Рабочій классъ и буржуазная революція.
(1 декабря 1904. № 79).
править
22 ноября въ первый разъ сообщено на столбцахъ легальной печати принятое на легальномъ собраніи («банкетъ представителей интеллигентныхъ профессій въ С.-Петербургѣ», въ количествѣ 676 чел.) требованіе «немедленнаго созыва учредительнаго собраніяизъ представителей всего населенія Россійскаго государства», требованіе, которое, будучи нѣкогда выставлено въ письмѣ Исполнит. Ком. Народной Воли Александру III, было — первою изъ нынѣ дѣйствующихъ политическихъ партій — введено въ свою программу партіей россійскаго пролетаріата, въ противовѣсъ, такъ легко прикрывавшей собой славянофильскія мечтанія, стереотипной формулѣ «земскаго собора». Выдвинутая нашей партіей формула революціоннаго преобразованія существующаго режима становится, воистину, популярнымъ требованіемъ, и этотъ фактъ можетъ служить симптомомъ того поівтическаго вліянія, которое уже можетъ оказывать русская соціалдемократія на ходъ буржуазное революція.
Революція! Это слово у многихъ на устахъ въ эти яркіе дни всеобщаго политическаго возбужденія; но многіе ли могутъ сказать, что оно у нихъ не только на устахъ?
Воспитанное въ эпоху политическаго маразма, характеризующаго западно европейское общество послѣдней четверти XIX вѣка, ваше поколѣніе «забыло» о другихъ формахъ побѣды развивающагося буржуазнаго строя надъ старымъ государственнымъ порядкомъ, чѣмъ тѣ формы политическаго компромисса, которыми для Германіи и Австріи — нашихъ ближайшихъ сосѣдокъ — окончился процессъ ихъ буржуазной «европеизаціи». По мѣрѣ того, какъ на «западѣ» буржуазная революція становилась «забытымъ оловомъ» юности увядающаго класса, а мечта о близкой «соціальной революціи» на востокѣ разбивалась о дѣйствительность россійскаго капитализма, — въ русской прогрессивной интеллигенціи все больше укрѣплялась увѣренность, что оословно-бюрократичеокій абсолютизмъ нашихъ дней, «мирно» или подъ вліяніемъ натиска сннэу, смѣнится болѣе или менѣе «австрійскимъ» видомъ приспособленнаго къ нуждамъ буржуазнаго общества государственнаго порядка.
Время буржуазныхъ революцій миновало, да здравствуетъ революція народна я! — говорилъ семидесятникъ, мечтая перескочить изъ абсолютизма въ «царство труда». Время буржуазныхъ революцій миновало, да здравствуетъ буржуазная реформа! говоритъ современный русскій демократъ.
Дѣйствительность, казалось, оправдывала этотъ отказъ отъ революціи. Мощная сила мірового капиталистическаго развитія властно диктовала правящимъ классамъ отсталыхъ «восточныхъ» странъ необходимость преобразованія на европейскій ладъ главныхъ функцій общественной организаціи — иначе этимъ странамъ грозилъ полный упадокъ. «Добровольное» приспособленіе государственныхъ и правовыхъ учрежденій къ потребностямъ капитализма казалось для нихъ естественнымъ и неизбѣжнымъ результатомъ воздѣйствія могущественнаго всемірно-капиталистическаго организма на новыя страны, а тихое политическое прозябаніе основаннаго на этомъ компромиссѣ конгломерата новыхъ и старыхъ соціальныхъ силъ — тѣмъ удѣломъ, который ждетъ эти страны — падчерицы исторіи — вплоть до момента міровой пролетарской революціи. И въ то же самое время общества «новыхъ странъ», стихійно стремящіяся сбросить съ себя сословно-абсолютистскія цѣпи, окутывала все болѣе и болѣе пустая атмосфера идейно политической реакціи, несшаяся изъ того самаго «запада», который своимъ экономическимъ движеніемъ революціонировалъ общественную структуру «востока». Эта реакціонная атмосфера заражала обоими міазмами и нарождавшіяся соціальныя силы нашего воотока. Въ этихъ міазмахъ гибла зародыши истинно-революціонныхъ проявленій буржуазной эмансипація въ Россія, прежде чѣмъ успѣвали развиться въ дѣйствительно освободительное историческое движеніе.
Но эти именно обстоятельства — идейное вліяніе буржуазной реакціи, дѣлавшей зажившійся у себя на родинѣ абсолютизмъ, въ качествѣ ея «послѣдняго оплота», политической необходимостью, и обусловленный той же реакціей сдавленный и безъидейный характеръ эмансипаціонныхъ стремленій русской буржуазіи — эти же обстоятельства отсрочивали все дальше и дальше наступленіе того момента, когда сознаніе неизбѣжной ликвидаціи своего собственнаго неограниченнаго господства должно было овладѣть самими представителями этого режима. Опираясь на западно-европейскую буржуазную реакцію и безъ особаго труда справляясь съ собственной оппозиціей, абсолютизмъ могъ откладывать, казалось, до безконечности уплату по предъявленному ему исторіей векселю. Но именно потому, что онъ могъ ее отсрочивать, задача, безъ разрѣшенія которой Россія не могла спастись отъ полнаго упадка, становилась все сложнѣе и запутаннѣе. Чудовищное несоотвѣтствіе между правовой формой и содержаніемъ соціальнымъ требовало, для сохраненія политическаго равновѣсія, такихъ средствъ, которыя своими неизбѣжными послѣдствіями дѣлали все болѣе утопичной мысль о «мирномъ» преобразованіи государственнаго режима. Каждая новая отсрочка накопляла новыя противорѣчія, требовавшія радикальныхъ реформъ, посягающихъ на привилегіи и коренные интереоы правящей клики. Реформа сверху становится все болѣе невѣроятной, революціонное преобразованіе снизу — все болѣе необходимымъ, какъ единственное рѣшеніе запутаннаго вопроса.
Въ то же время исторія создавала общественную силу, способную выйти изъ того тѣснаго круга, въ которомъ заключено было политическое движеніе слишкомъ поздно явившейся русской буржуазіи. Въ нѣдрахъ неспособнаго къ революціонному самоосвобожденію отъ абсолютизма буржуазнаго общества назрѣвали новаго типа соціальныя противорѣчія — пролетаріатъ начиналъ свою классовую борьбу. Его политическое развитіе не сдавливалось идейными вліяніями европейской буржуазной реакціи; напротивъ, міровая пролетарская борьба противъ этой реакціи несла ему революціонные импульсы. Въ русской дѣйствительности оказывалась на лицо сила, способная, безъ оглядки назадъ, проникнуться, какъ классъ, тѣмъ революціоннымъ самозабвеніемъ, безъ котораго немыслима активная роль въ коренномъ общественномъ переворотѣ; сила, способная неуклонно толкать впередъ все общественное движеніе и активно революціонизировать общественную атмосферу. Всякій знаетъ, какъ русскій рабочій классъ выполнилъ эту роль въ теченіе послѣдняго десятилѣтія, какъ, въ ходѣ его классоваго движенія и подъ его вліяніемъ, постоянно разстраивалось политическое и соціальное равновѣсіе существующаго порядка и складывались въ политическія партіи неоформленныя массы создаваемыхъ процессомъ общественнаго развитія антагонистовъ абсолютизма. Рабочее движеніе клиномъ врѣзалось въ русскую политическую дѣйствительность, необычайно расширяя площадь враждебнаго соприкосновенія интересовъ современнаго буржуазнаго общества съ сословно-бюрократическимъ государствомъ и обостряя ихъ конфликты, заставляя самодержавіе усиливать агрессивный, т. е. антибуржуазный, антикультурный характеръ своей консервативной политики и побуждая либерально-демократическую буржуазію стремиться расширить содержаніе своего движенія до размѣровъ задачи народнаго освобожденія. Самый характеръ реакціонной политики вынуждалъ къ этому либерально-демократическую буржуазію, противъ которой — какъ и противъ всѣхъ прогрессивныхъ общественныхъ силъ — абсолютизмъ въ послѣдніе годы тщился мобилизовать самыя широкія массы пребывающихъ въ темнотѣ соціальныхъ «низовъ». Знаменательная «зубатовская» манифестація 19-го февраля 1902 г. въ Москвѣ, кишиневско-гомельскіе эксперименты антисемитовъ, одесская всеобщая стачка (въ ея первой стадіи) и, наконецъ, патріотическія манифестаціи начала нынѣшняго года должны были ясно показать всѣмъ и каждому, что вопросъ о политическомъ будущемъ Росоіи уже не можетъ рѣшаться безъ участія народныхъ массъ, что, слѣдовательно, сторонники общественнаго прогресса не могутъ разсчитывать на благопріятный исходъ своихъ попытокъ, если не сумѣютъ развить свое маленькое либеральное дѣло до размѣра національной политическойзадачи въ серьезномъ смыслѣ этого слова. И запутавшееся, въ ходѣ борьбы съ революціонной «крамолой», въ сѣтяхъ своей собственной политики, правительство словно умышленно спѣшило навязать своему либеральному врагу этотъ революціонный выводъ. Наступилъ японскій разгромъ и лозунгъ — «не реформы, а реформа» отмѣтилъ въ либеральномъ «обществѣ» первый проблескъ сознанія того маленькаго факта, что и на «востокѣ» исторія движется порою «окачками».
Буржуазная революція стала возможной переспективой для Россіи потому, что еще въ нѣдрахъ сословно-полицейскаго строя въ ней зародилось враждебное буржуазіи классовое движеніе пролетаріата.
Оппозиціонная буржуазія вступаетъ въ медовый мѣсяцъ своего революціоннаго опьяненія, когда демократы сознаютъ себя соціалистами, либералы — демократами, слабохарактерные представители бюрократія — либералами, крамольные реформисты — революціонерами. Въ этомъ, только еще начинающемся, хаосѣ «всеобщаго братанія» какъ не потерять голову трезвому, разсудительному сыну «упадочной эпохи», «идеалисту» въ философіи и «реалисту» въ политикѣ, человѣку съ «фаустовскими» стремленіями въ груди и вагнеровской степенностью въ поступкахъ, словомъ, редактору-издателю «Освобожденія».
Возражая своему единомышленнику, г-ну Nemo, желающему убѣдить г. Струве въ необходимости для конституціоналистовъ «расширить предѣлы освободительнаго движенія», выставивъ на своемъ знамени всеобщее избирательное право, — редакторъ «Освобожденія» (№ 58) увѣряетъ, что г. Nemo «ломится въ открытую дверь», ибо «освобожденцы» уже усвоили себѣ «необходимость энергичной борьбы за демократическій характеръ политической реформы Россіи». Но «демократическій характеръ политической реформы» — это, казалось бы, для современной Россіи означаетъ полную, всестороннюю, послѣдовательную буржуазную революцію, — народовластіе на мѣсто сословно-бюрократическаго полицейскаго государства? Но нѣтъ! Для г. Струве вопросъ стоитъ иначе. Не довести до ея логическаго конца буржуазную революцію желаетъ онъ, а наиболѣе вѣрнымъ способомъ остановить ее на полпути. Не развить до положеннаго имъ исторіей предѣла революціонную энергію общественныхъ силъ, подлежащихъ политическому руководству «либерально-демократической партіи», а обозначить напередъ предѣльный пунктъ ихъ развитія; аппелирэвать не къ неумолимой логикѣ историческаго развитія, а въ логикѣ нынѣшнихъ «господъ жизни», къ ихъ политическому разсчету. «При самодержавіи, — говоритъ г. Струве, — Россія находится въ состояніи скрытой… но разростающейся вглубь и вширь хронической революціи, которая неизбѣжно перейдетъ въ острую форму, если не будетъ предпринята крупная реформа. Мленькая конституція можетъ или, вѣрнѣе, должна сейчасъ же породить дальнѣйшее политическое движеніе, которое, въ случаѣ упорства правящихъ классовъ, неизбѣжно приведетъ къ большой революціи… Для русской монархіи своевременный и открытый компромиссъ съ демократическимъ конституціонализмомъ есть прямо таки вопросъ существованія».
Буржуазный мыслителъ не можетъ не попытаться заткнуть всѣ дыры созданнаго его представленіемъ общественнаго мірозданія своимъ «идеалистическимъ» колпакомъ («если бы въ современной русской монархіи выдвинулся крупный, дальновидный реформаторъ, онъ»… и т. д.); навѣки развращенный двойной школой оппортунизма — берипггейніанствомъ и «идеализмомъ» — онъ не былъ бы вѣренъ самому себѣ, еслибы не потщился запрудить могучій потокъ историческаго движенія самыми противоестественными изъ «своевременныхъ и открытыхъ компромиссовъ»; онъ не былъ бы рабомъ выпестованнаго имъ дѣтища — союза земцевъ съ демократіей, — еслибы не жаждалъ такой «большой» конституціи, которая вернула бы ему былую увѣренность въ невозможности самой маленькой революціи. Но — hic Rhodus, hic salta! — говоритъ идеологу буржуазіи современная русская дѣйствительность. Съ народомъ или противъ него? или, — что тоже, — за революцію или противъ нея, выбора нѣтъ, и если сегодня даже Струве видитъ, что слишкомъ поздно мечтать о «безболѣзненномъ» переходѣ отъ русскаго абсолютизма къ австрійской олигархіи, то завтрв даже Гейдены должны будутъ понять всю утопичность надежды на переходъ въ «бисмарковской демократіи». Ибо ничто иное, какъ уродливый германскій полуабсолютизмъ, механически соединенный со всеобщимъ избирательнымъ правомъ, представляетъ собою тотъ «своевременный компромиссъ», который грезится нынѣ музѣ «Освобожденія»: только въ такой формѣ можетъ реализироваться сосуществованіе нынѣ господствующихъ реакціонныхъ силъ съ конституціонными правами всего народа. И это — идеалъ вождя нашей «либерально-демократической партіи»! Это предѣлъ, который онъ пытается поставить оовободительному движенію представляемаго имъ класса! Странное, но знаменательное ослѣпленіе: г. Струве позабылъ, что именно этотъ «своевременный компромиссъ» въ Германіи, если и отсрочилъ «большую революцію» до того момента, когда пролетаріатъ одинъ сможетъ ее совершить противъ всего буржуазнаго общества, то онъ же, прежде всего, похоронилъ буржуазную демократію какъ таковую… Нечего и говорить, что намѣчаемый г. Струве новый «компромиссъ» не разрѣшитъ тѣхъ общественныхъ задачъ, которыя исторія накопила во дню ликвидаціи стараго строя и въ выполненіи которыхъ заключается сущность предстоящей «реформы». Онъ не можетъ удовлетворить самыхъ жгучихъ потребностей народныхъ массъ, а, слѣдовртельно, не остановитъ «дальнѣйшаго политическаго движенія». Онъ не разрѣшитъ вопроса о «сверхштатномъ», съ точеи зрѣнія законовъ буржуазнаго общества, голоданіи и вымираніи русскаго крестьянства, онъ не разрубитъ Гордіева узла національныхъ вопросовъ, онъ не вмансипируетъ окончательно «иновѣрное» населеніе отъ средневѣковой православной церкви. И, прежде всего, онъ, этотъ компромиссъ, разобьется о сознательную борьбу русскаго пролетаріата.
Главный двигатель и центральная фигура надвигающейся буржуазной революціи, русскій пролетаріатъ не можетъ, — если бы даже «захотѣлъ», если бы его даже убѣдили недальновидные вожди, — остановиться на полдорогѣ въ дѣлѣ историческаго разрушенія «до буржуазныхъ» формъ общежитія. Онъ не можетъ допустить никакого «своевременнаго компромисса» между историческимъ прошлымъ и вылупляющимся будущимъ, потому что всякій такой компромиссъ будетъ оплаченъ имъ, потому что всякій такой компромиссъ будетъ совершенъ на счетъ его политическихъ правъ или сверхсмѣтныхъ матеріальныхъ лишеній. Гонимый впередъ развитіемъ историческаго процесса, онъ не можетъ остановиться въ ломкѣ существующаго на томъ пунктѣ, гдѣ того бы хотѣла та или другая фракція оппозиціонной буржуазіи: потому что всякая такая остановка для него, несущаго главное бремя разрушительной работы, означаетъ шагъ назадъ по направленію къ полному безправію и матеріальному вырожденію. Силой вещей пролетаріатъ толкается къ противодѣйствію всякимъ попыткамъ остановить революціонное развитіе, и когда это стихійное противодѣйствіе не озаряется отчетливымъ сознаніемъ своихъ историческихъ задачъ, оно неизбѣжно выливается въ революціонную утопію, въ попытку обойти путь историческаго движенія, въ попытку предъявить буржуазной революціи невыполнимыя для нея требованія. Но если развитіе классовой борьбы русскаго пролетаріата сдѣлало возможной въ Россіи буржуазную революцію, то развитіе его классовой) оамооознанія и его организація вокругъ соціалдемократическаго знамени сдѣлали маловѣроятнымъ для него этотъ трагическій исходъ его борьбы противъ измѣнническихъ попытокъ буржуазіи предать дѣло своей собственной революціи. Подъ руководствомъ соціалдемократіи, руоскій пролетаріатъ отстоитъ дѣло буржуазной революціи отъ всякихъ попытокъ погубить его «своевременными компромиссами». Воздѣйствуя на буржуазную оппозицію силой своего вліянія на народныя массы, силой своей сплоченности и самостоятельностью своей политической позиціи, сознательный пролетаріатъ, группируя вокругъ себя въ своихъ политическихъ выступленіяхъ всѣ, въ данный моментъ еще не удовлетворенные соціальные влементы и, подчиняя ихъ своему руководству, тѣмъ самымъ двигаетъ впередъ развитіе буржуазной «реформы» за предѣлы, которые ей ставятся и будутъ еще ставиться вкуоившими отъ древа познанія ранними провозвѣстниками будущихъ измѣнъ либеральной демократіи. Соціальныя силы, которымъ предстоитъ сыграть активную роль въ предстоящемъ преобразованіи, еще только начинаютъ выходить на политическую арену, драма буржуазной революціи еще только начинаетъ развертываться, почти не слышно крестьянства, молчатъ милліоны сектантовъ, слабы голоса задавленныхъ національностей. Только дѣйствительно революціонная программа внесетъ единство и планомѣрность въ процессъ пробужденія этихъ стихій. И эту программу, которая не можетъ не быть программой полнаго всесторонняго и поолѣдовательнаго развитія буржуазной революціи, дастъ соціалистическій пролетаріатъ. Во имя этой программы, онъ будетъ толкать впередъ буржуазное общество въ цѣломъ въ его борьбѣ съ абсолютизмомъ, во имя ея онъ будетъ раскалывать это общество всякій разъ, какъ тѣ или иныя его фракціи, найдя удовлетвореніе своимъ частнымъ интересамъ въ томъ или иномъ «своевременномъ компромиссѣ», будутъ въ своей политикѣ идти въ раврѣзъ съ общими интересами буржуазнаго развитія.
Во имя этой революціонной программы, пролетаріатъ сегодня выдвигаетъ требованіе прекращенія войны и созыва всенароднаго учредительнаго собранія. Подхватываемыя широкой оппозиціонной массой, навязываемыя ею ея умѣреннымъ вождямъ, эти требованія уже оыграли видную роль въ дѣлѣ обобщенія революціонной борьбы противъ абсолютизма, въ дѣлѣ углубленія пропасти между нимъ и его врагами.
Мы уже добились того, что противъ всенароднаго характера учредительнаго собранія никто изъ буржуазной оппозиціи не рѣшается открыто выступить; мы постараемся добиться и того, чтобы вся она сочла необходимымъ поддержать его. И въ дальнѣйшемъ развитія событій пролетаріатъ съумѣегь провести свою революціонную линію. Прекращеніе войны и созывъ учредительнаго собранія закончатъ пролегъ революціи. Послѣдовательная, сверху до низу, демократизація государственнаго строя, осуществляющая самодержавіе народа и полноту гражданскихъ свободъ индивидуума; коренная ломка аграрныхъ отношеній, наносящая смертельный ударъ кабальнымъ порядкамъ и «первенствующему сословію»; революціонно-демократическое рѣшеніе «національныхъ вопросовъ», — по этой линіи будетъ направлять общественное преобразованіе сознательный пролетаріатъ. И на этомъ пути онъ смететъ, какъ бутафорокую ветошь, жалкія поотройки «своевременныхъ компромиссовъ».