Рано пташечка запѣла…
правитьСобытія на «Князѣ Потемкинѣ» были первымъ раскатомъ надвигающагося народнаго движенія. И достаточно было, однако, этого раската, чтобы господамъ освобожденцамъ стали уже сниться дурные сны. Давно ли г. Струве насъ упрекалъ въ томъ, что мы преждевременно «дѣлимъ шкуру убитаго медвѣдя»? Теперь увидѣвши опытъ рѣшительной борьбы, хотя-бы частичной, хотя-бы неудавшейся, онъ и его присные уже безпокоятся о судьбѣ «шкуры», уже заговорили объ ея «дѣлежѣ», и какимъ языкомъ заговорили! Еще «демократы» только собираются въ походъ, еще въ первый разъ они промежъ себя рѣшили, что отъ депутацій и адресовъ нечего ждать, что пора апеллировать къ народу, и уже въ головахъ ихъ литературныхъ «регистраторовъ» зрѣютъ контръ-революціонныя идеи! Zwei Seelen wohnen, ach, in meiner Brust!
Въ № 73 «Освобожденія» г. Струве помѣстилъ статью «Князь Потемкинъ и что же дальше»? Въ № 74 «Освобожденія» помѣщена статья нѣкоего «Освобожденца», написанная тоже подъ впечатлѣніемъ событій на «Потемкинѣ». Г. Струве оговаривается, что онъ согласенъ съ «Освобожденномъ» лишь въ выводахъ, но не согласенъ съ его мотивировкой. Мы не знаемъ, въ чемъ именно г. Струве не согласенъ съ «Освобожденцемъ», но. сравнивая обѣ эти статьи, мы приходимъ къ заключенію, что нашего любителя «изящной политики», г. Струве, шокируетъ развѣ лишь излишняя откровенность и рѣзкость сужденій его единомышленника, граничащая съ парадоксальностью.
Г. Струво продѣлалъ свой путь отъ марксизма къ либерализму рядомъ незамѣтныхъ переходовъ, въ теченіе которыхъ онъ успѣлъ переоцѣнить всѣ цѣнности и отмежеваться отъ насъ по всей линіи. Г. «Оовобожденецъ», повидимому, тоже принадлежитъ къ числу «бывшихъ» революціонеровъ. Онъ, по крайней мѣрѣ, не прочь съ нами «роднымъ счесться». Но онъ, видно, такъ быстро отступалъ, что ему еще до сихъ поръ его крутой поворотъ направо представляется въ видѣ нашего столь же внезапнаго поворота налѣво.
Г. Струве выражается мягко: «Мы нисколько не скрываемъ отъ себя, что участіе вооруженныхъ силъ въ политическомъ движеніи страны представляетъ и для дѣла истиной революціи крупныя опасности». Г. «Освобожденецъ» выражается весьма рѣшительно: «Открытую проповѣдь въ Россіи рѣшительнаго выступленія мы считаемъ теперь безумной и преступной». Что-же, это дѣло вкуса, а во вкусахъ мы, какъ извѣстно, сильно расходимся съ либералами и мы бы, пожалуй, не стали спорить противъ рѣшительнаго заявленія неизвѣстнаго вамъ г. «Освобожденца». По, квалифицируя такимъ образомъ тактику, рекомендуемую нами въ настоящее время, г. «Освобожденецъ» имѣетъ наивность утверждать, что не онъ выступилъ противъ революціи, вопреки своему демократическому ярлыку, а что, напротивъ того, мы, русскіе революціонеры, измѣнили своимъ традиціямъ. «Они (представители соціалистическихъ революціонныхъ партій) сразу измѣнили всѣ свои тактическіе взгляды, — говоритъ онъ. — Мы не отрицаемъ, что ихъ теоріи заключали нѣкоторыя основанія для того, что бы эта перемѣна… не производила впечатлѣніи измѣны своимъ убѣжденіямъ. Тѣмъ не менѣе, фактъ коренного измѣненія всѣхъ тактическихъ взглядовъ нашихъ революціонеровъ не подлежитъ сомнѣнію». Въ чемъ же проявился этотъ «фактъ», г. «Освобожденецъ»?
Раньше, видите ли, «всѣ были соглаоны въ одномъ, — что успѣхъ борьбы съ абсолютизмомъ зависитъ отъ сознательности и организованности народныхъ массъ. Теперь наши революціонныя партіи совершено измѣнили свои взгляды. Сознательность и организованность, по крайней мѣрѣ, поскольку ею руководитъ общество (sic!), для нихъ теперь не политическая сила… Теперь для нихъ политическая сила… въ вооруженной силѣ организованнаго народа!»
Мы бы посовѣтовали г. «Освобожденцу» не писать исторіи русской революціонной мысли «по Дебогорію — Мокріевичу и Драгоманову». это, примѣрно, такое же благодарное занятіе, какъ изучать Маркса по Бернштейну. Во-первыхъ, никогда и никакія революціонныя партіи въ Россіи не усматривали революціонной политической силы въ сознательности и организованности народа, поскольку ими руководитъ общество, т. е. наша либеральная демократія, уже хотя бы потому, что это общество никогда не руководило и даже не обращалось къ народнымъ массамъ. Недовѣріе къ политической силѣ нашего либерализма есть одна изъ прочныхъ традицій нашей революціонной мысли, и если марксисты, въ противовѣсъ революціонерамъ — семидесятникамъ, указывали на то, что наше либеральное общество можетъ еще сыграть извѣстную роль въ борьбѣ за свободу, то они обусловливали это всегда развитіемъ рабочаго движенія, которое придаетъ храбрость либераламъ. И, въ концѣ концовъ, рѣшающей революціонной силой въ нашей буржуазной революціи они считали пролетаріатъ, и только пролетаріатъ.
Во-вторыхъ, мы, соціалдемократы, поставившіе на очередь вопросъ о рѣшительномъ выступленіи, теперь, какъ и прежде, очень высоко цѣнимъ политическую силу, вытекающую изъ сознательности и организованности народныхъ массъ, руководимыхъ революціонными партіями, а не «обществомъ». Но это тѣмъ менѣе можетъ намъ помѣшать апеллировать къ физической силѣ народа, что первое второе обусловливаетъ: развитіе политическаго сознанія у народа въ рабской Россіи должно было, раньше или позже, привести народъ къ физическому столкновенію съ самодержавнымъ правительствомъ. Развитіе политическаго сознанія въ народѣ потому и представляло всегда величайшую опасность для стараго порядка, что вмѣстѣ съ этимъ развитіемъ росла рѣшимость народа поддержать свои политическія притязанія силой. Это всегда сознавали революціонныя соціалистическія партіи въ Россіи и, если мы только въ послѣднее время дали очередной лозунгъ — подготовляться въ открытому выступленію, то и раньше, выдвигая на первый планъ пропаганду и агитацію, мы всегда имѣли въ виду моментъ наступленія гражданской войны и въ своей пропагандистской и агитаціонной дѣятельности мы усматривали, между прочимъ, лучшее средство для этой цѣли.
Да и полно! Дѣйствительно ли г. «Освобожденецъ» такъ наивенъ, дѣйствительно ли онъ думаетъ, что давленіе на правительство физической силой массъ находится въ противорѣчіи съ давленіемъ на правительство силою политической сознательности? Это болѣе, чѣмъ сомнительно. «Стихійный взрывъ народнаго гнѣва», пишетъ онъ, «обыкновенно бываетъ даже полезенъ революціи, именно благодаря тому, что онъ облегчаетъ арміи, а особенно офицерству, отказъ отъ примѣненія вооруженной силы и открываетъ переходъ на сторону народа». Въ чемъ же дѣло? А дѣло въ томъ, что «рѣшительное выступленіе можетъ быть оправдано только тогда, когда оно возникаетъ стихійно… Открытая проповѣдь такого выступленія, въ противоположность стихійно возникшему, особенно вредна еще и потому, что она деморализуетъ армію… Для того, что бы придать своимъ требованіямъ большій вѣсъ, мы должны привлечь на свою сторону армію, а особенно офицерство». Ту же самую мысль, хотя и облеченную въ болѣе пышную форму, высказываетъ г. Струве: «Чтобы войска могли явиться могучимъ факторомъ политическаго переворота — классовая рознь офицеровъ и солдатъ должна исчезнуть передъ единствомъ дѣйствій, продиктованнымъ идеей національнаго освобожденія». Теперь для насъ ясно, чего собственно хотятъ наши «демократы», г.г. Струве и «Освобожденецъ». Они ничего не имѣютъ противъ возстанія и всѣхъ сопряженныхъ съ нимъ жертвъ для народа, точно также, какъ либералы въ свое время ничего не имѣли противъ войны и тому подобныхъ стихійныхъ факторовъ, дезорганизующихъ правительство. Но они хотятъ, чтобы всѣ эти стихійно-разрушительныя силы были политически использованы «обществомъ» при поддержкѣ офицерства, составляющаго плоть отъ плоти, кость отъ кости этого общества. Они хотятъ, чтобы народныя силы слѣпо и покорно шли на поводу у «истиннаго представителя націи» — у либеральнаго общества. Они ничего не имѣютъ противъ того, чтобы «чернь» дѣлала революцію, лишь бы только въ народѣ не укрѣпилось вредное сознаніе «права на революцію», дурная «привычка къ гражданской войнѣ». Пусть народъ участвуетъ въ облавѣ на медвѣдя, лишь бы не участвовалъ въ дѣлежѣ медвѣжьей шкуры.
Вы видите, потуги г. «Освобожденца» доказать, что революціонный соціалистическія партіи перецѣнили кореннымъ образомъ свою тактику, имѣютъ, сознательно или безсознательно, цѣлью скрыть его собственную измѣну демократіи.
Эта же цѣль скрывается и за другимъ аргументомъ г. «Освобожденца», направленнымъ противъ насъ. «Проповѣдь рѣшительнаго выступленія безумна», говоритъ онъ, «потому что побѣда надъ вооруженными силами правительства зависитъ отъ случайности, и пораженіе революціонеровъ гораздо вѣроятнѣе, чѣмъ ихъ побѣда. А въ случаѣ пораженія, неминуемо послѣдуетъ усиленіе позиціи правительства»… И въ данномъ случаѣ г. «Освобожденецъ» считаетъ нужнымъ сослаться на опытъ нашихъ революціонныхъ партій; и въ данномъ случаѣ онъ старается доказать преемственность между его взглядами и прежними взглядами «самыхъ видныхъ изъ литераторовъ» революціоннаго лагеря. Онъ цитируетъ слова Плеханова изъ брошюры «Соціализмъ и политическая борьба»: «Мы вездѣ повторяли одну и ту же ошибку. Мы всегда преувеличивали свои силы, никогда не принимали въ разсчетъ, во всей его полнотѣ, ожидающаго насъ сопротивленія общественной среды и торопились возвести временно благопріятствуемый обстоятельствами способъ дѣйствій въ универсальный принципъ, исключающій всѣ другіе способы и пріемы. Всѣ наши программы находились, благодаря этому, въ совершенно неустойчивомъ равновѣсіи, изъ кетоваго ихъ могла вывести самая незначительная перемѣна въ окружающей обстановкѣ». Итакъ, Плехановъ еще въ 83 году спорилъ противъ тактики, разсчитанной на случайности; успѣхъ выступленія зависитъ отъ случайности; стало быть, мы, соціалдемократы, пропагандирующіе такое выступленіе, измѣнили своимъ убѣжденіямъ, а г. «Освобожденецъ» является выразителемъ нашихъ лучшихъ революціонныхъ традицій. Не поторопились ли вы, г. «Освобожденецъ», со своимъ выводомъ? Плехановъ въ указанномъ мѣстѣ споритъ противъ нарсдовольчеокой теоріи «захвата власти». Онъ доказываетъ, что эта теорія построена въ разсчетѣ на маловѣроятную «случайную» диктатуру группы реводюціонеровъ-разночинцевъ, что въ Россіи, при современныхъ условіяхъ, диктатура единственнаго революціоннаго класса, способнаго осуществить соціалистическій идеалъ этихъ революціонеровъ, еще невозможна; что, когда эта возможность дѣйствительно наступитъ, этотъ революціонный классъ не допуститъ замѣны его диктатуры диктатурой кучки разночинцевъ-интеллигентовъ,; что, такимъ образомъ, тактика народовольцевъ разсчитана на «случайности», находящіяся въ противорѣчіи съ исторической «необходимостью». Такъ ли обстоитъ теперь дѣло съ вопросомъ о рѣшительныхъ дѣйствіяхъ? Мы уже вступили въ эпоху гражданской войны. Развитіе классовыхъ противорѣчій, по всѣмъ видимостямъ, приводитъ насъ къ острому столкновенію, какъ въ логическому выводу изъ всей политической ситуаціи. Тотъ или другой опытъ можетъ случайно оказаться неудачнымъ. Но именно потому, что рѣшительная борьба надвигается у насъ со стихійной силой, каждое такое столкновеніе, несмотря на неудачный исходъ, не обезкураживаетъ народъ, а революціонизируетъ его. Революціоннаго народа не обезкуражили ни е кровавое воскресенье" въ Петербургѣ, ни Лодзинскія, ни Одесскія событія, ни сдача «Потемкина». Напротивъ того, послѣ каждой неудачи въ пролетаріатѣ росла революціонная отвага, зрѣли все болѣе смѣлые планы: въ Петербургѣ рабочіе шли безоружными съ крестомъ; въ Лодзи и Одессѣ рабочіе воздвигали баррикады вовремя возстанія «Потемкина» уже возникла конкретно мысль о захватѣ города и всего южнаго побережья и о провозглашеніи республики… Спрашивается, строятъ ли c.-д., свою тактику на случайностяхъ или на тенденціяхъ исторической дѣйствительности? Мы полагаемъ, что на этотъ вопросъ г. «Освобожденецъ», равно какъ и г. Струве, могли бы легко отвѣтить, если бы ихъ буржуазная природа не поставила ихъ въ противорѣчіе съ этой самой исторической дѣйствительностью, еолибъ робкая логика ихъ классоваго инстинкта не пасовала передъ революціонной логикой фактовъ. Послушайте, напримѣръ, въ какихъ дебряхъ софистики запутался г. Струве «страха ради іудейска».
«Всякія отдѣльныя революціонныя вспышки въ войскахъ, — говоритъ онъ, — оставаясь неизбѣжно неудачными, могутъ, въ то же время, для дальнѣйшаго политическаго развитія Россіи оказаться вредными, пріучая страну къ идеѣ и практикѣ „пронунціаменто“. Главное, къ чему мы должны стремиться, это чтобы армія, въ лицѣ ея сознательныхъ и руководящихъ элементовъ, духовно отпала отъ самодержавія».
Г. Струве человѣкъ образованный; г. Струве хорошо знаетъ, что всегда и всюду «практика пронунціаменто» заключалась въ томъ, что кучка офицеровъ устраивала заговоры, опираясь на безсознательную армію. Какимъ же образомъ г. Струве, который самъ возлагаетъ надежды именно на офицерство, на «сознательные и руководящіе элементы въ арміи», который усматриваетъ опасность въ развитіи классоваго сознанія у солдатъ, какимъ образомъ онъ взваливаетъ на возстанія, вродѣ Потемкинскаго, обвиненіе въ томъ, что они пріучаютъ страну къ практикѣ пронунціаменто? Гдѣ были на «Потемкинѣ» заговорщики офицеры, устроившіе пронунціаменто? Не въ матросской ли организаціи Крымскаго Соц-Дем. Союза? Гдѣ была та толпа солдатъ, которая слѣпо шла за коноводами офицерами? Не тѣ ли это матросы которые, устранивъ своихъ офицеровъ, выбрали себѣ свободно всю администрацію? Очевидно, что страхъ передъ народомъ кое у кого помрачаетъ сознаніе и заставляетъ видѣть вещи ввергъ ногами.
Г. Струве и г. «Освобожденецъ» очень обстоятельно распространяются о томъ, что пропаганда рѣшительной борьбы повредитъ дѣлу революціи, дѣлу національнаго освобожденія Россіи. Но читатель этихъ статей не можетъ не чувствовать, что у авторовъ «умыселъ другой тутъ былъ», и подобно тому, какъ въ нѣкоторыхъ письмахъ самое интересное и существенное стыдливо прячется въ post-scriptum'ѣ, такъ и у нашего г. «Освобожденца» нѣсколько случайныхъ отступленій въ концѣ статьи даютъ ключъ къ разгадкѣ главныхъ страховъ и опасеній, которые возбудили у нашихъ "демократовъ событія на «Потемкинѣ». Г. «Освобожденецъ» меланхолически задумывается надъ послѣдствіями, которыя могутъ возникнуть изъ того, что народъ пріучится силой защищать свои права, и его разстроенному воображенію рисуются мрачныя картины. «Побѣдителями надъ самодержавнымъ правительствомъ могутъ оказаться небольшія кучки городского населенія» — пишетъ онъ. «Эти кучки городского населенія… могутъ предъявить претензіи на привилегированное положеніе въ управленія государствомъ, исходя изъ того положенія, что политическая сила — есть физическая сила… Они будутъ даже отрицать авторитетъ Учредительнаго Собранія… такъ какъ Учредительное Собраніе въ Россіи будетъ состоять, по крайней мѣрѣ, на 80 процентовъ изъ представителей сельскаго населенія и его рѣшенія могутъ не понравиться слоямъ городского населенія… Они будутъ заставлять избирателей производить выборы въ благопріятномъ для нихъ смыслѣ… будутъ вымогать у Учредительнаго Собранія противоположныя рѣшенія тѣмъ, которыя оно приняло бы при свободѣ рѣшеній».
Вотъ это цѣнное признаніе! Предъ нами стоитъ проклятый вопросъ, какъ разбудить политическое сознаніе народа, который цѣлыя столѣтія находился подъ рабскимъ гнетомъ, какъ завоевать Учредительное Собраніе, какъ устранить безконечныя препятствія для свободнаго выраженія народной воли въ этомъ Собраніи, препятствія, коренящіяся въ унаслѣдованномъ отъ прошлаго полицейскомъ аппаратѣ, въ нуждѣ, въ забитости народа, во всевозможныхъ формахъ соціальной и политической зависимости его; предъ нами стоитъ проклятый вопросъ, какъ освободить выборы въ Учредительное Собраніе отъ давленія всѣхъ тёмныхъ и мрачныхъ силъ реакція; а наши идеалисты — демократы уже безпокоятся о томъ, какъ бы не пострадалъ въ будущемъ абсолютный принципъ неприкосновенности «народнаго» представительства отъ посягательства революціоннаго пролетаріата; они уже заблаговременно безпокоятся о томъ, какъ бы этотъ пролетаріатъ насильно не навязалъ, свою волю отсталому населенію страны!
Народное представительство по либеральному рецепту съ двухпалатной системой и прерогативами короны, народное представительство, созданное обществомъ, раздираемымъ классовыми противорѣчіями, обществомъ, въ которомъ разныя формы современнаго капиталистическаго гнета причудливо сочетаются со всевозможными пережитками феодальнаго гнета, народное представительство, созданное подъ сугубымъ давленіемъ этого многообразнаго классоваго порабощенія, возводится нашимъ «демократомъ» въ «абсолютное», непогрѣшимое и неприкосновенное воплощеніе національной воли, подобно тому, какъ «сознательность и организованность подъ руководствомъ общества», т. е. общественное мнѣніе либеральной буржуазіи, имъ же возводится въ абсолютную форму національнаго самоопредѣленія, въ абсолютное воплощеніе національной мысли. Съ высоты этихъ «абсолютовъ» нашъ идеалистъ-демократъ перестаетъ отличать добро отъ зла, поскольку добро борется со зломъ за свои низменные, «условные» историческіе интересы всѣми средствами, которыми оно располагаетъ. «Проповѣдь рѣшительной борьбы преступна, — говоритъ г. „Освобожденецъ“, — потому что… провоцируетъ правительство къ новымъ и новымъ насиліямъ, къ новому и новому пролитію крови, къ новымъ убійствамъ».
Только общественное мнѣніе (т. е. мнѣніе либеральнаго общества) сможетъ вынести категорическій приговоръ надъ тѣмъ, что есть добро и что есть зло. Съ того момента, какъ народъ пересталъ апеллировать къ этому общественному мнѣнію, съ того момента, какъ народъ рѣшилъ противопоставить силѣ азіатскаго правительства свою собственную силу, онъ лишился благодати свыше. На войнѣ, такъ за войнѣ! Разъ народъ объявилъ правительству войну, то кто теперь сможетъ упрекнуть правительство въ томъ, что оно прибѣгаетъ въ силѣ?
Правда, правительство разстрѣливало девятаго января безоружную толпу, правда, оно поступаетъ такъ на каждомъ шагу; но развѣ это не оправдывается военной стратегіей, развѣ на войнѣ примѣнимы правила поединка? Развѣ съ того момента, какъ объявлена война, непріятель не имѣетъ права прибѣгать къ военной хитрости и застигать насъ врасплохъ?
Такъ разсуждаетъ нашъ «демократъ», такъ въ его душѣ мирно и дружно уживаются теоретическій идеализмъ съ практическимъ безстыдствомъ! И у г. Струве не нашлось въ запасѣ ни одного олова негодованія противъ этихъ разсужденій его корреспондентовъ.
«Демократъ» Струве понималъ, гдѣ искать виновнаго, когда отдѣльные «героя» совершали террористическіе акты, онъ пересталъ понимать это, когда на сцену выступилъ коллективный герой въ лицѣ народа. Да и что удивительнаго въ томъ, что либералы, играющіе роль пассивныхъ зрителей кровавой борьбы между народомъ и правительствомъ, въ концѣ концовъ, пріучаются, подобно Пилату, умывать руки?
Тамъ, гдѣ исходъ борьбы рѣшается силой, тамъ исчезаетъ критерій справедливости, говоритъ г. «Освобожденецъ». Для кого исчезаетъ? Для васъ, наблюдающаго эту борьбу, какъ зритель въ циркѣ? Но думаете ли вы, что и народъ, защищающій свои права, тѣмъ самымъ лишилъ себя критерія справедливости? Думаете ли вы, что народъ относится въ своей борьбѣ съ самодержавной бюрократіей, какъ къ гладіаторскому бою, что онъ забылъ о своей правотѣ и о преступности правительства? Впрочемъ, какую цѣну имѣетъ для г. освобожденца-идеалиста, приверженца абсолютной истины и абсолютной справедливости, — условная, «эгоистическая», классовая мораль народа, его классовыя понятія о правотѣ и виновности?
Мы говоримъ, что г. «Освобожденецъ» относится въ народной борьбѣ, какъ праздный зритель. Это не совсѣмъ точно. Пока народъ борется, истекая кровью, нашъ идеалистъ-демократъ придумываетъ средства для обезпеченія прочности будущаго общественнаго порядка. Его воображенію рисуются ужасы французской революціи, онъ вспоминаетъ санкюлотовъ парижской коммуны, диктовавшихъ свою волю Конвенту, — и онъ заранѣе изобрѣтаетъ разныя мѣры предупрежденія и пресѣченія этихъ преступленій противъ абсолютнаго принципа неприкосновенности народнаго представительства. Онъ недоволенъ организаціей «комитетовъ самообороны» противъ хулигановъ, усматривая въ нихъ, не безъ основанія, зародыши будущей революціонной арміи народа. Онъ предлагаетъ замѣнить эти комитеты самообороны народной милиціей, подъ которой онъ понимаетъ, повидимому, стражниковъ, служащихъ по найму у нашихъ буржуазныхъ думъ, нѣчто вродѣ пресловутой летучей гвардіи (garde mobile) 48 года, отличившейся въ іюньскіе дни. «Народная милиція, говоритъ онъ, должна быть учреждена прежде всего для борьбы съ черными сотнями и громилами. Ей придется дѣйствовать и тогда, когда какія-нибудь общественныя группы, вмѣсто того, чтобы предоставить рѣшенія государственныхъ вопросовъ Всенародному Учредительному Собранію, избранному всеобщимъ, равнымъ, прямымъ и тайнымъ голосованіемъ, вздумаютъ рѣшить ихъ насиліемъ или, когда они захотятъ, опираясь на свою физическую силу, вынудить у народнаго собранія то или другое рѣшеніе». Это мило! Когда народъ возсталъ противъ своихъ угнетателей, нашъ «демократъ» лишаетъ его своей благодати, ибо народъ принизилъ вопросъ права до вопроса силы. Когда освобожденное буржуазное общество выпуститъ свору своихъ наемныхъ солдатъ противъ пролетаріевъ, на немъ будетъ почивать благодать вѣчныхъ принциповъ истины и справедливости — на этотъ разъ сила превратится въ право. Таковъ идеализмъ нашихъ «демократовъ»!
Только что начинается великая русская революція, только что начинаетъ окрыляться въ борьбѣ съ старымъ порядкомъ буржуазная демократія, а ужъ какія рѣчи срываются съ устъ ея «птенцовъ», уже какія мысли бродятъ въ ихъ головѣ! А соціалдемократію упрекаютъ еще за то, что она держитъ всегда камень за пазухой!