы въ этомъ совершенно увѣрены.

Больныхъ опасною болѣзнію Тунгусы боятся, бросаютъ ихъ въ лѣсу безъ всякаго надзора съ небольшимъ запасомъ пищи и бѣгутъ отъ этого мѣста дальше. Болѣзни эти немногочисленны, но убійственны при вліяніи суроваго климата, всегдашней сырости и отсутствія врачебной помощи; болѣзни эти цынга, оспа и еще одна, всесвѣтная — губящія бродящихъ.

У Тунгусовъ плоскій носъ, узкіе глаза, скулистое лицо и дугообразныя брови; волосы на усахъ и на бородѣ очень-рѣдкіе. Татуировку или накалываніе лицъ узорами Тунгусы ныньче бросаютъ; кромѣ тѣхъ немногихъ избранниковъ которыхъ они считаютъ за своихъ князцовъ[12], шитыхъ рожъ, какъ Тунгусовъ называютъ русскіе крестьяне, трудно встрѣтить.

Тунгусы большіе охотники до хмѣльнаго, и если нужда заставитъ Русскаго угостить одного Тунгуса, тотъ непремѣнно наведетъ съ собой цѣлый десятокъ своихъ родовичей и требуетъ у добраго человѣка, какъ они обыкновенно зовутъ нашихъ, вина на всю братію. Прекрасный полъ въ этомъ отношеніи нисколько не уступаетъ своимъ повелителямъ.

Во времена Екатерины-Великой, нерчинскій воевода самовольно формировалъ изъ нерчинскихъ Тунгусовъ гусарскіе полки, дарилъ лучшихъ у нихъ людей вышитыми мундирами и этими продѣлками чуть было не возбудилъ Тунгусовъ къ возстанію. По произведенному въ то время разслѣдованію, открылось, что воевода былъ немножко не въ своемъ умѣ; Тунгусы же въ то же время были успокоены.

Къ одному съ Тунгусами племени причисляются:

Чапогиры, поколѣніе въ настоящее время почти неизвѣстное.

Карагасы, которые съ давнихъ временъ бродятъ по лѣсамъ Нижнеудинскаго-Округа. Въ 1648 году съ нихъ уже собирался ясакъ[13]. Въ настоящее время, они занимаютъ мѣста по границамъ Китайской-Имперіи, въ Нижнеудинскомъ-Округѣ Иркутской-Губерніи и еще-далѣе на юго-востокъ[14].

Ламуты, бродящіе около береговъ Охотскаго-Моря, и

Юкагиры, занимающіе мѣста между Яною и Колымою, близь Ледовитаго-Моря. Въ первый разъ они были обложены въ ясакъ въ 1639 году, казацкимъ десятникомъ Елисеемъ Бузою.

Къ неизвѣстнымъ поколѣніямъ причисляются:

Долганы, кочующіе въ сѣверной части Енисеискаго-Округа и извѣстные, кажется, только по одному наименованію.

Чукчи, въ углу Сѣверовосточной Азіи.

Маччелы, по берегамъ Оны и Чува въ горахъ и лѣсахъ; и

Кизильцы, кочевавшіе прежде въ предѣлахъ нынѣшней Томской-Губерніи, а нынѣ занимающіе мѣста въ южной части Ачинскаго-Округа, по берегамъ Чернаго и Бѣлаго Іюсовъ, Печищи, Урыпа и другихъ рѣкъ, равно на берегахъ такъ-называемыхъ Божьихъ-Озеръ и въ узкихъ горныхъ долинахъ. Сами себя они называютъ кизи, что значитъ человѣкъ. Ихъ 10 родовъ: 1) Кизиль; 2) Большеачинскій или Ачагъ; 3) Малоачинскій или Кычагъ; 4) Игинскій или Агы; 5) Басагарскій или Тюйзе; 6) Второй Басагарскій или Буга; 7) Кашларскій или Камнеръ; 8) Малоаргунскій или Калмахъ; 9) Курчикъ или Арчинъ и 10) Шуйскій или Шустеръ. Число улусовъ 98. Кизильцы всѣ крещены; въ 1832 году ихъ считалось 2282 души мужескаго пола и 2080 душъ женскаго пола[15].

Уставомъ объ управленіи инородцевъ 22 іюля 1822 года сюда же причислены и такъ-называемые:

Бухmapминцы[16] или алтайскіе каменьщики.-- Въ юго-восточной части Томской-Губерніи, на самой китайской границѣ, въ неприступныхъ Алтайскихъ Горахъ, существуетъ нѣсколько русскихъ поселеній, жители которыхъ называются каменьщиками, отъ слова камень, въ смыслѣ горы; слѣдовательно, это то же, что горцы. Они хотя и Русскіе по происхожденію, языку, вѣрѣ и обычаямъ, однакожь, подобно инородцамъ, обложены ясакомъ.

Въ настоящее время, почти вся южная часть Томской-Губерніи составляетъ обширный Барнаульскій Горный-Округъ, или округъ колывано-воскресенскихъ заводовъ. Прежде весь заводскій край назывался Бѣловодьемъ, что означало край вольный, обильный всѣми житейскими потребностями и удобный для поселенія. Поэтому, еще въ началѣ XVIII столѣтія, когда, кромѣ Кузнецка, не существовало тамъ ни одного города, многіе жители сѣверо-восточныхъ областей Россіи, по слѣдамъ промышлениковъ, приходили туда цѣлыми обществами, одни для освобожденія себя отъ обязанностей, иногда отъ наказанія, а другіе, и болѣе всего, для житья по своей волѣ, для безпошлинной мѣновой торговли съ инородцами, и проч.

Первоначальныя поселенія были основываемы изъ боязни набѣговъ Татаръ и Калмыковъ въ непроходимыхъ дремучихъ лѣсахъ Кузнецкаго-Округа, гдѣ придерживавшіеся расколовъ строили скиты и пустыни, въ которыхъ, какъ неоднократно случалось, особенно между 1719 и 1723 г. и сожигались, обманываемые своими фанатиками-старцами. Извѣстныя пустыни у нихъ были Шадрина, Елупина, Фунтикова, Каргаполова и Заплывина, названныя по именамъ ихъ основателей, отъ которыхъ, какъ отъ учителей, произошли толки фунтиковъ, заплывинъ и другіе.

По учрежденіи по Иртышской-Линіи крѣпостей и форпостовъ отъ Омска до Усть-Каменогорской-Крѣпости, въ 1719 году, и по основаніи колывано-воскресенскихъ заводовъ, начали постепенно возникать въ томъ краю русскія селенія. Особенно распространились они съ того времени, когда на основаніи Высочайше-утвержденнаго 1 мая 1761 года доклада кабинета, проведены были колыванская и кузнецкая линіи, состоящія нынѣ изъ нѣсколькихъ форпостовъ и крѣпостей, обезпечивавшихъ вновь-занятый край и жителей отъ непріязненнаго нападенія Вмѣстѣ съ тѣмъ этотъ округъ потерялъ, въ народномъ мнѣніи, значеніе вольнаго края. Всѣ, или почти всѣ, переселившіеся туда изъ другихъ мѣстъ и извѣстные подъ именемъ пришлыхъ, крестьяне, разночинцы к посадскіе, вошли въ третью народную перепись 1764 года и были приписаны къ заводамъ для исправленія работъ. Поэтому, Бѣловодьемъ стали называть пространство земель, лежащихъ за колыванскою и кузнецкою линіями къ востоку до китайскихъ предѣловъ, что продолжается и донынѣ.

Звѣроловы, приходившіе туда гораздо-ранѣе изъ далекихъ мѣстъ, первые узнали пути, ведущіе въ непроходимыя ущелья Алтайскихъ-Горъ. Проживая тамъ иногда цѣлые годы, они хорошо ознакомились съ мѣстностью края и, возвращаясь въ свои деревни, приносили вѣсти о сторонѣ, изобильной всѣмъ необходимымъ для жизни человѣка, и тѣмъ плѣняли людей, любившихъ жизнь, не ограниченную надзоромъ власти.

Раскольники, изъ приписныхъ крестьянъ и другихъ сословій, принадлежавшіе къ разнымъ толкамъ или сектамъ, преимущественно поморской, двоекрещенской и иконоборской, первые начали удаляться на Бѣловодье, въ Камень, по слѣдамъ промышлениковъ, иногда такихъ же раскольниковъ. За раскольниками бѣжали въ Камень крестьяне, заводскіе мастеровые и люди другихъ состояній православнаго исповѣданія, желавшіе избавиться отъ работъ и повинностей.

Занятія Каменьщиковъ, кромѣ звѣриной и рыбной ловли, состояли въ хлѣбопашествѣ. Изобильною добычею своихъ промысловъ они производили мѣновую торговлю съ Китайцами. За шкуры соболей, выдръ, бобровъ и другихъ звѣрей получали они отъ Китайцевъ серебро въ ямбахъ (слитки этого металла самой высокой пробы вѣсомъ отъ % до 4 % русскихъ фунтовъ), шелковыя и бумажныя ткани, хлопчатую бумагу, крашеную шерсть и прочее. Такую же торговлю вели они съ Киргизъ-Кайсаками и кочевавшими у нихъ ташкентскими купцами.

Всѣ Каменьщики, которыхъ большая часть принадлежала прежде къ православному исповѣданію, собирались прежде въ воскресные дни, для общаго моленья, цѣлою деревнею въ одинъ домъ. Молитвоприношеніе продолжалось по нѣскольку часовъ, но безъ публичнаго чтенія священныхъ книгъ: всякій, знавшій молитвы, читалъ ихъ про себя. Вдали отъ церквей и священниковъ, они не совершали никакихъ религіозныхъ обрядовъ и таинствъ.

Связанные одинаковою участью, отчужденные отъ общества Каменьщики составляли какое-то братство. Они сохраняли многія хорошія качества русскаго народабыли надежными товарищами, дѣлали взаимныя пособія, особенно же помогали всѣмъ неимущимъ, снабжая ихъ припасами, сѣменами для посѣвовъ, земледѣльческими орудіями и прочимъ. Что касается до внутренняго управленія дѣлами общинъ, то Каменьщики не имѣли надъ собою никакихъ начальниковъ, не впали никакихъ опредѣленныхъ обязанностей, однакожь находились въ нѣкоторой зависимости отъ лучшихъ людей.

При дѣлахъ важныхъ для всего общества они собирались и разсуждали; при чемъ опредѣленіе лучшихъ людей уважалось не менѣе законной власти. Въ случаѣ преступленія, сдѣланнаго кѣмъ-либо изъ Каменьщиковъ, лучшіе люди, по жалобѣ истца, собирались въ домъ обвиняемаго и, разобравъ дѣло, — если находили жалобу справедливою, — тутъ же назначало виноватому наказаніе, сѣкли его плетьми, или били палками, смотря по важности преступленія.

По поводу возникшихъ въ ихъ общинѣ безпокойствъ внутреннихъ, увеличенныхъ бѣдствіемъ отъ трехлѣтняго неурожая, Каменьщики оставили свои жилища, перешли за китайскую границу и просили богдохана принять ихъ въ свое подданство. Но отказъ китайскаго правительства, всегдашняя боязнь преслѣдованій пограничнаго русскаго начальства, неувѣренность въ своемъ положеніи, отчужденіе отъ церкви — были причинами, что Каменьщики, въ общемъ собраніи въ 1788 году, опредѣлили отправить въ Барнаулъ смышленаго человѣка для исходатайствованія имъ прощенія, съ тѣмъ, чтобы правительство, не выводя ихъ изъ занимаемыхъ ими мѣстъ, обложило ихъ ясакомъ. По старики и лучшіе люди на этотъ разъ несогласились, и тольосенью 1790 года, когда горное начальство отправило партію для разработки пріисковъ, явилось къ штейгеру Пріѣзжеву посольство съ означенною просьбою, на которую въ 1791 году послѣдовало высочайшее разрѣшеніе въ именномъ указѣ сибирскому генералгубернатору Пилю. Въ то время Каменьщиковъ обоего пола оказалось 273 человѣка, но нѣтъ сомнѣнія, что ихъ было больше. Они составляли тогда до тридцати селеній. Въ настоящее время, Каменьщики населяютъ двадцать-три деревни, расположенныя по рѣчкамъ, впадающимъ съ правой стороны въ рѣку Бухтарму, отъ которой они получили наименованіе Бухтарминцевъ, или бухтарминскихъ ясачныхъ крестьянъ; въ нѣкоторыхъ деревняхъ считается до 30 домовъ[17]. Они занимаются хлѣбопашествомъ, скотоводствомъ, разведеніемъ пчелъ и звѣринымъ промысломъ[18]. Живутъ они весьма богато и отличаются отъ другихъ Сибиряковъ особенно сановитостью пріемовъ, твердымъ, рѣшительнымъ характеромъ и сознаніемъ своихъ внутреннихъ совершенствъ.

Касательно всѣхъ почти инородцевъ, о которыхъ выше упомянуто, надобно прибавить, что общій ихъ недостатокъ — во-первыхъ, безпрестанное куреніе самаго крѣпкаго и одуряющаго табака, въ который они иногда примѣшиваютъ кору или крошки березовыхъ вѣтвей; во-вторыхъ, пьянство въ сильной степени; гдѣ нельзя достать хлѣбнаго вина, тамъ есть кумызъ — веселящее и не надолго опьяняющее средство, приготовляемое изъ кобыльяго молока и арахи, особеннымъ способомъ изъ него же выгоняемое кислое вино, которое не хуже водки туманитъ голову; и въ-третьихъ, наклонность къ шаманству, не смотря на всѣ кроткія и благодѣтельныя мѣры, которыя правительство предпринимаетъ къ искорененію этихъ двухъ послѣднихъ золъ.

Мнѣ случилось однажды видѣть этотъ родъ мистерій по поводу, о которомъ мнѣ вотъ что разсказывали:

Одинъ управляющій, намывъ въ первую половину лѣта порядочное количество золота, отправилъ его въ городъ, чтобъ оттуда отвезти въ Барнаулъ, сплавить и подучить тамъ за него деньги, которыя прежде выдавались каждому золотопромышленику безъ исключенія при представленіи золота, добытаго въ началѣ лѣта. Въ послѣдствіи времени, обычай этотъ былъ нѣсколько измѣненъ новыми узаконеніями, основанными на строгой справедливости и болѣе-сообразными съ настоящими нуждами пріискателей.

Золото, зашитое, по обыкновенію, въ кожаной рукавицѣ, обвязанное сверху войлокомъ, было уложено въ сумы и навьючено на лошадь. Въ тайгѣ лошадь, переплывая вбродъ рѣку Амылъ, запнулась гдѣ-то ногою о подводный камень, потеряла равновѣсіе, не могла справиться съ чрезвычайно-быстрымъ теченіемъ этой рѣки, захлебнулась и пошла ко дну; въ это время веревки, которыми вьюкъ былъ къ ней привязанъ, распустились, тюкъ свалился, сума слетѣла, рукавица съ золотомъ выпала, и все пропало! Какъ быть? Хозяйское добро и казенный интересъ — бѣда! Гдѣ тутъ въ водѣ найдешь? Стали думать да гадать — и рѣшились прибѣгнуть къ помощи шамана.

Гдѣ они его съискали — не знаю, точно такъ же, какъ не знаю, справедливъ ли и этотъ анекдотъ, который, впрочемъ, мнѣ въ то же время разсказали. — Шаманъ пошаманилъ и объявилъ, что золото снесло съ того мѣста, гдѣ нырнула лошадь; его прибило, сказалъ онъ, сажень на пятьдесятъ ниже, въ томъ мѣстѣ, гдѣ у берега упала лѣсина поперегъ рѣки. Поѣхали туда; нашли опрокинутую сосну; — подъ нею въ камняхъ рѣчнаго ложа, недалеко отъ берега, дѣйствительно лежала драгоцѣнная рукавица.

Слухъ о шаманѣ дошелъ до уѣзднаго города; важный человѣкъ узналъ объ этомъ и, предполагая тутъ на-вѣрное стачку шамана съ рабочими, велѣлъ шаману явиться передъ свои свѣтлыя очи.

— Ты шаманъ? спросилъ онъ гнѣвно знахаря.

— Шаманъ! отвѣчалъ ясачный.

— А какъ смѣешь ты шаманить?

— Изъ нужды шаманю! проговорилъ боязливо несчастный, повалившись въ поги.

— Какая тутъ нужда?

— Пить, ѣсть надо!… помилуй!..

— Вотъ я тебя помилую, если ты сейчасъ же не отгадаешь, что я теперь думаю.

— Ты думаешь сѣчь меня!

— А сколько счетомъ?

— Двѣсти ровно!

— Правда! ступай… прощаю!

Свѣтлымъ очамъ шаманъ понравился, и любознательность ихъ велѣла шаману завтрашній день вечеромъ открыть всѣ обряды его таинствъ въ пустомъ сараѣ. Я былъ приглашенъ на -рто представленіе; дѣло было семейное; зрителей немного.

Шаманъ, въ то время, когда онъ шаманитъ, одѣвается въ особеннаго рода фракъ, сшитый изъ шкуръ разныхъ звѣрковъ — шерстью вверхъ; онъ безъ воротника, съ рукавами, съ неразрѣзаннымъ сзади клиномъ, въ родѣ полы, и съ отдѣльнымъ нагрудникомъ. Для красы, въ разныхъ мѣстахъ выкладываютъ его узенькими полосками шерсти, какъ лентами, оторачиваютъ по краямъ прядями шелковистыхъ мягкихъ волосъ и убираютъ цѣльными шкурками бурундука и лѣтягъ, или лѣтучихъ бѣлокъ, прицѣпленныхъ къ этому костюму за хвостъ; сверхъ того, тутъ же висятъ мѣдные и серебряные кружки, бѣличьи хвосты и кисти разноцвѣтныхъ бусъ. Къ рукавамъ пришиваются перчатки на манеръ рукавицъ, тоже изъ разныхъ шкурокъ. Непремѣнная принадлежность шамана — огромный бубенъ, съ многочисленными громкими побрякушками и толстая деревянная колотушка, которою онъ что есть мочи колотитъ по оглушительному инструменту. Время избирается непремѣнно къ ночи: днемъ не шаманятъ.

Въ темномъ сараѣ развели маленькій огонекъ, который свѣтилъ столько, сколько могутъ давать свѣту перегорѣлые уголья: чуть было видно кудѣсника. Свѣтлыя очи любили просвѣщеніе". они дали наказъ казакамъ — время-отъ-времени подкладывать дровъ по-немножку. Приступивъ къ дѣлу, шаманъ далъ намъ замѣтить, чтобъ мы сидѣли смирно, тихо, ему не мѣшали, знали бы, что теперь онъ голова, что по его зву всѣ духи, сколько ихъ ни есть на свѣтѣ, явятся къ нему и будутъ исполнять все, что онъ имъ ни прикажетъ.

Шаманъ началъ тѣмъ, что стадъ полегоньку ударять въ бубенъ; потомъ сталъ бить громко; сначала рѣже, потомъ чаще, постепенно прибавляя тактъ и шелъ crescendo, присоединяя къ рѣзкому шуму бубна дикіе звуки хриплаго своего голоса. Войдя въ пассію, шаманъ сталъ вертѣться и скакать, произнося какія-то завѣтныя слова и прибавляя къ каждому восклицанію слово «келды», то-есть «иди». Наконецъ, онъ усилилъ голосъ до такой степени, что у всѣхъ присутствовавшихъ въ ушахъ зазвенѣло, и сталъ выхвалять и воспѣвать вызываемыхъ имъ духовъ, употребляя для этого выраженія, нисколько-несоотвѣтствовавшія тому восторженному состоянію, въ которомъ шаманъ находился. Ожидаемый духъ не удостоивался какихъ-нибудь лирическихъ воззваній: шаманъ называлъ его чичканъ-мурунъ, то-есть свинымъ носомъ и киченекъ-купрюкъ — маленькимъ хвостикомъ.

Духъ долго не являлся. Навертѣвшись и наскакавшись часа полтора на одномъ мѣстѣ, шаманъ стадъ видимо слабѣть и выбиваться изъ силъ. Жиръ и потъ пробились въ изобиліи черезъ поры его тѣла и придавали лицу его, и безъ того грязному, самый непріятный видъ. Онъ, казалось, задохся; пѣна била у него изо рта; лицо помертвѣло; глаза выпучились; онъ безъ чувствъ упалъ на землю, но все еще дрыгалъ ногами, хрипѣлъ и силился своею колотушкою съѣздить по торжественному бубну.

Потерявъ послѣднія силы, шаманъ нашъ умолкъ, но ненадолго. Вышедъ вдругъ изъ забвенія и совершеннаго онѣмѣнія чувствъ, онъ вскочилъ, вскрикнулъ благимъ матомъ, затрясъ бубномъ, ударяя въ него съ непостижимою быстротою и началъ задавать вопросы на какомъ-то тарабарскомъ языкѣ. Потомъ, очень-внимательно прислушиваясь къ отвѣтамъ, которые онъ самъ же говорилъ, измѣняя только голосъ, и то весьма-неискусно, онъ сталъ приглядываться къ одному углу, какъ-будто-бы въ немъ засѣлъ невидимый отвѣтчикъ, и такимъ-образомъ продолжалъ свою неинтересную бесѣду. — Видя всѣ эти продѣлки и замѣчая, съ какимъ стараніемъ шаманъ хотѣлъ насъ увѣрить своею мимикой и жестами, что къ нему пришли наконецъ желанные гости, и что теперь-то онъ съ ними раздѣлается, я не вытерпѣлъ — и громко разсмѣялся. Вмигъ шаманъ обернулся, подскочилъ ко мнѣ, выпучилъ глаза и указывая пальцемъ въ темный уголъ сарая, трепещущимъ голосомъ, почти скороговоркой сказалъ: «Букёрь!… шайтанъ айда!.. Унчукъ па!» то-есть смотря, шайтанъ здѣсь: не пикни! — Въ эту минуту вновь-положенныя на огонь лучины ярко вспыхнули: это ничтожное обстоятельство и слова шамана, сказанныя зловѣщимъ голосомъ и съ особеннымъ трепетомъ, заставили меня и другихъ посѣтителей противъ воли обратить взоры по направленію шаманскаго пальца…

Въ это мгновеніе въ сарай, запыхавшись, вбѣжалъ торопливо казакъ и объявилъ свѣтлымъ очамъ о пріѣздѣ лица, передъ которымъ и свѣтлыя очи должны были невольно померкнуть. Всѣ присутствовавшіе вскочили съ своихъ мѣстъ и въ безпорядкѣ выбѣжали вонъ, торопясь на неожиданную встрѣчу. Дикій профессоръ магіи прекратилъ свое представленіе и куда-то исчезъ. Мы b тоже ничего не оставалось дѣлать, какъ убираться домой. Не дожидаясь возобновленія спектакля въ будущемъ времени, я на другой же день выѣхалъ изъ этого города.

Одолженные покореніемъ Сибири сколько случаю, столько же и удальству безвѣстнаго казацкаго атамана, память котораго потомство почтило скромною пирамидою на горѣ въ Тобольскѣ, Русскіе продолжали распространять свои предѣлы въ этой новой Америкѣ болѣе мѣрами кротости, нежели силою оружія. Подвигаясь шагъ за шагомъ далѣе и далѣе къ востоку, они знакомились съ чуждыми имъ племенами, пріучали ихъ къ себѣ и, наконецъ, подчиняли своей власти преимущественно блестящими бездѣлками. Изъ дополнительной инструкціи капитан-командору Берингу 28-го декабря 1732 года[19] видно, что «въ Сибири вновь приходящимъ въ подданство и прежнихъ тамошнихъ княжцовъ, когда они ясакъ въ казну платятъ, жаловали и жалуютъ малыми подарками: красными сукнами, пронизками, иглами, оловцомъ и иными мелочами». — Обычай дарить при взносѣ ясака сохраняется и до-сихъ-поръ; съ 1740 года подарки эти равняются двумъ процентамъ стоимости всѣхъ собранныхъ съ инородцевъ мѣховъ[20].

Въ прежнія времена инородцы, кромѣ Киргиз Касайковъ, дзюнгорскихъ двоеданцовъ, Чукчей, обитателей Курильскихъ и Алеутскихъ Острововъ и прибрежныхъ жителей Сѣверной-Америки, раздѣлялись на три класса, изъ которыхъ каждый имѣлъ свои подраздѣленія. Къ первому классу, къ осѣдлымъ, причислялись торговые инородцы: Бухарцы и Ташкентцы; земледѣльцы: Татары, Бухтарминцы и нѣкоторые ясачные Бійскаго и Кузнецкаго Округовъ; сверхъ того, малочисленные роды, обитающіе смѣшанно съ Русскими, и инородцы, издавна у поселянъ живущіе. Второй классъ, инородцы кочевые, подраздѣлялся на кочующихъ земледѣльцевъ и на сѣверныхъ и южныхъ скотоводцевъ и промышлениковъ. Къ третьему классу, инородцамъ бродячимъ, причислялись обдорскіе Самоѣды, инородцы туруханскіе, Карагасы, низовые, инородцы Якутской-Области, то-есть Коряки, Юкагиры, Ламуты и прочіе, инородцы охотскіе, гижигинскіе и камчатскіе. Въ настоящее время, всѣ эти инородцы раздѣляются, для большей удобности, на три разряда безъ подраздѣленій[21]: осѣдлые инородцы суть тѣ, которые имѣютъ постоянную осѣдлость, хлѣбопашество и живутъ деревнями или въ городахъ, занимаясь торговлею и промысломъ городскихъ обывателей.Кочевые имѣютъ осѣдлость хотя и постоянную, но по временамъ года перемѣняемую и не живутъ деревнями. Бродячіе, не имѣя никакой осѣдлости, переходятъ съ одного мѣста на другое по лѣсамъ и рѣкамъ или урочищамъ, для звѣринаго или рыболовнаго промысла отдѣльными родами или семействами. Точное распредѣленіе всѣхъ инородцевъ по этимъ тремъ классамъ и подробное описаніе ихъ образа жизни, вѣры, обычаевъ и прочаго, недоступныя силамъ частнаго человѣка, налётомъ побывавшаго въ Сибири и лишеннаго средствъ пользоваться оффиціальными документами, — входятъ въ кругъ занятій каждаго земскаго исправника, и нѣтъ сомнѣнія, что въ скоромъ времени всѣ эти свѣдѣнія будутъ обнародованы.

Племена, обитающія по близости русскихъ населеній и золотыхъ пріисковъ, годъ-отъ-году все болѣе-и-болѣе пріучаются къ осѣдлой жизни, хотя и въ небольшомъ количествѣ: бродячіе дѣлаются кочевыми, кочевые осѣдлыми, занимаются промыслами, идутъ въ работы и надобно ожидать, что со временемъ, ознакомившись совершенно съ цивилизаціею и подчинившись ея вліянію, они всѣ сдѣлаются осѣдлыми и перестанутъ быть дикарями.

Наши сибирскіе дикари сравнены въ правахъ своихъ съ русскими подданными и составляютъ сословіе, равное сословію государственныхъ крестьянъ, имѣютъ полную свободу вѣроисповѣданія, противъ воли не обращаются въ званіе осѣдлыхъ крестьянъ, навсегда освобождены отъ рекрутской повинности и управляются учрежденіями сообразными съ ихъ степными обычаями: вотъ причины, по которымъ племена эти благополучно продолжаютъ свое, хотя невѣжественное, но, по ихъ понятіямъ, блаженное существованіе до-сихъ-поръ, по-большей-части нисколько не утрачивая своей самобытности, и такъ рѣзко разнствуя своею участію отъ участи подобныхъ имъ дикарей, первобытныхъ обитателей Америки, гибшихъ тысячами подъ тяжкимъ игомъ блестящей Испаніи. Что жь касается до того, что нѣкоторыя племена вымираютъ и мало-помалу уничтожаются, то это происходитъ не отъ какихъ нибудь притѣсненій, угнетеній или истребленій ихъ огнемъ и мечомъ, а отъ малочисленности, разсѣянности, смѣшенія съ другими племенами, перехода къ осѣдлой жизни: они не столько вымираютъ, сколько перерождаются, русѣютъ, чему преимущественно способствуетъ распространеніе между ними христіанства.

Общее просвѣщеніе всѣхъ инородцевъ свѣтомъ вѣры началось въ Сибири со временъ царя Ѳедора Алексѣевича, въ 1680 году[22]. Петръ-Великій, избравъ на архіерейскую каѳедру въ Сибири схимонаха Ѳеодора, три раза во время своего царствованія давалъ ему подробныя на этотъ предметъ наставленія[23]. Указаніямъ великаго государя свято слѣдовали и слѣдуютъ его преемники до сего дня. Избранные ими просвѣтители съ христіанскимъ смиреніемъ и евангельскою кротостью присоединяютъ разбредшіяся племена къ единому стаду Христову. Въ одномъ 1843 г. приведено въ нѣдра церкви Христовой 1132 человѣка изъ язычниковъ; число обращенныхъ въ епархіи томской и енисейской было 857 человѣкъ, въ иркутской 241 человѣкъ. Проповѣдь евангельская неутомимо продолжается; христіанство распространяется болѣе и болѣе.

Но каковы эти христіане?.. Пусть этотъ вопросъ разрѣшитъ тотъ, кто можетъ, положа руку на сердце и спросись своей совѣсти, отвѣчать съ полнымъ убѣжденіемъ: «я истинный христіанинъ! и Пусть онъ же разрѣшитъ — кто ближе къ благодати: грубый ли, невѣжественный дикарь, который отъ чистаго сердца слѣпо вѣруетъ, или человѣкъ утонченнаго образованія, знакомый со всѣми возможными знаніями, но волнуемый сомнѣніями?

Независимо отъ инородцевъ, въ Сибири ныньче много иностранцевъ. Золотые промыслы и другія обстоятельства привели туда много Нѣмцевъ, Англичанъ, Французовъ, Поляковъ, нѣсколько Шведовъ, Финляндцевъ, Черкесовъ, обитателей Америки, гражданъ Сѣверо-Американскихъ Соединенныхъ-Штатовъ и подданныхъ Боливійской-Республики.

Кромѣ множества своихъ разноплеменныхъ обитателей, которымъ Сибирь обязана эпитетомъ Нѣмшоной, край этотъ богатъ многими памятниками такъ называемыхъ чудскихъ народовъ.

Сюда относятся развалины городовъ и крѣпостей, надписи, копи и курганы.

Первыя свѣдѣнія объ этихъ городахъ сохранились въ описаніи путешествія въ Китай атамановъ и казаковъ Ивана Петрова да Бурнаша Ялычева съ товарищами въ 1567 году. Тамъ, между-прочимъ, сказано: „А мунгальская земля велика, долга и широка, а городы въ мунгальской земли дѣланы на четыре углы, а по угламъ башни, тако же, что у русскихъ городовъ; а на воротахъ городовыхъ на башнѣ, виситъ колоколъ мѣдный, пудовъ въ двадцать; а въ городѣ дворы и палаты кирпишные на четыре угла, а палаты не высоки, а подволоки у палатъ писаны красками разными“[24].

Въ бассейнѣ рѣкъ Иртыша и Оби найдены Ермакомъ слѣдующіе города:

Сибирь или Искеръ, столица хана Кучума.

Чингій, Чингида или Чингидинъ, стоявшій, какъ полагаютъ, на мѣстѣ нынѣшняго Тюменя, и получившій имя будто-бы отъ самого Чингиса.

Епанчинъ, изъ котораго произошелъ нынѣшній Туринскъ.

Карачинъ, въ окрестностяхъ Тобольска.

Бициктуръ, насупротивъ нынѣшняго Тобольска.

За Иртышемъ и Обью, еще до Ермака, извѣстны были Русскимъ города:

Грустина и Серпоновъ, жители которыхъ, по стариннымъ извѣстіямъ, получали жемчугъ и дорогіе каменья отъ черныхъ людей отъ озера Китая[25].

На устьѣ Ишима стоялъ городъ Кизельтура, сохранившійся въ преданіяхъ Якутовъ[26].

На рѣчкѣ Бескѣ, впадающей въ Верхніи-Пртышъ, выстроенъ былъ Аблайкитъ. Городъ этотъ или монастырь, основаніе котораго приписывается калмыцкому князю Аблайю въ половинѣ XVI столѣтія, заключалъ въ себѣ богатую монголо-тибетскую библіотеку и ксилографическую типографію. Нѣкоторые буддійскіе манускрипты Петръ-Великій досталъ изъ этой библіотеки и отправилъ въ Парижскую Академію Наукъ; но большая часть ихъ погибла вмѣстѣ съ монастыремъ. Въ наше время, Гумбольдтъ нашелъ въ травѣ, кругомъ развалинъ Аблайкита, оторванные листы тибетскихъ книгъ[27].

На мѣстѣ нынѣшняго Семипалатинска стоялъ также древній городъ, развалины котораго сохранились до нашихъ временъ, и по семи уцѣлѣвшимъ палатамъ дали этому мѣсту нынѣшнее его прозваніе.

Калхасскому племени, бывшему еще въ VII вѣкѣ въ сношеніи съ Китаемъ и занимавшему все пространство между верховьями рѣкъ Оби и Енисея, приписываютъ основаніе двухъ городовъ, извѣстныхъ еще въ концѣ XIII столѣтія; города эти назывались; Иланъ-Чеу, то-есть, Змѣиныи-Городъ, можетъ-быть, на томъ мѣстѣ, гдѣ нынѣ Змѣиногорская-Крѣпость, и Кіанъ Чеу, то есть, городъ на Енисеѣ[28]. — Въ XVI столѣтіи, Русскіе овладѣли Качинскимъ или Каштарескимъ Городомъ-на-Енисеѣ-подъ-Змѣиною-Горою[29].

Обширному и могущественному племени Уйгуровъ приписываютъ построеніе города Горина. Горинь или Голинъ, Каракорумъ Европейцевъ, стоялъ на берегу Оргона, одного изъ притоковъ рѣки Селенги, гдѣ наслѣдники Чингисхана, до переселенія въ Китай (1260 г.) и по изгнаніи оттуда (1371 г.), предпочтительно держали свои становища, гдѣ также имѣли пребываніе и монгольскіе кутухты. Городъ этотъ, разрушенный уже въ XIV столѣтіи Калмыками или Монголами-элютами, былъ основанъ еще въ началѣ VIII вѣка[30].

Въ Верхнеудинскомъ-Округѣ, на степи, въ двадцати-пяти верстахъ отъ деревни Тамирской, есть развалины двухъ чудскихъ крѣпостей. Крѣпости эти, одна отъ другой на разстояніи 200 саженъ квадратныхъ, сажень въ 30 длины и ширины, съ круглыми по угламъ башнями. Между этими крѣпостями, обращенными одна къ другой главными воротами, замѣтенъ цѣлый рядъ такихъ же башенъ.

При рѣчкѣ Маломъ Кундуѣ есть развалины огромнаго зданія, про стирающагося отъ сѣвера на югъ на 47 1/2, а отъ востока на западъ на 22 1/2 сажени. Гранитные камни и кирпичи давно уже вынуты и употреблены на церковное строеніе въ селеніи Кундуйскомъ, въ Нерчинскомъ-Округѣ; впрочемъ, гранитный фундаментъ былъ цѣлъ въ 1819 году.

Въ двѣнадцати верстахъ отъ села Кундуйскаго въ то же время видна была плита около двухъ аршинъ вышины съ китайско-монгольскою надписью.

Тутъ же на пьедесталахъ стояли два сфинкса или дракона, изсѣченные изъ гранита.

Подобные же гранитные сфинксы, обдѣланные явно для украшенія какого-нибудь зданія, пошли въ дѣло при сооруженіи церкви въ селѣ Кундуйскомъ[31].

На рѣкѣ Ононѣ, знаменитомъ мѣстѣ рожденія Чингисхана, сохранился донынѣ нѣсколько покачнувшійся въ сторону гранитный столбъ въ одну сажень вышины. На столбѣ этомъ, по разсказамъ очевидцевъ, видны еще какія-то письмена.

Кромѣ кундуйской плиты и ононскаго столба, непрочтенныя до-сихъ поръ надписи находятся:

По рѣчкѣ Пышмѣ, текущей въ Туру, впадающую въ Обь[32].

На рѣчкѣ Бухтармѣ, впадающей въ Иртышъ; онѣ находятся въ пещерахъ и врѣзаны въ вертикальномъ направленіи; время-отъ-времени онѣ становятся болѣе-и-болѣе неясными[33].

По рѣкѣ Чуѣ, отъ прилегающей къ ней небольшой степи до самаго впаденія Чуи въ Катунь, въ узкихъ мѣстахъ между утесовъ стоитъ нѣчто въ родѣ укрѣпленій, выкладенныхъ изъ камня, а на утесѣ, близь устья Чуи, есть над пись, сдѣланная будто-бы Китайцами по случаю истребленія Калмыками разными случаями до сорока тысячь китайскаго войска[34].

На рѣкѣ Катуни, въ томъ мѣстѣ, гдѣ она, обойдя большой кряжъ горъ, проходитъ съ шумомъ между раздавшихся горъ, какъ-бы въ прорывѣ, -на верху плоскости горъ, по обѣимъ сторонамъ, натаскано и нагромождено множество разной величины камней; стѣны въ прорывѣ по обѣимъ сторонамъ, въ нѣсколькихъ мѣстахъ довольно-высоко, имѣютъ явственныя надписи черной и красной краской, какъ Двоеданцы и Калмыки говорятъ, потибетски. Здѣсь, при разореніи Зюнгорскаго Царства, стояли со стороны Монголовъ пикеты и караульные. Какое средство употребляли они, при сильной быстротѣ рѣки, чтобъ подмоститься и сдѣлать надписи — остается тайной[35].

Подобныя же надписи начертаны на отвѣсныхъ берегахъ Енисея, по Абакану и по рѣчкѣ Матушу, впадающей въ рѣку Ононъ, на стѣнахъ такъ-называемой мангутской пещеры.

Слѣды горнаго производства древнихъ обитателей Сибири сохранились въ такъ-называемыхъ чудскихъ копяхъ, находящихся по рѣкѣ Шульбѣ, впадающей въ Иртышъ, въ горныхъ округахъ Колывановоскресенскомъ и Нерчинскомъ и въ Минусинскомъ-Округѣ, близь стариннаго желѣзнаго завода, находящагося нынѣ во владѣніи господъ барона Корфа и Безкоровайнаго. Копи эти замѣчательны тѣмъ, что всѣ орудія для горнаго производства, въ нихъ найденныя, преимущественно были сдѣланы изъ мѣди или изъ особенной композиціи въ родѣ бронзы, въ которой главную роль играетъ мѣдь. Изъ этихъ копей, въ древнія, неизвѣстныя намъ времена, добывалось, вѣроятно, и разсыпное золото, какъ это можнозаключить изъ словъ бывшаго въ 1756 году главнымъ судьею монетной канцеляріи Шлаттера: „о которыхъ чудскихъ копяхъ извѣстно, что прежніе народы оныя копи производили болѣе для съисканія и добыванія самороднаго металла, состоящаго въ мельчайшихъ частицахъ между мягкой земли и вохры“[36].

Чудскіе курганы находятся въ Сибири во множествѣ; ими усѣяны берега Бухтармы, Абакана, Енисея, Онона, Джиды, озера Волжина и другія мѣста. Воображеніе восточныхъ народовъ даетъ этимъ простымъ могиламъ особенный смыслъ и окружаетъ ихъ какою-то таинственностью.

Якутскіе казаки, въ бытность свою при воеводахъ Андреѣ Бурнашевѣ и Ѳомѣ Бибиковѣ, въ 1678 году, около Байкальскаго-Озера, слышали отъ тамошнихъ Бурятъ преданіе, что Чудь, избѣгая преслѣдованій страшныхъ враговъ своихъ, Монголовъ и Бурятъ, построила себѣ могилы изъ большихъ каменныхъ плитъ въ видѣ хижинокъ о четырехъ подставахъ. Каждое семейство заняло свою хижину и добровольно погребло себя подъ развалинами съ намѣреніемъ обрушеннаго зданія[37]. Преданіе это сохраняется между инородцами-до сего времени, нѣсколько переиначенное тѣмъ, что у Чуди было повѣрье, или старинное пророчество». когда въ ихъ лѣсахъ появится бѣлое дерево — бѣлый гцаръ покоритъ ихъ. Бѣлое дерево, береза, въ XVI-мъ столѣтіи начала неожиданно появляться между хвойными лѣсами, и Русскіе, подданные бѣлаго царя, стали всѣхъ покорять своей власти. Тогда-то эти народы и рѣшились прекратить свое существованіе. Что за яародф Чудь, имя котораго встрѣчается въ памятникахъ его по всему протяженію Сибири, начиная съ Пермской-Губерніи — доселѣ неизвѣстно. Иные считаютъ его за Бярмійцовъ, коренныхъ обитателей нынѣшней Пермской-Губерніи, иные полагаютъ, что это были Уйгуры.

Курганы эти разрываются съ давнихъ временъ, но не для ученыхъ цѣлей, а въ надеждѣ отъискать клады и выкопать древнія подѣлки изъ серебра и золота. Во времена Петра Великаго, было повелѣно: золото изъ могилъ, которое годится въ передѣлъ, покупать настоящею цѣною безъ передачи, а курьёзныя вещи, находимыя въ Сибири, покупать тоже настоящею цѣною, но не переплавливая присылать въ Берг-Коллегію и доносить государю[38].

Въ послѣднее время курганы были разрываемы по распоряженію мѣстнаго начальства. Въ курганахъ змѣиногорскаго края, въ Томской-Губерніи, по рѣкѣ Бухтармѣ, въ 1845 году были найдены кости людей и лошадей, клинки оружіи, острія копій, удила, желѣзныя стремена, разная желѣзная мелочь и костяныя оправы сѣдла и плети[39]. — Абаканскіе курганы, по изсѣченнымъ на окружающихъ ихъ или сосѣднихъ съ ними камняхъ изображеніямъ, имѣютъ собственныя имъ присвоенныя названія, напримѣръ: Дѣвка, Анна (чортъ), Старуха, Баба. Въ 1846 году, въ нихъ найдены кости человѣческія, мѣдныя острія стрѣлъ, глиняные горшки, наполненные глиною же краснаго цвѣта; могилы изъ плитъ и древніе серебряные кувшинчики, всего двадцать-два; вѣсу въ нихъ во всѣхъ 6 1/2 фунтовъ. Замѣчательнѣйшіе изъ нихъ хранятся въ Московской Оружейной Палатѣ[40]. Многія рѣдкости, вырытыя на лѣвомъ берегу рѣки Аргуни, доставлены господиномъ военнымъ министромъ въ Императорскую Академію Наукъ въ 1845 году[41]. Многія интересныя подробности о сибирскихъ древностяхъ собраны, въ 1844 году, находившимся въ числѣ чиновниковъ при ревизовавшемъ Восточную Сибирь сенаторѣ графѣ Толстомъ, титулярнымъ совѣтникомъ Варрандомъ[42]; древности Пермской-Губерніи описаны г. Мельниковымъ на страницахъ этого журнала[43], но полное изслѣдованіе и снятіе рисунковъ со всѣхъ достопримѣчательносгей возложено Академіею Наукъ, въ числѣ прочихъ обширныхъ занятій, на доктора Александровскаго Университета, г. Кастрена[44].

Пещеръ въ Сибири весьма-много; замѣчательнѣйшія изъ нихъ:

На рѣкѣ Бухтармѣ;

Въ горахъ Бійскаго-Округа;

На Оби;

При устьѣ рѣки Шоры, впадающей въ Томь — сталактитовая[45];

Лургиканская пещера съ тремя отдѣльными покоями въ Нерчинскомъ-Округѣ;

Удинская — въ Верхнеудинскомъ-Округѣ;

Ледяная — на Ленѣ съ двумя ледяными статуями во внутреннемъ отдѣленіи;

Ноздреватая — тамъ же; она изъ известковаго камня[46];

и Мангутская — при рѣчкѣ Мангуту, впадающей въ Ононъ.

Минеральныя воды въ Сибири извѣстны слѣдующія:

Теплыя: Джусаливскія, въ киргизкайсацкой средней ордѣ, близь горы Джусалы, верстахъ въ 80 ты отъ Карналинскаго Внѣшняго Окружнаго Приказа. Правительство узнало объ нихъ въ первый разъ въ 1827 голу; но мѣстнымъ жителямъ они были издавна извѣстны[47].

Туркинскія, въ 400 верстахъ отъ Иркутска, въ Верхнеудинскомъ-Округѣ, на горѣ у озера Байкала. Они были извѣстны еще до занятія этихъ мѣстъ Русскими, но правительство получило о нихъ первое извѣстіе въ 1753 году. Особый врачъ опредѣленъ къ этимъ водамъ въ 1823 году[48].

При рѣчкѣ Каргакатаѣ, въ 150 верстахъ отъ Баргузинска.

При рѣчкѣ Уро, въ 200 верстахъ отъ Баргузинска.

При рѣчкѣ Корѣ, въ 300 верстахъ отъ Баргузинска.

По правую сторону рѣчки Цакира, отъ устья Дабантуя въ двухъ верстахъ.

По рѣчкѣ Халанусѣ, впадающей въ Бирюлю, текущую въ Киру, впадающую въ Ононъ съ лѣвой стороны.

При рѣчкѣ Озерной, текущей изъ Курильскаго-Озера.

При рѣчкѣ ПауджіЬ; здѣсь теплые ключи бьютъ фонтанами.

При рѣчкѣ Баанѣ, принимаемой за протоку рѣки Большой; здѣсь онѣ бьютъ тоже фонтанами.

Близь Начикина-Острога.

Около Шемягинскаго-Устья.

При вершинѣ рѣки Шемяги. — Послѣдніе шесть ключей находятся въ Камчаткѣ.

Кислые ключи въ НерчинскомъОкругѣ:

Дарасунскіе въ 560 верстахъ отъ Верхнеудинска.

Въ дачахъ Тунгусовъ рода князя Гантимура.

Въ шести верстахъ отъ кутомарскаго серебрянаго завода.

По теченію рѣки Ни годы на правой сторонѣ, отъ заштатнаго города Доронинска[49], въ 40 верстахъ при рѣчкѣ Жульчѣ, впадающей въ рѣчку Урюлюнгуй съ лѣвой стороны.

Въ 20 верстахъ отъ ХарамапгутскойДеревни.

Близь рѣчки Конды, недалеко отъ вершинъ Уды.

Погроминскіе, по рѣчкѣ Погромкѣ, совершенно подобные зельтерской водѣ.

Кромѣ того, четырнадцать сѣрныхъ ключей бьютъ изъ лѣваго берега рѣки Лены въ 262 верстахъ отъ города Кирепска; по своему цвѣту они называются молочными водами; запахъ отъ нихъ, весьма-схожій съ запахомъ тухлыхъ яицъ — слышенъ за двѣ версты.

Зобные ключи по Нижи близь селеній около Туруханска причиняютъ зобы тѣмъ, кто пьетъ изъ нихъ.

Поташныя воды въ Бѣломъ-Озерѣ въ 12 верстахъ отъ Доронинска[50].

Гиджиристое-Озеро по дорогѣ отъ Нерчинска въ Доронинскъ около деревни Бальзоя; оно въ 1 1/2 версты въ окружности и даетъ въ небольшомъ количествѣ гиджиръ, особенную щелочную соль.

Селитреное-Озеро въ 414 верстахъ отъ Нерчинска, недалеко отъ Доронинска. Въ ноябрѣ мѣсяцѣ изъ него, прорубая ледъ, достаютъ селитру кусками отъ 1500 до 2000 пулъ, привозятъ на шилкинскій заводъ и употребляютъ тамъ для плавки стекла[51].

При устьѣ Урсула въ рѣку Катунь, собирается между камней селитра, изъ которой Калмыки сами дѣлаютъ порохъ[52].

Изъ соляныхъ озеръ замѣчательны Борзинское въ Нерчинскомъ-Округѣ, въ 30 верстахъ отъ китайской границы, Бурлинское въ Барабинской Степи, Коряковское и Ямышевское въ верховьяхъ Иртыша: послѣднее важно для насъ, какъ памятникъ экспедиціи капитана гвардіи Ивана Бухгольца, посланнаго Петромъ-Великимъ еще въ 1714 году для развѣдыванія о золотыхъ розсыпяхъ по Аму-Дарьѣ[53].

Къ богатствамъ Сибири причислимъ наконецъ знаменитую шерловую гору Адун-Челонъ или Одон-Чалонъ, находящуюся въ Нерчинскомъ-Округѣ, богатую копями берилловъ и тяжеловѣсовъ; и Урульгинскія-Горы, которыхъ весь кряжъ изобилуетъ сокровищами, драгоцѣнными металлами и камнями[54].

Заключимъ нынѣшнюю статью нашу тѣмъ, что подробное статистическое описаніе Сибири съ давнихъ временъ составляло одинъ изъ главныхъ предметовъ заботливости нашего правительства. Первоначально повелѣніе объ этомъ дано было мѣстнымъ властямъ вскорѣ по покоренію Сибири. Потомъ это строго подтверждено было въ 1696 и въ 1728 годамъ[55]. Изъ дополнительной инструкціи Берингу видно, что въ 1732 году правительство имѣло уже въ рукахъ своихъ подробное описаніе рѣкъ Селенги и Ангары[56]; о точномъ описаніи всѣхъ рѣчекъ во всей Сибири и о составленіи гидрографической карты этого края указъ былъ данъ еще въ 1736 году[57]. — Сколько извѣстно, указы эти были въ точности исполнены: составлены подробныя описанія, которыя время-отъ-времени дополнялись вновь полученными свѣдѣніями. Въ настоящее время, горныя начальства нерчинское, колывано-воскресенское и уральское обладаютъ" драгоцѣнными картами своихъ горныхъ округовъ; статистическія же свѣдѣнія хранятся въ канцеляріяхъ господъ сибирскихъ генерал-губернаторовъ, при дѣлахъ бывшаго Сибирскаго Комитета, и въ Статистическомъ Отдѣленіи Министерства Внутреннихъ Дѣлъ.

П. Н. (*).

(*) Не исчисляя всѣхъ опечатокъ, вкравшихся въ четыре статьи «Разсказовъ о Сибирскихъ Золотыхъ Пріискахъ», покорнѣйше просимъ исправить слѣдующія главныя ошибки:

Въ первой статьѣ на страницѣ 158, вмѣсто рѣки Верхняя-Подголетная — должно быть: Верхняя Подголешная.

Во второй статьѣ на страницѣ 23, вмѣсто шартамскій кермакъ — должно быть: шарташскій кержакъ.

На страницѣ 24, вмѣсто ШартамскійМонастырь — должно быть: Шарташскій_ Монастырь.

На страницѣ 31, вмѣсто Гунду-Кумъ — должно быть: Гунду-Кушъ.

На страницѣ 32, вмѣсто (44) П. С. 3. Р. И. — должно быть: П. С. 3. Р. И., № 6571.

Въ третьей статьѣ на страницѣ 136, вмѣсто словъ: подъ этимъ блестящимъ именемъ — должно быть: подъ эгидой блестящихъ именъ.

Въ четвертой статьѣ на страницѣ 31, вмѣсто Еутминцы — должно быть: Еуштницы.

"Отечественныя Записки", № 10, 1847


  1. ↑ Г. Лосевъ.
  2. ↑ Г. Лосевъ.
  3. ↑ Ж. М. В. Д. 1843, 7 и Э. Л. Т. VII.
  4. ↑ Отчеты господина министра народнаго просвѣщенія 1841—1846 годы.
  5. ↑ Гантимуръ получалъ отъ китайскаго правительства ежегоднаго жалованья по 1200 ланъ серебра и по 4 коробки золота. По переводу иностранныхъ дѣлъ переводчикомъ Новоселова — лана имѣетъ 9 золотниковъ, а по переводу Игумнова содержитъ въ себѣ 8 1/3 золотниковъ. Гантимуръ же получалъ каждую лану около 50 золотниковъ чистаго серебра: такъ пишетъ въ 1794 году въ сочиненномъ обозрѣніи Монголіи тотъ же 8-го класса переводчикъ Василій Игумновъ. — Прим. г. Лосева.
  6. ↑ Г. Лосевъ. Свидѣтельству его о времени присылки этой грамматы можно дать вѣру тѣмъ болѣе, что г. Лосевъ пользовался всѣми оффиціальными документами, хранившимися въ Иркутскомъ Архивѣ. Другіе же относятъ эту граммату къ 1684 году и приписываютъ ее богдохану Кожіи, Кансію или Кханъ-Си, на томъ основаніи, что упоминаемый въ ней Николай долженъ быть не кто иной какъ Грекъ Николай Спафарій, проѣхавшій черезъ Иркутскъ въ 1675 году въ Китай съ любительною грамматою царя Ѳеодора Алексіевича. — Въ 1685 году Албазинъ былъ осажденъ Китайцами, а въ 1689 году — срытъ, въ слѣдствіе мирнаго съ ними Трактата. (П. С. 3. P. И. № 1346).
  7. ↑ Ж. М. В. Д. 1844 г. № 1.
  8. ↑ П. С. 3. Р. И. № 1835.
  9. ↑ Ж. М. В. Д. 1844 г. № 1.
  10. ↑ Ж. М. И. П. 1845 г. № 8.
  11. ↑ Ж. М. Н. П. 1844 г. № 8.
  12. ↑ Наименованіе князцовъ присвоено старостамъ? или избираемымъ инородцами для управленія каждымъ родомъ, или наслѣдственно получившимъ это званіе. Родъ, стойбище или улусъ есть соединеніе нѣсколькихъ семействъ инородцевъ, не менѣе однакожь пятнадцати (П. С. З. Р. И. 29,126. — Всѣ инородцы, носящіе почетныя званія между своими родовичами, какъ-то князцы, тойоны, тайши, зайсанги, шуленьги и прочіе, пользуются тѣми почестями, какіе въ мѣстахъ ихъ жительства обычаи и степные законы имъ предоставляютъ (Св. Зак. о Сост. T. IX, ст. 1112, изд. 1842 г.)
  13. ↑ Г. Лосевъ.
  14. ↑ Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.
  15. ↑ Тамъ же и Э. Л. T. VII.
  16. ↑ П. С. 3. Р. И. № 29126.
  17. ↑ Ж. М. Н. П. 1845 г. № 6.
  18. ↑ Записки г. Дмитренки.
  19. ↑ П. С. З. P. И. № 6291. Изъ этой инструкціи видно, что еще Петръ-Великій для куріозите посылалъ освѣдомиться, сходятся ли берега Азіи съ берегами Америки. — Сравни ук. 2-го января 1719 года № 3266.
  20. ↑ IX т. Свод. Зак. о Сост., изданія 1842 г.
  21. ↑ П. С. 3. P. И. № 29126 и 1099 Свод. IX Свод. Зак. о Сост., изд. 1842 г.
  22. ↑ П. С. 3. Р. И. № 1117.
  23. ↑ Тамъ же №№ 1800, 2863, 4556 и 4860.
  24. ↑ Исторія Гос. Poc. T. IX, примѣч.
  25. ↑ Ж. М. В. Д. 1845 г. № 4.
  26. ↑ Г. Лосевъ.
  27. ↑ Ж. М. Н. П. 1844 г., № 5.
  28. ↑ Ж. М. В. Д. 1844 г., № 4.
  29. ↑ Видно изъ дѣла Иркутскаго Архива подъ № 1899. Прим. г. Лосева.
  30. ↑ Ж. М. В. Д. 1844 г., № 4.
  31. ↑ Г. Лосевъ.
  32. ↑ Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.
  33. ↑ Э. Л. T. VII.
  34. ↑ Г. Дмитренко.
  35. ↑ Г. Гороховъ.
  36. ↑ П. С. 3. P. И. № 10534 и Э. Л. Т. XVI.
  37. ↑ Г. Лосевъ.
  38. ↑ Указы 1 сентября 1720 и 16 Февраля 1721 (П. С. 3. Р. И. № 3738.)
  39. ↑ Ж. М. В. Д. 1845, № 12.
  40. ↑ Ж. М. В. Д. 1847, № 2.
  41. ↑ Ж. М. Н. П. 1845, № 6.
  42. ↑ Тамъ же, № 5.
  43. ↑ Отечественныя Записки за 1841 г.
  44. ↑ Ж. М. Н. П. 1845 г., № 8.
  45. ↑ Г. Дмитренко.
  46. ↑ Г. Лосевъ.
  47. ↑ Э. Л. Т. XVI.
  48. ↑ Г. Лосевъ и П. С. 3 Р. И. № 29570.
  49. ↑ Города Доронинскъ и Сретопскъ уничтожены по малому числу жителей въ 1798 году (П. С. 3. P. И. № 18556).
  50. ↑ Г. Лосевъ.
  51. ↑ Очеркъ Заяблонья г. Мордвинова.
  52. ↑ Г. Дмитренко.
  53. ↑ Э. Л. T. VII.
  54. ↑ Ж. М. В. Д. 1843 г. № 7 и Ж. М. H. П. 1845 г. № 3.
  55. ↑ П. С. 3. Р. И. № 1332 и 5320.
  56. ↑ Тамъ же № 6291.
  57. ↑ Тамъ же № 7086.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Рассказы_о_сибирских_золотых_приисках_(Небольсин)/Версия_3/ДО&oldid=5173835