I.
правитьУ впечатлительнаго кавказскаго общества «злобы дня» вообще очень быстро мѣняются: сегодня говорятъ о межеваніи и орошеніи, завтра о школахъ, затѣмъ опять о межеваніи и орошеніи, и т. д.; все здѣсь не устроено, все ждетъ устройства. Но есть предметъ, который составляетъ, такъ сказать, вѣчную злобу дня Кавказа, и который вполнѣ достоинъ серьезнаго вниманія, какъ мѣстнаго, такъ и вообще русскаго читателя, это — отсутствіе безопасности, безпрестанное, и нерѣдко остающееся безнаказаннымъ, нарушеніе спокойствія мирныхъ жителей. Кавказъ прославился обиліемъ самыхъ возмутительныхъ преступленій; убійства, пораненія, разбои, составляютъ здѣсь обыденное явленіе не только въ горахъ и другихъ захолустьяхъ, но и въ наиболѣе бойкихъ пунктахъ, торговыхъ и административныхъ. Такъ наприм., въ то время, когда пишутся эти строки, кавказское общество сильно взволновано такимъ дерзкимъ преступленіемъ, какъ нападеніе шайки разбойниковъ на почту, всего въ 12 верстахъ отъ Тифлиса, а не задолго до того весь край былъ терроризованъ другой шайкой, ограбившею въ продолженіи одного дня болѣе ста человѣкъ проѣзжихъ по Эриванскому тракту.
Впрочемъ, понятіе о степени преступности на Кавказѣ читатель вѣрнѣе составитъ по слѣдующимъ статистическимъ даннымъ, извлекаемымъ нами изъ трудовъ мѣстнаго статистическаго комитета. Не будемъ здѣсь касаться общаго числа преступныхъ случаевъ, потому что число это на Кавказѣ едва ли больше, чѣмъ въ другихъ мѣстностяхъ Россіи, какъ то будетъ видно впослѣдствіи изъ настоящей же статьи. Гораздо важнѣе квалификація крупныхъ преступленій, которыя на Кавказѣ гораздо значительнѣе, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ остальной Россіи. На Кавказѣ преступленія наносятъ ущербъ въ одно и то же время и имуществу, и собственнику его, а иногда и совершенно постороннимъ имъ лицамъ. Послѣ такихъ разбойничьихъ подвиговъ, какъ послѣ сраженія, всегда насчитывается по нѣскольку человѣкъ убитыхъ, раненыхъ и контуженныхъ, не говоря уже о самой безпощадной реквизиціи. Изъ общаго числа крупныхъ преступленій, совершенныхъ въ елизаветпольской губерніи въ 1881 г. — 1842, было случаевъ смертоубійства — 429, т.-е. почти столько же, сколько кражъ (445); разбоевъ — 159, грабежей — 131, пораненій — 292. Въ слѣдующемъ же году, въ той же губерніи, число случаевъ каждаго вида преступленій, направленныхъ не столько противъ собственности, сколько противъ личности, или же противъ собственности и личности въ одно и то же время, а именно смертоубійствъ (519), пораненій (354), поджоговъ и иного уничтоженія имущества (362), — значительно превышало число кражъ (339). Въ эриванской же губерніи въ 1882 году грабежей, разбоевъ и поджоговъ (329) было почти столько же, сколько кражъ (392); въ слѣдующемъ году разницы здѣсь было еще менѣе: случаевъ смертоубійствъ и пораненій было 329, а случаевъ кражъ — 370.
Сравнивая между собой данныя по уголовной статистикѣ Кавказа и другихъ мѣстностей Россіи, характеръ преступности на Кавказѣ еще болѣе иллюстрируется. Въ общемъ числѣ крупныхъ преступленій, совершаемыхъ за годъ въ судебныхъ округахъ внутреннихъ губерній, убійства составляютъ 4,8 % (въ варшавскомъ судебномъ округѣ — 3,54 %), а въ елисаветпольской губерніи — 23 %, и въ эриванской губерніи — 12,1 %. Разница, какъ видитъ читатель, въ этихъ цифрахъ громадная. Преступленія противъ тѣлесной неприкосновенности (пораненія и тяжкіе побои) въ центральныхъ судебныхъ округахъ составляютъ 5,1 % (въ варшавскомъ округѣ — еще менѣе, 3,44 %), а въ эриванской губерніи — 17,8 % и въ елизаветпольской губерніи — 16 %. Насильственное похищеніе имущества (разбои и грабежи) въ этой послѣдней губерніи составляютъ — 15,3 %, въ эриванской — 17,5 % между тѣмъ, какъ въ центральныхъ округахъ — 11 % (въ варшавскокъ округѣ только 6,38 %). Если взять численность преступленій, совершаемыхъ не только въ двухъ вышеназванныхъ закавказскихъ губерніяхъ, гдѣ дѣйствительно особенно развита преступность противъ личности, но и во всемъ кавказскомъ краѣ вообще, то и здѣсь, при сравненіи съ другими мѣстностями Россіи, окажется большая разница. Такъ, наприм., одинъ случай убійства на Кавказѣ (въ 1877 г.) приходился на 8087 жителей, а въ варшавскомъ судебномъ округѣ (въ 1878 г.) — на 28.627; одинъ случай пораненія или тяжкихъ побоевъ въ первой мѣстности приходился на 8.106, въ варшавскомъ округѣ — на 29.429; одинъ случай грабежа или разбоя на Кавказѣ — на 9.374, въ привислянскихъ губерніяхъ — на 15.822[1].
Нужно ли говорить о тѣхъ, ничѣмъ не вознаградимыхъ потеряхъ, какія несетъ населеніе Кавказа при такой необезпеченности жизни и имущества? Торговля и промышленность страдаютъ отъ частыхъ нападеній на транспорты и отъ безпрестанныхъ поджоговъ. Земледѣлецъ не столько думаетъ здѣсь о плугѣ, сколько о кинжалѣ и ружьѣ, которые должны быть у него всегда наготовѣ для отраженія многочисленныхъ шаекъ, оперирующихъ у него подъ носомъ. Вниманіе администраціи поглощено заботами объ охранѣ жизни и имущества населенія, и вслѣдствіе этого отложено въ долгій ящикъ осуществленіе давно задуманныхъ и давно уже получившихъ примѣненіе въ другихъ мѣстностяхъ Россіи, реформъ — реформъ, отъ которыхъ зависитъ экономическое благосостояніе всего края. Разбои же и грабежи изъ Кавказа дѣлаютъ для туриста какое-то пугало, между тѣмъ, какъ край этотъ, благодаря красотѣ и богатству своей природы, при другихъ условіяхъ, могъ бы служить, подобно Швейцаріи, магнитомъ для путешественниковъ, и, подобно ей же, богатѣть отъ ихъ наплыва.
Имѣя въ виду такой важный ущербъ, наносимый населенію Кавказа отъ высокаго уровня въ немъ преступности, невольно является вопросъ о причинахъ развитія этого зла, разъѣдающаго красивѣйшую и богатѣйшую окраину Россіи, и о средствахъ, которыя могли бы служить въ данномъ случаѣ противоядіемъ.
Ходячее мнѣніе объ этомъ предметѣ указывало до сихъ поръ на слабость полицейской власти и карательныхъ мѣръ, налагаемыхъ судомъ. Поэтому многіе были убѣждены, что усиленіе репрессалій приведетъ въ желанному результату. Такому мнѣнію нѣкоторой части общества или, лучше сказать, бюрократіи, мѣстная администрація оказала въ послѣднее время большое вниманіе. Болѣе или менѣе крупныя уголовныя дѣла были переданы военному суду, который обыкновенно въ такихъ случаяхъ подсудимыхъ осуждалъ на смертную казнь. Административная ссылка была значительно усилена, причемъ подвергались ссылкѣ не только предполагаемые преступники, но и ихъ семейства, до малолѣтнихъ дѣтей включительно, а также и родственники ихъ, какъ близкіе, такъ и дальше. Введена была въ сельскихъ обществахъ круговая порука, которою они обязывались вознаграждать потерпѣвшаго за всякое преступленіе, совершенное въ ихъ районѣ. Кромѣ того, въ общества эта на ихъ же счетъ наряжались экзекуціи, обязанныя оставаться тамъ впредь до полнаго водворенія въ нихъ порядка.
Люди, знакомые съ исторіею уголовныхъ законодательствъ, не ожидали, конечно, отъ этихъ мѣръ никакой пользы, помня ту аксіому, добытую вѣковымъ опытомъ, что строгость наказанія еще не влечетъ за собой ослабленія преступности. Извѣстно, напротивъ, что смертная казнь, напримѣръ, ожесточаетъ зрителей s усиливаетъ наклонность къ злодѣяніямъ. Такой же результатъ получается отъ всякой несправедливости, невольно допускаемой властью при чрезмѣрномъ стремленіи ея возможно скорѣе и во что бы то ни стало найти преступниковъ и наказать ихъ возможно сильнѣе. Въ самомъ дѣлѣ, на Кавказѣ ни строгости военнаго суда, ни усиленная административная высылка, ни взятіе въ плѣнъ родственниковъ и даже дѣтей, преслѣдуемыхъ полиціею разбойниковъ, ни, наконецъ, экзекуція и круговая порука сельскихъ обществъ, — не только не уменьшили числа преступленій, но, напротивъ, повидимому, даже увеличили его, какъ это видно изъ слѣдующихъ статистическихъ данныхъ, добытыхъ нами въ отношеніи трехъ закавказскихъ губерній, чуть не наиболѣе прославившихся хищническими подвигами своихъ шаекъ. Въ эриванской губерніи въ продолженіи 1881 г. было совершено крупныхъ преступленій 985, болѣе, чѣмъ въ предыдущемъ году, на 214, а затѣмъ въ 1882 году число преступленій увеличилось тамъ до 1.114, т.-е. на 129 болѣе, чѣмъ въ 1881 году; въ 1883 же году число это возрасло еще на 133, т.-е. достигло 1.247. Почтя такой же прогрессъ замѣчается и въ елизаветпольской губерніи, гдѣ въ продолженіе 1881 года имѣло мѣсто 1.842 случая разныхъ злодѣяній, а въ слѣдующемъ году цифра эта возрасла до 2.251, т.-е. увеличилась на 409. Затѣмъ, въ 1883 году въ этой же губерніи хотя и замѣчаемъ нѣкоторое паденіе степени преступности, а именно съ 2.251 число крупныхъ преступленій падаетъ до 2.019, но все же эта послѣдняя цифра выше соотвѣтственной цифры 1981 года (1842). Въ тифлисский губерніи возрастаніе числа преступленій выражается въ слѣдующихъ цифрахъ:
|
|
| |
| Убійства |
62править |
107править |
| Грабежи и разбои |
82править |
121править |
| Пораненія и тяжкіе побои |
|
|
- ) Нельзя здѣсь не оговориться, что постоянное, изъ года въ годъ, величеніе числа преступленій на Кавказѣ замѣчалось и раньше, до принятія вышеперечисленныхъ репрессивныхъ мѣръ, что видно, наприм., изъ слѣдующей таблицы, извлеченной нами изъ «Сборника свѣденій о Кавказѣ», т. IV.
|
|
|
|
|
| І871 г. |
419править |
548править |
479править |
| 1872 " |
458править |
501править |
586править |
| 1878 " |
545править |
838править |
542править |
| 1874 " |
653править |
958править |
682править |
| 1876 " |
642править |
775править |
574править |
| 1876 « |
|
950править |
729править |
Конечно, этотъ быстрый ростъ численности преступленій нѣсколько противорѣчить историческимъ законамъ уголовной статистики, недопускающей такихъ сильныхъ скачковъ, да въ току же это не можетъ быть оправдано и особенно быстрымъ возрастаніемъ численности населенія, чего на Кавказѣ и нѣтъ. Но еще менѣе можетъ бить основанія выводить изъ вышепоказанныхъ цифръ заключеніе объ уменьшеніи преступности на Кавказѣ, какъ это дѣлаетъ газета „Кавказъ“, очевидно для успокоенія мѣстнаго общества, не въ мѣру напуганнаго недавними подвигами двухъ-трехъ разбойничьихъ шаекъ. Впрочемъ, въ шагахъ случать дѣлаются обыкновенно голословныя заявленія или же приводятся явно невѣроятныя свѣденія, добытыя полиціею, которая вообще заинтересована въ показаніи возможно меньшаго числа преступленій. Такъ, наприм., недавно въ названной газетѣ указывалась разница между числами преступленій, совершенныхъ въ елизаветпольской губерніи въ 1883 и слѣдующемъ годахъ, и отношеніе это выразилось въ цифрахъ 1.413 и 602, т.-е. оказывалось, что въ этой губерніи въ продолженіе года преступность уменьшилась болѣе, чѣмъ вдвое, и все это благодаря строгимъ мѣрамъ администраціи, повидимому обладающей магическимъ жезломъ.
Безрезультатность вышеперечисленныхъ репрессивныхъ мѣръ засвидѣтельствована отчасти и оффиціально; такъ, напримѣръ, привлеченіе сельскихъ обществъ въ имущественной отвѣтственности за преступленіе, совершенное въ ихъ районѣ, не принесло никакой, пользы, по заявленію одного изъ товарищей прокурора тифлисской судебной палаты (тифлисская газета „Новое Обозрѣніе“, № 381), и это подтверждено было въ отношеніи нѣкоторыхъ пограничныхъ деревень и оффиціальной карсской газетой (см. Новое Обозрѣніе», № 580). Экзекуція же наносили населенію большій матеріальный ущербъ, чѣмъ тѣ преступленія, для искорененія которыхъ онѣ къ нему посылались.
Достойно, однако, вниманія, что, несмотря на вышеприведенныя цифры и оффиціальныя заявленія, находятся еще люди, не перестающіе вѣровать во всемогущество экзекуцій; такъ, еще недавно тифлисскій корреспондентъ «Московскихъ Вѣдомостей» съ восторгомъ ссылался на Персію (№ 235), какъ, на образецъ, достойный полнаго подражанія въ отношеніи умѣнія быстро и энергично возстановлять спокойствіе. Вотъ какъ, въ Персіи, разсказываетъ корреспондентъ, ловятъ и казнятъ разбойниковъ: «По караванной дорогѣ на городъ Себзеваръ, по сообщенію одной персидской газеты, на караванъ съ дорогими товарами напали разбойники-кочевники, въ числѣ пятидесяти конновооруженныхъ, и разграбили весь товаръ на громадную сумму. Обь этомъ происшествіи доложили принцу Зилли-Султану (второй сынъ шаха); принцъ немедленно отправилъ къ ширазскому валію (губернатору) особаго уполномоченнаго чиновника съ приказаніемъ въ три дня доставить къ нему грабителей и все ими награбленное, въ противномъ случаѣ, — голову самого валія. По прибытія посланнаго въ Ширазъ, вали просилъ по телеграфу отсрочки и получилъ ее, но съ подтвержденіемъ, что голова его останется у него на плечахъ лишь при успѣшномъ исполненіи приказанія. Тогда вали собралъ 300 всадниковъ и отправился въ кочевье грабителей, гдѣ и произошло упорное сраженіе. Изъ грабителей трое убиты, а остальныхъ 47 заарестовали, затѣмъ взяли весь ограбленный товаръ, и вали лично представилъ его, равно и разбойниковъ, намѣстнику. Принцъ наградилъ валія подаркомъ, товары возвращены купцамъ, а изъ доставленныхъ разбойниковъ чрезъ каждые три дня казнятъ на площади но пять человѣкъ. Вотъ примѣръ быстраго исполненія, подъ вліяніемъ острастки!» Какъ можно заключить по этому восклицанію корреспондента, онъ и не подозрѣваетъ, что сообщенія персидскихъ газетъ о сатрапской мудрости обыкновенно сильно смахиваютъ на арабскія сказки, и повидимому, убѣжденъ, что тѣ пятьдесятъ человѣкъ, которыхъ поймалъ ширазскій губернаторъ въ три дня, къ боязни быть самому обезглавленнымъ, и которые были немедленно казнены, нужно полагать, безъ суда и слѣдствія, — что эти пятьдесятъ человѣкъ были дѣйствительно тѣ самые разбойники, которые совершили вышеописанное преступленіе! Ничуть не бывало. Особенно кавказцы, хорошо знаютъ, по собственному опыту, что означаетъ такой, неразборчивый способъ розыска преступниковъ и ограбленнаго имущества; кавказцамъ хорошо извѣстно, что казнямъ и инымъ тяжкимъ наказаніямъ подвергаются иногда если не совершенно невинные люди, то нерѣдко второстепенные участники преступленія, а за ограбленное или уворованное имущество выдается собственность чуть не самаго мирнаго изъ всѣхъ мирныхъ жителей околотка.
Обвиненіе въ слабости, ввводившееся на кавказскіе полицію и судъ, очень часто оказывалось совершенно неосновательнымъ; полиція кавказская, какъ я полиція вообще русская, конечно, не можетъ похвастаться ни образцовой своей организаціей, ни завиднымъ личнымъ составомъ, но обвинять ее, на основаніи нѣсколькихъ единичныхъ случаевъ, въ соучастіи въ тѣхъ злодѣяніяхъ, которыя терроризируютъ весь край — было бы крайнею несправедливостью. Кавказская полиція ведетъ съ мѣстными разбойничьими шайками правильно организованную войну и нерѣдко въ стычкахъ съ ними теряетъ своихъ лучшихъ представителей. Точно также и судебныя установленія, которымъ подсудны всѣ крупныя преступленія, далеко не отличаются чрезмѣрною снисходительностью къ подсудимымъ. На Кавказѣ нѣтъ суда присяжныхъ, а то все зло приписали бы исключительно именно этому суду. Въ практикѣ несуществующихъ тамъ коронныхъ судовъ, напротивъ, было не мало случаевъ, дававшихъ поводъ упрекнуть суды эти въ излишней суровости. Конечно, суровость эта происходила не отъ чего иного, какъ отъ невольнаго незнанія ими тѣхъ условій мѣстной жизни, которыя могли бы послужить подсудимому облегчающимъ вину его обстоятельствомъ. Но нельзя упускать изъ виду, что незнакомство кавказской бюрократіи съ мѣстнымъ бытомъ и нарѣчіями не составляетъ явленія случайнаго, а, напротивъ, зло это, къ сожалѣнію, пустило тамъ глубокіе корни, и вслѣдствіе этого, не только нѣтъ никакого основанія протестовать противъ излишней будто для «кавказскихъ дикарей» гуманности мѣстнаго суда и полиціи, но, напротивъ, приходится нерѣдко жаловаться на излишнюю строгость этихъ учрежденій. Не зная обычаевъ края, нельзя ихъ уважать, не зная языка населенія, нельзя донять его нуждъ, и въ такихъ условіяхъ мѣстная бюрократія, при всемъ ея доброжелательствѣ, понятно, часто оказывается черезчуръ суровою.
Такая излишняя, хотя и# невольная, суровость мѣстныхъ судебныхъ и полицейскихъ чиновниковъ не только не ослабляетъ склонности населенія къ преступленіямъ, но, напротивъ, вызываетъ ихъ. Такъ напримѣръ, все населеніе какого-нибудь селенія или даже цѣлаго уѣзда считаетъ иногда своимъ святымъ долгомъ укрывать у себя явныхъ преступниковъ, будучи убѣждено, что, попадись въ руки полиціи и суда, они понесли бы чрезмѣрно-строгое наказаніе. И это убѣжденіе поселенія не есть слѣпое предубѣжденіе противъ начальства, а, напротивъ, оно основано на неоднократныхъ живыхъ примѣрахъ, на очевидныхъ фактахъ.
Достойно вниманія, что примѣръ ненужной жестокости, вслѣдствіе непониманія мѣстной жизни, подаютъ часто не одни закоренѣлые бюрократы, смотрящіе на живую дѣйствительность съ высоты птичьяго полета. Въ доказательство того, что лучшіе кавказскіе дѣятели, воодушевленные желаніемъ принести пользу краю, оказываются для него въ нѣкоторыхъ случаяхъ вреднѣе завѣдомо вредныхъ дѣятелей, именно вслѣдствіе непониманія нуждъ населенія, — приводимъ слѣдующій характерный случай, изъ книги доктора Богуславскаго о кавказскихъ минеральныхъ водахъ, случай, хотя и изъ давно прошедшаго времени, но весьма возможной и сегодня: «Кисловодская казенная гостинница, въ которой теперь ежедневно собирается публика, — говорить д-ръ Богуславскій, — въ 1Ѳ50 году была свидѣтельницей страшной драмы, разыгравшейся среди бѣлаго дня. Въ то время начальникомъ края былъ князь Воронцовъ. Эпизодъ состоитъ въ слѣдующемъ: нѣкто шатенъ, изъ хорошей фамиліи, Шамхаловъ, увезъ дочь у генерала Туганова (тоже азіатецъ), находившагося въ русской службѣ. Сдѣлано это было потому, что, по ихъ обычаямъ, всякій порядочный человѣкъ иначе и не женится; но Тугановъ, какъ человѣкъ скупой, разсчитывалъ получить за свою дочь большой калымъ, а потому подалъ жалобу на похитителя мѣстному начальнику и, по приказанію послѣдняго, сдѣлано было распоряженіе о вызовѣ Шамхалова для личныхъ объясненій. Шамхаловъ по первому зову не явился, говоря, что нѣтъ никому дѣла до ихъ обычаевъ. Спустя нѣсколько дней онъ прибылъ, однако, въ Кисловодскъ со своимъ братомъ и пятью нукерами въ полномъ вооруженіи. Одновременно явился съ нимъ и братъ его жены съ кунаками, которые, предвидя непріятность, во-время уѣхали и не принимали участія въ печальномъ происшествіи. Объясненіе Шамхалова происходило на дворѣ у мѣстнаго начальника, князя Эристова, гдѣ, по распоряженію послѣдняго, была уже собрана рота солдатъ изъ крѣпости и сотня донцевъ. Князь Эристовъ отдалъ приказъ предварительно обезоружить арестованнаго Шамхалова, на что послѣдній отвѣчалъ, что онъ скорѣе позволить снять съ себя голову, чѣмъ отдать оружіе, и съ крикомъ „шашки, вонъ!“ всадники вскочили на коней, что и было поводомъ къ общему переполоху. Горцы съ гикомъ бросились на Крестовую гору, но на дорогѣ встрѣчены были залпомъ донскихъ казаковъ, причемъ былъ убитъ брать Шамхалова. Вскарабкавшись на верхушку горы, всадники засѣли за крестомъ ея, захвативъ съ собой убитаго товарища. Началась перестрѣлка, при чемъ трое изъ горцевъ боли убиты. Чтобъ покончить разомъ съ ними, по распоряженію князя Воронцова, наблюдавшаго за ходомъ дѣла со своего двора, — пошли на приступъ. Видя это, оставшіеся трое въ живыхъ бросились съ горы по направленію квартиры князя Воронцова, но изъ нихъ одинъ былъ убитъ на дорогѣ, другой проколотъ вилами бывшимъ случайно на дворѣ конюхомъ, а третій ворвался въ казенную гостинницу, ударомъ кинжала положилъ встрѣтившагося буфетчика и бросился по узкой лѣстницѣ на хоры, гдѣ и выжидалъ дальнѣйшаго нападенія. Не найдя въ-живыхъ никого на вершинѣ Крестовой горы, рота отправилась въ гостинницу, гдѣ начала штурмовать хоры. Одинъ изъ солдатъ, отправившійся на верхъ по лѣстницѣ, былъ зарѣзанъ засѣвшимъ въ углу горцемъ; той же участи подвергся и второй, пока высмотрѣвшій его унтеръ-офицеръ пулей не положилъ его на мѣстѣ. Такъ кончилась эта кровавая драма, жертвой которой пали семь рыцарей, защищавшихъ свою честь и обычаи до послѣдней капли крови». Описывая эту исторію, докторъ Богуславскій совершенно справедливо замѣчаетъ, что «ея могло бы и не случиться, еслибъ начальство относилось къ мѣстнымъ обычаямъ съ надлежащимъ уваженіемъ, а не такъ, какъ на самомъ дѣлѣ бываетъ на Кавказѣ»[2]. Читатель, вѣроятно, удивится, узнавъ, что иниціатива нарушенія въ данномъ случаѣ мѣстнаго обычая принадлежитъ князю Эристову, уроженцу Кавказа. Но дѣло въ томъ, что участіе туземцевъ въ управленіи краемъ совершенно случайно, и неудачный выборъ изъ нихъ служебнаго персонала является слѣдствіемъ все того же незнакомства съ краемъ пріѣзжаго чиновничества, отъ котораго и зависятъ всякое служебное назначеніе. Бронѣ того, иные кавказскіе администраторы, при назначеніяхъ туземцевъ, держатся системы удаленія ихъ отъ мѣстностей, сколько-нибудь имъ знакомыхъ. Дѣлается это съ благою цѣлью — поставить ихъ въ невозможность дѣйствовать въ знакомой мѣстности, по родству, кумовству или инымъ личнымъ побужденіямъ. Результатъ же отъ этой мѣры всегда получается плачевный, въ родѣ вышеразсказаннаго: чиновника, склоннаго къ пристрастію, эта мѣра не удерживаетъ отъ незаконныхъ дѣйствій, а лицо, искренно желающее пользы краю, приносятъ ему одинъ лишь вредъ.
Вышеуказанное ненормальное положеніе суда и полиціи иногда равняется полному ихъ отсутствію, и этимъ обстоятельствомъ и слѣдуетъ объяснить, что до настоящаго времени кавказцы избѣгаютъ обращаться къ защитѣ законной власти, и предпочитаютъ саморасправу. Обычай родовой мести обыкновенно въ правильно организованномъ государствѣ съ теченіемъ времени исчезаетъ, по мѣрѣ того, какъ населеніе начинаетъ питать все болѣе и болѣе довѣрія въ суду, къ которому и обращается для возстановлены своей чести. Такое же явленіе было замѣчено въ шестидесятыхъ годахъ въ Дагестанской области, гдѣ правительство успѣло покончить миромъ значительное количество дѣлъ, возникшихъ вслѣдствіе обычая кровавой мести. Говоря о саморасправѣ, мы не имѣемъ въ виду одну лишь родовую месть; это послѣднее преступленіе часто носить характеръ дуэли, которая, какъ извѣстно, не вывелась и въ Европѣ, несмотря на всѣ существующіе тамъ нынѣ усовершенствованные судопроизводственные порядки. Саморасправа на Кавказѣ далеко не всегда возникаетъ по вопросамъ чести; она тамъ весьма часто является и при такихъ случаяхъ, при какихъ ей нѣтъ вовсе мѣста въ сколько-нибудь благоустроенномъ государствѣ, а именно въ сферѣ имущественныхъ отношеній. Среда мусульманскаго населенія Закавказья, въ особенности въ эриванской и елизаветпольской губерніяхъ самое большое число грабежей имѣетъ въ своемъ основаніи месть[3]. То же, но только въ меньшей степени, повторяется и въ другихъ мѣстностяхъ Кавказа. Неразмежеванность имѣній, а, главнымъ образомъ, неопредѣленность правъ населенія на землю и на воду создаютъ массу поземельныхъ споровъ, требующихъ возможно скораго и справедливаго рѣшенія. Всѣ эти споры основаны обыкновенно не столько на документахъ, сколько на обычаѣ и давностномъ владѣніи я требуютъ со стороны судьи не столько юридической учености, сколько знанія бытовыхъ условій мѣстной жизни и ея историческаго склада, а это-то знаніе и трудно найти въ коронномъ судьѣ, въ членѣ губернскаго крестьянскаго присутствія, и въ другихъ органахъ власти, замкнутыхъ въ канцелярскомъ формализмѣ. Не имѣя же возможности добиться отъ нихъ скораго и справедливаго разрѣшенія своихъ поземельныхъ вопросовъ, населеніе невольно прибѣгаетъ въ саморасправѣ. Изъ статистическаго обзора уголовныхъ преступленій за 1871—77 гг., помѣщеннаго въ «Сборникѣ свѣденій о Кавказѣ» (т. IV и VII), видно, что убійства на Кавказѣ, въ громадномъ большинствѣ случаевъ, являются слѣдствіемъ ссоръ и дракъ, возникающихъ изъ такихъ пустыхъ причинъ, о которыхъ авторъ вышеупомянутаго обзора, неизбѣгающій вообще подробнаго изложенія мотивовъ преступленій, не считаетъ нужнымъ даже вскользь упоминать. Между тѣмъ, эти-то пустыя ссоры и драки имѣютъ своей подкладкой не столько пустыя любовныя шашни и врожденный кавказцамъ будто отъ природы буйный нравъ, какъ это любятъ доказывать нѣкоторые поверхностные наблюдатели, сколько, главнымъ образомъ, неудовлетворенное чувство справедливости, неудовлетворенныя имущественныя требованія, и вообще раздраженіе, вызываемое анархіею въ самыхъ кровныхъ интересахъ. Какъ ни скудны по этому предмету статистическія свѣденія, помѣщенныя въ помянутомъ «Сборникѣ», однако, и ихъ достаточно, чтобъ ими до извѣстной степени освѣтить указываемое нами явленіе. Такъ, на Сѣверномъ Кавказѣ и въ Закавказьѣ, вслѣдствіе потравъ пахатныхъ и пастбищныхъ мѣстъ и вообще вслѣдствіе споровъ изъ-за земли и воды было случаевъ:
|
|
| |
| Въ 1873 г. |
43править |
|
| " 1874 « |
42править |
18править |
| » 1876 « |
37править |
71править |
| » 1877 « |
40править |
20править |
Но иногда бываетъ на Кавказѣ и нѣчто худшее, чѣмъ саморасправа, это — полнѣйшая безнаказанность преступника, что имѣетъ мѣсто тогда, когда шайка оказывается настолько изворотливой или могущественной, что съ нею не могутъ справиться полиція и судъ. Населеніе въ такихъ случаяхъ не только не оказываетъ властямъ содѣйствія при преслѣдованіи этой шайки, но нерѣдко и укрываетъ ее отъ нихъ, изъ боязни, что непойманный членъ шайки жестоко и безнаказанно отомститъ всему населенію. А разъ шайка успѣетъ терроризовать какую-нибудь мѣстность, — дерзости и хищничеству ея нѣтъ уже предѣла.
Изъ всего вышесказаннаго явствуетъ, что не простое усиленіе репрессалій, а, главнымъ образомъ, болѣе близкое знакомство полиціи и суда съ условіями мѣстной жизни сдѣлаетъ борьбу законной власти съ разбойничьими шайками болѣе успѣшной, и возстановленіе порядка и спокойствія въ краѣ — болѣе возможнымъ. Совершенно справедливо замѣчаетъ Курселъ-Сенелль въ своемъ извѣстномъ „Трактатѣ о политической экономіи“, что нѣтъ ни одного столь общедѣйствительнаго средства въ ускоренію прогресса покоренныхъ племенъ, какъ строгое, справедливое и выдержанное правосудіе.
Мечтать о возстановленіи на Кавказѣ дореформеннаго суда было бы большимъ заблужденіемъ. Безгласность этого суда еще болѣе увеличила бы ту пропасть, которая существуетъ между кавказскимъ населеніемъ и бюрократіею. При старомъ судѣ каждое крупное преступленіе возбуждало подозрѣніе, что оно — дѣло рукъ тѣхъ самыхъ лицъ, на которыхъ закономъ возложена охрана порядка и спокойствія. А подозрѣніе это являлось невольно, потопу что, при безгласности суда, народъ не имѣлъ возможности провѣрить тѣ слухи, которые обвиняли судебно-полицейскихъ чиновниковъ въ своекорыстныхъ дѣйствіяхъ и которые отчасти подтверждались быстрымъ обогащеніемъ этихъ чиновниковъ. Такое недовѣрчивое отношеніе къ строну суду усиливалось еще его крайнимъ формализмомъ и медленностью.
Казалось бы, что реформу кавказскихъ судовъ, начатую въ 1868 г., согласно новымъ судебнымъ уставамъ, слѣдовало бы довести до конца и увѣнчать введеніемъ суда присяжныхъ. Такъ, вѣроятно, и случилось бы, еслибъ не убѣжденія вліятельной часта мѣстной бюрократіи, что на Кавказѣ населеніе слишкомъ мало сознаетъ преступность тѣхъ происшествій, которыя приводятъ въ ужасъ образованное общество, и что населеніе это, засѣдая въ судахъ, поголовно оправдывало бы всѣхъ закоренѣлыхъ преступниковъ. Этою же крайнею неразвитостью кавказскаго населенія многіе объясняютъ и обсуждаемое въ этой статьѣ зло — высокую степень преступности на Кавказѣ. Поэтому намъ нельзя не остановиться на разборѣ доводовъ, приводимыхъ въ пользу такого, по нашему мнѣнію, совершенно неправильнаго взгляда.
II.
правитьПредставленіи о добрѣ и злѣ у народовъ первобытныхъ и цивилизованныхъ, конечно, не одинаковы. Среди германскихъ народовъ, въ древности, грабежъ былъ столь же непостыднымъ и небезчестящимъ поступкомъ, какъ и неумышленное убійство. Въ Шотландіи и Ирландіи еще въ XVII вѣкѣ разбойничество не представляло ничего безчестнаго и нерѣдко принимало даже нѣкоторое религіозное освященіе. Точно также крайне извращено у народовъ неразвитыхъ и понятіе о наказаніи. Изслѣдователь древняго русскаго права, Станиславскій, замѣчаетъ, что въ эпоху господства физической силы, при воинственности нравовъ гражданъ, открытое нападеніе на собственность вызывало болѣе энергически сильную защиту, чѣмъ въ наше время, и можно думать, что рѣдкій случай грабежа не оканчивался смертью кого-либо. Кавказскіе народы многимъ поверхностнымъ наблюдателямъ, какъ выше было упомянуто, кажутся именно въ такомъ первобытномъ состояніи. Кавказцы смотрятъ на преступленіе какъ на ремесло, или даже какъ удальство, предметъ хвастовства, — вотъ мнѣніе, которое приходится слышать часто, какъ только рѣчь заходитъ о высокой степени преступности на Кавказѣ.
Взглядъ этотъ достоинъ серьезнаго вниманія, но не потому, что онъ могъ бы быть признанъ въ дѣйствительности справедливымъ, а въ виду его распространенности, и въ виду того, что, благодаря этому взгляду на Кавказѣ, тормазятся всѣ сколько-нибудь благодѣтельныя, съ общечеловѣческой точки зрѣнія, реформы; предполагается, что дикіе кавказцы неспособны воспринять блага этихъ реформъ, а, напротивъ, могутъ ими лишь избаловаться. Достойно вниманія, что такіе взгляды находятъ себѣ мѣсто не только въ мѣстной кавказской бюрократіи, но и въ серьезныхъ, повидимому, изслѣдованіяхъ, въ которыхъ, казалось бы, кромѣ научныхъ свѣденій и основанныхъ на нихъ выводовъ, ничего и не должно бы быть. Составитель, напримѣръ, статистическихъ свѣденій о преступленіяхъ на Кавказѣ, г. Сегаль Сборникъ свѣденій о Кавказѣ», т. VII), приходитъ въ мысли, «что судебная реформа не только не содѣйствовала въ уменьшенію въ этомъ краѣ числа уголовныхъ преступленій, а, будучи въ принципѣ чрезвычайно гуманной, скорѣе содѣйствовала въ увеличенію числа таковыхъ, развязавъ дикарямъ руки». Въ подтвержденіе же мысли, что гуманные законы лишь развращаютъ такихъ дикарей, какъ кавказцы, приводится при этомъ даже самъ Гербертъ Спенсеръ. Ученый статистикъ, ратуя противъ судебной реформы и гуманности вообще, повидимому, полагаетъ, что лучше наказать десять невинныхъ, чѣмъ оправдать одного виновнаго. Нѣчто въ этомъ родѣ въ отношеніи Кавказа было высказано, къ нашему удивленію, даже въ одномъ спеціальномъ юридическомъ органѣ, чуждомъ, повидимому, какихъ-либо узкихъ тенденцій. Тотъ же взглядъ проводится и въ сообщеніяхъ, носящихъ оффиціозный характеръ; такъ еще недавно въ описаніи поѣздки главноначальствукицаго по югу Закавказья, помѣщенномъ въ газетѣ «Кавказъ», замѣчалось, что, при борьбѣ съ разбоями, надо вообще «различать двѣ категоріи таковыхъ: преступленія, входящія, такъ сказать, въ самый бытъ населенія, вслѣдствіе существованія въ немъ цѣлаго класса людей, изъ поколѣнія въ поколѣніе привыкшихъ жить только одною преступною добычею, — и преступленія, хотя и возмутительныя по своей наглости и по своему звѣрству, но такія, которыя носятъ на себѣ случайный или исключительный характеръ. Эти исключительныя преступленія болѣе замѣтны, о нихъ болѣе говорятъ; но достаточно изловить какую-нибудь шайку въ 7—8 человѣкъ разбойниковъ, чтобы прекратились и ихъ преступленія, чтобы вскорѣ забыло о нихъ и напуганное общество. Другое дѣло — разбои, грабежи, поджоги, убійства, похищенія женщинъ, которыя свирѣпствовали въ борчалинскомъ уѣздѣ и въ другихъ мѣстностяхъ края. Они составляютъ какъ бы принадлежность самого быта, они совершаются изо-дня въ день, — объ нихъ даже и не говорятъ, такъ какъ населеніе привыкло смотрѣть на нихъ, какъ на повседневное явленіе».
Въ доказательство же того, что кавказцы смотрятъ на всякое преступленіе съ легкимъ сердцемъ, обыкновенно указываютъ на слѣдующія обстоятельства: горцы и нѣкоторыя другія народности Кавказа нисколько не стремятся наказать преступника, а стараются лишь взыскать съ него извѣстное матеріальное вознагражденіе въ пользу потерпѣвшаго, какъ бы за самое обыкновенное имущественное правонарушеніе; когда же власти берутся за преслѣдованіе преступниковъ, то населеніе ничѣмъ не пренебрегаетъ для сокрытія слѣдовъ преступленія, причемъ на судѣ и слѣдствіи прибѣгаетъ даже къ лжесвидѣтельству. При этомъ щедро сыплются на несчастныхъ кавказцевъ упреки въ дикости нравовъ, въ фанатическомъ отношеніи къ иновѣрцамъ, и въ отсутствіи склонности къ мирной жизни. Но всѣ эти доводы, имѣющіе внѣшній видъ правдоподобія, при ближайшемъ разсмотрѣніи, вовсе не выдерживаютъ строгой критики. Въ самомъ дѣлѣ, если и но настоящее время въ кавказскихъ горахъ существуетъ обычай денежной компенсаціи но уголовнымъ дѣламъ, то онъ не имѣетъ, да и не имѣлъ, кажется, раньше, значенія простого возстановленія нарушенныхъ имущественныхъ правъ, а игралъ роль штрафа, взыскиваемаго въ нѣсколько разъ большемъ размѣрѣ противъ понесенныхъ отъ преступленія убытковъ. Такъ, напримѣръ, по осетинскимъ обычаямъ, обличенный въ воровствѣ платилъ за уворованную вещь втрое и даже въ-семеро противъ того, что вещь уворованная стоила. Тотъ же принципъ прочно установленъ въ адатахъ (обычаяхъ) и у всѣхъ остальныхъ горцевъ. Эта усиленная матеріальная компенсація у послѣднихъ, вообще не отличающихся матеріальнымъ благосостояніемъ и обиліемъ денежныхъ знаковъ, является не менѣе сильнымъ для нихъ наказаніемъ, чѣмъ можетъ быть, нѣкоторыя установленныя европейскими кодексами наказанія, сопряженныя съ физическими страданіями (каторжныя работы и пр.), но не особенно трудно переносимыя людьми, такъ богато одаренными физически, какъ горцы. Кромѣ того, у горцевъ существовало наказаніе и въ другой формѣ; такъ, напримѣръ, въ видѣ убійства изъ мести, въ видѣ ссылки, членовредительства, и пр.
Такою же внѣшнею правдоподобностью отличается и другая ссылка, — ссылка на лжесвидѣтельство, распространенность котораго будто доказываетъ отсутствіе у кавказцевъ пониманія преступности. Олухи объ этомъ, дѣйствительно существующемъ на Кавказѣ печальномъ явленіи — крайне преувеличены. Всякая ошибка переводчика (а ихъ бываетъ очень много, вслѣдствіе его невѣжества) считается намѣренно извращеннымъ свидѣтельскимъ показаніемъ; всякая неудачная догадка полиціи при разслѣдованіи преступленія даетъ поводъ подозрѣвать, что населеніе всякими способами способствуетъ ея неудачѣ. Какъ свято почиталось населеніемъ всякое показаніе на судѣ, доказываетъ существованіе у него такъ-называемой очистительной присяги: достаточно было подсудимому присягнуть предъ судьями въ своей невиновности, чтобъ онъ былъ оправданъ; ложное свидѣтельство на судѣ наказывается, у горцевъ, напримѣръ, также строго, какъ воровство, и уличенный въ лжесвидѣтельствѣ удовлетворяетъ потерпѣвшаго тѣмъ, чѣмъ долженъ бы былъ удовлетворить обвиненный имъ человѣкъ; или, по адатамъ горцевъ кумыкскаго округа, напримѣръ, уличенный въ лжеприсягѣ подвергался ссылкѣ на одинъ годъ въ Георгіевскъ и, кромѣ того, его имя оглашалось въ главныхъ мечетяхъ во всеуслышаніе народа и записывалось въ заведенные для этого дѣла списки, хранящіеся при мечетяхъ. Мы, однако, не думаемъ вовсе отрицать сильной распространенности на Кавказѣ лжесвидѣтельства. Но при этомъ не нужно забывать, во-первыхъ, о томъ общемъ всему человѣчеству явленіи, которое замѣчено Спенсеромъ въ отношеніи индусовъ, въ книгѣ: «Развитіе политическихъ учрежденій», а именно, что даже тѣ народи, которые отличались особою правдивостью, нерѣдко практиковали притворство относительно пришлаго элемента (европейцевъ), коль скоро вступали съ нимъ въ торговыя сношенія (стр. 7); и во-вторыхъ, что лжесвидѣтельство въ настоящее время въ кавказскихъ судахъ является часто, вслѣдствіе убѣжденія свидѣтеля въ несоотвѣтствіи мѣръ наказаній, находящихся въ распоряженія властей, со степенью преступности подсудимаго. Этой же послѣдней причиной можно объяснить и всякое иное стремленіе мѣстнаго населенія къ укрывательству преступниковъ. При большемъ согласованіи русскихъ уголовныхъ законовъ съ понятіями кавказскаго населенія о разныхъ видахъ преступленія и наказанія, при существованіи, наконецъ, на Кавказѣ суда присяжныхъ, — это печальное явленіе, вѣроятно, было бы распространено тамъ значительно менѣе.
Признавать мотивомъ крупныхъ преступленій на Кавказѣ фанатизмъ мусульманскаго населенія также не имѣетъ основанія. Центральный статистическій комитетъ въ своемъ органѣ «Кавказскій календарь» (за 1885 г.) замѣчаетъ, что жертвами преступленій, совершаемыхъ мусульманами, являются, главнымъ образомъ сами же мусульмане. Кромѣ того, мы не помнимъ случая въ кавказской уголовной хроникѣ, чтобы какое-либо преступленіе было вызвано ненавистью мусульманъ къ христіанскому или другому иновѣрческому населенію[4]. Если же въ «дѣлахъ», иногда оффиціально и заявлялось о такомъ мотивѣ преступленія, то, при дальнѣйшемъ разслѣдованіи, оказывалось, что мотивъ этотъ служитъ лишь маской хищническимъ инстинктамъ преступниковъ; такъ было, напримѣръ, въ 1873 г., въ елизаветпольской губерніи, въ сел. Хачмазъ, гдѣ при ограбленіи татарами евреевъ, послѣднихъ они неосновательно обвиняли въ похищеніи ихъ мальчика, съ цѣлью будто смѣшать его кровь съ тѣстомъ для праздничнаго хлѣба. Крупныя столкновенія русскихъ рабочихъ съ татарскими лавочниками, происходившія въ Баку, нѣсколько лѣтъ назадъ, во время праздниковъ, какъ свидѣтельствуютъ очевидца, которыхъ неоднократно приходилось лично разспрашивать пишущему эти строки, и какъ это хорошо извѣстно мѣстному обществу, были вызваны на религіозною нетерпимостью православныхъ къ «басурманамъ», или обратно, а лишь циничными выходками двухъ-трехъ ловеласовъ изъ лавочниковъ противъ русскихъ женщинъ, пришедшихъ къ нимъ за покупками. Это-то и подало поводъ вмѣшаться въ дѣло праздной толпѣ рабочихъ, находившихся въ то время, по случаю праздниковъ, подъ сильнымъ, вліяніемъ Бахуса. Да и откуда взяться мусульманскому фанатизму на Кавказѣ, когда мѣстное христіанское населеніе отличается традиціонною вѣротерпимостью, и въ томъ же духѣ дѣйствуютъ здѣсь оффиціальные представители господствующей, церкви.
Довольно краснорѣчивымъ опроверженіемъ вышеупомянутаго мнѣнія относительно особенно сильной склонности кавказцевъ къ преступленіямъ могутъ служить нижеприводимыя цифры, заимствуемыя нами изъ оффиціальныхъ источниковъ (изъ «Кавк. календаря» и «Сводовъ статистическихъ свѣденій по дѣламъ уголовнымъ, производившимся въ 1879 г.»), и свидѣтельствующія о незначительности разницы, существующей въ отношеніи численности преступленій между Кавказомъ и другими мѣстностями Россіи. Одно крупное преступленіе, подсудное окружному суду, въ ереванской губерніи, напримѣръ, приходится на 484 человѣка; въ дагестанской — на 423 чел.; а въ округѣ петербургской судебной палаты одно такое же преступленіе приходится на 344 человѣка; въ одесскомъ округѣ — да 416 чел., въ казанскомъ — на 450. Судя по этимъ цифрамъ, въ Эриванской губерніи степень преступности въ населеніи ниже, чѣмъ въ округахъ: казанскомъ, одесскомъ и, въ особенности, петербургскомъ, а въ дагестанской области нравственность выше, чѣмъ въ одесскомъ и петербургскомъ округахъ[5]. Лишь въ округахъ саратовской, московской и, харьковской судебныхъ палатъ преступность нѣсколько слабѣе, чѣмъ въ вышеозначенныхъ мѣстностяхъ Кавказа, а именно: въ нервомъ округѣ одно преступленіе въ годъ приходится на 486 человѣкъ, во второмъ — на 514, и въ третьемъ — на 558. Даже тѣ мѣстности Кавказа, которыя отличаются наибольшею своею преступностью, какъ елизаветпольская и тифлисская губерніи, по численности преступленій, въ нихъ совершаемыхъ, не сильно превзошли петербургскій округъ, въ которомъ, калъ уже было выше сказано, въ годъ одно преступленіе приходится на 344 человѣка; въ губерніи же елизаветольской — на 315, и въ тифлисской — на 322 чед. Такимъ образомъ, степень вообще преступности, если о ней судить по числу крупныхъ происшествй, — въ тѣхъ мѣстностяхъ Россія, въ которыхъ живетъ безусловно мирное населеніе, и на воинственномъ Кавказѣ, оказывается почти одинаковой. Если же преступность на Кавказѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-либо, даетъ себя чувствовать, такъ это, какъ выше было упомянуто, вслѣдствіе обилія тамъ преступленій квалифицированныхъ, направленныхъ въ одно и тоже время и противъ собственности и противъ личности. Преступленія же, направленныя исключительно противъ собственности, напротивъ, значительно сильнѣе распространены въ другихъ судебныхъ округахъ, чѣмъ въ кавказскомъ. Кражи въ елизаветпольской губерніи составляютъ лишь 15 %; а въ центральныхъ округахъ — 57 %, и въ варшавскомъ округѣ — 58 %. Еще большая разница, въ томъ же направленія, замѣтна въ преступленіяхъ болѣе жди менѣе замысловатыхъ. Мошенничество въ елизаветпольской губерніи составляетъ лишь — 0,1 %, между тѣмъ, какъ въ центральныхъ округахъ это же преступленіе составляетъ 1 %, а въ варшавскомъ округѣ — 1,04 %.
Это, впрочемъ, вполнѣ понятно съ точка зрѣнія законовъ нравственной статистики. Въ сферѣ уголовныхъ правонарушеній законъ компенсаціи играетъ не малую роль. Съ теченіемъ времени преступленія, дѣлаясь все менѣе тяжкими, увеличиваются въ числѣ; преступленія противъ личности встрѣчаются все рѣже и рѣже, преступленіи же противъ собственности усиливаются. Скученность населенія въ большихъ городахъ и дороговизна жизни, нѣтъ сомнѣнія, создаютъ почву, особенно благопріятную для преступленій послѣдняго порядка. Съ другой стороны, усиленная заботливость о благосостояніи потомства предупреждаетъ переполненіе страны и экономическія бѣдствія, но увеличиваетъ въ то же время число преступленій противъ нравственности[6]. По наблюденіямъ профессора Ферри, за періодъ съ 1826 по 1876 годы, во Франція замѣчается антагонизмъ въ возрастаніи и уменьшеніи по годамъ между числомъ преступленій противъ нравственности, съ одной стороны и числомъ кражъ — съ другой. Вообще же образованіе — орудіе обоюдоострое; оно, открывая дорогу ко всему доброму, вмѣстѣ съ тѣмъ даетъ возможность нравственно испорченнымъ личностямъ совершать ш тонкія преступленія, какъ, подлога, шантажѣ, которыя нерѣдко, причиняютъ потерпѣвшему сильныя страданія и доводятъ его до самоубійства. Съ другой стороны, быстро распространившееся знаніе легко возбуждаетъ въ впечатлительныхъ личностяхъ несоразмѣрное стремленіе, потребности, удовлетворить которыя въ данной средѣ нѣтъ никакой возможности. Въ такихъ случаяхъ замѣчается особая наклонность къ самоубійству, явленіе, имѣющее характеръ преступности.
Какъ бы однако ни была мала разница въ численности преступленій, совершаемыхъ въ населеніи неразвитою, съ одной стороны, и въ населеніи, уже цивилизованномъ — съ другой, нельзя отрицать того положенія, что въ первомъ случаѣ преступность проявляется съ большею жестокостью, чѣмъ во второмъ. Въ нервомъ случаѣ преступная води выражается въ открытомъ насиліи, производимомъ крайне грубо, неразсчетливо, съ большею опасностью не только для цѣлости всего имущества находящагося на мѣстѣ преступленія, но и для жизни всякаго случайнаго очевидца преступленія, будь онъ хозяинъ того имущества или совершенно постороннее лицо — все равно. Уменьшить это зло можно посредствомъ распространенія среди кавказцевъ образованія, что, казалось бы не особенно трудно, потому что ни въ стремленіи ихъ къ этому благу, ни въ способности ихъ къ достиженію его сомнѣваться ни въ какомъ случаѣ нельзя. Но потому, несмотря на это, народныя массы остаются здѣсь до сихъ поръ въ невѣжествѣ, — вопросъ не исключительно кавказскій, а общерусскій, и мы поэтому, его здѣсь не будемъ касаться, тѣмъ болѣе, что онъ прямого отношенія въ предмету настоящей статью не имѣетъ, да эта и завело бы насъ слишкомъ далеко.
III.
правитьНа характеръ преступности, кромѣ степени умственнаго развитія, имѣетъ большое вліяніе, какъ извѣстно, и матеріальное благосостояніе. Итальянскій профессоръ — криминалистъ Ферри, одинъ изъ самыхъ видныхъ представителей новой уголовно-антропологической школы, въ ряду факторовъ, вызывающихъ преступность, первое мѣсто отводитъ неудовлетворительному экономическому положенію народныхъ массъ, и какъ на средства, "способныя снасти общество отъ развитія преступности, указываетъ на такія мѣры, какъ напримѣръ, свободная эмиграція, уравненіе податей и налоговъ, публичныя работы въ годы экономическихъ бѣдствій, полная запѣва звонкой монетой кредитныхъ балетовъ (средство затруднить поддѣлку денегъ), разумное устройство фабрикъ, ограниченіе числа рабочихъ часовъ несовершеннолѣтнихъ (средство уменьшить преступленія противъ нравственности), сооруженіе дешевыхъ жилищъ для рабочихъ, общества взаимнаго страхованія и проч.
И на Кавказѣ неудовлетворенность нѣкоторыхъ экономическихъ интересовъ является единственнымъ мотивомъ многихъ и многихъ преступленій. Имущественная необезпеченность пограничныхъ съ Турціею и Персіею жителей пріучаетъ послѣднихъ быть всегда на готовѣ для самообороны и саморасправы съ бродячими у границъ шайками. Неразмежеванность имѣній и неопредѣленность вообще поземельныхъ правъ, а также отсутствіе правильнаго орошенія, какъ выше было упомянуто, нерѣдко являются поводомъ къ кровавымъ драмамъ, которымъ завязкой обыкновенно служитъ самый ординарный и иногда совершенно пустой поземельный споръ, а развязкой — драка, кончающаяся нерѣдко убійствами и пораненіями. Такимъ-то образомъ, лица, вся прикосновенность которыхъ къ суду должна бы была ограничиваться лишь, подачею искового прошенія, попадаютъ нерѣдко на скамью подсудимыхъ, въ качествѣ разбойниковъ и убійцъ.
Вліяніе экономическаго склада жизни на характеръ преступности на Кавказѣ выражается между прочимъ и въ особомъ развитіи въ этомъ краѣ конокрадства и скотокрадства вообще, а также въ склонности кочевыхъ обществъ къ разбоямъ и грабежамъ. Преступленія перваго рода на Кавказѣ распространены, вслѣдствіе особеннаго развитія тамъ скотоводства и вслѣдствіе той легкости, съ какой преступленія его вообще совершаются: скрыть скотину хозяину ея гораздо труднѣе, чѣмъ вору; хозяинъ не можетъ защитить ее съ такимъ же удобствомъ, какъ какое бы то ни было другое движимое имущество; а вору, напротивъ, скрыть краденое нерѣдко помогаетъ самый же предметъ кражи: воръ скачетъ на краденой лошади за границу, въ Персію или Турцію, а вскорѣ затѣмъ смѣло можетъ явиться домой съ нею же, съ лошадью, если она не имѣетъ какихъ-либо особыхъ признаковъ, по которымъ хозяинъ могъ бы доказать свое право на нее.
Скотоводство же пріучаетъ мирныхъ, осѣдлыхъ жителей Кавказа въ безпокойной кочевой жизни. Лѣтомъ они стада свои пасутъ на горнихъ высотахъ, чуть ли не у полосы вѣчнаго снѣга и въ тундрахъ, а осенью спускаются на равнину, гдѣ остаются впредь до наступленія весны и затѣмъ снова поднимаются на горы, убѣгая отъ жаровъ и засухи низменныхъ мѣстностей. Лицѣ, живущихъ такою кочевою или полукочевою жизнью, вообще на Кавказѣ немного; такъ, въ эриванской губернія, гдѣ кочевая жизнь наиболѣе развита; число кочующихъ еле достигаетъ 7.000 душъ обоего пола; что не составляетъ и 1½ % общей численности населенія губерніи. Не смотря однако на это, наиболѣе опаснымъ для спокойствія края, элементомъ являются именно кочевыя общества, преступность которыхъ поощряется какъ трудностью ихъ преслѣдованія со стороны мирныхъ жителей, такъ и тою злобою противъ осѣдлыхъ обществъ, которая возникаехъ вслѣдствіе того, что эти послѣднія безжалостно опустошаютъ ихъ зимовники, во время ихъ кочевки въ горы. Каковы бы однако ни были причины необузданности кочевникамъ, несомнѣнно, что они являются настоящими enfants terribles мѣстнаго населенія, и какъ французъ ищетъ въ каждомъ преступленіи женщину; такъ кавказецъ при каждомъ разбойничьемъ, нападеніи вспоминаетъ кочевника. Вотъ въ какомъ видѣ представляются подвиги этого бродячаго населенія; по разсказу одного мѣстнаго изслѣдователя[7].
"Кочевняки безпощадно потравляютъ всѣ встрѣчающіеся имъ по дорогѣ пастбища, выгоны и даже посѣвы мѣстныхъ крестьянъ. Этого мало: отличаясь хищническою натурою; кочевники безъ стѣсненія уносятъ скошенный хлѣбъ, уводятъ скотину изъ стадъ или изъ конюшенъ, воруютъ сѣно, домашнія вещи, однимъ словомъ, все, что попадается имъ подъ руку. Осѣдлые поселяне обыкновенно не косятъ хлѣбовъ до ухода кочевниковъ; иначе имъ пришлось бы свозить съ поля хлѣба въ самый день покоса, такъ какъ чобанкира (кочевокъ), пожалуй, не оставятъ вы одного снопа. При такомъ положеніи, хозяева не успѣваютъ до наступленія зимы убрать свои посѣвы, которые за частую пропадаютъ отъ непогоды или необмолоченные остаются въ скирдахъ подъ снѣгомъ до весны слѣдующаго года. Вообще чобанкяры и курды лежатъ тяжелымъ бременемъ на. судьбѣ мѣстныхъ жителей, они настоящій бичъ посѣвовъ и пастбищъ поселянъ, не хуже саранчи иди полевыхъ мышей. Это цѣлая правильно организованная шайка самыхъ безсовѣстныхъ, отъявленныхъ разбойниковъ, которымъ осѣдлый житель не смѣетъ прекословить, изъ опасенія быть зарѣзаннымъ иди обворованнымъ до послѣдней нитки. Съ увѣренностью можно сказать, что чобанкяри и курды для каждаго селенія, находящагося на пути ихъ движенія, обходятся не менѣе 1000 рублей въ годъ.
«Дѣло доходятъ нерѣдко до открытаго грабежа. Нуженъ ли хлѣбъ, сѣно или что другое, кочевникъ идетъ въ какому-нибудь первому селянину и преспокойно проситъ датъ все нужное, не думая и заикаться о вознагражденіи за просяное. Положеніе крестьянъ, живущихъ на пути движенія кочевниковъ, настолько тяжело, что въ концу августа, когда ущелья мало-по-малу освобождаются, наконецъ, отъ огней и шатровъ кочевниковъ, поселяне поздравляютъ другъ друга „съ уходомъ чобанкяръ и курдовъ“, какъ поздравляютъ, обыкновенно, съ новымъ годомъ или свѣтлымъ праздникомъ».
Но какъ уничтожить кочевое состояніе? Вотъ вопросъ, который, какъ видитъ читатель, имѣетъ весьма важное значеніе въ дѣлѣ водворенія гражданственности на Кавказѣ. Если признать кочевую жизнь здѣсь признакомъ первобытнаго состоянія населенія, то, конечно, противъ этого зла бороться крайне трудно. Процессъ перехода отъ номадской жизни къ осѣдлой крайне труденъ, и искусственно его ускорить едва ли есть какая-нибудь возможность. Но дѣло въ томъ, что, зная умственный и нравственный уровень мѣстнаго населенія, въ особенности, христіанской ея части, зная историческіе памятники, свидѣтельствующіе о несомнѣнной культурности его, легко можно заключить, что кочевая жизнь кавказца не вытекаетъ изъ свойства его быта, не составляетъ основной черты его характера; напротивъ, кто знакомъ съ кавказцемъ, тотъ легко замѣтилъ его отвращеніе въ такой жизни и стремленіе въ осѣдлости. Слѣдовательно, есть какія-либо внѣшнія причины, наталкивающія населеніе на несимпатичное ей бродяжничество.
Изъ вышеприведеннаго краткаго описанія кочевой жизни Кавказа, читатель долженъ заключитъ, что къ жизни этой располагаетъ не только скотоводство, но и невыносимые жары, распространяющіе разныя болѣзни и увеличивающіе смертность на низменности, а также засуха, опустошающая пастбищныя и сѣнокосныя мѣста и тѣмъ лишающая населеніе возможности кормить свою чуть ли не единственную кормилицу — скотину. А засуха и жары — результатъ отсутствія правильнаго орошенія и безпощаднаго уничтоженія лѣсовъ. Когда-то, при персидскомъ владычествѣ, здѣсь существовали во множествѣ канавы и производилась правильная ирригація, но теперь противъ безводья не принимается никакихъ серьезныхъ мѣръ, и жители невольно бросаютъ свой домъ со всѣмъ обзаведеніемъ и ищутъ спасенія въ горахъ, въ лѣсной прохладѣ, у изобильно бьющихъ изъ горъ ключей. Слѣдовательно, развитіе орошенія и раціональное веденіе лѣсного хозяйства можетъ повести къ уменьшенію и даже полной ликвидаціи на Кавказѣ кочевокъ цѣлыми обществами.,
Но если даже предположить, что кочевая жизнь на Кавказѣ не есть случайное явленіе, вызываемое вышеуказываемыми внѣшними условіями, а составляетъ природную склонность населенія, то и въ томъ случаѣ нельзя терять надежды на скорое упраздненіе общаго кочеванія. Намъ кажется, что именно сильная наклонность кавказскихъ кочевыхъ обществъ въ преступности и является признакомъ скораго, перехода ихъ въ земледѣльческое, осѣдлое состояніе. Мы приходимъ къ такому заключенію, судя по исторіи другихъ народовъ. Избытокъ населенія въ кочевыхъ племенахъ, неудовлетворяющійся находящимся въ ихъ распоряженіи пастбищами, обыкновенно прежде всего пробуетъ жить разбоями и грабежами, произведенными среди мирнаго, земледѣльческаго населенія, а въ послѣдствіи, будучи сильно отражаемъ этимъ населеніемъ, принуждается такимъ образомъ къ переходу въ земледѣльческое состояніе. Таковъ естественный ходъ развитія кочевыхъ народовъ, и нужно полагать, что та же участь ожидаетъ ихъ и на Кавказѣ, гдѣ къ тому же земли, занимаемыя ими, большею частью вполнѣ годны и для хлѣбопашества. Правительству остается лишь ускорить этотъ процессъ исчезновенія кочевки, посредствомъ развитія ирригаціи, въ которой сильно нуждаются богатѣйшія и плодороднѣйшія поля Кавказа, посредствомъ охраны лѣсовъ отъ безпощаднаго ихъ истребленія и правильно организованной полиціи и суда, для воспрепятствованія бродячимъ обществамъ-шайкамъ подвергать опасности жизнь и имущество мирнаго населенія.
Существуютъ на Кавказѣ еще полукочевыя общества, которыхъ числомъ больше, чѣмъ вполнѣ кочевыхъ. Полукочевыя общества состоятъ изъ семействъ, нѣкоторые члены которыхъ кочуютъ вмѣстѣ со стадами, предоставляя другимъ членамъ оставаться въ зимовникахъ и тамъ заниматься земледѣльческимъ хозяйствомъ. Изъ этого можетъ заключить читатель, что кавказское населеніе, въ силу привычекъ, пріобрѣтенныхъ имъ сообразно роду ч своихъ занятій, должно быть признано вообще очень подвижнымъ и склоннымъ къ эмиграція, чѣмъ и можно объяснить, между прочимъ, и тѣ частыя выселенія съ Кавказа его коренныхъ обитателей въ Персію и главнымъ образомъ въ Турцію, которыя начались преимущественно съ покоренія кавказскихъ горъ. Но мы этимъ, конечно, вовсе не хотимъ сказать, что у горцевъ и у другихъ народностей, эмигрирующихъ отъ насъ, не было бы уважительныхъ мотивовъ къ такимъ переселеніямъ, и что эмиграція составляла бы для нихъ природную потребности, такъ сказать, основное свойство ихъ быта. Напротивъ, необходимо замѣтить, что, какъ и выше было упомянуто, кавказцы вовсе не номады, а осѣдлый народъ, и лишь крайне тяжелыя экономическій условія жизни побуждаютъ ихъ иногда оставлять родной кровъ и родныя поля и бѣжать въ невѣдомую имъ даль, нерѣдко на прямую свою гибель. Извѣстно, наприм., что горцы терской области, по умиротвореніи края, были надѣлены землею въ несравненно меньшей долѣ, чѣмъ рядомъ съ ними казаки. Наибольшее же выселеніе въ Турцію происходило изъ западнаго Кавказа (кубанской области); тамъ горцы выселены были изъ горъ и размѣщены на равнинѣ, гдѣ они терпѣли и терпятъ крайнюю нужду, и, понятно, ихъ никогда не покидаетъ надежда вернуть себѣ счастье, среди своихъ единовѣрцевъ, въ Турціи.
Мы остановились на этомъ обстоятельствѣ, потому что крайняя нужда, гоняющая кавказцевъ съ ихъ родныхъ пепелищъ за границу сильно раздражаетъ ихъ противъ русскаго правительства и превращаетъ въ усердныхъ укрывателей всѣхъ шаекъ, бродящихъ на границѣ: Нѣтъ и не было на Кавказѣ сколько-нибудь значительной разбойничьей шайки, которая бы съ большимъ для себя удобствомъ не скрывалась отъ преслѣдованій нашей полиціи, у пограничныхъ жителей. О многочисленности этихъ хищниковъ можно судить по слѣдующему разсказу, приводимому нами изъ «Сборника свѣденій о Кавказѣ» (т. VII): «Перебираясь черезъ границу цѣлыми массами, они не боятся даже отпора, могущаго встрѣтиться со стороны жителей и кордонной стражи. Шайки, вторгающіяся въ наши пограничные уѣзды, состоятъ всегда изъ нѣсколькихъ десятковъ человѣкъ, такъ что совмѣстныя усилія въ сопротивленію одновременно со стороны нѣсколькихъ деревень не въ состояніи оказывать никакого вліянія на уменьшеніе числа вторженій, и даже казаки кордонной линіи бываютъ иногда вынуждены пассовать предъ ними». Приводя затѣмъ нѣсколько примѣровъ, авторъ изслѣдованія замѣчаетъ: «всѣ вышеприведенные примѣры не единственные въ своемъ родѣ и не выбраны, какъ самые выдающіеся». Впослѣдствіи, послѣ послѣдней восточной войны и присоединенія карсской и батумской областей, эти разбойничьи набѣги на наши границы еще болѣе усилились. Нѣтъ почти ни одного No газеты «Карсъ», въ которомъ не упоминалось бы о грандіозныхъ похожденіяхъ мѣстныхъ Ринальдо-Ринальдиновъ, преспокойно свившихъ себѣ гнѣздо у нашихъ сосѣдей, въ двухъ шагахъ отъ границы; по увѣренію же названной газеты, въ набѣгахъ турецкихъ шаекъ принимаютъ участіе даже лица, состоящія на государственной службѣ.
Впрочемъ, это усиленіе преступности на нашихъ новыхъ границахъ станетъ вполнѣ понятнымъ, если вспомнить, въ какихъ размѣрахъ совершилось выселеніе изъ названныхъ областей въ Турцію ихъ коренного населенія, немедленно по присоединеніи къ Россіи. По оффиціальнымъ даннымъ, изъ 18,500 дымовъ, населявшихъ карскую область при турецкомъ владычествѣ, эмигрировало изъ нея, по присоединеніи ея въ Россіи; до 10,000 дымовъ, что составляетъ почти 100,000 душъ обоего пола. Изъ батумской же области послѣ войны выселилось туда же около 20,000 человѣкъ. Что же заставило эти массы бросить родной домъ и землю, воздѣланную потомъ и кровью ихъ предковъ и идти на прямое разореніе? Конечно, не заманчивыя обѣщанія турецкаго правительства, которымъ никто не вѣрилъ, и не фанатизмъ отдѣльныхъ лицъ. Объявитъ это явленіе оффиціально констатированными причинами мы не имѣемъ возможности. Кавказскою администраціею того времени не были ни изслѣдованы дѣйствительныя причины такого важнаго явленія, ни приняты какія бы то ни было мѣры къ удержанію переселенцевъ на родинѣ. Почему начальство не сочло нужнымъ привязать населеніе вновь завоеваннаго края къ его новому отечеству, а замѣнило это населеніе греками, молоканами и др., какъ болѣе будто благонадежнымъ въ политическомъ отношеніи элементомъ, — намъ, конечно, совершенно неизвѣстно. Неизвѣстно также, имѣла ли мѣстная полиція, отъ выдачи переселенцамъ увольнительныхъ билетовъ, тѣ же выгоды, какія имѣла отъ этой статьи въ отношеніи переселяющихся горцевъ полиція кубанской области. Можемъ лишь безошибочно сказать, что отъ означенной эмиграціи больше всего выиграло наѣзжее чиновничество и купечество, пріобрѣвшія за безцѣнокъ богатѣйшіе участки земли, оставленные эмигрантами. Извѣстно также, что администраціею, въ отношеніи упомянутаго края, были приняты мѣры, которыя свидѣтельствовали о ея желаніи поскорѣе раздѣлаться съ его кореннымъ населеніемъ. Въ числѣ такихъ мѣръ достойны особеннаго вниманія тѣ, когорта принимались въ отношеніи поземельнаго устройства; мѣстное начальство стремилось, во что бы то ни стало, поскорѣе ввести общерусскіе гражданскіе законы, безъ соображенія съ мѣстными поземельными обычаями и порядками; русскіе порядки оказались для мѣстнаго населенія крайне стѣснительными (въ отношеніи, напр., безвозмезднаго пользованія лѣсомъ, бездокументальнаго владѣнія общественными пастбищами и пр.), и экономическое положеніе его сразу ухудшилось. А какъ ревниво преслѣдовала свои цѣли мѣстная администраціи, достаточно упомянуть, что бывшій помощникъ намѣстника счелъ нужнымъ разъяснить въ 1878 году карсскимъ властямъ, что, какова бы ни была важность цѣли (заселеніе края исключительно русскимъ населеніемъ), средства къ ея достиженію должны быть согласны съ достоинствомъ нашего правительства и законами справедливости, и что намъ не подобаетъ прибѣгать въ искусственнымъ мѣрамъ дли понужденія въ переселенію мусульманъ карсской области. Что упоминаемыя здѣсь выраженія: справедливость, достоинство и пр., ни къ чему опредѣленному не обязывали карсскихъ администраторовъ, это доказывалось, во-первыхъ, тѣмъ, что переселеніе въ Турцію не прекращалось и послѣ помянутаго разъясненія, а во-вторыхъ, что судьбами вновь присоединеннаго края посланы были распоряжаться тѣ самые люди, дѣйствія которыхъ не задолго предъ тѣнь, во время послѣдней войны, какъ оказалось по послѣдующимъ оффиціальнымъ разслѣдованіямъ, были признаны дѣяніями уголовнаго свойства.
Указывая на жалкое экономическое положеніе, какъ на главную побудительную причину безпрестанныхъ выселеній съ Кавказа его коренныхъ жителей и слѣдующихъ затѣмъ самыхъ дерзкихъ набѣговъ послѣднихъ на наши границы, мы тѣмъ не менѣе не желаемъ присоединиться въ голосу тѣхъ, которые матеріальныя условія жизни кавказскаго населенія признаютъ чуть не единственнымъ источникомъ всѣхъ, такъ часто проявляющихся въ немъ, преступныхъ наклонностей. Существуетъ, напримѣръ, мнѣніе, что высшее мусульманское сословіе, лишенное при русскомъ владычествѣ всякой власти, неполучившее образованія и преданное бездѣлью, снабжаетъ закулисными руководителями всевозможныя разбойничьи шайка. Но дѣло въ томъ, что мнѣніе это построено скорѣе на предположеніи, чѣмъ на дѣйствительно существующій фактахъ. Въ дѣйствительности, высшее мусульманское сословіе, сплошь состоявшее изъ персидскихъ и турецкихъ чиновниковъ, хотя я потеряло свои должности при русскомъ правительствѣ, но за то это же сословіе сохранило самыя существенныя права, предоставлявшіяся ему прежнею турецкою и персидскою службою, а именно, русскимъ правительствомъ пожалованы ему въ потомственное владѣніе казенныя земли, которыя прежде находились въ его владѣніи не на правѣ полной собственности, а лишь съ цѣлью получать съ нихъ нѣкоторую часть дохода, какъ вознагражденіе за трудъ по государственной службѣ. Кромѣ того, русское правительство многимъ изъ потомковъ персидскихъ и турецкихъ правителей оказывало и оказываетъ то же довѣріе, какимъ они подшивались и при владычествѣ на Кавказѣ, ихъ единовѣрцевъ; туземцамъ на Кавказѣ, хотя и въ меньшей степени, сравнительно съ пріѣзжимъ элементомъ, все же открытъ доступъ для занятія должностей въ арміи, въ судѣ, въ полиціи и въ другихъ сферахъ служебной дѣятельности.
Но если признаніе высшаго сословія собственникомъ находившихся въ его владѣніи казенныхъ земель, было благодѣтельно для этого сословія, то не пострадали ли отъ того поселяне, живущіе на тѣхъ земляхъ, превратившись фактически изъ государственныхъ поселянъ во владѣльческихъ. Многіе, дѣйствительно, такое распоряженіе кн. Воронцова, получившее законное утвержденіе, считаютъ равносильнымъ отдачѣ населенія въ кабалу вновь созданнымъ помѣщикамъ, и этимъ объясняютъ, почему оно, подъ гнетомъ своихъ новыхъ господь, профессіональныхъ разбойниковъ, принуждено заниматься поголовно пристанодержательствомъ и иною болѣе активною преступною дѣятельностью. Этотъ взглядъ кажется намъ такимъ же основательнымъ, какъ и первый. Хотя государственные крестьяне вообще въ Россіи въ поземельномъ отношеніи лучше устроены, чѣмъ бывшіе помѣщичьи, — и поселяне мусульманскихъ провинцій Закавказья, оставаясь и при русскомъ правительствѣ на казенной землѣ, можетъ быть, находились бы въ лучшемъ положеніи, чѣмъ находятся въ настоящее время, когда они отбываютъ повинности частнымъ лицамъ; во несомнѣнно, что ихъ настоящее положеніе не хуже прежняго. Положенія 6 декабря 1846 г., а затѣмъ и 14 мая 1870 г., на основаніи которыхъ совершилось поземельное устройство этихъ поселянъ, сохранили въ ихъ пользованіи всѣ тѣ земли, какія находились у низъ раньше, когда высшее сословіе не считалось еще собственниковъ этихъ земель. А послѣднее изъ вышеупомянутыхъ положеній, составленное примѣнительно къ положенію 19 феврали 1861 г., кромѣ того, освободило поселянъ отъ тѣхъ личныхъ повинностей крѣпостническаго характера, какія они прежде, не смотря на отсутствіе у нихъ крѣпостного права, отбывали владѣльцахъ, какъ служилому сословію, и замѣнило повинности эти ничтожною денежною, подесятинною, платою. Во-вторыхъ, нужно имѣть въ виду какъ размѣръ, такъ и качество земельнаго надѣла названныхъ поселянъ. По размѣру, надѣлъ этотъ, дѣйствительно, уступаетъ надѣлу бывшихъ помѣщичьихъ крестьянъ во внутреннихъ губерніяхъ (первый надѣлъ состоитъ среднимъ числомъ изъ 1—1½ десят. на душу муж. пола), и не всегда превышаетъ земельную собственность даже западно европейскаго крестьянина. Но за то по богатству почвы съ надѣломъ закавказскихъ поселянъ едвали можетъ сравниться какой бы то ни было другой крестьянскій надѣлъ; участокъ закавказскаго поселянина нерѣдко оказывается состоящимъ изъ такъ-называемой чалтычной земли, которая засѣвается ежегодно и, не смотря на это, даетъ весьма высокій урожай (самъ 12 и даже 15) сорочинскаго пшена; на поселянской землѣ здѣсь, кромѣ того, произрастаютъ такія цѣнныя произведенія, какъ хлопокъ, кунжутъ и пр. Правда, выкупное дѣло у кавказскихъ поселянъ поставлено въ менѣе благопріятныя условіи, чѣмъ у временно-обязанныхъ крестьянъ вообще (въ томъ числѣ и у такихъ крестьянъ въ тифлисской и кутаисской губерніяхъ), а именно, оно предоставлено единственно собственнымъ силамъ самихъ поселянъ, безъ оказанія со стороны правительства денежной помощи, и вслѣдствіе этого дѣло выкупа въ мусульманскихъ губерніяхъ, можно сказать, и не начато еще; но, съ другой стороны, едва ли это обстоятельство можетъ особенно тревожить поселянъ названныхъ губерній, такъ какъ они, кромѣ разныхъ преимуществъ предъ временно-обязанными крестьянами, имѣютъ, еще и то преимущество, что отбываютъ за надѣлы относительно незначительную повинность, а именно 1/10 или 4/10 урожая (въ тифлисской и кутаисской губерніяхъ временно-обязанные крестьяне выдѣляютъ въ пользу помѣщика ¼ урожая). Здѣсь, кромѣ того, выкупъ можетъ совершаться и по одному требованію поселянина, хотя бы и противъ воли владѣльца.
Но, къ сожалѣнію, не вездѣ, какъ выше было сказано, поземельное устройство кавказцевъ завершилось такъ выгодно для нихъ, и нѣкоторые горцы, равно какъ и населеніе вновь присоединенныхъ областей, покидая край, вслѣдствіе поземельной безурядицы, и унося съ собой злобу противъ русскихъ порядковъ, мстятъ намъ пристанодержательствомь и разбойничьими набѣгами и служатъ постоянной угрозой для порядка и спокойствія на нашихъ границахъ.
Еще болѣе достойно сожалѣнія, что въ будущемъ не только не обѣщаетъ зло это уменьшиться, а, напротивъ, есть основаніе думать, что оно сильнѣе разрастется. Опасеніе это является невольно въ виду того усердія, съ какимъ извѣстная часть статной печати пропагандируетъ въ послѣднее время мысль о колонизаціи Кавказа кореннымъ русскимъ населеніемъ. Извѣстно, что Закавказье и безъ того страдаетъ крестьянскимъ малоземельемъ, что еще болѣе усиливается стремленіемъ мѣстнаго чиновничества и купечества прибирать къ своимъ рукамъ земли, оставшіяся безъ хозяина при эмиграціи. А тутъ еще газеты приглашаютъ крестьянъ внутреннихъ губерній. Очевидно, что онѣ или вовсе не думаютъ объ участи мѣстнаго населенія, которое въ такомъ, случаѣ осталось бы вовсе безъ земли, или же убѣждены, что ему и не полагается вовсе существовать. Если читатель думаетъ, что такою жестокою для туземцевъ мѣрою предполагается улучшитъ экономическое положеніе русскаго мужика, то горько ошибается. Долголѣтній опытъ доказалъ, что русскій пришлецъ въ Закавказьи почти всегда погибаетъ или отъ того, что. не имѣетъ, да и не можетъ имѣть достаточно средствъ для заведенія въ незнакомой ему средѣ хозяйства; или же, главнымъ образомъ, отъ того, что не переноситъ чуждаго ему климата и другихъ природныхъ условій новой для него мѣстности. Наши публицисты рекомендуютъ замѣну на Кавказѣ мѣстнаго населенія исключительно русскимъ въ виду высшихъ государственныхъ соображеній. Туземцы, по мнѣнію ихъ, не благонадежны въ политическомъ отношеніи, а на окраинахъ нужно имѣть населеніе, вѣрноподданническія чувства котораго не подлежали бы никакому сомнѣнію (см. напр. статьи Шаврова, въ «Руси», 1885 г.). Мы не будемъ здѣсь доказывать всю неосновательность подобныхъ соображеній. Не будемъ напоминать, что мѣстное населеніе давало поводъ сомнѣніямъ въ политическомъ отношеніи лишь тогда, когда мѣстная бюрократія обнаруживала стремленіе къ его обезземеленію. Не будемъ доказывать, что вышеупомянутые публицисты своею мѣрою — выселеніемъ коренного кавказскаго населенія — могли бы достичь противуположныхъ результатовъ, а именно усиленія неблагопріятныхъ для государства элементовъ, а приведемъ лишь изъ газеты «Кавказъ» одинъ оффиціально засвидѣтельствованный случай, — случай, по которому читатель, можетъ составить себѣ ясное понятіе о лицахъ, особенно сильно агитирующихъ въ извѣстной части столичной печати за названную мѣру: «Царицынскій купеческій сынъ Ащиновъ, — читаемъ въ „Кавказѣ“ (№ 268), — человѣкъ предпріимчивый, бойкій, но весьма неразборчивый на средства для достиженія своихъ личныхъ цѣлей, подговоривъ болѣе ста семействъ черниговской и полтавской губерній къ переселенію на Кавказъ, явился въ началѣ 1884 года, въ С.-Петербургъ, въ главнокомандующему гражданскою частью на Кавказѣ съ заявленіемъ о намѣреніи поселить эти семейства за черноморской береговой линіи, образовавъ изъ нихъ какое-то особое казачье войско. Ащинову было объявлено, что правительство не имѣетъ, и не можетъ имѣть, въ виду создавать казачье войско на черноморскомъ побережьи, но что желающіе водвориться тамъ могутъ, по осмотрѣ ходоками свободныхъ земель, водвориться на нихъ съ разрѣшенія мѣстнаго начальства, на общихъ правахъ поселянъ. Ащиновскіе переселенцы, избравшіе землю около Ольгинскаго населенія, явилась безъ всякихъ средствъ къ водворенію, будучи введены въ заблужденіе своимъ предводителемъ о томъ, будто бы правительство снабжаетъ каждую русскую переселенческую семью шестью головами скота и 200—300 руб. пособія. Большая часть переселенцевъ, убѣдившись, вскорѣ по прибытіи въ Сухумъ, въ томъ, что они обмануты Ащиновымъ, возвратилась обратно на родину; осталось же въ Сухумскомъ округѣ всего 44 семьи, которыя и водворились близъ Ольгинскаго, образовавъ поселокъ Полтавскій. Входя въ бѣдственное наложеніе этихъ поселянъ, главноначальствующій оказалъ имъ всевозможныя льготы отпускомъ казеннаго провіанта, двухъ тысячъ рублей на покупку скота и, кромѣ того, денегъ на постройку дороги къ Ольгинскому. Между тѣмъ, Ащиновъ, выдавая себя передъ переселенцами за какого-то атамана новаго казачьяго войска, истратилъ часть полученныхъ имъ для нужды поселенцевъ денегъ и хлѣба, который онъ продалъ торговцамъ въ свою пользу, и продолжалъ заваливать начальство постоянными просьбами о пособіи и жалобами на притѣсненія мѣстныхъ властей. Когда же всѣ мошенничества его обнаружились, и администрація рѣшилась привлечь его къ уголовной отвѣтственности, — Ащиновъ внезапно скрылся изъ Сухума и появился въ Петербургѣ. Тамъ онъ съумѣлъ втереться не только въ редакціи весьма почтенныхъ газетъ, но и къ нѣкоторымъ высокопоставленнымъ лицамъ. Своими разсказами о государственной пользѣ учрежденія „вольнаго казачества“ на Черноморскомъ побережьѣ, о подвигахъ какихъ-то казаковъ, состоящихъ на службѣ у махди, въ Суданѣ, и у царя абиссинскаго, ему удалось возбудить въ себѣ участіе — пока, наконецъ, не обнаружилась вся наглая ложь его розсказней, и этотъ самозванный атаманъ несуществующаго казачества былъ привлеченъ къ уголовной отвѣтственности».
Заканчивая настоящую статью, считаемъ нужнымъ оговориться, что мы не имѣли въ виду всесторонне изслѣдовать почву, на которой кавказскія уголовныя дѣла, все болѣе, безпрерывно изъ года въ годъ, разрастаются. Если читатель, пробѣжавъ шли замѣтки, скептически отнесется къ тѣмъ мѣрахъ, которыя предлагаются для уничтоженія этого зла извѣстною частью печати и которыя находятъ иногда примѣненія со стороны кавказскаго начальства, — то мы достигли вполнѣ своей цѣли, такъ какъ мы здѣсь желали лишь показать, что мѣры строгости вообще, а тѣмъ болѣе строгости неразборчивой, несправедливой, несообразованной съ условіями мѣста и времени, не могутъ залечить одну изъ главнѣйшихъ ранъ Кавказа. Мы желали показать всю неосновательность мнѣнія тѣхъ, которые утверждаютъ, что на окраинѣ этой некогда думать о гражданственномъ развитіи населенія, и все вниманіе должно быть обращено на быстрое, энергичное уничтоженіе преступныхъ наклонностей населенія. Мы желали доказать, что преступныя наклонности эти составляютъ продуктъ гражданскаго неустройства края, и что бороться съ кавказской уголовной безурядицею нужно не военными строгостями, которыя своею неразборчивостью, напротивъ, еще болѣе могутъ увеличить эту безурядицу, а такими нешумными, но болѣе дѣйствительными, мѣрами, какъ упорядоченіе суда и администраціи, распространеніе народнаго образованія, безобидное для мѣстнаго населенія служебное его устройство, возможно скорое завершеніе межеваніи, улучшеніе ирригаціи, охрана лѣсовъ, и т. п.
Тифлись, 1885.
- ↑ Приведенныя здѣсь свѣденія могутъ считаться лишь приблизительно вѣрными, въ виду крайней неполноты статистическихъ данныхъ, помѣщенныхъ въ «Кавказскомъ Календарѣ» и «Сборникѣ свѣденій о Кавказѣ» (т. VIII) изъ которыхъ и заимствуемъ всѣ вышеприведенныя цифры. Въ отношеніи же варшавскаго и центральныхъ судебныхъ округовъ мы пользовались недавно изданными сводами статистическимъ свѣденій по уголовнымъ дѣламъ, производившимся въ 1879 г.
- ↑ Въ то время, когда уже писались эти строки, въ г. Баху случилось происшествіе, по своему характеру напоминающее вышеописанное. У мусульманъ, живущихъ въ этомъ городѣ, существуетъ обычай, каждый годъ въ октябрѣ праздновать такъ называемый «шахъ-сей, вахъ-сей», трауръ по Гусейну. Этотъ трауръ заключается въ цѣломъ рядѣ мистерій, исполняемыхъ какъ въ мечети, такъ и на улицахъ, причемъ нѣкоторые фанатики наносятъ себѣ въ голову раны. Обычай этотъ очевидно изъ тѣхъ, которые желательно, чтобъ или вовсе вывелись, или же Исполнялись безъ какихъ бы то ни было кровавыхъ жертвъ; но достичь этого, конечно, нельзя тѣни мѣрами, какія приняла мѣстная полиція, безусловно воспретившая всякія уличныя процессія. Не смотря на это запрещеніе, на многихъ улицахъ города появились уличныя процессіи, встрѣтившія появленіе полицейскихъ градомъ камней и выстрѣлами. Камни попали въ полиціймейстера и въ его помощника, а выстрѣлами ранены помощникъ пристава и два матроса; со стороны же мусульманъ оказалось десять человѣкъ раненыхъ.
- ↑ См. «Сборникъ свѣденій о Кавказѣ». т. IV.
- ↑ Мы это говоримъ не только на память, но и на основаніи свѣденій, помѣщенныхъ въ «Сборникѣ свѣденій на Кавкавѣ», т. IV и въ «Обзорѣ нечаянныхъ смертныхъ случаевъ, смертоубійствъ и уголовныхъ преступленій», за 1871—77 гт.
- ↑ Необходимо оговорятся, то нижеприведеннымъ цифрамъ нужно придавать значеніе лишь приблизительной вѣроятности, такъ какъ здѣсь рѣчь идетъ о преступленіяхъ, подсудныхъ окружнымъ судамъ, и подсудность этихъ судовъ въ кавказскомъ округѣ немного ограниченнѣе, чѣмъ въ другихъ округахъ, а именно, кавказскіе окружные суда разсматривать дѣла лишь по тѣмъ преступленіямъ, которыя влекутъ за собой лишеніе или ограниченіе правъ, между тѣмъ, какъ въ другихъ округахъ окружнымъ судамъ подсудны и нѣкоторыя, другія уголовныя преступленія, подсудныя на Кавказѣ только мировому суду.
- ↑ См. Журналъ Гражданскаго и Уголовнаго Права. 1888 г. Книга 8.
- ↑ См. издаваемые уполномоченными Министерства Государств. Имуществъ на Кавказѣ «Матеріалы для изученія экономическаго быта государств. крестьянъ Закавказскаго края», т. I, вып. 1. Изсѣдованіе г. Зелинскаго.