П. И. Вейнберг (Дорошевич)/ДО
| П. И. Вейнбергъ |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Собраніе сочиненій. Томъ IV. Литераторы и общественные дѣятели. — М.: Товарищество И. Д. Сытина, 1905. — С. 76. |
Сегодня у литературы праздникъ.
Большой и рѣдкій.
50-лѣтній юбилей, — юбилей одного изъ самыхъ почтенныхъ, изъ самыхъ заслуженныхъ писателей.
И П. И. Вейнбергъ, проснувшись сегодня, вѣроятно, почувствуетъ себя нѣсколько странно.
Литературный юбилей, и ему не нужно хлопотать.
— Странно!
Въ первый разъ въ его жизни случается такое удивительное происшествіе!
Много мы видали юбилеевъ. Всякихъ! Но литературнаго юбилея, котораго не устраивалъ бы П. И. Вейнбергъ, до сегодняшняго дня еще не видѣлъ никто.
Такое небывалое, необыкновенное и изъ ряда вонъ выходящее событіе объясняется только однимъ:
— Сегодня его собственный юбилей.
О, великая мачеха — Литература!
Гдѣ-то тамъ, высоко-высоко, куда доносятся только орлы, возсѣдаешь ты въ сіяньи немеркнущей славы на тронѣ своемъ, окруженная твоими слугами, воинами, приближенными.
Какъ къ сказочной королевѣ, труденъ къ тебѣ путь.
Труденъ путь тому, кто хотѣлъ бы приблизиться къ твоему трону, съ благоговѣніемъ преклонить колѣни и коснуться устами твоей руки прекрасной и благостной.
Внизу стоитъ толпа.
И смотритъ.
Одни думаютъ:
— Только ужъ больно она высоко куда-то взобралась!
Другіе полагаютъ:
— Ишь храмина! На самой дорогѣ! Еще выстроили бы что путное. Фабрику. Или другое что, полезное.
И эта толпа смотритъ на тѣхъ, кто идетъ, взбирается, карабкается наверхъ.
И разражается радостнымъ хохотомъ, когда кто-нибудь сорвался.
— Туда же.
Люди, не написавшіе въ жизни ни строчки, потѣшаются, что человѣкъ написалъ нѣсколько неудачныхъ строкъ.
Людямъ, у которыхъ ни разу въ головѣ не явилось ни одной мысли, кричатъ:
— Смотрите, ему пришла въ голову неудачная мысль!
Дни величайшаго литературнаго торжества для публики, это — когда прославленный поэтъ обмолвился неудачнымъ стихомъ, хорошій романистъ напишетъ слабый романъ, великій мыслитель выскажетъ ошибочную мысль.
Тогда у публики настоящій литературный праздникъ.
— А? что!!!
И всякаго, кто оступится, кто сорвется, скатится внизъ, истерзанный, окровавленный, толпа встрѣчаетъ улюлюканьемъ, свистомъ, ругательствами, травлей.
Словно онъ совершилъ великое преступленіе тѣмъ, что хотѣлъ приблизиться къ тебѣ, великая, святая мачеха-Литература.
А тѣ, кто взобрался наверхъ? А тѣ, кто мужественно прошелъ полпути?
Толпа говоритъ:
— Что жъ! Они и должны. На то у нихъ и талантъ!
Мрачно, сурово и сумрачно въ лагерѣ твоемъ.
Только стоны раненыхъ слышны оттуда.
Ни трубъ ни литавръ въ честь побѣдителей.
Это было несправедливо, прекрасная королева!
Добрая и свѣтлая, ты ясными очами взглянула на старыхъ закаленныхъ бойцовъ.
— Хочу, чтобъ было свѣтло и радостно въ чертогѣ моемъ!
Пусть не одни пораженья оглашаются печальнымъ и протяжнымъ звукомъ трубъ. Пусть празднуются и побѣды.
Не однѣ печальныя тризны надъ могилами павшихъ. Пусть пѣнятся кубки въ честь живыхъ, въ честь побѣдителей.
И среди своихъ приближенныхъ ты выбрала стараго воина.
Закаленнаго въ бояхъ, покрытаго ранами. Ранами покрывавшаго многихъ.
Славнаго бойца, ходившаго въ далекія страны и приводившаго оттуда къ намъ толпы плѣнницъ: прекрасныя мысли съ огненными глазами, убранные цвѣтами стихи, полную красоты, граціи, пластики прозу.
Отличнаго пѣвца прекрасныхъ пѣсенъ.
И сказала ему владычица думъ и сердецъ:
— Будь моимъ церемоніймейстеромъ. И пусть клики радости и веселья, клики побѣды несутся надъ лагеремъ моихъ воиновъ, моихъ бойцовъ.
И въ лагерѣ сумрачномъ и суровомъ закипѣли пиры въ дни торжества, и зазвенѣло громкое смѣлое слово, и запѣлъ звучный, ликующій стихъ.
И эти клики мужество вливали въ сердца бойцовъ.
И смѣлѣй и бодрѣй смотрѣли воины впередъ
И послѣ пира шли въ бой, среди лязга мечей, вспоминая побѣдныя пѣсни.
И сказала королева своему церемоніймейстеру:
— Ты былъ изъ первыхъ въ бою и на пиру. Я хочу, чтобы вспомнили всѣ битвы и пиры на пиру въ честь тебя.
И кликнула кличъ среди бойцовъ.
И радостно откликнулись всѣ.
И пиромъ веселымъ и шумнымъ почтили воина и пѣвца, перваго въ бояхъ и на пирахъ.