Разгромъ. править
Послѣ Портъ-Артура — Ялу, послѣ гибели «Петропавловска» — позорное бѣгство со сдачей японцамъ трехъ четвертей русской артиллеріи! Сотни плѣнныхъ — въ томъ числѣ десятки офицеровъ, тысячи убитыхъ и раненныхъ! Выбитые изъ строя генералы и деморализованные паническимъ страхомъ солдаты! «Великій» и «непобѣдимый» Куропаткинъ, телеграфирующій о томъ, что у него — на третій день послѣ сраженія — нѣтъ никакихъ извѣстій о размѣрахъ потерь и что эти потери «должны быть очень велики». Генералъ Засуличъ, посылающій подробные отчеты о разныхъ деталяхъ сраженія, но забывающій сообщить одну маленькую подробность: конечный результатъ, число убитыхъ и раненыхъ. И, наконецъ, петербургское правительство, держащее населеніе нѣсколько дней въ неизвѣстности о судьбахъ арміи, не рѣшающееся высказать — даже въ извращенномъ видѣ — горь кую истину. А вокругъ — рой жужжащихъ во всѣ уши журналистовъ, увѣряющихъ почтенную публику, что пораженіе не настоящее, и что самое сраженіе съ тысячами выбитыхъ изъ строя было не настоящее, и что — невѣроятно, но вѣрно! — «неудача» на Ялу «входила въ планъ» великаго и непобѣдимаго Куропаткина! Онъ, собственно говоря, зналъ, что японцевъ нельзя не пустить черезъ Ялу, онъ зналъ, что ими собраны громадныя силы, и онъ даже поставилъ себѣ цѣлью завлечь ихъ въ Манчжурію. Цѣль достигнута — и напрасно японцы торжествуютъ: послѣ пятидневнаго сраженія они, перейдя рѣку, только приблизились къ той «ловушкѣ», которую готовить имъ Куропаткинъ.
Всѣ эти и подобныя благоглупости охотно воспринимаются той публикой, для которой спеціально и нарочито измышляются оффиціальныя телеграммы петербургскихъ манчжурцевъ и стратегическія соображенія подкупленныхъ ими европейскихъ журналистовъ. Эта публика, передъ которой одной даетъ отчеты въ своихъ дѣйствіяхъ самодержавіе, эта публика владѣльцевъ русскихъ бумагъ и всевозможныхъ заимодавцевъ, эта трусливая, глупая и утратившая всякое политическое чутье европейская буржуазія удовлетворяется подобнымъ грубымъ обманомъ. Подъ гипнозомъ тѣхъ барышей, которые сулитъ ей соучастіе въ эксплоатаціи всѣхъ несчастій нашего отечества, она слѣпа и глуха ко всѣмъ доводамъ логики и самыя идіотскія «объясненія» способны удовлетворить ея политическій разумъ. Примитивной зоологической хитрости «сѣвернаго медвѣдя» надолго еще хватитъ, чтобы вести за носъ эту разновидность животнаго царства.
Но русская публика — ее-то, неужели еще разъ проведутъ придворные аферисты и проститутки печатнаго слова? Неужели и сейчасъ, послѣ первой пробы силъ на сушѣ, они не поймутъ, что наступило уже, что неотвратимо надвигается уже «начало конца» той исторической драмы, въ которой эта широкая русская публика, это буржуазное «общество» играло преступную роль пособника и попустителя?.. Развѣ не ясно уже теперь, что это — разгромъ, самый полный разгромъ самодержавной Россіи?
«Судьбы свершился приговоръ». Стратегическое значеніе перехода японской арміи черезъ Ялу, высадки въ Ліао-Дунѣ и блокады Портъ-Артура можетъ оказаться не такъ велико, какъ представляется на первый взглядъ. «Геройски» отступая къ Мукдену или даже къ Харбину, русскія войска, покинувъ на произволъ судьбы Портъ-Артуръ, быть можетъ, успѣютъ избѣжать рѣшительныхъ сраженій до тѣхъ поръ, пока Куропаткину удастся собрать трехсоттысячную армію. Возможна еще и перемѣна «военнаго счастья»..Но политическое значеніе этого ряда неудачъ не можетъ быть ослаблено тѣми успѣхами, на которые вообще можетъ надѣяться русская армія. Внутренняя гнилость самодержавія, какъ политической организаціи современнаго государства, вскрыта гораздо раньше, чѣмъ можно было ожидать, и всѣ тѣ шовинистическія предсказанія, которыя раздавались въ прессѣ и правящихъ сферахъ въ первые дни войны, только еще ярче освѣщаютъ теперь позоръ фактическаго разгрома. Даже рептильная пресса вынуждена дать выраженіе обывательскому недоумѣнію, вызываемому все яснѣе развертывающейся картиной абсолютной неподготовленности русскаго правительства, такъ необдуманно игравшаго съ огнемъ. Даже «Гражданинъ» отмѣчаетъ, что раненые въ битвѣ на Яну должны были пройти пѣшкомъ 45 верстъ потому, что за войскомъ не слѣдовали фургоны Краснаго Креста. Даже «Новое Время» выражаетъ сомнѣніе, хватитъ ли въ Портъ-Артурѣ боевыхъ средствъ для долгой осады. Замѣчаются уже попытки «искать виноватаго» въ томъ или другомъ казенномъ «вѣдомствѣ» — въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ, въ канцеляріи намѣстника, въ морскомъ министерствѣ. Несоотвѣтствіе между вчерашними хвастливыми увѣреніями и сегодняшними трусливыми и увертливыми самооправданіями въ правительственныхъ сообщеніяхъ и отчетахъ съ театра войны не можетъ быть скрыто отъ глазъ публики. Хочетъ она того или нѣтъ, она должна будетъ придти къ общему выводу: самодержавное правительство утратило всякія организаторскія способности, оно играетъ одну лишь роль паразита.
О! «здравый смыслъ» современнаго культурнаго человѣка не легко поддается такого рода обобщеніямъ, когда они ему преподносятся въ видѣ выводовъ теоріи соціальнаго развитія. Здравый смыслъ, подавленный внѣшнимъ величіемъ этой стомилліонной громады, занимающей шестую часть свѣта и располагающей двухмилліарднымъ бюджетомъ, не могъ повѣрить, чтобы маленькая, еще очень бѣдная страна осмѣлилась, какъ равная съ равной, помѣряться силами съ Россіей. Здравый смыслъ, оперируя съ «очевидными» — потому что онѣ однѣ доступны ограниченному буржуазному кругозору, — истинами, рѣшилъ разъ навсегда, что Россія, безъ особеннаго напряженія, раздавитъ Японію. Какъ было не вѣрить этому буржуазіи европейской, когда вся международная политика ея государственныхъ людей привыкла походить изъ этого традиціоннаго убѣжденія въ неистощимыхъ рессурсахъ «шестой части свѣта», въ непоколебимой доблести ея дикихъ казаковъ, въ неограниченности могущества ея? Какъ было не вѣрить этому россійской либеральной буржуазіи, когда ея внутренняя политика, трусливая и ничтожная, цѣликомъ отдалась на признаніе величія деспотизма способности его раздавить военной силой всякаго врага, возможности сломить его только соединенными силами чуть ли не всего цивилизованнаго міра? Отраженіе дѣйствительнаго нѣкогда положенія дѣлъ — это традиціонное воззрѣніе оставалось въ силѣ и послѣ того, какъ соціальное развитіе по своему переоцѣнило всѣ установившіяся цѣнности. Здравый смыслъ, привыкшій оперировать съ закостенѣвшими понятіями, не замѣчалъ этого, онъ не видѣлъ, какъ соціальное развитіе выѣдало всякое положительное содержаніе изъ всѣхъ историческихъ завоеваній, нѣкогда совершенныхъ русскимъ абсолютизмомъ.
Чтобъ молодой японскій флотъ могъ, шутя, раздавить флотъ русскій? Никогда! И, однако, русскій флотъ въ три мѣсяца политически обезцѣнивается, и уже заходитъ рѣчь о предстоящемъ «добровольномъ» потопленіи его въ Портъ-Артурѣ (чтобы не достался японцамъ). Чтобы русскія сухопутныя войска могли быть разбиты на голову полуварварами, усвоившими себѣ культуру на обезьяній манеръ? Здравый смыслъ этого не могъ допустить. И, однако, это случилось, и русскіе въ безпорядкѣ удираютъ отъ японцевъ и не смѣютъ попытаться задержать ихъ побѣдоносное шествіе. Двѣсти лѣтъ интенсивнѣйшаго развитія военнаго финансоваго могущества, 15 лѣтъ правдами и неправдами завоеванной гегемоніи на международной аренѣ, среди ослабленныхъ обостренными внутренними противорѣчіями европейскихъ государствъ, 40 лѣтъ побѣдоносной борьбы противъ враговъ существующаго политическаго режима… этотъ колоссальный политическій капиталъ, впитавшій въ себя трудовой потъ и кровь безчисленныхъ поколѣній, долженъ оказаться жалкой игрушкой передъ молодой силой маленькой націи, принадлежащей къ низшей расѣ, только вчера еще разбуженной къ міровой жизни капиталистическимъ развитіемъ и въ тридцать лѣтъ успѣвшей наскоро напялить европейскій сюртукъ на желтое тѣло и съ ученической добросовѣстностью завести прусскіе мундиры, много дешевыхъ газетъ, много начальныхъ школъ и плохенькую парламентскую говорильню? Страна, имѣющая въ своемъ послужномъ спискѣ имена Пушкиныхъ, Чернышевскихъ, Толстыхъ, должна опасовать передъ народомъ, который еще не обзавелся ни національной литературой, ни искусствомъ, ни наукой? Этого не понять здравому смыслу.
А, между тѣмъ, «сѣрая теорія» овладѣть, которою теперь подъ силу только соціализму, — сѣрая теорія безошибочно предсказывала именно то, что случилось, что развертывается теперь въ калейдоскопѣ военныхъ событій. Въ Портъ-Артурѣ и на Ялу, въ Ліоао-Дунѣ и въ Манчжуріи демонстрируется теперь не непобѣдимость «національной идеи», выразителями коей являются японцы, а непобѣдимость соціальнаго прогресса, безнадежность историческаго застоя. Теорія говорила, что закованный въ броню гигантъ не можетъ удержаться на глиняномъ основаніи, что политическая конкуренція на міровой аренѣ несовмѣстима съ соціальной и культурной отсталостью, что народная школа, общественная самодѣятельность и правовой порядокъ — необходимыя предпосылки для желающаго отстаивать свои политическія позиціи буржуазнаго государства; что немыслимо государственное могущество безъ развитія современной техники, что немыслима эта техника безъ соотвѣтствующей культурной и правовой обстановки. «Теорія» осуждала, какъ непроизводительную трату силъ, одностороннее развитіе «государственной мощи», несопровождаемое тѣмъ общественнымъ прогрессомъ, который по плечу буржуазному отрою. Теорія дѣлала увѣренный выводъ о томъ, что коренная общественная реформа является, прежде всего, неотложной потребностью воего буржуазнаго общества въ цѣломъ.
И вотъ, капиталистическое развитіе, въ своихъ интересахъ создавшее и питавшее самодержавную Россію и притуплявшее, ради ея сохраненія, дѣйствіе всѣхъ своихъ разрушительныхъ силъ, — капиталистическое развитіе черезъ Японію выполняетъ свою миссію… Ударами извнѣ ставитъ передъ обезоруженной Россіей дилемму — или освободиться отъ самодержавія, или потерять позицію. Снова на поляхъ сраженія побѣждаетъ «школьный учитель», побѣждаетъ высшая культурность солдата, большая связь его съ «національной» политикой классовъ-угнетателей, большая приспособленность его въ высокой техникѣ современнаго милитаризма. Какъ рыцарская доблесть оказывалась безсильной противъ болѣе совершенной военной техники армій, созданныхъ абсолютными монархами, такъ теперь личное и коллективное мужество нашихъ солдатъ и матросовъ скидывается со счетовъ лучшими броненосцами, лучшей артиллеріей, болѣе совершенной мобилизаціей, болѣе пунктуальной и интеллигентной организаціей военнаго руководства, хорошей постановкой военнаго шпіонства, лучшимъ знаніемъ географіи, болѣе умѣлой постановкой желѣзнодорожнаго и интендантскаго дѣла, недоступной для самодержавія организаціей бюрократіи, и пр. и пр., техническими силами. Нивеллирующая все и вся техника является побѣдителемъ, передъ которымъ стушевывается все — и выработанный вѣковымъ хищничествомъ «воинскій духъ», и колоссальная сила концентрированной рабской покорности стомилліонной массы, и престижъ «великой державы».
Буржуазная Европа, деморализированная разъѣдающими ее внутренними противорѣчіями, не хочетъ признать въ побѣдителѣ свое законное дѣтище, не видитъ въ Японіи выполнительницы ея исторической миссіи. Разлагающійся классъ утратилъ способность глядѣть впередъ, поверхъ преходящихъ комбинацій интересовъ настоящей минуты. Общественное развитіе уже не сулитъ ему ничего добраго, и интересы барыша перестали уже совпадать для него съ интересами этого развитія. Счастливый конкурентъ представляется буржуазіи воплощеніемъ всѣхъ злыхъ силъ исторіи, и, вопреки всѣмъ очевидностямъ, она славословитъ въ русскомъ абсолютизмѣ «борца за культуру», клеймитъ въ Японіи «варварскую націю» и «низшую расу». Наша отечественная реакція съ радостью хватается за эту наивную ложь, чтобы идеализировать свою авантюристскую политику, чтобы развратить окончательно общественное сознаніе. Но наша либеральная буржуазія, при всей своей политической наивности и моральной дряблости, не можетъ не увидѣть, наконецъ, что на Дальнемъ Востокѣ побѣждаетъ не Востокъ, такъ законченно воплощенный въ отечественномъ самодержавіи, а Западъ, съ его культурнымъ и экономическимъ превосходствомъ. Она видитъ это и потому не можетъ сдѣлать войну съ Японіей своимъ «національнымъ» дѣломъ. Но сможетъ ли она сдѣлать послѣдовательные выводы изъ этого положенія и теперь, наконецъ, найти своего «національнаго» врага не въ Токіо, а въ Петербургѣ?
Увы! Политически развращенная, прежде чѣмъ пресытилась обладаніемъ политической властью, она въ полномъ смятеніи глядитъ на совершающуюся міровую драму и, очертя голову, ищетъ лазейки, куда могла бы скрыться отъ поставленной передъ ней дилеммы — съ абсолютизмомъ на Востокъ, или черезъ него — къ Западу? Втайнѣ вожделѣя разгрома, она афишируетъ свой «патріотизмъ» тѣмъ, что отдаетъ народныя деньги въ руки правительства. Дождавшись этого разгрома, она усыпляетъ собственное чувство протеста реакціонными увѣреніями въ томъ, что надо «годить», что «не время» наложить руку на шиворотъ преступника, пока не миновала «опасность», т. е. пока еще преступникъ у нея въ рукахъ…
Такова логика ограниченной, внутренне-противорѣчивой политической точки зрѣнія либерализма. Онъ не прочь попытаться сдѣлать свое дѣло «народнымъ дѣломъ» въ видѣ протеста противъ «анти-національной» политики самодержавія, компрометирующаго Россію передъ цивилизованнымъ міромъ. Но для этого ему надо выдвинуть «національную идею», ту идею, которая традиціонно сплелась съ политической реакціей, которая въ дни полнаго банкротства всемірной буржуазія не можетъ быть уже освобождена отъ реакціонной оправы, не можетъ не отождествляться съ «политикой крови и желѣза». Чтобы написать на своемъ знамени «національную честь», надо центральнымъ пунктомъ обвинительнаго акта противъ самодержавія сдѣлать его измѣну «національнымъ» интересамъ, т. е. — въ данной исторической обстановкѣ — неполное, неумѣлое и не экономное выполненіе имъ той политической задачи, которая означаетъ для народныхъ массъ — раззореніе и гнетъ, порождаемые милитаризмомъ, для угнетенныхъ національностей — беззастѣнчивый грабежъ и растущее порабощеніе. Такого перемѣщенія политическаго фокуса въ программѣ либерализма вполнѣ достаточно, чтобы безнадежно развратить и обезличить его революціонную энергію, и вотъ почему русскій либерализмъ едва успѣлъ подняться на высоту исторической задачи борьбы за «національные», интересы государства, какъ тотчасъ же безсильно палъ передъ реакціей подъ тяжестью оппортунистическихъ соображеній о томъ, что данное правительство — каково бы оно ни было — дѣлаетъ, въ силу инстинкта самосохраненія, то же самое дѣло, — борется, какъ умѣетъ, за цѣлость і могущество государства. Либерализмъ палъ, и въ своемъ новомъ паденіи гнусно предалъ интересы народныхъ массъ. И каждое новое событіе, свидѣтельствующее о разгромѣ самодержавія, вноситъ, повидимому, еще больше сумятицы въ умы либераловъ.
Пролетарской партіи остается сдѣлать выводы изъ этого положенія дѣлъ. Свободный отъ заботъ о «національномъ величіи» классоваго государства, свободный отъ всякой положительной связи съ нынѣшнимъ режимомъ, — представляемый ею классъ одинъ можетъ послѣдовательно и неуклонно рыть ему могилу. Такова сущность его классоваго положенія. И одинъ только пролетаріатъ, въ цѣломъ, оказался внѣ «патріотическаго» потока, охватившаго Россію съ начала войны и потопившаго столько политическихъ репутацій въ «обществѣ». Отдѣльные факты участія рабочихъ въ патріотическихъ манифестаціяхъ — участія изъ подъ палки, большей частью — не окупили политическихъ издержекъ той реакціонной компаніи, которая имѣла въ виду разгромъ соціалистическаго рабочаго движенія. Если этимъ отдѣльнымъ фактамъ пролетаріатъ не противопоставилъ массовыхъ активныхъ протестовъ, если, оглушенный новыми для него явленіями политической подавленный бѣдствіями, которыя обрушила на него война и еще не оправившійся отъ ранъ, понесенныхъ прошлымъ лѣтомъ, онъ и е вступилъ еще въ открытый бой съ поднявшей голову реакціей, — зато онъ, въ своей массѣ, не только не пошелъ за патріотами реакціи, но и не отвернулся отъ своей партіи, занявшей опредѣленную принципіально враждебную войнѣ позицію, а въ лицѣ своихъ передовыхъ представителей заявилъ свой активный протестъ противъ войны во имя международной солидарности рабочихъ. И нѣтъ никакого сомнѣнія, что, будь мы организаціонно сильнѣе, будь мы въ состояніи организовать болѣе широкую агитацію, этотъ протестъ былъ бы шире, и непосредственное вліяніе его на массы значительнѣе.
Пролетаріатъ, въ своей массѣ, еще не занялъ той позиціи по отношенію къ войнѣ, которая соотвѣтствуетъ его классовымъ интересамъ, принципіально формулируемымъ нашей программой. Но онъ уже настолько отдѣлился отъ оффиціальной Россіи, чтобы быть вполнѣ воспріимчивымъ въ нашей агитаціи противъ войны и противъ ея виновника — самодержавія. И логика его классоваго положенія, силой связанныхъ съ войной бѣдствій, толкаетъ его ко все большей воспріимчивости въ этомъ направленіи. И въ нынѣшней войнѣ, ставшей узловымъ пунктомъ, въ которомъ сплелись всѣ противорѣчія, отъ которыхъ погибаетъ и погибнетъ абсолютизмъ, — въ нынѣшней войнѣ пролетаріатъ имѣетъ всѣ шансы точно и отчетливо выполнить ту политическую роль, которая диктуется ему такъ хорошо себя «оправдавшей» «догмой» — теоріей тожъ. Выполнитъ ли онъ ее на дѣлѣ — это не въ послѣдней мѣрѣ зависитъ отъ нашей партіи.
Молекулярныя силы, подготовляющія «стихійный» взрывъ соціальнаго протеста даннаго класса, не могутъ быть замѣчены и опредѣлены съ полной точностью во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ и проявленіяхъ, особенно при нашихъ условіяхъ политической жизни. Въ этомъ смыслѣ, въ каждомъ такомъ взрывѣ, въ каждомъ революціонномъ подъемѣ всегда будетъ элементъ неожиданности. Но изъ этого не слѣдуетъ, что партія осуждена всегда быть застигаема врасплохъ. Ничуть не бывало. Не говоря уже о томъ, что отъ степени активности самой партіи, отъ степени ея близости къ массамъ зависитъ большая или меньшая ея проницательность въ этомъ отношеніи, отъ нея самой зависитъ подготовиться въ предвидимому заранѣе, хотя точно неопредѣлимому моменту, который потребуетъ отъ нея проявленія полной политической зрѣлости. Это — дѣло умѣлой тактики и толковой, политически-продуманной организаціонной работы.
Лѣтнія стачки прошлаго года показали намъ, какихъ проявленій массоваго протеста можемъ мы ждать отъ пролетаріата. Все говорить за то, что по мѣрѣ того, какъ будетъ затягиваться война, а наша агитація будетъ осмысливать растущее недовольство ею, будетъ приближаться и моментъ новаго стихійнаго подъема рабочаго класса. Въ такой моментъ онъ и безъ всякаго политическаго руководства, произведетъ сильное революціонное сотрясеніе. Если же этотъ моментъ онъ встрѣтитъ въ тѣсной политической связи съ нашей партіей, расширившей свой организаціонный базисъ, охватившей своимъ регулярнымъ агитаціоннымъ воздѣйствіемъ широкіе его слои и успѣвшей воспитать ихъ политически этой агитаціей — тогда революціонное значеніе этого момента не можетъ бытъ измѣрено достаточно высоко. Съ «обществомъ» или безъ него, пролетаріатъ вступитъ въ активную борьбу съ самодержавіемъ во имя соціалистическихъ требованій. И тогда еще разъ оправдается столь непонятная «здравому» смыслу «теорія», и процессъ политическаго разгрома абсолютизма будетъ внесенъ въ книгу исторіи, какъ процессъ политическаго самоопредѣленія россійскаго пролетаріата.