Разговоръ съ Альфонсомъ Додэ. Одинъ англійскій журналистъ, мистеръ Шерардъ, посѣтилъ вадавно Альфонса Додэ въ его прекрасномъ помѣщеніи въ Сенжерменскомъ кварталѣ, и, конечно, счелъ нужнымъ подѣлиться со своими читателями тѣмъ впечатлѣніемъ, которое произвелъ на него французскій романистъ. Все, что разсказывалъ Доде журналисту о своемъ дѣтствѣ, подтверждаетъ, что я въ самые юные годы онъ обнаруживалъ такую хе сильную нервную впечатлительность, какая замѣчается въ немъ и теперь. Доди особенно много распространялся о своей боязни собакъ, а также и всѣхъ другихъ животныхъ. Онъ не можетъ забыть того впечатлѣнія, какое произвелъ на него въ дѣтствѣ видъ бѣшеной собаки. «Съ тѣхъ поръ, — сказалъ Доди, — я не могу отдѣлаться отъ чувства ужаса при приближеніи собаки. Меня часто упрекали въ этомъ, говоря, что поэтъ не можетъ не любить животныхъ. Но я не могу преодолѣть этого чувства: — оно сильнѣе меня. Я ненавижу всѣхъ животныхъ. Мнѣ кажется, что животныя олицетворяютъ собою все, что есть самаго низкаго и отвратительнаго въ природѣ. Они — каррикатура всѣхъ, самыхъ низкихъ, качествъ, какія существуютъ въ человѣкѣ, это — отбросы человѣчества. Любопытнѣе всего, что мои дѣти наслѣдовали отъ меня такую же ненависть къ собакамъ».
Додэ разсказывалъ, что въ дѣтствѣ онъ всегда мечталъ о морѣ, и любимымъ его чтеніемъ были разсказы о приключеніяхъ на морѣ Когда ему было пятнадцать лѣтъ, его первая поэма была напечатана въ ліонской газетѣ, и вслѣдъ затѣмъ для него наступилъ періодъ самой мрачной нужды и скитальчества.
« — Я испытывалъ такія лишенія, какія только можетъ вынести человѣкъ, — сказалъ Додэ. — Мнѣ случалось проводить цѣлые дни въ постели за неимѣніемъ сапогъ; бывали дни, когда
у меня не было куска хлѣба. Но самымъ тяжелымъ лишеніемъ для меня было то, что я долженъ былъ носить грязное бѣлье, такъ какъ у меня нечѣмъ было заплатить прачкѣ. Очень часто я пропускалъ случаи получить занятіе, потому что не могъ выйти, за неимѣніемъ чистой одежды. Такъ я провелъ три года своей жизни, съ 18 до 21 года».
Но и гораздо позднѣе жизнь Додэ была далеко не изъ легкихъ. Онъ уже пользовался извѣстностью, но зарабатывалъ все-таки неособенно много. Такъ, когда къ нему явился одинъ изъ сотрудниковъ «Athenaeum», собиравшій свѣдѣнія о заработкѣ разныхъ писателей, то оказалось, что весь доходъ Додэ съ его литературныхъ произведеній не превышаетъ 5.000 фр. въ годъ. Это было въ 1872 году, но уже съ 1874 года доходъ его началъ возростать, и съ той поры онъ уже зарабатывалъ не менѣе 100.000 фр. въ годъ.
Доди работаетъ очень неправильно, — не такъ, какъ Золя. "Иногда и работаю день за днемъ по восемнадцати часовъ въ сутки, иногда же провожу цѣлые мѣсяцы, не прикасаясь къ перу, — говоритъ Додэ. — Я пишу очень медленно я постоянно все передѣлываю. Я никогда не бываю доволенъ своимъ произведеніемъ. Я всегда пишу самъ свои повѣсти, и никогда не могъ продиктовалъ ни одной изъ нихъ. Что же касается моихъ драматическихъ произведеній, то прежде я имѣлъ привычку диктовать ихъ, расхаживая по комнатѣ. Но, со времени своей болѣзни, мнѣ пришлось отказаться отъ этого способа, и я очень жалѣю объ этомъ.
Болѣзнь, о которой упомянулъ Додэ, дѣйствительно привела его въ очень печальное состояніе. Онъ не можетъ двигаться безъ помощи палки по комнатѣ; многія ночи онъ проводить безъ сна, страдая отъ боли, но никто изъ его домашнихъ, по словамъ англійскаго журналиста, не слышалъ изъ него ни одной нетерпѣливой жалобы, ни одного раздражительнаго слова, хотя въ его положеніи это было бы совершенно понятно. Благодаря такому чудному характеру, у Додэ совсѣмъ нѣтъ враговъ. Многіе не любятъ его произведеній, но всѣ любятъ его за его доброту и кротость, всѣхъ очаровываетъ онъ своимъ блестящимъ остроуміемъ.
О своихъ литературныхъ воззрѣніяхъ Доди вотъ что сказалъ англійскому журналисту.
« — Я всегда возставалъ противъ трехъ классическихъ традиціи французской литературы, т. е. Французской академіи, французскаго театра и „Revue des deux Mondes“. Я нахожу академію собраніемъ посредственностей, и счелъ бы для себя оскорбительнымъ принадлежать къ ней». По мнѣнію Додэ, будущность французской литературы въ молодыхъ авторахъ, въ его сынѣ; Леонѣ Додэ, въ Морисѣ Барресѣ и нѣкоторыхъ другихъ. Не безъинтересны также взгляды Додэ на современное положеніе Франціи. «Если недавніе Панамскіе скандалы и не произвели народнаго возмущенія, сказалъ; онъ, если раскрытіе такихъ мерзостей, которыя, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, непремѣнно вызвали бы появленіе баррикадъ на каждой улицѣ Парижа, не произвело революціи, то это только потому, что въ характерѣ французскаго народа произошелъ коренной переворотъ за послѣднія десять или пятнадцать лѣтъ. И этотъ переворотъ вызванъ милитаризмомъ, которому подчинилась страна со времени введенія новыхъ военныхъ законовъ. Страхъ передъ капраломъ существуетъ теперь въ сердцѣ каждаго француза, и такое вліяніе военной дисциплины именно и заставляетъ оставаться спокойными всѣхъ этихъ людей, которые, въ прежнія времена, протестовали бы даже подъ дуломъ ружья противъ всѣхъ подобныхъ безобразій и негодяевъ, которые грабятъ и разоряютъ Францію. Милитаризмъ убилъ духъ протеста не французской націи, какъ это онъ дѣлаетъ вездѣ».