(*) Изъ Histoire de l’ambassade dans le Duché de Varsovie en 1812 par M. de Pradt, Archevêque de Malines et alors Ambassadeur, à Varsovie. Съ Епиграфомъ: Discite justitiam moniti et non temnere reges. (Paris 1815). И мы попытаемся перевести ceй классическій разговоръ великаго мужа. Рдр.
"Дюкъ Виченскій (Коленкуръ) позвалъ меня къ Императору. Онъ приѣхалъ на бѣдныхъ полуразвалившихся саняхъ, съ прикрѣпленнымъ небольшимъ ящикомъ подъ козлами, и остановился въ hôtel d’Anglettere (по просту, въ Англійскомъ трактирѣ), чтобы не быть узнаннымъ. Вся, свита его состояла изъ Лефебръ-Денуета, другаго офицера, мамелюка Рустана и одного слуги, которые путешествовали на двухъ открытыхъ саняхъ. «Гдѣ армія?» идучи спросилъ я Коленкура. — Арміи нѣтъ, отвѣчалъ онъ, и поднялъ глаза къ небу. — Вошедши, увидѣлъ я Императора въ прекрасной зеленой шубѣ съ золотыми снурками, въ теплой шапкѣ и въ толстыхъ сапогахъ изъ мѣху. Онъ принялъ меня въ сильномъ движеніи, и спросилъ съ самаго начала: «Что здѣсь дѣлается?» — Я описалъ ему состояніе и расположеніе Поляковъ. — «Ну, такъ чегожъ они хотятъ?» спросилъ онъ. — Быть Прусаками, ежели нехотятъ Поляками оставаться. — "Почемужъ бы еще и не Русскими, « воскликнулъ онъ съ бѣшенствомъ. Потомъ говорилъ о новомъ сопротивленіи Русскимъ, о 10,000 Польскихъ козаковъ, которыхъ стоитъ только снабдить лошадьми и копьями, — объ Австрійскомъ корпусъ, о Саксонцахъ и проч. и приказалъ мнѣ явиться въ три часа (послѣ его обѣда) съ Графомъ С. П. и съ Министромъ финансовъ. Мы приняты были ласково. Товарищи мои заговорили объ опасностяхъ, которымъ онъ подвергался. Тутъ закричалъ онъ вдругъ: „Опасностямъ?“ Ничего не бывало. Я живу въ движеніи. Чѣмъ больше я шатаюсь, тѣмъ лучше себя чувствую. Только лѣнивцы жирнѣютъ въ своихъ чертогахъ; а я тучнѣю на лошади и въ лагерѣ. (Между тѣмъ онъ весьма часто перерывалъ себя повтореніемъ словъ: отъ высокаго до смѣшнаго только одинъ шагъ, du sublime au ridicule il n’y a qu' un pas.) Мнѣ еще не совсѣмъ худо; у меня есть еще прекрасная сто двадцатитысячная армія. Я вездѣ билъ Русскихъ. Въ Вильнѣ будетъ держаться Король Неаполитанскій. Я приведу 300,000 человѣкъ. Добью Русскихъ два, или три раза при Одерѣ, и черезъ шесть мѣсяцовъ опять буду надъ Нѣменемъ. Мои слова имѣютъ болѣе вѣсу на тронъ, нежели передъ арміей; неохотно ее оставляю, но я долженъ наблюдать за Австріей и Пруссіей: на тронъ я имѣю болѣе напряженія, нежели когда бы остался при арміи. Что случилось, ничего незначитъ; ето несчастіе, слѣдствіе холода. Меня хотѣли отрѣзать при Березинѣ. Я имѣлъ хорошее войско и пушки; позиція была прекрасная; 1500 саженей болота и одинъ футъ…. (послѣднія слова произнесъ онъ дважды). — О, со мною не то случалось. Подъ Maренго вечеромъ въ 6 часовъ меня побили; а на другой день по утру я господинъ Италіи. Въ Есслингенѣ по утру сдѣлался я господиномъ Австріи, Дунай поднялся на 16 футовъ; побѣда не помогла мнѣ; но на немъ написано было, чтобы я женился на Ерцъ-Герцогинѣ Австрійской. (Ето произнесъ онъ съ веселымъ духомъ). Такъ равно и въ Россіи не могъ я приказывать снѣгу и морозу. Въ каждое утро приходили ко мнѣ съ донесеніемъ, что ночью 10,000 лошадей замерзло; что было дѣлать? счастливой путь! (Ето повторилъ онъ пять, или шесть разъ.) Наши Нормандскія лошади не столь крѣпки, какъ Русскія; онѣ не выдерживаютъ 9 градусовъ мороза; такъ и люди. Спросятъ, что сдѣлалось съ Баварцами? ни одинъ не воротился… Здѣсь все политическая комедія. Ни на что не отваживаясь, ничего не выиграешь. Отъ высокаго до смѣшнаго только одинъ шагъ. Русскіе показали свою храбрость: АЛЕКСАНДРЪ любимъ народомъ, у нихъ цѣлыя стада козаковъ. Народъ добръ. Крестьяне любятъ Отечество. Дворянство ополчилось. И кто могъ бы предсказать пожаръ Московскій? Теперь говорятъ мнѣ, будто мы зажигали; а они сами тому причиною. Подвигъ достойный Римлянъ» и проч. и проч. — Послѣ того Цезарь возсѣлъ на свои изломанныя сани и отправился далѣе. ----