РАЗГОВОРЪ
о
строеніи глаза.
править
Любопытовъ.
Благоразумовъ.
Опытовъ.
Здравомысловъ.
Я очень радуюсь, Государи мои! что васъ теперь здѣсь увидѣлъ. Уже нѣсколько дней тому, какъ я съ вами не видался. — Вашъ послѣдній разговорѣ о чувствахъ столь сильное возродилъ во мнѣ дерзаніе, узнать подробнѣе строеніе, оныхъ, что я при семъ случаѣ не могу не просить васъ здѣлать для меня чувствительнѣйшее одолженіе, показать составѣ хотя одного какого нибудь чувства.
Съ великимъ удовольствіемъ. — Для насъ нѣтъ ничего пріятнѣе, какъ имѣть случай сообщить другому что нибудь достойное примѣчанія; скажите только, какого особеннаго чувства желаете вы теперь узнать строеніе? —
Я бы желалъ теперь узнать строеніе глаза, особенно потому, что я давно уже, и очень много разъ размышлялъ, какимъ образомъ мы съ толикою ясностію и съ толикою удобностію видимъ предметы, насъ окружающіе; — какое непостижимое искуство сдѣлало глаза наши такъ способными къ принятію столь живыхъ, столь разнообразныхъ и столь многочисленныхъ впечатлѣній?…
Очень хорошо. — Глазъ есть шаръ, сложенный изъ многихъ частей, изъ которыхъ однѣ суть больше или меньше тверды, и представляютъ нѣкоторый родъ скорлупы, сложенной изъ разныхъ слоевъ, называемыхъ оболочками или кожицами другія части больше или меньше жидки: онѣ находятся въ промежуткахъ сихъ кожицъ, и называются влагами.-- Онъ имѣетъ мѣсто свое въ костяной впадинѣ, похожей фигурою на конусъ, то есть, наружная часть ея обширна, а внутренняя пирамидально устроена гораздо уже, которая называется орбитою или ямою.
Пожалуйте скажите мнѣ, сколько глазныхъ оболочекъ? —
Онъ раздѣляются на общія и собственныя.
Общія суть: роговая, ягодичная и сѣточная.
Собственныя суть: паутинная и стекловидная.
Первая — роговая оболочка, спереди весьма прозрачна, а въ прочихъ мѣстахъ темна, и столь крѣпка, что можетъ противиться сильнымъ поврежденіямъ.
Вторая называется ягодичною, имѣетъ въ срединѣ круглое отверстіе, называемое зеницею: сіе отверстіе обложено райкомъ, или разноцвѣтнымъ кругомъ, который снабженъ малыми прямолинейными и кругообразными мускулами. За ягодичною кожицею видна бѣлая, круговая линія, которая называется рѣсничною связкою; отъ сей связки простирающаяся часть ягодичной оболочки состоитъ изъ двухъ плевъ, изъ которыхъ внутренняя называется кожицею рукшевою, и простирается до самаго внутренняго оптическаго нерва.-- Кожица рукшева противу самой рѣсничной связки проходитъ по передней части стеклянной влаги, и простиравшей до кристальной, дѣлая различныя изгибы, и сія изгибистая часть называется рѣсничными продолженіями.
Третья — сѣточная оболочка. Она покрываетъ внутреннюю часть кожицы рукшевой, и оканчивается при кристальной влагѣ — состоитъ изъ концовъ оптическаго нерва. Анатомики почитаютъ ее за органъ нашего зрѣнія; впрочемъ нѣкоторые утверждаютъ, что непосредственный органѣ зрѣнія есть кожица рукшева. —
Покорно благодарю за ваше объясненіе. — Я постараюсь это упомнить. Съ великимъ бы удовольствіемъ также я васъ послушалъ, естьли бы вы объяснили мнѣ, сколько влагъ находится въ глазѣ.
Три: — первая, или самая передняя называется водяною. Она занимаетъ пространство между прозрачною роговою оболочкою и райкомъ. Вторая влага называется кристальною, которая непосредственно находится за водяною, позади райка и напротивъ зѣницы. — Она довольно тверда, фигура ея выпуклистая, но болѣе съ задней стороны, нежели съ передней. Многіе Анатомики думаютъ, что сія влага содержится въ оболочкѣ, или особливой прозрачной кожицѣ, которая, называется паутинною. Третья влага называется стеклянною. Она наполняетъ всю остальную полость внутренности глазнаго яблока. — Съ передней части она вогнута, и въ сей пустотѣ находится задняя выпуклость влаги кристальной; а кожица, въ которой сія влага находится, называется стекловидною.
Нѣтъ ли еще какихъ частей, идущихъ въ составъ глаза?
Безъ сомнѣнія. Между яблокомъ глаза и орбитою находятся шесть мускуловъ, сосуды и нѣсколько жару, пособствующаго удобнѣйшему его обращенію. — Мускулы суть прямые и косвенные. Прямый верхній служитъ для поднятія глаза въ верьхъ, и называется гордымъ. Нижній, противуположно лежащій верхнему, опускаетъ глазѣ внизъ, и называется смиреннымъ. Третій, со внутренней стороны обращаетъ глазъ къ носу, и называется чтецомъ, или піющимъ. Четвертый обращаетъ глазѣ отъ носа въ сторону, и называется презрителемъ[1]. — Ежели сіи мускулы дѣйствуютъ вдругъ и въ одно время, то глазѣ растягивается, и дѣлается не столь выпуклымъ — плоскимъ. Ежели же они дѣйствуютъ скоро, и при томъ одинъ послѣ другаго, тогда глазъ нашъ обращается кругообразно.
Боже мой! какія чудеса находятся въ столь маломъ шарикѣ, и я до сего времени не зналъ этого!
Чтожъ касается до косвенныхъ, то косвенный большій приводитъ глазъ въ особенное движеніе, которымъ изображаются умильные взоры. Малый же косвенный изображаетъ негодованіе.
На какой же конецъ устроены въ глазѣ нашемъ три вами описанныя влажности?
Я вамъ это изъясню. Извѣстно, что лучи, идущіе отъ каждой точки освѣщеннаго тѣла, постепенно разширяются, и дошенши до глаза, составляютъ изъ себя пирамиду, или конусъ, коего вершина находится при предметѣ, а основаніе на роговой оболочкѣ. И мы, естьли бы не имѣли упомянутыхъ влажностей, то бы они пошли въ глазъ прямо, и изображились бы на сѣточной кожицѣ въ столь же великомъ видѣ, въ каковомъ находилися на роговой оболочкѣ — что самое представило бы ихъ въ смѣшенномъ, обширномъ и неясномъ видѣ.
Въ отвращеніе сего надобно, чтобы лучи превратились въ другой конусъ, противоположный первому своимъ основаніемъ и которого бы вершина коснулась дна глаза. Сего быть бы не могло, естьли бы не было влагъ въ нашемъ глазѣ; ибо лучи не могутъ склоняться другъ къ другу и сойтись вмѣстѣ, какъ только проходя чрезъ влаги и преломляясь въ нихъ.
Но на чемъ же въ глазѣ нашемъ рисуются тѣ удивительныя изображенія, и какимъ образомъ зрѣніе сообщается душѣ нашей?
И это вамъ тотъ часъ объясню. Позади всѣхъ влажностей на днѣ глаза растянутъ родъ тончайшей перепонки или сѣточки, о которой я говорилъ и прежде, лучи свѣта, падая на сію сѣточку, и начертывая на ней миніатюрное предмета изображеніе, потрясаютъ ее, которое потрясеніе по оптическому нерву простирается до самаго всеобщаго чувствилища (fensorium commune), и безъ сомнѣнія тамъ душа наша получаетъ чувствованія, соразмѣрныя впечатлѣнію, каковое внѣшніе предметы производятъ.
Нѣтъ ли еще чего достойнаго примѣчанія въ строеніи глазѣ?
Очень много. — Всѣ предметы на сѣточкѣ нашего глаза представляются въ извращенномъ положеніи.
Не ужь ли? — Это кажется совершенно не справедливо; ибо мы видимъ предметы въ натуральномъ и прямомъ положеніи.
Это по тому, что мы видимъ всегда предметѣ по направленію лучей, или по той линеѣ, по которой они приходятъ отъ предмета; слѣдовательно, хотя предметъ на сѣточкѣ и извращеннымъ представляется, однакожъ мы его видимъ въ прямомъ положеніи.
Но — скажите мнѣ. пожалуйте, Г. Благоразумовъ! по чему мы видимъ ближніе и дальные предметы съ довольною ясностію?
По тому, что когда предметѣ находится въ дальнемъ разстояніи, когда прямые мускулы, сдѣлаютъ глазъ нашъ гораздо площе, и приближаютъ нѣсколько кристальную влагу ко дну глаза; почему фокусъ дѣлается удобнымъ къ достиженію нервной сѣточки и — зрѣніе дѣлается яснымъ.
Но когда предметѣ бываетъ гораздо ближе, тогда что?
Тогда косвенные мускулы роговую оболочку и кристальную влагу отдаляютъ отъ дна глаза; — роговая оболочка дѣлается гораздо выпуклѣе, и лучи, излишно разходящіеся, преломляются болѣе, по причинѣ косвенности своего паденія; — почему точка, ихъ соединенія доходитъ до дна глаза въ совершенной пропорціи, и зрѣніе дѣлается яснымъ.
Очень хорошо! но — скажите мнѣ, по чему мы видимъ предметы, находящіеся на сторонѣ?
Это по тому, что роговая оболочка очень выпукла, и большая часть ея находится снаружи.
Извините меня, Государи мои! я еще не понимаю многихъ дѣйствій глаза, почему осмѣливаюсь васъ утруждать вопросами.
Для насъ это очень пріятно. Но, что же вамъ кажется еще непонятнымъ?
На примѣрѣ: когда мы ѣдемъ и смотримъ на предметы, по сторонамъ дороги лежащіе, то они бѣгутъ отъ насъ въ противулежащую сторону; — также, когда плывемъ въ лодкѣ — берега бѣгутъ съ кустарниками; — когда смотримъ на луну сквозь тонкія облака, то и луна бѣжитъ съ великою скоростію: отъ чего бы это такъ? я право не понимаю.
Когда глазъ нашъ движется такъ, что не примѣчаетъ своего движенія, тогда собственное свое движеніе относитъ онъ ко внѣшнимъ предметамъ; почему и почитаетъ ихъ бѣгущими въ противолежащую сторону. — Когда вы плывете въ лодкѣ, тогда также не примѣчаете своего движенія. Когда смотрите на луну, тогда облака вамъ кажутся движущимися — что и справедливо. Но когда же смотрите на облака, предъ луною бѣгущія, и удаляете глаза свои непримѣтно отъ луны вмѣстѣ съ бѣгущими облаками: тогда глаза ваши, находящіеся на одной и той же части облака, представляютъ вамъ его стоящимъ неподвижно, а луну съ скоростію удаляющеюся, что впрочемъ совсѣмъ несправедливо, и есть одинъ только оптическій обманѣ.
Теперь позвольте мнѣ спросить васъ, по чему мы видимъ предметы не вдвойнѣ, хотя имѣемъ и два глаза?
Это по тому, что одинъ глазѣ нашъ устроенъ съ другимъ въ совершенной точности и х соразмѣрности; почему фокусы ударяютъ на сѣточку вмѣстѣ, и потрясая оба оптическіе нерва, сливаютъ наконецъ свои потрясенія какъ бы въ одинъ тонѣ, въ. одинъ по тому, что оба оптическіе нервы послѣ соединяются въ одну вѣтвь, по которой доходятъ потрясенія въ общее чувствилище (sensorium commune); а по сему самому раждается понятіе только обѣ одномъ предметѣ. — Но ежели вы, на пр. отведете рукою одинъ глазъ свой нѣсколько на сторону, и посмотрите хотя на свой палецъ, то ужѣ вѣрно не одинъ онъ вамъ представится, а два.
По чемужъ-бы это такъ?…
Это по тому, что конусъ въ такомъ случаѣ долженъ потерять съ другимъ совершенное подобіе; — фокусъ отведеннаго глаза долженъ представиться на другой уже части сѣточки, и не въ одинакое, по причинѣ разнообразности строенія, время; по чему отъ одного глаза впечатлѣніе дойдетъ прежде, а отъ другаго послѣ, что самое и представитъ предметъ въ двойственномъ видѣ.
Такое же ли строеніе глазъ у насѣкомыхъ, какое и у человѣка?
Никакъ: — у насѣкомыхъ глаза стоятъ неподвижно и твердо; потому Природа дала имъ глазъ по нѣскольку тысячъ, такъ на пр. у мухи летающей въ покояхъ на каждой сторонѣ по четыре тысячи глазѣ.
Вы шутите! какъ быть у мухи 8000 глазъ?
Это подлинно правда. Въ хорошій микроскопѣ можно всѣ оные счесть. Два просвѣщеннѣйшіе мужа: Левенгукъ и Сваммердамъ, дѣйствительно оные считали, и симъ великимъ Естество-Испытателямъ безъ сомнѣнія можно вѣрить.
Мнѣ это кажется очень не вѣроятно. Я видалъ глаза мухъ и другихъ насѣкомыхъ, но вмѣсто тысячь видалъ только… по два.
Это такъ кажется не вооруженному нашему глазу. Но сіи большіе ихъ два глаза, сидящіе полушаріями по двумъ сторонамъ головы, состоятъ изъ многихъ шестіугольныхъ граней, изъ которыхъ каждая служитъ глазомъ, и каждая имѣетъ особенный нервъ зрѣнія. — Не удивляйтесь тому, что человѣкѣ не видитъ ихъ простымъ глазомъ; возьмите сами микроскопъ, и вы въ него увидите, что это справедливо.
У бабочки, по исчисленію лучшихъ Естество-Испытателей, считается болѣе 3000 таковыхъ глазъ. Но что всего удивительнѣе: сіи насѣкомыя при представляющихся предметахъ въ ихъ глазахъ также не имѣютъ запутанности, какъ и человѣкѣ, который всѣ вещи двумя глазами усматриваетъ.
Все сіе достойно великаго удивленія! только я не знаю, для чего столь маленькимъ животнымъ дано столько глазѣ?
Не думайте, чтобы это было совершенство. Глаза у насѣкомыхъ, какъ я указалъ, неподвижны, но тому Природа и замѣнила сей недостатокъ множествомъ оныхъ. — Вы еще болѣе удивитесь, когда узнаете глаза хамелеона. Онъ однимъ глазомъ можетъ смотрѣть на землю, а другимъ — вверьхъ; однимъ — двигать, а другой имѣть неподвижнымъ; — одинъ оборотить впередъ, а другой назадъ, и такимъ образомъ онъ можетъ видѣть все, что надъ нимъ, предъ нимъ и за нимъ; ни мало не обращая головы, которая у него неподвижно укрѣплена въ плечахъ.
Мы позабыли вамъ сказать о удивительномъ дѣйствіи нашего зрачка" или зѣницы. Она можетъ сжиматься и разширяться. Сжимается и менѣе становится при большомъ свѣтѣ, а при маломъ дѣлается болѣе. Чтобы удостовѣриться въ этомъ, возьмите зеркало, и смотря въ него, зажмите одинъ глазъ вашею рукою, и тогда вы увидите, что зѣница другаго глаза чувствительно сдѣлается ширѣ. Причина тому слѣдующая: лишеніе лучей одной зѣницы награждается прибавленіемъ оныхъ въ другую.
Но слѣдующій опытѣ еще болѣе васъ въ томѣ увѣритъ: прикажите кому нибудь смотрѣть на освѣщенное солнцемъ мѣсто, а сами смотрите на его зѣницы, то вы увидите ихъ весьма малыми; прикажите ему потомъ смотрѣть на темный предметѣ, — вы здѣсь увидите зѣницы его весьма разширившимися.
Не для того ли сжимается у насъ зѣница въ свѣтломъ мѣстѣ, чтобы не впускать въ глазъ излишнихъ лучей, которые дѣйствуя очень: сильно на зрительную сѣточку, могли бы причинить ей чувствительную боль? — и не для того ли разширяется въ темномъ мѣстѣ, чтобы собрать въ глазъ болѣе лучей, для яснѣйшаго начертаній предмета?
Точно такъ. —
Теперь понимаю я, почему орелъ можетъ смотрѣть на солнце, а нѣкоторыя животныя могутъ видѣть ночью; т. е. орелъ столько можетъ сжать зеницу, что она сдѣлается подобною маленькой точкѣ; а животныя, видящія ночью, чрезмѣрно ее разширяютъ.
Но знаете ли вы, по чему, когда мы вдругъ изъ освѣщеннаго мѣста взойдемъ въ темный покой, то сначала не можемъ почти ничего различить? —
Зѣница тогда бываетъ еще узка, и не многіе лучи въ нее входящіе, не могутъ произвести надлежащаго впечатлѣнія; но когда же разширится, сколько нужно, тогда и зрѣніе сдѣлается яснымъ — справедливо ли?
Весьма справедливо.
Скажите мнѣ еще: — черный цвѣтѣ никакихъ лучей не отражаетъ, и онъ есть ни что иное, какъ лишеніе свѣта; такъ какъ же мы видимъ черныя тѣла?…
Мы видимъ черное тѣло по окружности его, ему границы полагающей, которой лучи навертываются на нервной сѣточкѣ; мѣсто же сѣточки, долженствующее быть занятымъ чернымъ цвѣтомъ, остается пустымъ, имѣющимъ только фигуру недостатка свѣта. Это доказывается опытомъ: возьмите большую раму, обтяните парусиною и выкрасьте черною краскою, потомъ прорѣжьте на ней разнообразныя скважины, и смотрите на нее издали: — вы не въ состояніи будете различить скважинъ отъ черныхъ мѣстъ, краскою выкрашенныхъ. —
Вы меня удивили вашими изъясненіями. Сколь непостижима Божія премудрость, даровавшая человѣку столь прекрасный органъ!
Подлинно непостижимая премудрость! Взойдите на какую нибудь гору, лежащую въ окрестности Москвы — оттуда можно видѣть большую часть города. Оттуда вы увидите его со всѣми великолѣпными храмами, домами, башнями, садами, проспектами, и всѣ сіи предметы изобразятся на днѣ вашего глаза въ самомалѣйшемъ видѣ и съ совершенною точностію. — Представьте же… не удивительно ли? — какъ можетъ вмѣститься въ глазѣ вашемъ толикое пространство со всѣми его предметами?…
Положимъ, что съ оной горы можно видѣть на шесть квадратныхъ миль, кои составятъ поверхности 144,000,000 саженъ, или 864,000,000 футовъ: дно же глаза вашего не болѣе полудюйма, вообразите же, ежели можете, ту чрезмѣрную малость, каковую должно имѣть въ глазу пространство осьми сотъ шестидесяти четырехъ миліоновъ футовъ, которое въ немъ представится со всѣми своими предметами! —
Всѣ сіи предметы сохранятъ на вашей сѣточкѣ въ малѣйшемъ видѣ ту же самую соразмѣрность разстоянія и величины, каковую они имѣютъ внѣ вашего глаза, и при томъ сходственно. съ правилами перспективы: — ближайшіе предметы займутъ болѣе мѣста, а отдаленнѣйшіе менѣе. Живописецъ принужденъ будетъ употребить множество геометрическихъ правилъ и дѣйствій, брать многократно линѣйку, циркулѣ и проч., чтобы вдѣлать уменьшеніе стана человѣческауо, который онъ захочетъ изобразить съ два или три дюйма величиною. Въ глазѣ же вашемъ уменьшеніе, безконечно малѣйшее пространства шести миль, содержащее въ себѣ чудесное множество, различныхъ предметовъ, сдѣлается вдругъ — скоропостижно — въ одно мгновеніе и — съ совершенною точностію!
Подобная картина изобразится въ очахъ миліона людей, стоящихъ въ параллельныхъ вашему положеніяхъ —
Благодарю Тебя, Творецъ Всемогущій, что Ты толико чудесъ заключилъ и въ моихъ глазахъ, и что я вижу — теперь удивляюсь самъ себѣ, или лучше, непостижимымъ дѣламъ Твоимъ!
Все же, сіе умножаетъ цѣну Божіей къ намъ благости! и когда одинъ глазъ столь премудро и прекрасно устроенъ, что превышаетъ всякое человѣческое понятіе: то — колъ высокія мысли должны мы имѣть о томъ, что не только весь родъ человѣческій, всѣ животныя, но и малѣйшія пресмыкающіяся одарилъ симъ чудеснымъ органомъ, и при томъ еще въ высочайшемъ степени совершенства!
Боже великій! слабы и несовершенны чувства наши для хваленія Великаго имени Твоего! Мы не можемъ по слабости нашей воспѣвать достойно непостижимыя чудеса Твои!
Но — естьли славословить должно
То слабымъ смертнымъ не возможно
Тебя ни чемъ инымъ почтить,
Какъ чтобъ къ Тебѣ лишь возвышаться,
Въ безмѣрной радости теряться,
И… благодарны слезы лить!
Державинъ.
Іосифъ Восленскій (*).
(*) Усерднѣйше благодаримъ Господина Сочинителя за сообщеніе намъ сего Разговора.
- ↑ Анатомическія названія, такъ какъ и всякія техническія слова съ непривычки могутъ казаться странными. Но имена сіи конечно имѣютъ свои причины, судя по дѣйствію или употребленію называемыхъ вещей. Примеч. Издат.