Разгул техники (Ильф и Петров)
| Разгул техники |
| Опубл.: 1930. Источник: Илья Ильф, Евгений Петров. Необыкновенные истории из жизни города Колоколамска / сост., комментарии и дополнения (с. 430-475) М. Долинского. — М.: Книжная палата, 1989. — С. 240-242. • Единственная прижизненная публикация: Огонек. 1930. № 10. Подпись: Ф. Толстоевский. |
И очень хорошо. Пусть будет разгул техники.
Недавно радиослушателям, в том числе и радиозайцам[1], одним словом, всем вольным сынам эфира передавали по радио звуковое кино. Сыны эфира попивали чай и подкручивали какие-то шурупы, заботясь о чистоте передачи. Сама же передача нисколько их не волновала.
Между тем произошло событие потрясающее: «Великий немой», который до сих пор и пикнуть не мог, сразу заговорил, запел, начал играть на фортепьянах и трубах. Мало того!
Зазвучавшую фильму передали по радио. Техника напрягла все свои силы, чтобы оглушить человека, заставить его почтительно разинуть рот.
Но человек перестал удивляться.
— Радио? Ничего. Интересно. Звучащий фильм? А-а-а? Любопытно.
— Звучащий фильм по радио? Что ж, пожалуйста. Мы не против.
Привередливо стало человечество.
Дети — те еще удивляются, волнуются и, если родители не пускают их на сеанс говорящего кино, даже плачут. Что же касается взрослых, то они относятся к разгулу техники снисходительно.
Конечно, только снисходительностью можно объяснить то, что говорящее кино появилось у нас два года позже, чем за границей.
За эти два года, в течение котор кинозаправилы с печальной неторопливостью «догоняли и перего ли» заграницу, общественность дремала. То и дело раздавались достерегающие вопли:
— Товарищи! Примите во внимание заграницу. Там звуковое начало свою жизнь с той же чепухи, которой начинало в свое время кино немое. Помните?
В те времена каждый город называл кино по-своему. В Петербурге ему дали название «синематофаф», в Киеве — «биоскоп» и «биограф». В Одессе молодое искусство носило название «иллюзион». Однако Елисаветград не мог удовлетвориться таким скромным наименованием. В Елисаветграде кино называлось «электроиллюзион». Это было вдвойне заманчиво ввиду того, что в Елисаветграде электричество было тогда силой весьма мало исследованной и само по себе привлекало толпы зрителей.
В прочих городах империи фантазия предпринимателей работала вовсю. Какими только словами не обзывали кино: и «электропаноптикум», и «живой стереоскоп», и «жироскопический театр», и даже «магический ящик».
Несмотря на все эти помпезные и величественные названия, программы иллюзионов и элёктропа-ноптикумов были весьма незамысловаты:
1. Видовая (какой-то водопад).
2. «Любовь трубадура» (драма в одной части, в красках).
3. «Похороны генерал-майора Холодацкого»[2] (без музыки).
4. «Мою любовь, широкую, как море, вместить не могут жизни берега» (драма в двух частях, с участием Гаррисона).
5. «Глупышкин женится» (комическая).
6. «Гомон-журнал»[3].
Так помните же, — надрывалась общественность, — нам не нужен Глупышкин даже в том случае, если он заговорит. Нам не нужен кинокрасавец Гаррисон, даже если он будет петь. Постарайтесь как-нибудь обойтись без разнохарактерного дивертисмента.
Киноорганизации, как водится, чутко прислушивались к голосу общественности, и общественность мало-помалу успокоилась.
В последнее время стали даже забывать о говорящем кино и привыкать к той мысли, что его, может быть, и вовсе не будет.
Однако оно в конце концов появилось.
Многим великим изобретениям в начале их жизни суждено подвергаться унижениям. Так, одно время был унижен граммофон, который злые люди принудили исполнять исключительно «Марш Буланже» на тубофоне или лесную картинку «Мельница в лесу» с подражанием кукушке и лягушке-квакушке. И много времени прошло, прежде чем человечество опомнилось и позволило граммофону передавать пение замечательного певца или речь народного трибуна.
Так было унижено Глупышкиным и Дурашкиным немое кино.
И вот теперь новое, замечательное изобретение — звуковое кино — тоже подвергается опасности быть униженным.
Первая программа звукового кино сразу показала несоответствие между самим изобретением и его применением. Изобретение уже разменяли на мелочь, уже заставили работать для неинтересных и малопонятных похождений мультипликационного Тип-Топа, который для нашего времени ничуть не лучше довоенного Глупышкина.
В общем получилось то, против чего так усердно предостерегала общественность. Получилась — заря кинематографа. Получился электробиоскоп.
Как водится, в начале сеанса долго и крупно перечислялись имена режиссера и сорежиссера, лаборантов, аспирантов, ассистентов, экспертов, администраторов и заведующих запятыми. А имя изобретателя тов. Шорина, который один лишь показал превосходную работу, мелькнуло где-то между именами соассистента и созаведующего запятыми.
«Ножницы» обнаружились на первом же сеансе: высокая техника и неумение достойным образом оформить для нее тему.