Раджа Али-Марданъ и женщина-змѣя
правитьРазъ могущественный царь Али-Марданъ, правитель Кашмира, охотился у береговъ озера Даль. Оставивъ въ сторонѣ приближенныхъ, онъ остановился у самаго озера и залюбовался на гладкую серебристую поверхность, которая блестящею пеленою раскинулась отъ подножія горъ до царственнаго города Сринагара. Вдругъ гдѣ-то вблизи послышались рыданія… Царь обернулся и увидѣлъ подъ деревомъ горько плачущую дѣвушку чудной красоты. Онъ тотчасъ же подошелъ къ ней, ласково взялъ ее за руку и сталъ распрашивать кто она такая и какъ попала одна въ такое дикое мѣсто.
«О, повелитель!» отвѣчала она сквозь слезы: «я рабыня грознаго Сына Неба (Китайскаго императора). Я гуляла по цвѣтникамъ его обширныхъ садовъ и заблудилась. Какъ я вышла оттуда — не помню и какъ очутилась здѣсь — не знаю, но, конечно, мнѣ такъ и придется умирать здѣсь: я такъ устала и такъ страшно голодна!»
Царь увидѣлъ подъ деревомъ дѣвушку чудной красоты.
«О нѣтъ, прекрасная дѣва! Умереть тебѣ не придется разъ Али-Марданъ можетъ спасти тебя», воскликнулъ Царь, очарованный красотою дѣвушки. Онъ тотчасъ же подалъ знакъ приближеннымъ и велѣлъ проводить ее со всевозможною осторожностью въ свой лѣтній дворецъ въ садахъ Шалимара. Тамъ, среди пышныхъ цвѣтниковъ, день и ночь журчали фонтаны, освѣжая алмазною росою благоухающій дернъ; тамъ, надъ мраморными коллонадами, склонялись нѣжныя вѣтви, отягченныя плодами; тамъ солнце сверкало какъ то ярче и птицы щебетали нѣжнѣе. И вотъ въ этомъ то земномъ раю поселился Али-Марданъ съ чужеземною красавицею и, глядя въ черные очи ея, забылъ весь міръ, забылъ все, кромѣ ея чудной красоты. Такъ жили они нѣкоторое время. Все цвѣло и благоухало вокругъ нихъ и красавица съ каждымъ днемъ становилась все прекраснѣе и веселѣе, но Али-Марданъ не былъ счастливъ. Словно тяжелый камень лежалъ у него на сердцѣ; лицо его приняло странный бѣловатый оттѣнокъ, а взглядъ становился неподвижнымъ, словно каменнымъ.
Проходилъ разъ мимо ограды сада слуга одного святого отшельника. Онъ возвращался отъ священнаго озера Гангабала, что лежитъ на снѣжной вершинѣ горы Гарамукъ и несъ оттуда сосудъ съ водою своему господину. Каждый годъ направлялся онъ такимъ образомъ къ священному озеру, но ни разу еще не пришлось ему проходить мимо садовъ Шалимара. Изъ-за высокой ограды виднѣлись верхушки фонтановъ; они сверкались и переливались какъ снопы солнечныхъ лучей. Слуга захотѣлъ поближе разсмотрѣть красивое зрѣлище.
Одна минута и онъ перелѣзъ черезъ стѣну и очутился въ саду. Онъ бродилъ какъ очарованный среди цвѣтниковъ, съ восторгомъ вдыхая въ себя опьяняющій ароматъ, прислушиваясь къ журчанью и плеску воды. Наконецъ, онъ страшно усталъ, сѣлъ подъ деревомъ и крѣпко заснулъ.
Царь въ это время проходилъ по саду. Онъ замѣтилъ распростертаго на землѣ человѣка и увидѣлъ, что онъ крѣпко держитъ что-то въ правой рукѣ. Али-Марданъ осторожно разжалъ пальцы спящаго и нашелъ крошечный ящичекъ, а въ немъ какую-то благовонную мазь.
Онъ еще разглядывалъ ее, когда спящій проснулся и, не чувствуя въ рукѣ ящичка, началъ громко стонать. Али-Марданъ подошелъ къ нему, показалъ коробочку и обѣщалъ отдать ее, если тотъ чистосердечно объяснитъ въ чемъ дѣло.
«Великій государь!» сказалъ слуга, «эта коробочка принадлежитъ моему господину, святому отшельнику. Въ ней хранится мазь, обладающая многими волшебными свойствами. Она охраняетъ меня отъ всякаго зла и даетъ возможность сокращать разстояніе. Мой господинъ живетъ далеко, далеко отсюда, но, благодаря мази, я въ нѣсколько дней дохожу до священнаго озера и наполняю тамъ свой сосудъ, такъ что у господина моего всегда есть запасъ священной влаги».
«Скажи мнѣ правду! Дѣйствительно ли господинъ твой такой святой человѣкъ? Дѣйствительно ли можетъ онъ творить чудеса».
— О, царь! Онъ дѣйствительно святой человѣкъ. Нѣтъ для него ничего скрытаго на землѣ".
Царь почувствовалъ вдругъ непреодолимое желаніе видѣть святого старца. Вмѣсто того, чтобъ отдать коробку слугѣ, онъ положилъ ее въ карманъ и сказалъ: «Иди къ господину своему и скажи ему, что царь Али-Марданъ завладѣлъ волшебною мазью и не отдастъ ее пока старецъ самъ не явится за нею». Онъ надѣялся, что отшельникъ будетъ такимъ образомъ принужденъ явиться къ нему.
Долго шелъ слуга. Съ помощью мази онъ пробѣгалъ это разстояніе въ нѣсколько дней, а теперь ему пришлось идти болѣе двухъ лѣтъ. Наконецъ онъ предсталъ передъ господиномъ, бросился къ ногамъ его и повѣдалъ ему все. Отшельникъ разсердился, но дѣлать было нечего. Ему трудно было обойтись безъ волшебной мази и онъ тот-часъ же снарядился въ путь ко двору Али-Мардана.
Царь встрѣтилъ его съ большими почестями и тотчасъ же возвратилъ ему коробку съ волшебною мазью.
Отшельникъ пристально взглянулъ на царя и царь тот-часъ же почувствовалъ странное облегченіе. Онъ далъ знакъ приближеннымъ удалиться.
--«Скажи мнѣ, о царь!» спросилъ отшельникъ, когда они остались одни, «отчего лицо твое покрыто такою блѣдностью, отчего взоръ твой холодитъ какъ камень? Давно ли это такъ? Откройся мнѣ. Ты былъ ласковъ со мною, можетъ быть мнѣ удастся сдѣлать что- нибудь для тебя».
Царь понурилъ голову, но ничего не отвѣтилъ.
«Откройся мнѣ!» настаивалъ отшельникъ. «Не завладѣла ли сердцемъ твоимъ чужая женщина?»
Тогда Али-Марданъ заговорилъ и чѣмъ больше онъ говорилъ, тѣмъ легче становилось у него на душѣ Онъ разсказалъ отшельнику какъ охотился въ лѣсу, какъ нашелъ тамъ прекрасную рабыню Китайскаго императора, какъ привезъ ее въ свой дворецъ.
«Это не рабыня императора, это не женщина», твердо сказалъ отшельникъ, «это коварная ламія — страшная двухсотлѣтняя змѣя, которая обладаетъ свойствомъ превращаться въ женщину. Она губитъ всѣхъ съ кѣмъ имѣетъ дѣло; она погубитъ тебя, царь, погубитъ и все твое царство!»
Царь Али-Марданъ гнѣвно сверкнулъ очами; онъ безумно любилъ чужеземку и не могъ допустить мысли, чтобъ подъ ея волшебною красою крылась отвратительная змѣя.
Отшельникъ упорно стоялъ на своемъ и царь, наконецъ, обѣщалъ сообразоваться съ его указаніями, но прежде всего провѣрить насколько справедливы слова старца.
Къ вечеру того же дня онъ приказалъ приготовить къ ужину лепешки изъ риса двухъ сортовъ: однѣ съ солью, другія съ сахаромъ и уложить ихъ на блюдѣ такъ, чтобъ съ одной стороны приходились соленыя, съ другой сладкія.
…Царь ясно увидѣлъ, какъ отвратительная скользкая змѣя, извиваясь, блеснула по полу и скрылась за дверью…
Когда царь по обыкновенію сѣлъ ужинать съ женою за одно блюдо, онъ повернулъ къ ней блюдо съ соленой стороны. Красавица начала есть, и нашла лепешки очень солеными, но такъ какъ царь ѣлъ и ничего не говорилъ, она побоялась разсердить его и продолжала ѣсть молча.
Когда они пошли спать, царь, помня наставленія старца, скоро притворился спящимъ. Красавица же не могла спать: ее томила страшная жажда послѣ соленыхъ лепешекъ, а въ комнатѣ не было не капли воды; выйти же она боялась, такъ какъ женщина- змѣя, выходя ночью, должна принять свой настоящій видъ. Долго крѣпилась она, наконецъ не выдержала и, убѣдившись, что супругъ спитъ, проворно соскочила съ постели… Въ ту же минуту царь ясно увидѣлъ, какъ отвратительная скользкая змѣя извиваясь блеснула по полу и скрылась за дверью. Царь неслышно пошелъ за нею. Онъ видѣлъ, какъ она останавливалась по дорогѣ у каждаго фонтана, чтобъ глотнуть воды, какъ она дошла наконецъ до озера, какъ жадно стала пить изъ него, а затѣмъ погрузилась въ прохладныя волны и стала купаться.
Царь въ ужасѣ вернулся домой и молилъ отшельника избавить его оть опасной очаровательницы, такъ какъ самъ не въ силахъ былъ предпринять что-либо противъ нея. Отшельникъ обѣщалъ помочь, но лишь подъ условіемъ. чтобъ царь безпрекословно повиновался ему. Онъ приказалъ изготовить печь изъ ста различныхъ металловъ. сплавленныхъ вмѣстѣ, къ печи придѣлать крѣпкую заслонку и тяжелый замокъ. Печь поставили въ тѣнистомъ углу сада и крѣпко приковали къ землѣ желѣзными цѣпями.
Когда все было готово, царь сказалъ женщинѣ-змѣѣ: «Сердце мое! Пойдемъ, исчезнемъ съ тобою на весь день въ саду! И обѣдъ тамъ сами себѣ сготовимъ!»
Она, ничего не подозрѣвая, согласилась. И они долго гуляли по саду, смѣялись и шутили; а когда проголодались принялись за работу и стали готовить себѣ обѣдъ.
Раджа затопилъ печь и сталъ мѣсить тѣсто, но дѣло не спорилось у него въ рукахъ и онъ попросилъ красавицу помочь ему испечь хлѣбъ. Она сначала отказалась, говоря, что терпѣть не можетъ стоять у огня, но когда царь упрекнулъ ее, что она вѣрно не любитъ его, если не хочетъ исполнить его желанія, она нехотя согласилась и понесла сажать хлѣбъ въ печку.
Но не успѣла она нагнуться надъ устьемъ печки, какъ отшельникъ, подстерегавщій ее, толкнулъ ее въ огонь, захлопнулъ дверцу и крѣпко-накрѣпко завернулъ замокъ.
Бѣшено закрутилась и завертѣлась въ огнѣ огромная змѣя… Неистовые скачки ее такъ потрясали печь, что, не будь крѣпкихъ цѣпей, печь, конечно, съ змѣею вмѣстѣ вылетѣла бы изъ сада! Но вырваться изъ печи змѣя не могла: отшельникъ крѣпко держалъ ее могучими заклинаніями. Такъ прошло нѣсколько часовъ; наконецъ все смолкло; внутри печи все успокоилось.
Отшельникъ подождалъ пока печь остынетъ и открылъ заслонку. Женщина-змѣя исчезла безъ слѣда; лишь въ одномъ углу оказалась куча золы, а въ ней маленькій круглый камень. Старецъ подалъ его царю: «Возьми, о царь! Это вещество — сущность женщины- змѣи. Все, до чего бы ни коснуться этимъ камнемъ, превращается въ золото».
Царь нѣсколько минутъ задумчиво смотрѣлъ на камень. «Нѣтъ, святой отецъ», твердо сказалъ онъ: «не хочу я этого камня: жизнь человѣка ничто передъ такимъ сокровищемъ! Сколько зависти, распрей и крови повлечетъ за собою обладаніе имъ!»
И онъ взялъ волшебный камень и унесъ его далеко оттуда, и тамъ бросилъ въ глубокую рѣку, чтобъ не могъ онъ сѣять вражды и раздора между людьми.